Сопровождающие лица Фоззі

И сразу, не выясняя хода следствия, зарядил хозяину по печени. Тот покатился по полу, а Орлов, будто ничего не произошло, закурил новую сигарету и продолжил:

– Мы ж все равно найдем, а ты дойдешь за это, додик.

Водила хмыкнул, усадил хозяина опять на табурет и тут же хлопнул ему ладонями по ушам. Того пришлось опять поднимать.

Орлов сбил пепел на пол, беседуя дальше:

– У меня тут ветеран Афганистана нервный, давно в завязке, а ты ему последние нервы треплешь.

– Кошкин дом.

– Чего, блядь?

– В кошкином доме.

Оказалось, в спальне был построен картонный домик для кошек наподобие кукольного, но побольше. Внутри, в мотлохе, обнаружился полиэтиленовый пакет с белым порошочком и пачкой купонов, туго стянутой резинками. Сверху лежали новенькие пол-лимона[24], а что под ним – не видать.

Цыпа подошел посмотреть и, не сдержавшись, напел дурацким голосом:

– Я свинья, и ты свинья, все мы, братцы, свиньи.

Водилу аж затрясло.

– Михалыч, разреши, я его ебну?

Орлов, не отрываясь от пакета, нарочито по-доброму, как пионервожатый, ответил:

– Это Цыпу, что ли?

И, якобы хорошенько обдумав заманчивое предложение, закачал головой:

– Не, он хороший, он тоже из бывших, просто возбудился, да?

– Не, а чо он?

– Так, Леня, забежи отсюда, свет заслоняешь.

Ага, значит, Леня. Капитан громко похлопал в ладоши и, когда все собрались в большой комнате, объявил:

– Мы свое нашли, поехали, час поздний.

– А если он чего утаил? – кивнул старший из бобика головой в сторону хозяина.

– Тогда живые позавидуют мертвым. Опечатывай халабуду.

Пока ждали на улице, Орлов спросил у задержанного:

– А кто зверям в Саках эту шнягу продал?

– Честно, не знаю. – Хозяин дома чуть не плакал, дошло до дебила, что серьезно прилип. – Кажись, новые какие-то, тоже нерусские.

– Вот вся хуйня от них, – подал голос водила и закрутился вокруг, будто не зная, на ком зло сорвать.

Орлов рявкнул:

– Блядь, да забудь уже про свои русские – нерусские, на деньги посмотри и поймешь, где ты оказался.

Водила обиженно замолчал и, сложив пакеты в багажник, повел задержанного на улицу, остальные шли сзади.

Цыпа удостоверился в том, что Орлов разозлился «на показ», и решил, была – не была, попробовать намекнуть на вознаграждение, можно купонами, можно и ганжубасом, но зайти издалека:

– А я думал, вы подбрасываете…

– В смысле?

– Ну, левый ганч какой-нибудь терпиле, а хороший себе.

– А тебе какая разница, умник, для заглавия?

– Для себя, чисто по-дружески, шобы понять.

– Таких друзей – за хуй и в музей. От делать нам больше нечего, разбрасываться вещдоками. Мы все по-чесноку оформляем, так и запиши.

– Я найду, шо записать, это так, просто для себя.

– Цыпа, я смотрю, ты шо-то быстро приблатнился. Давно в обезьяннике не висел? – недовольно покосился Орлов и пошел подшевелить приемную комиссию, которая курила возле машины вместо того, чтобы расфасовываться по местам. Значит, не пролезло.

По дороге обратно Орлов продолжил отчитывать водителя:

– Леня, шо ты опять Кандагар устраиваешь?

– Михалыч, я серьезно жду, как уволят, так к своим, на Чечню. Там хорошие деньги дают.

– А голову там новую не дают, не?

– Это еще посмотрим, кому новая голова нужна…

– Ты ж уже на этих каруселях покатался, ты ж знаешь, шо любая война – гондонство конченное, а опять хочешь в кроссовках по горам скакать.

Оба замолчали. Цыпа сзади пытался прикинуть, как описать облаву, но понял, что уже задолбался за день – совсем башка не варит. И, по старой привычке «говорить раньше, чем думать», ляпнул:

– А я слышал, шо наши в войну в Севастополе целый госпиталь со своими взорвали, как отходили.

Орлов кивнул, но уточнил:

– И какая контра это говорит?

– Сосед с базара, профессор, он в истории петрит.

– Скажи ему, хай лишнего не трындит, от этого зубы выпадают.

– Да наши бы никогда! – ввязался в базар Леня, но выбрал для этого неудачный момент.

Орлов взялся за голову.

– От де вы все взялись мне на шею? Заткнулися оба!

Так что до управы ехали в гнетущей тишине, даже музыка не играла.

По прибытии под управу выяснилось, что Орлов заснул. Цыпа, от греха подальше, решил не выдвигать свою кандидатуру на должность будильника злого капитана и вытеснился через дверцу на улицу. Зеленые часики при входе в горотдел отсчитывали первые минуты следующего дня, было тихо и безлюдно. С моря тянуло холодным, но было понятно, что это остаточный эффект от зимы, через пару недель можно будет впервые в этом году искупаться, конечно, предварительно треснув граммов так сто пятьдесят, и чтоб еще минимум соточка ждала по выходу из воды.

Наконец из маленькой «тойоты» выпростался и Орлов. Трое из бобика вывели задержанного и с вопросительными выражениями заточек паслись у входа. Капитан сладко потянулся, помял поясницу и, поправив на поясе телефон с кобурой, повернулся к ним со словами:

– Шо вы стали? Оформляйте его. Троцкий, ко мне.

Цыпа решил, что Троцкий – это явно не фамилия, а погоняло. Люди с такой фамилией, если они и были когда-нибудь, не выжили бы в Советском Союзе. Оказалось, что подразумевался старший из бобика.

– Этого как?

– Оформляйте пока с сопротивлением, там посмотрим.

Вот тебе и ментовский подход, отдай все по-хорошему, а мы к тебе все равно по-плохому. Цыпа покачал головой: ничего, в принципе, нового, но каждый раз хотелось сделать мусорам какую-нибудь ответную пакость. Вроде бы уже и на одной стороне, а все равно воротит от ихних штучек.

– А если в отказ пойдет?

– Этот? Не думаю. Хай посидит. Тех, кто брал у него и навел, мы и так знаем, их нельзя трогать. А завтра, если сдаст этих, из Сак, перепишем на добровольную помощь следствию, понял?

– Так точно.

Троцкий продолжал мяться, не уходил – ждал чего-то еще и косился на Цыпу, стоявшего в максимально независимой позе чуть поотдаль. Орлов же не был настроен на продолжение беседы:

– Все, свободен. Завтра в обед подойдешь к Ашоту, порешаем там.

– Лады.

– Давай. Только сдайте там по всей форме, сам понимаешь, со всех сторон пасут сейчас.

– Понял, сделаем. Давай.

Орлов развернулся и сделал вид, что только заметил корреспондента.

– Сержант Катафотов! – позвал, улыбаясь.

«Надо же, зараза, все помнит».

– А че сержант?

– Ладно, старший сержант.

Цыпа подошел ближе, Орлов понизил голос и приобнял за плечо.

– Значит, со статьей не тяни, надо, чтобы она сразу вышла, понял? И не забудь отразить решающую роль товарища капитана, все дела, героизм там, шоб я был как Жеглов.

Цыпа кивнул – понял, не дурак. Орлов подвел его к багажнику, открыл и, порывшись в вещдоках, выбрал пакет травы поменьше и протянул парню:

– На.

Это было крайне неожиданно, Цыпа на всякий случай завел руки за спину – это что еще за номера?

– Да не ссы, не оформлю, – усмехнулся капитан, закрыл багажник и положил пакет сверху.

– Бери, говорю, пока я добрый.

– Шо, прямо под управой? – Цыпа понизил голос до шепота. – А если кто?

– Кто? Считай, твоя доляшка. Берешь?

Цыпа лихорадочно думал, что делать: смысла Орлову шо-то мутить, кажись, не было – взять с меня нечего, он это знает. Пока статья не вышла, я ему нужен. По всем вариантам выходило, что надо брать, пока дают. По возможности незаметно посмотрел по сторонам и быстро засунул пакет за пазуху курточки. Хозяйский[25] такой пакетик, между прочим.

Цыпа выдохнул и решил, что Орлов не так уж и плох, как для мента, после чего решил намекнуть на продолжение совместной жизнедеятельности:

– А может, сделать расследование журналистское, в Саки мотнуться, покопать?

– Копать, дурила, себе будешь, когда обидится обувная или сигаретная промышленность, понял, к чему я?

– А если аккуратненько?

– Цыпа, ты ебнутый? Лучше пиши о футболе, здоровее будешь.

– Ладно, вам решать.

Орлов еще раз потянулся и зевнул:

– Короче, завтра, как напишешь, позвонишь в горотдел, дежурный будет знать, де я.

– Та телефон отключен, два года не платили, – нехотя сознался Цыпа. – Только с автомата, если рабочий найду.

– Да? – озадачился Орлов. – Это плохо, для связи телефон будет нужен.

Подумал и продолжил:

– Ну, это можно решить, если перевести в неотключаемые, как у семьи сотрудника. Есть человек в управе, можно поговорить, но нужен будет подарок ему.

Цыпа покосился себе за пазуху.

– Не, не такой подарок, нормальный, хороший. Подумаем, короче. Завтра найдешь меня. – Орлов пожал руку и начал втискиваться в машину. – Леня, домой.

Что характерно, у Бяши горел свет и в начале второго ночи. У него была не то чтобы блатхата, без посторонних, но хозяин любил и умел отдыхать, а соседи благоразумно не жаловались. Когда-то Цыпа был тут частым гостем, они ходили в корешах и любили курнуть по поводу и без.

Еще по дороге Цыпа решил, что надежнее и быстрее всего будет толкнуть пакет именно Бяше. Другое дело, что они с прошлого Нового года не общались: под двенадцать ударов Бяша внаглую повел в спальню телку, которую со своими планами пригласил Цыпа.

Пришлось обижаться, хлопать дверью и уходить навсегда. С тех пор обходили друг друга стороной – Цыпа ждал, что Бяша извинится, а Бяше, видимо, было похрен. Друг, называется. Но у каждой обиды – своя цена, и Цыпа решил, что других рабочих вариантов нет – только зажимать гордость и стучаться в двери, в которые ранее плевал.

Бяша с детских лет ходил кругами вокруг блатных: сначала это были картежники и воры, потом суровые спортсмены, получившие не то за методы, не то за внешность прозвище «утюги», а потом говорили, что он стал с Рыжим работать. В любом случае Бяша и курил травы много, и знал, кому толкнуть, да и сам толкал помаленьку.

Хозяин явно обрадовался нежданному гостю и поспешил слить прибаутку:

– Не пришла ты ночью, не пришла ты днем. Думаешь, мы дрочим? Мы других ебем!

Цыпе было чем ответить:

– Таких друзей – за хуй и в музей.

Бяша не понял подтекста и, радостно улыбаясь, пригласил зайти.

На столе был большой фирменный кальян и шампанское, из больших колонок пела Шаде, а в зале тасовались два чувака и три телки – на этот раз у хозяина был боекомплект. Один из гостей сидел за настоящим компьютером и резался в какую-то новую цветную игру: по полосе препятствий прыгал какой-то маленький викинг. Надо же.

– Будешь че? – Бяша был явно пьян и позитивен.

– Не, я по делу срочному.

– Ладно, идем.

Вышли на кухню, Бяша подпер дверь стулом и зажег свет.

– Есть такой вот подгончик. – Цыпа выложил пакет на стол и развернул его.

– О, шишки, – обрадовался Бяша. – Давно не было. Сам как?

– Я нормально, газету новую открываю, «Житие мое», слышал?

– А, так это газета, а то я видел на столбе, но ни хуя не понял, шо это. – Бяша понюхал шишки и выпрямился с довольным выражением лица. – Ой, хорошие.

– А то, привет из самой Чуйской долины…

– Есть у меня чуйка, шо это таки чуйка, – Бяша пошутил, но лицо посерьезнело. – Шо к чему?

– Подгон чистый, без никаких делов.

– Смотри… Шо хочешь?

– Пятьдесят долларесов, чтобы сразу закрыть вопрос.

– Я не знаю, купонов есть сейчас, но не столько.

У Бяши было, тут сомнений быть не могло, но и расставаться с лавешкой он никогда не спешил, возможно, поэтому она у него и водилась.

– Ну, поищу еще. – Цыпа нагнулся собирать пакет.

Бяша среагировал сразу:

– Подожди.

Отодвинул стул и вышел. Вернулся, и минуты не прошло, с кассетником в руках.

– Мафон возьми вот, хороший, «Грюндиг».

– Пижженый?

– А какой?

Цыпа покрутил магнитофон в руках – вроде ничего. Воткнул в розетку – радио играет. Внутри была кассета, запели Николаев с Королевой. Цыпа быстренько выключил и потряс в руках – ничего не трещало, не отваливалось.

– Спиртиком протрешь, как новый зайдет… Так шо, берешь?

Цыпа подумал, что вот, в принципе, и искомый подарок – хороший, как надо.

– Ладно.

– Вот и хорошо.

Бяша отложил чутка из пакета, остальное завернул и положил в кухонный ящик. Вышли в комнату, где Шаде сдала вахту «Дайр Стрейтс».

– Бухнешь?

– Не, устал.

– Смотри, кальян есть, можем заправить.

– Та я шо-то набегался вкрай. Спать пойду. – Цыпа решил, что так будет правильнее, и ушел, типа как и не мирился, по делу заходил.

Под бяшиным подъездом сидел Костя-Карлик и грустно наблюдал за окрестной темнотой. Последний фонарь во дворе долго держался, но на этой неделе и он погас, остались только лампочки над подъездами, которые вешали сами жильцы.

– Костя, Костя, лив ин Чикаго[26], – запел Цыпа и уселся рядом покурить на сон грядущий.

– Ты чего тлезвый? – скартавил Костя, этот дефект он получил в комплекте с гипофизарным нанизмом[27], видимо, его предки нагрешили на целый букет болячек, доставшийся несчастному парню.

– А ты чего?

– Та все поховалися по нычкам, как «Место встлечи изменить нельзя» с полдесятого пошло.

– А, это да.

– Тебя шо-то вообще не видно.

– Та работы много, – пожал плечами Цыпа. – Некогда голову поднять.

– Везунчик ты, лабота есть.

– Шо да, то да.

– Магнитофон купил?

– Да нет, по случаю достался. Его б себе оставить, тем более бобинник наш на ладан дышит, но надо за одно дело отдать. Ладно, Костяра, давай, спать я пошел.

Докурив и отлив в цветочки у своего подъезда, Цыпа поднимался по лестнице и думал о том, что ведь действительно намаялся, вот буквально только что не знал, чем себя занять, а теперь только успевай – и медицина, и облава, и бартерная торговля наркотиками. Так можно и кессонную болезнь поймать. Надо быть впредь поосторожнее с желаниями, а то они сбываются.

Их служба, как известно, и опасна и трудна. И даже во времена гиперинфляции и повсеместной разрухи наша милиция продолжает вершить свой ратный подвиг, охраняя сон и покой горожан. Тому примером – недавнее задержание особо опасного преступника, который приехал к нам, представьте себе, торговать тяжелыми наркотиками, которыми, как известно, буквально устлан путь на городское кладбище.

Агенты под прикрытием с риском для жизни вычислили адрес притона и дали сигнал: можно брать! Опергруппа под чутким и мудрым руководством капитана Орлова Александра Михайловича выехала на операцию, не забыв пригласить специального корреспондента газеты «Житие мое», то есть вашего покорного слугу. В одном из пригородов, название которого позвольте оставить в секрете, мы окружили неприметный дом, где за бронированной дверью окопалась нечисть.

Капитан Орлов лично вышиб двери и с пистолетом наголо ворвался в притон. Опешив, бандиты не успели оказать сопротивление, оказавшись тут же нейтрализоваными. В ходе операции были обнаружены огромные промышленные запасы разнообразнейших наркотиков. «Виновные обязательно понесут наказание», – заявил Орлов Александр Михайлович. Любимый город может спать спокойно, наркотики не пройдут!

Аристарх Катафотов, специально для «Житие мое»