Аэростат. Течения и Земли Гребенщиков Борис
И только много-много лет спустя я попал в блюзовые клубы Чикаго и услышал эту всё сметающую волну чистого кайфа. И понял, что с этим не поспоришь. Вот чего нам не хватает. Если бы в сибирских клубах, вроде красноярского «Че Гевары», играли старые блюзмены, наша музыка, я думаю, получила бы мощный толчок к развитию.{318}
Но у меня всегда были некоторые сомнения по поводу уместности блюза в руках белых людей.
Роберт Джонсон
Фил Спектор (в центре) с музыкантами Дэном и Дэвидом Кесселами на пресс-конференции, 1977
Один раз, на записи альбома «Навигатор», у нас играл один из лучших белых блюзовых гитаристов мира, Мик Тэйлор (Mick Taylor), много лет отслуживший в «Роллинг Стоунз». После записи мы ехали в такси, говорили о том о сем, и я спросил у него напрямую, много ли он знает блюзменов, у которых с жизнью все в порядке. «Ну конечно, – сказал он, – БиБи Кинг, Джон Ли Хукер…» – «Нет, белых», – уточнил я. «А-а, – сказал он, – белых – ни одного. Мы все пропащие».
Чистая правда из первых рук. Для черного блюз – это праздник; он поет блюз и оставляет печали позади самим фактом этого пения. А белый – напротив, взваливает на себя чужую ношу, которую ему не потянуть.
Мик Тейлор, Мик Джаггер и Киф Ричардс
Рэй Чарльз
Говорят же: не в свои сани не садись. И то верно – зачем имитировать чужое, когда можно научиться этому и идти вперед, придумывать что-то новое. Это и происходило. Из ритм-энд-блюза начал вырастать рок-н-ролл. Еще один из великих – Рэй Чарльз. Его изящная бытовая элегия «Вали отсюда, Джек» – вот это я понимаю, это песня о разлуке. Не то чтобы «разлука ты, разлука, догорай, моя лучина»… «Вали отсюда, Джек, и чтоб ноги твоей тут больше не было».{319}
Но в основном все-таки ранние рок-н-роллы были про встречи. И специально чтобы подчеркнуть весь восторг этих встреч, юный и наглый, как танк, продюсер Фил Спектор (Phil Spector) придумал свою легендарную «Стену Звука» (The Wall of Sound) – то есть если в песне нужен бубен, то его следует записать десять раз, если гитара – тоже; на фоне этой стены Фил выставлял какую-нибудь девичью группу, с неподдельным энтузиазмом певшую про грядущее свидание, и в итоге получался красивый, массивный и жирный звук, полностью сворачивавший крыши всем, кому было восемнадцать лет. Характерный пример – группа «Ронеттс» с песней «Да Да Рон Рон».{320}
The Ronettes
Впрочем, были и другие подходы к музыке.
Одним из любимых тогда жанров, «ду-вуп», произошел, как здесь уже говорилось[33], от обычая молодых черных людей, маясь от безделья, стоять на углу и – чтобы привлечь внимание проходящих мимо юных красавиц – изображать что-нибудь на несколько голосов. Один голос, например, имитировал бас, другие – ритм и гармонию, а солист пел о своем, наболевшем. Яркий пример «ду-вупа» – Frankie Lymon and Teenagers. Поначалу они потрясли общественное сознание песней «Почему я малолетний преступник», потом смело перешли к философской лирике и спели песню «Зачем дураки влюбляются». Самому философу Фрэнки было тогда тринадцать лет.{321}
Frankie Lymon and Teenagers
Именно эти песни, просачиваясь через океан, создали Америке фантастический образ веселой страны изобилия, страны кока-колы и хайвеев, где можно абсолютно все, – и голодные послевоенные подростки в Англии с жадностью гонялись за американскими пластинками, которые им привозили матросы, или слушали подпольное «Radio Luxembourg», вещавшее с полузатопленного корабля, стоявшего в нейтральных водах.
Смоки Робинсон
Да-да, у них все было в точности как у нас когда-то: рок-н-ролл тоже был под запретом, и поэтому пер из всех щелей. И эти песни разучивались, исполнялись и навсегда западали в сердце. Именно с них начинали все, кто потом изменил музыкальную культуру мира.
Но оригинал оставался недостижим. Непостижимая легкость и экстатичность такого пения навсегда задала белым мальчикам вершину, к которой нужно стремиться. И они стремились. Так, Джордж Харрисон настолько любил неподражаемого Смоки Робинсона за чистоту голоса, что посвятил Смоки две свои песни.{322}
Конечно, белые мальчики тоже не дремали. Хэнк Уильямс, один из титанов американской музыки, родился с дефектом спины – всю жизнь, как Курт Кобейн (Kurt Cobain), мучился от боли и (как тот же Керт) заливал ее всем, что попадало под руку. Хэнк умер в тридцать два года, по дороге на концерт, но успел понаписать песен, без которых не было бы ни кантри, ни рок-н-ролла; он внес в будущий рок-н-ролл белую струю. За что ему вечная слава.{323}
Хэнк Уильямс
Глэдис, Элвис и Вернон Пресли
А потом в студию Sun Records в Мемфисе (Memphis) зашел юный водитель грузовика, который хотел спеть и записать на гибкую пластинку песню маме на день рождения. Сэм Филипс (Sam Phillips), владелец студии, услышал его голос и впал в состояние шока, ибо мечтал об этом всю жизнь – белый, который поет как черный. Парня звали Элвис Пресли.{324}
Как это обычно и бывает, великую музыку черных (а она тогда в Америке презрительно называлась «расовой музыкой») первыми приняла неправильная молодежь; по-нашему – самая шпана: мальчики в кожаных куртках с ножами в карманах и накрашенные девочки в коротких юбках. Общественность возмутилась – дескать, падение нравов.
Сэм Филипс и Элвис Пресли
В документальном фильме «Герои рок-н-ролла» есть вызывающие слезы умиления эпизод: безликий телевизионный диктор читает под хохот нанятой телеаудитории следующие трепетные строки:
- Би Бап а Лу Ла,
- Она – моя девушка,
- Би Боп А Лу Ла,
- И это точно.
Толпа смеется и не знает, что только что упустила поезд истории, осталась ни с чем на пыльном и пустом перроне. Как тибетские мантры и заклинания шаманов, эти незамысловатые строки были ключом к дверям новой эпохи. Отныне рассудку было отказано в праве на монопольное управление жизнью. Теперь решающее слово было за сердцем. И за хулиганами в кожаных куртках с ножами в кармане, такими как Джин Винсент.{325}
Джин Винсент
А в послевоенном Ливерпуле мальчик-сирота Джон Леннон услышал эти звуки и понял, что только рок-н-ролл и есть правда в этом мире. И всю жизнь положил на эту музыку, серьезно повлиял своими песнями на весь мир и, став совсем большим, записал альбом «Рок-н-ролл», вернувшись – как и все – к песням своего детства.{326}
Отец и создатель музыки soul, то есть «музыки души», великий и непревзойденный Сэм Кук был и остается одним из величайших голосов Америки. Рэй Чарльз говорил: «Сэм Кук – единственный совершенный певец в мире». Но все это слова. А правда в том, что такой безоблачной простоты и наивности в музыке никогда не было – ни до, ни после. Почему? Как? Наука молчит. Значит, время было такое. Не зря Шиллер совершенно по-митьковски говорил: «Закон природы смотрит сам за всем». Тот негр, наверное, так и продолжает лежать на каких-нибудь новых ящиках – и смотреть на нас. А нам остается только радоваться этому чудесному и непостижимому миру.{327}
Джон Леннон
Когда детям древних надоело слушать, что музыка создает пространство, в котором обитают наши души, они изобрели рок-н-ролл. Это слово так часто используется теперь вне контекста и не про то, что мне не остается ничего другого, кроме как немного прояснить, что есть такое подлинный рок-н-ролл.
В Америке 50-х годов стало хорошо жить. Впервые у обычного человека стало достаточно денег, а тут и технический прогресс подогнал красивые автомобили, кастрюли-скороварки и пылесосы. Казалось, достигнута полная гармония. Но прогресс подогнал еще пару существенных явлений – электрическую гитару и грампластинки.
Джон Ли Хукер
И молодому поколению впервые за всю историю человечества захотелось чего-то большего. Поколение задумалось о том, что голый материализм их не устраивает.
Героя одного из тогдашних фильмов про бунтарей спросили: «Э-э, молодой человек! А против чего вы, собственно, бунтуете?» Он не задумываясь ответил: «А что у вас есть?»
Литл Ричард
И конечно, у ангела, заведующего популярной музыкой, уже был готов для этого подходящий ответ.{328}
Литл Ричард, самоназванный король рок-н-ролла, юный, невыносимо самовлюбленный и наглый. С омерзительными усиками, взбитой прической, не совсем традиционной ориентацией, весь увешанный дешевой бижутерией – короче, он сочетал в себе все, что обычному американскому гражданину было невыносимо ненавистно. Как раз то, что было нужно юным бунтарям, объевшимся материального благополучия.
Как его, правда, не убили, я не понимаю.
Но сам по себе Литл Ричард один не смог бы пробить стену. А стена была – вся музыка, исходящая не от белых, считалась race music – как у нас бы сказали «музыкой нацменов» – и находилась в своем гетто. Для пробивания стены потребовался белый музыкант.
И судьба указала своим сияющим пальцем на немолодого артиста по имени Билл Хейли (Bill Haley). Почему-то именно ему вместе с его группой «Кометы» пришло в голову вместо привычного кантри заиграть музыку будущего.{329}
Степенные люди на сцене
А ведь был вполне приличный, семейный человек, хотя и с легкомысленной кудряшкой на лбу. Даже не скажешь, какой бардак эти степенные люди могли устроить на сцене. И с каким видимым удовольствием. Теперешним бы поучиться.
Билл Хейли & The Comets
Весь рок-н-ролл и начался с Билла Хейли. Плотина была прорвана. Но очень скоро молодым захотелось чего– то посвежее. Требовалось сочетание юности, наглости, белой кожи и черного голоса. А свято место пусто не бывает.
И тогда появился король.{330}
Не мое дело рассказывать вам об Элвисе Пресли. О нем написаны целые библиотеки, он вызвал к жизни целые жанры, нет никого в мире, на кого бы он не повлиял; миллионы людей верят, что он не умер, а до сих пор как-то жив – на Земле или на соседской какой планете. Элвис – король.
Даже если вы этого не знаете сейчас, вы, несомненно, придете к этому в какой-то день своей жизни. Мне потребовалось для этого лет сорок. Теперь я это тоже знаю. И даже если не всегда и не везде нужны короли, уважение к ним остается. Никто никогда не пел так, как он, и никто никогда не споет. А если есть сомнения по этому поводу, достаточно поставить как-нибудь песни Элвиса в помещении, где много девушек, и понаблюдать за их реакцией.
Но не Элвисом единым жив человек, как подмечено где-то в писании.{331}
Рок-н-ролл не стоил бы ни гроша, если бы помимо тела он не кормил бы еще и душу.
Everly Brothers
Кто-то должен был сказать, что рай возможен и на земле, и этот рай – любовь; беззаветная преданность любви – это первая ступень к счастью и освобождению. Чтобы сковать хороший меч, нужен и огонь, и холодная вода.
Дуэт братьев Эверли вдохновил на пение бесчисленное количество последователей, в числе которых были и Beatles, и Саймон с Гарфункелем, – но никто так и не смог превзойти оригиналов по классу невинности, трогательности и чистоты.
Еще один отличник того же класса – Нил Седака. Забавное было время, кстати, – в начале 60-х эта музыка звучала чуть не в каждом советском дворе, люди просто выставляли магнитофоны в окно или в форточку, и даже маленьким детям, играющим в песочнице, становилось понятно, что наступила новая жизнь.{332}
Нил Седака
Но вернемся к истории. Да, может быть первые хорошие рок-н-роллы писал Чак Берри; да, Литл Ричард показал всем полный отвяз; да, Элвис был королем, но когда на пороге студии Sun в Мемфисе (откуда и вышел весь оригинальный рок-н-ролл) показался юный Джерри Ли Льюис, это было открытием новой страницы летописи. Нет смысла перечислять все скандалы, связанные с этим именем, – только одна история.
Джерри Ли Льюис
Известно, что часто музыканты, играющие в одном концерте, всеми правдами и неправдами пытаются выйти на сцену последними – считается, что последняя часть концерта более престижна.
Однажды Джерри Ли Льюис играл в одном концерте с Чаком Берри. «Я буду играть последним», – заявил Джерри Ли. «Нет, я главнее, и последним буду я», – стоял на своем Чак. Слово за слово – Чак Берри отвоевал себе заветное почетное последнее место. Тогда Джерри Ли, закончив свой сет, поджег пианино и скинул его в оркестровую яму. «Пусть он попробует сыграть после ЭТОГО!» – сказал он, уходя.
Не зря Джерри Ли Льюиса называли killer – «убийца».{333}
Но, безусловно, самой странной легендой рок-н-ролла был и остается Бадди Холли. Скромный, угловатый, очкастый, заикающийся даже при пении, он первый перестал полагаться на песни, написанные кем-то, и начал писать все сам, со своей группой, и этим заложил фундамент для всех групп, пришедших потом.
Бадди Холли
Всего-то времени ему было отпущено – восемнадцать месяцев, в феврале 59-го он разбился в самолете, перелетая с концерта на концерт. Но влияние его на всю музыку, пришедшую после, невозможно переоценить.{334}
Еще один титан все, чего ему не хватало по части фотогеничности, с лихвой возмещал невероятным голосом и романтикой. Всегда в черном, в черных очках, с балладами о невостребованной любви и довольно трагической собственной жизнью, он навсегда установил моду на романтического неудачника-одиночку, и даже сам Элвис отказывался выходить на сцену после него.{335}
Одиноких оказалось много – миллионы. Даже Beatles, начиная писать песни, признавались в том, что подражают Орбисону. К началу 60-х, когда первая волна рок-н-ролла схлынула, Орбисон спокойно продолжал оставаться на своем месте и даже гастролировал по Англии.
Может быть, мы не правы, сожалея о том, как все проходит? Может быть, оно вовсе не проходит, а созревает, как зерно, и падает в почву? А нам – вне времени – остаются лучшие плоды, которые навсегда с нами.{336}
Рой Орбисон
Майкл Муркок[34] однажды заметил: «Все мы – без изъяна, так же как Бог – без изъяна. И то, что мы принимаем за изъян, – это всего лишь отражение нашей неспособности увидеть целостность мира».
Вот именно целостности мира и научил нас когда-то первый рок-н-ролл. Целостности, в которой нет разбиения на плохих и хороших. Динамике, в которой мажорные и минорные аккорды работают вместе, чтобы создать великую песню. Гармонии, при которой Хаос и Порядок борятся только для того, чтобы мир не впал в застой.{337}
Забавно думать, что, когда рок-н-ролл появился на свет, вся Америка в голос стонала об упадке нравов, и эта музыка почиталась за дьявольскую. Элвис Пресли считался угрозой общественной нравственности, Джерри Ли Льюиса изгоняли из церкви, Чак Берри регулярно попадал в тюрьму.
Знакомая история, не правда ли? Евангелие от Матфея, глава 21, стих 42: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла». Воистину, «что было, то и будет. И что делалось, то и будет делаться. И нет ничего нового под солнцем». И слава Богу! Под солнцем есть любовь и музыка, и все это от Бога и угодно Ему.{338}
А теперь – повторение пройденного.
– Маша, скажи, пожалуйста, что за молодой наглый негр громко орал, топал ногами ногами по пианино и вообще вел себя вызывающе?
– Литл Ричард!
– Правильно, Маша.{339}
– А кто из всех рок-н-ролльщиков справедливо назывался родоначальником рок-н-ролла, первым человеком, который начал играть то, что мы теперь называем рок-н-роллом? Ответь мне, Иннокентий.
– Это был Билл Хейли и «Кометс».
– Правильно, Кеша.{340}
– А теперь, ребята, скажем все вместе – кто у нас был и остается королем?
– Элвис Пресли!{341}
«Всему свое время и время всякой вещи под небом: время рождаться и время умирать, время насаждать и время вырывать посаженное, время плакать и время смеяться, время сетовать и время плясать… Все соделал он прекрасным в свое время и вложил мир в сердца их. Хотя человек не может постигнуть дело, которое Бог делает от начала до конца. Познал я, что нет для них ничего лучше, как веселиться и делать доброе в жизни своей. И если какой человек ест и пьет и видит доброе во всяком труде своем, то это – дар Божий» (Книга Екклесиаста, глава 3).
Дайте нам своих Битлов!
Было время, когда во всех царствах музыка ненадолго настроилась на лад гармонии и открытий. Даже в Америке.
Всем битникам известно, что центр Вселенной – это угол улиц Бликер и Макдугал в Гринвич-Вилледж в Нью– Йорке. В радиусе двух кварталов до сих пор – несчетное количество клубов, в каждом из которых каждый вечер кто-то играет музыку. В начале 60-х было принято играть джаз и фолк. И в эту Мекку со всей Америки съезжались искатели счастья с акустическими гитарами и гармошками.
Cafe Wha?
ул. Макдугал
Боб Дилан, Карен Далтон и Фред Нейл в Cafe Wha?
Один такой ершистый юноша приехал из чудовищной по тем (да и по нынешним) временам глубинки – шахтерского города Хиббинса, штат Миннесота, где все детство провел в школьной группе, пытаясь играть рок-н-ролл. Получалось не так что бы очень.
Тогда он вскочил на проходящий грузовой поезд и тронул в Нью-Йорк, оставив позади свое имя и биографию. В школе его звали Роберт Циммерман. Когда он вступил на обетованную землю Гринвич-Вилледж, он стал называть себя Боб Дилан.
Вуди Гатри
Начал он правильно: отыскал в Нью-Йорке великих бомжей, основоположников современной народной американской песни Вуди Гатри и Джека Эллиота и затусовался с ними. Подобрав у них самое лучшее, Боб начал заунывно петь про то, как тяжело живется простым людям (без этого тогда было никуда), но вскоре появились Beatles.
Страдания угнетенного пролетариата неожиданно вышли из моды, и открылись новые разноцветные непонятные просторы. Дилан все понял, сменил акустическую гитару на электрическую (чем вызвал чудовищный скандал в американском КСП – клубе самодеятельной песни) и начал искать «новый дикий звук, льющийся как ртуть».{342}
Джек Эллиот
На тех же перекрестках тусовалось еще много искателей нового звука и новой жизни. Кое-кто оставался в НьюЙорке надолго; кое-кто, приобретя навыки пения, отращивал волосы и, взяв в руки электрическую гитару, подавался в теплые края.
Так появился квинтет Byrds. Каждый был композитором, каждый – певцом, и возник невероятный звук – мощное сплетение пяти голосов и двенадцатиструнных электрических гитар.
Лидер этого сообщества равных, Джим МакГуин, по наущению секты нумерологических магов сменил имя на Роджер, надел антикварные прямоугольные темные очки – и их было уже не остановить.
Роджер МакГуин
Первой же песней, записанной Byrds, была переработка песни приятеля по Гринвич-Вилледж – Боба Дилана. «Mr. Tambourine Man» появился на радио, занял там первые места. У Америки появились свои собственные доморощенные Beatles, по крайней мере так гордо писали американские газеты. Но шутки шутками, а Byrds изобрели что-то совсем свое, не похожее на Beatles, не похожее ни на что другое в мире. И это сплетение пяти голосов до сих пор действует, как удар поддых, немедленно перенося слушателя в другую Вселенную.{343}
Iron Butterfly
Byrds
Однако не все росли на фолковых перекрестках НьюЙорка. Некоторые играли тяжелую музыку и были из южных краев, из Сан-Диего. Iron Butterfly («Железная бабочка»), будущие любимцы байкеров, изначально выбрали другой путь и другой звук. Отец Дуга Ингла был церковным органистом и передал сыну любовь к органной мощи. Магический низкий голос и любовь к тяжелым риффам у Дуга были свои. Недолго думая Iron Butterfly записали альбом «Heavy», положив тем самым начало «тяжелому» року, а через полгода в свет уже вышел их новый альбом «In-A-Gadda-Da-Vida» с невероятной по тем временам семнадцати-с-половиной-минутной заглавной песней. Вопреки всякой коммерческой мудрости и соображениям формата, этот альбом стал первой платиновой пластинкой в истории благодарного человечества.{344}
LP Iron Butterfly «Heavy», 1968
LP Iron Butterfly «In-A-Gadda-Da-Vida», 1968
Жил-был в Лос-Анджелесе один Стивен Стиллс (который потом стал интернациональной звездой в трио Crosby, Stills & Nash). И как-то раз он вышел из дома, а прямо у его порога – натуральный студенческий бунт. Длинноволосые студенты машут цветами, а полиция, понятное дело, мочит их дубинками. Другой бы просто опечалился от бессмысленности происходящего, пошел бы и надрался. Но Стиллс вернулся домой и написал песню с припевом «Время остановится, ребята, – что за звук такой?». Принес ее коллегам по группе Buffalo Springfield, и через неделю песню «Чего это стоит?» уже играла вся страна, благо демонстрации происходили тогда везде, и все яснее становилось, что противостояние двух вариантов упертости ни к чему хорошему не приводит.{345}
Buffalo Springfield
По счастью, даже в удивительно пристойных протестантских Соединенных Штатах Америки не все было так мило. Неподалеку от Стиллса и Buffalo Springfield в том же Лос-Анджелесе жил Фрэнк Заппа, который еще раньше разобрался, что в любом конфликте нет ни правых, ни неправых – есть только пострадавшие.
Стивен Стиллс
Большей язвы, чем Фрэнк, свет не видел. Тем более что американские менты успели хоть и ненадолго, но посадить его в тюрьму (уж больно он им не нравился своим видом), а тотальный идиотизм местных хиппи Фрэнку тоже был знаком не понаслышке. А если учитывать, что Фрэнк Заппа был одним из величайших гениев американской музыки XX века, то и реакция его на все происходящее тоже была довольно неортодоксальной и суровой. Когда-то мое знакомство с Фрэнком Заппой началось с песни «Коричневые ботинки не канают», и удар по голове был довольно сильный. Как писал Белинский, настоящая «энциклопедия американской жизни».{346}
Но вернемся на улицы уже привычного нам Нью-Йорка.
Фрэнк Заппа
Британское вторжение во главе с Beatles так задело за живое привыкшую править всем Америку, что там чуть не каждую неделю появлялись свои новые «американские Beatles». Вот и группа Lovin’ Spoonful не избежала этого немного назойливого ярлыка. Четверо красавцевпарней, одетых летом в шубы и другие странности и поющих собственные песни, – чем не еще одни Beatles, если взглянуть с точки зрения продажи музыкального продукта?
По счастью, Lovin’ Spoonful, как и все в Нью-Йорке, прошли прочную школу народных песен и черного нью-йоркского юмора. Они оставили нам немало песен, в том числе и «Butchie’s Tune», с детства почему-то прочно запавшую мне в душу.{347}
Lovin’ Spoonful
А в это время в Сан-Франциско… но Сан-Франциско – вообще отдельная история, город, кстати, основали русские моряки… и гомеопатия там растет из каждой щели: и тебе кактусы, и тебе трава, и тебе все что угодно. Поэтому американская психоделия зародилась именно там, там и цвела буйным и пышным цветом.
И самые главные цветы этой гомеопатии – это группа Grateful Dead.
Джерри Гарсия, 1967
Можно рассказывать, что Grateful Dead это не группа, а образ жизни; один – специалист по народному банджо, другой – ученик Штокхаузена, третий – байкер и так далее. Историй про них миллион. Как они приезжали на улицу Haight, перегораживали ее грузовиками и играли шестичасовые концерты – и, конечно, совершенно бесплатно. Как поставили себе задачу – научиться играть музыку в измененном состоянии сознания – и занимались этим тридцать лет. Как тридцать лет из города в город за ними ездили люди, чтобы испытать и пережить еще один их концерт, потому что это не просто концерт, а переживание, и никто никогда не может предсказать, что и когда они будут играть, – они сами этого не знают.
Карлхайнц Штокхаузен
Но дело не в этом. В голосе певца и гитариста Джерри Гарсия есть что-то, не поддающееся анализу, – как будто ему десять тысяч лет, и он видел все на земле и научился все принимать, увидел, что нет ни добра, ни зла, но если можешь сделать хорошее ближнему своему – сделай это.{348}
Где-то в середине 60-х из Канады в Америку приехала девушка по имени Джони Митчелл. Худущая девка с длинными светлыми волосами, со странно настроенной акустической гитарой; сама писала песни, сама их пела, сама рисовала. Все были в нее влюблены, она была во всех влюблена… В общем, замечательная жизнь.
Grateful Dead
The Mamas And The Papas
Джони Митчелл поет до сих пор. И в то время как все ее бывшие кавалеры остались прочно в позавчера, она до сих пор – в сегодня и становится все сложнее и интереснее.{349}
И все-таки самой стильной группой 60-х были The Mamas And The Papas. Два красавца и две красавицы, выходцы из того же Нью-Йорка. Так бы и петь им народные песни, если бы не гомеопатия и пластинка Beatles. Вместе взятые, эти два сильнодействующих средства произвели переворот в сознании Джона Филипса, его женыкрасавицы Мишель и их приятеля Дэнни Догерти. Потом пришла толстая и фантастически одаренная Мама Кэсс, IQ у нее был за 160, и все встало на свои места. Чудные песни писались пачками, а гениальные голосовые аранжировки рождались сами собой (не нужно, правда, забывать, что все они были закаленными профессионалами).
Джони Митчелл
Помимо всего прочего, именно Джон Филиппс придумал фестиваль в Монтерее, который потом перерос в Вудсток и стал концом 60-х. Но это все история. История прошла, а музыка осталась.{350}
Мы уже точно знаем, что музыка создает пространство, в котором обитают наши души. Древние сильно задолбали всех этим высказыванием. Тем не менее так оно и есть. Хотя, если послушать, что нынче передают по радио, то за души становится как-то обидно; пространство выходит каким-то неприглядным. Поэтому я и занимаюсь изысканиями в стиле Индианы Джонса, доставая драгоценности, заваленные хламом времени.
Саймон и Гарфункель
Одним из самых великих дуэтов в истории музыки был и навсегда останется дуэт Пола Саймона и Арта Гарфункеля. Одноклассники все из той же кузницы кадров – с перекрестков Нью-Йорка. Маленький Саймон пел, писал песни и играл на гитаре, а худой и длинный как жердь Гарфункель подпевал. Как положено, начали они со всенародных песен протеста, но довольно быстро перешли дальше.
И так высок был их интеллектуальный уровень, что однажды Саймона спросили: «А как у вас с девушками после концерта?» А Саймон задумчиво сказал: «У всех девушки как девушки, а к нам приходят в толстых очках, свитерах и читают стихи».
Может быть, именно поэтому Саймон и Гарфункель становились все лучше и лучше.{351}
Конечно, на каждого великого должны быть тысячи и десятки тысяч нормальных. Таковы законы статистики. В мире нет и не может быть равенства, и олень никак не может быть равен гиппопотаму, они просто разные. Но нельзя недооценивать то простое соображение, что без малых не было бы и великих.
Саймон с Гарфункелем останутся в веках, а группу Left Banke («Левый берег») никто не вспомнит. Но у них были свои пятнадцать минут славы, их песню слушали все, и эта песня про балерину остается шедевром до сих пор, честь им и хвала!{352}
The Left Banke
По шоссе едет машина; это из одного города в другой переезжает семья видного американского адмирала.
Машина проезжает мимо умирающего на обочине индейца. Маленький мальчик на заднем сиденье на секунду встречается с ним взглядом, и его жизнь после этого меняется навсегда. Сведущие люди говорят, что это душа индейца-шамана переселилась в него. Мальчика звали Джим Моррисон. Потом его тоже станут называть шаманом. Да он им и был. Первый шаман американского рока.
Мальчик Джим Моррисон
Отца-адмирала (впрочем, как и любую власть) Джим не переносил на дух. Стал постарше и как-то раз, выпивая легкое вино с приятелем на пляже, начал читать свои стихи. Приятеля звали Рэй Манзарек, и он играл на органе.
Так – прямо на пляже – и родилась группа Doors («Двери»). Почему двери? По известной фразе писателя Олдоса Хаксли – «Если бы двери восприятия были очищены, человек увидел бы вещи такими, какие они есть на самом деле, – бесконечными».{353}
Брайан Уилсон
А теперь совсем другая история, и даже не история, а эпос. Лос-Анджелес, семья Уилсонов (Wilson’s). Все началось с того, что троих маленьких братьев Уилсонов отец заставлял петь, присовокупив до кучи еще пару близких родствеников. Когда братья подросли, домашнее пение непринужденно перетекло в прибыльное семейное дело. А как можно назвать группу из солнечного Лос-Анджелеса? Ну конечно, «Ребята с пляжа» – Beach Boys.
Брат Брайан талантливо перелицовывал модные мотивы, писал тексты исключительно про девушек и автомобили, а братья Карл и Денис вместе с примкнувшими кузенами радостно ему подпевали; папа был крайне доволен и считал деньги.
LP Beach Boys «Smile», 1967
Вскоре Beach Boys тоже удостоились главного титула – «американских Beatles». А далее все стало усложняться. Брайан начал писать все более и более сложные и утонченные мелодии и аранжировки. Позвал писать тексты своего друга – авангардиста Ван Дайк Паркса (Van Dyke Parks); дошло до того, что сами Beatles начали внимательно прислушиваться к тому, что делают Beach Boys, и даже кое-чему у них учиться. Запахло творческим соревнованием.
Однако Beatles трудились единым фронтом и хорошо понимали друг друга, а остальные братья Уилсоны (вкупе с близкими родственниками) начали недоумевать, что же, собственно, происходит. Они часто спрашивали брата: «Брайан, о чем наши песни?!» Брайан ничего не мог на это сказать. В итоге братья стали ездить на гастроли без него, а Брайан сидел в студии и месяцами шлифовал сложнейшие вокальные аранжировки, писал страннейшие инструменты, мелодии… и в общем, готовил шедевр Beach Boys – альбом «Smile».{354}
Но на каждую бочку меда должна быть маленькая ложка дегтя, иначе можно умереть от засахаривания. Один молодой поэт по имени Лу Рид, типичное дитя Нью-Йорка, однажды решил писать, как подобает серьезному автору, о темных сторонах жизни; но делал это не в форме рассказов или стихов (которые, скорее всего, никто бы не стал читать), а в форме песен на три аккорда.
Velvet Underground
Он основал группу Velvet Underground. Они играли громко, диссонантно и неприятно и слушаться никого не собирались. Когда они пришли записывать первый альбом, инженер, послушав, что они играют, сказал: «Так, мальчики, а теперь сделаем все тише ровно в три раза». Группа слаженно послала его подальше. Инженер – тоже дитя Нью-Йорка, – пожав плечами, сказал: «Хорошо, вот кнопка записи, когда кончится пленка, я буду в кафе напротив». Так они записали свой первый альбом.
Капитан Бычье Сердце, школьные годы
Потом их пригрел великий прогрессист Энди Уорхол, и о Velvet Underground стали говорить. Это не повысило их благосостояния – их первую пластинку купило приблизительно 129 человек, – но каждый из купивших впоследствии основал свою группу[35]. Их мягкие, вроде «Stephanie Says», песни из-за текста значительно более панковские, чем многое другое, и Лу Рид стал крестным отцом панка, да и просто одним из бессмертных.{355}
О ехидном титане и ниспровергателе основ, по-настоящему безумном музыканте Фрэнке Заппе речь на этих страницах уже заходила. Но дело безумия на нем не кончается. Когда Фрэнк был еще мальчиком, в одном классе с ним учился другой мальчик, с голландским именем Дон Влиет (Don Vliet). Вот этот парень точно был со странностями. Вообще-то странные мальчики обычно вырастают и довольно мирно вливаются в общество; а этот Дон Ван Влиет вырос и стал, напротив, совсем безумным. При этом еще и запел. И стал называться Captain Beefheart – Капитан Бычье Сердце. У него была группа, которая так и называлась – «Магическая группа» (Magic Band), и музыканты там были под стать – Zoot Horn Rollo играл на гитаре со стеклянным пальцем, Маскара Змея (the Mascara Snake) – на бас-кларнете, а Антенна Джимми Сименс (Antennae Jimmy Semens) – на гитаре с железным приспособлением. Бывший одноклассник Фрэнк пришел на помощь и продюсировал его альбом «Trout Mask Replica» («Реплика Маски Форели»). Вот такие дела.{356}
Zoot Horn Rollo
LP Captain Beefheart & His Magic Band «Trout Mask Replica», 1969
Насколько я помню, в 60-е только двое людей во всем мире достигли царственного права называться одним именем, без фамилии. В Англии был Донован, в Америке была Мелани. Оба пели, писали песни и играли на гитаре; оба были богами для миллионов своих слушателей.
Именно на концертах Мелани люди начали выражать свою любовь, зажигая свечи, и она даже написала об этом песню «Свечи под дождем». И дело не в том, что она продала более восьмидесяти миллионов пластинок, – ее любили как богиню, и было за что. И с «Песней Рассвета» – «Мы были рождены, чтобы видеть, как восходит солнце», – я лично полностью согласен.{357}
Captain Beefheart
Америка, конечно, замечательная страна. Одна только проблема. Потомки протестантов, американцы, любят Божью благодать, в основном когда она выражена в денежных знаках. Остальная благодать кажется им довольно расплывчатой. Поэтому, что бы ни появлялось в мире нового, красивого и интересного, всегда найдется предприимчивый американец, который придумает, как это изготовить подешевле и продать. Это делает американскую картинку довольно второсортной, к моему большому сожалению. По счастью, все, о чем я здесь рассказываю, – исключение из этого правила.
Мелани
Monkees
Когда вышла кинокартина «A Hard Day’s Night», вся фабула которой заключается в том, что группа Beatles играет и поет свои песни, попадая при этом в какие-то приключения, кто-то из деловых американцев немедленно придумал и запустил телевизионный сериал про такую же группу, только американскую. Песни для них писались профессионалами, игрались сессионными музыкантами, а группе актеров, набранных по объявлению в газете, оставалось только петь. Назвали все это – Monkees (то есть «Обезьяны»), и все это было дико популярно с 66-го по 68-й год.
В обычных условиях это было бы очень плохо. Но таково было магическое время, что даже такая коммерческая антреприза породила чудесную, наивную и очень кайфовую музыку.{358}
LP «Dream a Little Dream», 1968
Мама Кэсс
Великолепная группа The Mamas And The Papas записала четыре альбома и распалась из-за легкого непонимания между мальчиками и девочками, как это часто бывает. Но их обворожительная, огромная и ужасно талантливая певица Мама Кэсс продолжала работать и записала альбом «Dream а Little Dream».{359}
Неизвестно почему, может быть, потому что так встали звезды, в общем, по загадочным причинам где-то в середине 60-х началось лето и длилось не сезон, не два, а несколько лет. И в Нью-Йорке, и в Сан-Франциско, и Лондоне, и везде. И если уж говорить о Сан-Франциско, то первой группой, которая вынесла это знамя на поверхность, была группа Sopwith Camel, записавшая песню «Hello Hello». И в этой песне, как в зеркале, отразились вся нега, весь солнечный свет этого времени. Больше хороших песен у них не было, но и этой хватит.{360}
Sopwith Camel
LP «Sopwith Camel», 1967
Когда мы говорим о 60-х годах в Америке, есть одна песня, которую невозможно обойти стороной. И хотя я уже писал немного о группе Beach Boys, эта песня стоит особняком. Она записывалась в течение трех или четырех месяцев – Брайан Уилсон вместе с братьями перемещался из одной студии в другую, пытаясь найти правильную акустику, правильные звуки… В этой песне, может быть, впервые в истории музыки, был использован электронный инструмент террамин. Говорить о «Good Vibrations» бессмысленно. Она, как магический кристалл, вбирает в себя все лучшее, что было в солнечные 60-е в Америке.{361}
American Cousins
В то время как британские язычники дули во все флейты в воротах восхода[36], заокеанские потомки пуритан тоже стряхивали с себя тяжелое наследие прошлого. Иногда в процессе этого приходилось заходить слишком далеко; как резонно заметил кто-то из тогдашних острословов: «Тот, кто хвастается, что помнит шестидесятые, скорее всего там не был»[37].
Jefferson Airplane
Харри Нильсон
Но, продираясь сквозь джунгли гомеопатии, сталкеры прекрасного нет-нет да и набредали на очередной райский сполох. Как сказано в книге «Золотые слова корейского народа»: «И в сточной канаве рождается крылатый конь».{362}
Скромный нью-йоркский труженик голосовой связки Харри Нильсон известен более всего тем, что однажды был любимой группой Beatles. Ведь на вопрос «А нравится вам что-нибудь из сегодняшней американской музыки?» – Beatles хором так прямо и ответили однажды: «Наша любимая американская группа – Харри Нильсон».
