Мозаика Парсифаля Ладлэм Роберт

— У меня бы сомнений не возникло, — сказал генерал. — И у вас, кстати, тоже. Кто, кроме людей, имеющих доступ к полной информации, мог заключить такие пакты? Кроме того, в тексте указаны даже даты. Какие, к дьяволу, тут сомнения?

— Вы заметили, что русские стали «темнить», — произнес посол. — Я полностью согласен с вами, но что вы имеете в виду в данном случае?

— Они время от времени подпускали отдельные фразы, не вписывающиеся в общий контекст, внимательно наблюдали за моей реакцией. Мы давно знаем друг друга и поэтому можем угадать даже скрытые реакции.

— Но вначале они сказали, что им стало известно о безумии Мэттиаса, — бросил Беркуист. — Они с этого начали, не так ли?

— Да, сэр. Возможно, что я не совсем точно выразился. Попытаюсь исправить ошибку. Русский посол затребовал меня, вызвал — точнее, к себе. В кабинете присутствовал его первый помощник. Я думал, что он хочет меня видеть, так как нам надо было найти компромисс по Панарабской резолюции, но он встретил меня фразой, которая явно относилась к Мэттиасу. «Из весьма достоверных источников нам стало известно, — сказал он, — что отпуск продлен, так как умственное состояние отпускника ухудшилось настолько, что шансов на выздоровление не осталось».

— Что вы ответили? — спросил Беркуист. — Дословно, пожалуйста.

— Страсть русских к беспочвенным фантазиям не уменьшилась с тех пор, когда Достоевский впервые описал ее. Таков был мой ответ. Слово в слово.

— Прекрасно сказано! — воскликнул Брукс. — Вызывающе и в то же время не придерешься.

— И тут начался настоящий фейерверк. «Мэттиас сумасшедший! — кричал посол. — Он уничтожает все, что осталось от разрядки!» Потом подключился его помощник, требуя, чтобы я сказал, с какими нестабильными режимами связывался госсекретарь, и знали ли их лидеры, что имеют дело с сумасшедшим, либо он посылал специальные миссии, скрывая свое состояние от тех, с кем вступал в контакт? И знаете, господа, больше всего меня пугает, что русские говорили буквально то же, что и вы. Если я вас, господин президент, правильно понял, Мэттиас последние полгода только и занимался, тем, что вел переговоры с террористическими режимами, узурпаторами, революционными хунтами — с теми, кого мы не должны были бы касаться.

— Вот откуда русские и получили информацию, — произнес Беркуист. — Теперь они считают, что свихнувшийся Мэттиас приступил к реализации своих «геополитических императивов», направленных против их интересов.

— Думаю, что рассуждения русских идут гораздо дальше, сэр, — рискнул поправить президента Пирс. — Они считают, что он тайно снабдил ядерным оружием некоторые экстремистские режимы и фанатически настроенные группы — афганцев, антисоветски настроенных арабских шейхов, исламских фундаменталистов. Они боятся даже подумать о такой возможности. А ведь и мы, и Советы подписали соглашение о нераспространении ядерного оружия. Размеры наших арсеналов прекрасно защищают сверхдержавы одну от другой. Но и мы, и они беззащитны против непредсказуемой группы маньяков, каких-нибудь сект, завладевших атомной бомбой. При этом мы находимся в большей безопасности, чем русские, мы все-таки за океаном. Россия же стратегически является частью Евразийского континента, и она уязвима ввиду близости потенциальных противников к ее границам. Если я понял русского посла правильно, именно эти соображения могут подтолкнуть Москву к «красной кнопке».

— Но это не Парсифаль, — заметил Брукс. Судя по вашим словам, человек, именуемый нами Парсифалем, не вступал в контакт с Советами.

— Я не исключаю никаких возможностей, — ответил Пирс. — Там было так много фраз, угроз, намеков... Упоминались «последующие встречи», «неустойчивые режимы», «ядерные материалы». Насколько я понимаю, эти термины присутствуют в пресловутых пактах. Когда я внимательно изучу тексты, я могу судить более точно. — Заместитель госсекретаря помолчал и затем твердо закончил: — Полагаю, Парсифаль мог вступить с ними в контакт, однако пока ограничился провокационными намеками. И нам необходимо срочно узнать, насколько верно данное предположение.

— Он хочет нас всех взорвать, — сказал президент. — Больше ему ничего не надо.

— Чем скорее я попаду на остров Пул, господин...

Фразу Пирса прервал зуммер белого телефона; на аппарате замигала красная сигнальная лампочка. Беркуист поднял трубку:

— Да?

Президент секунд тридцать молча слушал, затем кивнул и произнес:

— Понимаю. Дайте мне сразу же знать, если что-то произойдет. — Положив трубку, он пояснил: — Это Хейвелок. Сегодня его с нами здесь не будет.

— Что случилось? — поинтересовался генерал.

— Многое. И он не может оторваться от телефона.

— Жаль, — заметил Артур Пирс. — Мне хотелось с ним познакомиться. Полагаю, нам с ним следует поддерживать постоянный контакт. Это жизненно важно. Я расскажу ему, как ведут себя Советы, а он поделится последними сведениями. Мне необходимо знать, когда следует давить на русских, а когда полезнее отступить.

— Хейвелок вас проинформирует, я дам соответствующие распоряжения... Они упустили патологоанатома.

— Дьявольщина! — взорвался генерал.

— Он либо обнаружил наблюдение, либо просто решил скрыться, почувствовав опасность.

— Или получил приказ исчезнуть, — добавил посол.

— Не могу понять одного, — вновь обратился Беркуист к Пирсу, хранящему молчание. — Почему русские не дали вам понять, что им известна заинтересованность Москвы в проблеме, занимающей нас? Они ведь не упоминали ни о Коста-Брава, ни о телеграмме Ростова?

— Нет, сэр. И в этом, возможно, одно из наших преимуществ перед ними. Мы знаем, а они — нет.

— Но Ростов-то знает, возразил президент.

— Значит, он слишком напуган, чтобы действовать, — ответил Пирс. — Это вполне типично для высших чинов КГБ. Они никогда не знают, чьи интересы могут ненароком ущемить. Не исключено, правда, что его поиски пока ни к чему не привели.

— Вы рассуждаете так, словно мы имеем дело не с одной Москвой, а с двумя, заметил Хэльярд.

— В этом я согласен с Хейвелоком, — ответил русский агент. Так оно и есть. И до тех пор, пока Москва, стремящаяся заполучить документы Мэттиаса, не преуспеет, Москва, с которой я имею дело, будет выражать позицию Кремля. В противном случае мы бы уже ни о чем здесь не рассуждали. Именно поэтому необходимо, чтобы я был в курсе последних событий. Если Хейвелок задержит хотя бы одного человека, мы можем выйти на ту, другую Москву. У нас появится рычаг воздействия, на который я смог бы нажать.

— Хейвелок нам уже все сказал, — вмешался Брукс. — Речь идет об одной из служб советской разведки, известной как ВКР. Ростов практически это признал.

Пирс не мог скрыть своего изумления.

— Я об этом ничего не слышал.

— Возможно, я просто упустил это, — сказал Беркуист.

— Во всяком случае, это пока слишком расплывчато. Военная контрразведка — конгломерат многих структур. Мне нужна точность. Какая служба конкретно? Кто персонально стоит за этим?

— Вы об этом знаете.

— Прошу прощения, но я не совсем вас понял, сэр. — Золоченый «Паркер» Пирса замер над исписанным листком.

— Это одно из дел, которое удерживает Хейвелока в Пятом стерильном.

— В Пятом стерильном...

— Они, возможно, потеряли этого Шипперса, но Хейвелок надеется, что тот, кто им руководит, направит своих людей в Мэриленд, чтобы выяснить, на кого работает Рандолф. Хейвелок разместил там своих агентов с приказом захватить тех, кто появится. Как я уже говорил, доктор солгал о причине смерти Маккензи. Но руководствовался при этом своими соображениями.

— Да, я знаю, — ответил Пирс, убирая ручку во внутренний карман своего темного в полоску пиджака. — Записи помогают мне лучше осмыслить проблему. Я не собираюсь уносить их с собой.

— Весьма рад, — произнес президент, — потому что я все равно не позволил бы вам это сделать... Осмыслить вам надо многое, а времени у вас мало, господин заместитель. Как вы собираетесь действовать с русскими?

— Осторожно, — ответил «крот». — С вашего разрешения я намерен подтвердить часть их подозрений.

— Вы сошли с ума, — заявил генерал.

— Простите, генерал, но это будет весьма малая часть. Они наверняка располагают надежным источником, поэтому полное отрицание с нашей стороны только усилит их подозрительность и враждебность. Мы не можем этого допустить. Как сказал президент, мы должны сдерживать их как можно дольше.

— И как вы думаете это сделать? — прищурился Беркуист.

— Надо признать, что Мэттиас заболел от перенапряжения. Все остальное — гигантское преувеличение, включая фантастические диагнозы. Ему приказано отключиться от дел на несколько недель. Только и всего. Остальное же — слухи и дикие сплетни, которые постоянно сопровождают людей калибра Мэттиаса. Не забудьте, они помнят о Сталине. Задолго до его смерти многие в Москве полагали, что вождь сошел с ума, и что этому якобы имеются медицинские подтверждения.

— Замечательно! — воскликнул посол Брукс.

— Но они не могут игнорировать и другие источники, — произнес Хэльярд. Видно было, что он готов согласиться с послом, но стратег взял в нем верх. — Утечка информации от режимов, с которыми в последнее время вступал в контакт Мэттиас, все же имела место, и сведения достигли наших противников.

— В таком случае им придется быть со мной более откровенными. Я пытаюсь рассматривать каждый случай отдельно. Им придется связываться с Москвой, чтобы перепроверять источники. Это позволит нам выиграть время. — Пирс повернулся к Беркуисту. — А время, господин президент, волнует меня больше всего. Поэтому чем скорее я смогу вернуться в Нью-Йорк и попросить, нет, потребовать встречи с советским послом, тем больше шансов заставить Советы снять палец с роковой кнопки. Я уверен, они меня выслушают. Не могу гарантировать, что это продолжится долго, но некоторое время... несколько дней... неделю они слушать будут.

— Здесь неизбежно возникает один вопрос, — произнес Эдисон Брукс, уперевшись локтями в стол и сплетя аристократические холеные пальцы под подбородком. — Почему вы уверены, те, что будут общаться с вами, не обратятся напрямую к тем лицам, которые непосредственно отвечают за разрешение кризисных ситуаций здесь, в Вашингтоне?

— Мне бы тоже хотелось это услышать, — добавил Беркуист. — Тем более, что телефон для таких случаев — всегда не более чем в пятидесяти футах от меня.

Артур Пирс ответил не сразу. Он перевел взгляд с президента на посла и обратно.

— Мне трудно объяснить без того, чтобы не показаться самонадеянным или чересчур амбициозным. Заверяю вас, что эти качества мне не присущи.

— Мы верим, — сказал Беркуист, — но хотим все же услышать вашу точку зрения.

— При всем моем уважении к нашему послу в Нью-Йорке, а я искренне считаю, что он чрезвычайно обаятельный и приятный человек, и это немаловажно, и учитывая его предыдущую деятельность в правительстве...

— Именно предыдущую, — вмешался президент. — Он у нас как лозняк под ветром: гнется, но не ломается... Посол находится там только потому, что обладает, как вы заметили, обаянием и при этом, к счастью, не принимает никаких решений. Мы согласны с вашим вступлением. Продолжайте.

— Советам известно, что по просьбе Мэттиаса лично вы назначали меня представителем государственного департамента в ООН. Вашим представителем, сэр.

— И представителем Энтони Мэттиаса, — добавил Брукс, величественно кивнув. — Что подразумевает ваши тесные отношения с государственным секретарем.

— Да, я имел счастье общаться с ним несколько месяцев назад. Но, увы, его болезнь прервала все наши связи.

— Но русские полагают, что отношения не изменились, — заметил Хэльярд. — А почему бы и нет? Вы с их точки зрения, действительно самый близкий нам человек в Нью-Йорке, если не считать самого Мэттиаса, конечно.

— Благодарю вас, генерал. Итак, я думаю, что они обратятся ко мне в первую очередь, чтобы выяснить, имеют ли под собой реальную основу слухи о государственном секретаре. А именно — о его безумии.

— А если они узнают о вашем обмане?

— Поверьте, мистер президент, они не используют «горячую линию». Они просто объявят ядерную тревогу.

— Возвращайтесь в Нью-Йорк и сделайте все, что в ваших силах. Я договорюсь со Службой безопасности о вашем посещении острова Пул. Выучите эти чертовы договоры наизусть.

«Памятливый путешественник» поднялся с кресла, оставив на столе ненужные ему заметки.

Как только лимузин выехал за ворота Белого дома, Артур Пирс наклонился вперед с заднего сиденья и резким голосом отдал распоряжение шоферу:

— Остановитесь у ближайшего телефона-автомата! И как можно быстрее.

— Телефон в автомобиле в полном порядке, сэр. Он находится в коробке на полу салона. — Водитель оторвал одну руку от баранки и, не оборачиваясь, показал обтянутый черной кожей ящичек. — Потяните за петлю, сэр.

— Этот телефон мне ни к чему! К будке, пожалуйста.

— Простите, сэр. Я всего лишь хотел вам помочь. Заместитель госсекретаря взял себя в руки.

— Прошу прощения. Эта мобильная связь осуществляется так медленно, а я очень спешу.

— Да, я слышал, что и другие жаловались на задержки. — Водитель прибавил газу, но уже через несколько секунд притормозил и сказал: — Вон будка, сэр. На углу.

Пирс вылез из машины и быстро зашагал к стеклянной коробке, зажав в кулаке монеты. Войдя внутрь, он прикрыл за собой дверь, вставил в щель аппарата двадцать пять центов и набрал номер.

— Как путешествие? — кратко спросил Пирс.

— Полет прошел нормально. Продолжайте.

— Группа уже направилась в Мэриленд?

— Примерно четверть часа тому назад.

— Остановите их!

— Каким образом?

«Памятливый» в раздумье прикусил губу. Они не пользовались средствами связи, которые можно было засечь. Ему оставалось лишь задать еще один вопрос и после этого отдать необходимый приказ.

— Есть ли возможность связаться с ними, когда они окажутся на месте? Любым способом.

Его собеседник помолчал, а затем ответил:

— Так как все организовано — нет.

— Немедленно высылайте вторую группу. Полицейская машина, автоматы с глушителями. Уничтожить всех. Всех до единого. Никто не должен остаться в живых.

— Но вы же лично направили людей...

— Это ловушка.

— Господи... Вы уверены?

— Я только что вышел из Белого дома.

Собеседник на противоположном конце провода присвистнул.

— Выходит дело, все расчеты оправдались?

— У них не оставалось иного выбора. Как здесь говорят, у меня на руках все козыри и при этом мой заход. Итак, я попал в их компанию. Есть еще одно дело.

— Какое?

— Свяжитесь с мамой. Ростов заинтересовался Виктором. Выясните, насколько глубоко, и продумайте возможность его ликвидации.

Лоринг спускался по ступеням Пентагона, размышляя о капитан-лейтенанте Томасе Деккере. Он не знал точно, что именно искал Хейвелок, во всяком случае, ему самому ничего подозрительного обнаружить не удалось. Прочитав полное служебное досье Деккера, которое содержало бесконечное число справок о служебном и физическом соответствии, Чарли решил, что пришло время кое-каким сотрудникам Пентагона вернуть ему свои старые должки. Под предлогом того, что кандидатура Деккера рассматривается на важный пост в посольстве, который требует большого такта и высоких личных качеств, Чарли позвонил старым друзьям из Армейской разведки и сказал, что хотел бы конфиденциально поговорить. Не могут ли они ему помочь и не забыли ли они, как в свое время он помог им? Никто не забыл. И никто, разумеется, не отказался.

Таким образом, перед ним предстали пять человек, не знающих о существовании друг друга. Состоялись совершенно неофициальные и абсолютно конфиденциальные беседы. Из них трое были офицерами ВМС, служившими с Деккером на подводной лодке «Старфайр», одна, женщина — секретаршей капитан-лейтенанта, работавшая у него полгода, а последний — офицером морской пехоты, членом Комитета ядерного планирования.

Хейвелок сказал, что Деккер — лжец. Даже если это правда... Лорингу не удалось обнаружить никаких подтверждающих фактов. Его скорее можно было назвать занудой — моралистом, который воспитывал команду, вверенного ему корабля, опираясь на ветхозаветные заповеди. Он даже настоял, чтобы в распорядок дня «Старфайра» были включены еженедельные межконфессиональные службы, и лично читал вслух главы из Библии в кают-компании.

За ним укрепилась репутация жестокого, но справедливого командира. Подобно царю Соломону Деккер, прежде чем принять какое-либо решение, тщательно взвешивал все «за» и «против», но зато потом неуклонно проводил его в жизнь. Как сказал один из его сослуживцев, даже если Деккер принимал ошибочное решение, всегда было ясно, на основании чего он поступил так, а не иначе. «Инженерный склад ума» Деккера, как выразился другой сослуживец, позволял ему увидеть проблему и все ее сложности раньше других. Командир обожал указывать остальным на их прегрешения и ошибки. Но при этом, по словам третьего, капитан-лейтенант никогда не использовал их для того, чтобы подчеркнуть свое превосходство. Он снисходительно воспринимал промахи другого, если тот старательно нес службу. Такой подход к людям не был подходом лжеца, полагал Лоринг. Лжецы рьяно используют ошибки других, как только им представляется возможность.

Однако секретарша пролила свет еще на одну сторону характера Деккера, ту, которая не нашла достаточного отражения в его служебных характеристиках и рассказах офицеров-сослуживцев.

Капитан-лейтенант делал все, чтобы ублажить своих начальников и всегда разделял их точку зрения. Секретарша сказала: «Он всегда был очень тактичен, всегда великодушен в оценках чужих работ, даже если понимал, что они не больно-то хороши. Там был один адмирал... Однажды из Белого дома пришло распоряжение, которое буквально шокировало его, но капитан-лейтенант Деккер... Он полностью поддержал решение Объединенного комитета начальников штабов, хотя считал, что решение принесет вред... Если говорить о такте — да, капитан из самых дипломатичных людей, которых мне доводилось встречать».

Последним, с кем говорил Чарли Лоринг, был член Комитета ядерного планирования, майор морской пехоты. Тот гораздо более ядовито отозвался о коллеге: «Он напропалую лижет всем задницу, но, черт побери, прекрасный работник. Кстати сказать, здесь это не такое уж редкое явление. Такт? Да, он им обладает. Но, поверьте, он не станет перенапрягаться для того, чтобы отстоять даже важную идею. Я хочу сказать, что он пытается в таком случае разлить масло по всему столу».

Иными словами, Деккер стремился разложить ответственность на как можно большее число лиц, причем, желательно, в максимально высоких чинах. Однако если считать такое поведение признаком опасного лжеца, то в Пентагоне, да и во всех остальных учреждениях не останется ни одного правдивого человека.

Лоринг уселся в машину, откинулся на спинку сиденья, достал из гнезда микрофон и связался с коммутатором Белого дома.

— Соедините меня с Пятым стерильным, — сказал он.

Пока все, что он узнал, еще свежо в памяти, надо сообщить Хейвелоку. Не ясно только, насколько полезными окажутся эти сведения.

Двое «апачей» болтались по коридорам медицинского центра, постоянно держа доктора Мэтью Рандолфа в поле зрения. Оба агента не одобряли организации операции и поделились своим мнением с Пятым стерильным. Для выполнения поставленной задачи людей было явно недостаточно. Старый Рандолф скакал как заяц из кабинета в кабинет, носился по коридорам, исчезал и непонятно откуда возникал. От первоначального желания доктора сотрудничать не осталось и следа. Создавалось впечатление, что он сознательно стремится привлечь к себе внимание, жаждет событий, очень хочет бросить вызов тем, кто может ожидать его в пустом кабинете или в темном углу. Охрана подобной персоны и так была непростым делом, но в данном случае агенты вынужденно оказывались на виду, что было и нежелательно, и опасно. Опыт и чутье требовали от профессионалов осторожности, однако Рандолф своим поведением требовал от них прямо противоположного. Агентов не оставляла мысль о том, что в то время, как они сопровождают сварливого доктора через лужайку, на них уже наведен оптический прицел снайпера. В возникшей ситуации не было ничего забавного. Двух человек недостаточно. Хотя бы еще один, взявший под контроль территорию, уже существенно облегчил бы положение. Больше и не надо, чтобы не увеличивать риска обнаружения. Но один человек просто необходим.

Пятый стерильный пошел им навстречу. Срочный звонок «апачей» прервал отчет Лоринга о Деккере. Поскольку Лоринг освободился, его можно перебросить на вертолете Пентагона поближе к медицинскому центру и подогнать к месту посадки автомобиль. Он окажется на месте через тридцать пять — сорок минут.

— Как мы узнаем о его прибытии?

— Свяжитесь с приемной по интеркому. Он войдет и спросит, как проехать в Истон. Затем он отъедет и вернется пешком.

— Спасибо, Пятый стерильный.

Закатное солнце опустилось почти до макушек деревьев. Мирный сельский пейзаж Вирджинии окрасился в золотисто-желтые тона. Хейвелок устало поднялся из-за письменного стола, телефонная трубка вспотела в его ладони.

— ЦРУ совместно с Консопом — Джи-два намерено работать всю ночь. Они обнаружили две фотографии, шести все еще не хватает.

— Я полагаю, в досье, безусловно, должны быть фотографии, — заметила Дженна, наполняя стакан Майкла из бутылки, которую она взяла с серебряного подноса. — Вы же не пустите людей в страну, не представляя, как они выглядят.

Он внимательно посмотрел на нее. Дженна слово в слово повторила то, что он несколько секунд назад услышал по телефону.

— Те, на кого ты указала, не представляли для нас никакой ценности, значение невелико. Так, маргиналы, — пояснил Хейвелок.

— Но они же специалисты.

— Психиатры, психологи, пара докторов философии. Стариканы, которым позволялось иногда брюзжать по поводу порядка. Никаких потрясений кремлевских основ.

— Однако они подвергали сомнениям важные аспекты стратегического значения. Вопросы, которые они ставили, имеют прямое отношение к тому, что ты узнал от Мэттиаса.

— Согласен. Будем продолжать поиски.

Дженна протянула ему стакан с виски.

— Возьми, по-моему, это тебе просто необходимо.

— Спасибо. — Майкл взял стакан и медленно подошел к окну. — Я хочу потрясти Деккера. Его следует доставить сюда. Он ничего не скажет по телефону. Или скажет не все.

— Так ты полагаешь, что он именно тот человек?

— Вне всякого сомнения. Я не понимаю только одного — почему он пошел на это.

— По-моему, Лоринг все объяснил. Деккер ублажает начальство, соглашается с ним, даже если в глубине души протестует. Такой человек пойдет на все, чтобы выполнить просьбу Мэттиаса.

— Как ни странно, но это всего лишь часть правды. Такое поведение характерно для большинства честолюбцев, исключения встречаются редко. Слишком редко.

— Тогда что же?

— Он постоянно пытается обосновать все свои поступки, — начал задумчиво Майкл, глядя в окно. — Он читает проповеди во время специальных религиозных служб, введенных по его приказу, и изображает из себя царя Соломона. Под маской тактичного и даже елейного человека скрывается фанатик. На его посту члена Комитета только фанатик мог пойти на столь тяжкое преступление. Как говорит Беркуист, человека, совершившего такой проступок, в большинстве стран расстреляли бы без суда. Даже здесь он провел бы в тюрьме не менее тридцати лет... Меня не удивит, если выяснится, что именно капитан-лейтенант Деккер представил всю информацию. Будь моя воля, я бы его застрелил за все то, что он натворил.

Солнце садилось; его лучи, просвечивая сквозь кроны деревьев, образовали причудливую игру света и тени на белоснежных стенах здания Медицинского центра Рандолфа и на поляне перед ним. Чарлз Лоринг с портативным радиопередатчиком в руке примостился за стволом толстенного дуба в дальнем конце автомобильной стоянки, держа под наблюдением главный вход и площадку перед приемным покоем. Карета «Скорой помощи» только что доставила с шоссе номер 50 пострадавшего в автомобильной аварии и его жену. Доктор Рандолф осматривал раненого, а пара «апачей» находилась в коридоре рядом.

Лоринг взглянул на часы. Сорок пять минут назад он появился здесь — после того, как срочно заказанный вертолет Пентагона доставил его на частный аэродром близ Дентона в восьми минутах езды от центра Рандолфа. Опасения «апачей» были ему вполне понятны. Человек, которого они должны были охранять, всеми способами осложнял их задачу. На их месте Лоринг повел бы дело совершенно иначе. Он взял бы этого Рандолфа за грудки и попросту объяснил, что лично старикан его совершенно не интересует и что его главная задача — захватить живьем хотя бы одного из непрошеных визитеров, и жизнь этого визитера для него, Лоринга, гораздо важнее, чем жизнь всех докторов штата Мэриленд вместе взятых. Такое объяснение наверняка заставило бы Рандолфа быть более покладистым, а сам Лоринг сейчас ужинал бы в приличном ресторане, а не сидел бы скорчившись под дубом на сырой поляне в ожидании неизвестно чего.

Но вот его внимание привлек посторонний звук. Черно-белая патрульная полицейская машина пронеслась по подъездной аллее и резко тормознула у дверей приемного покоя. Из автомобиля выскочили двое полицейских и бросились к дверям. Лоринг поднес передатчик к губам.

— "Апачи", говорит Наружник. Только что прибыла патрульная машина. Два полицейских входят в здание.

— Мы их видим, — сквозь шорох помех услышал он в ответ. — Как только узнаем, в чем дело, сообщим вам.

Чарли еще раз взглянул на патрульную машину. Что-то показалось ему странным. Обе дверцы остались распахнутыми, чего полиция обычно не делает, покидая автомобиль. Не исключена возможность похищения радиоаппаратуры, документации или даже спрятанного оружия.

В динамике захрипело, потом один из «апачей» — Лоринг даже не познакомился с ними — произнес:

— Любопытно, но ничего страшного. Похоже, что авария на Пятидесятой имеет отношение к одной из известных мафиозных семей Балтиморы, Раненый — член мафии и находится в розыске по десятку дел. Мы их допустим в целях идентификации и облегчения последующего расследования.

— О'кей. Конец связи. — Лоринг решил было закурить, но отказался от этой идеи, опасаясь, что дым может выдать его. Рассматривая патрульную машину, он вдруг почувствовал какую-то еще не осознанную тревогу.

По дороге к Медицинскому центру он проезжал мимо полицейского участка. Обратил он на него внимание не из-за вывески, а из-за нескольких патрульных машин, стоявших у здания. Да, но все они были другой раскраски — не черно-белые, а красно-белые. Полиция приморских курортных районов предпочитает яркие цвета.

Тут же пришла еще одна мысль: если в больницу попал крупный мафиози, то полицейское начальство ни при каких условиях не вышлет на дело только одну машину.

«Распахнутые дверцы, бегущие люди, прижатые локти, означающие спрятанное оружие»... Боже мой!

— "Апачи"! «Апачи»! На связь!

— Что за шум, Наружник?

— Полицейские все еще там?

— Они только что вошли в хирургическую.

— За ними! Немедленно!

— Что?..

— Не обсуждать! Выполняйте! Оружие к бою!

Чарли уже мчался со всех ног к двери приемного покоя, запихивая передатчик в карман и вытаскивая свой револьвер 38-го калибра. Запрыгивая на высокий пандус, он ударился ногой, но не обратил на это внимания. С разбегу он вышиб плечом входную дверь, промчался мимо изумленной медсестры за стеклянной стойкой регистратуры и резко огляделся по сторонам, выбирая нужное направление. Вон тот прямой коридор, в котором «апачи» могли увидеть «полицейских». Значит, сюда. Добравшись до угла, он снова огляделся и в десяти футах справа увидел табличку: «СМОТРОВОЙ КАБИНЕТ». Дверь его была плотно прикрыта. Очень странно!

Лоринг бесшумно, быстрыми осторожными широкими шагами, прижимаясь спиной к стене, двинулся к кабинету. Из-за массивной металлической двери послышались два приглушенных хлопка, за которыми последовал душераздирающий вопль. Лоринг понял, что теперь интуиция его не подвела, хотя на этот раз предпочел бы ошибиться. Прижавшись к косяку, он осторожно повернул вниз ручку и, резко распахнув дверь, вновь укрылся за косяком. Тут же раздались выстрелы; пули раскрошили штукатурку противоположной стены коридора под потолком. Стрелявшие явно находились в глубине помещения. Чарли пригнулся и нырнул вперед. Оказавшись на полу, он перекатился в сторону. Поймав в поле зрения фигуру в синей форме, он выстрелил несколько раз, целясь в ноги, но пули рикошетили от металлических конструкций, заполонивших кабинет. Чарли четко помнил приказ: «В бедро, лодыжку, ступню. В крайнем случае — в руку. Но только не в грудь и не в голову. Взять живым!»

Над хирургическим столом возникла еще одна фигура в синей форме. Выбора не было. Лоринг выстрелил в упор. Киллер рухнул на пол с дырой в горле. Тяжелый автоматический пистолет выпал из руки «полицейского».

Второго необходимо взять живым, приказал себе Чарли. Ногой захлопнув дверь, он перекатился по полу и выстрелил в потолок. Яркие неоновые трубки брызнули осколками. Теперь в кабинете остался единственный источник света — маленькая сильная лампа на столе в дальнем углу.

Во мраке грохнули три выстрела. Пули врезались в деревянную панель над головой Чарли. Он резко откатился влево и наткнулся на два безжизненных тела. Кто это? «Апачи»? Не важно; сейчас не до покойников; главное — не упустить того, кто остался жив. В этой комнате, залитой кровью и заваленной трупами, в живых осталось двое. Это была настоящая расправа.

С противоположной стороны комнаты раздалось стаккато выстрелов. Живот обожгло пулей. Боль вызывала приступ холодной, целенаправленной ярости. Опыт и реакция не должны подвести. Чарли уже потерял одного недавно; этого потерять нельзя. Он просто не имеет на это права!

Чарли прыгнул по диагонали направо и сильным толчком направил носилки-каталку в тот угол, откуда прозвучало смертельное стаккато. Услыхав удар, Лоринг вскочил и, держа револьвер обеими руками, выстрелил в протянувшуюся из мрака руку. За дверью в коридоре кричали все громче.

Осталось сделать еще немного. И если это удастся, то он на сей раз не проиграет.