Фестиваль Власов Сергей
– Это вам, уважаемая Светлана Михайловна Соколова, – сказал он, преподнося даме цветы.
Пока их везли в гостиницу, Ваня успел рассказать своей спутнице о том, как, будучи на военной службе, однажды оказался в Ленинграде в двухдневной командировке. Пытаясь выяснить телефон своего бывшего сослуживца, он тогда обратился в городскую службу 09 с просьбой о содействии. На что телефонистка заметила, что для отыскания в огромном городе человека с простой русской фамилией Комаров и таким же незатейливым именем Дмитрий требуется еще масса дополнительных сведений, как то: отчество, год рождения и желательно – домашний адрес с указанием индекса. Ничего этого Ваня не знал, и поэтому девушка на коммутаторе после коротких извинений отключилась. Райлян попробовал еще раз, потом еще. Он пообщался, наверное, со всеми телефонистками городского узла и везде слышал одно и то же: «По таким скудным данным, как ваши, телефонов не даем». Только последнюю представительницу департамента связи удалось разжалобить слезной историей о посылке со скоропортящимися продуктами с Дальнего Востока. «Молодой человек, – сказала она тогда, – у меня по списку пятьдесят два Дмитрия Комарова с пятьюдесятью двумя телефонами. Какой вам продиктовать?» – «Давайте под номером два», – сказал тогда Иван и угадал.
Дозвонившись до приятеля и договорившись с ним о будущей встрече, счастливый Ваня вышагивал по Невскому проспекту, до конца еще не веря в счастливый случай, только что происшедший с ним. Ближе к вечеру он разговорился с миловидной девушкой, стоящей на остановке в ожидании автобуса. Райлян что-то спросил, девушка – ответила. Потом они немного поболтали, покурили, и Ваня пригласил ее в кафетерий. За чашкой кофе, между восторгами по поводу архитектурных ансамблей города и доброжелательности и сердечности ленинградцев, Иван поинтересовался местом ее работы. «Я работаю на городской АТС, – ответила незнакомка. – Работа в основном скучная. Одно и то же изо дня в день. Но вот, например, сегодня у нас на станции было весело: весь день звонил какой-то сумасшедший и требовал выдать ему телефон приятеля, ничего не зная о нем, кроме имени и фамилии…»
– Сумасшедшим был ты?
– А как ты думаешь?
– Находясь с тобой рядом, я скоро перестану удивляться самым невероятным вещам и явлениям.
– Тебе же Сергей Сергеевич рассказывал о флюктуации. Так вот, я могу полностью подтвердить его слова.
– Слушай, а все же, почему Бизневский оказался в поезде?
– Понятия не имею.
– Ну, ты же уходил куда-то звонить, что-то выяснял.
– Саныч – птица очень высокого полета, и навести справки о нем или его местонахождении в какой-то момент времени за полчаса, и тем более из поезда, – задача из разряда невыполнимых. Если честно, я звонил Владимиру Владимировичу.
– А ты не заметил, куда наш фестивальный спонсор отправился после того, как вышел из вагона?
– Нет, но я попросил узнать об этом нашего друга.
– Володю? Ну, и правильно. А вообще-то у меня сейчас такое необычное состояние. Ощущение во всем организме полной гармонии. Чувствую, ждет меня удача, успех!
– Сам по себе успех прийти не может, он является следствием и продолжением добрых дел. Поэтому, девушка, пока вы молоды и энергичны, не уставайте делать добро!
Экскурсия по Фонтанке не произвела на Свету должного впечатления, зато Эрмитаж поразил размерами, обилием имен и полотен мирового значения. В отличие от подруги Иван Григорь евич бывал здесь не раз и поэтому кое-где пытался брать на себя функции экскурсовода.
– Хм… Интересно, мне один знакомый художник как-то подарил свою картину, – вдруг сказала Светлана, с удивлением рассматривая портрет мужчины, принадлежащий кисти Диего Риверы. – Так вот, она удивительно напоминает… Нет, не напоминает, она просто точь-в-точь копия вот этой. Ну, проходимец…
– Передрал, значит.
– Выходит, так.
– По возвращении в Москву я разберусь с этим мастером низкопробного плагиата. Он больше не сможет обманывать простодушных дурочек.
Внезапно девушка напряглась и сделала шаг в сторону, пытаясь рассмотреть получше среди толпы посетителей музея, как ей показалось, хорошо знакомую фигуру.
– Это он!
– Кто? – не понял Иван.
– Если в поезде встречу с ним можно было объяснить обычной случайностью, то появление нашего друга в Эрмитаже говорит о том, что это, скорее, закономерность. – Она бесцеремонно отодвинула рукой мешающую ей наблюдать даму и невозмутимо закончила: – Ты спрашиваешь, кто? Угадай с одного раза.
– Опять Саныч! Слушай, я пойду объяснюсь с ним. Ежу понятно – он нас преследует, но зачем?
– Может, у него крыша поехала. Или он в меня влюбился.
– Вряд ли. Для того чтобы стать дураком, он слишком прагматичен, а по поводу второго предположения – ты для него, извини, слишком проста и незатейлива.
– Да? А ты, в таком случае, хам трамвайный!
– Почему трамвайный-то?
– Потому что до троллейбусного не дотягиваешь.
– Но я же вследствие твоих качеств от тебя не отказываюсь.
– Чтобы отказаться от чего-то, это надо иметь. Боюсь, у вас, Иван Григорьевич, с правами на меня будут большие проблемы.
Ваня покраснел и примирительно, уже серьезным тоном торжественно заявил:
– Я не чураюсь трудностей. – Он по привычке потрогал свою правую подмышку, на секунду вспомнил о пропавших деньгах и, убедившись, что пистолет в кобуре, быстро зашагал в сторону притаившегося соглядатая.
Бизневский спокойно стоял возле небольшой бронзовой скульптуры и внимательно водил пальцем по ее неровной, отдающей холодом и некоторой безаппеляционностью ребристой поверхности.
– Сан Саныч, какая встреча!
Бизнесмен отвел глаза в сторону и вяло поприветствовал Ивана, после чего поинтересовался целью его визита в Питер.
– Да так… С фестивалем пока особой запарки нет, вот и решил проветриться, – пояснил Ваня. – А вы наверняка сюда по делам?
– Да. В некотором роде… Основу моего бизнеса составляет внешнеэкономическая деятельность, а иностранцы, как известно, просто без ума от Санкт-Петербурга. Вот я и подумал о необходимости создания здесь небольшого филиала моей корпорации.
– Ну что ж… Дело хорошее. Если понадобится какая-нибудь помощь, мой номер – двести тридцать три в гостинице «Прибалтийская».
– Я знаю, – грустно улыбнулся Бизневский. – Извините, мне пора. Всего доброго.
Иван вернулся к Светлане и в двух словах рассказал о состоявшемся обмене мнениями.
– Пока тебя не было, появился Володя, а потом опять куда-то растворился. А-а, нет… вон он идет.
– Друзья, прошу вас, особо не усердствуйте в процессе осмотра Эрмитажа, иначе у вас не останется сил на другие мероприятия, – подойдя ближе, предупредил Владимир Владимирович. – Между прочим, вы сегодня приглашены на ужин к одному из отцов города, ближайшему соратнику главного механизатора приватизации – Валерию Степановичу Горлодерову. Встреча эта ни к чему не обязывает. Так, для общего развития. – Он посмотрел на часы. – Гуляйте, отдыхайте. Времени у вас вагон и маленькая тележка. Я заеду в гостиницу за вами в 17.00. Так, вроде все сказал… Да, особо не наряжайтесь – ужин состоится за городом, на одной из специально оборудованных для подобных встреч государственных дач.
– А у меня с собой никаких нарядов и нет, – грустно заметила Светлана.
– А у меня их вообще нет. Ни здесь, ни в Москве, – радостно пояснил Иван Григорьевич.
– Тем лучше. – Владимир Владимирович раскланялся. – Тем лучше.
Выйдя из музея, Райлян с девушкой решили забежать в небольшой ресторанчик – немного перекусить.
Заведение находилось на шумной многолюдной улице, название которой молодые люди не знали, и, скорее всего, поэтому свободных мест в нем не оказалось. Они хотели было уже искать другое пристанище, но тут сидевшая неподалеку пара стала рассчитываться с официантом, что могло означать только одно: через пять минут путешественники станут счастливыми обладателями двух внушительных массивных стульев.
Через некоторое время в ресторан ввалилась сутулая фигура человека в надвинутой набекрень кепке, с нескромным взглядом и полной уверенностью в собственной исключительности.
Пока человек потреблял алкоголь у барной стойки, матеря все на свете, в том числе и себя, официанты принесли откуда-то с кухни специальное раскладное кресло и, даже не спросив у Райляна со спутницей разрешения, придвинули его к их столику. Только после уже совершенного действия один из них пояснил:
– Извините, пожалуйста, я к вам вот товарища подсажу. Ничего не поделаешь – постоянный клиент. К тому же достаточно влиятельный и много пьющий.
– Я заметил, что просто влиятельные люди пьют мало, а вот достаточно влиятельные… – попытался отшутиться Иван Григорьевич.
– Что-о?! – прорычал клиент в кепке, усаживаясь в кресло.
В эту секунду у Вани появилось нестерпимое желание дать ему в ухо, но суперагент сдержался. Он отпил из высокого бокала немного минеральной воды и строго спросил:
– Ты откуда, товарищ? Уж не из большого ли дома, с Литейного, четыре?
– Ну… – удивленно икнул незнакомец. – А как ты догадался?
– По твоей роже. Да и орешь слишком часто.
– А ты откуда?
Райлян наклонился к его уху и уверенным тоном пояснил:
– А я – из центрального аппарата, с Лубянки.
Человек внимательно посмотрел на него, затем уважительно приподнял кепку и на полтона ниже попросил:
– Тогда покажи центровую ксиву.
– Друг, ты не забывайся. Субординацию еще никто не отменял. Сначала ты продемонстрируй.
– Понял, – неожиданно согласился мужчина. Он достал из нагрудного кармана пиджака красное удостоверение с гербом и, вскочив, щелкнул каблуками и представился: – Майор госбезопасности Соловьев. Теперь ваша очередь.
Ваня не стал изучать краснокожий документ, он опять приблизил свой волевой подбородок к ушной раковине коллеги и нравоучительно произнес:
– Запомни, сынок, настоящий чекист свою ксиву никогда и никому в распивочных не показывает!
Мужчина некоторое время сидел как оплеванный. Потом встал, заплатил по своему и райляновскому счету и, извинившись, моментально исчез.
Глава двадцать шестая
Каким бы бардаком ни казалась нам, россиянам, наша удивительная жизнь – она целиком и полностью именно наша и ничья больше, и этим все сказано.
Партия коммунистов рухнула из-за отвратительной кадровой политики: лучшие люди страны выпадали из полноценной общественной жизни вследствие несовпадения своих позиций с официальной, своих прогрессивных точек зрения – с точкой зрения правящей партии.
Западная же цивилизация не способна на прогрессивные действия априори. В ней тон всегда задавало и задает не лучшее, а самое хитрое и жадное, а ее массовая культура из кожи вон лезет – помогает апологетам бездарности тащить на себе дырявое знамя меркантильного быдла в дорогих смокингах все дальше и дальше по пути так называемого прогресса.
Избирай, покупай и плати налоги – мыслители цивилизациям ограниченных умов не нужны! Валерий Степанович Горлодеров мечтал именно о таком обществе.
Лицо городского чиновника обычно поражало людей, видевших его впервые. Вытаращенные светло-карие глаза смотрели на них прожигающими насквозь двумя гиперболоидными лучами, толстые мясистые губы что-то постоянно шептали, а узкий лоб со сросшимися бровями сразу предупреждал незнакомцев о том, что не построена еще на белом свете та стена – включая и Великую Китайскую, которую бы он не смог прошибить с первого раза. Хозяин представительской дачи казался каким-то серым, в нем полностью отсутствовали любые другие цвета и краски. К тому же у него был неправильный прикус за счет выдвинутой вперед нижней челюсти и очень большие уши, что придавало ему некоторое сходство с бронзовой фигурой сфинкса, гордо возвышающейся над входной дверью. Валерий Степанович гордился своими ушами, они у него служили как бы локаторами, улавливая в воздушном эфире мельчайшие нюансы настроения, состояния и многого другого у собеседников. Горлодеров не раз пояснял ближнему окружению, что парадоксальной своей безошибочной интуицией он обязан именно своим необычным талантливым оттопыренным ушам.
Его жена – Софья Ивановна – была на голову выше Горлодерова и выглядела на первый взгляд крайне мило. Пряди мягких русых волос красиво обрамляли ее узкое интеллигентное лицо с белым лбом, а зеленые глаза миндалевидной формы придавали облику некую загадочность. Кое-кто даже выдвигал предположение, что она – марсианка.
Нет, несомненно, Софья Ивановна была женщиной умной и привлекательной. На протяжении всего трудового пути, а отслужила он много лет, ни больше ни меньше – солисткой народного краснознаменного ансамбля песни и пляски имени Григория Веревки, Софья сожительствовала со всеми руководителями вышеозначенного коллектива, чем очень гордилась.
Воспитав в промежутках между романами двоих сыновней и мужа, в данный момент она решила заняться просветительской деятельностью.
Сейчас она мыла раковину, ожидала гостей и просвещала Валерия Степановича на темы, как надо жить и кто во всем виноват:
– Наше правительство – оно мудрое. И наверняка скоро победит все невзгоды. Ведь у нас в стране всего до хрена! А кое-чего особенно в избытке. – Софья Ивановна начала распаляться, отчего ее мозолистая пятерня с вонючей тряпкой еще быстрее начала елозить по эмалированной поверхности, борясь с пятнами, годами скапливавшимися в незатейливом посудомойнике. – В избытке у нас слез. А вода, как известно, двигает турбины. Значит, слезы – это электричество. Это – раз. Слезы у народа – горючие. Это почти бензин. Считай – два. Они же ко всему и горячие. Отопление квартир – это три. Ну и последнее, по большому счету, они горькие. Как в романах Леши Пешкова. Добавил немного куриного помета для крепости – вот тебе самогон. Пей – не хочу!
– Софушка, да ты у меня выдумщица великая, – пробубнил муж, бессмысленно мигая как будто специально завитыми ресницами. – Молодца ты.
– А ты – дурак, – отреагировала Софья Ивановна, споласкивая руки. – Все, накрывай на стол!
Ужин был достаточно скромным, он состоял из нескольких мясных и рыбных блюд, какой-то экзотической зелени и не доставил Ивану с девушкой особой радости. Разговоры крутились вокруг тривиальных бытовых тем, была заметна некоторая натянутость, не исчезнувшая даже ко времени, когда на столе появился самовар с кипятком и огромный заварной чайник, источающий ароматы целебных добавок. Старинные пузатенькие чашки дышали почтенной древностью, приятно оттеняя современный антураж гостиной.
Напиток подействовал на Ивана крайне возбуждающе, он не выдержал и задал мучивший его последние полчаса вопрос:
– Скажите, Валерий Степанович, а правду говорят, что вы ходите в ближайших друзьях нашего главного российского приватизатора?
– А что тут такого? – ни на йоту не смутившись, ответил хозяин. – Мы с ним вместе росли, знакомы с детства. Кстати, в это самое детство он и сейчас очень любит впадать, вследствие чего совершает необдуманные поступки, как бы в забытьи. Я думаю, что ваучерным беспределом страна обязана именно его иногда появляющемуся сумеречному состоянию души. Вы в курсе – он хотел приватизировать не только недра, ресурсы, материальные блага, средства производства, но и кое-что из интеллектуальной собственности народа. У него было намерение прибрать к рукам даже абстрактные понятия нашей жизни; он хотел иметь авторские права на идеи, слова, термины, аббревиатуру и многое другое.
– Он всегда был таким?
– Ну что вы! Конечно же нет. В детстве Толя был милым ребенком, много читал, очень любил сказки. Он часто цитировал книжных героев: филина Гуамоколатокинта, петуха Плимутрока, ослика Филипана, кота Базиликуса. Но больше всего ему нравился грач Румштайкс. До сих пор не могу понять – почему?
– Скажите, когда Анатолий захотел стать политиком? Тоже в детстве?
– Я думаю, нет. Скорее всего его испортило окружение, в котором он оказался после получения высшего образования.
– А какой Анатолий Борисович в общении, на житейском уровне?
– Такой же, как и остальные политики его уровня. Вы знаете, как-то раз шофер Уинстона Черчилля сбился с дороги и завел машину неизвестно куда. Крайне раздосадованный Черчилль, высунувшись из окошка, окликнул прохожего и спросил: «Извините, не могли бы вы уделить мне минуту внимания и любезно пояснить, где я нахожусь?» – «В автомобиле», – буркнул прохожий и пошел дальше. «Вот ответ, достойный нашей политической элиты, – пылко обратился знаток парламентских дебатов к шоферу. – Во-первых, краткий и хамский. Во-вторых, совершенно не нужный. И в-третьих, не содержащий ничего такого, чего спрашивающий не знал бы сам…»
До двадцати трех часов – времени отхода поезда на Москву – необходимо было еще забрать вещи из гостиницы и совершить прощальный легкий променад по вечерним улицам Петербурга, поэтому, когда кукушка на стенных часах дачи прокуковала ровно восемь раз, Райлян, извинившись перед хозяевами, попросил Владимира Владимировича доставить его со спутницей в границы города.
Всю дорогу от горлодеровской дачи до гостиницы их черную «Волгу» преследовал небольшой японский микроавтобус.
– С ним разберутся, – коротко пояснил Владимир Владимирович, когда Райлян со Светой стали вылезать из машины, остановившейся прямо напротив огромной неоновой надписи «Прибалтийская». – Автомобиль в вашем распоряжении. Как будете готовы – водитель доставит вас прямо к поезду. Я буду уже там.
– Спасибо, Вова. До встречи.
До последней на сегодняшний день поездки на вокзал Владимир Владимирович успел заехать в свой рабочий кабинет и выслушать доклад группы наружного наблюдения по поводу загадочного микроавтобуса. Ему представили письменные описания внешности двух людей, находившихся в нем, вместе с их объяснениями и протоколами допросов.
– Водитель «японки» сидит тихо, а второй – по документам некто Бизневский – просится к вам на беседу! – четко отрапортовал сотрудник спецслужб и потупил глаза.
– Что, опять не удержался? – громко поинтересовался начальник.
– Ну, попинали слегка… Для острастки.
– Говорить может?
– Обижаете, Владимир Владимирович. Работали по инструкции. На теле никаких следов, все зубы в порядке!
– Ладно, давай…
Непривычный к подобному обращению Александр Александрович нервно всхлипывал на стуле, утирая многочисленные ушибленные места и ежесекундно трогая ноющую и раскалывающуюся на мелкие кусочки голову.
– Вы с ума сошли! Я лицо неприкосновенное… Я требую адвоката и конституционное право – позвонить по телефону… В Кремль.
– Вы получите все необходимое только в одном случае: если чистосердечно расскажете о причинах вашего странного поведения за последние несколько дней.
Бизневскому было все равно что говорить – лишь бы его отсюда выпустили. И он решил рассказать правду. Он поведал лысоватому человеку с умными глазами свою в общем-то обычную историю любовной страсти. Дело оказалось не стоящим выеденного яйца – просто некоторое время назад Александр Александрович окончательно перестал общаться с женским полом и начал испытывать нежные чувства исключительно к мужчинам средних лет. Когда его сравнительно недавно познакомили с Райляном, он сразу почувствовал к тому неудержимое влечение. Этим, собственно, и объяснялись его частые неожиданные появления то в офисе, то на съемках, то в поезде. Бизневский потерял над собой контроль и следовал за Иваном Григорьевичем везде: он тайно сопровождал его каждый вечер домой и так же тайно наблюдал каждое утро предмет своей страсти, выходящим из подъезда.
Когда же суперагент поехал в Петербург – да еще не один, а с девушкой, бизнесмена и мецената чуть не хватил удар, и он, ни секунды не задумываясь, отправился вслед за ним.
Кстати, после нескольких хуков по морде влечение к Райляну немного поутихло. Александр Александрович даже подумал, что, может быть, стоит повторить экзекуцию, о чем, немного придя в себя, уже в ироничной форме сообщил своему собеседнику.
Инцидент был полностью исчерпан через полчаса, Владимира Владимировича удовлетворили объяснения поклонника нетрадиционных отношений, он извинился перед Бизневским и проводил того до двери.
– Спасибо вам, – неожиданно сказал Сан Саныч, чувствуя, как в его душе зарождаются флюиды симпатии к этому немногословному невысокому человеку.
«Он весь такой миниатюрный, ласковый какой-то», – подумал бизнесмен, выходя из здания мэрии.
Стоя на перроне, Иван Григорьевич тем временем призывно всматривался в лица провожающих, ожидая появления своего товарища. Вскоре товарищ появился, они перебросились несколькими дежурными фразами и расстались без сожаления и сантиментов.
Утром в Москве на двух машинах путешественников встречали полковник Сопылов и старший офицер Виталик. Третий, «основной» сотрудник Ваниного ближнего круга, занимался в офисе подготовкой небольшого фуршета в связи с возвращением на родину суперагента.
– Как дела, Геннадьевич? Деньги не нашел?
Сопылов отрицательно покачал головой и крайне серьезным тоном пообещал:
– Найду. Жилы из себя и из других все вытяну, а найду!
Услышавшая вопрос Светлана выждала момент, когда полковник и Виталик разошлись по машинам, и тихо шепнула на ухо Ване:
– Милый, конверт с деньгами у тебя в пиджаке. Он никуда не исчезал, он просто провалился за подкладку.
– Не может быть!
– Эх, ты… Тоже мне – представитель секретных служб. – Света улыбнулась.
– Скажи честно, ты подбросила мне свои деньги?
– Ну, конечно. А чтобы их заработать – занималась торговлей оружием, наркотиками и проституцией. Последние пятнадцать лет…
– Зачем ты так шутишь…
– С приездом, Ваня! Как отдохнул? Давай включайся в работу. У меня к Гастарбайтеру и к съемкам передачи «Смех без причины» бесповоротно добавился Карлович с художественным фильмом. – Флюсов тепло обнял товарища и, показав глазами на сидящего в кресле сатирика Мондратьева, добавил: – Ну, этого ты знаешь. Будет нам помогать!
– Если получится… – пытаясь казаться скромным, отреагировал Сергей Львович.
– Он подготовил некоторый план мероприятий по увековечиванию имени Клауса в сердцах простых москвичей и только что начал мне его излагать. Сережа, если можно, повтори сначала для Ивана Григорьевича.
– Конечно-конечно. – Мондратьев засуетился, пытаясь прикурить сигарету, и, сделав глубокую затяжку, начал: – Пункт первый – создание небольшого литературного сборника под названием «Рассказы о Клаусе», куда войдут истории, повествующие о том, как он учился в школе, служил в армии.
– Он не служил.
– Ну, неважно. Как однажды в ранней юности бросил курить, выпивать.
– Слушай, по-моему, это где-то уже было, а? – спросил Флюсов.
– Все когда-то где-то уже было, – раздраженно отрезал Мондратьев. – Хорошо, тогда рассказ о том, как юный Гастарбайтер спас замерзших рыбаков на льдине или вывел заблудившихся грибников из леса.
– Ну, лес – ладно. А откуда в Боснии льдины?
– А это не в Боснии. Это он с папой ездил в командировку на Северный полюс. Дальше – как он участвовал в конкурсе имени Чайковского.
– …и занял последнее место? Скажи мне, ты что-нибудь уже конкретно набросал?
– Есть кое-что. Вот небольшая зарисовка о смелом и благородном поступке совсем юного Клауса, учащегося пятого класса средней боснийской школы № 18 города Вены с углубленным изучением русского языка. Читать?
– Как, Вань, послушаем?
– С удовольствием.
Мондратьев откашлялся и начал:
– В классе наступила полнейшая тишина. Строгий учитель математики – любитель кнедликов с кислой капустой и майораном, жирных, шипящих на противне сарделек, темного пива и протяжных тирольских песен, – слепо водил незаточенным карандашом по списку в классном журнале. «Сейчас вызовет. – Маленький Макс спрятал свою неуклюжую голову в худенькие плечи. – Когда мне учить-то… – услышал Клаус его сдавленный шепот. – У матери нас – шестеро, а я самый старший…» Остренькое личико начало кривиться от сдерживаемых рыданий. Клаус посуровел, он прекрасно знал, что примерно в таком же положении находятся большинство ребят в классе. «Надо что-то делать…» Дети выжидательно смотрели на своего лидера и заводилу. Десятки глазенок остановились на курчавой голове Клауса с немой мольбой. Мальчик до боли в суставах сжал свои маленькие кулачки. Неожиданно он понял, что нужно предпринять. Без разрешения поднявшись со стула, он встал рядом со своей партой и запел гимн Боснийской республики. Учащиеся вместе с учителем, с наслаждением прослушав гениальное исполнение гимна, разразились громом аплодисментов. Благодарно поклонившись аудитории, Клаус продолжил: исполнил несколько ведущих партий из своей новой оперы «Золотой лев», затем спел две народные песни, потом перешел на современную эстраду и не остановился до той поры, пока не прозвенел долгожданный звонок на перемену. Ребята были спасены. «Спасибо, Клаус! – Дети, выстроившись в ряд по росту, поблагодарили его. – Тебя ждет большое будущее! Ты замечательный человек! Наверное – даже музыкальный гений!» Клаус улыбнулся и пошел домой – дописывать очередную симфонию и собирать вещи для поездки на каникулы в Россию, к папе, который уже много лет работал в Москве в должности посла – представителем его такой прекрасной музыкальной страны.
– С гимном – это ты сильно придумал.
– Я хотел бы отметить участие в создании плана мероприятий и литературных набросков руководителя вашей пресс-службы Гали Монастыревой.
– Так вы что, на пару кропали?
Ну, не на пару. Большая часть идей все-таки принадлежит мне. – Сергей Львович заерзал. – Можно я попрошу девочек принести кофе?
– Ты Галю попроси. А мы заодно поинтересуемся, чем вы с ней еще параллельно занимались. Я ведь тебя предупреждал.
– Что ты, что ты… – Мондратьев выскочил в коридор.
Появившейся с недовольной физиономией Монастыревой руководители проекта устроили форменный допрос, в результате которого, разгоряченная и вспотевшая с красным лицом, она через некоторое время вернулась в кабинет и, ни слова не говоря, схватив свою сумку, устремилась в сторону лифта.
– Чего это она? – удивленно спросила Валерия.
– Чего, чего… Допрыгалась. Не послушалась моих советов, – ухмыльнулась Наталья. – Бешенство маточного кольца надо лечить, а не гордиться этим.
– Интересно, ее подмигивающий блондин сдал или сама раскололась?
– Да какая разница. Теперь наверняка вытурят.
– И правильно сделают! Они еще не все знают. Например, про Галины более чем теплые отношения с Виталиком, полковником и Ниндзей.
– Иди ты! И Ниндзя – туда же?
– А что, этот придурок не человек? Он же в сортир, как все, ходит. А тут аналогичный вариант – девушка общего пользования.
– Ну, это уж ты, Наталья, слишком…
Молчавшая до сих пор во время обмена мнениями Светлана не выдержала:
– Слушайте, не пора ли вам заткнуться?! Подруги называются.
Валерия, Наталья и Тамара моментально подскочили к ней, взяв в кружок:
– Что ты сказала, псина драная?
– Кто?!
– Кто слышала. Псина.
– Ладно, девочки. Я с вами потом побеседую. С каждой в отдельности. – Флюсовская секретарша неестественно улыбнулась и, вызывающе подмигнув всем троим, пошла в «пыточную».
Со стороны комнаты отдыха донеслись звуки шаркающих шагов сатирика Мондратьева.
– Как дела, Сергей Львович?
– Эта ваша Галя оказалась такой стервой…
– Это вы еще ее плохо знаете.
– Я – плохо? – Мондратьев высоко вскинул голову и с интонациями обиженного ловеласа добавил: – Женщины ко мне часто несправедливы.
– Не может быть?!
– Между прочим, мнение мужчин о достоинствах какой-нибудь женщины резко совпадает с мнением женщин: их интересы слишком различны. Те милые повадки, те бесчисленные ужимки, которые так нравятся мужчинам и зажигают в них страсть, отталкивают женщин, рождая в них неприязнь и отвращение.
– Какой вы умный… – съязвила Наталья.
Мондратьев не угомонился:
– А вы знаете, девушки, чем жена держит мужа? Немка – властью, испанка – страстью, кубинка – пляской, полька – лаской, китаянка – лестью, мексиканка – местью, гвинейка – пением, грузинка – терпением, гречанка – красотой, армянка – полнотой, француженка – телом, американка – делом, итальянка – шиком, еврейка – криком, японка – грацией, русская – судом и парторганизацией.
– У нас парторганизацию давно отменили.
– Ну, я бы так категорично не говорил. Во-первых, на место коммунистической встало сразу несколько других партий, а во-вторых, неизвестно, как все еще повернется.
– Что вы имеете в виду?
– Есть одна неприличная шутка по поводу вашей реплики, но учитывая ваш высокий моральный облик, я ее говорить не буду.
– Сергей Львович, а вы не заметили такую тенденцию, что у вас все шутки неприличные?
– Ничего подобного.
– Есть, есть такое! – Наташа пошла в наступление. – А о женщинах вы судите только с позиции секса.
Мондратьев развеселился:
– Наташенька, не сердитесь, но по этому поводу я вам хочу сказать следующее. Раньше, бывало, мужчины предлагали женщинам поговорить, хотя на самом деле им хотелось заняться сексом, теперь они нередко чувствуют себя обязанными предложить заняться сексом, хотя на самом деле им просто хочется поговорить.
– Ну, по-моему, к вам это не относится.
– Девушки, что вы делаете из меня маньяка?
– А кто Галю довел до увольнения?
– Я здесь абсолютно ни при чем. Она сама меня заманила и, можно сказать, изнасиловала.
– Что-то по вам не похоже.
– А это потому, что я скрываю. Опыт-то огромный – сколько лет на сцене!
– Все-равно могли бы заступиться за девушку.
– За меня кто бы заступился.
Мондратьев закурил и, победно оглядев министерский кабинет, заторопился домой.
– Я – на метро. Кто со мной?
– Нам еще рано, Сергей Львович. Мы люди подневольные.
– Да ладно прибедняться, поехали.
– Берете всю ответственность за наш ранний уход на себя?
– Только частично, только частично.
– Ну, вот видите, нас уволят, а вы из кустов скажете, что знать ничего не знаете, ведать не ведаете.
– Ну и что, может, и скажу. Я вообще в последнее время превратился в крайне аморального типа.
– Это заметно. А жена вам ничего по этому поводу не говорит? – Тамара игриво, страстно облизнула губы.
Мондратьев, секунду подумав, грустно констатировал:
– Нет, она молчит. Она у меня глухонемая.
– Ну вот, и жену грязью облили. Какой вы, Сергей Львович, право…
Читать бесплатно другие книги:
