Аэростат. Течения и Земли Гребенщиков Борис

Музыка Индии

Джордж Харрисон – человек, которому я многим обязан в своей жизни. В том числе – его песни открыли для меня красоту индийской музыки, одного из самых прекрасных искусств этого мира.{274}

Священные книги Индии (так же как Библия и Коран) говорят: «В начале было Слово». И слово это было музыкой.

Джордж Харрисон

Шива Ришикеш

Поэтому в Индии музыка считается самым священным из искусств. Ведь, как издавна считали индийские мудрецы и как подтверждает современная физика, вся Вселенная состоит из вибраций различной частоты; а значит, весь мир – это бесконечная музыка. И само собой, в человеческой музыке, как в крохотном зеркале, отражаются законы, управляющие Вселенной. У нас принято считать, что музыка отражает душевный настрой; индусы же твердо знают – музыка и есть жизнь. И правильный подход к музыке может возвратить человеку утраченную им гармонию.

Поэтому музыка в Индии изначально понималась как Божественное явление. И все знали, что музыкальный звук – «дар небес» – сильнейшим образом воздействует на человека.{275}

Творчество индийского музыканта носит прежде всего духовный характер: он должен найти и привести в действие свой собственный внутренний источник, центр своего «я» – и в нем найти истинное безмолвное звучание, которое потом он передаст в своем звуке.

Хасу Пател, одна из немногих женщин, прославившихся игрой на ситаре

Для музыканта музыка – это метод соединиться с Богом. Поэтому индийская традиция предписывает музыканту сначала погрузиться в себя, в то место своей души, где человек един с Богом, и добиться не широты и разнообразия, а глубины и силы исполнения.

Звук для индийских музыкантов – лишь выразительное средство. Голос считается прекрасным, если он приоткрывает некий высший смысл.{276}

Рави Шанкар

Основная нота индийской гаммы – нота «са», по смыслу примерно соответствующая нашей «до». Но, в отличие от европейской музыки, где нота «до» навсегда установлена как звук частотой 261,63 герца, в Индии нота «са» у каждого своя. Воспроизведению этой ноты музыканты учатся долго и прилежно. Наставники часто запрещают своим ученикам петь или играть другую ноту, до тех пор пока они не «найдут» и не овладеют своим истинным «са». И конечно, ее не найти без знающего учителя.

А передаче музыкальной традиции от учителя к ученику в Индии придается исключительное значение. «Сина дар сина» – от груди к груди – так происходит в Индии обучение музыке.{277}

Центральное понятие в индийской музыке – это рага.

Акбар, Тансен и учитель его Харидас

Это санскритское слово буквально означает «страсть» или «цвет»: то есть нечто, что способно вызвать определенную эмоцию в человеке, окрасить его сердце.

В отличие от западных музыкальных форм, рага – это всегда импровизация голоса или инструмента по определенной последовательности нот. Поэтому рагу невозможно записать в нотах – каждое исполнение сугубо индивидуально и отличается одно от другого.

Вишну

Кришна

Всего раг существует несколько сотен. Каждая рага связана с определенным временем суток или года. Такое разделение раг по времени суток – уникальная черта североиндийской музыки; больше такого нет нигде в мире. И это разделение весьма серьезно: считается, что, слушая неподходящую ко времени рагу, можно нанести серьезный ущерб своему физическому и душевному здоровью.

Однажды великий индийский музыкант Тансен был вынужден петь неподходящую ко времени рагу, связанную с жарким – огненным – временем дня. Дело кончилось плохо: сначала во дворце сами по себе загорелись свечи, а потом самого музыканта охватило пламя, которое с трудом удалось затушить. А некоторые раги до сих пор используются в Индии для вызывания дождя.

Но есть раги – их очень немного, – которые можно исполнять и слушать в любое время суток.{278}

Рави Шанкар

Суточный цикл раг начинается с предрассветной поры: такие раги, как лалит, ассоциируются со встречей света и тьмы.

Все основные утренние раги (такие, как бхайрав и тоди) – строги и молитвенны, ибо утро – время для молитв и медитации.

По мере того как день набирает силу, вступают более светлые раги – например, джаунпури и билавал.

Видиадхар Виас

Раги семейства саранг, исполняемые после полудня, полны солнечного света и должны ассоциироваться с лучами, пробивающимися сквозь листву.

Раги второй половины дня, такие как патдип и мультани, напряжены и знойны, ибо это период наибольшей дневной активности.

С заходом солнца их сменяют спокойные и умиротворенные вечерние раги – такие, как рага кальян, излучающие светлую безмятежность.

Период от захода солнца до полуночи занимают светлые лиричные и романтические раги, такие как деш, тиланг и кхамадж.

Ночные раги (такие, как дарбари канхара и малкаунс) требуют исключительной тщательности исполнения, преисполнены магии, тайны и глубины.{279}

Рага никогда не репетируется заранее. В идеале музыкант даже не знает, какую рагу он будет сегодня играть. Он приходит, воспринимает атмосферу и начинает играть то, что чувствует. Естественно, слушатель, внимательно слушая, тоже участвует в процессе создания музыки. Поэтому считается, что в идеале публики должно быть мало – человек десять, – иначе будет уже не то.

Хазрат Инайят Хан рассказывает, как однажды музыканта пригласили сыграть в одном доме. Он пришел, расчехлил свой инструмент, долго настраивал его, потом снова зачехлил, поклонился и пошел к выходу. «В чем дело?» – поразился хозяин. «Простите, но я не смогу играть для вас сегодня», – сказал мастер. Он не смог играть, потому что почувствовал раздор в мыслях присутствующих.{280}

Не подумайте, что индийская музыка вся такая «сверхинтеллектуальная». Существуют и вполне простые народные песни – тумри, на мелодии тех же раг. Существуют баджаны и киртаны – песни о любви к Богу. Вот, кстати, интересно, есть ли, кроме Индии, еще хоть одно место на земном шаре, где радостные песни о любви к Богу уже много веков всенародно популярны.

Киртаны (песни во славу бога Кришны) известны еще со времен «Бхагават-гиты», но в XVI веке появился бенгальский поэт и музыкант Чайтанья, который дал им новое рождение. У нас его называли бы блаженным. Он славил Бога танцами и пением, и своим личным примером он вдохновил огромное количество людей – и вынес религию из храмов на улицы. Великий поэт Рабиндранат Тагор сказал об этом: «Когда пришел киртан, раги вышли из дома и протянули руки к людям. Мир был потрясен… киртан имел такую силу выразительности, что омыл слезами всю вселенную».{281}

Джагджит и Чинтра Сингх

Рабиндранат Тагор

Шри Чинмой

В Индии искусство музыки считалось и считается средством познания Бога. Центром класической музыки и танца всегда был храм. Многие музыканты почитались святыми, достигшими высочайшей степени духовности. Шри Чинмой говорит, что одухотворенное пение иногда может привести человека выше, чем медитация.

Древние мудрецы считали науку звука важнейшей из человеческих наук. Она может быть использована в любой из областей человеческой деятельности, но важнее всего ее использование в самом важном аспекте жизни – в духе. Музыка – лучшее средство для пробуждения души; это самый простой и самый прямой путь к Богу. Но чтобы идти по этому пути, нужно знать, что такое музыка и как ее использовать.

Жизнь в сумме своей – это великая музыка; и важнейшее духовное достижение – это настроиться в резонанс с этой совершенной музыкой. Или, как говорил сам Джордж Харрисон:

«Звук – это Бог».{282}

Мне очень повезло в жизни – благодаря Джорджу я открыл для себя индийскую музыку полжизни тому назад и наслаждаюсь ею по сей день. Когда я впервые услышал ее, мне показалось, что передо мной открылся новый, подлинный мир, наполненный естественной магией и красотой, давно исчезнувшей из окружающего меня мира. И чем глубже я погружался в музыку, а потом и в философию Индии, тем сильнее было это ощущение безмятежного знания сути вещей. Пока, наконец, я сам не попал туда и не обнаружил, что мои инстинкты меня не обманули. Теперь, во многом благодаря матери нашей цивилизации – Индии, я увидел, что красота никуда не исчезала – я просто не умел ее замечать. На это умение и настраивает душу индийская музыка. Как Харрисон сам сказал однажды: «Божья истина – в нас самих; нам нужно только осознать это».{283}

Наваратри

{284} Наваратри – один из важнейших и самых священных праздников Индии. Мудрые говорят, что в эти дни в природе наиболее полно проявляется Божественная Женская энергия, которая, согласно Ведам, является первородной и управляет всеми процессами нашей Вселенной.

Считается, что Божественная Мать, Дэви, в эти дни находится в благостном расположении, и если человек проявляет к ней свое почтение, искренне о чем-то просит и предпринимает подобающие действия, то результат получается значительно сильнее, чем в любое другое время.{285}

Наваратри (что буквально означает «девять ночей») отмечается весной и осенью, так как именно в это время в природе происходят кардинальные изменения, влекущие за собой смену энергий. Эти перемены затрагивают организм и психику любого человека. Происходит очищение от шлаков – остатков прежних энергетических процессов и накопление новых сил.

Если в эти дни правильно распределить свою энергию, то все сложится как надо. Это время самоанализа и очищения; благоприятный период для того, чтобы начать что-то новое.{286}

Кришна Дас

Кали

Божественная Мать, великая космическая Энергия, имеет много имен и лиц: во время Наваратри поклоняются ее трем основным аспектам – Кали, Лакшми и Сарасвати.

И первые три дня посвящены богине Кали, или Дурге; происходит очищение тела и души от шлаков и низменных чувств. Великая и грозная Кали верхом на тигре въезжает в наше сердце и помогает нам очистить его от гнева, жадности, ненависти, вожделения, гордости, ревности – и других страстей, мешающих нам видеть красоту и соразмерность этого мира.{287}

После того как Дурга помогла нам избавиться от недостатков нашей старой личности, следующие три дня Наваратри посвящены созиданию новой личности с помощью Лакшми.

Лакшми

Лакшми – это богиня красоты и процветания; она стоит на расцветшем лотосе и держит цветы лотоса в руках. Лакшми – воплощение мягкости, гармонии и совершенства; ее благосклонность проявляется как материальный и духовный успех и гармония.

В эти дни мы, словно сосуд, очищенный за первые три дня, наполняемся чистой и свежей энергией. Возникает желание жить и творить.{288}

И последние три дня Наваратри посвящены богине Сарасвати. Сарасвати считается богиней мудрости, вдохновения, искусств и наук. Индусы не делали большой разницы между одним и другим. Сарасвати способствует духовному развитию и внутреннему росту. Она сияет снежно-белым сиянием и помогает нам раскрыть наш собственный внутренний потенциал.

Сарасвати

Таким образом, с помощью Кали, Лакшми и Сарасвати Наваратри дает нам перерождение, и мы вступаем в новое время с новыми силами.{289}

Так или иначе, но индусы нам не чужаки. Европа, хотя и сделалась Европой благодаря Риму, корнями своей культуры уходит все-таки в Древнюю Индию. В большинстве европейских языков полно санскритских слов, а русские связаны с Индией еще более тесными узами. Есть ученые, считающие, что цивилизация ариев пришла в Индию не откуда-нибудь, а с Алтая; так это или нет, не знаю, но во время моих многолетних странствий по Индии схожесть русских и индусов стала для меня очевидной, а уж любовь индусов к России вошла в поговорку. Мне на собственном опыте не раз приходилось убеждаться в том, что мы очень похожи. Так что корни у нас одни, а значит, индийский праздник Великой Матери имеет и к нам самое прямое отношение.

Всему миру Она известна под разными именами, но суть Ее – любовь Матери к своим детям.{290}

Вся природа является местом Ее игры, и когда мы восхищаемся красотой мира – мы восхищаемся Ее красотой. И лучшие песни всех поэтов в мире в конечном итоге всегда вдохновлены и посвящены именно Ей.{291}

И пусть в период начинающегося матриархата Божественная Мать улыбается всем нам!{292}

Апология Америки

К черту политкорректность; раз Америку принято ругать, то должен быть хоть кто-то, кто скажет о ней чтонибудь хорошее.

Одна знакомая трактористка рассказывала, что все важные изобретения XX века были сделаны тамплиерами, вернее, их преемниками. Конечно, она имела в виду телевидение, Интернет, мобильные телефоны и другие прочные вещи, но мне захотелось проверить, насколько это относится к музыке. Ведь не секрет, что к музыке Соединенных Штатов Тамплиеров мы по традиции относимся не слишком всерьез.

Я попробовал (не отказываясь, впрочем, от своего заведомо предвзятого отношения к Америке) восстановить историческую справедливость. Результаты моего анализа, признаюсь, удивили меня самого.{293}

Оказывается, из Соединенных Штатов произошли (перечисляю): джаз, блюз, рок-н-ролл, панк, фанк, кантри, диско, хаус, рэп – вот далеко не полный список. Да собственно, электрогитары и синтезаторы тоже появились на свет не в Швейцарских Альпах.

Не будет преувеличением сказать, что все новое в популярной музыке XX века пришло к нам с Американского континента. Простым совпадением этого не объяснить. Это математически невероятно. Особенно учитывая, что за весь XIX век, когда великие композиторы прыгали по Европе, как кролики, в Америке не происходило ровным счетом ничего. Что-то, вероятно, изменилось в мире.

Легко можно представить себе, как в начале XX века где-нибудь глубоко под Манхэттеном, в полутемном зале, освещаемом только светом факелов, собрались все главные тамплиеры, чтобы решить, как жить дальше. И самый главный сказал: «А теперь пришло время преобразовывать человечество путем распространения неслыханной доселе музыки»; а потом открыл священную книгу и прочитал:

Так, наверное, сказал главный тамплиер. И немедленно выпил.{294}

Принято считать, что рок-н-ролл был главным американским козырем XX века. Но на самом деле все началось гораздо раньше.

Новоизобретенные граммофоны играли новоиспеченный джаз; весь мир замер и прислушался. В 20–30-е годы идущая из Америки джазовая лихорадка охватила весь мир; даже в «Мастере и Маргарите» на балу у Воланда играет не что-нибудь, а джаз-банд. Люди с тонким вкусом содрогнулись и начали заранее оплакивать смерть культуры. Однако культура оказалась более живучей, чем тогда казалось: сегодня эта «адская какофония» звучит очень даже патриархально.{295}

Культура выжила, несмотря на пугающие пророчества, и более того – ужасный и варварский джаз превратился в сложную элитарную музыку, во многом вдохновленную духом того же Востока. И дал начало новой варварской музыке – рок-н-роллу, который считался уже окончательным падением культуры. А рок-н-ролл привел к еще большему распространению духовных идей по всем концам света. Истинно, истинно сказано: «Чтобы зерно взошло, оно должно быть похороненным».

И я снимаю шляпу перед теми, кто каждый раз начинал что-то новое, совершенно не считаясь с реакцией всего остального мира.

Хотя, немного зная американцев, должен признаться, что, скорее всего, они даже не подозревали о существовании всего остального мира. Ну и что? Ведь плодами их необузданной радости до сих пор пользуемся все мы.{296}

Однажды мне довелось сидеть на холме где-то в Лос– Анджелесе, из выставленного на улицу джу-бокса играло что-то подобное, и я вдруг ясно осознал: ведь весь остальной мир совершенно себе не представляет, что такое настоящий рок-н-ролл; более того – нигде, кроме как в Америке, этого не понять.

Много раз я, как ребенок, ловился на это – влюблялся там в какую-то музыку, привозил ее сюда, чтобы поразить всех друзей новым сокровищем, – и вдруг видел, как она вянет на глазах, как пальма, пересаженная в тундру. Но в точности как зерно, попав в почву, умирает и возрождается, так же и музыка, попав в иную почву, дает новые всходы.

Сэм Филипс

Вся новая музыка, о которой здесь идет речь, поначалу была создана чернокожими американцами и лишь потом была подхвачена и национализирована, и это – вещь очевидная. Но дело тут не только в африканской крови – иначе эта музыка шла бы прямо из Африки.

Нет, самое интересное наступало, когда в создании музыки участвовали две традиции – и черная, и белая; Элвис Пресли – лучшее тому подтверждение. Недаром Сэм Филипс (Sam Phillips), человек, обнаруживший Элвиса, еще до знакомства с ним говорил: «Дайте мне белого, который будет петь как черный, и я переверну мир». Так и вышло. И вышло – почему-то – именно в Америке.{297}

Безусловная отличительная черта психологии настоящего американца – если они что-то делают, то они не знают, что так делать не принято.

Марк Твен

Поначалу Америка была населена выходцами из Европы, бежавшими на новый континент от религиозных притеснений. Они буквально оставили старый мир. А значит, и его культуру. Решили всё изобрести по новой. Такими они остались до сих пор. Раз мы живем в Новом Свете, – полагают они, – то законы Старого Света нам не указ. Или, как сказал Марк Твен: «Американец – человек, который делает что-либо, потому что так не делали раньше».

Поэтому иногда и получаются у них новые и замечательные вещи.{298}

Историк Иосиф Флавий в I веке нашей эры писал: «Секта ессеев верила, что души добродетельных проживают далеко за океаном, на дальнем западе; в стране, где их не тревожат шторма, снег или чрезмерная жара, а местонахождение этой земли отмечено звездой, имя которой Мерика». Специалисты утверждают, что уж ессеи знали, о чем говорят.

Те же специалисты уверяют, что тамплиеры, девять лет ведя раскопки под храмом Ирода в Иерусалиме в надежде раскопать мистические святыни, обнаружили в итоге именно их тайные документы; тайные – потому что проливали новый свет на происхождение христианства. Благодаря этим документам они и открыли Америку – землю под звездой Мерика – на век ранее Колумба.

Христофор Колумб

У кельтов, кстати, была похожая легенда о земле за океаном. Они называли ее – Земля Западной Звезды. Да и викинги тоже были в курсе. В общем, о существовании Америки знали все кому не лень.{299}

В итоге Земля Западной Звезды в конце XV века все-таки была открыта широкой публикой. Мало-помалу ее населили искатели приключений из Европы. Кто-то ехал туда строить новый, неиспорченный мир, кто-то бежал туда в надежде на счастье, кто-то попросту был туда сослан. В итоге на карте мира появилась новая страна. Соединенные Штаты Америки.

К несчастью, появилась на костях старой; природное население Северо-Американского континента – индейцы – было жестоко выжито, и духи земли так и не простили этого новоприбывшим. Поэтому, сколько ни езди по стране, всегда будешь чувствовать пустоту и немоту этой земли. В этом – отчасти – причина того, о чем один умница заметил: «Америка – это единственная страна, перешедшая от варварства к декадансу, минуя стадию цивилизации»[31].

Но это лишь одна составляющая черта этой фантастической страны. Не наладив контакта с землей, американцы, почти как Толстой, решили все делать сами.

Джон Апдайк

Вот Джон Апдайк прокомментировал: «Америка – это огромный заговор, целью которого является сделать вас счастливыми».

И ведь это правда. На этих принципах она и была придумана. Жалко, что они, бывает, путают доллары со счастьем. Но в этом – увы! – они не одиноки… А что до недостатков – так еще первый президент Соединенных Штатов Бенджамин Франклин сказал: «Великодушный человек должен иметь несколько недостатков, чтобы не расстраивать своих друзей».

Бенджамин Франклин

Джонни Кэш

О недостатках Америки говорят и без меня, и часто говорят справедливо. Но от ее недостатков мы не станем ни богаче, ни счастливее. А достоинства ее – наше общее богатство.{300}

Когда-то гениальный «Наутилус Помпилиус», точно отражая общественное ощущение, спел: «Гудбай, Америка! Нам стали слишком малы…» ну и так далее по тексту.

Какую жалость вызывают эти строчки. Жалко лирического героя, перепутавшего кока-колу с мечтой. Что ж, пусть продолжает пить водку, сидя в своей шлакоблочной засаде. А только мечту не пропьешь.

Америка продолжает оставаться чудом, вечно манящим на краю горизонта, каким она была всегда – со времен прямого наследника тамплиеров сэра Уильяма Сент-Клэра, та самая Америка, которая оставалась недостижимым миражом для Beatles, Stones и легиона всех остальных.

Да и для самих американцев – недаром, сколько существует Америка, существуют и пионеры, которым не сидится на месте, которые всегда уезжают искать новые просторы, где люди будут по-человечески относиться друг к другу. И до сих пор американцы продолжают искать эту недостижимую Америку, Землю Западной Звезды.{301}

Так что заговор тамплиеров увенчался успехом. В XX веке Америка таки дала миру новую музыку – и спасибо ей за это.

Зло от мира отсечь никогда не удастся, это может сделать только каждый человек, сам в себе. И музыка – лучший ему в этом помощник.{302}

Билли Джоэл

Земля Обетованная (USA 30–50е)

Бывает так: копаешь-копаешь, и вдруг откопаешь совершенство. Смахиваешь пыль времени и любуешься, и думаешь, вот ведь как могли, а!{303}

На постаменте статуи Свободы написано: «Мать изгнанников» и – чуть ниже – «Отдайте мне своих усталых, Своих бедных, Свои массы, желающие вдохнуть свободы… И я зажгу свой факел перед золотой дверью».

В XX веке землей обетованной с уверенностью можно было назвать одну землю – Соединенные Штаты Америки.

Штаты с самого начала по определению были страной изгнанников. Первыми ее гражданами были бежавшие из Англии пуритане, потом туда начали ссылать заключенных разбойников. Коктейль получился гремучий. И кто бы ни приезжал туда позже, по умолчанию соблюдал пуританские правила или, по крайней мере, делал вид.

King Oliver’s Creole Jazz Band, 1921

А разбойников и их потомков пуританские правила вполне устраивали: чем больше всего запрещено, тем больше можно на этом заработать. Во времена сухого закона мафия платила большие деньги христианской Армии спасения, чтобы те старательнее ходили по улицам и рекламировали трезвый образ жизни, – это было выгодно, после такой рекламы больше народу хотело выпить.

Не правда ли, какая полезная вещь – пуританские правила?{304}

А поскольку Америка заявила о себе как о единственной в мире стране свободы и равенства, то в XIX веке туда ломанулись все, кому дома жилось плохо. Среди этого контингента, естественно, были и таланты, и злодеи – и тем и другим дома было, как правило, тесновато.

У любой земли есть музыка, на которой она держится. В древности считалось, что земля стоит на трех китах, киты – на черепахе; вот этой черепахой и является музыка.

А музыка в заокеанской Стране изгнанников начала XX века была такая: какое там искусство – нужно развлечь тех, кто может за это заплатить; и популярная музыка была работой; композиторы писали, исполнители исполняли. Однако работать в этой области все-таки было значительно лучше, чем грузчиком.

Бинг Кросби

Первой же звездой американской песни был человек с безупречной пуританской родословной, потомок изначальных американских поселенцев Бинг Кросби. Кросби был первым певцом, научившимся работать с микрофоном; именно он практически создал понятие современной эстрадной песни.{305}

Изобретенные в Европе звукозапись и радио были подхвачены в Соединенных Штатах с чисто американским ошеломляющим энтузиазмом и превращены в моду, перед которой, содрогнувшись, склонился весь остальной мир. Сначала это были звуки мюзик-холла, потом в дело пошел негритянский джаз; но вскоре черные исполнители начали понемногу вытесняться более приличными белыми. В 30-е годы номером один стал оркестр Глена Миллера, а Бинг Кросби сделался основным голосом Америки.

Но Кросби, как и певцы Глена Миллера, были не людьми из плоти и крови, а скорее существами ангельского толка: бесплотный голос по радио – вот и все.

Родители Фрэнка Синатры – Натали Делла и Антонио Мартино

И тут появился юный красавец Фрэнк Синатра.{306}

«Генеральный председатель» американской песни Фрэнк Синатра родился в бедном пригороде Нью-Йорка, в семье сицилийского эмигранта Антонио Синатры. Фрэнк был американцем первого поколения, то есть родился и рос в обетованной земле равных и безграничных возможностей – в которой, правда, итальянцев (как и ирландцев) считали гражданами второго сорта, и единственным путем вверх, существовавшим для итальянца, было стать гангстером. Или певцом.

Гангстеров юный Фрэнк уважал и всю жизнь водил с ними компанию, но ему страсть как хотелось петь, и в 1935 году его мама упросила местную группу дать ее сыну спеть вместе с ними. Остальное, как говорится, – история.{307}

Clark Terry & James Moody

Статус Фрэнка Синатры даже трудно себе представить. За более чем 50 лет на сцене он стал «главным столпом популярной музыки», наряду с Элвисом и Beatles. Синатра был первым идолом XX века; когда он появлялся на сцене, школьницы начинали визжать и падали в обморок. В лице Фрэнка популярная музыка впервые получила человеческий образ.

С фан-клубом

Критик Стивен Холден писал: «Синатра был первой суперзвездой популярной музыки. Он преобразил пение, внеся в него личную, интимную точку зрения… Практически в одиночку он возглавил новую школу пения, которая вывела популярную музыку на невиданный доселе уровень умудренности… и установил канон американской популярной музыки».

А юношеский кумир Синатры Бинг Кросби, самый звукозаписанный человек XX века, задумчиво подытожил: «Такие певцы, как Фрэнк, появляются раз в жизни; какая жалость, что он появился в течение именно моей жизни».{308}

Но не зря говорится – «Один в поле не воин». Время шло, слава росла, и постепенно вокруг Синатры организовалась клика приятелей, которых объединяли сила, известность и стремление прожечь жизнь как можно более распоясанно. И люди были не последние; одно время членом этой компании был даже будущий президент Джон Кеннеди, который, как пишут историки, и к власти пришел не без помощи гангстерских связей Синатры.

С Бингом Кросби

Сами себя они называли «кланом» или «саммитом»; посторонние называли их «крысиная стая». И закадычным приятелем Фрэнка в этом клане стал другой сверхпопулярный певец – Дин Мартин.{309}

Дин Мартин (почти в той же степени, как и Синатра) был к этому времени кумиром всей Америки. Оба были певцами и кинозвездами; оба из итальянских эмигрантов, то есть изгои по определению. Разве что Фрэнк был сыном пожарного, а Дин – сыном парикмахера.

И путь к славе у Дина была поухабистее. Не окончив 10-го класса, он ушел из школы, ибо решил, что он умнее учителей. В пятнадцать лет был боксером, потом работал крупье в нелегальных казино, продавал подпольный алкоголь. Как и у Максима Горького, его университетом была улица. Параллельно он пел в ночном клубе.

Фрэнк Синатра и Джон Кеннеди

О его характере говорит простая история: Дин ненавидел Нью-Йорк и любил Калифорнию, потому что там дома были в два-три этажа из-за землетрясений, а у него была клаустрофобия, и он не мог ездить в лифте. Но работать часто приходилось именно в Нью-Йорке. И он вылечил себя сам, запираясь в лифте и часами катаясь вверх-вниз, пока болезнь не прошла.

Дин Мартин был совершенным эстрадным артистом. Со свойственной ему прямотой он объяснил однажды: «Когда я пою песни о любви, я пою так, чтобы понравиться не женщине, а тому мужчине, с которым она пришла, потому что платит мне именно он».

Дин Мартин, Сэмми Дэвис и Фрэнк Синатра

При этом гений его был таков, что, даже настроив себя на абсолютную и полную продаваемость, он не смог изменить свой голос – и голос передавал больше, чем думал певец.{310}

Дин Мартин

Один из корифеев американского рок-н-ролла (тоже, кстати, итальянец) гитарист Стив Ван Зандт (Steven Van Zandt) с нежностью рассказывает:

«В 1964 году в Америку впервые приехали Rolling Stones. А Stones были для меня героями, как и для всех, кому Beatles представлялись пай-мальчиками. И вот Stones появились на телевизионном шоу Дина Мартина. Представляя их, Мартин издевался над ними как мог. И многие потом писали об этом, дескать, как нехорошо, а я не понимаю, в чем драма. Дино был из старого мира, в который вторглись эти молодые, длинноволосые, шумные, безголосые, грязные, играющие мимо нот, имитирующие черных, панки-шпана. Дино работал всю жизнь, чтобы достичь своего положения. А тут – эти… Было совершенно естественно, что ему хотелось смешать их с грязью. Это как разборка на улице, а Дино сам был с улицы и мог справиться с чем угодно.

Дино был представителем стиля, который окажется вечным, хотя после 1964 года выйдет из моды. Но это неважно. Он был не просто крутейшим певцом своего легендарного поколения. Он просто был крутейшим – и точка. Он навсегда останется частью меня, ровно в той же степени, что и Rolling Stones».{311}

Стив Ван Зандт

Когда Синатре в 1994 году давали премию «Легенда», Bono, представляя его, сказал: «Фрэнк – председатель грубости. Бывали и в рок-н-ролле грубияны, но Фрэнк – начальник». Фрэнк сказал потом, что это лучшее, что он о себе слышал.

Но при этом он был абсолютным профессионалом: дирижировал оркестром, работал вместе с музыкантами над аранжировками, вникал во все детали и за время работы так хорошо узнавал песню, что на записи пел (как и вся его компания) с первого дубля.

Однажды Фрэнк записывал песню дуэтом с другим известным эстрадным артистом. Записав песню, артист довольно потер руки и сказал: «Отлично, сделаем еще несколько вариантов», – имея в виду, что с первого раза совершенства не добиться. Синатра же, надевая плащ, бросил через плечо: «Дубли записывают только слюнтяи».

Он все делал с первого раза и навсегда.{312}

Но, конечно же, в моем сегодняшнем рассказе есть тайная цель. Много лет я ищу, откуда что происходит. У любой реки есть исток, и мне интересно его найти.

Скажу вам правду: Синатру я с детства не переваривал, и его музыка всегда представлялась мне антитезой всего, что дорого моему сердцу. И только недавно, зарывшись в самую глубь времени, я обнаружил его ранние песни и увидел, откуда все пошло.

Элинор Рузвельт и Фрэнк Синатра

Очень интересно рассматривать пространство, из которого теоретически поется песня. То есть если песня от лица лирического героя, то по музыке и тембру голоса можно увидеть – как он одет, как выглядит место, в котором он поет, что за люди вокруг, чем они занимаются, – другими словами, реконструировать воображаемый мир песни, внушающий эмоции, описываемые этой песней. Потому что, хотя этот мир может быть полностью воображаемым, эмоции, внушаемые песней, совершенно реальны, а значит, и мир этот тоже реален; так по скелету динозавра можно реконструировать то, как он выглядел и чем он занимался.

Шри Ауробиндо упоминает пространство идей и образов, карана джагат, где Природа налаживает все перед тем, как это произойдет в материальном мире. Синатра и его коллеги создали в своих песнях идеальный мир; и эти песни действительно сформировали для всего мира образ идеальной Америки – обетованной земли XX века. И образ был очаровательным.{313}

На смену Синатре и его поколению пришли Beatles, Stones, другие полубоги нового золотого века, и они вернули песне ее изначальное, магическое значение – и выиграли новое поколение, которому не нравилось, что в мире их отцов все продается.

Но музыка молодого Синатры и его коллег по песенному бизнесу остается памятником воображаемому постпуританскому раю; может быть, рай этот был воображаемым, но музыка и наслаждение от нее – настоящие.{314}

Дин Мартин, Фрэнк Синатра и коллеги по «крысиной стае» за игрой в баккару

Золотая заря рок-н-ролла

Бывает, читаешь-читаешь, и вдруг просто как в сердце попадает.

«О! Как хорошо ваше время, – продолжала Анна. – Помню и знаю этот голубой туман… этот туман, который покрывает все в блаженное то время, когда вот-вот кончится детство, и из этого огромного круга, счастливого, веселого, делается путь всё уже и уже, и весело и жутко входить в эту анфиладу, хотя она и светлая и прекрасная…»[32]

Вот об этом-то времени и пойдет рассказ.{315}

Сэм Кук

Одно время каждое воскресенье напротив барахолки на 6-й авеню в Нью-Йорке, где-то в районе 26-й улицы, на составленных вместе ящиках лежал старый негр. Просто лежал, наблюдал окружающую жизнь. И такая в глазах его была нежная и насмешливая мудрость… как будто он и есть создатель этого мира; и как создатель вечности, он никуда не торопится: впереди у него вечность, и позади – вечность, значит, он живет в вечном сейчас, и вот – валяется на ящиках, прикрытый какой-то старой шинелкой и наблюдает, и посмеивается; одновременно старый, как время, и с детской открытостью в глазах.

Из вышеописанного и родилось то, что потом стало рок-н-роллом.{316}

Джон Ли Хукер

Хаулин Вульф

На таких же ящиках восседает Джон Ли Хукер в гениальном фильме «Blues Brothers», непроницаемый, в темных очках, и притопывает модным ботинком, и поет вот эту самую великую «бум-бум-бум-бум». Сначала был блюз, потом была придумана электрическая гитара, и из дельты Миссисипи действие переместилось в клубы Чикаго, где появился ритм-энд-блюз – оригинальный R’n’B. И появились все эти гиганты – John Lee Hooker, Howlin’ Wolf, Muddy Waters. Вот от них-то все и пошло.

Мадди Уотерс

И родоначальник их всех, отец блюза, Роберт Джонсон. По легенде – вышедший ночью на перекресток, встретивший там сами понимаете кого и в одночасье так научившийся играть блюз, что все гитаристы до сих пор чешут репу и признаются, что не понимают, как один человек может все это сыграть.{317}

Вот хоть топчите меня ногами, но никогда не понимал блюза. Да, снимал шляпу, кланялся, уважал – но слишком он был далек от меня, белого мальчика, растущего на окраинах Петербурга. Не было точек соприкосновения. Мной двигала совсем другая музыка.