Сила Трех Робертс Нора

— Ничего подобного, — возразила Рипли.

Реакция Мака не дала ей времени оценить свои ощущения. Теперь она испугалась. Что-то вошло в нее. «Нет, — подумала она, — это не совсем точно. Что-то овладело мною».

— Я была здесь, — медленно сказала она, пытаясь решить головоломку. — Это похоже на плавание под водой. Нет, я не погружалась и не тонула. Просто плыла. Мне не было плохо. Я плыла по течению. — Ее брови сошлись на переносице. — Хотя не могу сказать, что это мне нравилось. Мне не нравится сама мысль о том, что тебя отодвигают в сторону, а потом говорят за тебя.

— Как ты теперь себя чувствуешь?

— Нормально. Можно сказать, отлично. Док, перестань щупать мой пульс.

— Дай я сниму с тебя датчики.

Но когда Мак начал убирать электроды, Рипли положила ладонь на его руку.

— Подожди… Что ты об этом думаешь?

— Напоминание, — отрывисто ответил он. — Нужно быть осторожнее.

— Нет, я не о том. Ты же ученый. Стань таким, каким был до опыта. Ты должен сохранять объективность, верно?

— К чертям объективность.

— Перестань, Мак. Нельзя выкинуть полученные результаты в окно. Расскажи. Мне интересно. — Увидев его мрачный взгляд, Рипли вздохнула. — Это касается не только тебя, но и меня тоже.

Она была права. Маку волей-неволей пришлось уступить.

— Что ты запомнила?

— Кажется, все. На минутку я снова стала восьмилетней девочкой. Это было здорово.

— Ты сама переместилась в прошлое. — Мак поднес пальцы к вискам.

«Очистить мозг, — велел он себе. — Отбросить эмоции. И дать ей хотя бы подобие ответа».

— Может быть, игра послужила толчком, — задумчиво промолвил он. — Грубо говоря, можно сказать, что ты переместилась во время, когда конфликта не существовало. Подсознательно ты всегда хотела оказаться там, где можно было не задавать себе никаких вопросов. Ты вернулась в те дни, когда ты получала удовольствие от своего дара.

— Да. Тогда я только училась Ремеслу. Ты бы назвал это совершенствованием. — Рипли, не находившая себе места, повела плечами. — А потом ты становишься старше и начинаешь думать об ответственности. О последствиях.

Мак положил ладонь на ее щеку.

— Это огорчает тебя.

— У взрослых все непросто. Да, последние десять лет мне жилось трудно.

Он молчал и терпеливо наблюдал за Рипли. Сначала слова неохотно слетали с ее языка, но потом полились рекой.

— Я начала думать во сне, что случится, если я зайду слишком далеко. Если не сумею с собой совладать, не буду достаточно осторожна. Иногда в этих снах мне было хорошо. Было удивительно приятно делать то, что мне хотелось и когда хотелось. Нарушать правила.

— Но ты ничего не делала, — тихо сказал Мак. — Предпочла поставить на этом крест.

— Когда Сэм Логан бросил Майю, она очень переживала. А меня не оставляла мысль: какого черта она ничего не делает? Нужно было заставить этого сукиного сына платить. Заставить его страдать так же, как страдает она. И я начала думать, что сама сделала бы на ее месте, что могла бы сделать. Слава богу, меня никто не бросал, потому что иначе… — Она вздрогнула. — Я только представила себе это, но не успела опомниться, как с неба слетела молния. Черная молния, заостренная как стрела. Я утопила лодку Зака, — со слабой улыбкой сказала она. — К счастью, там никого не было. Но он мог быть там, а я не сумела бы остановиться. Я не владела собой. Это был гнев.

Мак погладил ее колено.

— Сколько тебе было тогда?

— Неполных двадцать. Но это неважно, — с силой сказала она. — Ты знаешь, что это неважно. «Никому не причинять вреда». Таков закон, а я сомневалась, что смогу его соблюсти. О боже, он вылез из проклятой лодки всего за двадцать минут до того, как это случилось! Я не думала о нем и вообще никому не собиралась причинять вреда. Просто разозлилась, и все.

— Поэтому ты отказалась от своего дара и от подруги.

— Пришлось. Одно без другого было невозможно. Майя никогда этого не поняла и не приняла бы. Черт побери, она бы никогда не простила мне этого. А я злилась на нее, потому что… Она смахнула слезу и наконец сказала то, в чем боялась признаться даже себе самой: — Я чувствовала ее боль как свою собственную. Ее скорбь, ее отчаяние. Ее безнадежную любовь к нему. И не смогла этого вынести. Мы были слишком близки, и я просто не могла дышать…

— Тебе было так же тяжело, как и ей. Может быть, еще тяжелее.

— Наверно… Я никогда не говорила об этом. Никому. И буду благодарна тебе, если это останется между нами.

Мак кивнул и коснулся губами ее теплых губ.

— Рано или поздно тебе все равно придется поговорить с Майей, — почти шепотом произнес он.

— Лучше поздно. — Она шмыгнула носом и вытерла щеки. — Вернемся к тому, с чего начали, ладно? У тебя есть результаты съемки и записи, — сказала она, кивнув на приборы. — Я не думала, что ты сумеешь загипнотизировать меня. Каюсь, недооценила. Сначала это было очень приятно. — Она откинула пышные волосы. — А потом…

— Что потом? — поторопил Мак.

Ему не требовалось смотреть на приборы. И без того было понятно, что у нее повысилась частота дыхания и сердечных сокращений.

— Что-то начало рваться наружу. Драть меня когтями. То, что раньше пряталось и ждало. О боже, как театрально! — Хотя Рипли смеялась над собой, но это не помешало ей подтянуть колени к груди, как будто защищаясь от чего-то. — Не она. Это была не она. Это было… что-то другое.

— Оно ранило тебя.

— Нет, но хотело. А потом я ушла под воду, и на поверхность вынырнула она. Не могу объяснить это по-другому.

— Очень хорошее объяснение.

— Не вижу ничего хорошего. Я не смогла справиться с этим. Так же, как не смогла справиться с собой, когда утопила лодку Зака. Не смогла справиться с шарами. Она тоже не могла справиться с этим. Похоже, что сила была где-то между нами и не поддавалась обеим. — Рипли вздрогнула и почувствовала, что ее кожа стала ледяной. — Я больше не хочу делать это.

— Конечно, мы сейчас же прекратим. — Он взял ее руки и попытался успокоить. — Я все унесу.

Рипли кивнула, но Мак ее не понял. Она вообще ничего не хотела. Но в глубине души боялась, что у нее не будет выбора.

«Что-то пришло, — думала она. — Пришло и овладело мной».

Он подоткнул ей одеяло, как маленькой. Когда он привлек ее к себе, стремясь успокоить, она притворилась, что уже спит. Он гладил ее по голове, и она была готова заплакать.

«Если бы я была нормальной, обычной женщиной, то могла бы жить так, — горестно думала она. — Могла бы лежать ночью в объятиях мужчины, которого люблю».

Все было бы легко и просто.

Если бы она не встретила его, то была бы довольна своей жизнью. Время от времени спала бы с очередным понравившимся мужчиной. Сумела бы она когда-нибудь снова воспользоваться своей силой, еще неизвестно. Но, по крайней мере, ее сердце, ты ставишь под удар не только себя, но и того, кто взял его.

Разве она могла решиться на это? Измученная тревогой, она наконец уснула.

Буря вернулась. Дул ледяной ветер. Море бушевало. Молния расколола небо, как стекло. Из осколков хлынул черный дождь. Ветер превращал его капли в ледяные жала.

Буря была жестокой. И управляла ею она.

Сила переполняла ее, струилась в костях и мышцах. Раньше она не испытывала ничего подобного и не верила, что такое возможно.

С такой силой, бившей из кончиков пальцев, можно было вершить месть.

Нет, нет. Справедливость. Если ты наказываешь преступника, это не месть, а возмездие. И вершить его нужно в здравом уме и твердой памяти.

Но ее ум не был здравым.

Она подвергала себя вечному проклятию.

Она смотрела на мужчину, который скорчился у ее ног. Что такое сила, если ею нельзя воспользоваться, чтобы покарать преступника, положить конец злу, наказать порок?

— Если ты совершишь это насилие, то лишишь нас надежды.

Убитые горем Сестры стояли в круге, а она находилась за его пределами.

— У меня есть право! — воскликнула она в гневе.

— Его нет ни у кого из нас. Совершивший насилие убивает свой дар. А вместе с ним и свою душу.

Но все было бесполезно.

— Я не могу остановиться.

— Можешь. Но это можешь сделать только ты. Подойди, встань с нами. Этот человек уничтожит тебя.

Она опустила взгляд и увидела, что лицо мужчины изменилось. Из-под одних черт выглянули другие; ужас сменился радостью, мольбой и алчностью.

— Нет. Это я уничтожу его.

Она воздела руку. Вспыхнула молния, устремилась к кончикам ее пальцев и стала серебряным мечом.

— Данной мне властью я забираю твою жизнь. Выпрямляю кривое и кладу конец борьбе. Ради справедливости выпускаю наружу свой гнев и принимаю свою судьбу. В этом месте в этот час… — Дрожа от темной ярости, она высоко подняла меч, и человек вскрикнул. — Я вкушу спелый плод своей силы. Кровь за кровь. «Воля твердая сильна, пусть исполнится она…»

Она со всей силы опустила меч. Когда конец клинка вонзился в его плоть, человек захохотал и исчез.

Ночь издала вопль, земля дрогнула. А сквозь грозу к ней бежал тот, кого она любила.

— Назад! — крикнула она. — Уходи!

Но он упрямо пробивался сквозь бурю, протягивая к ней руки. Из кончика ее меча вылетела молния и пронзила его сердце.

— Рипли, очнись, милая. Проснись. Тебе приснился плохой сон.

Она горько плакала, и отчаяние, звучавшее в ее голосе, пугало его больше, чем дрожь, сотрясавшая тело.

— Я не смогла остановиться. Я убила его.

— Все кончилось. — Мак попытался включить ночник, но не нашел выключатель. Поэтому он просто сел рядом, обнял ее и стал качать. — Все уже позади. Все хорошо. Проснись. — Он целовал ее лоб и мокрые щеки.

Руки Рипли стиснули его, как стальные обручи.

— Мак…

— Все нормально. Я здесь. Тебе приснился кошмар. Хочешь, я включу свет и принесу тебе воды?

— Нет… нет. Подержи меня так минутку, ладно?

— Конечно.

Нет, это не кошмар, прильнув к нему, подумала Рипли. Видение. Смесь того, что было и что может быть. Она узнала лицо… лица мужчины на берегу. Одно она видела в других снах. Он умер триста лет назад. Проклятый той, которую звали Земля.

Другое она впервые увидела в роще у желтого коттеджа, когда этот человек держал нож у горла Нелл.

А третье — в кафе. Мужчина читал газету и ел суп.

Три части целого? Три ипостаси одной судьбы? О боже! Откуда ей было знать?

Она убила их. Перед концом кошмара она видела себя стоящей на берегу с мечом в руке. Она убила, потому что могла и отчаянно хотела этого.

Но расплата оказалась страшной.

Сквозь бурю к ней бежал Мак. Молния поразила Мака, потому что она не смогла совладать с тем, что было у нее внутри.

— Я не позволю этому случиться, — прошептала она. — Не позволю.

— Расскажи мне. Расскажи свой сон. Это поможет.

— Нет. Мне поможет другое. — Рипли потянулась к его губам и вложила в поцелуй всю себя. — Прикоснись ко мне. О боже! Возьми меня. Я хочу быть с тобой. — Слезы вновь вырвались наружу. — Ты нужен мне.

Утешать, жалеть, желать… Она могла бы взять и дать все это. В последний раз. Вложить в акт любви все, что было у нее за душой.

Она видела его в темноте. Каждая черточка его лица запечатлелась в ее уме и сердце. Когда она успела полюбить так безоглядно и беззаветно?

Она не считала себя способной на это и не стремилась к этому. И все же любовь пришла. Любовь, от которой все болело внутри. Он был для нее началом и концом, но у нее не было слов, чтобы сказать об этом.

А он их и не требовал.

Он вонзался в нее жадно и требовательно, но в этом была такая нежность, которой до сих пор никто из них не испытывал. Захваченный этим чувством, он шептал ее имя. Хотел отдать ей все. Сердце, ум, тело. Согреть ее руками и губами. И вечно хранить ее покой.

Она поднималась и опускалась вместе с ним. Вторила его вздохам. Любовь была драгоценным напитком, и каждый из них смаковал его.

Тихая ласка, соединение губ. Негромкая нежность, которая переворачивает душу.

Она раскрывалась, и он наполнял ее. Тепло погружалось в тепло. Они двигались в кромешной мгле, сохраняя тот же ритм, пока наслаждение не дало сначала цветы, а затем плоды.

Его губы осушали ее слезы, и вкус этих слез был сладким. Их руки нашли друг друга в темноте и соединились.

— Ты для меня все на свете, — еле слышно прошептал он.

А потом поднялась волна, мягкая как шелк, и накрыла их обоих.

Оставшуюся часть ночи она проспала в его объятиях. Без всяких снов.

Неумолимо наступало утро. Рипли была готова к этому. Нужно кое-что сделать, и она поклялась себе, что сделает это без промедления и без сожалений.

Она рано выскользнула из дома. В последний раз посмотрела на Мака, мирно спавшего в ее постели. На мгновение позволила себе помечтать о том, что могло бы быть.

А потом закрыла дверь и ушла не оглянувшись.

Она слышала Нелл, которая уже встала и напевала на кухне, и знала, что скоро проснется Зак. Нужно было поторапливаться, чтобы не столкнуться с ними.

Она вышла через переднюю дверь и бодрой трусцой побежала в сторону поселка.

За ночь дождь и ветер стихли. Небо стало ясным. Мороз крепчал.

Она слышала шум моря. Прилив был сильным, и теперь берег усеивало все то, что обычно приносит с собой вода.

Но в то утро ее ждала не обычная долгая пробежка.

Поселок был неподвижным, как картина маслом, покрытая вместо стекла хрустальным инеем. Рипли представилось, что он просыпается, зевает, Потягивается и раскалывает это тонкое стекло словно яичную скорлупу.

Рипли поклялась, что ее дому и его обитателям ничто не будет грозить, и открыла дверь полицейского участка.

Там было холодно, и Рипли вспомнила, что поселок живет без электричества. За ночь запасы топлива кончились, и генератор остановился. Рипли представила себе, что придется вытерпеть ей и Заку позже, когда на участок хлынут местные жители, у которых нет резервных источников энергии.

Но это будет позже.

Она посмотрела на часы и включила компьютер. Ничего, для ее целей мощности батареек хватит.

Джонатан К. Хардинг. Она расправила плечи и начала поиск.

Привычная полицейская работа помогла Рипли успокоиться. За долгие годы эти процедуры вошли в ее плоть и кровь. Зайдя в гостиницу, она узнала его домашний адрес, точнее, адрес, который он указал в анкете.

Ну что ж, сейчас она проверит, что это за гусь. А потом начнет гадать, какую роль этот человек играет в ее личной драме.

Она считала с экрана появившиеся на нем сведения. Джонатан Куинси Хардинг. Возраст — сорок восемь. Разведен. Детей нет. Лос-Анджелес.

— Лос-Анджелес, — повторила она и почувствовала холодок под ложечкой, тот самый, который ощутила в момент, когда прочитала название этого города в анкете для регистрации.

Ивен Ремингтон тоже жил в Лос-Анджелесе. Hу и что? Там живут и другие люди, напомнила она себе так же, как накануне. Но на сей раз убедить себя оказалось труднее.

Она прочитала сведения о месте работы. Сотрудник журнала. Репортер. Сукин сын. Примчался за жареными фактами, Хардинг? Ничего ты не получишь! Только попробуй сунуться к Нелл и…

Она осеклась, шумно выдохнула и сознательно подавила разгоравшийся гнев. Были и другие репортеры, напомнила она себе. Зеваки, паразиты и любопытные. С ними удалось справиться без особого труда. И с этим можно будет справиться тоже.

Она вернулась к сведениям и обратила внимание на то, что у Хардинга нет криминального прошлого. Даже штрафов за неправильную парковку автомашины он не платил. Следовательно, этот Хардинг был законопослушным гражданином.

Она откинулась на спинку кресла и задумалась.

Будь Рипли репортером из Лос-Анджелеса, жаждущим написать сенсационную статью, с чего бы она начала? Скорее всего, с семьи Ремингтона. С его сестры, нескольких друзей, нескольких знакомых. Изучила бы характеры ключевых игроков, включая Нелл. Прочла бы полицейские отчеты, ну и, разумеется, поговорила бы с людьми, которые знали как Ремингтона, так и Нелл.

Но все это только предварительная подготовка, не правда ли? Взять быка за рога можно будет лишь тогда, когда ты поговоришь с главными героями.

Она подняла трубку, собираясь позвонить в больницу, где держали Ремингтона. Но в трубке что-то затрещало, а потом наступила мертвая тишина. Сначала отключили электричество, а теперь и телефонную связь. Чертыхаясь себе под нос. Рипли схватила сотовый телефон и заскрежетала зубами, увидев на экране сообщение о том, что батарейки разрядились.

— Черт бы все побрал!

Она вскочила и начала расхаживать по комнате. Наконец решение созрело. Было то решение полицейского, женщины или ведьмы, значения не имело. Она обязана была знать, знаком ли Хардинг с Ремингтоном.

— Ну что ж… — Она собралась с духом. Было жизненно важно успокоиться и взять себя в руки.

Прошло много лет с тех пор, как Рипли летала в последний раз. При ней не было приспособлений, которые помогали концентрировать энергию. И хотя она знала, что в данном случае должна обратиться за помощью к Майе, но решила, что справится сама.

Стараясь не торопиться, она начертила круг, встала в его середину, отрешилась от посторонних мыслей и раскрыла сознание.

— Взываю ко всем, у кого есть сила, с просьбой помочь мне. Поднимите ветер, чтобы мне было легче лететь, откройте мои глаза, чтобы мне было легче видеть. Тело останется на месте, а дух отделится от него. Воля твердая сильна, пусть исполнится она.

Сначала по телу Рипли побежали мурашки. А потом ее разум вырвался на волю.

Она посмотрела на себя со стороны, на Рипли, которая стояла в круге, подняв голову и закрыв глаза.

Рипли знала, чем может закончиться промедление или увлечение ощущением полета, и поэтому сосредоточилась на своей цели и воспарила в высь.

Воздушный поток, море внизу. Острая радость и чрезвычайно опасный соблазн. Чтобы движение и величественная тишина не убаюкали ее, она впустила в свой мозг звуки. В ушах зажужжали мысли и речи обитателей огромного города. Заботы, радости, огорчения, страсти смешались в одну общечеловеческую симфонию.

К концу полета Рипли снизилась, разделила звуки и нашла то, что искала.

— За ночь ничто не изменилось. — Одна сестра передала график другой. Мысли обеих накладывались друг на друга.

Жалобы на усталость, воспоминания о ссоре с мужем и мучительное желание мороженого.

— Что ж, когда он в коме, то хлопот почти не доставляет. Но странно, что он потерял сознание через пару часов после ухода этого репортера. Несколько дней он был бодрым и почти разумным, и вдруг раз — и все.

Сестры пошли по коридору. Одна из них слегка поежилась, когда Рипли проскользнула мимо.

— Тьфу… Откуда-то сквозит.

Она пролетела через закрытую дверь и оказалась в палате, где лежал Ремингтон. Приборы регистрировали параметры его жизнедеятельности, а камеры следили за движениями.

Рипли наклонилась над ним: без сознания, в наручниках, под замком. Какой от негр вред?

Но тут больной открыл глаза и насмешливо посмотрел на нее.

Она ощутила удар в сердце, невероятно острую и совершенно реальную боль. Окружавшее ее поле заколебалось, и Рипли почувствовала, что падает.

Его мысли злобно били в ее сознание, как окровавленные кулаки. Мысли о мести, смерти и разрушении вцеплялись в нее. их алчные пальмы повсюду, пугая, возбуждая и одновременно вызывая желание сдаться.

Сдаться и подчиниться.

«Нет. Я тебе не поддамся. И не отдам ничего из того, что принадлежит мне».

Она боролась, стараясь освободиться. Когда Рипли ощутила всю чудовищность скрывавшейся в нем силы, ее охватила паника.

Она громко вскрикнула от гнева и страха, рванулась…

И очнулась на гладком деревянном полу полицейского участка, в начерченном ею круге.

Морщась от боли, Рипли распахнула рубашку и с ужасом уставилась на жуткие красные рубцы между грудями.

Она с трудом поднялась на ноги, нашла в себе силы закрыть круг и заковыляла к аптечке. В ту же минуту дверь распахнулась настежь.

Майя влетела в комнату как вихрь.

— Что это ты делаешь, черт побери? — закричала она.

Рипли запахнула рубашку.

— А ты что здесь делаешь?

— Думала, я не узнаю? — Дрожавшая от гнева Майя подошла к ней вплотную. — Не почувствую? Как ты смела делать это в одиночку, без соответствующей подготовки? Ты понимаешь, чем рисковала?

— Я рисковала только собой. У тебя нет никакого права шпионить за мной.

— Ты прекрасно знаешь, что рисковала всем. И прекрасно знаешь, что я не шпионила. Ты не дала мне досмотреть чудесный сон.

Рипли склонила голову набок и присмотрелась.

Волосы Майи были взлохмачены, губы не накрашены, щеки побледнели.

— Да, теперь вижу. Тебе не хватило времени на то, чтобы нанести боевую раскраску. В последний раз я видела тебя без косметики лет пятнадцать назад.

— И даже без нее я выглядела лучше, чем ты, а сейчас и подавно. Ты белая, как простыня. Сядь. Сядь сейчас же! — повторила она и решила проблему, толкнув Рипли в кресло.

— Не лезь не в свое дело.

— К несчастью, ты и есть мое дело. Если ты хотела проверить Ремингтона, для этого было достаточно просто заглянуть.

— Не читай мне нотации, Майя. Ты знаешь, что в этой области мне с тобой не равняться. Кроме того, у меня нет ни хрустального шара, ни…

— Тебе прекрасно известно, что для этого достаточно чашки воды. Летать без партнера смертельно опасно. Кто вытащит тебя в случае нужды?

— Ну, такой нужды не возникло. Я благополучно вернулась.

— Ты могла попросить меня помочь. — Горе пересилило досаду. — Ради бога, Рипли, за что ты меня так ненавидишь?

Потрясенная этой фразой, Рипли опустила руки и ахнула.

— Я ненавижу тебя? Как ты могла подумать такое?

— Что ты с собой сделала? — Едва Майя увидела рубцы, как ее гнев тут же исчез. Она быстро распахнула рубашку Рипли и ужаснулась. — Его работа.

Как ему удалось? Ты была в круге. А он всего лишь человек. Как он смог преодолеть защиту и добраться до твоего тела?

— Он не человек, — бесстрастно ответила Рипли. — Уже нет. В нем что-то живет, очень сильное и очень темное. Частью этого является человек из гостиницы.

Она сообщила Майе все, что знала, и сказала, что предупредит Нелл. Им нужно быть готовыми ко всему.

— Надо разобраться в этом, — ответила Майя. — И подумать. Мы найдем ответ… Кстати говоря, у тебя еще сохранился амулет и защитные камни?

— Майя…

— Перестань строить из себя дурочку, хотя бы сейчас. Надень амулет. Но сначала заряди его. И держись подальше от этого Хардинга, пока мы не узнаем всю правду.

— Майя, я не позволю этому случиться. Можно не просить, чтобы ты остановила меня, и все же я прошу.

— Мы найдем способ. А пока дай мне вылечить твои ожоги.

— Ты остановишь меня? — спросила Рипли и крепко сжала запястье Майи. — Ты сильнее меня. Сама знаешь, как мне трудно признать это.

— Мы сделаем все, что нужно. — Майя нетерпеливо оттолкнула руку Рипли. — Тебе больно. Сейчас я займусь ими.

— Какое-то мгновение эти ожоги меня возбуждали. — Рипли сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Обольщали. Я хотела этого и того, что должно было прийти на смену.

— Это часть его коварного плана. — И все же по спине Майи побежали мурашки. — Сама знаешь.

— Да, знаю. А сейчас еще и почувствовала. Вы с Нелл можете противостоять этому. Кроме того, за спиной Нелл стоит Зак. Но я видела, что может случиться, и не позволю этого. Уехать с острова я не могу, это не поможет. Поэтому придется уехать Маку.

— Он не уедет. — Майя поглаживала рубцы кончиками пальцев.

— Я заставлю его:

Майя держала руку на сердце Рипли и ощущала ее любовь и страх. Ее собственное сердце щемило от сочувствия.

— Что ж, попробуй.

Нужно быть сильной, очень сильной, напомнила себе Рипли, подходя к желтому коттеджу. Особенно для первого шага. Она знала, что этот шаг будет болезненным, куда более болезненным, чем рубцы, которые даже Майя не смогла полностью удалить с ее кожи.

Когда она сделает это, Мак возненавидит ее, но зато он будет в безопасности.

Она постучала и вошла в дом, не ожидая ответа.

Мак, облаченный в драную тренировочную куртку и поношенные джинсы, стоял посреди битком забитой спальни и просматривал видеозапись, сделанную накануне вечером. У Рипли сжалось сердце, когда она увидела на экране спокойного, надежного, уверенного в себе Мака. Он сидел на кровати рядом с ней, подбадривал и бережно измерял пульс.