Директива Джэнсона Ладлэм Роберт
Как Джэнсон удивлялся, когда, следуя советам Демареста, делал выстрел и попадал в цель. Разумеется, он не достиг мастерства тех, кто сейчас охотился за ним, и все же у него получалось весьма неплохо, потому что так было нужно. А сейчас, оказавшись по другую сторону прицела, он почувствовал, как напряглись его нервы.
Джэнсон знал, что видят его враги. Он знал, что они думают.
Для высококлассного снайпера весь мир сводится к кружку, видимому в оптический прицел, и положению перекрещивающихся нитей относительно мечущейся цели. У него в руках «ремингтон-700», «галил» калибра 7,62 мм или М40А1. Он застыл неподвижно, щека словно приклеилась к прикладу; винтовка превратилась в продолжение его тела. Он делает глубокий вдох и полностью выдыхает воздух, затем делает еще вдох и замирает на середине выдоха. Лазерный дальномер точно определяет расстояние до цели; настройка прицела компенсирует крутизну траектории. Перекрестие замирает на темном прямоугольнике торса жертвы. Медленный выдох, указательный палец ласкает спусковой крючок...
Джэнсон резко опустился, присев на корточки рядом с плачущей девочкой.
— Эй, — ласково произнес он, — все будет хорошо.
— Мы вас не любим, — ответила девочка.
Лично его? Вообще американцев? Кто может проникнуть в мысли семилетнего ребенка?
Осторожно взяв бинокль, Джэнсон снял с плеч девочки ремешок и быстро пошел прочь.
— Мамочка! — что-то среднее между криком и завыванием.
— Черт возьми, чтовы делаете? — заливаясь краской, взорвалась мать.
Джэнсон, сжимая бинокль, бросился к деревянной эстраде, до которой было ярдов двести. Поскольку его положение постоянно менялось, снайперам приходилось непрерывно корректировать наводку на цель. Женщина побежала за ним, тяжело дыша, но настроенная решительно. Оставив ребенка, она грузно топала, сжимая в руке вынутый из сумочки баллончик.
Баллончик с перцем. Женщина приближалась к Джэнсону, и ее лицо исказилось от ярости. Мэри Поппинс, подхватившая коровье бешенство.
— Будьте вы прокляты! — крикнула она. — Будьте вы прокляты! Прокляты!
В Англии полно таких женщин, засунувших могучие ляжки в резиновые сапоги, спрятавших справочники по птицам в бездонные сумки. Они неизменно собирают бусы, едят грибной суп и пахнут жареными тостами.
Обернувшись, Джэнсон увидел, как женщина надвигается на него, держа баллончик в вытянутой руке. Злорадно усмехаясь, она приготовилась брызнуть ему в лицо ядовитой суспензией capasicum oleoresin.
Послышался странный хлопок, и через долю секунды баллончик взорвался, выпуская бурое облачко перца.
Женщина опешила от неожиданности: ей ни разу не приходилось сталкиваться с тем, что происходит, когда пуля попадает в резервуар, в котором находится сжатый газ. Ветерок погнал облачко прямо на нее.
— Наверное, заводской брак, — пожал плечами Джэнсон.
Обливаясь слезами, женщина развернулась на плоских подошвах и побежала прочь, отплевываясь и откашливаясь. Ее дыхание превратилось в хриплый скрежет. Добежав до пруда, она окунула лицо в воду, надеясь обрести спасение от обжигающей рези в глазах.
Шлеп.Пуля ударила в деревянную стену эстрады. Пока что это был самый точный выстрел. Снайперы, использующие высокоточные неавтоматические винтовки, вынуждены расплачиваться за это медленным темпом стрельбы. Упав на землю, Джэнсон перекатился под эстраду, перед которой были расставлены для вечернего концерта пластмассовые кресла.
Решетчатая деревянная стенка не защитит его от пуль, но целиться в него теперь стало значительно сложнее. Джэнсон выиграл какое-то время, а именно это ему и было нужно сейчас в первую очередь.
Он настроил бинокль, наводя его на разные точки, следя за тем, чтобы объектив не блеснул в лучах клонящегося к закату солнца.
Ему захотелось выругаться от отчаяния. Солнце освещало кабину башенного крана, превращая его в горящую спичку; над деревьями сверкали ослепительные гало.
Деревья, деревья. Дубы, березы, каштаны, рябины. Искривленные ветви, неровные кроны. Как же их много — сотня, а то и две. Какое из них самое высокое и с самой густой кроной? Быстро окинув взглядом море зелени, Джэнсон выбрал несколько подходящих кандидатов и, настроив бинокль на максимальное увеличение, приступил к внимательному изучению подозрительных деревьев.
Листья. Тоненькие веточки. Толстые ветви. И...
Движение. Волосы у него на затылке встали дыбом.
По деревьям прошелся легкий ветерок: естественно, началось движение. Трепетала листва, покачивались тонкие ветки. Однако Джэнсон положился на интуицию, и вскоре мозг нашел рациональное объяснение тому, за что зацепилось подсознание. Шевелящаяся ветвь была толстой, слишком толстой, чтобы на нее повлиял порыв ветра. Но она двигалась — почему? Потому что на нее надавил своим весом какой-то зверек, резвящаяся белка? Или человек?
Еще одно объяснение: потому что это вовсе не ветка.
Глядя против света, было очень трудно разобрать детали; несмотря на то что Джэнсон тщательно настроил бинокль, изображение оставалось нечетким. Он попытался наложить на него различные мысленные образы — старый трюк, которому учил своих «дьяволов» Демарест. Ветка, с листьями? Возможно, но малоубедительно. А может быть, это винтовка, замаскированная под ветку? Джэнсон совместил мысленную картину со зрительным образом, и вдруг все маленькие неувязки встали на свои места. Эффект целостности.
Ветвь кажется такой неестественно прямой потому, что на самом деле это ствол винтовки. К ней привязаны веточки с листьями. Черное пятно на самом кончике — это не залепленное смолой дупло, а дуло.
В пятистах ярдах от Джэнсона человек смотрел на него в оптический прицел, полный решимости расправиться со своей жертвой.
«Я иду к тебе, — подумал Джэнсон. — Ты не заметишь, как я окажусь совсем рядом».
Мимо эстрады в направлении спортивной площадки проходила футбольная команда, и Джэнсон мгновенно влился в ее ряды, зная, что с большого расстояния выделить его среди высоких, атлетически сложенных мужчин будет очень непросто.
Пруд сузился до ручейка; футболисты поднялись на мостик, переходя на другую сторону, а Джэнсон скатился в воду. Заметили ли это движение снайперы? С высокой степенью вероятности, не заметили. Выпустив воздух из легких, Джэнсон поплыл сквозь толщу мутной, бурлящей воды, стараясь держаться у самого дна. Если его обман удался, прицелы снайперов по-прежнему следят за спортсменами. Оптическое устройство с большим разрешением обязательно имеет очень маленькое поле зрения; невозможно продолжать наблюдать за футболистами и при этом не терять из виду остальное пространство. Но как скоро стрелки поймут, что их жертвы больше нет в толпе спортсменов?
Подплыв к южному берегу, Джэнсон подтянулся на руках на бетонный парапет и бросился к ближайшей березовой роще. Даже если ему и удалось обмануть своих преследователей, передышка будет временной, — малейшая ошибка снова бросит его в их зловещие силки. Это была самая густо заросшая часть Риджент-Парка, и Джэнсон мысленно представил себе учения на лесистых склонах Тон Док-Киня.
Изучив деревья с расстояния, он выбрал из них самое высокое. Теперь ему предстояло сопоставить «мелкомасштабную карту с крупномасштабным планом», привязать увиденное издалека с тем, что было сейчас у него под ногами.
В этот час парк начинал пустеть. В этом были свои плюсы и минусы, но ему требовалось обратить всефакторы в преимущества: другого выбора не было. На повестке дня оптимизм, усиленный силой воли. Трезвая оценка ситуации может привести к пораженческому настроению и параличу, еще больше увеличив вероятность рокового исхода.
Джэнсон стремительно перебежал к одному из деревьев, затем метнулся к другому. У него засосало под ложечкой. Удается ли ему двигаться достаточно бесшумно? Достаточно незаметно?
Если интуиция его не подвела, сейчас он находился прямо под тем деревом, на котором затаился один из снайперов.
Меткая стрельба требует высочайшей сосредоточенности. А для этого, в свою очередь, необходимо полностью отключиться от окружающей обстановки — Джэнсон знал это по •собственному опыту. Тоннельное зрение — это не только крошечный пятачок, видимый в оптический прицел, но и предельная фокусировка сознания. И сейчас Джэнсон собирался воспользоваться как раз этим.
Команда футболистов, пройдя по мосту, направилась к кирпичному зданию Риджент-Колледжа. Если бы Джэнсон был одним из снайперов, у него возникли бы подозрения, так как спортсмены рассредоточились, и теперь было видно, что жертвы среди них нет. Вполне вероятно, снайперы решат, что ей удалось каким-то образом спрятаться в здании. Такая перспектива их не очень-то обеспокоила бы; им достаточно будет только ждать, и рано или поздно жертва все равно покинет укрытие.
Снайперы будут внимательно исследовать каждый квадратный ярд парка. Но посмотреть себе под ноги никто не догадается. К тому же у снайперов наверняка есть координатор, дающий им указания по рации. А это еще больше снизит восприимчивость к окружающим звукам. Так что определенные преимущества у Джэнсона все же были.
Он полез вверх на дерево, стараясь двигаться совершенно бесшумно. Продвижение было медленным, но неумолимым. Забравшись на высоту десять футов, Джэнсон застыл, пораженный увиденным. Не только винтовка снайпера была искусно замаскирована: все гнездо в ветвях, где он устроился, было муляжом. Надо признать, очень правдоподобно сработанным — работа мадам Тюссо, переключившейся на деревья, — но все же вблизи Джэнсон различил, что в действительности это было творение рук человеческих, закрепленное на стволе с помощью металлических хомутов, стальных тросов, колец и болтов, выкрашенных в желтовато-зеленый цвет. Подобное снаряжение вряд ли имелось в распоряжении какого-либо частного лица, да и государственные ведомства, которые могли бы похвастаться таким оснащением, можно было по пальцам пересчитать. И одним из них был Отдел консульских операций.
Схватившись за хомуты, Джэнсон резким движением выдернул центральный болт; освобожденный стальной трос заскользил, и гнездо снайпера лишилось точки опоры.
Послышалось сдавленное ругательство, и все искусственное сооружение, ломая ветви, рухнуло на землю.
Наконец Джэнсон увидел перед собой распростертое тело снайпера. Он оказался щуплым юношей — несомненно, юным дарованием. Падение его оглушило. Аккуратно спрыгнув на землю, Джэнсон поставил ногу на снайпера, вырывая у него винтовку.
— Проклятье!
Едва слышный шепот, высокие нотки — голос юноши.
Джэнсон держал в руках винтовку с длинным сорокадюймовым стволом, оружие, не приспособленное для ближнего боя. Модифицированная М40А1, неавтоматическая снайперская винтовка, изготавливаемая в учебном центре морской пехоты в Квантико лучшими оружейниками.
— Роли поменялись, — тихо промолвил Джэнсон. Нагнувшись, он дернул за воротник рубашку снайпера, обнажая микрофон. Юноша лежал ничком, все еще не в силах прийти в себя. Джэнсон увидел короткие, жесткие волосы, тонкие ноги и руки: далеко не образчик мужской силы. Ощупав тело снайпера, он достал у него из-за пояса небольшой пистолет «беретта томкэт» 32-го калибра.
— Убери от меня свои вонючие руки! — прошипел снайпер и, перекатившись на спину, бросил на Джэнсона взгляд, полный испепеляющей злобы.
— Боже, — непроизвольно воскликнул Джэнсон, — так ты...
— Что?
Вызывающий взгляд.
Джэнсон молча покачал головой. Снайпер подался назад, и Джэнсон навалился на него всем своим весом, прижимая его к земле. Они снова встретились взглядами.
Снайпер был стройным, ловким, на удивление сильным — для женщины.
Глава семнадцатая
Словно дикое животное, она снова бросилась на Джэнсона, отчаянно пытаясь вырвать у него из руки «беретту». Проворно отступив назад, Джэнсон многозначительно двинул большим пальцем рычажок предохранителя.
Женщина перевела взгляд на пистолет.
— Джэнсон, ты проиграл, — сказала она. — На этот раз ты имеешь дело не с канцелярскими крысами. Видишь, о тебе так заботятся, что направили сюда лучших.
В ее голосе звучали едва заметные гнусавые нотки глубинки Новой Англии. Хотя женщина старалась говорить как можно спокойнее, ей не удавалось скрыть напряжение.
Но кому предназначается эта бравада — ему или ей самой? Она пытается смутить своего противника или подхлестывает собственное мужество?
Джэнсон мило улыбнулся.
— Ну а теперь позволь мне сделать тебе весьма разумное предложение: или ты выкладываешь все, что знаешь, или я тебя убью.
Она презрительно фыркнула.
— Ты думаешь, перед тобой твой сорок седьмой номер? И не мечтай, старик.
— О чем это ты?
— Я буду твоим сорок седьмым номером. — Увидев, что он молчит, женщина добавила: — Ты прикончил сорок шесть человек, так? Я имею в виду санкционированные убийства при исполнении задания.
Джэнсон похолодел. Эта цифра — которой он никогда не гордился и которая в последнее время доставляла ему все больше душевных мук — была верной. И она была известна очень немногим.
— Так, давай все по очереди, — сказал Джэнсон. — Кто ты?
— А ты как думаешь? — ответила снайпер.
— Я не шучу. — Джэнсон вдавил ей в грудь ствол винтовки.
Женщина закашляла.
— Я оттуда, откуда и ты — откуда былты.
— Кон-Оп, — высказал догадку Джэнсон.
— В самую точку.
Он поднял винтовку. Больше трех футов длиной, почти пятнадцать фунтов весом, это было слишком громоздкое и неудобное оружие, если снайперу требовалось сменить позицию.
— Значит, ты член отряда «Лямбда», группы снайперов.
Женщина кивнула.
— А «Лямбда» всегда выполняет поставленную перед ней задачу.
Она говорила правду. И это означало только одно: надежды на спасение нет. Руководство Отдела консульских операций отдало приказ элитному отряду снайперов: директива на убийство. Цель должна быть уничтожена любыми средствами.
Снайперская винтовка была в своем роде произведением искусства. В магазине имелось пять патронов. Открыв затвор, Джэнсон достал патрон из патронника и тихо присвистнул.
Тайна раскрыта. Это был «шепот-458», патрон производства компании «ССК индастриз» с тяжелой пулей «винчестер магнум» весом шестьсот гран, обладающей очень большой энергией. Такие пули медленно теряют скорость и сохраняют убойную силу даже при стрельбе на дистанции больше мили. Однако главным достоинством патрона было то, что пуля покидала ствол с дозвуковой скоростью. Это позволяло избежать достаточно громкого хлопка, раздающегося в момент перехода пулей звукового барьера, с которым не мог справиться глушитель. Уменьшенный пороховой заряд также существенно ослаблял звук выстрела. Отсюда и название: «шепот». Выстрел не слышен на расстоянии уже нескольких ярдов.
— Ладно, красавица, — сказал Джэнсон, помимо воли восхищенный спокойствием и выдержкой женщины. — Мне нужно знать местонахождение твоих друзей. И не пытайся меня надуть.
Быстрым умелым движением он отделил от винтовки магазин и забросил ее в переплетенную крону, где она застряла, снова превратившись в одну ветвь из многих. Проводив винтовку взглядом, Джэнсон направил «беретту» в голову женщине-снайперу.
Та только молча сверкнула глазами. Джэнсон бесстрастно выдержал ее взгляд, показывая, что, если понадобится, он без колебаний ее убьет. Ведь только по чистой случайности она не убила его.
— Кроме меня, есть еще один парень, — наконец промолвила женщина.
Джэнсон окинул ее оценивающим взглядом. Сейчас она была его противником, однако при удачном раскладе он может использовать ее в своих целях, в качестве живого щита и источника информации. Ведь ей известно, где заняли свои позиции остальные снайперы.
Но нельзя забывать, что она запросто может попытаться его обмануть.
Джэнсон кулаком с зажатым пистолетом с силой ударил женщину по голове.
— Милочка, давай не будем начинать наше знакомство со лжи, — ласково произнес он. — С моей точки зрения, ты просто убийца. Ты едва не подстрелила меня, создав при этом угрозу для жизни совершенно посторонних людей.
— Не говори чушь, — протянула женщина. — Я постоянно учитывала погрешность выстрела. Круг радиусом четыре фута с центром в твоем торсе. Ни одна моя пуля не вылетела из эллипса рассеивания; при каждом нажатии на спусковой крючок в зоне поражения никого не было. Кроме тебя, разумеется.
Ее слова соответствовали тому, что наблюдал Джэнсон: возможно, сейчас она говорила правду. Но добиться такой точности при стрельбе с расстояния больше пятисот ярдов мог только снайпер высочайшего класса. Феномен.
— Ладно. Размещение вдоль оси. Ставить второго стрелка ближе пятидесяти ярдов к тебе — это ненужная расточительность. Но мне известно, что в окрестностях скрываются по крайней мере еще трое. Не считая того, кто устроился на башенном кране... Плюс еще минимум двое сидят на деревьях.
— Как скажешь.
— Я восхищаюсь твоей выдержкой, — сказал Джэнсон. — Но раз от живой мне от тебя нет никакой пользы, я не могу позволить себе роскошь оставить тебя в живых.
Взведя пистолет, он обвил указательным пальцем спусковой крючок, проверяя легкость усилия нажатия.
— Ну хорошо, хорошо, — поспешно выпалила женщина. — Договорились.
Она согласилась чересчур быстро.
— Забудь о том, что я говорил, крошка. Веры к тебе у меня все равно нет. — Снова сняв пистолет с предохранителя, он положил палец на закаленную сталь спускового крючка. — Ты готова проститься с жизнью?
— Нет, подожди, — остановила его женщина. Последние следы бравады исчезли. — Я скажу тебе все, что ты захочешь узнать. Если я солгу, ты всегда сможешь меня убить.
— Игра моя, и я устанавливаю правила. Ты указываешь мне местонахождение ближайшего снайпера. Мы к нему подходим. Если ты меня обманула, ты умрешь. Если снайпер сменил позицию, не поставив в известность остальных, — тем хуже для тебя. Ты умрешь. Если ты попытаешься меня выдать, ты умрешь. Помни, мне известны все правила и порядки. Наверное, половину из них я сам написал.
Женщина неуверенно поднялась с земли.
— Ну хорошо. Твоя игра, ты устанавливаешь правила. Во-первых, ты должен знать, что мы работаем в одиночку — требования маскировки исключают напарников, поэтому каждый сам наблюдает за целью. Далее, один из наших устроился на крыше Ганноверской террасы.
Джэнсон быстро взглянул на величественный особняк в неоклассическом стиле, возвышающийся над парком, в котором живут многие величайшие люди Англии. Бело-голубой фриз над архитравом. Белые колонны и кремовые стены. Снайпер должен был разместиться за балюстрадой. Правда ли это? Нет, новая ложь. В этом случае он бы уже давно был трупом.
— Куколка, пошевели мозгами, — сказал Джэнсон. — Снайпер на балюстраде уже давно пристрелил бы меня. К тому же его бы заметили рабочие, ремонтирующие крышу Камберлендской террасы. Вы думали о том, чтобы занять эту позицию, но потом отказались от нее. — Он снова с силой ударил ее по голове, и женщина отлетела на пару шагов. — Это второе предупреждение. На третий раз я тебя убью.
Женщина уронила голову.
— Нельзя винить девушку за попытку, — тихо прошептала она.
— У вас есть кто-нибудь на Парк-роуд?
Мгновение паузы. Женщина догадалась, что ему все известно; отпираться бессмысленно.
— Эренхальт сидит на балконе минарета, — подтвердила она.
Джэнсон кивнул.
— А кто слева от тебя?
— Возьми мой дальномер, — предложила женщина. — Если не веришь, можешь сам убедиться. Стрелок Б занимает позицию в трехстах ярдах к северо-западу. — Она указала на невысокое кирпичное строение, в котором размещалось связное оборудование. — Он на крыше. Высота маленькая: вот почему он до сих пор не смог сделать ни одного приличного выстрела. Но если ты попытаешься покинуть сад через Юбилейные ворота, можешь считать себя покойником. Наши дежурят на Бейкер-стрит, Глостер-стрит и Йорк-Террас-уэй. Гуляки с «глоками». Два снайпера держат под прицелом весь Риджент-Канал. Еще один сидит на крыше Риджент-Колледжа. Мы надеялись, что ты попытаешься там укрыться. Все наши с двухсот ярдов попадают в «яблочко» — то есть в голову.
«Мы надеялись, что ты попытаешься там укрыться». Джэнсон едва не сделал это.
Он мысленно представил себе все перечисленные точки: это было похоже на правду. Он сам предложил бы что-нибудь в таком же духе.
Крепко зажав в одной руке пистолет, Джэнсон взял у женщины ее оптический дальномер «Сваровский 12x50» и осмотрел окрестности. Железобетонный сарай, упомянутый снайпером, был именно тем строением, которое люди видят, но не замечают. Хорошая позиция. Действительно ли там кто-то есть? С того места, откуда смотрел Джэнсон, здание было почти полностью скрыто густыми кронами; выглядывала лишь полоска бетона. Снайпер? Поставив максимальное разрешение, Джэнсон навел дальномер и увидел — что-то. Перчатку? Часть ботинка? Определить с такого расстояния было невозможно.
— Ты пойдешь со мной, — резко произнес Джэнсон, хватая женщину за руку.
Чем дольше будет тянуться пауза, тем больше будут беспокоиться снайперы: если они придут к выводу, что жертва вышла из-под обстрела, они сменят свои позиции, что полностью переменит правила игры.
— Понимаю, — сказала женщина. — Ты хочешь повторить то, что было в лагере группировки «Хамас» в Сирии, недалеко от Каэль-Гиты. Взял в заложники одного часового, заставил его выдать местонахождение второго, процесс повторялся, и меньше чем за двадцать минут весь внешний периметр охраны был снят.
— Черт побери, с кем ты говорила? — воскликнул опешивший Джэнсон.
Даже в его организации мало кому были известны подробности той операции.
— О, ты удивишься, узнав, как много мне про тебя известно, — усмехнулась женщина.
Джэнсон пошел по дорожке, таща ее за собой. Женщина умышленно старалась производить как можно больше шума.
— Шагай бесшумно, — предостерегающе произнес Джэнсон. — А то я начну думать, что ты не хочешь мне помочь.
И тотчас же она стала следить за тем, куда поставить ногу, избегая листьев и веточек. Ее научили передвигаться бесшумно; такую подготовку проходит каждый снайпер.
По мере их приближения к краю Риджент-Парка шум транспорта становился громче и усиливался запах выхлопных газов. Это было самое сердце Лондона; зеленый оазис, созданный почти два столетия назад, любовно оберегался с тех пор. Неужели тщательно подстриженной траве суждено обагриться кровью Джэнсона?
Они подошли к железобетонному сараю, и Джэнсон приложил пальцы к губам.
— Ни звука, — шепнул он, показывая зажатую в руке «беретту».
Пригнувшись, Джэнсон знаком приказал женщине последовать его примеру. Теперь ему был виден неподвижно застывший снайпер, устроившийся на крыше приземистого кирпичного строения, положивший цевье винтовки на левую руку. Ни один настоящий стрелок не опирает ствол ни на какую подставку; это может изменить внутренние колебания стали и повлиять на выстрел. Снайпер являл собой картину полной сосредоточенности. Он смотрел в оптический прицел, используя локоть левой руки в качестве оси поворота, позволявшей ему менять поле наблюдения. Плечи находились на одном уровне, приклад винтовки упирался в плечо. Цевье было зажато между большим и указательным пальцами левой руки, его вес лежал на ладони. Идеальная поза.
— Виктор! — вдруг крикнула женщина.
Вздрогнув, стрелок резко обернулся и выстрелил не целясь. Джэнсон отскочил в сторону, увлекая женщину за собой. Затем, сделав молниеносный кувырок, он очутился у стены сарая и выдернул винтовку из рук снайпера. Пока тот торопливо пытался достать из-за пояса пистолет, Джэнсон обрушил винтовку ему на голову, словно тяжелую биту. Повалившись вперед, снайпер снова застыл неподвижно, но теперь он уже был без сознания.
Распрямленной пружиной женщина бросилась на Джэнсона. Ей была нужна «беретта» — это в корне изменило бы расклад. В последнюю долю секунды Джэнсон увернулся от ее вытянутых рук. Но женщина, схватив его за полы мокрого пиджака, попыталась воткнуть колено ему в пах. Защищаясь, Джэнсон отпрянул в сторону, а женщина ударила его по запястью, и выбитый пистолет взлетел в воздух.
Оба отступили друг от друга.
Женщина приняла классическую боевую стойку: левая рука впереди, согнутая в локте, на пути возможного удара. Лезвие ножа, оцарапав кожу, соскользнет с кости; все главные мышцы, артерии и сухожилия находятся внутри, под надежной защитой. Правая рука, сжимающая маленький нож, была вытянута вниз; нож был спрятан в ботинке, и Джэнсон даже не заметил, когда она успела его достать. Женщина знала свое дело; она была гораздо ловчее и проворнее его.
Ее поза ясно давала понять, что, если Джэнсон сделает выпад вперед, она рассечет ножом его руку. Эффективный прием, прямо из учебника.
Странно, но Джэнсон нашел некоторое облегчение в том, что женщина была хорошо обучена. Он мысленно прокрутил в голове хореографию ближайших десяти секунд, подготавливая ответ на ее возможные действия. Слабость женщины была в ее подготовке. Джэнсон знал, что она предпримет, потому что знал, чему ее учили. Он сам учил многих одним и тем же приемам. Но после двадцати пяти лет оперативной работы сам Джэнсон обладал значительно более богатым репертуаром движений, ощущений, рефлексов. И именно это решит исход дела.
— Мой папа всегда говорил мне: «Не бери нож туда, где стреляют», — усмехнулась женщина. — Но я его не послушалась. Нет ничего плохого в том, чтобы иметь в запасе дополнительное лезвие.
Она держала нож как смычок, свободно, но уверенно; очевидно, она умела им пользоваться.
Внезапно Джэнсон бросился вперед, хватая женщину за вытянутую левую руку; она, как он и предвидел, подняла нож, и Джэнсон что есть силы ударил ее по запястью. На расстоянии дюйма от ладони срединный нерв очень чувствителен; точный удар Джэнсона заставил правую руку женщины непроизвольно разжаться, выпуская нож.
Он подхватил нож — однако в это самое мгновение ее левая рука устремилась к его плечу. Сильный большой палец глубоко вонзился в трапецеидальную мышцу, задев проходящий под ней нерв и на мгновение парализовав правую руку Джэнсона. По всему плечу разлилась невыносимая боль. Женщина великолепно владела искусством рукопашного боя; молодость одержала верх над опытом. Джэнсон попытался ударить женщину в правое колено, надеясь причинить ей боль и вывести из равновесия. Она повалилась навзничь, а он сам, не удержавшись, упал на нее.
Джэнсон ощутил под собой жар вспотевшего тела, почувствовал, как напряглись ее мышцы. Женщина стала вырываться и извиваться, словно профессиональный борец. Своими мощными бедрами Джэнсон прижал ее ноги к земле, но ее руки успели наделать много бед. Он почувствовал, как женщина бьет его в бронхиальное сплетение, пучок нервов, идущих от плеча к шее. Джэнсон резко опустил локти вниз, пригвоздив ее руки к земле. Ему оставалось полагаться только на свой больший вес и грубую физическую силу.
Лицо женщины, в каких-то дюймах от его лица, исказилось от ярости и, казалось, злости на саму себя за то, что она позволила Джэнсону занять более выгодное положение.
Увидев, как заиграли мышцы у нее на шее, Джэнсон понял, что она собирается ударить его в нос головой, и надавил ей на лоб своим лбом. Ее дыхание обожгло ему лицо.
— А тебе ведь действительно очень хочется меня убить, правда? — спросил он, и в его голосе прозвучало что-то похожее на веселье. Это был не вопрос, а утверждение.
— Черт, нет, — язвительно ответила женщина. — С моей стороны это пока лишь прелюдия.
Собрав все силы, она попыталась сбросить с себя Джэнсона, и ему с трудом удалось удержаться на ней.
— И что тебе рассказали? Про меня?
Некоторое время она молча делала глубокие вдохи и выдохи, пытаясь отдышаться.
— Ты мерзавец, — наконец сказала женщина, — Ты предал все святое, что есть в жизни, ты убиваешь ради денег. Гнуснее этого ничего не бывает.
— Чушь собачья!
— Ты подлец, каких надо поискать. Обманул всех и вся. Продал свое ведомство, продал Родину. Из-за тебя погибли отличные ребята.
— Вот как? Тебе сказали, что я вдруг стал плохим?
— Ты сломался, мать твою, а может быть, ты изначально был куском дерьма. Это не имеет значения. Пока ты жив, под угрозой жизни многих хороших людей.
— И это все тебе рассказали?
— Это правда!— гневно бросила женщина.
Она снова попыталась вырваться, и ее тело словно забилось в судорогах.
— Дерьмо! — выругалась она. — Хорошо хоть у тебя изо рта не воняет. Мне надо радоваться хотя бы этому, да? И что у нас дальше в повестке дня? Ты меня убьешь, или дело ограничится одними обжиманиями?
— Не льсти себе, — возразил Джэнсон. — Такая крутая девчонка — и ты веришь всему, что тебе сказали? — Он поморщился. — Впрочем, не стыдись, я сам был таким же.
Они по-прежнему лежали, прижавшись друг к другу лбами, нос к носу, рот ко рту: неестественная и неуютная интимность борьбы не на жизнь, а на смерть.
Женщина прищурилась, и ее глаза превратились в узкие щелочки.
— У тебя есть другая версия? Я слушаю. Все равно большемне ничего не остается.
И тут же она предприняла еще одну судорожную попытку освободиться.
— Как тебе нравится такой рассказ? Меня подставили. Я прослужил в Кон-Оп больше двадцати лет. Слушай, похоже, ты обо мне хорошо наслышана. Задайся вопросом: неужели то, что тебе про меня рассказали, укладывается в общую картинку?
Женщина ответила не сразу.
— Дай мне что-либо конкретное, — наконец предложила она. — Если ты не такой, как про тебя говорят, докажи чем-нибудь, что ты говоришь правду. Понимаю, я не в том положении, чтобы задавать вопросы. Но мне просто хочется узнать.
Впервые женщина говорила без враждебности и издевки. Неужели в его голосе прозвучало что-то такое, что заставило ее задуматься, действительно ли он такой злодей, каким его представили?
Джэнсон глубоко вздохнул, вжимаясь грудью в ее грудь: опять странная, нежеланная интимная близость. Он ощутил, как женщина расслабилась.
— Ладно, — сказала она. — Слезай с меня. Я не буду драться, не попытаюсь бежать — все равно ты первый доберешься до пистолета. Я тебя внимательно слушаю.
Джэнсон убедился в том, что она полностью обмякла, после чего — критическое решение, мгновение доверия в разгаре смертельного поединка — в одном быстром движении скатился с нее. У него была определенная цель: «беретта», лежащая у ствола рябины. Схватив пистолет, он убрал его себе за пояс.
Женщина, пошатываясь, поднялась на ноги и холодно улыбнулась.
— Это у тебя в кармане пистолет или...
— Да, у меня в кармане пистолет, — оборвал ее Джэнсон. — Позволь мне сначала кое-что тебе сказать. Когда-то я был таким же, как ты. Оружием. Из которого целился и стрелял кто-то другой. Я тешил себя иллюзиями, что самостоятельно собираю информацию и принимаю решения. Но правда выглядела: я был оружием в чужих руках.
— На мой взгляд, пока что это одна словесная шелуха, — сказала женщина. — Не надо общих фраз, мне нужны конкретные подробности.
— Замечательно. — Джэнсон вздохнул, извлекая из памяти события далекого прошлого, — Стокгольм, попытка установить контакт...
Теперь он отчетливо видел перед собой этого парня. Неказистое, приплюснутое лицо, дряблые мышцы, осанка человека, проводящего все время за письменным столом. И страх, страх. Черные мешки под глазами, красноречивое свидетельство бессонных ночей и физического истощения. В оптический прицел Джэнсон отчетливо видел его лицо, искаженное в бесконечной тревоге. Объект наблюдения беззвучно шевелил губами — нелепый нервный тик. Почему он так напуган, если это не первый контакт? Джэнсону не раз доводилось видеть такие тайные встречи: люди занимались привычным делом, бросались в бездну, в двадцатый или тридцатый раз за год, с выражением отрешенности или скуки. Но лицо этого парня было другим — наполнено страхом и отвращением к самому себе. И когда этот швед наконец встретился с тем, кого ждал, с предполагаемым русским агентом, на его лице отразились не алчность или облегчение, а омерзение.
— Стокгольм, — повторила женщина. — Май 1983 года. На твоих глазах подозреваемый установил контакт с агентом КГБ, и ты его убрал. Для непрофессионального снайпера выстрел очень хороший: с крыши жилого здания до скамейки в парке, расположенной в двух кварталах.
— Уймись на минуту, — остановил ее Джэнсон. Ему начинала действовать на нервы ее осведомленность в этих вопросах — Хы повторила то, что я написал в своем отчете. Однако как я узнал, что этот человек предатель? Мне так сказали. Ну а агент КГБ? Я узнал его по фотографиям, но опять же эту информацию мне предоставили другие. А что, если она была ошибочной?
— Ты хочешь сказать, это был не агент КГБ?
— Нет, Сергей Кузьмин действительно был чекистом. Но того, с кем он встретился, заставили пойти на контакт с КГБ шантажом и запугиванием. Этот человек не собирался выдавать никаких секретов. Он хотел убедить Кузьмина, что не располагает никакой ценной информацией, что его должность в дипломатическом ведомстве слишком незначительная, чтобы он мог приносить какую-то пользу. Одним словом, он собирался просить агента КГБ, чтобы его оставили в покое.
— Откуда ты это узнал?
— Я разговаривал с его женой. Это не было предусмотрено моим заданием.
— Все это настолько туманно. Почему ты так уверен, что она сказала тебе правду?
— Уверен, и все, — пожал плечами Джэнсон. Перед опытным оперативником такой вопрос не возникает. — Если хочешь, назови это интуицией, отточенной опытом. Конечно, стопроцентной гарантии не дает — но все-таки достаточно точна.
— И почему ты не упомянул об этом в своем отчете?
— Потому что тем, кто разработал план операции, это было и так известно, — холодно ответил он. — Они замыслили другую игру. Две цели, и обе выполнены. Во-первых, предупредить всех остальных дипломатов, как дорого придется заплатить за контакт с врагом. Мне просто предстояло громко раструбить об этом.
— Ты сказал «две цели». Вторая?
— Молодой швед уже передал КГБ кое-какие материалы. Убив его, мы сделали вид, будто серьезно отнеслись к утечке информации. На самом деле это была деза. Но человеческая кровь придала ей достоверности, и аналитики КГБ на нее купились.
— То есть и здесь удача.
— Да, если мыслить узкими рамками. Кстати, Кузьмин после этого случая получил повышение. Ну а теперь прокрути-ка немного назад и поставь вопрос по-другому: а был ли в этом смысл? В этот раз нам удалось обмануть КГБ, но это частность. А глобальные последствия — были ли они? И самое главное, стоило ли это человеческой жизни? Если бы этот парень остался жить, у него были бы дети, быть может, внуки. Десятки рождественских вечеров в кругу семьи, отпуска на горнолыжном курорте... — Джэнсон умолк. — Извини. Я не хотел наводить тоску. Ты еще слишком молода, и тебе это все равно не понять. Я только хотел показать, что иногда полученный приказ сводится к сплетению лжи. Причем тот, кто непосредственно тебе его отдает, может сам не догадываться об этом. Надеюсь, именно так обстоит и сейчас.
— Господи, — тихо произнесла женщина. — Нет, я все понимаю. Понимаю. Ты хочешь сказать, тебе приказали убрать этого парня — не объяснив настоящих причин.
— Приказ убить того, кто придет на связь с Кузьминым, был частью большого обмана. И одним из тех, кого обманули, был я. То, что говорится в директиве, и ее истинная суть -это две разные вещи.
— Господи, у меня голова кружится почище, чем от твоих ударов.
— Я не собирался тебя запутывать. Я только хочу, чтобы ты задумалась.
— Все равно все сводится к одному, — сказала женщина, и в ее голосе прозвучала горечь. — Почему? Почемус тобой хотят расправиться?
— Ты думаешь, я сам не ломаю над этим голову?
— В Кон-Оп о тебе ходили легенды, особенно среди нас, молодых. Джэнсон, ты даже не догадываешься, не представляешь себе, каким это было ударом, когда нам сказали, что ты предатель! Не может же это быть пустой прихотью!
— Прихотью? Нет, что ты. Люди, как правило, лгут для того, чтобы спасти себя, по крайней мере, чтобы извлечь какую-то выгоду. Чтобы приписать себе чужие заслуги. Или, наоборот, чтобы свалить на другого свою вину. Бывает, им везет, а они выдают результат за дело рук своих. Но ложь такого рода меня не волнует. Я говорю о «благородной лжи». Лжи, распространяемой из высших побуждений. Когда незначительных людей приносят в жертву высшей цели. — Он говорил с горечью. — Эти лгуны лгут во имя величайшего добра — или того, что они провозглашают величайшим добром.
— Ого! — Нахмурившись, женщина провела ладонью по лбу, словно пытаясь разобраться в собственных мыслях. — Я потеряла нить твоих рассуждений. Если тебя выставляют козлом отпущения, на то есть веские причины.
— Точнее, кто-то считает,что на то есть веские причины. И очень может статься, в будущем эти веские причины затронут кого-то другого из нас.