Незнакомцы на мосту Донован Джеймс

Судья Байерс. Хорошо. Делайте так, как находите нужным.

Вопрос. Насколько я понял из ваших показаний, о местонахождении трех тайников вы узнали в Москве из данных вам инструкций?

Ответ. Да, правильно.

Вопрос. А местонахождение тайников было сообщено вам, чтобы вы поддерживали связь с советскими должностными лицами, ведь так?

Ответ. Да, правильно.

Вопрос. Вы когда-нибудь встречались с кем-либо из этих советских должностных лиц?

Ответ. Я встречался, как уже упоминал, только со Свириным. Как я уже говорил, под определением «советские должностные лица» я имею в виду советских людей…

Донован. Ваша честь, я почтительно заявляю, что вся эта часть показаний чревата существенным ущербом для обвиняемого и является крайне нежелательной.

Судья Байерс. Не думаю, чтобы показания наносили ущерб кому-либо. Я согласен, что они довольно расплывчаты и неопределенны, но вредными их не нахожу. По-моему, он конкретно показал, что помещал в тайники информацию, предназначенную для определенных лиц, с которыми он никогда не встречался, не так ли?

Хэйханен. Да, правильно.

Томпкинс. В соответствии с инструкциями, полученными им в Москве.

Судья Байерс. Да. Я полагаю, более конкретно он показать не сможет, за исключением разве того, что имел дело є этим Свириным.

Хэйханен далее показал, что двадцать первого числа каждого месяца для осуществления того, что он назвал «зрительным контактом», ему предписывалось стоять около станции метро «Проспект-парк» при выходе на Линкольн-роуд. Чтобы его можно было опознать, на нем должен был быть цветной галстук и ему следовало курить трубку. Его показания по этому вопросу доставили присутствовавшим несколько веселых минут.

Вопрос. А вы помните, как вы были одеты в таких случаях?

Ответ. Я должен был надевать голубой галстук в красную полоску и курить трубку.

Судья Байерс. Голубой галстук с красным… чем?

Хэйханен. В красную полоску или с красными полосками, как правильно?

Томпкинс. В полоску.

Судья Байерс. В полоску?

Хэйханен. Да, в красную полоску.

Судья Байерс. И вы говорите, что должны были курить трубку?

Хэйханен. Да. Вообще-то я не курю, но в этом случае должен был курить.

Именно так Хэйханен встретился со Свириным. Сотрудник советского представительства в ООН передал ему пакет со сфотографированными на пленку письмами от его семьи, находящейся в России, а также послание, которое Хэйханен назвал первомайским поздравлением. Здесь же была записка, в которой сообщалось, что его семья здорова и «желает успехов». Таких встреч было две.

Хэйханен. Насколько мне помнится, я встречался с ним по меньшей мере дважды. Дело было осенью, так как шел дождь… полагаю, это было осенью. В тот вечер шел дождь, и, я думаю, это происходило осенью 1953 года. А может быть, это происходило в… возможно, это было весной 1954 года, потому что весной тоже идет дождь. Единственное, что я помню об этом вечере, так это то. что шел дождь.

Вопрос. Можете ли вы постараться сказать точнее, через сколько месяцев после первой встречи произошла эта встреча? Вы сказали, первая встреча произошла весной 1953 года. Так через сколько месяцев после той встречи вы во второй раз встретились со Свириным.

Ответ. Несмотря на все усилия, я этого вспомнить не могу.

Прокурор перестал спрашивать о Свирине и перешел к вопросу о финском моряке (псевдоним Аско), который выполнял функции курьера между Москвой и Нью-Йорком. Между Хэйханеном и моряком существовала договоренность о тайниках и местах для постановки сигналов. Одним из их тайников была телефонная будка в одном из баров Манхэттена.

В этом месте допроса судья зашевелился и без десяти четыре сделал знак Томпкинсу.

— Давайте сделаем перерыв, мистер Томпкинс, до завтра, до половины одиннадцатого утра.

Вторник, 15 октября

Обстановка и действующие лица были те же, однако дни не походили один на другой. Все заняли те же места, что и вчера. Через какое-то мгновение на месте свидетеля появится уже знакомая фигура.

— Соединенные Штаты против Абеля, — объявил клерк.

Томпкинс. Вызовите, пожалуйста, свидетеля.

Быстро пройдя по пыльному паркету, Рейно Хэйханен предстал перед судом, чтобы второй день давать показания. Вне суда Хэйханен носил большие темные очки. Эти очки, а также густые усы и, пожалуй, некоторая важность походки стали частью его маскировки. Он должен был начать новую жизнь в Соединенных Штатах и уже пытался создать свой новый облик — а может быть, просто так казалось.

Обвинитель начал с краткого повторения завершающих моментов предыдущего заседания.

Томпкинс. Мистер Хэйханен, в конце вчерашнего заседания я начал спрашивать вас об Аско. Насколько мне помнится, вы сказали, что знали его. Полагаю, вы дали мне также показания насчет тайников для связи с Аско…

Хэйханен стал рассказывать о тайниках, которыми пользовались он и Аско, а затем, что прозвучало довольно странно, сообщил, будто Марк приказал ему проверить благонадежность Аско.

Прошло всего пять минут с начала заседания, но я уже был преисполнен решимости не дать обвинению направлять, как вчера, показания свидетеля. Я медленно поднялся.

Донован. Ваша честь, прошу вычеркнуть этот вопрос из Протокола, если только не будут даны разъяснения, где и когда состоялся этот разговор.

Томпкинс (явно раздраженный). Если бы я разбирал свое собственное дело, ваша честь, я дал бы нужные показания. Полагаю, что имею право вести дело по-своему, а не так, как этого хочет мистер Донован.

Донован. Ваша честь, я проявил большое терпение, подчиняясь вашей вчерашней просьбе. Он не только разбирает свое собственное дело, но и является сам себе свидетелем.

Томпкинс (резко). Это смешно.

Донован. Я не возражаю против формы вопросов, я возражаю только против наводящих вопросов — и делаю это очень осторожно. С другой стороны, что касается неясных показаний, в данном случае относительно того, был ли этот разговор. Мы не знаем, когда он состоялся и где он происходил. Я просто хочу, чтобы в протоколе было бы об этом записано.

Судья Байерс. Ваше возражение записано. Полагаю, что его разговор с Марком можно принять за доказательство.

Повторяющиеся возражения защиты стали частью второго дня процесса. Мы, естественно, рисковали настроить присяжных против себя, но были убеждены, что этот риск необходим, чтобы протоколы суда не оказались заполненными не относящимися к делу неподтвержденными фактами и предвзятыми свидетельскими показаниями.

Абель полностью поддержал нашу тактику. Я слышал его высказывания на этот счет накануне вечером, после того как был объявлен перерыв и мне напомнили о том, что он сказал судье Абруццо в августе, когда впервые обратился с просьбой о защитнике. Он сказал, что хотел бы иметь адвоката, который дрался бы за него, а не стремился превратить суд в публичный спектакль. Полковник проявил удивительную осведомленность относительно последних американских процессов, особенно процессов над американскими коммунистами. Некоторые из них он назвал «интермедиями» и высказал ряд критических замечаний в адрес адвокатов.

Стоило мне только встать, чтобы от имени Абеля заявить протест, как сразу же почти у всех присутствующих возникало по отношению ко мне чувство враждебности. Они полагали, что я стремлюсь помешать «правительству» установить правду о русском шпионаже. Как цепная реакция, эта ненависть давала себя знать при малейшем моем движении. Пока я сидел спокойно, все было в порядке. Но как только я поднимался, она сразу же вырывалась наружу.

Много времени спустя после суда у меня была возможность спокойно посидеть и поговорить с одним из работников ФБР, который принимал участие в этом деле и присутствовал в качестве наблюдателя на всех заседаниях суда.

«Сидя тогда в зале, — сказал он, — мы видели в вас своего врага. Сначала мы ненавидели вас, представляя себе, каково было бы стоять на кафедре против вас. Но потом нам даже понравилось, как вы сражались за своего подзащитного. Некоторые из нас даже почувствовали к вам некоторую симпатию».

Томпкинс снова принялся задавать вопросы о первой встрече Хэйханена с Абелем. Свидетель рассказал, как они встретились в курительной комнате кинотеатра на Флашинге.

Вопрос. Говорил ли вам Марк во время этой первой встречи о том, где он живет?

Ответ. Нет.

Вопрос. Рассказывал ли он вам о том, где он… Работал он или нет?

Ответ. Не в первую встречу. Потом, позднее, во время других встреч, он говорил, что у него есть небольшое ателье где-то в Бруклине.

Донован. Возражаю.

Судья Байерс. Говорил ли он вам, что это за ателье?

Хэйханен. Он сказал, что это маленькое ателье, но подробно не рассказывал. Потом он как-то сообщил мне, что у него в Бруклине есть кладовая, где он хранит свое оборудование, рассказал, какое именно оборудование у него было и кое-что еще.

Донован. Можно ли отсюда сделать вывод, что все это было рассказано в эту встречу? В эту первую встречу?

Судья Байерс. Нет. Он же сказал, что это было в одну из других встреч, мистер Донован.

Донован. Он ни разу не упомянул о времени или месте этих встреч.

Судья Байерс. Вы знаете, что такое перекрестный допрос, не правда ли? Вы ведь опытный юрист.

Донован. Ваша честь, я знаю также, когда следует отклонять показания, которые суд не должен принимать.

Судья Байерс. Хорошо. Ваше возражение учтено и отклоняется.

Сегодня по сравнению со вчерашним днем наметилась новая тактика ведения процесса. Если накануне обвинение стремилось доказать, что Хэйханен был советским агентом, и вытягивало из него сведения о его повседневной работе, то теперь оно звено за звеном пыталось выковать цепь, связывавшую Хэйханена и Абеля. Обвинение намеревалось продемонстрировать власть Абеля над свидетелем.

«Это было в мае 1955 года, — сказал Хэйханен, — Марк сообщил мне о своей кладовой на Фултон-стрит».

Вопрос. Были ли вы когда-нибудь в этой кладовой?

Ответ. Да. Однажды я был там… Как-то вечером Марк сказал, что хочет передать мне кое-какое фотооборудование и что нам нужно пройти и взять его из кладовой. Мы пришли в дом № 252 на Фултон-стрит, где на четвертом или пятом этаже находилась его кладовая, Марк вынес кое-что из принадлежностей, и я отвез их в Ньюарк, штат Нью-Джерси.

Присяжные, пожалуй, еще не осознали полностью того, что они только что услышали. Если бы Абель не совершил этой непростительной ошибки, позволив своему подчиненному Хэйханену узнать, где находится его студия, то все могло бы обернуться иначе. Именно эта ошибка привела к аресту Абеля и затем к судебному процессу, в ходе которого на карту была поставлена его жизнь.

Томпкинс продолжал:

— А кроме фотографических принадлежностей, которые, как вы сказали, вы взяли, получили ли вы еще что-нибудь от Марка на Фултон-стрит, 252?

Ответ. Да, я взял также радиоприемник.

Вопрос. Что это был за радиоприемник?

Ответ. Коротковолновый радиоприемник.

Как сказал Хэйханен, они с Абелем отправились на машине в графство Уэст-Честер и там испытали этот радиоприемник возле водохранилища Кротон. Абель объяснил, что ему нужно было найти место, где он мог бы без помех принимать радиопередачи. Однако радиоприемник оказался неисправным («может быть, перегорел предохранитель или еще что-нибудь случилось»), поэтому Абель отдал его Хэйханену, сказав, что у него есть еще один в Бруклине.

Уточняя время этого события, Хэйханен сказал, что оно произошло во второй половине мая или в начале июня 1955 года, «до отъезда Марка в Москву». В течение дня он неоднократно датировал разговоры, встречи, сообщения, как случившиеся либо до, либо после «отъезда Марка в Москву». Ровно столько же раз я заявлял протест. В протоколах нет ничего, настаивал я, что говорило бы о том, что Абель когда-либо ездил в Москву.

Томпкинс. Мистер Хэйханен, в ваших показаниях вы, пытаясь уточнить дату, несколько раз ссылались… использовали фразу «до отъезда Марка в Москву». Уверены ли вы в том, что Марк действительно ездил в Москву? Говорили ли вы когда-нибудь с ним об этом? Давайте поставим вопрос таким образом.

Ответ. Да. Мы несколько раз говорили с ним о его поездке в Москву, и он уехал в Москву, насколько я помню, 10 июня 1955 года.

Вопрос. Знаете ли вы, каким образом он уехал в Москву? Пароходом, поездом или еще как-нибудь?

Донован. Возражаю.

Судья Байерс. Ну, если свидетель видел, как Марк уехал, он может сказать, что он видел, как тот отправился таким-то путем. Я думаю, он может так сказать.

Донован. Только если он видел, как Марк совершил беспосадочный полет до Москвы, только в этом случае он мог бы засвидетельствовать, что Марк отправился в Москву.

Томпкинс. Я снимаю свой вопрос.

Вопрос. Говорил ли вам Марк о том, что он едет в Москву?

Ответ. Да, говорил. Он сказал мне, что должен ехать через Австрию, а когда вернулся из Москвы и мы встретились, объяснил, что сначала он летел самолетом до Парижа, затем из Парижа выехал поездом в Австрию, а из Австрии… я уж не помню точно, как он отправился из Австрии.

Но на этом туманные вопросы и неопределенные ответы не закончились. Они возникали снова и снова.

Донован. Извините меня, ваша честь, не могли бы мы датировать события по нормальному календарю, указывая годы и месяцы, вместо того чтобы без конца повторять такую ссылку, как «поездка в Москву», которую нельзя доказать?

Судья Байерс. Какая вам разница, к чему мы будем это относить: к июню 1955 года или к поездке в Москву? Составит ли это для вас какую-нибудь разницу?

Томпкинс. Я не вижу никакой разницы.

Донован. Для меня это большая разница.

Томпкинс. Если мистер Донован объяснит мне, в чем разница, я с удовольствием сделаю то, что он хочет.

Судья Байерс. Я не могу согласиться на это, так как боюсь, что это будет целая речь.

Томпкинс. Хорошо.

Мои протесты все реже достигали цели. На этот раз я не сам сел на место, а меня посадили. Обвинение обратилось теперь к ранним встречам Абеля и Хэйханена. Томпкинс спросил, знал ли он местонахождение тайников Абеля, и Хэйханен ответил, что он может рассказать о тайниках под номерами 2, 4, 6 и 7.

В отличие от вчерашнего дня, их глаза ни разу не встретились. В течение всего этого второго дня, стоя на месте свидетеля перед судом, Хэйханен ни разу не посмотрел на Абеля. В свою очередь, и полковник редко отрывал глаза от своих записей. Он сознавал, что был главной фигурой драмы, разворачивающейся в зале суда.

У репортеров и всех остальных, кто день за днем сидел в зале, наблюдая за тем, как Абель делает заметки, что-то рисует и непринужденно разговаривает со своим защитником во время перерывов, невольно сложилось впечатление, что он холодный человек, бесстрастный наблюдатель, не заинтересованный в исходе процесса. Они не могли бы впасть в большую ошибку. Только железная самодисциплина позволяла ему сидеть молча и спокойно, никак не проявляя своих чувств. А ведь он переживал колоссальную физическую и эмоциональную пытку. Никто из нас не знал и того, что физически он был не очень-то здоровым человеком. У него было серьезное заболевание желудка, но никто никогда не слышал от него жалоб на состояние здоровья. Один правительственный чиновник рассказал мне позднее, что жена Абеля очень волновалась за его здоровье. Однажды она написала ему такое письмо в исправительную тюрьму в Атланте:

«Я уверена, что ты сможешь приспособиться к любым условиям, но все-таки сильно волнуюсь за твое здоровье. Я где-то прочитала в газетах, как кто-то сказал, что из-за слишком скромного образа жизни у тебя заболел желудок. Что это за болезнь, дорогой? Похоже ли это па то, что было у тебя, когда мы были вместе, неужели тебя опять мучает эта болезнь? Помнишь, какие ты тогда испытывал боли? Ты не мог глотать даже жидкую пищу. Если это опять то же самое заболевание, то как это ужасно! Я знаю, ты никогда не скажешь, что у тебя плохое здоровье, разве только тогда, когда будет уже очевидно, что дело действительно плохо, но, пожалуйста, сообщи мне правду».

После вопроса о тайниках Абеля и местах, где он ставил знаки, Томпкинс перешел к вопросу о шпионских заданиях, которые давал Хэйханену Абель.

В ходе подробного допроса Хэйханен рассказал о пяти таких поручениях. Они были незначительными и в основном безуспешными. В одном случае он отправился в штат Массачусетс (он не мог вспомнить город, помнил только, что он находился около Бостона), чтобы определить местожительство одного шведского инженера-судостроителя по имени Олаф Карлсон. Он предполагал, что нашел нужного человека, но все же не был уверен, так как в его задание входило только определить его местонахождение, а не говорить с ним.

Хэйханен показал также, что он и Абель ездили по штатам Нью-Йорк, Нью-Джерси и Пенсильвания («просто для… мы сделали несколько фотографий»), и затем описал две поездки за город в поисках хорошего места для передачи радиосообщений. Первую из них они совершили в штат Нью-Йорк, вторую — в один из населенных пунктов штата Нью-Джерси. Абель отказался от покупки помещения в Нью-Джерси из-за его дороговизны — пятнадцать тысяч долларов. Он не стал нанимать и помещение в Хопуэлл-Джанкшен, но не объяснил Хэйханену почему.

Томпкинс спросил свидетеля, обсуждал ли он с Абелем причины этих двух последних поездок.

Хэйханен. Да, он объяснил мне, что эта секретная радиостанция должна передавать сообщения в Москву для руководства.

Вопрос. Говорил ли вам когда-либо Марк, что он осуществлял радиопередачи?

Ответ. Он говорил только о передаче сообщений через тайники, а не с помощью радио. Но он мне говорил, что получает радиосообщения.

Вопрос. Рассказывал ли он вам, как он получает эти радиосообщения? Каким образом?

Ответ. Да, рассказывал… Он говорил, что записывал радиосообщения на магнитофон, а затем с магнитофонной ленты переносил их на бумагу и расшифровывал.

Вопрос. Можете ли вы сказать, была ли у подсудимого какая-либо радиопередающая аппаратура?

Ответ. Раза два он упоминал об азбуке Морзе.

С точки зрения обвинения, наиболее важным заданием Хэйханена было определение местонахождения Роя Роудса (кличка Квебек). В соответствии с полученными из Москвы Указаниями он должен был направиться в Ред-Банк, штат Нью-Джерси, где семья агента, как предполагали, владела тремя гаражами. Однако, прежде чем Хэйханен начал свой рассказ, произошло состязание в остроумии. Такие турниры были типичны для всего процесса. Совершенно неожиданно его начал я.

Донован. Не могли бы мы узнать, ваша честь, когда он получил эти указания?

Судья Байерс. Вы полагаете, что мы должны узнать это сейчас или мы можем это узнать, когда вы начнете перекрестный допрос?

Донован. Полагаю, нам нужно знать это сейчас, ваша честь, чтобы мы могли…

Томпкинс. Ваша честь, я задал вопрос свидетелю, получил ли он это задание или нет, и, как только он начинает мне рассказывать об этом задании, я тут же слышу возражения относительно даты.

Судья Байерс. Да. Вы знаете, каковы адвокаты, мистер Томпкинс.

Донован. Ваша честь, вчера он показывал, будто это было весной, ибо шел дождь, а потом он заявил, что это могло быть и осенью, ибо осенью тоже идут дожди.

Томпкинс. Мистер Донован, как видно, ведет учет?

Судья Байерс. Нет, это немного не по существу, вот и все.

Рой Роудс был американским солдатом, оказавшимся связанным с русскими, после того как скомпрометировал себя во время военной службы, которую он проходил в нашем посольстве в Москве. Хэйханен объяснил, что ни он, ни Марк не смогли разыскать Роудса и его семью в Ред-Банк и что по указанию Марка он запросил дополнительную информацию. Из Москвы сообщили, что у Квебека были родственники в штате Колорадо. На этот раз Хэйханен поехал туда один. Из Салиды (Колорадо) он позвонил по телефону семье Роудса в расположенный неподалеку населенный пункт Говард и узнан от его сестры, что солдат в то время находился в Таксоне (Аризона).

Вопрос. Насколько я понимаю, по возвращении вы доложили Марку, что нашли Роудса в Таксоне, штат Аризона?

Ответ. Да, это так.

Вопрос. Обсуждался ли еще вопрос о Квебеке?

Ответ. Да, Марк говорил, что, поскольку у него есть еще несколько агентов, он не может предпринять такую дальнюю поездку и что мне придется самому отыскать Квебека.

(Это единственная за весь процесс ссылка на «других агентов», которые так и не были названы.)

Вопрос. Говорил ли вам Марк когда-либо, зачем нужно было разыскивать Квебека?

Ответ. Да. Тогда, еще до этой поездки в Колорадо, он передал мне послание на пленке, в котором содержалась дополнительная информация о Квебеке. Там были указаны его кличка, его настоящее имя, место рождения и работы, сведения о его родителях и родственниках.

Вопрос. Какого рода была эта пленка?

Ответ. Это была обычная тридцатипятимиллиметровая пленка, но позднее я сделал из нее мягкую пленку.

Вопрос. Что говорил вам Марк по этому поводу?

Ответ. Он сказал, что Квебек может быть хорошим агентом, потому что он… некоторые из его родственников и он работают на военных предприятиях. Он имел в виду брата Квебека, который работал на каком-то атомном заводе.

Хэйханен затем опознал копию пленки, которую он прятал в пустотелом болте в своем доме в Пикскилле. Обвинение не представило ее в качестве вещественного доказательства. Возможно, оно решило попридержать ее для более серьезного момента.

Свидетель закончил свои показания о Роудсе сообщением о том, что Абель позднее попросил его не беспокоиться о Квебеке, сказав, что по пути в Москву он сам попытается связаться с ним. Москва, очевидно, изменила его намерения. Вернувшись, Абель заявил, что не виделся с Роудсом и не разговаривал с ним. Это было все.

Когда Томпкинс спросил Хэйханена о его поездках с Абелем за пределы города, допрос принял нозое направление.

Вопрос. Не посещали ли вы Бэр-Маунтин-парк во время одной из этих поездок?

Ответ. Да, посещали.

Вопрос. И какова была цель этого посещения?

Донован. Возражаю.

Судья Байерс. Разговаривали ли вы с Марком относительно поездки в Бэр-Маунтин-парк?

Ответ. Да.

Судья Байерс. Что он сказал?

Ответ. Он сказал, что нам нужно найти одно или два места, чтобы спрятать деньги.

Томпкинс. Сколько денег?

Ответ. Пять тысяч долларов.

Вопрос. А теперь не расскажете ли вы нам, что он еще сказал?

Ответ. Он сказал, что эти пять тысяч долларов мы должны будем отдать жене агента Стоуна.

Вопрос. Жене агента Стоуна?

Ответ. Да.

Вопрос. Стоун — это кличка?

Ответ. Да. Кличка.

Вопрос. Не скажете ли вы нам имя жены Стоуна?

Ответ. Его жену зовут Элен Собел.

Томпкинс (медленно, произнося по буквам). С-о-б-е-л?

Ответ. Правильно.

Это произошло быстро и неожиданно. Это было сказано и записано в протокол. Абель был связан с супругами Розенбергами, потому что Мортон Собел проходил по делу Розенбергов. Юлиус и Этель Розенберга были осуждены за передачу русским во время второй мировой войны жизненно важной информации об атомном оружии Соединенных Штатов. Они были казнены в 1953 году.

Вопрос. Что вы должны были сделать с деньгами, спрятанными в Бэр-Маунтин-парке?

Ответ. Марк сказал, что мы должны будем разыскать жену Стоуна и попросить ее приехать в Бэр-Маунтин-парк, где мы могли бы поговорить и передать ей деньга.

Вопрос. А вы действительно спрятали деньги в Бэр-Маунтин-парке?

Ответ. Да, мы спрятали.

Вопрос. Хорошо. Приводили ли вы когда-либо в последующее время Элен Собел в Бэр-Маунтин-парк?

Ответ. Нет, не приводили.

Вопрос. А что вы сделали после того, как спрятали деньги? Покинули Бэр-Маунтин-парк?

Ответ. Да, покинули… Марк сказал мне, будто имеется указание о том, чтобы я передал эти деньги Элен Собел.

Вопрос. Не сказал ли он вам, от кого он получил эти указания?

Ответ. Из Москвы.

Хэйханен сообщил, что это было в июне 1955 года. Поскольку Абель готовился к поездке в Москву, задание по передаче денег миссис Собел выпало на его долю. Абель сказал, что он несколько раз пытался установить контакт с этой женщиной, но ему всегда мешал полицейский, стоявший на посту недалеко от ее квартиры в Манхэттене. Хэйханен пояснил, что он должен был подтвердить свою личность с помощью письма, переданного Абелю человеком, который завербовал Стоуна.

Вопрос. Как вы спрятали деньги? Все вместе или как?

Ответ. Нет, в двух разных местах: три тысячи и две тысячи долларов.

Судья Байерс. Почему бы вам не удовлетворить наше любопытство? Были ли банкноты в коробке или в чем-либо еще? Они не были завернуты во что-нибудь?

Хэйханен. Да, они были завернуты в целлофановый мешок и газету.

Судья Байерс. Кто их завертывал?

Хэйханен. Марк.

Судья Байерс. Видели ли вы, как он это делал?

Хэйханен. Нет, я не видел, как он это делал, но видел эти два пакета.

Судья Байерс. У него?

Хэйханен. Да. А затем мы спрятали их вместе в Бэр-Маунтин-парке.

Томпкинс. Выполнили ли вы указания Марка — передали ли миссис Собел эти пять тысяч долларов?

Хэйханен. Нет, не выполнил.

Вопрос. Доложили ли вы о том, что вы сделали?

Ответ. Да, доложил.

Вопрос. И что вы сообщили о своих действиях?

Ответ. Я сообщил, что нашел Элен Собел и вручил ей деньги, попросив ее расходовать их осторожно.

Сидевший за столом защиты Абель написал в своем блокноте «X. сообщил позднее, что он нашел Собел и передал ей деньги, сказав, чтобы она соблюдала осторожность, расходуя их». Затем он подчеркнул эту фразу. Это был единственный случай, когда он таким образом обратил внимание на какую-то часть показаний кого-либо из свидетелей. Однако профессорское выражение его лица ни разу не изменилось.

По словам Хэйханена, он послал доклад в Москву через тайник. В ответном сообщении ему снова предлагалось пойти к миссис Собел, поговорить с ней и выяснить, нельзя ли использовать ее в качестве агента. Обвинитель Томпкинс спросил, не знает ли он, была ли прежде миссис Собел советским агентом.

Хэйханен. Когда Марк сказал мне, что деньги должны быть переданы жене Стоуна, он пояснил, что для советской разведывательной практики обычна одновременная вербовка и мужа и жены.

Вопрос. Таким образом, вы поняли из объяснений Марка, что оба — и муж и жена — были агентами Советского Союза?

Ответ. Да.

Последующие события, сказал Хэйханен, произошли по возвращении Абеля из Москвы. Абель сообщит, что ему поручили уплатить миссис Собел еще пять тысяч долларов. В связи с этим он приказал Хэйханену организовать встречу с этой женщиной.

Вопрос. Встречались ли вы с Элен Собел?

Ответ. Нет.

Вопрос. Поддерживали ли вы связь с ней?

Ответ. Нет, но Марк сказал мне, что эти пять тысяч долларов он получил в банке.

Вопрос. Это не те пять тысяч долларов, которые вы спрятали?

Ответ. Нет.

Вопрос. Были ли у вас после этого разговоры с подсудимым Марком об Элен Собел?

Ответ. Нет.

Затем обвинитель обратился к суду с просьбой сделать перерыв.

Без лишних слов судья Байерс объявил перерыв до двух часов.

Выйдя из здания суда, мы перешли через площадь, направляясь а ресторан «Джо» на Фултон-стрит. Во время судебного заседания мы не услошшвались, где будем завтракать, но по местному обычаю ходили в самый популярный ресторан, представлявший собой своего рода кусочек старого Бруклина. Ресторан был большой, всегда переполненный, шумный, с усыпанным опилками полом. Обслуживание и пища, особенно бобовый суп, были неизменно хороши.

По окончании перерыва мы пошли обратно в суд, останавливаясь по дороге у газетных киосков, чтобы взглянуть на заголовки свежих газет. Наш судебный процесс все еще занимал первые полосы газет. Самый последний заголовок гласил: «Связь Абеля с Розенбергами». Между тем в Манхэттене миссис Собел отрицала, что она и ее муж когда-либо занимались шпионажем. Она сказала, что «не имеющие никакого смысла показания Хэйханена были сделаны просто с целью замарать меня… Все, о чем она просила, — это только право на свидание с мужем».

Сидевший на своем обычном месте Хэйханен походил на печального клоуна. Судя по его собственным показаниям, он был настолько неуклюжим и малополезным работником, что становилось все труднее воспринимать его как вражеского агента, представлявшего какую-нибудь опасность для нашего государства.

Обвинитель хотел выяснить, где и когда Хэйханен встретился с Абелем после возвращения полковника. Где состоялась встреча? Они не встречались с июня 1955 года по июль следующего года.

Хэйханен. Произошло недоразумение. Когда я получил сообщение, в нем было сказано: «Я хотел бы встретиться с вами на прежнем месте».