Чеслав. Воин древнего рода Тарасов Валентин
— Да разве что с твоего позволения, почтенный Зимобор.
Себялюбивому Зимобору слова парня, видно, пришлись по душе. Он хлопнул рукой по бревну рядом с собой, указывая Бориславу, чтобы тот сел. Что Борислав с охотой и сделал.
— Правильно. Ты держи мою сторону, парень. Возле меня достойное место займешь в общине. И долю от добычи и урожая бльшую иметь будешь.
— Да разве ж я против? — Борислав даже слюну жадно сглотнул, услышав такие обещания. — Я же завсегда за твой интерес стоял.
— Дело за малым осталось — совет на мою сторону склонить… — Помолчав, Зимобор добавил: — Эх, если б ты на тех ловах, которые я устраивал, Чеслава не упустил, так уже вся община за меня горой стояла бы. Как же, убийцу Велимира изловили!
— Я ведь не нарочно, — пробубнил Борислав. — Ох и верткий он!
Чеслав даже усмехнулся от такой похвалы Борислава.
— Верткий! — передразнил Зимобор. — А ты что же, не верткий? Завтра к Колобору пойду, так ты со мной ступай, сопровождай. — Он тяжело поднялся с бревна. — Да, оружие возьми с собой.
— Знамо дело! — Борислав тоже встал, но уходить не спешил.
— Ну, чего ждешь? Зоряна спит уж давно. — Зимобор схватил Борислава за шею и, притянув его голову, проговорил ему в самое ухо: — Не про то сейчас думать надо, парень! Не про то!.. — Затем хрипло рассмеялся и, оттолкнув юношу от себя, поучительно добавил: — Сперва дело!
Развернувшись, Зимобор потопал в дом, на ходу повторяя себе под нос: «Сперва дело! Дело сперва!» Борислав же, проводив его взглядом, не спеша пошел прочь.
«Надо будет послушать, о чем с волхвом будет говорить толстопузый, — отметил про себя Чеслав. — Если, конечно, выберусь к утру из городища».
Чеслав решил пробраться в свою избу так, чтобы не потревожить ни Болеславу, ни Неждану, ни Ратибора. Он понимал, что стоит им проснуться, шума не избежать. Встревожатся, потом пока разберут в темноте, что это он, пока отойдут от радости, а после еще накинутся с расспросами — опасно. Жилища у них в городище стоят слишком тесно — друг возле дружки, до соседнего рукой подать. А ну как услышат шум?..
Нет, ему нужно добыть одну Голубу.
Чеслав бесшумно вошел в родное жилище. Здесь ему было все знакомо настолько, что он мог ориентироваться с закрытыми глазами. Прислушался: все спали.
— Здравствуй, хозяин! Чуешь, свой пришел, — прошептал он приветствие домовому и, нагнувшись, дотронулся рукой до пола.
Таким образом Чеслав хотел задобрить духа, чтоб не помешал ему в его задумке, а, наоборот, поспособствовал. Ведь известное дело: с домовым нужно быть почтительным и привечать его, тогда и он к тебе добр будет.
Чеслав все еще продолжал стоять у порога. Сколько себя помнил, он всегда выбегал из этого дома, не очень-то задумываясь, вернется ли сюда и как скоро. Его больше тянуло за порог, туда, где, как ему казалось, было гораздо интереснее, туда, где столько дел и забав молодецких ждали его… И вот теперь он и рад бы вернуться в это дорогое, почти священное для него место, где он появился на свет, где покинула этот свет его мать и где он сделал свой первый шаг. Жаль только, что сейчас он может прийти сюда только вот так, крадучись в ночи, словно злодей. И нет в этом доме отца…
Неожиданно во сне глухо вскрикнула Болеслава. Выждав, пока она успокоится, Чеслав, ловко лавируя между немногочисленным домашним добром, подошел к тому месту, где спала Голуба. Благо она всегда спала с краю. Склонившись над девушкой, он услышал ее ровное, безмятежное дыхание. Осторожно, словно юркая змея, его рука проскользнула под ее шеей. Ладонь тихо опустилась на губы. Вторая рука обхватила стан. Стараясь не делать резких движений, он поднял Голубу с ложа и понес к выходу. Чеслав нес девушку, словно ковш с водой, которую боялся расплескать. Она даже не проснулась…
Только после того, как он переступил порог дома, тело девушки внезапно дернулось и напряглось. Ладонь юноши крепче зажала ее рот, а руки усилили объятия. В ответ плененная попыталась высвободиться, но почти сразу прекратила свои попытки, то ли поняв их бесполезность, то ли покорно отдавшись на волю судьбе.
Отойдя подальше от дома, туда, где их не могли слышать, Чеслав опустил свою ношу на землю.
— Не пугайся и не шуми. Это я, Чеслав, — прошептал он Голубе в самое ухо.
Он хотел уже убрать руку с ее рта, но как только ослабил хватку, сразу почувствовал резкую боль. Девичьи зубы впились в его ладонь.
— Да что ж ты кусаешься, злыдня? — Он отдернул руку.
— А почто пугаешь так, глупень?! — услышал он сердитый голос Нежданы.
Чеслав даже онемел от неожиданности. Уж не колдовство ли какое? Или почудиось? Но перед ним и в самом деле была Неждана.
— Да как ты… там… оказалась? — У Чеслава даже появилось ощущение, что от внезапности подмены он заговорил не своим голосом.
— Спала… Ты же сам меня привел в этот дом.
— Но там же обычно спит… А где Голуба?.. — растерянно спросил он. Она назвала его глупцом, и именно так он сейчас себя и чувствовал.
— Так ты за Голубой пришел?! — холодно спросила девушка.
Он столько думал о Неждане, мечтал о встрече, столько раз представлял себе, как она состоится, и вот теперь сидел перед желанной пень пнем. «И отчего так бывает?»
— Тебя видеть хотел больше, чем кого другого… — Чеслав почувствовал, как пересохло в горле.
Несмотря на злость и раздражение, которые он у нее вызывал, Неждана должна была признать, что ей приятны были его слова. Но от этого она сердилась еще больше, только уже на себя.
— Что ж про Голубу спрашиваешь? — как можно равнодушнее произнесла девушка.
— Голубу? — Чеслав наконец вышел из забытья и вспомнил, зачем явился сюда. — Ее я хотел видеть лишь затем, чтобы помогла мне разгадать загадку одну… про зелье.
— Ой ли?
Чеславу неожиданно пришла мысль о том, что Неждана может быть полезной в его продвижении по следу. Ведь она тогда была здесь…
— Скажи, в ту ночь, когда убили моего отца, Голуба… никуда не отлучалась из дома?
— Тебе зачем знать про то?
— Надо!
Сказано это было с таким убеждением, что возымело действие на Неждану, и, немного подумав, она ответила:
— Дай-ка вспомню… Она в ту ночь на сеновал спать ушла. Сказала, что жарко ей в доме… — И, сама испугавшись своей догадки, растерянно произнесла: — Ты думаешь… что она могла… Но зачем?..
— Я и сам пока ничего понять не могу. — Помолчав, юноша добавил: — Не следовало мне говорить тебе про то… Чтоб беды на тебя не накликать…
— Я не из болтливых, — с достоинством ответила ему Неждана.
И как это у Кудряша получается нести всякий сор перед девками и не запинаться? Но ведь и он, Чеслав, никогда не робел перед женским полом, а даже наоборот, хотя и не был так словоохотлив, как друг. Но что же сейчас? Куда подевались все слова?
— Сильно испугалась… когда я нес тебя?
Неждана вздохнула, очевидно вспомнив свои ощущения в тот момент, когда проснулась в его руках.
— Сперва сильно, а потом подумала: я все равно пленница…
— Неужто я тебе совсем не глянусь? — тихо спросил ее Чеслав и затаил дыхание.
Девушка не ответила.
Чеслав с опаской наклонился к ней, каждую секунду ожидая яростного отпора, как это уже не раз было, и осторожно коснулся ее губ своими, горячими от желания… Но отпора не последовало. Неждана не ответила на его поцелуй, но и не оттолкнула. Осмелев, юноша попытался нежно обнять ее, но, не совладав со своей страстью, сжал в объятиях и попытался повалить на землю. И тут же получил острым кулачком под дых.
— Голуба с Ратибором на сеновале спят, — оттолкнув его, сказала Неждана и, поднявшись с земли, пошла к дому.
Восстановив дыхание после удара, Чеслав встал и, ругая себя за несдержанность, направился к сеновалу, туда, где должны были быть Ратибор с Голубой. Налетевший ночной ветер быстро остудил его кровь.
Очевидно, почуяв рядом своего хозяина, откуда-то из темноты заржал преданный конь.
«Эх, промчаться бы сейчас на нем! — с горечью подумал Чеслав. — Да не до того…»
И вдруг совсем рядом Чеслав почувствовал присутствие еще какого-то живого существа… Он сделал шаг, и заливистый собачий лай разорвал тишину. В их селении собак было немного, и они никогда не лаяли на своих, а тут вокруг Чеслава, кажется, собралась вся псовая стая. И каждый из псов старался излить на него свою злость.
«Наверное, от меня зверем несет! После волчицы не выветрилось…»
А от ворот стали уже раздаваться крики сторжи, которую встревожил лай четвероногих помощников. И крики эти неумолимо приближались.
— Чужой! Чужой в городище! — неслось совсем уже рядом.
«Эх, дурило! Вот что значит хозяина городища не поприветствовал! И думал же об этом, думал. Видать, обиделся дух! Ну, теперь держись!» — пронеслось в голове Чеслава.
Он кинулся к спасительному лазу. Но и вся собачья свора бросилась за ним.
— Пошли прочь, шелудивые! — крикнул он псам.
Но только еще больше раззадорил собак. Он чувствовал, что самые наглые из них уже готовы были вцепиться в его ноги. Тогда Чеслав, вынув на ходу нож и резко развернувшись навстречу своре, с грозным рыком полоснул по оскалившейся темноте. В ответ раздался визг боли, а затем жалобный скулеж.
«Какого-то ранил! Будет знать!..» — подумал он, продолжив свой бег.
Но псы не отстали от него. Оглашая округу лаем, они бежали за ним, хотя и держались теперь на значительном расстоянии.
В трех десятках шагов от себя в лунном свете он увидел чей-то грозный силуэт с длинной жердью в руках.
— Загоняй его, ребята! — раздался крик с другой стороны.
Еще немного — и его схватят. Чеслав уже видел, как над его головой занесли жердь, и постарался прибавить в беге.
— Вот он, вот он!
— Загоня-я-яй!!!
— Рази его!
Крики и улюлюканье людей, лай и рычание собак — все это слилось в одну яростную стихию, готовую вот-вот настигнуть его и разорвать…
Сделав последний рывок, Чеслав опрометью нырнул в спасительный лаз в частоколе и оказался уже за пределами селения. Погоня за ним прекратилась…
Когда наступил день, Чеслав пробрался к капищу и теперь, затаившись под стеной хижины волхва, окруженной кустарником, слушал разговор собеседников. Ранее он видел, как Зимобор пришел в сопровождении Борислава, как встретил их помощник волхва Миролюб и проводил толстобрюхого к Колобору.
— Городищу вожак нужен, а люду — глава, — важно говорил Зимобор. — После того как Велимир отправился к предкам нашим, неспокойно и боязно стало вокруг селения. В Сокола стрельнули, в Леду Кривую метили. А нынче ночью новая напасть: сторонний в городище пробрался, хорошо, что собаки учуяли, не то быть еще какой беде… Люди роптать стали, что боги, мол, прогневались на нас. Им опора необходима и рука твердая, а еще больше голова разумная, которая бы о благе всей общины думала бы.
— Мудро и складно говоришь, Зимобор, — после довольно продолжительной паузы отозвался на слова гостя Колобор. — Хороший вожак — в любом стаде основа его выживания, а уж для нас, людей, и подавно.
Зимобор, очевидно, от волнения, часто засопел своим искривленным носом. Будучи молодым, он получил это увечье в драке.
— Вот я и пришел к тебе, служитель Великих, поговорить да посоветоваться про то, кому общину возглавить.
И опять не торопился поддержать разговор волхв. А от этого сопение гостя еще больше усилилось.
— Так ведь это общине и совету решать, кто достойный… Ты же знаешь, Зимобор, что соплеменники наши — люд свободолюбивый и за себя никому решать не дадут. Разве что Великим… — В голосе Колобора послышалась усмешка. — Под «головой разумной» себя небось имел в виду?
— Отчего же и нет? — надувшись от собственного самомнения и важности, пропыхтел гость. — Безголовым и неразумным меня никто не назовет. А уважения и поддержки в общине я поболе других имею.
— Так чего ж ты ко мне пришел?
Теперь уже не спешил с ответом Зимобор. Наконец он заговорил, тщательно подбирая слова:
— Община и совет свое слово скажут, но ведь… и Великие должны поддержку выказать, а то и… направить племя. И кому же, как не тебе, волхв, про то спросить богов наших? А может, и растолковать как следует их волю, — с нажимом добавил Зимобор.
На этот раз ответ последовал незамедлительно и просвистел грозно, словно стрела, пущенная в наглую цель.
— Уж не хочешь ли ты, Зимобор, свое желание алчное выдать за волю Великих?! — повысил голос Колобор.
Утратил мягкость и голос Зимобора:
— А разве то в моих силах? Да я бы не дерзнул и думать о таком святотатстве! Но ты молнии Перуновы глазами-то своими в меня не мечи, я подобру пришел. И тебе ведь не все одно должно быть, кто главой станет.
— Я приму решение совет и Великих.
— Ой ли?
За спиной Чеслава послышался шелест и недовольное сопение. Юноша резко повернулся и никого не увидел… Только опустив глаза к земле, он понял, что это еж недовольно пыхтел, наткнувшись в кустах на него. И по каким это делам колючий отправился в дневную пору?
Появление ежа на время отвлекло Чеслава от разговора в хижине, но, услышав знакомое имя, он опять сосредоточил на нем свое внимание.
— С Велимиром мы хоть и спорили порой — нрав у него был уж больно колюч да непокладист, — но волею Великих всегда к согласию приходили.
— Да ведь со мной скорее согласие найдешь, Колобор, — с жаром произнес толстобрюхий. — Уж в дарах ни тебе, ни Великим скупости не будет. Да и что Велимира поминать? Нет его среди нас. Сын кровный уже решил его участь здесь, на земле-матушке.
— Мшисто стелешь, Зимобор, да как бы на голых досках потом не спать, — резанул гостя волхв и, помолчав, многозначительно добавил: — А ведь смерть Велимира и другим на руку могла быть! И тебе вот…
— Уж не Сбыслав ли тут воду перед тобой мутил, волхв? — Было слышно, как Зимобор подскочил от волнения. И даже захрипел больше обычного. — Уж не его сторону решил взять? Так он от смерти Велимира тоже в выгоде может оказаться. Ох, темнишь ты, Колобор!
— Побойся гнева Великих, Зимобор, на их служителя напраслину возводить! — прикрикнул Колобор. — Между собой согласия ищите! Да только смерть Велимира пока что загадкой так и остается…
— А ты бы, Колобор, спросил Великих про то, — не удержался, чтобы не уколоть волхва, Зимобор.
— Думаешь, не спрашивал?
— Ну и что? — с жадностью и одновременно с опаской спросил Зимобор.
— Молчание хранят Великие про ту смерть, — величественно произнес волхв.
— Значит, на наш суд, людской, оставили то, — с намеком сделал вывод Зимобор.
Внезапно раздался громкий крик Борислава:
— Вон он! Вон!
«Ну, рыжий лис, узрел-таки меня!» — встрепенулся Чеслав и приготовился дать деру.
Но тут же увидел, как Борислав с Миролюбом побежали почему-то в сторону капища. На их крики выскочили из хижины Колобор и Зимобор. Чеслав поглубже вжался в кусты.
— Чего это они? — скорее себя, чем волхва, спросил Зимобор.
— Видать, неспроста всполошились… — скорее себе, чем гостю, ответил Колобор.
Они дождались, пока поднявшие тревогу вернулись к хижине.
— Я его у самого капища приметил, — еще не успев подойти к ожидавшим, сообщил Борислав. — Он меж деревьями метался. — От бега парень тяжело дышал, а лицо его было пунцовым.
Следовавший за ним Миролюб тоже едва переводил дух.
— О ком это ты? — вскинул брови Колобор.
— Да мы его толком-то и не разглядели. Он от нас, как ветер, понесся. Испужался! Может, чужой, а может, кто из наших был. — Борислав утер пот со лба.
— Да с чего бы нашим красться? Разве что только, если это был… — Зимобор не договорил.
— Думаю, то чужак был, — тихо произнес обычно молчаливый Миролюб.
Эти слова заставили всех посмотреть сперва на Миролюба, а потом туда, где скрылся чужак.
Этот день не задался с самого утра. Первые выпущенные две стрелы не попали в цель и улетели туда, откуда их невозможно было достать, и только с третьей попытки Чеславу удалось подстрелить утку. Огонь, словно залегший на зиму в нору ленивый суслик, долго не хотел выходить из камня, когда юноша пытался высечь искру. А сухой мох и трава как назло не желали разгораться. Чеслав сотни раз с легкостью проделывал знакомые каждому мальчишке действия, но сегодня словно какой лесной дух взбесился и строил ему козни.
Злясь на самого себя за нерадивость, юноша почувствовал, как пока что непонятное, но не сулящее ничего хорошего беспокойство маленькой змейкой стало заползать в его душу. Ко всему прочему утка, которую он продержал на костре довольно продолжительное время, плохо прожарилась, и он, не в силах больше ждать, сгрыз ее полусырой.
Но на этом его утреннее невезение не закончилось. Отправившись на поиски чужака, Чеслав потратил полдня, но свежих следов так и не нашел. Он несколько раз спотыкался и падал, казалось бы, на ровном месте. А потом его неожиданно ужалила пчела. Ни с того, ни с сего налетела и ужалила. С чего бы это? Смутное чувство, что должно случиться что-то недоброе, все больше овладевало им.
Гонимый этим чувством, Чеслав пробрался к городищу и понял, что его предположения были небезосновательны. В поселении явно что-то случилось. Оно притихло и ощетинилось. У ворот он увидел явно увеличившуюся сторжу, а вот женщин и детей и вовсе не было видно. Подойти ближе к частоколу и взобраться на дерево, чтобы разобраться в происходящем, Чеслав, учитывая ситуацию, счел неразумным. Да ему и не надо было видеть, он и так знал, каким бывает их городище, когда туда приходит беда. Потому что он сам был частью этого племени.
Как же узнать, что именно там случилось?
Чеслав почему-то решил, что это каким-то образом может быть связано с ним или с тем, разгадку чего он ищет. Спроси его кто-нибудь, откуда у него такое предчувствие, он и сам бы не смог ответить. Но ведь недаром же с самого утра Лес посылал ему свои знаки, указывая на приближение несчастья.
Страх за близких еще больше усиливал его беспокойство. Подобно жалу, которым наградила его сегодня шальная пчела, Чеслава мучил вопрос: «Что же произошло? Что?! У кого узнать?»
Решение этой сложности пришло неожиданно и сразу же показалось таким очевидным: Мара!
Старуха всегда была в курсе того, что происходило в городище. Оставалось только удивляться: откуда она все знает? Но знахарка умела хранить тайны. Теперь только бы застать ее…
Придя к ней, он тихо вошел в пещеру и, заметив Мару, остановился у входа.
Хозяйка каменного жилища сидела у костра спиной к нему, совершая, очевидно, какое-то действо, которое ему, непосвященному, было малопонятно. Чеслав не мог видеть ее лица, но тело знахарки размеренно покачивалось вперед-назад, словно от ощущаемого только ею ветра. Время от времени женщина бросала в огонь какие-то сухие травы, а то и щепотку какой-то пыли, отчего костер ярче вспыхивал и курился сизым дымом. Мара при этом бормотала слова, которые невозможно было разобрать, а потом, замерев и будто впав в оцепенение, ненадолго замолкала.
«Она совершает то, о чем в селении шепчутся, но толком не знают, и уж точно никто не мог бы сказать, правда ли это… Старуха говорит… Общается… Но с кем? Неужели с Великими? Или еще с кем-то неведомым? С кем же? Может, поэтому Колобор и ненавидит ее? А может, именно поэтому она и гонима?..» — Он как завороженный смотрел на старую знахарку, боясь потревожить и тем самым прервать ее занятие.
Но женщина, очевидно, почувствовав на себе столь пристальный взгляд, вдруг резко повернула голову в его сторону. В этот момент Чеслав был готов поклясться, что увидел в ее глазах молнии. Настоящие молнии! Но это длилось лишь миг. И уже в следующее мгновение юноша не мог бы сказать, видел ли он это на самом деле, или ему показалось и в глазах знахарки отразились лишь отблески пляшущего костра. А потом на него смотрели знакомые глаза Мары, только уж очень сердитые.
— Чего тебе? — зло и как-то скрипуче скорее выкрикнула, нежели спросила Мара.
Под впечатлением увиденного и от обжигающей его злости Чеслав даже не нашелся, что ответить.
— Язык отсох, парень? — не давала ему спуску хозяйка.
— Не отсох…
— Говори тогда, зачем пришел?
Да, наверное, не на шутку рассердил он старую отшельницу. Вон как вызверилась! Такой он ее еще не видел. Неужто только потому, что он заглянул в ее тайну? А то отчего же?!
— Я узнать пришел, что в городище стряслось?
Мара посмотрела на него долгим взглядом, в котором уже совершенно не было злости, а только усталость, говорящая о множестве прожитых ею лет. Затем она отвернулась и, уставившись на языки огня, как-то обессиленно произнесла:
— Голубу утром мертвой нашли…
«Вон какое эхо в этой пещере! Раньше никогда не замечал такого… Мара сказала, что… Голубу… Голубу?..»
К удивлению самого Чеслава, он ничего не почувствовал. Ниострой боли, ни волнения. Вот только почему-то слова, сказанные Марой, то как будто приближались к его ушам, то удалялись и, ударившись о каменные стены пещеры, снова возвращались к нему… А он, словно часть этой безучастной пещеры, не хотел принимать эти навязчивые звуки и осознавать их страшный смысл.
Голуба!.. Вот и ответ на все знаки… Она была… Была… Сколько он себя помнит, она всегда была рядом. С ней они росли, взрослели, с ней он впервые познал, что значит быть с женщиной… Она была его первой женщиной!.. Нет, он не испытывал к ней тех чувств и переживаний, как к Неждане, но она была частью его семьи, его жизни. И вот теперь ее нет…
— Кто ее? — после довольно продолжительной паузы выдохнул Чеслав.
— Никто не знает, — по-прежнему глядя на огонь, ответила Мара.
— А ты что скажешь? — Чеслав наконец-то сдвинулся с места и, подойдя к костру, сел напротив знахарки, чтобы видеть ее лицо.
Мара перевела взгляд с костра на гостя, и в ее глазах снова появился колючий холод.
— Мне откуда знать?
Но Чеслава это не смутило. Он хотел знать. Ему нужен был ответ.
— А те… с кем ты… говорила… не сказали? — тщательно подбирая слова, но очень твердо, словно вбивая колья в неподатливую землю, спросил, а вернее, потребовал Чеслав.
— О чем ты, парень? — Выцветшие, словно опаленные костром брови старухи прыгнули вверх, а глаза метнули молнии.
Такие это были молнии… И как это у нее получалось?
— Привиделось тебе чего-то… Бредила старуха, с прошлым своим говорила, а ты уж и вообразил.
Мара хотела встать, но Чеслав остановил ее, порывисто схватив ладонь знахарки обеими руками.
— Ты, Мара, младенцем меня первая на руках держала и знаешь не хуже близких. Я не угроза твоим тайнам. Поэтому прошу, скажи, что знаешь.
Чеслав, как когда-то в детстве, выпрашивая какое-то диковинное лакомство, стал гладить ее сухую и шершавую от времени руку.
Глаза старухи потеплели, лицо разгладилось от суровых складок, а на губах появилась снисходительная улыбка.
— Нечего мне тебе сказать. Было бы что, — ответила она и, видя в лице парня разочарование, уже без улыбки добавила: — И они молчат! Тебе самому придется искать ответы, Чеслав… Так они раньше говорили…
Они посидели какое-то время молча, каждый думая о своем, а может, и об одном и том же. Дым от костра ровной струйкой устремлялся вверх, туда, где в каменном своде была прореха, и дальше…
Мара вывела юношу из задумчивости, высвободив свою руку из его ладоней.
— Ох и путано все… Как же путано все, Мара! — со вздохом произнес Чеслав. — В лесу вот видишь след и знаешь, кому он принадлежит, а потому следуешь за добычей. А тут что ни след, то и загадка: чей он? Пока по одному идешь, с пятк других с тропы сбивают. Один из следов-то как раз к Голубе и привел…
— Вот тебе и первый ответ, парень: девку неспроста сгубили, — цепко подхватила его размышления Мара. — Тот, кто отца твоего, Велимира, порешил, тот наверняка и Голубу… Видать, знала что-то покойная… А зверь, что рыщет по округе, почуял опасность. Вот и лютует… Путает след…
С утра следующего дня племя вознесло на костер тело Голубы. Еще одна душа, оторвавшись от утеса, отправилась в городище к предкам…
Чеслав, спрятавшись неподалеку — теперь ему постоянно приходилось прятаться! — с печалью наблюдал за ритуалом, установленным поколениями его народа так давно, что на вопрос «когда?» могли ответить только боги и утес, если бы он мог заговорить. Юноша видел, как взвился над каменным выступом, нависшим над рекой, огонь кострища. Слышал, как поплыли над речной гладью терзающие душу голоса плакальщиц.
Чеслав не видел Голубу мертвой, а потому и помнить будет живой…
Завершив ритуал, народ потянулся к городищу. Шли, почти не общаясь между собой. Второе подряд убийство, непонятно кем совершенное, словно придавило его соплеменников, накинув на них покров уныния и боязни. На тропе появились парни, и среди них друг его Кудряш. Но даже он, всегда такой говорливый, шел молча. Чеслав наблюдал, как рядом с прочими шла поддерживаемая Нежданой Болеслава. Обе были заплаканы. Чеславу очень хотелось, чтобы Неждана хотя бы на мгновение посмотрела в его сторону, но девушка шла с опущенной головой. О чем думала? Явно не о нем. Позади остальных брел Ратибор. Он ступал не по-молодецки тяжело, будто к его ногам привязали по камню. Широкие плечи его поникли, а лицо застыло, словно лед сковал его посреди лета.
«Вот кто мог бы поведать мне о Голубе, — подумалось Чеславу. — Эх, если бы кликнуть Ратибора можно было!..»
Как будто прочитав его мысли, Ратибор, понемногу отставая от других, незаметно сошел с тропы, ведущей в сторону городища, и направился в гущу леса. Чеслав поспешил на встречу с братом.
Они встретились у поваленной бурей березы. Какое-то время молча смотрели друг на друга, а потом все так же безмолвно обнялись. Чеслав, видя, как тяжело брату, готов был принять часть этой непосильной ноши на себя. Постояв, парни сели рядом на уже высохший от времени березовый ствол.
Только тогда Чеслав спросил:
— Тяжко?
На лице Ратибора не дрогнул ни один мускул.
— Минется.
Даже сейчас, наедине с братом, Ратибор не хотел показать, насколько болезненна его рана. И только необычная для него бледность, покрывшая лицо, предательски выдавала глубину его горя.
Помолчав, Ратибор неожиданно заговорил сам:
— Я в ту ночь сказал ей, что женой своей назову. У нее слезы накатили и хлынули что ручьи, так возрадовалась, горлица. Уж как она и ласкалась ко мне! — Печальная улыбка воспоминания слегка коснулась его губ. — Мне ведь она давно люба. Да и я ей был… Вот только отец… и слышать не хотел. Как ни просил его, чтобы взять мне Голубу за жену, ни в какую. Для блага племени другую мне прочил. А я уж сколько ни перечил, но волю его выполнить решил. Ух, как она убивалась от того, бедная, исстрадалась вся… Я ведь не сразу ее разглядел, а только когда ты с ней бывать стал, понял, что не все одно мне, злился. Да против отца негоже ведь идти, а то его воля была, чтобы она и с тобой…
Чеслав чувствовал, как кровь от досады на самого себя приливает к лицу и уши начинают гореть. Он и представить себе не мог, насколько была дорог брату Голуба. Ратибор всегда был более сдержан и чувства свои выдавал редко, а Чеслав, как видно, не столь наблюдателен. Или ему так было удобно, потому как не понимал тогда, что пришло в его жизнь с появлением в ней Нежданы. Теперь он и представить себе не смог бы, чтобы делить с кем-либо ту, о ком так часто думает.
Ратибор же продолжал говорить ровно и почти бесстрастно:
— А как отца не стало, то и свобода нам вышла… И в ту ночь Голуба от счастья сразу решила к Светлой Ладе бежать, возблагодарить покровительницу. Верила, что та устроила быть нам вместе. Она ведь столько просила Великую! Я ее отговаривал, потому что опасно стало в округе. Сказал, что как мне из городища выходить дозволят, то и сходим вдвоем, поклонимся. А поутру проснулся, ее уж не было… Не утерпела Голуба… Там ее и нашли. На поляне у Светлой Лады… Ножом под самое сердце…
Ратибор глубоко вздохнул, заглушая горький стон, зародившийся в его груди. Пока брат говорил, Чеслав боялся шелохнуться, понимая, как тому нелегко. А Ратибор неожиданно продолжил:
— Это ведь Голуба зелья нам в кувшин с медом подсыпала. Она мне сама рассказала. Хотела, чтобы отец решение о моей суженой сменил. Как услыхала, что после твоего посвящения по селениям за невестой собираемся ехать, так и решилась. В доме побоялась, могли бы заметить, а тут мы на охоту собрались. Так она запомнила про то, в каком месте охотиться будем… А с тем зельем заговор совершить надо. Поутру, как светила ночные погаснут и роса траву окропит, в самое ухо опоенному зельем прошептать волю свою надо. И должен он эту волю принять как собственную. Вот Голуба и хотела Велимиру прошептать, чтобы он отдал ее мне в жены… Да только когда пришла на ту поляну, где заночевали мы, увидела, что из груди отца ножи торчат и бездыханен он. Ведомо, что испугалась, убежала…
Ратибор замолчал, переводя дыхание, а Чеславподхватил его рассказ:
— Да так, что и монисто свое порвала… Я камешки нашел на поляне…
Ратибор в подтверждение закивал.
— Решила никому не говорить. Ведь узнай кто, что опоила нас зельем, да еще и главе рода волю свою навязать хотела, не поздоровилось бы. Из городища изгнать могли бы или того хуже. А тут еще и убийство…
— А как я ее про монисто спросил, с перепугу решила и у Зоряны бусы порвать, чтобы отвести от себя след. — Чеслав от волнения даже вскочил с бревна.
Он почувствовал, что такой неясный, запутанный до этого след теперь гораздо понятнее и идти по нему стало легче, что бежать по натоптанной тропе.
— Да я ведь главного тебе не сказал… — осадил брата Ратибор.
Чеслав снова сел рядом с братом.
— Голуба сказывала, что как от поляны бежала, то там еще кого-то приметила. За деревьями и кустами не рассмотрела. Да и сама не хотела, чтоб видели ее. Но там точно кто-то был. Потому неслась оттуда прочь так, что не помнит, как и в городище оказалась. Вот поэтому и пришел я сюда… Рассказать тебе… Знал, что будешь где-то рядом.
Но Чеславу уже было не до того, мысли бежали подобно воде, прорвавшей бобровую запруду.
— Значит, говоришь, кто-то был! Ну конечно, должен был быть… А как же! Кто-то же пролил отцовскую кровь! И если Голуба его не разглядела, то он ее наверняка разглядел. И порешил, поскольку не был уверен, видела она его или нет.
— Но это мог быть и чужак, — неожиданно прервал его тираду Ратибор. — В городище разное говорят. И про то, что такое лиходейство свой совершить не мог. Хотя и про другое болтают…
— Неужто на меня думают?
— Дурней хватает.
Чеслав от досады только закусил губу. Он предложил брату остаться с ним в лесу, но Ратибор счел, что разумнее вернуться в городище и продолжить поиски нелюдя там. Братья договорились встретиться через три дня, чтобы поделиться результатами своих поисков.
Часть третья Охота. Кровь за кровь!
«Интересно, Даждьбог Великий, когда за небосвод синий на своей ладье заплывает, почивать ложится в своей избе, как и мы? Али как? И какая у него должна быть хижина? Да уж не чета нашим, поди… И из чего она у него сделана? Вот еще маленько, и отправится почивать Ясный… А мне никак нельзя… Явится этот лешак пришлый нынче или опять время впустую?..»
Второй день и вторую ночь подряд проводил Чеслав в ожидании врага своего. До сего часа ему не удавалось выследить чужака. Тогда Чеслав решил действовать по-другому: не гоняться за все время ускользающим противником, а устроить на него засаду. Ведь должен он где-то появляться постоянно. Не дух же он лесной, а человек. И спит где-то по ночам!
И Чеслав стал тщательно искать такое место. Рассуждая так, он тщательно исследовал округу и нашел несколько стоянок, где чужак, очевидно, проводил ночь. Пришлый был очень осторожен и, чтобы его труднее было выследить, устраивался на ночлег в разных местах. Один из таких схронов находился в отдалении от городища, среди поросших мхом и кустарником каменных нагромождений, будто бы прорвавших своей твердью земную поверхность. В этом каменном сотворении была расщелина, где Чеслав и обнаружил следы пребывания пришлого. Как ни старался чужак скрывать свое присутствие, но здесь он оставил примятую подстилку из сухой травы, на которой спал. Расщелина, скрытая за пышным кустом, была почти неприметна для неопытного глаза. И Чеслав сам бы не смог выбрать лучшего места для пристанища. Так он обнаружил место ночлега чужака.
Спрятавшись чуть в стороне от расщелины, в зарослях, почти у самой каменной стены, Чеслав с этого места мог просматривать все подступы к входу в схрон.
От реки потянуло вечерней прохладой… Еще один день, кажется, прошел в напрасном ожидании… И вдруг Чеслав услышал, как мелкие камешки сорвались откуда-то сверху и горохом посыпались вниз. Он поднял голову, и это спасло ему жизнь. Юноша успел заметить, как чья-то фигура, отделившись от края каменной глыбы, стремительно полетела прямо на него, очевидно, желая сбить с ног. Чеслав успел уклониться и прижаться к каменной стене, а не то неминуемо был бы повержен прыгнувшим на землю. И этим прыгуном был именно тот, кого искал Чеслав.