Будьте здоровы и держите себя в руках Бильжо Андрей
“Слон и моська”, по-моему, самая популярная басня Крылова. Сама встреча слона и маленькой собачки – уже забавный сюжет. Карикатуры на эту тему можно ставить к любому тексту, где есть две противоборствующие стороны. Два человека, две компании, две страны. Причем, кто Моська, а кто Слон – каждый решает для себя сам.
Предводитель хулиганов и гроза района – как правило, маленький, щуплый, хитрый и подловатый подросток. Как Моська. Он всегда ходит в окружении физически крепких, туповатых школьников-переростков, которые являются его телохранителями и подчиненными. Впрочем, эта модель применима не только к маленьким диктаторам местного значения, но и к большим диктаторам целых стран.
Я это понял и испытал давно. Практически на своей шкуре. А было это так. Мы с одноклассниками шли вдоль Ленинского проспекта. Навстречу нам шла такая же по численности компания наших сверстников. Самый маленький, ростом со взрослого лилипута, подошел ко мне и угрожающе гордо сказал: “Я – Пупок!!! Понял? ” Я не понял. Мои одноклассники поняли и побежали. Меня повалили на асфальт и долго били ногами. Моя верхняя губа закрывала нижнюю, а нижняя закрывала подбородок. Дома я сказал, что упал и ударился. Утром надо было бежать кросс. Я побежал. И мне казалось, что мое сердце – в моих губах. Так они пульсировали. И как будто подпрыгивали, шлепая меня по коленям.
Потом приобретенный мной опыт был подтвержден фактами, которые я узнавал из мировой истории и которые, наверняка, известны вам.
Да и сейчас продолжает подтверждаться. Далеко ходить и ехать не надо.
Будьте здоровы и держите себя в руках, когда встречаетесь с Пупками.
Как-то на улице Покровке в маленьком букинистическом магазине я за копейки купил сильно потрепанную книжицу “Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, составленныя изъ воспоминаний его друзей и знакомых и изъ его собственных писемъ. В двухъ томахъ. Съ портретомъ Н. В. Гоголя”. Автор книги своей фамилии не обозначил. Ограничился коротким “Николай М.”.
Том, к сожалению, был только один. Первый. Портрет Н. В. Гоголя был из книги вырван. Но издание было 1856 года, то есть напечатана была книга всего через четыре года после смерти писателя.
Весь форзац книги был исписан витиеватым каллиграфическим почерком гусиным пером. Написаны были разные варианты одного любительского четверостишья:
- Эта книга такъ прекрасна
- И полезна всемъ друзья
- Что бросит кто ее напрасно
- Тотъ будетъ чистая свинья.
Подпись: Доляновский.
Вот и я, как этот живший 150 с лишним лет назад господин Доляновский, давно очень люблю Николая Васильевича Гоголя.
Свою первую поэму “Ганц Кюхельгартен (Идиллия в картинах)” Н. В. Гоголь издал на собственные деньги под псевдонимом В. Алов. Услышав много отрицательных отзывов, он вместе со своим слугой Якимом забрал все издание поэмы, отданное до этого на комиссию, у книгопродавцев. И… сжег его.
Гоголь и слуга Яким смотрели, как горят книги. Так началась литературная жизнь великого писателя.
Так сожжением рукописи второго тома “Мертвых душ” при участии слуги Семена литературная жизнь Гоголя закончилась.
В три часа ночи с понедельника на вторник 11–12 (по новому стилю 23–24) февраля 1852 года, то есть в начале Страстной седмицы Николай Васильевич Гоголь разбудил слугу Семена, велел ему открыть печные створки и принести портфель с рукописью второго тома.
Слуга Семен и Гоголь смотрели, как горит рукопись. Литературная жизнь Гоголя длилась от костра до костра.
“Падонкаффский”, или “олбанский йезыг”, распространившийся в Рунете в начале xxi века, – стиль употребления русского языка с фонетически почти верным, но нарочно неправильным написанием слов, частым использованием ненормативной лексики и определенных штампов, характерных для сленга. Чаще всего используется в блогах, чатах и веб-форумах. Сленг породил множество стереотипных выражений, таких как “превед, медвед” и “аффтар жжот” (это высшая оценка творчества, в отличие от “аффтар выпей йаду”).
Я и так человек не очень грамотный, и поэтому этот язык меня очень путает. В этой картинке я тоже сделал ошибку и написал одну букву “ф”. Потом пришлось эту букву срочно удваивать.
Впрочем, этот язык, по-моему, уже устарел. И сам стал частью истории.
Ну, будьте здоровы и держите себя в руках.
С Алексеем Максимовичем Горьким меня связывают два острова – внешне мало изменившихся с начала XX века. На этих островах я часто бывал. Это остров Капри на юге Италии и остров Соловки на севере России. Как известно, и классик там бывал тоже. Вот как Горький писал о Капри: “Здесь удивительно красиво, какая-то сказка, бесконечно разнообразная, развертывается перед тобой. Капри – кусок крошечный, но вкусный. Здесь пьянеешь, балдеешь и ничего не можешь делать. Все смотришь и улыбаешься”.
Тем не менее на острове Капри писатель не только улыбался и балдел, но и довольно много написал. В частности, он закончил здесь свой революционный роман “Мать”.
В ногах у него лежала собака, на спинке стула сидел попугай, на среднем пальце левой руки – массивный перстень. И Алексей Максимович писал: “Ее толкали в шею, спину, били по плечам, по голове, все закружилось, завертелось темным вихрем в криках, вое, свисте, что-то густое, оглушающее лезло в уши, набивалось в горло, душило, пол проваливался под ее ногами, колебался, ноги гнулись, тело вздрагивало в ожогах боли, отяжелело и качалось, бессильное…Она вырвала руку, схватилась за косяк: «Морями крови не угасят правды…»”
А внизу, под скалой плескалось лазурное море. Ярко светило солнце, лучи которого играли в толстом стекле бокала с вином.
Нет, нет. Никакой критики. Никакого ерничанья. Только небольшая игра моего воображения, основанная на увиденном, прочитанном и услышанном.
А потом Горький оказался на Соловках. И не как один из многочисленных зэков Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН), а чтобы посмотреть, как перевоспитывают в системе лагерей человеческий материал. Какие это “изумительные люди”. Это писатель о соловецких чекистах. А вот Горький о Соловках: “…Словами трудно изобразить. Гармоническое, но неуловимое сочетание прозрачных, нежных красок севера, так резко различных с густыми, хвастливо-яркими тонами юга…”
Прямо записки туриста. И остров Капри немного предал Алексей Максимович. Так, вскользь.
А Капри по-итальянски означает “козлы”. Просто на Капри коз и козлов было очень много. И на Соловках тоже.
Я очень люблю коз и козлов. В хорошем животном смысле этих слов. За их чистые, бездумные, пустые глаза.
Помню, как на Соловках эта братия с чудовищным аппетитом пожирала… окурки. С фильтром и без. Балдели четвероногие! Хозяева их за это строго наказывали. Особенно доставалось козам, так как молоко у них становилось горьким. Козлят наказывали, чтобы не приучались к гадости. А вот козлам окурки есть было можно – они же козлы.
Что касается сказки про “Волка и козлят”, то прочтите ее сами. Там есть один момент сильный. Когда кузнец сделал волку другое горло, чтобы волк говорил, как коза-мать, тонким голосом. После чего серый и сожрал козлят.
А кузнец-то оказался сволочью и предателем.
Выходит, человек хуже всех! А что, кто-то сомневался?
Будьте здоровы и держите себя в руках.
Большинство из нас знают историю по произведениям искусства. Ну, хорошо-хорошо… Вы знаете историю по документам, серьезным монографиям и глубоко. Это я, дилетант, узнавал историю по произведениям искусства. С Петром Алексеевичем Романовым я познакомился лет в 12.
Кстати, если оторвать имя, фамилию и отчество от времени и личности, некоторые полные имена звучат очень современно. Ну, смотрите сами. Петр Алексеевич Романов. Депутат Государственной думы. Член “Единой России”. Такая вот визитная карточка. Ну, ведь правда – ничто не смущает.
В Петре Алексеевиче много было от наших депутатов. Да и от новых русских – тоже. Так и вижу его в малиновом пиджаке, в расстегнутой до пупа рубахе, с голдой и крестом на груди. Но это мое сугубо личное мнение. И возможно, ошибочное.
Ну так вот, познакомился я с Петром Алексеевичем Романовым болея гриппом в 12 лет.
“Петра I” Алексея Николаевича Толстого в светло-бежево-лимонном переплете я прочел взахлеб. Сказал бы: “читал запоем” – но этот устойчивый оборот некорректно звучит применительно к 12-летнему мальчику. Да этот оборот сейчас, в связи с новыми законами, надо вообще запретить. Что значит “он читал в детстве запоем”? Возмутительно! “Читать запоем” можно только в 18 +.
“Петр I” – это была моя первая толстая книга, прочитанная от корки до корки сразу.
До сих пор помню оттуда описания застолий и блюд. Особенно пупки в меду. Вот уже много десятилетий я пытаюсь попробовать этот кулинарный изыск. Не получается.
Помню еще, как человека надували через задний проход, как дети надувают лягушку через соломинку. Петр Алексеевич очень смеялся. Потеха. Я уже тогда, в 12 лет, не очень понимал, в чем там юмор.
А потом, немного позже, но тоже в школе, когда я увлекся живописью, я познакомился с художником Николаем Николаевичем Ге.
И вот картина “Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе” произвела на меня мощное впечатление. Название, кстати, очень буднично звучит. То есть папа разговаривает с сыном. А после разговора по душам попытал его немного – и приговорил к смертной казни.
Сынок, впрочем, тоже был не промах. Все-таки Петрович! Хотел отца сбросить с трона. Видно, отец сильно достал всех своими выходками.
И пол на этой картине в шашечку очень важен. Это как бы светлые и темные стороны Петра Алексеевича. Сколько раз потом этот прием эксплуатировали художники – не сосчитать.
А сюжет – современный! Допрос! “Здесь вопросы задаю я!!! ” Репродукция этой картины, как мне кажется, должна украшать кабинеты сотрудников органов. Сами знаете каких.
Петр Алексеевич, конечно, был тяжелым психопатом. Мозаичным, как говорят психиатры. То есть всего было намешано. И истериком он был, и параноиком, и органиком… В народе про таких обычно говорят: “Он псих и не лечится”.
И принудительно-трудовые работы, кстати, он придумал. Сталин был славным его учеником.
Вот мне интересно, когда мы оцениваем исторические личности, почему мы все становимся государственниками? Мыслим, типа, масштабно. Мол, что сделала эта личность для государства? А как сделала, нам не важно. Мы как будто переносимся в то время, в свиту этой исторической личности. А если представить себе, что мы в том времени как раз те, кого через задний проход надували? Или мы как раз те, кто строил Петербург по пояс в болоте и больной холерой? Или Беломор-канал. Или город Норильск.
Если так посмотреть, может быть, мы по-другому подходили бы к оценке исторической личности.
Да не ругайте меня, патриоты, это я так… чисто дилетантские рассуждения. Кухонная история.
Ну, будьте здоровы и держите себя в руках, что у Петра Алексеевича Романова никак не получалось.
Все-таки большую роль играют для художника детали. То, что Михаил Илларионович был одноглаз, это очень для художника важно.
Я одно время часто проходил мимо детского сада, в котором детям исправляли косоглазие. С этой целью им заклеивали правое либо левое стекло в очках. Дети смотрели на мир одним глазом. В районе этот детский сад называли “Детский сад имени Кутузова”.
В школе мальчик с фингалом под глазом был обречен на то, что какое-то время его будут называть “Кутузовым”. С мощным акцентом на вторую букву “у”.
Не попавшего мячом по воротам тоже в мое время часто называли “Кутузовым”. С иронией и некоторым пренебрежением.
После фильма “Гусарская баллада”, в котором Кутузова блистательно сыграл Игорь Ильинский, Михаил Илларионович стал персонажем немного комичным. Добрым, мягким, пузатым, одноглазым полководцем. И очень живым.
А эта картинка была нарисована, когда самолеты в Грузию перестали летать – рейсы отменили.
Теперь, когда уже несколько раз я слетал в замечательный и любимый мной город Тбилиси, этот факт – отмены рейсов в Грузию – кажется странным.
Тем не менее это страничка нашей истории.
И не лучшая, надо сказать, страничка.
В Тбилиси мне не раз задавали один и тот же вопрос: “Мы же вас так любим… Зачем вы с нами так?..” Я только разводил руками.
Вот такая история.
И эта картинка тоже стала историей.
Между прочим, она была даже напечатана в газете “Известия”. Тогда – когда эта газета была совсем другой.
Печатать этот рисунок редактор не очень хотел. Но я как-то настоял. И меня, что удивительно, послушали.
Тогда.
Будьте здоровы и держите себя в руках.
Я надеюсь, что все помнят басню “Свинья под дубом” Ивана Андреевича Крылова. Позволю себе процитировать лишь ее мораль. Мне кажется, что сегодня она очень актуальна, судя по массе запрещающих законов.
Вот она: “Невежда так же в ослепленье / Бранит науки, и ученье, / И все ученые труды, / Не чувствуя, что он вкушает их плоды”.
Эта картинка у меня родилась в городе Киеве, в котором я не раз бывал. Однажды я попал на Житный рынок.
Я никогда до этого не видел рынка, где все торговцы с удовольствием предлагали бы тебе попробовать то, чем они торгуют. Я пробовал. Пробовал и покупал всевозможные мясные продукты, будучи, между прочим, практически вегетарианцем.
И вот, нагруженный пакетами, в которых лежали колбасы, паштеты и сало пяти видов, я шел к выходу, а мне все предлагали попробовать и попробовать. Я честно говорил, что уже все купил, больше ничего покупать не буду. И тогда продавцы обижались: “Сынок (это я – сынок), не надо покупать, только попробуй!” И я продолжал пробовать.
Тогда в Киеве я впервые в жизни купил соленый арбуз. Которым через полчаса закусывал горилку со своим другом, писателем Игорем Свинаренко – большим, между прочим, экспертом в вопросах выбора и засолки сала.
А вот еще… Это было в начале 1990-х. Газета “Коммерсант” тогда выходила раз в неделю. Шла редколлегия, на которой присутствовали уже упомянутый Свинаренко и замечательный журналист Леонид Злотин – еврей по национальности. Здесь это важно. И сейчас вы поймете почему.
Разговор на редколлегии непонятным образом зашел о сале – точнее, о его засолке. Постепенно мирный разговор на эту тему перешел в страстный спор. Выяснилось, что Леонид Злотин в этом вопросе крупный специалист. На пике страстей Леня выскочил в коридор, в котором обнаружил сидящего незнакомого ему мужчину. Эмоциональный Леня взял этого мужчину за пуговицу и, не дожидаясь ответа на свой вопрос, знает ли гражданин, как правильно солить сало, стал его этому учить. За этой сценой не без интереса наблюдал другой журналист, который, дослушав до конца монолог Злотина, спросил его, знает ли тот, кого учит. “Нет”, – сказал Леня. “Это же отец Игоря Свинаренко. Он приехал из Макеевки. С Донбасса. И как ты думаешь, он приехал в Москву как раз для того, чтобы ты учил его, как надо солить сало?”
Стоит ли здесь уточнять, что житель Макеевки Свинаренко-старший знал эту тему досконально и всесторонне.
Будьте здоровы и держите себя в руках.
Оказывается, у Николая Алексеевича Некрасова нет стихотворения “Мужичок с ноготок”. В школьной программе оно было в течение десятилетий. И есть. В Интернете такое стихотворение тоже есть. А у поэта Н. А. Некрасова – его нет. Нет стихотворения с таким названием.
Я, когда это обнаружил, был очень удивлен, я бы даже сказал, потрясен. Не побоюсь этой излишне эмоциональной краски. А как же иначе? Ведь всю свою жизнь я считал, что такое стихотворение есть. И это при том, что я люблю Некрасова и нередко его перечитываю.
Думается мне, что считал так не только я один. Ведь целые поколения учили в школе это стихотворение наизусть и читали его, стоя у доски.
- Однажды, в студеную зимнюю пору
- Я из лесу вышел; был сильный мороз.
И переделывали это стихотворение на свой лад, кто во что горазд. От цензурных вариантов до нецензурных.
Оказалось, что “Мужичок с ноготок” – это маленький отрывок из поэмы “Крестьянские дети”. Да и то отрывок – от абзаца, но не до абзаца. Отрывок отрывка.
Почему? Почему выкинули конец этого кусочка? Отрывок “Мужичок с ноготок”, как известно, заканчивается так:
- “А кой тебе годик?” – Шестой миновал…
- Ну, мертвая! – крикнул малюточка басом,
- Рванул под уздцы и быстрей зашагал.
А ведь дальше, дальше-то совсем другое настроение. Настоящий Некрасов-то как раз дальше.
- На эту картину так солнце светило,
- Ребенок был так уморительно мал,
- Как будто все это картонное было,
- Как будто бы в детский театр я попал!
Но мальчик был мальчик живой, настоящий,
И дровни, и хворост, и пегонький конь,
- И снег, до окошек деревни лежащий,
- И зимнего солнца холодный огонь –
- Все, все настоящее русское было,
- С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы,
- Что русской душе так мучительно мило,
- Что русские мысли вселяет в умы,
- Те честные мысли, которым нет воли,
- Которым нет смерти – дави не дави,
- В которых так много и злобы, и боли,
- В которых так много любви!
Вот из-за этих-то строк про “честные мысли, которым нет воли”, из-за этого “дави не дави”, я думаю, советские цензоры и сделали обрезание этому отрывку из поэмы Некрасова “Крестьянские дети”.
Впрочем, может быть, все было совсем не так, но я же не литературовед. Я – дилетант.
Ну а вот в вопросах педофилии я профессионал как психиатр.
Ну, так вот, в России, я бы сказал, сейчас педофилофобия. Нет, педофилы в России, конечно, есть. Но видеть в каждом детском враче или учителе физкультуры педофила – это явная патология.
И потом, этот закон о запрете пропаганды гомосексуализма и педофилии – это что? Почему гомосексуализм и педофилия стоят в одном ряду? Вот уж вопиющее дилетантство. Назрело время введения закона о запрете пропаганды идиотизма. Он гораздо более актуален. Ведь педофилию невозможно пропагандировать. Педофилия у человека либо
есть, либо ее нет. Педофил скрывает, что он педофил. Не может быть педофила-пропагандиста.
Поэта Н. А. Некрасова за поэму “Крестьянские дети” можно было бы привлечь по этому закону к уголовной ответственности хотя бы вот за эти строчки:
- Все серые, карие, синие глазки –
- Смешались, как в поле цветы.
- В них столько покоя, свободы и ласки,
- В них столько святой доброты!
- Я детского глаза люблю выраженье…
Да и меня, если честно, тоже можно привлечь к уголовной ответственности по этому закону, потому что я часто обнимаю своего внука, когда в кинотеатре на последнем ряду смотрю с ним мультфильмы.
Впрочем, теперь я уже оглядываюсь по сторонам, нет ли вокруг меня идиотов. А их всегда вокруг предостаточно. Закон-то о запрете пропаганды идиотизма ведь еще не принят.
Ну, будьте здоровы и держите себя в руках.
С портретом “Неизвестной” Ивана Николаевича Крамского по популярности может сравниться только “Утро в сосновом бору” Ивана Ивановича Шишкина. Ну или “Охотники на привале” кисти Василия Григорьевича Перова.
Когда я начал курить, а этот период в моей жизни был довольно коротким, в табачном киоске я покупал исключительно болгарские сигареты “Стюардесса”. Покупал я их из-за того, что мне нравилось название и дизайн пачки. Впрочем, слова “дизайн” я тогда не знал. Зеленая нижняя треть пачки мне очень нравилась. Зеленый цвет был совсем необычным.
Как-то я увидел за стеклом табачного киоска, где стояли вышеупомянутые сигареты, женскую копеечную брошку – с портретом “Неизвестной”. С тех пор стюардессы и “Неизвестная” плотно срослись в моем сознании.
Художник Иван Крамской написал портрет этой красавицы в 1883 году. Влажные большие глаза обрамлены густыми, заметьте, естественными ресницами. Я бы сказал, опахалами ресниц. Судя по всему, дама одета по последней тогдашней моде. Шляпка с пером, как облако, и пронзительно-синий бант. Экипаж, в котором сидит неизвестная, открыт, несмотря на морозный петербургский день. А ей не холодно. У нее же теплая и уютная муфточка.
Мало кто знает, что художник изобразил на картине свою дочь Софью. Она – “Неизвестная”.
Судьба этой женщины, Софьи Ивановны Крамской, трагична. Этот формат не позволит мне рассказать всех подробностей ее жизни, которые я случайно узнал, благодаря писательнице Елене Хорватовой. Коротко: Софья стала замечательной художницей, но картин ее почти не осталось. В 1930 году ее арестовали как врага народа и шпионку. И приговорили к трем годам лагерей в Сибири. От потрясений она перенесла инсульт. Но это не помешало сотрудникам НКВД отправить ее в Красноярск, а потом в Иркутск. Там случился второй инсульт. И уже спустя длительное время ее как неизлечимую больную вернули в Ленинград, где она умерла, якобы уколов себе палец косточкой селедки.
Интересно, что в это время, наверное, около картины “Неизвестная”, в одном из залов Третьяковской галереи, стояли советские граждане и восхищались красотой дамы.
И как же теперь после этих знаний смотреть на этот портрет?.. Портрет “Неизвестной”, когда так много известно про нее.
Но картина есть картина. У картины своя судьба.
Кстати, часто “Неизвестную” называют “Незнакомкой”. Но это уж виноват Александр Блок, или скорее не он, а школьная программа. Александр Блок написал “Незнакомку” через 23 года после “Неизвестной” Ивана Крамского.
Я как дилетант не исключаю (подчеркиваю, как дилетант), что “Неизвестная” навеяла Александру Блоку “Незнакомку”. Судите сами: “…И веют древними поверьями / Ее упругие шелка. / И шляпа с траурными перьями, / И в кольцах узкая рука…”. И еще: “…И перья страуса склоненные / В моем качаются мозгу, / И очи синие, бездонные / Цветут на дальнем берегу…”
Представьте себе, что “Неизвестная” доехала в своем открытом экипаже, вошла в заведение, верхнюю одежду и муфточку сдала в гардероб и осталась лишь в шляпке с перьями.
В санаторном отделении психиатрической больницы имени П. П. Кащенко (ныне Алексеевской), в котором я тогда работал, в кабинете трудотерапии висела копия “Неизвестной”. Когда я делал обход и заходил в этот кабинет, где за большим столом сидели больные и клеили коробочки, то глаз от этой картины я не мог оторвать. Я как будто находился под гипнозом. Художник-копиист, видимо, когда-то лежавший в этом отделении, изобразил сущую стерву. Это была как бы “Неизвестная” наоборот. С того, больничного, портрета смотрела женщина с очень маленькими глазками, с мешками под ними, с одутловатым бледным лицом. Такая председатель месткома. Обивка мягкого сиденья экипажа напоминала обивку мягкого югославского гарнитура. А дома сзади были не петербургскими постройками конца xix века, а какими-то фабричными заводскими корпусами.
Когда я сообщил своим коллегам, что ухожу из психиатрии, любящие меня сотрудники стали скидываться мне на подарок. На память. Почувствовав это, я попросил подарить мне только что описанную копию “Неизвестной” из кабинета психотерапии.
Санаторного отделения уж давно нет, а картина эта жива и висит в одном из московских ресторанов, где клиенты, а не пациенты, сидят за большим столом и не клеят коробочки, а выпивают.
Впрочем, кто знает, что они делали в жизни до застолья и что будут делать в жизни потом. Ведь на них смотрит “Неизвестная”, я сказал бы – “Неизвестная” в квадрате.
А в Государственную думу эта “Неизвестная” прошла бы, безусловно.
Если бы, конечно, вступила в партию “Единая Россия”.
Будьте здоровы и держите себя в руках.
Бред величия, или в простонародье “мания величия”, – термин, который всем хорошо известен. Как дилетантам, так и профессионалам.
То тут, то там можно услышать: “Ну, ты совсем с катушек соскочил. У тебя же мания величия”. Почему “с катушек”, мне не совсем понятно. Получается, что человека сравнивают с ниткой, веревкой или кабелем.
Не буду здесь вдаваться в подробности того, при каких заболеваниях наблюдается синдром (а это именно синдром) бреда величия, или мегаломания.
Обращу ваше внимание лишь на то, что душевнобольной черпает фабулу своего бреда величия из сферы собственных знаний и окружающей среды. И чем беднее внутренний мир этого человека, тем примитивнее и его “величие”.
Скажу по секрету, никаких “наполеонов” в психиатрических больницах давным-давно уже нет. Они остались в литературе, в анекдотах и карикатуре – как некий символ этого самого бреда величия.
А вот после смерти Наполеона во французских психиатрических больницах “наполеоны” перли, как грибы из земли после теплого осеннего дождя. Молодые французские психиатрические клиники (во Франции только начинала развиваться психиатрия, одна из первых в мире) были завалены “наполеонами”. Это время, когда великий Филипп Пинель снял с душевнобольных оковы.
Здесь я подумал, глядя на свою картинку, должно быть, было обидно Михаилу Илларионовичу Кутузову. Все вокруг “наполеоны”, а Кутузова ни одного. Вот я и решил этой картинкой исправить ситуацию.
Когда я был психиатром, я видел в отделениях психиатрической больницы одного “Ленина”, одного “Сталина”, одного “Брежнева”, одного “Буратино” и несколько президентов несуществующих держав. Прямо как у великого и любимого мной Николая Васильевича Гоголя в “Записках сумасшедшего”.
Были еще поэты, художники, музыканты, считающие себя гениями. Но они существовали, да и существуют под своей фамилией. И часто вне стен психиатрических больниц. Хотя в некоторых случаях им не мешало бы туда заглянуть.
А вот интересно, кого из псевдовеликих можно встретить в стенах психиатрических больниц сегодня? Кем считают себя носители этого синдрома? Есть ли “путины”, “медведевы”, “жириновские”?..
Относительно недавно мой друг-психиатр сообщил мне, что один “Путин” уже появился – лиха беда начало.
Думаю, что по-прежнему много потомков императора Николая II и Петра I. Это непреходящий тренд, как сказали бы сегодня, несмотря на то что тренд – это быстро проходящее модное явление.
Когда я работал в психиатрической больнице имени П. П. Кащенко, я ни разу не видел, чтобы использовались смирительные рубашки. Я видел смирительную рубашку только в музее этой больницы. И был абсолютно уверен, что их запретили. И вот я влез в Интернет, чтобы узнать, в каком же году это случилось. И, к своему удивлению, выяснил, что смирительные рубашки вовсе не запрещены, а их до сих пор производят. И существуют даже современные модели. То есть получается, рубашки от Дольче и Габбана. Вот строчки из Википедии: “В России нет общепризнанного производителя смирительных рубашек. В ряде городов Российской Федерации и Украины производством смирительных рубашек занимаются предприятия спецодежды. Иногда шьют в мастерских при больницах. (Интересно, при каких? Я таких не знаю.)
В США стандартом для психиатрических больниц являются рубашки производства компании Posey. В американских фильмах чаще всего можно увидеть именно такие рубашки. В Европе множество производителей. Особенно большое разнообразие моделей в Германии, Франции и Испании”.
В этом тексте мне особенно понравилось слово “модель”. Модель смирительной рубашки. Смирительная рубашка от-кутюр или смирительная рубашка прет-а-порте.
В своих рисунках я часто использую этот образ для того, чтобы обозначить сумасшедшего. И вот оказалось, что это вовсе не символ. И что существует даже техника безопасности в применении смирительных рубашек.
Будьте здоровы и держите себя в руках.
Есть места, в которых, как в камере хранения, хранишься ты сам. Ты разного возраста незримо присутствуешь там. И когда ты возвращаешься туда, то встречаешь самого себя. Ты видишь себя школьником, студентом, молодым ученым, подающим надежды, зрелым, лысым дядькой.
Надеюсь, я несложно загнул?
Таким местом для меня является Эрмитаж в Петербурге – а до того в Ленинграде. Шестиклассником я попал туда в первый раз. Я тогда почему-то решил, что, когда стану старым, буду работать смотрителем в зале. Я был очень увлечен искусством.
Ну а потом я бывал в Эрмитаже уже десятки раз.
Когда я работал на петербургском телевидении, я каждый месяц приезжал в этот город на съемки. Ну и в свободное время ходил в Эрмитаж. Все залы мне хорошо знакомы, помню, что где висит. И в то же время в Эрмитаже что-то меняется. Там стали появляться женихи с невестами и с гостями, они фотографируются на центральной лестнице, представляя, что это их дворец. Жажда роскоши.
А вот жених и невеста фотографируются на фоне картин. На фоне “Возвращения блудного сына” Рембрандта ван Рейна. Смело, не правда ли? Я тогда пожалел, что не сфотографировал жениха с невестой и фотографа, их снимавшего. Надо сказать, что брачующиеся на картину не смотрели вовсе. Сфотографировались на ее фоне – и пошли к другому шедевру.
Как-то зимним очень ветреным днем я пошел в Эрмитаж. Стояла огромная очередь. А холодный ветер дул с Невы. А я без головного убора, со свежевыбритой головой. Тогда-то я и решил воспользоваться привилегиями. Подошел к милиционеру и показал удостоверение члена Союза художников. “Не положено”, – сказал милиционер. Тогда я достал удостоверение члена Союза журналистов. “Не положено, – сказал он. – В порядке общей очереди”. Тогда я достал свой последний козырь – удостоверение Почетного академика Академии художеств. “Я же вам сказал, товарищ, не положено!” Мысленно выругавшись, я был вовсе не рад принципиальности стража порядка. Униженный и замерзший, я пошел в ближайшее питейное заведение и выпил водки с пирогами.
Будьте здоровы и держите себя в руках.
Оказывается, не Ф. М. Достоевский произнес фразу: “Все мы вышли из «Шинели» Гоголя”, как думают многие образованные люди, а французский литературовед Вогюэ, который написал в 1885 году в статье о Федоре Михайловиче: “…Все русские писатели вышли из гоголевской «Шинели»”, – так у Вогюэ.
Я здесь могу лишь добавить, что не все, далеко не все оттуда вышли. Француз заблуждался.
А вот мой карикатурный персонаж Петрович вышел точно из “Шинели” Гоголя. Портного, который шил шинель Акакию Акакиевичу, как раз звали Петровичем: “Сначала он назывался просто Григорий и был крепостным человеком у какого-то барина; Петровичем он начал называться с тех пор, как получил отпускную и стал попивать довольно сильно по всяким праздникам, сначала по большим, а потом, без разбору, по всем церковным, где только стоял в календаре крестик”. И еще у Гоголя: “Петрович прищурил на него очень пристально свой единственный глаз, и Акакий Акакиевич невольно выговорил: «Здравствуй, Петрович!» – «Здравствовать желаю, сударь», – сказал Петрович и покосил свой глаз на руки Акакия Акакиевича, желая высмотреть, какую добычу тот нес”.
Будьте здоровы и держите себя в руках.
Ну действительно – кто достойнее Прометея для выполнения этой почетной миссии!
Ведь это он похитил огонь с Олимпа и передал его людям в полом стебле тростника. Этот стебель тростника – фактически прообраз Олимпийского факела.
Пожалел Прометей смертных. Мол, и так они там, внизу, мучаются и мрут. Так пусть хотя бы погреются. И поделился он с людьми теплом. И показал он несмышленым, как можно этот огонь сохранять. Бедного Прометея, как известно, Зевс за этот его добрый поступок наказал. Приковали Прометея к Кавказскому хребту. Видимо, недалеко от будущей столицы Олимпийских игр.
И орел по приказу Зевса периодически прилетал и клевал его печень. Печень героя довольно быстро восстанавливалась. И орел снова прилетал ее клевать.
Кстати, любители фуа-гра, возможно, подсознательно мстят пернатым за Прометея.
Вот иметь бы такую печень, как у похитителя огня, чтобы после каждого нарушения спортивного режима этот важный орган человеческого организма восстанавливался вновь!
Прометей был, пожалуй, самым популярным персонажем из древнегреческой мифологии в СССР. Он был встроен в систему советской идеологии. Такая, как сегодня сказали бы, “духовная скрепа”. Его имя было всегда на слуху. С детства. Советские граждане должны были сгорать на работе – что они и делали вполне успешно.
- Дари огонь, как Прометей!
- Дари огонь, как Прометей!
- И для людей
- Ты не жалей
- Огня
- Души своей! –
пели Муслим Магомаев и Эдуард Хиль.
А после работы печень советских граждан клевали орлы по имени “Солнцедар”, “Плодово-ягодная” и портвейн “Кавказ”.
В отличие от Прометея, печень у советских граждан после нападения этих орлов не восстанавливалась.
В городе Минске в магазине я видел вино, которое называлось “Прометей”, – это где-то середина 90-х. А в СССР имя Прометея носили пионерские и комсомольские организации, всевозможные кружки и дома культуры. Пионерский значок – это пятиконечная звездочка и сверху три языка пламени. А пионерские костры?! Комсомольцы тоже очень любили огонь. И факелы. “Горящие сердца”.
Врачей призывали, “сгорая самим, светить другим всегда, за свет не требуя наград”. Ну, в крайнем случае, коробку конфет, букет цветов или бутылку коньяка. Впрочем, при Андропове и за эти награды могли посадить.
Сегодня имя Прометея никак не может претендовать на звание “духовная скрепа”.
Сегодня за все надо платить. И за тепло, и за свет. И уже другие организации носят имя Прометея: компании, торгующие каминами, отопительной техникой, котельным оборудованием; рекламные агентства, нефтегазстрои, всевозможные торговые дома и даже турагентство. Вот интересно, куда турагентство с таким названием везет своих клиентов? И не приковывает ли оно их к скалам? Такой оригинальный туристический аттракцион.
Прометей – означает “предвидящий”. Этот парень знал, когда давал огонь людям, что будет наказан. Но сделал это. Однако Прометей, я думаю, не предполагал, как люди распорядятся его даром. И его именем. Забыл, наверное, предупредить человечество, чтобы с огнем не играло.
Ну, будьте здоровы и держите себя в руках.
“Родион Романович Раскольников – наш современник” – так называлась одна из двух моих выставок в музее-квартире Федора Михайловича Достоевского в Санкт-Петербурге.
Одно время в Петербурге я жил в гостинице на Владимирском проспекте и каждое утро проходил мимо памятника Ф. М. Достоевскому. Я обратил внимание, что около памятника собирается довольно много граждан без определенного места жительства.
Граждане обычно сидели на парапете или на корточках, разговаривали, посматривая на Федора Михайловича. При этом, что удивительно, все они (естественно, мужская их часть, а в основном там были мужчины) были внешне поразительно похожи на писателя. Лобастые, сутулые, с длинными бородами.
А во дворе дома, где последние годы жил и умер писатель и где как раз у меня была эта самая выставка, на стене я обнаружил гигантское граффити: “Стоматология Достоевского 2”.
Последний главный редактор газеты “Известия”, то есть мой последний, от которого я, собственно, и ушел, утверждал, что хочет делать газету для интеллигенции. Он долго рассуждал на эту тему в беседе со мной.
– Почему у тебя в картинках так много мужиков с топором?
– Вообще-то это Родион Романович Раскольников.
– Да я знаю…
“Слава богу”, – подумал я.
– Но как-то мрачновато.
Спустя несколько месяцев этот главный редактор вообще перестал печатать мои мрачноватые картинки. Действительно, зачем пугать оптимистически настроенную интеллигенцию.
Ну а картинка эта была нарисована давно. Когда Борис Абрамович Березовский был жив-здоров и вполне силен. Меня всегда поражало, с каким рвением, азартом и радостью на него вешали всевозможные злодеяния. Бесконечное количество убийств, развязывание войн и организацию революций. И вот когда на него повесили очередное злодеяние, эта картинка у меня и родилась.
После смерти Березовского на него довешивали то, что не успели повесить при жизни. Причем делали это те, кто буквально кормился с его руки. Очень торопились и суетились, доставая из шкафа запыленное зло.
Между тем Березовский Б. А. давно вошел в историю. Как кто? Не знаю. История будет долго с этим разбираться. Большое видится на расстоянии.
Вот эта моя картинка тоже стала маленькой историей, со смертью назначенного сверху злодея потеряв свою актуальность. А может быть, и нет…
Ну, будьте здоровы и держите себя в руках.
Многие в нашей стране считают, что если фамилия не заканчивается на “ов” и если фамилия непонятная, то носитель этой фамилии, скорее всего, еврей.
Так получилось, что папа мой с непонятной фамилией Бильжо – русский. Еврей я как раз по маме.
А Петер-Пауль фон Маузер на самом деле никакой не еврей и в некотором смысле даже наоборот – немецкий конструктор и организатор производства стрелкового оружия.
Но Петер Маузер не разрабатывал этот самозарядный пистолет. Разработали его три брата Федерле в 1896 году в Германии. Пистолет был запатентован на имя Петера-Пауля Маузера. Вот поэтому он и называется Маузер.
Производство его продолжалось вплоть до 1939 года. За это время был выпущен миллион экземпляров.
А если представить себе, что каждый пистолет выстрелил хотя бы по одному разу и попал в цель?.. Простая арифметика.
Меня всегда удивляло, почему мужская часть населения так любит оружие. Почему оно на самом деле так чертовски привлекательно? Именно чертовски!
В России Маузер стал популярен как неотъемлемая часть облика чекиста и комиссара времен революции и гражданской войны. Наряду с кожаной курткой. Кожанкой. На самом деле популярен этот пистолет был и у белогвардейцев, и у бандитов благодаря своей огромной мощности.
Товарищ Маузер сказал свое веское слово, когда попал в женские руки – в руки Фанни Каплан. Маузер и Каплан – хорошая пара. Они нашли друг друга. И вместе они нашли товарища Ленина.
После этой исторической встречи Владимир Ильич стал совсем другим человеком. Практически бессмертным. Ну или долгожителем.
Будьте здоровы и держите себя в руках.
Эдуард Николаевич Успенский, всем известный автор Чебурашки и крокодила Гены и много замечательного чего еще, давно разрешил мне Гену и Чебурашку рисовать. Я как-то спросил у него позволения, чтобы не создалось впечатление, что я ворую его образы. Как, между прочим, делают многие другие. “Тебе можно, – сказал Эдуард Николаевич. – Ты придумываешь совсем новые истории. Валяй”.
Чебурашка и крокодил Гена, конечно же, москвичи. И москвичи коренные. Они ж родились в столице. Как и я. А до этого мой папа.
Я москвич во втором поколении. Таких теперь немного. Это уже большая редкость. В сумме мы, Бильжо, живем в Москве без малого сто лет. Улицы Пятницкая, Домниковская, Удальцова, Генерала Тюленева, Пырьева, Кутузовский проспект – это места, где жили мои родители и я. Центр. Спальные районы…
Москва во мне. Она вросла в меня. Проросла.
Москва меняется, и, честно говоря, мне иногда больно смотреть на эти изменения.
Сердце нашей родины теперь с искусственными клапанами. А ее улыбка – со вставными золотыми зубами.
Никто в метро не спрашивает: “Простите, вы сходите?” Поэтому вести дискуссию на тему, как правильно говорить – “выходите” или “сходите”, – не с кем.
Москва стала для меня местами чужой. Но это мой город. В нем остались еще кусочки, которые не изменились. Вот, например, Пироговка не изменилась. Там я учился. Там прошли мои студенческие годы.
Станции метро в центре Москвы не изменились.
Я помню, где и с кем встречался, в каких местах и где выпивал. Помню, где кто жил. Можно писать книгу про мою и только мою Москву.
Москва стала строгой: этого нельзя, того нельзя, сюда нельзя, туда нельзя.