Чеслав. Воин древнего рода Тарасов Валентин

Когда вокруг дома Велимира заплясал внезапный хоровод смертей, Неждана искренне скорбела по каждой утрате, постигшей семью. А совсем скоро ей пришлось взять на себя заботу о доме, хозяйстве и слегшей от горя Болеславе.

Соплеменники сопереживали и сочувствовали горю, обрушившемуся на семейство Велимира. Отчасти это сочувствие распространялось и на Неждану, оказавшуюся под их крышей. Но теперь эти же люди боялись ее и обвиняли в таких страшных деяниях, за которые, она знала, в ее племени можно было поплатиться и жизнью. Вражда и проклятие, лежащие между двумя родами, делали ее опасной для них, а значит, и виновной. Хотя в чем ее вина?! Ей и самой было страшно. И так одиноко!

Она, как сквозь сизый дым от плохо горящего костра, вспоминала свою прежнюю девичью жизнь, ее маленькие и большие радости и горести, которые теперь казались ей вовсе пустяковыми, и с сожалением и горечью думала о том, как строптива и неосторожна была, нарушая запреты родителей в одиночку отлучаться из городища…

Вспоминала она и Чеслава, виновника всех ее бед, и то злилась на него, то желала, чтобы он оказался рядом и защитил ее от всех напастей. Но его не было…

Болеслава как могла утешала девушку, но сама между тем понимала, какая опасность нависла над чужачкой и какие запреты нарушил ее ненаглядный Чеслав, украв и приведя девушку в их племя.

Когда солнце стало клониться к закату, за Нежданой пришли несколько мужчин, чтобы проводить к капищу Даждьбога Великого, — так распорядился совет. Девушка безропотно и как-то уж совсем безучастно отправилась за ними. Болеслава, несмотря на слабость, пошла с ней.

Женщина видела, как из-за стены или плетня, а то и открыто, но с опаской наблюдали за ними те из немногочисленных соплеменников, кто еще не подался к святилищу.

Вон из своей хибары выглянула Кривая Леда и, стрельнув в идущих своим единственным зрячим глазом, спряталась в тень. Сказывают, из опасения совсем перестала выходить из своего жилища бабка.

Сорванцы-мальчишки, завидев идущую процессию, шумной гурьбой последовали за ней до ворот селения, улюлюкая, корча рожицы, рыча и свистя, но боясь подойти близко. Среди них бежал и блажной Вышата, который что-то бормотал себе под нос и время от времени выкрикивал:

— Чужачка! Чужачка из леса пришла! Из леса пришла, беду принесла. Чужачка! Чужачка! Беду принесла!..

Болеслава, строго поглядев в его сторону, пожурила юродивого:

— Негоже так, Вышата! Не мал ведь уже!

И Вышата, послушав ее, стукнул себя в грудь кулаком и заявил:

— Вышата — парень уже ого-го! — Однако перестал кричать и дальше шел молча.

Зато мальчишки не унимались и лишь за воротами отстали — им к капищу сегодня дороги не было.

Только перед самым святилищем, у подножия холма, Неждана встрепенулась, словно подбитая птаха, и замерла. От мысли, что она должна предстать перед верховными божествами чужого племени, явиться на их суд, ее ноги сделались каменными.

— Ну, ну, дочка, наш Даждьбог милостив и справедлив. Все видит, всем ведает, — шепнула ей в ухо подошедшая Болеслава.

Опустив взор и не глядя на лица собравшихся, Неждана шла по образовавшемуся перед ней проходу мимо расступившихся людей. Сперва она попыталась смотреть на них, ожидая увидеть понимание и, возможно, сочувствие, но натолкнулась лишь на любопытство, страх, а то и откровенную ненависть в глазах. Она только один раз повернулась к идущей за ней Болеславе с немым вопросом: «Почему?»

— Не обращай внимания, дочка, они просто боятся. Это у страха глаза такие, — тихо ответила ей Болеслава.

Но от тех слов Неждане не стало менее тревожно. Боятся кого? Ее? Сделав еще несколько робких шагов, она предстала перед советом.

Суровыми и даже ужасными показались девушке лица мужчин, которые должны были решить ее судьбу. Злом и холодом повеяло от них. А наступившая в толпе тишина усилила объявший ее ужас. От всего этого ей хотелось зажмуриться, закрыть уши, чтобы не слышать, сжаться, а еще лучше птицей вольной упорхнуть с этого страшного судилища и улететь далеко-далеко, к городищу своему, дому родному, к крови своей…

И в этот самый момент, возможно, дойдя до самого края своего страха и отчаяния, вспомнила Неждана, что она — дочь главы, пусть и проклятого ими, но не менее славного рода. И негоже ей стыдиться этого. Не за что! Пусть знают!..

И потому, вместо того чтобы окончательно поникнуть, девушка неожиданно для всех присутствующих, оторвав взгляд от земли, с достоинством подняла свою голову, прекрасную даже в этот миг, и посмотрела на них большими и чистыми глазами.

Ее движение, конечно же, не осталось незамеченным среди присутствующих, вызвав тем самым шепот, а затем и гомон удивленной толпы: «С чего бы это голову так задирать чужачке?!»

— Ишь, как горделиво выпросталась, поганка! Аль еще чьей-то погибели ищет?! — возмущенно процедила сквозь зубы окруженная подругами Зоряна.

— Вот это уже лучше, милая! — донесся откуда-то такой теперь родной шепот Болеславы.

И эти слова еще больше придали ей уверенности. Нет, что бы там ни случилось и что бы ни решили эти ужасные люди сотворить с ней, она примет это, как и подобает женщине ее племени. Только на идолов чужих побоялась поднять взгляд Неждана.

Между тем народ уже стал томиться, проявляя нетерпение от того, что неизвестно было решение совета. Послышались выкрики самых несдержанных и горячих, призывающие поведать людям мудрость почтенных.

— Говори уж, Зимобор… мля-мля-мля… не томи люд неведением! — не стерпел и дед Божко, старейший в селении. — Огласи, что порешили мы!

Нервно покашляв, толстобрюхий Зимобор, явно недовольный тем, что должен был сказать, подался чуть вперед и прохрипел:

— Все знают, что заставило собраться совет наш… — Выждав, пока народ затихнет, продолжил: — Ныне беглый Чеслав, сын Велимира, привел из леса девку в городище наше, и, как теперь стало известно, не просто девку, а дочь Буревоя из рода, проклятого предками нашими.

Из толпы снова послышались возмущенные крики скорых на выводы соплеменников:

— Позорище для нас!..

— Негоже волю предков нарушать!..

— Гнать поганую!.. В реку ее!..

Но Зимобор поднял руку и призвал ретивых к тишине:

— Ведомо вам, люд лесной, и то, что как только появилась чужачка в селении нашем, так и погибель вошла в ворота наши. И в первую голову ударила в дом самого Велимира, лишив жизни и его, и сына старшего, и девку приемную Голубу. Не потому ль, что пригрели под крышей своей проклятую кровь? — Сдвинув брови, он свирепо посмотрел на Неждану.

И опять зашумела толпа.

— В реку поганку!.. В реку!..

Неждана выдержала колючий зимоборовский взор, лишь незаметно закусила губу свою алую, да чуть белее стало лицо ее.

— Вот и мудрили мы, почтенные, и спорили промеж собой, есть ли ее вина в тех бедах и смертях? — Толстобрюхий перевел взгляд с девушки на люд.

— Да что ж ты жилы тянешь-то? — раздался из толпы чей-то нетерпеливый визгливый женский голос.

— Цыть, баба! — гаркнули на нее сразу несколько мужских, недовольных женским вмешательством в такой напряженный процесс.

— Совет не пришел к общему решению, — наконец-то сообщил Зимобор и, еще раз откашлявшись, важно продолжил: — А потому сошлись на том, что надобно нам положиться на волю Великих и просить их приоткрыть сию тайну. И вверяем тебе, волхв Колобор, обратиться к богам и испросить мудрости для нас в этом деле, чтоб принять решение праведное.

Волхв, провожаемый взорами всех собравшихся, не спеша подошел к изваяниям Великих и трижды согнулся перед каждым в почтительном поклоне, приложив руки к сердцу своему. Затем помощник его Миролюб поднес ему чашу мудрости, и Колобор отпил из нее несколько долгих глотков. Подождав, пока напиток проникнет внутрь и наделит его силой своей, он глубоко вздохнул, поднял руки к идолам и промолвил:

— Владыки небесные всего сущего и неведомого нам, убогим и слабым, услышьте просьбу нашу и откройте истину для чад неразумных… — Колобор замолчал и какое-то время будто бы прислушивался к чьему-то, только им слышимому голосу, не то внутри его самого звучащему, не то в пространстве над капищем.

Затем, словно очнувшись от заворожившего его тайного вещания, волхв торжественно, неспешно и многозначительно сообщил:

— Великие готовы поделиться мудростью и волей своей… — И снова замолчал, оглядывая присутствующих затуманенными глазами.

И многие поежились под взглядом его, так как показалось им, что глаза волхва способны заглянуть внутрь их самих и познать суть их и мысли потайные, возможно нескромные.

Вдруг в наступившей тишине раздался протяжный, леденящий душу своей неожиданностью волчий вой…

И волхв Колобор уже не смог продолжить…

Люди, все как один, повернулись в сторону, откуда донесся звериный клич, и поразились увиденному. Недалеко от холма, на котором находилось капище, в низине, они узрели вспыхнувшие в ночной тьме два огненных глаза. Сперва они просто горели, разрывая черноту и приковывая внимание пляшущими языками-протуберанцами, а затем стали медленно двигаться среди тьмы.

Люди, скованные суеверным ужасом и шоком, стояли и молча смотрели на происходящее.

— Зверь!.. Волк!.. Огненный!.. Волк Огненный!.. — после довольно продолжительной паузы эхом прокатилось по изумленной толпе.

Как бы в подтверждение их догадки снова раздался пронзительный волчий вой. И совсем уж неожиданно откуда-то из леса ему стал вторить другой. Теперь звериные голоса перекликались, то отвечая один другому, то сливаясь в пронизанный тоской дуэт.

Уж не сам ли леший с ним перекликается?

Еще большее смятение среди наблюдавших вызвало зрелище, когда огненные очи в одно мгновение метнулись куда-то в сторону, и на том месте моментально вспыхнул и взвился к ночному небу, словно пытаясь лизнуть его черноту, большой костер. И возле этого буйного огнища, осветившего округу, люди увидели огромного волка, стоявшего на двух лапах и повернувшего свою страшную морду в их сторону…

Всеобщий вопль удивления и жути вырвался из толпы соплеменников. Те, что стояли с краю, невольно подались назад, но были остановлены находящимися за их спинами. Но, даже несмотря на охвативший людей всеобщий страх, никто из них не смог отвести глаз от вызывающего дрожь, но такого притягательного видения.

Внезапно волк сделал шаг, второй, третий, а затем медленно стал кружить вокруг бушующего пламени, словно вовлекаясь в какую-то диковинную пляску. Его протяжный вой снова раскатами понесся по округе. А из леса ему стал вторить другой… Огненный зверь продолжал свой зачаровывающий танец. Он то припадал к земле, становясь невидимым, то резко выпрыгивал, снова появляясь на фоне пламени, и потом уж медленно кружил-хороводил, подняв свои огромные лапы к вершине огня, словно пытался охватить его и заставить взвиться еще выше…

Потрясенные огненным видением, люди невольно впали в какое-то лишающее их воли оцепенение. Даже у самых храбрых мужчин похолодело в душе, а многие женщины от ужаса пали на колени, стали плакать и подвывать волчьим голосам.

Закончилось все так же неожиданно, как и началось. Зверь вдруг остановился, взвыл пуще прежнего, еще раз поднял свои лапы к звездному небу и взмахнул ими — костер резко погас, и священное чудовище поглотила тьма. Лишь слабые вспышки искр, словно упавшие на землю и рассыпавшиеся небесные светила, выдавали то место, где только что люди видели НЕЧТО…

Не сразу пришли в себя после увиденного потрясенные соплеменники, что собрались на холме. Только через некоторое время они наконец-то смогли свободно вздохнуть и пошевелиться. И тогда все взоры обратились к волхву Колобору.

Мудрый и немало повидавший в жизни Колобор, тоже находившийся под впечатлением увиденного, с трудом смог овладеть собой. Лишь поняв, что все вокруг в немом ожидании смотрят на него, он поднял руки к небу и не так уверенно, как обычно, произнес:

— Таков ответ… вам… Великих…

Народ, не совсем поняв смысл сказанного, недоуменно зашумел. И в этот момент из толпы вдруг раздался тревожный возглас:

— Пропала!..

— Кто? Куда? Кто пропал? — пронеслось среди присутствующих.

В толпе началось какое-то непонятное движение и суматоха, после чего на середину круга пробрался длинный Серьга. Он почесывал свой затылок, еще едва покрытый волосами после стрижки на посвящении, и, ошалело водя глазами по люду, выкрикивал:

— Пропала! Пропала! Как есть пропала!..

— Тьфу! Да кто пропал, жердь глупая? — плюнув на землю, не выдержал дед Божко.

— Дак… чужачка пропала! — Серьга даже возмутился от того, что его не понимают.

— Как это пропала? — выдвинув из толпы свое брюхо, взревел Зимобор.

— Да ты толком говори, парень! — подступился к юноше Сбыслав.

Серьга, похлопав глазами и не сразу сообразив, чего от него добиваются, наконец-то попытался сбивчиво, но все же объясниться:

— Я рядом с ней стоял… А когда Волк, ну… Огненный явился, то у меня темень в глазах — враз!.. А очнулся на земле… В голове шумит, на затылке шишка. — Серьга показал свой покалеченный затылок. — А чужачки и след простыл…

Забеспокоился, зашумел, зашептался народ:

— Зверь!..

— Никак он?!..

— Волк Огненный унес!.. Забрал девку!..

А затем все, еще больше перепуганные и сбитые с толку, снова посмотрели на волхва Колобора…

При первых словах волхва, обращенных к Великим, которые должны были решить ее дальнейшую судьбу, Неждана почувствовала, как ее снова берет в плен страх. Ведь с чего бы это Великим быть милостивыми к ней, чужачке из проклятого рода? Все как будто исчезло, унеслось, растворилось вокруг нее, и даже Болеслава, стоящая неподалеку, казалось, перестала существовать — настолько она испугалась.

А когда недалеко от капища внезапно появился Огненный Волк, то ничего другого, как то, что это чудище пришло за ней, чтобы сожрать ее, она и подумать не могла. Неждана только и видела эти поглощающие ее огненные глазницы. И даже не поняла, почему стоящий рядом с ней парень вдруг грохнулся как подкошенный наземь, а рядом с ней откуда ни возьмись возник Кудряш, который, схватив ее за руку, увлек с капища. А затем он тащил ее за собой, больно вцепившись в запястье, по темному лесу, а она послушно следовала за ним, так как хотела убежать как можно дальше от огненного чудища, желавшего ее погибели. Она даже не спрашивала Кудряша ни о чем, боясь, что он ее бросит.

Они шли долго. Неждана несколько раз падала, зацепившись за ветки, пни и другие лесные препоны, плохо различимые в темноте. Но вставала и без ропота брела далее за своим провожатым.

Попетляв по лесу, они вышли на какую-то поляну. В этот момент переменчивая луна, очевидно освободившись от прикрывшей ее тучи, выглянула и осветила округу. И тогда Неждана заметила, что на поляне они не одни: там кто-то был еще!..

Но каково же было ее изумление, когда она разглядела, что посреди поляны стоял огромный волк!!!

Девушка в ужасе дернулась, пытаясь высвободить свое запястье из руки Кудряша, и дико закричала. Чудище кинулось к ней…

Чеслав как раз снимал с себя волчью шкуру и не сразу заметил появившихся Кудряша и Неждану. Услышав ее полный отчаяния крик, он бросился к ней, успев подхватить до того, как она без чувств упала на землю.

— Неждана! Неждана, это же я, Чеслав, — шептал он девушке, растирая ее виски и щеки, чтобы вернуть сознание. — Что ж ты ее не предупредил, злыдень! — корил он друга.

— А до того ли мне было?! Неслись по лесу, как лани пугливые, едва ноги не поломали, — оправдывался Кудряш. — Ну, подумаешь, сомлела, сейчас отойдет, опамятуется.

Девушка и правда вскоре открыла глаза. И, увидев перед собой Чеслава, слабо прошептала:

— Ты? Как же я хотела… чтоб ты… меня от того чудища… — Ее руки осторожно дотронулись до его лица, все еще не веря, что перед ней именно он.

И Чеслав впервые ощутил ее добровольное прикосновение, в котором наконец-то почувствовал доверие к себе. Ох, как же он хотел и ждал этого! Сколько раз думал об этом и видел в своих снах! И теперь сам едва переводил дух, боясь вспугнуть долгожданное мгновение.

— Не было чудища. Это я. Я, чтобы спасти тебя… обернулся… — зашептал он. — Вот она, волчья шкура.

— А я-то испугалась! — Неждана спрятала лицо на его груди.

Никогда еще Чеслав не желал женщину так, как желал сейчас ту, которую держал в руках. И это было не просто желание обладать, а нечто большее, чему он не мог дать объяснения и что, по его ощущениям, делало его совершенно другим. Нет, он, конечно же, оставался все тем же Чеславом — сильным, дерзким и уверенным в себе юношей, но в каком-то уголке его груди поселилось радостное и щемящее чувство нежности к этой чужачке, сейчас такой беззащитной перед ним. И он знал, что эта чужачка теперь по-настоящему его.

Его спутавшиеся мысли и бушующие чувства остудил праздный голос Кудряша:

— Пришлось Серьгу дубинушкой по темечку шмякнуть.

— Да зачем же?! — не сразу отозвался Чеслав.

— Так он к ней, Неждане, совсем близехонько стоял, мог заметить и весь побег нам испортить. — А затем простодушно добавил: — А чего?! Так ему, хворостине длинной, и надо. Он ведь меня как-то на игрищах саданул со всей силы! Давно хотел поквитаться. А тут такая оказия!

Когда с наступлением рассвета они шли к схованке, делясь впечатлениями от того, что произошло нынешней ночью, Чеславу неожиданно вспомнилось, что пережил он, пребывая в волчьей шкуре: «А ведь это волчица из леса голос подавала! Перекликалась со мной!..» — подумал он о том таинственном голосе, что вторил ему из лесной чащи, и мысленно поблагодарил серую подругу за помощь.

Он почти не спал. Ворочался и думал о Неждане, которой снова не было рядом. На рассвете, после того как благополучно удалось умыкнуть ее с капища, Чеслав привел девушку в расщелину, где лежал раненый Вячко, и передал под его опеку. Спросонья увидев сестру, чужак поначалу не поверил своим глазам. Он даже усиленно потер их ладонями, очевидно, думая, что это всего лишь игра его воображения. Но после того, как сестра с радостным криком обняла его, таки понял, что перед ним явь.

Чеслав, заметив, как обрадовалась Неждана брату, почувствовал внезапную боль, словно его ножом полоснули по груди. И хотя ранее ему почти не доводилось испытывать подобное, он догадался, что в нем забурлила ревность, пусть даже и к ее брату.

Молодой охотник, сделав над собой усилие, незаметно отступил назад и, борясь со своими чувствами, отправился спать в убежище старого дуба. Ему не хотелось отпускать Неждану от себя и тем более оставлять ее на попечение того, кто пришел отнять ее у него. Но Чеслав понимал, что это в нем все еще говорит ветреный юнец, снедаемый желанием, а крепнущий и набирающий силу мужской разум и опыт резонно подсказывают, что так ей будет гораздо безопаснее. Ведь ему необходимо найти того, кто погубил его родню, и он не сможет постоянно быть рядом с ней. А Неждане теперь необходима защита.

Промучившись, но так и не найдя забвения во сне, Чеслав к вечеру выбрался из ствола лесного великана и сперва неспешно, а затем все быстрее и быстрее стал удаляться от него. Он шел повидать ту, что лишила его покоя. На подходе к расщелине Чеслав умерил свой бег, дабы не выдать перед Вячко свое нетерпение увидеть его сестру. Негоже это. А потому подошел к схованке совсем тихо… и неожиданно услышал требовательный голос Вячко:

— Пошто молчишь, Неждана?

В ответ ему была тишина.

Чеслав остановился и прислушался.

Лишь через какое-то время до него все же донесся негромкий голос Нежданы:

— Он не такой уж… плохой… Я сама поначалу так думала, боялась… И даже ненавидела его.

— Он украл тебя у нас! — словно удар батога, прервал ее Вячко.

— Уж мне-то не понимать то, — все так же тихо ответила ему сестра. Но в голосе ее слышалось несогласие. — Говорит, что люба я ему…

Да она вроде как защищает его, Чеслава, перед братом!

— И ты веришь этому поганцу из проклятого и враждебного нам рода?

Неждана опять молчала.

— Молчишь? — Голос Вячко утратил жесткость, и теперь в нем слышалась только грустная нежность к сестре: — И что же далее будет, Неждана?

— Если бы я знала, — печально выдохнула девушка.

Чеслав решил, что не стоит вмешиваться в их непростой разговор. Неждана сама должна ответить на вопросы брата. А он, Чеслав, еще успеет сказать свое слово. Слово мужчины.

А пока что ему необходимо встретиться с другой женщиной. Не с молодой, а уже в том возрасте, когда женщину называют бабкой или старухой, не с красавицей, а скорее уж наоборот, да к тому же с норовом и языком, от которых другие предпочитают держаться подальше; в общем, с особой малоприятной, но очень теперь ему нужной. Из-за опасности, грозившей Неждане, пришлось отложить попытку встречи с Кривой Ледой, но о старухе он не забыл. И как только девушка оказалась в безопасности, настал черед старой сплетницы.

— Я выманю эту бодливую козу из городища, — вдохновленный удачным спасением Нежданы, пообещал другу Кудряш.

Утро. Селение постепенно просыпалось, люди начали заниматься привычными делами по хозяйству. Но этим утром обычная повседневная суета была нарушена обсуждением события, происшедшего накануне у капища. Люди все еще живо делились мнением об Огненном Волке, появившемся у святилища, и именно ему приписывали похищение пришлой чужачки. Они строили предположения и версии, к добру это или к злу и не грозит ли явление зверя какими-нибудь бедами. Говорили об этом живо, но как-то вполголоса и с оглядкой, словно боясь неосторожным словом навлечь гнев звериного духа.

Тихо и безжизненно было только у лачуги старухи Леды. Так повелось с того времени, когда какой-то неизвестный, а по ее мнению, вражина Чеслав, напал на нее и едва не лишил жизни. После этого события обычно активно проявляющая интерес к чужой жизни женщина затихла и затаилась, редко покидала свою хибару. А поскольку Кривая Леда в силу своей неугомонной натуры и патологического любопытства стала причиной не одного скандала и даже драки, то и охочих навещать склочную особу было не так уж и много. Жила она одна, так как мужа своего потеряла еще в молодости, а детей ей Великие не послали, наверное, за ее злобный нрав. А может, именно от этого она и стала такой склочной.

Но вот и в ее доме зародилось какое-то оживление, послышались слабые шорохи и ворчливое бормотание, посылающее брань на чью-то окаянную голову; что-то с шумом упало, ойкнуло, а через время у входа можно было различить едва заметное движение.

Сначала в проеме медленно показался заостренный нос, а за ним глаза: один, отмеченный увечьем, был полуприкрыт веком, а второй — вполне зрячий да цепкий. С опаской оглядевшись по сторонам и оценив обстановку своим уцелевшим глазом, старуха наконец-то решилась выйти из дома. Голова Леды была повязана платком, прикрывающим больное ухо, а два конца платка смешно торчали на макушке. В руках у нее было деревянное ведро. Очевидно, свежей водицы захотелось старухе.

Шагая слишком прытко, как для своего возраста, Леда короткими перебежками от укрытия к укрытию устремилась к колодцу-журавлю, который был вырыт в самом селении на случай невзгод и опасности.

Зыркнув вокруг себя, будто собираясь сделать что-то не очень хорошее, а скорее это была всего лишь приобретенная за время бурной неправедной деятельности привычка, старуха набрала воды и, согнувшись под тяжестью полного ведра, засеменила к своему жилищу. Завидев кучку судачивших баб, она замедлила свой семенящий шаг, остановилась, засомневалась, даже было поставила на землю ведро, но затем, очевидно вспомнив что-то пугающее, подхватила его и побрела дальше.

Уже у самой лачуги, утомленная столь напряженной пробежкой и тяжестью ведра, Леда остановилась, чтобы перевести дух. И в этот благостный для нее момент передышки непонятно откуда в нее полетел коварный камень и — надо же! — угодил в то самое ухо, что своей болью так изводило старую женщину!

Трудно передать ту гамму чувств и эмоций, что отразилась на кривом лице Леды после такого точного попадания. Возможно, ей показалось, что ее покалеченное око вдруг прозрело, потому как вспыхнувшие перед ней искры она увидела двумя глазами. От жуткой боли, ворвавшейся в ее голову, старуха рухнула на свой костлявый зад, неловко взмахнув руками и задев взлетевшими в воздух ногами ведро, которое тут же опрокинулось. Затем из глаз ее хлынули слезы, а рот открылся, обнажив почти беззубую пасть, и она пронзительно заорала во все свое старушечье горло.

Первым на помощь несчастной старухе подоспел проходивший мимо Кудряш.

— Что случилось, бабушка?! — участливо спросил юноша.

Леда, очевидно потеряв от боли дар речи, сперва только плакала, обхватив голову руками, а затем стала мычать, показывая пальцем то куда-то в сторону, то на камень, то на свое пораженное ухо.

— Камнем в ухо?! — изумился догадливый Кудряш чьей-то неимоверной жестокости. — Ай-яй-яй! Какие злыдни поганые! Это ж надо такое удумать-вытворить!

Подошедшие к тому времени еще несколько баб сочувственно качали головами, жалея пострадавшую.

— Ну, лиходеи вражьи, попадитесь мне только! Без ушей останетесь! Уж я-то до вас доберусь! — погрозил кулаком неизвестным бедокурам Кудряш и стал утешать перепуганную женщину.

— У-у-у! М-м-ма! У-а-а! — вторила сквозь слезы ему Кривая Леда.

Остальные ротозеи и сердобольные бабы, посочувствовав еще немного плачущей старухе и пообещав устроить прилежный допрос своим малолетним чадам на предмет причастности к этому злодейству, постепенно разошлись по своим делам.

Кудряш же заботливо помог подняться все еще охающей и плохо соображающей от пережитого Леде, проводил ее в хибару и даже принес несчастной ведро свежей воды.

Доброте и сердобольности Кудряша можно было только подивиться. Его хватило и на то, чтобы вечером заглянуть в лачугу Леды и осведомиться, как она чувствует себя после всего пережитого.

Старуха лежала пластом на постели и охала — то тихо, то зычно, то вскрикивая и всхлипывая.

— Болит? — участливо осведомился Кудряш, словно медом помазал.

— Да уж так болит, так болит — моченьки нет терпеть! И ноет, и стреляет, и дергает, а то словно ковыряет, выворачивает все изнутри! — запричитала старуха, которая была рада-радешенька хоть кому-то пожаловаться на свое плачевное состояние. — Байстрюки, выродки поганые угодили прямехонько в ухо, чтоб их трясло в лихорадке болотной до конца дней!

Кудряш, услышав такие злобные пожелания, незаметно для старухи сплюнул на все стороны, дабы не пристало, а затем понимающе покачал головой и посоветовал воспользоваться способом лечения его матушки от ушных болезней: приложить горячий камень.

— Да что я только уже не пробовала! И прикладывала, и мазала… А оно все болит, окаянное, и болит! — слабо отмахнулась от его предложения Кривая Леда.

Юноша глубокомысленно поскреб затылок, что-то прикинул в уме, но тут же и откинул, а затем, оглядевшись вокруг, как будто их кто-нибудь мог увидеть или услышать, заговорщически прошептал:

— Надо бы, может, к Маре?..

Зрячий глаз Леды вслед за Кудряшом тоже зыркнул по сторонам, после чего старуха полушепотом созналась:

— Да я уж и ходила к ней, как только маяться этим ухом стала, да не дошла. Чеслава-убийцу на тропе встретила, едва ноги унесла. А теперь-то совсем боязно-а-а, — стала подвывать Леда то ли от непреходящей боли, то ли больше от страха.

На лице Кудряша во всех красках отразилось понимание страданий несчастной женщины. Немного поколебавшись, он наконец-то решился и предложил:

— Ну, если так нужно и силы нет терпеть, то… я бы, может, и проводил!..

Леда, перестав причитать и ойкать, с недоверием уставилась на парня, о чем-то сосредоточенно размышляя. Никак о том, с чего бы это он такой добрый к ней? Подозрительно! Ох как подозрительно! Прищурив свой придирчивый глаз-репей и все равно не обнаружив на лице юноши ни тени подвоха, она, очевидно, уже готова была решиться на его предложение, но затем, что-то вспомнив, со страхом в голосе затараторила:

— Ой, нет, нет, нет, боязно, так боязно. А что, как Колобор прознает? — А потом с еще большим отчаянием в голосе продолжила: — К тому же погубители везде рыщут и смерти моей хотят! Он ведь сказал мне…

— Кто? — быстро, по-кошачьи подсел к ней Кудряш.

— Голос! — выпалила старуха, но тут же прикрыла рот ладонью, сообразив, что сдуру сболтнула лишнее.

Кудряш заглянул в ее единственный зрячий глаз и увидел там такой ужас, что сразу понял: больше бабка ничего не скажет. А потому, пробормотав, что всего лишь хотел как лучше, но если она не хочет, то и ладно, юноша пожелал облегчения страданий, скорейшего выздоровления болеющей и покинул ее жилище.

Рассвет еще даже не забрезжил, когда мать разбудила Кудряша, сильно и настойчиво тряся сына за плечо.

— Вставай, сноп непутевый, там Кривую Леду леший принес в такую рань нам под дом. Тебя спрашивает, — сообщила она недовольным сонным голосом. — И с чего это ты понадобился этой заразе в такую пору?!

Кудряш хотел было отмахнуться, но получил от матери более основательный тычок. Пришлось подчиниться. Он перелез через тела спящих младших братьев, спросонья плохо соображая и постоянно о что-то или о кого-то из домашних спотыкаясь, и выбрался из хаты.

В темно-сером сумраке юноша не сразу рассмотрел пришедшую. Старуха сама вынырнула из темени прямо перед его носом. Кудряш даже попятился от неожиданности.

— Тебе чего, бабка? — оторопело спросил он.

— Ой, ой, ой! Сил нет терпеть, Кудряшечка-а-а! — заголосила Леда с подвыванием. — Ты ведь меня, болящую, к Маре вызывался сопроводить, так я вот решилася-а-а… Сделай доброе дело, голубок, услужи хворой-ой-ой-ой!

От мучившей ее боли Леда переступала с ноги на ногу и качала в такт каждому слову сжатой ладонями головой. Так крепко прихватило старуху.

Сообразив, чего от него хочет старая, Кудряш лениво потянулся и зевнул, всем своим видом показывая отношение к ее теперешней просьбе.

— Да ты что, бабка?! То ж днем ясным было, а сейчас темень какая вокруг! Туда пойдешь — глаз выколешь! — Затем, дотянувшись рукой до спины, стал неторопливо почесывать ее. — Да и неохота мне теперь в такое сомнительное дело ввязываться. Покумекал и подумал: а что, как волхв Колобор прознает, что к изгнанной с тобой ходил, запрет нарушил? Зачем мне такая морока на голову?

Леда от его слов даже присела, почуяв слабость в ногах, а затем мало что не подпрыгнула.

— Ай-ай-ай, да откуда ж он прознает-то?! Я ведь как рыба молчать буду, ты же меня знаешь. Да и сама нарушу-то запрет, потому как моченьки больше нет… Проводи, милый, к знахарке Маре, а то чую, голова у меня лопнет от болюшки-и-и. — И старуха стала плакать, размазывая горькие слезы по перекошенному от боли лицу.

На физиономии же Кудряша от созерцания Лединых страданий отразилась неподдельная жалость, потому как по природе он был добр и незлобив. Но, тем не менее, сейчас он не спешил утешить старую женщину, а всего лишь ворчливо пробурчал:

— Тебя, Леда, сам леший небось не поймет: то не провожай, то проводи. Путаешь да сбиваешь меня. А теперь еще ночами покоя не даешь. Ведь вчера-то заартачилась зазря, а сейчас вот… — Кудряш отрицательно покачал головой. — Да и некогда мне. Вон мать за скотиной поутру выгребать наказала…

— Ну, Кудрик мой добреньки-и-и-й! Замучает меня болячка поганая, до смертушки-и-и замучает, — заскулила еще жалобнее Леда.

Она схватила парня за руку и стала умоляюще гладить по плечу. Кудряш попытался отстраниться, но не тут-то было — Кривая Леда держала его цепко.

— Ну ладно… — сочувственно, а скорее обреченно вздохнул юноша и таки смилостивился над умоляющей. — Пусть только рассвет в силу войдет, тогда и зайду за тобой. А ты уж готова будь, — строго наказал бабке Кудряш.

— Уж я-то… уж я-то буду-у… Ты только скорее заходи-и-и… Да не забудь обо мне, миленькай-ай-ай!

Постоянно оглядываясь в его сторону, как бы проверяя, не передумает ли он, Леда пошла прочь и скоро растворилась в утреннем тумане. А рассвет тем временем уже зарождался, тесня уходящую ночь.

Кудряш еще какое-то время постоял, провожая старуху взглядом, а затем развернулся и пошел, но не в хату досыпать, как ему того ни хотелось, а в другую сторону. Были у него теперь другие заботы, более спешные и важные.

К лачуге Кривой Леды Кудряш пожаловал, когда утро уже было в полном разгаре. К тому времени чего только не испробовала Леда, борясь со своей ушной болячкой и пытаясь угомонить или хотя бы ослабить ее, разве что в пляс не пускалась — все тщетно.

Лишь только Кудряш оказался у ее порога, старая сама поспешила ему навстречу.

— Ой, пришел-таки, соколик ясный! — Выглянув из хаты, Леда радостно всплеснула руками и тут же ворчливо прокаркала: — Что ж так долго-то? Я уж мало что на крышу не вылезла от страдания-а-а-а!.. — Но тут же спохватилась, вспомнив, что зависит теперь от него. — Ну, пришел — и хорошо, и славненько! — Она закатила от нового приступа боли свой единственный глаз, но вдруг пришедшая в голову мысль заставила женщину снова посмотреть на юношу. — А оружие взял?

Кудряш, пожав плечами, показал ей свой лук, который и так был слишком заметен.

— Пойдем, бабка, только бегом, а то у меня дел еще невпроворот, — сурово и даже с важностью сообщил Кудряш и, кивнув в сторону городищенских ворот, направился туда же.

Бабка, не теряя времени, подхватила свою клюку и кинулась за ним. Скоро они порознь вышли из ворот и, оглядевшись вокруг — нет ли посторонних свидетелей их продвижения — и не выявив таковых, уже вместе торопливо зашагали к пристанищу знахарки Мары.

В лесной чаще Леда, подгоняемая невыносимой болью, сперва поспешала за парнем, стараясь не отстать, а затем даже обогнала его и споро семенила по тропинке впереди. Она то и дело вертела головой и зыркала по сторонам внимательным оком, очевидно, кого-то опасаясь. Любое движение головой доставляло ей немалую боль, но страх перед кем-то неизвестным, несомненно, был тоже огромен. А потому она время от времени оборачивалась, проверяя, следует ли ее охранник за ней. Кудряш же и не думал покидать подопечную.

Несмотря на резвый шаг их продвижения и преклонный возраст старухи Леды, они прошли бльшую часть пути, ни разу не остановившись, чтобы перевести дух. Старуха, правда, стала чуть медленнее идти, больше опираться на клюку и реже оглядываться по сторонам. Ничем не нарушаемый, разве что самими путниками, лесной галдеж да присутствие Кудряша придавали старухе уверенности в ее безопасности. Да и к пещере знахарки было уже рукой подать…

Внезапно впереди их следования раздался какой-то настораживающий шорох в кустах, и перед изумленной Ледой на тропе шагах в десяти возник… Чеслав.

Наверное, узрей сейчас она самого хозяина леса, лешего, то и тогда ужас ее не был бы таким сильным. Она замерла на месте как пригвожденная и чуть присела — ноги от страха дали слабину. Перевязанное платком лицо мгновенно налилось кровью и стало малиновым. Даже зрячий глаз, и тот расширился, будто стараясь больше и яснее увидеть. Рот бабки раззявился в немом крике.

Несколько раз очумело моргнув здоровым глазом, Леда наконец-то сумела сбросить оцепенение. Она, мгновенно забыв про свою мучительную боль, резко повернула голову назад и… наткнулась на расплывшуюся в улыбке физиономию Кудряша.

«Это ловушка!» — поняла старуха.

Снова злобно зыркнув на Чеслава, Кривая Леда извергла из своего горла какой-то неимоверный то ли клич, то ли вой:

— У-а-а-а! — Подпрыгнув на месте, она что было сил швырнула в юношу клюку и, подхватив подол своей сорочки, сиганула в сторону от тропы.

Кудряш глазам своим не поверил, увидев, что выделывает отягощенная немалыми годами и пораженная недугом бабка. Он даже потер их для верности. Чеслав же, которому уже приходилось быть свидетелем Лединой прыти, снова был огорошен. Оба удивленно смотрели вслед исчезнувшей старухе.

Но бездействие продолжалось недолго. Не перекинувшись даже словом, а только переглянувшись, парни дружно сорвались с места и ринулись за ней. А Леда, судя по удаляющемуся треску ломающихся веток и кустов, неслась по лесу напролом, не разбирая дороги.

Их молодецкие, полные энергии упругие ноги едва поспевали за, казалось бы, такими дряблыми и хилыми старушечьими. Видать, неописуемый ужас, сопоставимый только со смертельным, придавал сил Кривой Леде. Лишь только на расстоянии двух полетов стрелы от тропы им удалось настичь беглянку. Она вдруг споткнулась о небольшой трухлявый пенек, коварно притаившийся в траве, и кубарем пролетела вперед.

Парни, заметив ее стремительное падение, подбежали к несчастной, чтобы убедиться в целости и сохранности бегуньи. Какое-то время старуха лежала неподвижно, как будто душа ее уже отправилась к праотцам, но вздымавшаяся от тяжелого дыхания впалая грудь свидетельствовала об обратном. У юношей отлегло от сердца — благо что шею не свернула и не рассыпалась.

А тем временем глаз бабки дернулся и резко приоткрылся. Увидев над собой своих преследователей, Леда громко закричала и стала отчаянно брыкаться, пытаясь лягнуть то одного, то другого.

— Кричи, кричи, тебя здесь разве что кикимора болотная услышит, — сообщил, увернувшись от очередного выпада костлявой старушечьей ноги, Кудряш.

— Ой, не убивайте меня, убогую-несчастную! Я ничего, ничегошеньки… Ведь ни в чем не повинная… Я молчала, словно под воду нырнула! — запричитала Леда, закрываясь от них руками.

Чеславу, честно говоря, и хотелось хотя бы легонько треснуть бабку за все ее подлости, да и для острастки, но она и так едва жива была от страха, а потому сдержался.

— Может, тебя и следовало бы придушить, Леда, чтобы всякую напраслину на меня не возводила, да только ты нам живехонька сейчас нужна.

— А-а-а-а! — продолжала подвывать перепуганная женщина.

— Расскажешь все подобру, про что спрошу, цела останешься и землю топтать будешь, — пообещал Чеслав.

— Ай-ай-яй! Я ничего, ничегошеньки-и-и-и… — продолжала голосить старуха, не реагируя на его слова.

Видя, что Леда плохо соображает, Чеслав схватил ее за плечи и несколько раз хорошеньо встряхнул, чтобы опомнилась.

— А коль противиться будешь, так мы и передумать можем, — многозначительно и грозно предупредил Кудряш.