Несмотря на это, группа состояла из одного человека – самого Харри. Но похвала Beatles сделала свое дело, Харри вознесся на вершину холма – и было за что. Его таланта вполне хватило бы на четверых: он и писал, и пел отменно, да и выпить был не дурак; как Джон, так и Ринго часто преломляли с ним чашу-другую скромного шотландского виски. Вполне вероятно, что они часто при этом цитировали друг другу избранные места из «Золотых слов корейского народа», например: «Печень тает, как весенний снег». Или, например: «Собак много, а зарезать и съесть нечего».{363}
Tommy James & The Shondells
«Crimson And Clover», 1968
Но конечно, не единым Харри Нильсоном жива была Америка конца 60-х. Как и везде в этом мире, на каждого талантливого приходилась десять тысяч не очень. Но на то и Америка, чтобы извлечь из этого факта несомненную пользу. Берется один четверть-талантливый, делается соответствующая обертка и продается как талант.
Но, как говорится у корейцев, «бывает, что и под пол свет попадает». В разливанном море коммерческой психоделии время от времени проплывали вполне реальные русалки, например, как «Мона Лиза» от психоделии «Crimson & Clover» («Алый и Клевер») невоспетых тружеников американского рок-н-ролла, группы Tommy James & The Shondells.{364}
Порою мне доставляет огромное наслаждение вылавливать из омута собственной памяти таких сверхъестественных существ – вроде бы откровенно сделано по мерке и шаблону, а каким-то чудом передает зажигательный дух времени. Как говорится в «Золотой книге»: «Из черного щенка делают поросенка».
LP «If I could Only Remember My Name», 1971
Например, чрезвычайно популярная в те времена песня группы First Edition с радующим душу каждого юного гомеопата названием «Зашел проверить, в каком состоянии мое состояние» мне особенно близка, потому что ее припев по неизвестным причинам вызывает у меня в памяти хоры Шостаковича из фильма «Александр Невский», слушаю – так и видится Ледовое побоище: ох коротка кольчужка. Короче, в этой песне два угодья. В Корее про такие песни говорят: «Ее хоть в глаз воткни, больно не будет». Смешно, что певцом в этой группе служил Кенни Роджерс (Kenny Rogers), будущий столп ультраконсервативной кантримузыки.{365}
Однако помимо поддельной психоделии была и настоящая. А уж ничего более настоящего, чем психоделия сан-францисского разлива, и не бывало; чисто гомеопатический город.
Альбом Дэвида Кросби (David Crosby) 71-го года, записанный в Сан-Франциско, так и назывался – «Ах, если бы я только мог вспомнить, как меня зовут»[38].
Грэйси Слик
Я уже писал здесь про асов-психонавтов Grateful Dead[39]. Но была в Сан-Франциско одна группа, которая могла в любой день недели поспорить с «Благодарными Мертвецами», – «Аэроплан Джефферсона». Правда, могла, да не спорила. Дух братства, свободной любви и стремление к освобождению сознания пропитал тогдашний Сан-Франциско, как эфир пропитывает белый шерстяной шарф. А во главе этого анархического Аэроплана летела комсомолка и спортсменка, красавица Грэйси Слик (Grace Slick). Именно ее гимн «Белый кролик», написанный по мотивам «Алисы в Стране чудес», потряс нацию в 66-м году и стал первым аэроплановским хитом. Потрясенная молодежь, как откровение, повторяла про себя ее бессмертные строки:
- От одной таблетки становишься больше,
- от другой – меньше.
- А от таблеток, которые дает мама,
- вообще ничего не происходит.
- Корми свою голову.{366}
Jefferson Airplane
Но, как справедливо замечено в книге «Золотые слова корейского народа», «даже прекрасный конь, пробегающий тысячу ли, в ловле мышей не сравнится с кошкой».
Свободолюбивая принцесса-хиппи Грэйс Слик никогда не смогла бы спеть основу основ – бабий блюз; эта доля выпала другой.
Дженис Джоплин – великая Дженис Джоплин – бежала из родного ей Порт-Артура, Техас, в Сан-Франциско, как у нас бегут в Петербург из Ижевска. И стала там лучшей белой певицей 60-х годов.{367}
Но времена потихоньку менялись. А в известной вам уже книге мудро сказано: «В короткое время не пой длинную песню». Психоделические кружева и запилы по полчаса начали надоедать человеку с улицы; захотелось простоты и ясности.
Дженис Джоплин
Тут, в соответствии с велением времени, появились мастера короткой песни, и звали их Creedence Clearwater Revival. И каждые три месяца их новая короткая песня взбиралась на вершину чарта – они были первыми после Beatles, кому регулярно удавался такой подвиг.
Вот уж истинно русская народная группа, куда там «Золотому кольцу»; было время – и стар и млад выставляли колонки на подоконник и врубали на полную катушку песню «Криденс» о том, что же все-таки ждет за новым поворотом.
Джон Фогерти
Что-то действительно рязанское проглядывает в песнях их вокалиста и гитариста Джона Фогерти (John Fogerty), даром что он с коллегами, заслуженными и народными артистами России и всего мира, родом из Эль-Черрито (El Cerrito), пригорода Сан-Франциско.
Конфуций однажды, рассуждая о «Криденс», с каменным лицом заметил так: «Блажен тот, кто ничего не знает, он не рискует быть непонятым».
А Лао-Цзы помолчал и сказал: «Кто, зная много, держит себя, как не знающий ничего, тот нравственный муж».{368}
Один из бэндов, оставшихся совсем неизвестными у нас в отечестве (хотя за заслуги их можно сразу удостоить ордена, и не одного), запомнить легко, они так и называются: Band.
Creedence Clearwater Revival
Читать бесплатно другие книги:
