Холодные дни Батчер Джим
– Я и есть Кот Ситх. Единственный. И неповторимый.
Я слегка повернул голову и сказал:
– Так почему мой позвоночник еще на месте?
И изо всех сил ударил локтем ту тяжесть, что лежала на моей спине. Локоть жестко врезался во что-то и сбросил это что-то с меня. Оно ударилось в противоположную стенку рубки, а я вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть большую поджарую фигуру Кота Ситха, который, колотя хвостом, прыгнул на меня.
Я нырнул под него, двигаясь вперед под прыгнувшей фигурой, развернулся – и мы оказались лицом к друг другу по разные стороны мостика.
– Медленно, – сказал я. – Я видел, как он двигается. Кот Ситх гораздо быстрее.
Малк издал ужасный рычащий звук:
– Я и есть он.
– Принеси мне «колы», – рявкнул я.
– Что?
– Ты слышал меня, Варежка. Принеси мне долбаной «колы», и немедленно.
Ситх остался сидеть на месте, словно прикованный к полу, хотя все его тело дрожало мелкой дрожью, и в ритм этой дрожи когти втягивались и вытягивались. Но он не бросился на меня, чтобы разодрать на части.
– Вот видишь, – сказал я. – Кот Ситх существо из Феерии, и он дал присягу Королеве Мэб, что будет подчиняться ее воле. Она приказала ему подчиняться мне. Я только что отдал тебе приказ, киска. Разве Мэб освободила тебя от подчинения ей? Разве она сняла с тебя обязанности вассала?
Ситх снова зарычал, глаза его расширились и округлились, хвост бешено колотил по палубе.
– Они добрались до тебя, верно? – сказал я. – Напали на тебя тогда, в Ботаническом саду, пока ты прикрывал мой отход. Акулья Морда, мать его в душу, наблюдал за всем происходящим – и он добрался до тебя.
Ситх начал дрожать так сильно, что, казалось, он танцует, дергаясь вперед и назад, потряхивая головой, шерсть его встала дыбом. Внезапно он снова лег.
– Сражайся с этим, Ситх, – сказал я тихо. – Оно не должно победить. Сражайся с ним.
На секунду мне показалось, что я вижу на морде малка что-то напоминающее щеголеватую пренебрежительную самоуверенность прежнего Кота Ситха. И вдруг это впечатление исчезло. Просто исчезло. Исчезло все, и малк секунду стоял с опущенной головой. Затем он поднял голову, и движение было чуть-чуть неверным, в нем не было грациозности, которую я видел прежде в старом малке. Он с секунду смотрел на меня и потом заговорил абсолютно безличным голосом:
– Жаль. Ты мог бы стать для них полезным внедренным приобретением.
Я содрогнулся, услышав безличие этого голоса. Я уже не говорил с Ситхом.
Я говорил с врагом.
– Как будто Мэб этого не поняла, – сказал я. – Как и тогда, когда ты заразил Леа.
– Дальнейшая беседа бесполезна для нашего проекта, – сказал не-Ситх, и фигура малка полетела на меня как размазанное от скорости пятно.
Это было свидетельством могущества мантии Зимнего Рыцаря и энергии Дикой Охоты – то, что я вообще выжил в этой первой атаке малка. Ситх целил прямо мне в глотку. Я выставил руки, защищаясь. Черная призрачная маска Охоты на моих руках и груди разлетелась клочьями, рассеивая часть энергии удара от впечатляющего прыжка малка, и, вместо того, чтобы размазать меня по стене за моей спиной, он просто ударился в меня с силой, заставившей застучать мои зубы.
Ситх отлетел от меня, на что я и рассчитывал. В моей профессии я имел дело с существами, которые действуют быстрее, чем «быстро». Когда они опираются на ноги, это для них едва ли не лучший вариант не дать обрушить на них что-нибудь – но когда они в воздухе, в полете, то движутся со скоростью, которую диктует гравитация и сопротивление воздуха – как и с любым другим телом. И в эту долю секунды Ситх был объектом, движущимся в пространстве, а не супер-скоростной машиной для убийства. Тот, кто не знает этого, оказался бы не готов к ситуации.
Но я знал. И был готов.
Выброс голой силы, которую я вызвал, не слишком понравился мне – но это было лучшее, чем я мог располагать здесь, над озером. Он врезался в существо, некогда бывшее Котом Ситхом, и вынес его через плексигласовое окно. Пластик не разбился. Он просто вылетел из своей рамы, и малк вместе с куском плексигласа размером с хорошую дверь вылетели, вертясь и кувыркаясь, в сумасшествие нынешней ночи. Ситх перелетел через нос буксира и нырнул в воду в свободном пространстве между сцеплением из стальных труб и барж.
Несколько секунд я смотрел вслед исчезнувшему малку, чтобы удостовериться, что его морда не покажется где-нибудь снова. Одновременно я смотрел на другую половину ветрового стекла рубки, а призрачная маска Охоты вновь плавно скользнула, закрывая мои руки и лицо. Я посчитал до трех, кивнул, и затем пошел к штурвалу буксира. Быстрыми рывками я оборвал пластиковые жгуты, которые удерживали его в постоянном положении, и начал крутить штурвал вправо со всей возможной скоростью. Там был большой рычаг, который выглядел как дроссель акселератора, и когда я выжал его вперед, двигатели буксира аж взревели от усилия.
Баржа застонала, когда буксир сменил направление приложенной к ней силы, и корма баржи медленно начала разворачиваться от берега – и пошла влево. Это вызвало испуганные крики с ее палубы. Я не хотел получить заряд в лицо, поэтому стал на колени, чтобы не светиться, а тем временем вытащил секонд-хендовый пояс из моих старых джинсов, и с его помощью закрепил штурвал в неподвижном положении. Потом я снова подобрал свой «винчестер» и ушел с мостика, поспешно, но так тихо, как только мог.
То, что я сделал до сих пор, было в лучшем случае игрой на затягивание времени. Это не развернуло баржу, но заставило ее крутиться на месте, и, может быть, стоило врагу времени развернуть ее снова в нужном направлении. Но именно это требовалось Охоте, чтобы утопить баржу – время. Чем дольше баржа играла в это «вперед-назад», тем лучше. Так что я нашел приятное тихое местечко в тени, откуда мог видеть трап, ведущий на мостик, при этом сам я стоял за очень большой стальной трубой. Я положил ствол «винчестера» на верхний изгиб трубы, нацелил его на дверь и ждал.
Первой пары членов экипажа не пришлось ждать долго. Я не был уверен, появились ли они откуда-нибудь из трюма, или как-то перебрались с баржи, но два человека в темной одежде с пистолетами наготове быстро пробежали по палубе и направились к трапу.
Стрелок я не ахти какой. Но когда ствол твоей винтовки покоится на твердом основании, а сам ты неподвижен (по меньшей мере относительно поверхности, на которой стоишь), и когда расстояние порядка сорока футов – не нужно быть профи. Надо просто задержать дыхание, медленно выдохнуть и нажать на спусковой крючок.
«Винчестер» грохнул громом, и первый мужчина изогнулся от боли, едва добравшись до верхних ступенек трапа. Дальше все сработало в мою пользу. Он упал на второго как раз в тот момент, когда тот разворачивался и поднимал пистолет. Первый рухнул на второго, сбив его с ног, отчего первый выстрел пошел черт знает куда. Второй противник не мог держать оружие обеими руками, но нажимал на курок так быстро, как только мог.
На расстоянии сорока футов, в темноте, не зная точно, где находится цель, да еще под тяжестью тела, рухнувшего на него, бедный сукин сын не имел ни шанса. Он выпустил семь или восемь зарядов, и ни одна пуля даже близко не пролетела. Я рычагом перезарядил «винчестер», вдохнул, сделал полувыдох – и нажал на спусковой крючок.
И только когда вспышка выстрела осветила сцену, я узнал Туза – паника на лице, пистолет нацелен на десять футов левее меня. Вспышка погасла и выжгла его лицо на моей сетчатке на тот момент, как вернулась темнота.
А буксир замолк снова.
Эрлкингу понадобилось немного времени, чтобы завершить работу. Может, три минуты спустя хор ужасающих криков раздался с поверхности озера – это Охота воем отмечала свой триумф и кружила в небе, с торжественным ревом рогов и истошно лающими гончими. Я видел зеленый свет, безжалостно горевший с той точки, где Охота начала резать баржу, потом баржа стала крениться на борт, и в нее хлынула вода. Баржи – не военные корабли, и даже не торговые суда. Будь у них трюмы… но они в принципе не оснащены отсеками и задраивающимися люками. И уж точно никакой автоматики. Это просто кастрюли для супа. Пробей дырку в дне, и кастрюля, увы, потеряет свой суп.
Я не хотел разделять судьбу пассажиров «Титаника» и поэтому поспешил к месту, где взбирался на буксир. Раздался рев из-под призрачно-тигровой маски, скрывавшей «Харлей», и Мёрфи скользнула вдоль борта. Я прыгнул на заднее сидение одним рассчитанным движением, как мне показалось, круто, и приземлился слишком круто всем весом на собственные гениталии, что уже не было по кайфу.
– Давай, давай, давай, – выдохнул я полным боли фальцетом, и Мёрфи отвалила от обреченных судов.
В считанные секунды Охота снова выстроилась вокруг меня, и Эрлкинг ржал, как сумасшедший, крутя свой меч над головой. Теневая маска с одной из его ног и части ребер была сорвана, и я видел нанесенные ему раны, но тень снова начинала покрывать все обнаженные места.
– Как я люблю такие ночи! – проревел он. – Я обожаю Хэллоуин!
– Да, было вполне крутовато, – сказал я скрипучим неокрепшим голосом.
– Сэр Рыцарь, – сказал он, – все было сработано приемлемо, но с этого момента, имея в виду, что имею больше опыта и практики, чем вы, чтобы продолжать Охоту… Даете ли вы мне разрешение снова взять на себя командование и преследовать эту Иную вредоносную сволочь более подходящим образом?
– Э-э… – пропищал я. – На меня-то вы охотиться не будете, нет?
Он разразился хохотом, который, наверное, услышали на мили вокруг. Улыбка его была столь ослепительной, что пробивалась даже через теневую маску, превращая его лицо в хэллоуиновский фонарь из тыквы, только сделанный из сажи и огня.
– Не в эту ночь. Даю свое слово. Так вы разрешаете отбыть?
Вместо того, чтобы отвечать Эрлкингу своим голоском Микки-Мауса, я показал ему два больших пальца.
Лорд гоблинов откинул голову и издал очередной вопль, а его скакун начал набирать высоту. Остальные участники Охоты последовали за ним.
– Э, Гарри… – сказала Кэррин.
– Да?
– Это мотоцикл.
Пару секунд я не врубался, а потом заморгал.
Мы катили по поверхности озера Мичиган, битком набитого черт-знает-какими монстрами – а мы только что покинули Дикую Охоту.
– Вот же срань, – сказал я. – Правь к острову. Давай, давай, давай!
Мёрфи круто положила машину направо и дала полный газ. Я обернулся, посмотрев через плечо на Эрлкинга, который кругами поднимался в небо над озером, восходя спиралью – все выше и выше, с Охотниками, летящими следом. Мы проскочили пару надувных лодок настолько быстро, что сидевшие на них не успели даже выстрелить, как мы уже исчезли.
Потом мотоцикл замедлил ход.
– Что ты делаешь? – заорал я.
– Мы не можем вылететь на берег на такой скорости, – крикнула в ответ Кэррин. – Мы в лепешку разобьемся о те деревья!
– А мне что-то не хочется плавать!
– Не будь таким трусишкой, – отрезала Кэррин. Она наклонила байк, чтобы сделать очередной поворот, так, что теперь мы шли параллельно берегу, и сбросила обороты до нуля.
Я почувствовал, что «Харлей» замедляется, а через секунду понял, что он начинает тонуть.
И тогда Эрлкинг снова издал воинственный клич и нырнул, его лошадь погнала по прямой вниз, высекая огонь Охоты своими подковами. Остальные гончие и всадники строем последовали за ним; звуки их рогов и криков эхом отдавались в ночи.
И тогда, может, за секунду до того, как они ударились о воду – Охота изменилась.
Теперь уже Эрлкинг сидел верхом не на скакуне, а на мать-ее-так касатке, ките-убийце, ее отчетливая черно-белая окраска хорошо просматривалась в ночи. Вслед за ним скакуны прочих Охотников тоже претерпели превращение: всадники визжали от восторга. Изменили свой вид и гончие. Их собачьи тела превратились в длинные мощные формы больших акул.
И затем вся эта орава грохнулась в воду, подняв гейзер брызг, а «Харлей», как и положено, упал в воды озера…
…На песок прямо под поверхностью. Байк резко замедлил ход, бросив меня на Кэррин, едва не швырнув ее через руль, но держалась она крепко, и вывела байк на берег острова. Она вела мотоцикл до тех пор, пока он не остановился, в пяти футах от одного из больших старых деревьев.
– Понял? – сказала Кэррин.
– Ты была права, – признал я.
Она, обернувшись, посмотрела на меня и подмигнула:
– Вот в этом ты чертовски прав!
Я расхохотался икающим смехом: казалось, в любую секунду настроение сменится в маниакальное или депрессивное, давление и ужас этого абсолютно идиотского, вывихнутого дня наконец дошли до меня – но нет, настроение не изменилось. Поблизости не наблюдалось вражеских судов, и никто не швырял гранаты на острове с тех пор, как началась атака Дикой Охоты. Иные могли находиться в воде, но, похоже, Охота привлекла к себе все их внимание. На какие-то минуты мы были одни, и Кэррин тоже начала смеяться. Мы хохотали, не останавливаясь, несколько секунд. Каждый из нас пытался что-то сказать, вспоминая какое-то событие прошедшего дня, но тут же задыхался в полуистерическом хохоте.
– Гранаты, – сказал я. – Как будто свидание должно иметь…
– …а это выражение лица Молли…
– …знаю, что он пес, но готов поклясться, что…
– Отлупцевать Санта-Клауса! – Мёрфи наконец удалось вздохнуть, но нас снова захлестнул шквал хохота, да такого, что почти не оставалось дыхания, пока наконец мы не успокоились, сидя в темноте – я рядом с ее миниатюрной фигуркой, прислонившейся спиной к моей груди.
И тогда она повернула голову – медленно – и посмотрела на меня. Ее глаза были невероятно голубыми. И губы – очень, очень близкими.
И я кое-что заметил.
Вторая баржа – та, буксир которой Мёрфи подожгла своей гранатой, двигалась.
Я встал и слез с мотоцикла, глядя на это округлившимися глазами.
– О, срань, – сказал я.
Со своего места я видел, что Акулья Морда спокойно стоит на поверхности озера у кормы баржи, и его рваный плащ обвивается, как змеиное семейство, вокруг него. Его руки были вытянуты в стороны в явном жесте какой-то команды. Вода позади баржи кипела Иными: большая их часть наполовину скрывалась в воде, и мне понадобилась лишь секунда, чтобы понять, что происходит.
Они играли роль судового двигателя, напирая своей суммарной массой и неземной силой на корму баржи. Горящий буксир так и оставался массивным столбом дыма и огня перед баржей, но сама баржа безусловно двигалась – и была уже близка к берегу.
Зловещий зеленый и алый свет вспыхивал в глубинах озера, беззвучно и непредсказуемо. Акулья Морда был умен. Когда Охота погрузилась в воду, он, должно быть, направил большую часть Иных на схватку с Охотниками, а сам с оставшейся группой вернулся на поверхность, чтобы разрушить к чертовой матери мой потенциально любовный момент.
– О, звезды и камни, – выдохнул я. – Если они доволокут эту посудину к берегу…
– «Харлей» нас туда не довезет, – сказала Кэррин. – По такой местности, через кустарник…
– Пешком ты за мной не поспеешь, – сказал я.
Мёрфи скрипнула зубами, но кивнула.
– Давай, – сказала она. – Побегу так быстро, как сумею.
И тогда я подумал, что если буду ждать, пока все угомонится, и настанет более подходящий и безопасный момент, для того, чтобы сделать решительный шаг, то я никогда никуда в своей жизни так и не дойду.
И я обхватил ладонью ее затылок, наклонился и поцеловал ее в губы. Крепко. Она не напряглась. Она не удивилась. Она прижалась ко мне, а ее губы были на вкус словно земляника.
Я отсчитал два удара сердца, три, четыре. Потом мы оба одновременно отодвинулись друг от друга. Ее глаза были слегка округлившимися, а щеки покраснели.
– Я никуда не денусь, – сказал я ей.
И потом повернулся и побежал изо всех сил к полосе берега, на которую Акулья Морда нацеливал последнюю баржу.
Глава 45
Для меня бег по острову не являлся физическим усилием. Это было в основном усилие ментальное. Мое знание острова было глубинным, до мозга костей, тотальное, абсолютное знание, словно отдельное и цельное тело в моем сознании – типа того, что средневековые ученые называли «intellectus». Оно приходило ко мне на уровне рефлексов и инстинкта. Когда я бежал, то знал, где находится каждая ветка, где лежит каждый камень, могущий оказаться под ногой. Мое передвижение было естественным как дыхание, и каждый шаг казался быстрее предыдущего, как бег по поверхности подвижных клеток в детских пиццериях.
Мне не нужно было бежать через остров, достаточно просто подумать, а потом позволить телу безусильно следовать за сознанием.
Я выбежал из леса на берег выше того места, куда направлялась баржа – примерно на расстоянии двадцати трех ярдов, одного фута и шести с половиной дюймов от нашего как-жизнь-дока. Одна из трех самых мощных пульсирующих лей-линий шла с острова почти точнехонько в этом месте, и если баржа выползет на берег и войдет в контакт с линией, у жителей Чикаго выдастся сумасшедшее утро.
Теперь, когда Охота и Иные вели свою битву в основном под поверхностью озера, было достаточно тихо, чтобы приблизиться к барже. На ее палубе кто-то уже начал песнопение. Я видел их сквозь обугленные останки буксира перед баржей, но голоса звучали в унисон в ровном напеве на языке, который звучал так, словно они пели на булькающем Криско[83].
– А почему не Иа, Иа, Ктулху фхтагн[84]? – пробормотал я. – Если у вас есть хоть какое-то чувство стиля.
За фоном распевов-заклинаний я слышал булькающие, хлюпающие звуки воды по мере того, как Иные толкали баржу все ближе и ближе к берегу.
Я поставил приклад винтовки на бугорок рядом со ступней, опустился на землю и, прищурившись, посмотрел на судно. Оно будет здесь скоро, не мгновенно, но я был совершенно уверен, что у меня есть лишь один шанс остановить его. Я начал накапливать силу, – действие, которое я совершал так много раз за эти годы, что оно сделалось почти рефлекторным, и снова направил взгляд на баржу.
Если ритуал уже шел своим ходом, существовал шанс, что они пока что пребывали в периоде выжидания, поддерживая основу заклинания своей ограниченной энергией и подкарауливая подходящий момент. Как только они окажутся близки к тому, чтобы воспользоваться им, они оставят свой круг и начнут по новому каналу черпать энергию из лей-линии, переводя ее в мускулы и органы заклинания, заполняя остов, готовый эту энергию принять. Я должен сделать все, чтобы у них не возникло этого шанса.
Дыра в борту могла бы помочь делу, но к тому времени, когда баржа окажется на достижимом для меня расстоянии, будет уже слишком поздно топить ее. Один раз я уже угробил ее двигатель-тягач, и был не слишком настроен на перспективу устранения тварей, толкавших ее.
Я должен был остановить баржу.
– Для разрушения, – громко сказал я, – лед тоже прекрасно сгодится, и его должно хватить. – Я кивнул себе, поднялся и сказал:
– О’кей, Гарри. Сделаем это по-нашему.
Я двинулся вниз к берегу. Прикладом винтовки начертил круг в грязи и закрыл его прикосновением руки и шепотом, призвавшим волю. Как только почувствовал, что ее присутствие охватило очерченное место, я, взяв всю собранную мною волю, потянулся вглубь земли, и прихватил еще, черпая энергию будто воду из колодца.
Я чувствовал бурлящую силу лей-линии под собой, чувствовал, как близко я подошел к решению моей задачи: собрать столько энергии, сколько возможно, перед тем, как начинать атаку. Земля дрожала от течения подземной реки темной силы, духа насилия, опустошения и смерти, заключенной в этой энергии, и я подключался к ней, потенциально я мог направить ее ужасающую мощь на врага. У такого действия неизбежно будут последствия: цепная реакция и осадки, и многое другое, чего я не мог спрогнозировать, но сила давала чертовскую уверенность в том, что работа будет сделана.
Возникло мгновение, когда я едва так и не поступил. Линия несла в себе очень многое. Но нельзя дергаться, на ходу меняя свои определения правильного и неверного (или умного и тупого), только потому, что совершить неверный поступок оказывается просто удобным. Иногда нелегко быть здравомыслящим, умным и ответственным. Иногда это отстой. Но это не превращает неправильное в правильное, или тупое в умное.
Я уже получал более или менее предметный урок на данную тему.
И я оставил эту силу в покое.
Магия продолжала вливаться в меня, в больших количествах, чем я привык, в больших количествах, чем было бы комфортно. Через тридцать секунд я почувствовал, как все мои волосы стоят дыбом, и с них сыплются искры. Я скрежетал зубами, погружаясь в холодную мощь Зимы, и входил все глубже и глубже. Я начал направлять ее вниз, к моей правой руке, и холодный бело-голубой огонь внезапно охватил мои пальцы как пламя из только что зажженной газовой горелки.
Обгоревший буксир находился всего в сотне ярдов, когда я вытянул руку, сделал шаг из круга и крикнул: «Rexus mundus!»
И шар, размером с футбольный мяч, светящийся голубым светом ослепительной интенсивности, вылетел в ночь. Каждый квадратный дюйм его поверхности выбрасывал струйки тумана, и он, сверкая, летел сквозь ночь, как умирающая комета. Он упал в воду в двадцати ярдах от носа медленно движущейся баржи.
Раздался резкий вой, когда шар сконденсированного холода с температурой абсолютного нуля ударился об озеро Мичиган. Лед образовался почти мгновенно, и его крупные кристаллы выстрелили во всех направлениях, острые как копья, росшие на Крепости Одиночества Супермена. В один момент баржа спокойно плыла, в следующий – помесь-мутант айсберга и гигантского дикобраза возникла в воде прямо перед ней, ледяной барьер размером с тягач с прицепом.
Я мог бы сделать все это крупнее, но у меня попросту не оставалось времени. Мне нужно было двигаться быстро, чтобы доставить эту массу льда на нужную мне позицию – я же не идиот. Мой остроконечный айсберг был размером с 18-колесный грузовик, но баржа могла взять на борт два десятка таких же. Мне нужно было поставить первый из них на нужное место.
И я снова воззвал к Зиме, снова поднял левую руку, завывая: «Infriga!»
Абсолютный холод слетел с моей ладони в воздух, распространяясь по поверхности озера полем, как разворачивающийся веер. Поверхность воды кристаллизовалась и замерзала, а я вливал и вливал в нее холод, делая лед толще, расширяя его поверхность так, чтобы она достигла моего айсберга. Первыми в мое заграждение врезались обломки буксира, и выступающие копья льда пронзили ослабленные деревянные борта суденышка, наколов его на айсберг как на вилку. Ход баржи замедлился, фрагменты буксира скрежетали и скрипели, словно протестуя. Затем, по мере приближения, баржа начала ударяться в самый тонкий лед на краю ледяного веера – но и сам лед по мере ее движения становился все толще и толще, создавая растущее сопротивление ходу баржи. Она начала стопорить.
Я видел, как он взлетел в воздух, не заячьим прыжком, а классическим прыжком Театра кунг-фу, взлетел высоко над баржей. Его накидка из рваных полос развевалась как десятки крыльев, когда гравитация изменила направление прыжка с взлета на падение. Я начинал чувствовать, каких усилий стоит использовать такое количество чистой магии в столь короткий отрезок времени, но и у меня ее оставалось достаточно, чтобы управиться с этим. Я приготовил выброс силы, должный снести его с моего ледяного барьера и обрушить мощь магии на проклятую тварь в тот момент, когда она окажется в пределах досягаемости.
Я промахнулся. Ну, точнее, не промахнулся. Но прежде чем затвор, щелкнув, стал на место, Акулья Морда расщепился на дюжины идентичных фигур, которые разлетелись во всех направлениях. Так что, лишь одна из этих фигур получила удар силы, способный поставить автомобиль на два колеса – и улетела высоко вверх.
Но оставшиеся сорок или пятьдесят обрушились на мое ледяное поле как пушечные ядра, в большинстве мест пробив лед, в других же наделав широких трещин. Когда это происходило, копии Акульей Морды начинали раздирать трещины своими когтями. Толстый лед – нешуточное препятствие, если ты не Идущий Вовне, я полагаю, потому что твари рвали лед так, словно это был пенопласт.
И их было чертово множество. Я начал сбивать все больше тварей, но это была тяжелая работа – и чересчур много целей. Пока одни из них разрывали треснувший лед, другие начали отрывать айсберг от буксира своими когтями, словно стальными клинками с немыслимой силой – и неустанно. Я попал в семь или восемь из них, но это не сыграло никакой роли. Скажем так: я – неподходящий инструмент для подобной работы. Проблема была гораздо большей, чем я себе представлял, и я понятия не имел, как ее решить.
Заклинания-песнопения на барже зазвучали октавой выше, достигая уровня бешенства. Иные прорывались через воду, толкая баржу, забегали вперед, убирая с ее пути обломки льда, их вой и странные прищелкивания с улюлюканьем звучали ужасающей музыкой. Другие Иные ринулись ко мне, по берегу – что было бесполезно против мерцающего занавеса-стены Духоприюта. Они не могли добраться до меня. Что, в общем-то, было справедливо, потому что я, похоже, тоже не мог добраться до них. Я затормозил баржу, что стоило им, быть может, пары минут, но это все, чего я добился.
Вода рядом со мной зашевелилась, и Акулья Морда поднялся из нее как на эскалаторе, медленно, с пастью, кривившейся в улыбке. Он стоял в воде, может, футах в пяти от меня. Его безглазая физиономия источала самодовольство.
– Страж, – сказал он.
– Мудак, – ответил я.
От этих слов его улыбка стала еще шире.
– Битва окончена. Вы проиграли. Но для вас нет необходимости быть уничтоженным сегодня.
– Ты шутишь, – сказал я. – Пытаешься меня завербовать?
– Предложение сделано, – сказал Идущий. – Нам всегда требуются новые таланты.
– Можешь забыть о своем предложении, – сказал я. – Работать на вас я не буду.
– Ну тогда перемирие, – сказал Акулья Морда. – Нам не нужны ваши атаки на нас. Но если вы отойдете в сторону, мы гарантируем вам уважительное отношение и то, что оставим вас в покое. Вас и тех, кого вы любите. Перенесем их в безопасное тихое место. Оставайтесь там. Вас никто не потревожит.
– Мой босс может не согласиться с этим планом, – сказал я.
– После сегодняшней ночи Мэб уже ни для кого не будет проблемой.
Я собирался ответить чем-нибудь спокойным и язвительным, но…
Забрать куда-то людей, которых я люблю. Взять Мэгги. В безопасное место. Куда-то, где нет сумасшедших Королев или чокнутых Сидхе. Просто отойти от всех этих неблагодарных, болезненных, омерзительных дел. Чародейство ныне – не то, что в прежние времена. Даже не в столь уж давние. Я считал, что неделя удалась, если кто-нибудь просил меня найти пропавшую собаку или затерявшееся обручальное кольцо. Это было страшно скучно. У меня оставались тонны свободного времени. Я не роскошествовал, зато покупал кучи книг – и никогда не голодал. И никто не пытался меня убить, не просил делать ужасающего выбора. Ни разу.
Никогда не знаешь, что имеешь, пока не потеряешь это.
Мир, покой и люди, которых я люблю. Чего еще может хотеть человек?
О, черт.
Иной все равно не сдержит слова. Кроме того, у меня имелся еще один вариант.
Меня предупредили: не использовать мощь Колодца. Но…
…что еще мне оставалось?
Я мог сделать что-нибудь из разряда запредельных глупостей, если бы в этот момент воздух внезапно не наполнился массивным звуком. Два громких, ужасающе хрустящих звука, за которыми следовал один короткий резкий удар грома. Эта последовательность повторялась снова и снова. Хруп, хруп, удар. Хруп, хруп, удар.
Нет, погодите-ка, я знал этот ритм.
Правда, он звучал чуть иначе: топ, топ, удар. Топ, топ, удар.
Что еще у меня было?
У меня были друзья.
Я посмотрел на Акулью Морду, который сканировал поверхность озера, и странное выражение исказило его встревоженную физиономию.
Я широко улыбнулся и сказал:
– Этого ты не ожидал, верно?
ТОП, ТОП, УДАР!
ТОП, ТОП, УДАР!
Это была чья-то смешанная версия песни, потому что она вела прямо к хору голосов, чистых, человеческих голосов, достаточно громких для того, чтобы сотрясалась земля – и я поднял руки и запел вместе с ними:
– Поем «We will, we will rock you!»
Хэллоуиновское небо взорвалось стробами алого и синего цветов, ярко-белые и зеленоватые лазерные полосы мелькали повсюду, образуя – случайным образом – вспыхивающие изображения предметов и лиц, заполняя небо светом, который пульсировал в ритм с музыкой.
И когда это происходило, «Жук-Плавунец», весь черт его дери кораблик вырвался наружу из-под завесы, которая скрывала его и окружавшую его воду, и все звуки, которые были неслышимы не только для меня, но и для всей небольшой армии монстров иного мира и их большого, нехорошего генерала Идущего.
Идущий издал еще один яростный вопль, его отвратительные черты исказились еще больше в свете сумасшедших сполохов света в небе, и это было все, на что у нас оставалось время – «Жук-Плавунец» на полной скорости врезался в баржу.
Разница в массе между двумя судами была значительной – но ситуация изменилась с того момента, как баржа ударилась о мой айсберг. С одной стороны, она была практически неподвижна, и только начинала по чуть-чуть сдвигаться. С другой стороны, «Жук-Плавунец» нанес ей лобовой удар, прямо носовой частью. Менее чем в десяти ярдах, остававшихся до того, чтобы баржа выползла на берег Духоприюта, «Жук-Плавунец» жестоко врезался в нее носом, оттолкнув от силы, переполнявшей подземную лей-линию.
Я не слышал звука удара от столкновения сквозь грохот самого выдающегося хита «Queen», но объекты на обоих судах швырнуло в стороны от удара – в большей степени на «Жуке», чем на барже. Баржа сотряслась, качнулась, ее нос развернулся от берега, она стала бортом к острову, в то время, как «Жук-Плавунец» бешено отлетел рикошетом, будто пьяный, и с хрустом сел носом на отмель, сильно накренившись.
За штурвалом стояли Мак и Молли. Ее едва не сбросило с суденышка, но Мак обхватил мою ученицу за талию и предотвратил урок полета. Я не уверен, что она вообще заметила, что произошло. Ее лицо было настолько сосредоточенным, что это граничило с безумием, ее губы яростно шевелились, в каждой ее руке было по жезлу, и она направляла их без всякой связи, словно дирижируя двумя разными оркестрами, исполнявшими попурри из мелодий тяжелого металла.
И пока я смотрел, две другие фигуры взобрались на борт «Жука-Плавунца», а затем грациозным прыжком перепрыгнули на баржу – прямо в центр ритуала, который уже шел в неистовом ритме.
Томас вошел в бой со своим любимым набором оружия – саблей и пистолетом. Я смотрел, как мой брат вихрем влетел в массу фигур на палубе, клинок сверкал, кровь брызгала во все стороны широкими дугами. Он двигался так быстро, что я с трудом мог следить за ним, видя только блеск стали там, вспышку холодных серых глаз где-то еще. Его пистолет стрелял в ритме ударов его фалькаты[85], которая косила смертных подручных Иных словно снопы пшеницы.
Вторая фигура была серой, косматой и пугающей. Воротник из жесткой шерсти делал Мыша похожим на льва, и эта грива колыхалась точь-в-точь как львиная, когда он набрасывался на группу участников ритуала там, где не поспевал Томас. Я видел, как он вырвал ружье из рук обалдевшего охранника и движением головы бросил его в другого – прежде, чем рвануться вперед и уложить полдюжины обезумевших от страха людей на палубу, придавив их своим весом, или вышибая их из круга, которым был окружен ритуал.
Энергия, которой ритуал мог бы воспользоваться, убийственная конструкция, куда была бы подключена и лей-линия, исчезли, предоставив ночному небу сотрясаться в ритме музыки: We will, we will, rock you.
– Эй, Акулье Рыло, – крикнул я, шагая вперед, и на ходу собирая Зиму и огонь Души.
Разъяренный Идущий крутнулся на месте, чтобы повернуться ко мне, и очень вовремя, потому что восьмигранный ствол «винчестера» врезался в его пластину из кости, заменявшую ему передние зубы, и вогнал ее прямо в его глотку.
– Встряхнись[86], – сказал я и нажал на спусковой крючок.
Вместе с пулей 45-го калибра я послал колонну чистой энергии и воли, выплеснув ее через ствол прямо в череп Идущего. Его голова взорвалась, – буквально взорвалась – разлетевшись на полосы и ошметки черного гноя. Его накидка из полос рвани словно сошла с ума: она подбрасывала безголовое тело в воздух, волокла его по мелкой воде, как полураздавленного жука. Темный пар начал выходить из бешено дергавшегося тела – и потом внезапно этот пар торопливо собрался в единое облако и выстрелил в сторону, издав яростный, полный боли и ужаса крик. И хотя крик издало существо с невероятной физиологией, в этих эмоциях невозможно было ошибиться.
А потом его тело в воде затихло и обмякло. Накидка подергалась еще несколько секунд – и унялась.
Объединенный вой смятения поднялся над поверхностью озера: вой Иных и V-образных волн на поверхности, которые сейчас отступали от острова во всех направлениях, подгоняемые вспышками света и музыкой – и рогами Охоты, которые вдруг начали дудеть как ошалелые, поднимаясь над поверхностью воды. Я видел, как массивная черно-белая фигура касатки схватила убегавшего Иного и свалилась с ним в воду, пока укрытый призрачной маской всадник снова и снова поражал свои цели длинным копьем. В другом месте акула выхлестнула из воды, повисев с секунду на фоне неба, с разинутой пастью, прежде чем схватить сверху еще одного Иного и уволочь его под воду, которую бороздили дюжины острых акульих плавников.
За моей спиной раздвинулись ветви, и сквозь них продралась задыхающаяся Мёрфи со своим P-90, болтающемся на ремешке. Она подошла ко мне, пялясь с разинутым ртом на творящийся вокруг хаос.
Я понимал ее: это было ужасно. Это было уникально. Это было величественно. Это было…
Внезапно я почувствовал, что мое сердце остановилось.
Это отвлекло меня от всего остального.
– Молли! – закричал я. – Молли!
Мак услышал меня через весь шум и гам и встряхнул Молли. Когда она не среагировала, его лицо искривилось и он резко и сильно ударил ее по щеке.
Она резко вдохнула и часто заморгала, а небесное шоу и музыка мгновенно прекратились, прямо посередине гитарного соло.
– Вылезайте из воды! – закричал я. – Быстро на берег! Скорее!
Она несколько раз моргнула. Потом до нее, похоже, дошло, и девушка яростно закивала. Они с Маком бросились вниз по накренившейся палубе «Жука» к двери внизу. Молли позвала, и появились Жюстина и Сарисса, обе, похоже, до смерти перепуганные. Молли указала им на остров, и они втроем спрыгнули в воду, доходившую им до груди, и начали брести к берегу.
Мыш издал короткий резкий лай. Он редко лает, но когда делает это, с потолка сыплется краска. Они с Томасом спрыгнули с окровавленной палубы баржи, и быстро поплыли по направлению к острову.
Сейчас воздух был заполнен криками Охоты и воплями Иных, и даже когда звучали крики, я заставил себя приглушить эмоции, дышать медленнее и сконцентрировать весь свой интеллект на острове. Я не чувствовал чего-то необычного, но инстинкт заставил меня поднять подбородок, обвести все вокруг взглядом и обратить его на вершину острова, где старый разрушенный маяк возвышался среди скелетообразных форм деревьев поздней осени.
И тогда меня будто током ударило. Я не должен был видеть маяк или деревья с того места, на котором стоял, тем более в пасмурную ночь, однако их силуэты были отчетливо видны.
Там наверху горел свет.
Когда мои друзья добрались до берега и поспешили ко мне, я понял, что единственное, на что я сегодня ночью почти не обращал внимания, был сам остров. Я никогда не почувствовал бы этого, если бы не посмотрел туда. Я не мог чувствовать что-то, происходящее у вершины холма.
– Идущий был отвлекающим маневром, – выдохнул я. – Черт дери, им не удастся проделать со мной тот же фокус снова!
Я повернулся к остальным и сказал:
– Я думаю, что на вершине холма есть кто-то, и что бы он ни делал, ничем хорошим это не пахнет. Держитесь за мной. Пошли.
И мы двинулись к вершине холма, шагая по немыслимо длинной тропе, но я знал, что она позволит моим друзьям не отстать.
Глава 46
Кто бы ни был на вершине холма, он приготовился к тому, чтобы не дать мне туда добраться. Не очень-то у сволочей это получилось.
Я знал о растяжках, натянутых между деревьями на высоте лодыжки, и знал, где ловушек не было – как я думаю, агрессивное сопротивление со стороны вражеского Малого Народца. Люди, шедшие со мной, даже не сознавали, что здесь стояли растяжки.
Потом было трио особенно злобно выглядевших фэйри-собак, дальних родственников Черных Псов. Однажды, в более спокойные дни, я схлестнулся с Черным Псом, и не особо рвался на матч-реванш. Одну псину я подстрелил из «винчестера», пока она пряталась в кустах впереди, выжидая, когда я подойду поближе, и поджег кустарник, за которым скрывалась вторая, прежде чем мы подошли на тридцать футов. Хищники в засаде становятся нервными, когда предполагаемая жертва видит их. Фэйри-псина номер три шмыгнула из пустого бревна, откуда она собиралась напасть, и вместе с двумя раненными псами удрала на дальнюю сторону острова.
– Как они попали на остров? – спросила Молли на ходу. Она тяжело дышала, и от усилий на озере, и от подъема. – Я думала, он изгнал отсюда всех крупных существ.
Работа Духоприюта состояла в том, чтобы удерживать существ внутри, а не снаружи, но я не собирался трепаться об этом в столь смешанной компании.
– Он удерживает всех на расстоянии, и включает подогрев для тех, кто не желает слушаться, – ответил я. – Но это когда его не атакуют члены зловещего культа и орда воющих уродов из иной реальности. Он был занят тем, чтобы ни один из Иных не попал на берег – ну так ни один из них и не смог. Он просто удержал армию, которую вел кто-то, кто мог бы соперничать с Мэб. Все имеет свои пределы.
Я прощупал пространство своим интеллектусом и осознал, что Мак и Сарисса стали притормаживать в конце группы. Это никуда не годилось. Я до сих пор не знал, какую роль они играют во всем этом.
– Мыш, – позвал я. – Пойдешь замыкающим, на случай если эти псы обойдут нас и решат напасть.
Огромный лохматый шар издал звук, бывший чем-то средним между лаем и чихом, но как бы еще и жуя. Хе. Как бы еще и жуя! Я напомнил себе послеживать за Маком и Сариссой, пока мы идем, но чувствовал бы себя спокойнее, если бы там сзади был Мыш. Интеллектус очень полезен для поиска информации, но не как предупреждающая система. Если любой из них попытается сделать что-то сомнительное, мохнатый тибетский сторожевой пес скорее всего заметит это первым. Лучше держать его поближе к ним.
– А кто там, наверху? – спросила Кэррин, низким и напряженным голосом.
– Королевы фэйри, думаю. Во множественном числе.
Читать бесплатно другие книги:
