Мозаика Парсифаля Ладлэм Роберт
— Согласен.
— В этом суть моей должности. Только необходимость. Не симпатии или антипатии, а необходимость. Если мне суждено будет возвратиться когда-нибудь в Миннесоту живым, целым и невредимым, я смогу рассуждать, нравится мне кто-то или нет. Сейчас этого я себе позволить не могу. Сейчас мне нужно только одно — остановить Парсифаля, пресечь все его замыслы, все его планы относительно Энтони Мэттиаса. И вслед за Эдисоном я должен искренне поблагодарить вас, Эмори. Вы проделали чертовски трудную работу.
— Благодарю вас, сэр.
— И особенно за то, о чем вы не сказали. Хейвелок. Где он сейчас?
— Почти наверняка в Париже. Дженна Каррас направлялась именно туда. Сегодня утром мне удалось выкроить время, и я позвонил своим знакомым в национальное собрание, в сенат, в несколько министерств, на Ke-д'Орсе и в наше посольство, конечно. Мне пришлось давить, намекать, что выполняю распоряжение Белого дома, не упоминая вас, разумеется.
— Могли бы и упомянуть.
— Пока рано, господин президент. Может, и вообще не придется, но сейчас уж точно ни к чему.
— В таком случае мы поняли друг друга, — сказал Беркуист.
— Да, сэр. Необходимость.
— Хэльярд мог бы понять. Он — солдат, у него практический склад ума. Но Брукс не понял бы — под личиной дипломата в нем живет несгибаемый моралист.
— Я это понял, поэтому и не стал уточнять нынешний статус Хейвелока.
— Он остается тем же, что и был на Коль-де-Мулине. Если он разоблачит тайну Коста-Брава, это переполошит Парсифаля больше, чем все наши проверки в госдепе. Хейвелок — в центре проблемы с самого начала.
— Я все понимаю, сэр.
— Однажды во время Второй мировой войны, — задумчиво произнес Беркуист, глядя на пустой белый экран, — Черчилль оказался перед жуткой дилеммой. Союзной разведке удалось расшифровать код немецкой шифровальной машины «Энигма». Это достижение означало, что стратегические решения Берлина могли быть перехвачены, тысячи и тысячи жизней — а в конечном итоге, может быть, и миллионы — спасены. И вот поступило сообщение, что немцы готовят массированный воздушный налет на Ковентри, причем это сообщение прошло только по «Энигме». Но признать то, что оно стало известно, начать эвакуацию города или хотя бы усилить оборону означало обнаружить, что загадка «Энигмы» решена... Ковентри был наполовину сметен с лица земли, но тайна осталась тайной. По тем же причинам мы не имеем права разглашать секрет Коста-Брава. На карту поставлены миллионы жизней. Найдите Хейвелока, господин заместитель госсекретаря. Найдите его, и пусть он умрет. Возобновите приказ о его казни.
Глава 19
Хейвелок понял, что его заметили. Какой-то человек поспешно опустил газету в тот момент, когда Майкл шел по огороженному канатом проходу из зала прилета авиакомпании «Эр Франс» к паспортному контролю аэропорта имени Кеннеди. Благодаря своему дипломатическому статусу он был освобожден от таможенного досмотра, что обеспечивало быстрое прохождение всех формальностей. Его небольшой чемодан был заклеен лентой, на которой красовалась надпись «Дипломатический». После того как он выйдет в общий коридор, предъявив свое удостоверение члена французской делегации ООН, первым делом необходимо уничтожить документы, которыми снабдила его Режин Бруссак. На контроле все будут очень просто: реально существующее имя будет сверено со списком. Майкл заявит, что не имеет другого багажа, после чего будет свободен для того, чтобы приступить к своим поискам, или для того, чтобы быть убитым в Соединенных Штатах.
Итак, чтобы обезопасить Режин Бруссак, а в конечном итоге — и самого себя, он должен как можно скорее избавиться от фальшивых документов. Затем следует установить личность типа с газетой. Мужчина с сероватым цветом лица неторопливо поднялся со своего кресла, сложил газету, сунул ее под мышку и направился к внешнему, заполненному людьми коридору, параллельному переходу, ведущему к сомнительной свободе. Кем может быть этот человек?
Если он это не узнает, то не исключено, что его убьют раньше, чем он начнет свои поиски или доберется до промежуточной станции в лице Джекоба Хандельмана. Этого допустить ни в коем случае нельзя.
Чиновник в форме иммиграционной службы был вежлив и проницателен. Все вопросы он задавал, глядя прямо в глаза Хейвелоку.
— У вас больше нет багажа, сэр?
— Нет, месье. Всего лишь одно место, которое перед вами.
— Следовательно, вы не намерены оставаться долго на Первой авеню?
— Сутки, может быть, двое, — ответил Майкл, сопроводив свои слова чисто галльским пожатием плеч. Une conference.[50]
— Я уверен, что ваше правительство организовало для вас доставку в город. Не хотите ли вы дождаться прибытия оставшейся части делегации?
Чиновник работал просто прекрасно.
— Прошу прощения, месье, но вы вынуждаете меня пойти на откровенность, — смущенно улыбнулся Майкл. — Меня ждет одна леди, мы так редко видим друг друга. Возможно, в ваших документах отмечено, я несколько месяцев работал на Первой авеню в прошлом году. Я очень спешу, mon ami, и думаю только об одном, как побыстрее выбраться отсюда.
Чиновник сверился с каким-то списком и, неторопливо потянувшись к кнопке, снизошел до улыбки в ответ на широкую улыбку Майкла.
— Всего доброго, сэр, — сказал служащий иммиграционной службы.
— Премного благодарен, — ответил Хейвелок, поспешно минуя автоматически отодвинувшееся металлическое заграждение.
Vive les amoues des gentilshommes feaxais[51], подумал он.
Мужчина с серым лицом стоял в очереди около телефонов-автоматов. Все аппараты были заняты. Он немедленно достал газету и развернул ее перед собой. Итак, он не успел позвонить, и в данных условиях это самое лучшее, на что мог рассчитывать Майкл.
Хейвелок быстро прошел мимо этого человека, глядя прямо перед собой. Затем он сразу свернул налево в широкий коридор, заполненный пассажирами, торопящимися к выходу на посадку. Людей здесь было гораздо меньше, и большинство из них — в форме различных авиакомпаний.
Еще один левый поворот. Этот коридор был длиннее и еще уже. Навстречу попадались немногочисленные мужские фигуры в рабочих комбинезонах и светлых рубашках с закатанными рукавами. Майкл оказался в административной зоне грузового комплекса. Ни пассажиров с чемоданами на колесиках, ни бизнесменов в деловых костюмах с портфелями, ни общественных телефонов. Одни голые стены и редкие застекленные двери.
Наконец он нашел мужской туалет с надписью «Только для служащих аэропорта». Майкл толкнул дверь и оказался в просторном помещении, облицованном керамической плиткой. На дальней стене гудела пара вентиляторов. Окон в туалете не было. Слева — ряд кабинок, справа — писсуары и умывальники. У одного из писсуаров стоял человек в комбинезоне с фирменной надписью «Эксельсиор эрлайн катерерз». Из кабинки раздался звук спускаемой воды. Хейвелок подошел к одному из умывальников и пристроил чемодан под раковиной.
Человек отступил от писсуара, застегнул молнию и взглянул на Майкла. Его взгляд задержался на дорогом темном костюме, только вчера купленном в Париже. Затем с независимым видом, говорящим «а я все-таки вымою руки, господин начальник», он подошел к ближайшей раковине и пустил воду.
Из кабинки выскочил еще один, на ходу застегивая ремень и чертыхаясь себе под нос. Судя по пластиковой карточке на груди, он был бригадиром грузчиков; люди его положения вечно куда-то спешат.
Мужчина в комбинезоне вытянул бумажное полотенце из сверкающего хромом устройства на стене, вытер руки и швырнул жесткую коричневую бумагу в корзину для мусора. Затем он открыл дверь и вышел в коридор. Хейвелок успел подскочить к ней раньше, чем она захлопнулась, придержал и выглянул в коридор.
Неизвестный сыщик стоял примерно в сорока футах у двери одного из кабинетов, небрежно прислонившись к стене, и делал вид, что читает газету. Потом взглянул на свои часы и перевел взгляд на матовую стеклянную панель. Ни дать ни взять — человек, ожидающий своего приятеля, чтобы отправиться с ним на ленч или в бар ближайшего от аэропорта мотеля. В нем не было ничего угрожающего, но именно в этом Майкл и увидел угрозу. В профессионализме.
Итак, они оба должны сохранять контроль над собой, должны уметь ждать, оставаться профессионалами. Преимущество было за тем, кто стоял за дверью; он уже контролировал ситуацию. Тот, кто оставался в коридоре, не знал ничего и не мог позволить себе даже отойти к телефону, так как объект слежки может вообще исчезнуть.
Ждать. Держать себя под контролем. И избавиться от фальшивых документов, которые могут вывести преследователей на Режин Бруссак и на человека по имени Джекоб Хандельман. Имя в списке пассажиров не таило в себе угрозы — его вставил туда безмозглый компьютер; кто нажимал на клавиши — установить невозможно. Другое дело документы. Можно без особого труда выявить их происхождение. Майкл разорвал все бумаги и спустил мелкие обрывки в унитаз. Зайдя в самую дальнюю кабину, он при помощи перочинного ножа отодрал ленту с надписью «Дипломатический», гарантирующую багаж от досмотра, и открыл чемодан. Из-под аккуратно сложенной одежды он извлек короткоствольный автоматический пистолет «лама» и бумажник со своим паспортом и прочими документами. В их безопасности Майкл не сомневался, однако лучше не показывать их вовсе. На улицах страны, его усыновившей, документы требовались очень редко. Одно из тех преимуществ, которому он был особенно благодарен.
Пока он уничтожал фальшивые документы, доставал бумажник и пистолет, рассовывал их по нужным местам, в туалете побывало два посетителя. Они пришли вместе. Судя по разговору — летчики «Эр Франс», — командир корабля и второй пилот. Они спорили, мочились, ругались по поводу предполетной бюрократической волокиты и рассуждали о том, сколько им принесет продажа настоящих гаванских сигар в баре ресторана «Оберж-о-Куан», расположенного, по-видимому, где-то в центральном Манхэттене. Выходя из туалета, они продолжали обсуждать свои возможные доходы.
Хейвелок снял пиджак, аккуратно сложил его и повесил на руку, оставаясь в кабинке, дверцу которой он слегка приоткрыл. Посмотрев на часы, Майкл обнаружил, что провел в туалете не менее четверти часа. Уже пора, подумал он.
И не ошибся. Светлая металлическая дверь качнулась слегка назад, и Хейвелок вначале увидел лишь плечо и край сложенной газеты. Неизвестный бесспорно был профессионалом, никакого свернутого пиджака или пальто, чтобы скрыть оружие, ничего лишнего, что могло бы помешать или быть использовано против владельца. Всего-навсего свернутая газета, которую так легко выронить, чтобы без помех открыть огонь.
Человек проскользнул в дверь, прижимаясь спиной к белой панели. Его глаза обшарили стены, вентиляторы, ряд кабинок. Удовлетворившись осмотром, он присел, но явно не для того, чтобы изучить пространство под дверями ближайших к нему кабин. Он повернулся лицом к входной двери. Майкл не мог понять, что же тот делает.
Но через мгновение сообразил, и перед глазами тут же возник образ другого профессионала, с моста на перевале Коль-де-Мулине, блондина в мундире итальянского пограничника. Но киллер по имени Риччи знал обстановку и заранее подготовился к тому, чтобы заблокировать дверь сторожевой будки. Серолицему профессионалу пришлось импровизировать, проявить сообразительность. Он принес с собой выломанный где-то в коридоре кусок деревянной доски, которыми были облицованы стены аэропорта, и теперь подсовывал его под дверь. Наконец он выпрямился, прижал ботинком обломок доски и повернул ручку. Дверь оказалась заблокированной. Они остались один на один. Человек обернулся.
Хейвелок в узкую щель изучал своего противника. На первый взгляд по своему физическому сложению он не представлял особой опасности. Ему было уже за пятьдесят; плоское сероватое лицо, густые брови, высокие скулы, порядком изреженная шевелюра. Ростом не больше пяти футов восьми дюймов. Человек был худ и узкоплеч. Но когда Майкл увидел его левую руку — правая скрывалась под газетой — он был поражен огромной крестьянской лапой, которая бывает только у людей, занимающихся тяжелым физическим трудом.
Мужчина двинулся вдоль ряда кабинок, дверцы которых примерно на два дюйма не доходили до кафельного пола. Чтобы увидеть, занята ли кабина, ему следовало держаться не более чем в трех футах от лицевой панели. В ботинках на толстой каучуковой подошве он перемещался совершенно бесшумно. Неожиданно преследователь махнул рукой, отбрасывая газету. Хейвелок ошарашенно разглядывал пистолет. В руках у человека, приближающегося к нему, был знаменитый «буран» — пистолет советской ВКР! В этот момент русский пригнулся.
Пора! Майкл швырнул свернутый пиджак через стенку кабинки вправо. Русский отпрыгнул, разворачиваясь на звук и вскидывая пистолет, и оказался спиной к Майклу.
В тот же момент Хейвелок распахнул дверцу, метнул свой чемоданчик в противника, вложив в бросок всю силу, и прыгнул вперед, нацеливаясь на пистолет. Ему удалось ухватиться левой рукой за ствол и рвануть его вверх. Русский развернулся, сграбастав Майкла своими грозными ручищами, но тот захватил левую руку противника и резко крутанул ее, поворачиваясь всем телом. Лицо врага исказилось от боли. Майкл вырвал пистолет и ударил рукояткой ему по черепу. Тот обмяк, и Хейвелок, пригнувшись, мощным толчком плеча отправил его в полет по направлению к писсуарам.
Человек с серым лицом упал на колени, упираясь правой рукой в пол, а левой держась за грудь. Скривившись от боли, он хватал ртом воздух.
— Нет! Нет! — воскликнул он по-русски. — Я хочу только поговорить.
— С заблокированной дверью и с пистолетом в руках?
— А вы согласились бы на беседу, если бы я просто подошел и представился? Может, еще и на русском?
— Можно было попытаться.
— Не было времени, вы слишком быстро исчезли... Можно? — Русский слегка разогнулся, отрывая руку от пола, показывая, что хочет встать.
— Давайте, — кивнул Хейвелок, сжимая в руке «буран». — Вы пытались позвонить по телефону.
— Естественно. Надо было сообщить, что вы отыскались. Что вы такого сотворили? Я не знаю, может, мне не стоит задавать этот вопрос?
— А что вы вообще знаете? Как вам удалось меня разыскать? — Майкл поднял пистолет и нацелил его в голову русского. — Советую говорить правду. Я ничего не потеряю, когда в туалете обнаружат ваш труп.
Русский спокойно взглянул на ствол и затем посмотрел в глаза Хейвелока:
— Действительно, вам нечего терять. И вы не станете колебаться. Сюда вместо меня следовало направить более молодого сотрудника.
— Как вам удалось узнать, что я прилетел именно этим рейсом?
— А я и не знал. И никто не знал... Один сотрудник Военной контрразведки был ранен в Париже. Ему ничего не оставалось, кроме как обратиться к нам.
— Экспортно-импортная фирма на Бомарше? — прервал его Хейвелок. — Штаб-квартира КГБ в Париже? Русский проигнорировал вопрос.
— Нам известно, — продолжил он, — что у вас весьма широкие связи во французских правительственных кругах. В военной разведке, на Ke-д'Орсе, среди депутатов. Если у вас появилось желание покинуть Францию, то вы могли это сделать только имея дипломатическое прикрытие. Все рейсы «Эр Франс», в списках пассажиров которых числились дипломаты, были взяты под наблюдение. Везде. Лондон, Рим, Бонн, Афины, Голландия, вся Южная Америка — словом, повсеместно. Мне не повезло, что вы выбрали Штаты. Этого никто не ожидал. Ведь вы объявлены «не подлежащим исправлению».
— Похоже, об этом скоро начнут писать в газетах.
— Да, это хорошо известно в определенных кругах.
— Если вы хотели поговорить именно об этом, то Москва зря тратит такое количество человеко-часов во всех аэропортах мира.
— Я хочу передать вам сообщение от Петра Ростова. Он полагает, что после Рима вы его выслушаете.
— Рим? Почему Рим?
— Палатинский холм. По-видимому, он для вас послужил убедительным доказательством. Вы должны были умереть на Палатине.
— Неужели? — Хейвелок посмотрел в глаза сотрудника КГБ, потом — на выражение его губ. Итак, Ростов знал о Палатине; этого следовало ожидать. Ведь там обнаружили тела. Труп бывшего американского оперативника — известного мастера тайных убийств, и пару раненых итальянских наемников, которым нечего терять и которые частенько подзарабатывают, рассказывая правду. Москва не могла не знать. Но Ростов не знал о Дженне Каррас или о Коль-де-Мулине, иначе бы он не преминул этим воспользоваться. Достаточно было быстро сказать: «Дженна Каррас жива! Коль-де-Мулине!» Это было бы гораздо убедительнее. — Ну, и что же он хочет передать?
— Он просил сказать, что наживка сменилась. Он понял это и полагает, что вы согласитесь с ним. Он просил сказать, что больше не враг вам: ваши враги — другие; возможно, что это и его враги тоже.
— Что все это значит?
— Я не могу ответить. — Его густые брови неподвижно нависли над глубоко посаженными глазами крестьянина. — Я всего-навсего посыльный. Смысл должен быть понятен вам, а не мне.
— Но вам известно о Палатине.
— Известие о смерти маньяка распространяется очень быстро. И это понятно, если учесть, что он ваш противник и убил нескольких ваших хороших друзей. Как там его прозвали, «ходячий пистолет», да? Романтическая личность из ваших вестернов, которые, между прочим, я просто обожаю. Но в жизни такие типы обычно оказываются грязными беспринципными свиньями, лишенными какой-либо морали; ими движет либо жажда наживы, либо патологическая жестокость. В те времена он мог бы стать президентом огромной корпорации, не так ли?
— Пощадите меня. Оставьте ваши рассуждения для начальной школы.
— Ростов хотел бы получить ответ, но вовсе не обязательно, что бы вы дали его немедленно. Я могу связаться с вами. Через день, два дня, через несколько часов. Вы можете сами назначить место. Мы готовы вас вывезти. Укрыть в безопасном месте.
Майкл вновь вгляделся в лицо русского. Как и Ростов в Афинах, человек, стоящий перед ним, говорил правду, ту правду, которой его снабдили в Москве.
— Что Ростов предлагает?
— Я уже сказал — безопасность. Вы понимаете, что вам предстоит здесь. Очередной Палатинский холм.
— Безопасность в обмен на что?
— Об этом вы договоритесь с Ростовым. Зачем я буду выдвигать условия? Мне вы все равно не поверите.
— Передайте Ростову, что он ошибся.
— Насчет Рима? И Палатинского холма?
— Да, насчет Палатина, — проговорил Хейвелок. Мелькнула мысль о том, что один из руководителей КГБ интуитивно нащупал истину в потоке большой лжи. — Мне не нужна безопасность из рук Лубянки.
— Следовательно, вы отказываетесь от его предложения?
— Я отказываюсь от приманки.
В этот момент в дверь кто-то бухнул кулаком, после чего последовал поток невнятных проклятий и новая серия ударов в металлическую панель. Кусок доски, просунутый под край двери, подался не больше чем на дюйм, однако это позволило человеку снаружи заорать, не переставая молотить в дверь:
— Эй, какого дьявола! Откройте!
Хейвелок не шевельнулся. Русский оглянулся на дверь и быстро заговорил:
— На тот случай, если вы передумаете, запомните следующее. В парке Брайан, за Публичной библиотекой есть ряд мусорных ящиков. Поставьте на любом из них красную метку, лучше всего лаком для ногтей. И с десяти вечера того же дня прогуливайтесь по Бродвею, по его восточной стороне, между Сорок второй и Пятьдесят третьей улицами. К вам подойдут и сообщат адрес для контакта. На улице, разумеется. Никаких ловушек.
— Что там происходит? Ради Бога, откройте же эту проклятую дверь!
— Мне показалось, что вы предложили мне самому выбирать место встречи?
— Можно и так. Тогда просто скажете человеку, который к вам подойдет, где вы хотели бы встретиться. Но не раньше, чем через три часа.
— Чтобы подмести вокруг?
— Открой же! Сукин ты сын!
Послышался второй голос, на сей раз с начальственными интонациями:
— Успокойтесь, в чем дело?
— Дверь закрыта, я не могу попасть туда. Я слышу, как они там разговаривают.
Еще один толчок, новый скрип доски по плиткам, еще один дюйм.
— Мы принимаем меры предосторожности, как и вы, — сказал русский. — Отношения между вами и Ростовым... это — отношения между вами и Москвой. Мы — не в Москве, я — не в Москве. Если со мной что-то случается в Нью-Йорке, я не зову полицию.
— Послушайте, вы там, — загремел властный голос. — Я предупреждаю вас, шпана! Помехи нормальному функционированию международного аэропорта являются преступным действием. Это относится и к туалетам! Я вызываю Службу безопасности аэропорта! — Начальственный голос обратился к несчастному, топтавшемуся у дверей. — На вашем месте я бы поискал другой мужской туалет. Эти ребятишки, которые шалят с иглой, бывают невменяемы и агрессивны.
— Я, начальник, обольюся, прежде чем добегу до другой ссальни! И они вроде бы говорят не как ребятишки. А вот и полицейский! Эй, коп!
— Он не слышит, прошел слишком быстро. Я пойду к телефону.
— Вот дерьмо!
— Пошли, — произнес Хейвелок, поднимая с пола пиджак и надевая его на себя, перемещая при этом пистолет из одной руки в другую.
— Вы оставляете мне жизнь? В сортире не будет мертвых тел?
— Я просто хочу, чтобы Ростов услышал мой ответ. О метках на мусорных ящиках можете забыть.
— Может быть, вы и мое оружие мне вернете?
— Мое великодушие не простирается столь далеко. Понимаете, ведь вы все же мой враг. Во всяком случае, оставались таковым в течение длительного времени.
— Очень трудно объяснить утрату пистолета. Вы это должны понять.
— Скажите, что вы продали его на рынке, и это ваш первый шаг по пути к капитализму. Покупай по дешевке, а лучше получи задарма и затем продай подороже. У вас прекрасный пистолет, за него много дадут!
— Прошу вас!
— Вы просто не понимаете, товарищ.Вы будете удивлены, сколько людей в Москве вас сразу зауважают! — Хейвелок положил руку на плечо русского и подтолкнул его к двери. — Выбивайте доску, — сказал он, засовывая за пояс пистолет и поднимая чемодан.
Человек с серым лицом безмолвно повиновался. Расшатав доску ботинком, он вытолкнул ее, и дверь распахнулась.
— Великий Боже! — воскликнул толстяк в небесно-голубом комбинезоне грузчика. — Парочка трахающихся геев!
— Охрана сейчас прибудет! — прокричал человек в белой рубашке, высовываясь из двери кабинета в дальнем конце коридора.
— Боюсь, что вы опоздали, мистер начальник, — откликнулся грузчик, разглядывая их во все глаза. — Вот она, ваша шпана. Два престарелых пидора, которые решили, что на стоянке автомобилей им будет слишком холодно.
— Пошли, — прошептал Хейвелок, беря русского под руку.
— Какая гнусность! Мерзость! — завопил человек в рубашке. — В вашем-то возрасте! Как вам не стыдно? Кругом одни извращенцы!
— Вы еще не изменили свое мнение относительно пистолета? — спросил русский, выходя в коридор и скривившись, когда Майкл взял его под локоть левой, поврежденной руки. — Я буду серьезно наказан. Я не пользовался им уже много лет. Он теперь у меня как бы предмет одежды, вы же понимаете.
— Извращенцы! Ваше место в тюрьме, а не в общественном туалете! Вы — угроза обществу!
— А я вам говорю — вы получите повышение, как только нужные люди узнают о том, что вы сумели заработать кучу долларов.
— Педерасты!!!
— Отпустите мою руку. Этот идиот привлекает к нам внимание.
— Но почему? Вы же такой душка.
Они достигли второго коридора, ведущего налево к центру аэровокзала. Здесь, как и раньше, туда-сюда торопились рабочие в цветных комбинезонах, руководители в белых рубашках; из дверей кабинетов выпархивали миленькие секретарши. Впереди, в главном коридоре, толпы пассажиров текли в противоположных направлениях — на вылет и для получения багажа.
Через мгновение Хейвелок и его спутник растворились в потоке прибывших пассажиров. Тут же они увидели троицу полицейских, расталкивающих публику с чемоданами и сумками. Хейвелок поменялся с русским местами. Теперь тот оказался слева. Поравнявшись с полицейскими, Майкл с силой толкнул спутника в плечо, бросив его на фигуры в мундирах.
— Нет! Кишки! — по-русски выкрикнул тот, валясь на полисмена.
— Что за черт! — рявкнул тот, потеряв равновесие, и сбил с ног двух своих коллег, один из которых, в свою очередь, уронил престарелую леди с голубоватыми крашеными волосами.
Хейвелок ускорил шаги, торопясь миновать удивленных пассажиров, толпящихся у эскалаторов, ведущих к месту выдачи багажа. Слева возвышалась сооруженная в соответствии с чьей-то безумной идеей арка в виде небесного свода, ведущая в центральный зал аэровокзала. Он направился туда; путь стал свободнее. Здание терминала с огромными, от пола до потока, окнами было залито ярким послеполуденным солнцем. Шагая к выходу, над которым значилось слово «Такси», Майкл оглядел помещение вокзала. На огромных табло мелькали белые буквы и цифры, обозначая прилеты и отправления самолетов множества авиакомпаний. Расписание жило своей жизнью. Под гигантским куполом зала располагалось множество круглых киосков, торгующих всякой всячиной. Вдоль стен — ряды телефонов-автоматов; при каждом — изрядно потрепанные толстенные телефонные справочники. Майкл направился к ближайшему и уже через полминуты нашел то, что хотел. «Хандельман, Дж.» жил в верхнем Манхэттене. Сто шестнадцатая улица, Морнингсайд-Хайтс.
Джекоб Хандельман, приют на дороге, торговец убежищами для преследуемых и бегущих. Человек, который должен найти укрытие для Дженны Каррас.
Остановитесь здесь, — попросил Хейвелок таксиста, увидев вывеску в старинном стиле — синий балдахин с бахромой над входом, украшенный маленькой золотой короной и надписью «Отель Кингз Армз». Он очень надеялся, что ему не придется заночевать в городе; каждый час увеличивал расстояние между ним и Дженной. Но с другой стороны, совершенно невозможно расхаживать вокруг Колумбийского университета в поисках Джекоба Хандельмана с чемоданом в руках. Садясь в машину в аэропорту, он попросил шофера проехать через мост Трайборо, затем свернуть на запад к Гудзону и уже оттуда — на юг в сторону Морнингсайд-Хайтс. Он хотел проехать по 116-й улице, посмотреть на дом, а затем найти надежное место, где можно оставить багаж. Была середина дня, и нужный Майклу человек мог находиться где угодно на обширной территории университетского городка.
Во время учебы в аспирантуре Принстона Майклу довелось дважды побывать в Колумбийском университете. Один раз — на лекции заезжей знаменитости из Оксфорда о постнаполеоновской Европе, другой — на межуниверситетском семинаре аспирантов. На семинаре обсуждались проблемы трудоустройства. Ни в одном из этих кратких посещений не было ничего запоминающегося. В результате он практически не знал ничего о географии университетского городка. Это обстоятельство, возможно, не имело никакого значения. Гораздо хуже было то, что он ничего не знал о Джекобе Хандельмане.
Отель «Кингз Армз» располагался за углом по соседству с жилищем Хандельмана. Это был один из тех симпатичных маленьких отелей, которые пытались сохранить свой дух старины, невзирая на порядки кампуса, подобно старому «Тафту» в Нью-Хейвене или «Инну» в Принстоне. Повидавший немало на своем веку, отель был скорее местом временного пристанища приглашенной профессуры, нежели студенческих тусовок. Вид и запах потемневшей от времени настоящей английской кожи придавал всей атмосфере подлинный академический дух. Не исключено, что здесь что-то знают о Хандельмане, тем более, что жил тот неподалеку.
— Естественно, мистер Хирфорд, — произнес клерк, читая регистрационную карточку. — Доктор Хандельман время от времени посещает нас — немного вина или ужин с друзьями. Очаровательный джентльмен, с прекрасным чувством юмора. У нас тут все зовут его Рабби.
— О, я не знал, что он был раввином!
— Не уверен, что он действительно был раввином, хотя вряд ли кто-либо здесь просил его предъявлять документы. Он профессор философии и, насколько мне известно, частенько выступает с лекциями по иудаизму. Вы получите громадное удовольствие от общения с ним.
— Не сомневаюсь. Большое спасибо.
— Коридорный! — позвал клерк, звоня в колокольчик.
Дом, в котором жил Хандельман, располагался между Бродвеем и Риверсайд-Драйв; отсюда открывался симпатичный вид на парк Риверсайд и полноводный Гудзон. Это было солидное здание из белого камня, своего рода памятник эпохи первоначального накопления капиталов. Эти выстроенные в вычурном стиле здания, переживая кратковременные периоды исторического любопытства, медленно, но неуклонно умирали, слишком громоздкие и неуклюжие, чтобы приносить прибыль. Когда-то в его парадном за массивными дверями из стекла и кованого железа сидел швейцар; теперь же его заменил двойной замок на внутренней двери и переговорное устройство, позволяющее посетителям общаться с жильцами.
Хейвелок нажал на кнопку звонка с единственной целью — проверить, дома ли Хандельман. Динамик молчал. Он позвонил еще раз. Тишина.
Майкл вышел на улицу и перешел на противоположную сторону, размышляя над дальнейшими действиями. Он уже позвонил в справочную университета и узнал местонахождение и номер кабинета Хандельмана. Потом, представившись сотрудником администрации, интересующимся расписанием профессора на четверг, узнал, что до четырех часов тот встречается с соискателями-докторантами. Было уже около пяти; Майкл начал нервничать. Куда он мог деться? В принципе нет никаких оснований полагать, что профессор после работы должен прямиком спешить домой, но у торговца безопасностью, который только спрятал или еще прячет женщину, бежавшую из Парижа, должны быть определенные обязательства. Хейвелок думал о том, что лучше — пойти к профессору в университет или пытаться перехватить его на улице. Не исключено, что собеседование затянулось или его пригласили на ужин; но в университете кто-нибудь мог подсказать, где его искать. Майкл умел ждать, но сейчас он чувствовал, как от напряжения буквально сводит мышцы живота. Он несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая себя. Нет, с этим человеком нельзя встречаться ни в университете, ни на улице, ни в каком-либо общественном месте. Встреча должна произойти там, где хранятся карты, коды и другие рабочие материалы «полупроводника» — а храниться они могут только в безопасном месте и всегда под рукой. Например, в тайнике под доской пола или в стене: если это микропленки, то тайником может стать каблук или даже пуговица.
Майкл не видел фотографии Хандельмана, но вполне представлял себе, как тот может выглядеть. Розовощекий, цветущий бармен в отеле «Кингз Армз» — трепливый третьесортный поэт из Дублина описал внешность Рабби. Джекоб Хандельман был среднего роста, с белоснежной длинной шевелюрой и короткой седой бородкой, слегка склонный к полноте и с едва заметным брюшком. А ходит он, сказал бармен, «неторопливо и горделиво, как будто в его жилах течет кровь иудейских царей, сэр, словно он — пророк, исторгающий воду из камня, или Ной, восходящий на Ковчег Завета... Ах, у него такая мудрость в глазах и такое доброе сердце, сэр!»
Хейвелок внимательно выслушал бармена и заказал двойное виски.
Три минуты шестого. «Дыши глубже, — приказывал себе Майкл. — Дыши и думай о Дженне, думай о том, что ты собираешься ей сказать. Пройдет еще час, или два, или немного дольше. Может быть, полночи. Полночи для человека на полпути. Ради всего святого, не зацикливайся на этом».
Солнце клонилось к закату и окрашивало оранжево-желтым заревом небо за Гудзоном над Нью-Джерси. Скоростная дорога Уэст-Сайд была забита машинами, автомобили на идущей параллельно ей Риверсайд-Драйв шли лишь немного быстрее. Холодало; вечереющее небо затягивали облака, предвещая снег, несмотря на март месяц.
Майкл затаился в подворотне.
По противоположному тротуару медленно шествовал полноватый среднего роста человек в длинном черном пальто. В его походке было действительно что-то величественное. Общему облику полностью соответствовали серебряные пряди, ниспадающие из-под полей черной шляпы. В свете зажегшихся уличных фонарей Майкл мог рассмотреть и седую бородку. Это был он — «полупроводник», хозяин промежуточной квартиры, человек, отправляющий своих постояльцев только в одну сторону...
Джекоб Хандельман подошел к застекленной двери ярко освещенного подъезда и остановился на мгновение перед ней. Хейвелок, пристально вглядевшись, вдруг понял, что где-то уже видел этого человека. Он лихорадочно соображал, не мог ли Рабби принимать участие в какой-то операции восемь — десять лет тому назад? Где-нибудь на Среднем Востоке... в Тель-Авиве... Ливане? Четкое ощущение того, что он знал Хандельмана раньше, не проходило. Может, дело в походке? Эта замедленная поступь человека, словно облаченного в средневековую мантию? Или это очки в стальной оправе, прочно сидящие на крупном лице?
Хейвелок расслабился. Их пути вполне могли пересечься в силу множества причин в разных ситуациях. Они могли оказаться в какой-то период времени в одном и том же секторе. Уважаемый профессор якобы находился на каникулах, а в самом деле встречался с кем-нибудь типа Режин Бруссак. Вполне возможно.
Хандельман вошел в подъезд, поднялся по ступеням и подошел к длинному ряду почтовых ящиков. Майклу пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы преодолеть желание перебежать улицу и немедленно заговорить с ним.
«Он может не захотеть с тобой разговаривать!» Слова Бруссак.
Старик вполне может завопить в подъезде, призывая на помощь. А тот, кто сейчас действительно нуждается в помощи, не имеет представления о том, что находится за закрытой дверью на противоположной стороне улицы, какие приспособления установили мудрые горожане для того, чтобы защитить себя от квартирных краж. Всякого рода охранные системы запрудили рынок.
Придется подождать, пока Джекоб Хандельман не доберется благополучно до своей квартиры. Затем стук в дверь и слова «Ke-д'Орсе». Этого должно быть достаточно, чтобы тот, кто внутри, понял, что представляет собой человек, преодолевший все системы безопасности в подъезде; более того, сам факт того, что гость знает, что хозяин квартиры — «полупроводник», секретный помощник разведслужб, должен заставить Хандельмана открыть дверь. Он не позволит себе отказаться.
Старик скрылся внутри. Дверь из стекла и кованого железа медленно закрылась за ним. Через три минуты в нескольких окнах по фасаду четвертого этажа вспыхнул свет. Вполне логично, что квартира Хандельмана имела номер 4-А. «Полупроводник», как и другие секретные агенты — например, тот резидент ВКР в Париже, — должен всегда иметь возможность контролировать улицу.
Но в данный момент он ничего не контролировал; занавески не шелохнулись. Майкл вышел из своего укрытия и пересек дорогу. Внутри украшенного орнаментом входа он чиркнул спичкой и, держа ее на уровне пояса, всмотрелся в фамилии рядом с кнопками интеркома.
«Р.Чарлз, Смотритель, 1-Д».
Он нажал кнопку и приблизил лицо к микрофону.
— Да, в чем дело? — откликнулся мужской голос с британским акцентом.
— Мистер Чарлз? — спросил Хейвелок, не понимая, почему голос смотрителя показался ему несколько странным.
— Да, это я. Кто там?
— От Правительства Соединенных Штатов, государственный департамент...
— Что?
— Нет никаких причин для беспокойства, мистер Чарлз. Если вы подойдете к двери, то сможете проверить мое удостоверение через стекло и решить, пропустить меня сразу или записать номер телефона, по которому вы могли бы удостоверить мою личность.
Поразмыслив немного, Р.Чарлз откликнулся:
— Логично!
Через тридцать секунд в вестибюле возник здоровый мускулистый молодой человек. На нем были спортивные шорты и куртка от тренировочного костюма с крупными цифрами «20», что примерно соответствовало возрасту ее владельца, хотя скорее означало его принадлежность к одной из футбольных студенческих команд Колумбийского университета. Так вот какой вид охраны выбрали себе обитатели Морнингсайд-Хайтс! Что ж, тоже логично: позаботься о ближнем своем, и он в свою очередь позаботится о вас. Бесплатное жилье за внушительные габариты. Майкл достал свое старое удостоверение личности в черном пластиковом футляре. Срок действия его был, разумеется, смазан. Р.Чарлз вгляделся сквозь стекло, пожал плечами и открыл дверь.
— Что за чертовщина? — поинтересовался он скорее с любопытством, нежели с враждебностью. Человеку его комплекции не пристало быть агрессивным. Мощные ноги и шея, мускулистые руки вполне были способны напугать кого угодно. Так же, как и его молодость.
— Здесь живет человек, которого я хотел бы увидеть по официальному делу государственного департамента. Его сейчас нет дома. Я звонил, естественно. Он наш друг.
— О ком вы?
— О Джекобе Хандельмане. Он нас иногда консультирует, но об этом мало кому известно.
— Старина Хандельман?
— Прекрасный человек, уверяю вас, мистер Чарлз. Но боюсь, что ему не понравится, если он узнает то, о чем я сказал вам, — улыбнулся Хейвелок. — На улице дьявольски холодно.
— Я не могу пустить вас в его квартиру. И не пущу.
— Ну что вы! Я бы никогда на это не согласился! Я просто подожду здесь, если вы не возражаете.
Мистер Р.Чарлз явно колебался, разглядывая удостоверение личности, которое Майкл продолжал держать в руке.
— Да... ну что же... О'кей... Я бы мог пригласить вас к себе, но мы с приятелем горбатимся вовсю к завтрашнему экзамену.
— Простите. Я об этом как-то не подумал...
В этот момент из двери в дальнем конце вестибюля появилась фигура еще более внушительных размеров. Молодой человек в спортивном костюме в одной лапище держал пару стаканов, во второй раскрытую книгу.
— В чем дело, старик?
— Да ничего. Тут один хочет встретиться с Рабби.
— Еще один? Ладно, кончай время тратить. Ты у нас умный, а мне бы к утру управиться...
— Вы играете в одной команде? — спросил Майкл, пытаясь выглядеть как можно современнее.
— Нет. Он предпочитает борьбу. Только судьи слишком часто выставляют его с ковра за грязные приемы, о'кей, Мастиф, иду.
Мастиф исчез за дверью.
— Нормально. У вас даже голос официальный. Рабби должен появиться с минуты на минуту.
— Пунктуальный человек?
— Как швейцарский хронометр. — Двадцатый номер собрался было уходить, но передумал и вновь обратился к Хейвелоку. — Знаете, а я ведь и сам вычислил что-то такое. Ну вроде того, что вы сказали.
— Это как?
— Не знаю... наверное, из того, какие люди к нему приходят. Иногда поздно вечером. Не университетского стиля.
Майкл подумал, что он ничего не потеряет, если поинтересуется подробнее. В конце концов, парень сам начал.
— Нас сейчас очень беспокоит одна женщина. Я не хотел об этом говорить, но ради интересов самого Рабби... Мы надеемся, что она здесь побывала. Вы ее случайно не видели? Блондинка, примерно пяти футов пяти дюймов роста, возможно, в плаще, не исключено, что в шляпке. Вчера или сегодня?
— Вчера вечером, — ответил молодой человек. — Сам-то я не видел, но Мастифу повезло. Классная дамочка, по его словам. Правда, немного нервная. Нажала не на ту кнопку и подняла старого Вайнберга — он из Б-4, и еще более нервный тип.
— Услышать это — большое для нас облегчение. В котором часу она вчера здесь появилась?
— Думаю, что примерно в это время. Я разговаривал по телефону, когда Вайнберг завопил в интерком.
— Благодарю вас.
Двадцать четыре часа тому назад, подумал он. И «полупроводник» уже у себя наверху. Она в пределах досягаемости, он чувствует это всем своим существом.
Вслух же Майкл произнес: