Незнакомцы на мосту Донован Джеймс

Ответ. Я не заделывал их.

Вопрос. А что вы сделали с передними окнами?

Ответ. Я покрыл передние окна мастикой для мытья стекол, потому что они были очень грязными, и решил оставить эту мастику до тех пор, пока не открою свое дело. А поскольку я его так и не открыл, то и не смыл этот раствор.

Вопрос. Как долго вы там жили?

Ответ. Около года.

Вопрос. Все время, пока у вас было это «прикрытие» для шпионской работы, вы являлись владельцем фотоателье, которое так и не открылось и оставалось с замазанными передними окнами. Это правильно?

Ответ. Правильно.

Вопрос. Теперь я хочу, чтобы вы хорошо подумали, мистер Хэйханен. Пока вы жили по этому адресу с вашей женой номер два…

Обвинитель (нетерпеливо). Ох, ваша честь, пожалуйста… я не думаю, что допустимо давать характеристику.

Судья Байерс (спокойно). Кажется, в отношении цифр он прав? Не правда ли?

Ответа не последовало. Таким образом, возражение отклонено. Обвинитель садится на свое место.

Вопрос. Я хочу, чтобы вы хорошенько подумали. Обратитесь к своей памяти. Пока вы жили там, для вас когда-нибудь вызывали «скорую помощь»?

Ответ. Да.

Вопрос. Эту «скорую помощь» вызывала полиция?

Ответ. Нет.

Вопрос. Не будете ли вы добры объяснить, как все-таки была вызвана «скорая помощь»?

Вчера поздно вечером наш частный сыщик позвонил нам из Ньюарка. Он нашел наконец владельца дома на Берген-стрит и расспросил его. Этот человек заявил, что он не хотел бы быть «причастным», потому что у него в России есть родственники, и просил не привлекать его в качестве свидетеля. Однако он подтвердил все, что мы узнали раньше о Хэйха-нене. Он рассказал, что зашел однажды к Маки с целью получить деньги за квартиру, которые тот ему задолжал, и вызвал «скорую помощь», увидев, что Хэйханен был весь в крови и кровь разбрызгана по всем комнатам.

Ответ. Владелец дома зашел к нам, и он вызвал «скорую помощь».

Вопрос. Почему, если вам известно?

Томпкинс. Прошу, ваша честь, одну минуту. Я хотел бы знать, какое отношение этот вопрос имеет к делу, ваша честь.

Донован. Этот вопрос, ваша честь, важен потому, что если вам нужно…

Судья Байерс. Вам не обязательно произносить речь, когда мистер Томпкинс говорит, что он хотел бы что-нибудь знать. Мы все хотели бы знать. Мы будем успешно двигаться вперед, если вы продолжите ваш допрос.

Вопрос. Знаете ли вы, почему была вызвана «скорая помощь»?

Ответ. Да, знаю.

Вопрос. Так скажите нам.

Ответ. Мы упаковывали веши, собираясь съехать с этой квартиры. И когда я перерезал веревку на одном из тюков, моя рука соскользнула и я порезал ногу.

Вопрос. Насколько серьезна была эта рана?

Ответ. Она была, может быть, с полтора дюйма.

Вопрос (он был задан быстрее и повышенным тоном). Значит, это факт, что владелец дома вызвал «скорую помощь» потому, что кровь была разбрызгана по всему помещению?

Хэйханен (отпрянув). Да. Не по всему помещению, а в двух комнатах.

Донован (с ударением на слове «да»). Да. А не факт ли то, я спрашиваю вас, что ваша жена номер два ранила вас в пьяной драке? Не так ли?

Ответ. Нет, это неправда. Я могу дать более подробный ответ, если вы пожелаете, о том, что случилось.

Вопрос. Если вы отрицаете, что она ударила вас ножом, я больше ничего не могу поделать.

Ответ. Она не ударяла. Она не ударяла.

Вопрос. Не правда ли, что полиция по разным причинам посещала вашу квартиру?

Ответ. По разным причинам? Нет.

Вопрос. Несколько раз?

Ответ. Только однажды.

Вопрос. Не расскажете ли об обстоятельствах?

Ответ. Как я уже объяснил, это случилось, когда была вызвана «скорая помощь». С ней приехала полиция.

Вопрос. Я не говорю об этом случае. Я спрашиваю, приезжала ли ньюаркская полиция к вам в другое время, пока вы жили там.

Ответ. Она никогда не бывала в нашем помещении, пока мы жили там.

Вопрос. Не пыталась ли она проникнуть туда в одну из ночей?

Ответ. Не знаю, но… я думаю, никто не пытался, иначе я открыл бы дверь и спросил, кто там, если бы я находился внутри.

Это было все равно, что держать зеркало перед Хэйхане-ном и спрашивать, что он там видит. Этим зеркалом был, конечно, доклад нашего частного сыщика. То, что якобы видел Хэйханен, было преднамеренно им извращено. Безусловно, он не знал, как много мы знали о нем, и поэтому его ответы представляли собой тяжелую смесь лжи, полуправды, хитрости — и все это было плохо переведено его медлительным балтийским мозгом на английский язык.

Вопрос. Правда ли, что в один из этих случаев вы били свою жену?

Ответ. Нет, неправда.

Судья Байерс. Одну минуту. Вам придется иначе сформулировать свой вопрос. Я не понимаю, что вы имеете в виду под словами «один из этих случаев». Он сказал, что полиция была там только один раз, насколько ему известно. Поэтому, пожалуйста, измените форму вопроса. Была ли полиция там больше, чем один раз?

Хэйханен. Нет, только один раз, со «скорой помощью», как я уже объяснил.

Я снова отступил и сделал паузу, позволив присяжным поразмыслить над последним вопросом, и затем начал наступление с другого конца, не теряя из виду цели.

Вопрос. Помните ли вы булочную рядом с домом № 806 по Берген-стрит?

Ответ. Да, помню.

Вопрос. Правда ли, что однажды вы вошли в эту булочную со своей женой, купили буханку хлеба, затем бросили ее на пол и приказали жене поднять ее? Правда это или нет?

Мне нужен был простой ответ из одного слова. Вместо этого был заявлен протест.

Томпкинс. Я не вижу, какое отношение…

Хэйханен (прерывая). Когда?

Томпкинс (продолжая).…имеет бросание хлеба на пол к этому делу о шпионаже?

Донован. Ваша честь, по-моему, он ответил.

Хэйханен. Нет, я задал вам вопрос, когда это было. Я не могу вспомнить этого сейчас.

После трехдневного пребывания на месте для свидетеля даже такой тупица, как Хэйханен, приобретает навыки в зашите. Он заучил несколько словесных штампов, используемых в суде, и теперь попытался применить их, добавляя: «Насколько мне помнится».

Донован (недоверчиво). Вы считаете это таким обычным инцидентом, что даже не можете вспомнить его?

Хэйханен. Это не обычный случай, нет. Но именно потому, что он необычный, мне кажется, что его не было. Может быть, вы напомните, когда он произошел?

Вопрос. Вы отрицаете, что он когда-либо имел место?

Ответ. Я только спросил, не сможете ли вы подсказать мне, когда он произошел.

Вопрос. Если вы даже не можете вспомнить такой инцидент…

Ответ. Нет, может быть, я вспомню, что в то время я был даже в другом городе. Вот поэтому я и хотел бы знать.

Мы три раза возвращались к этому, и он не отрицал, что этот эпизод имел место. Это было уже хорошо. Теперь нужно было закрутить тиски сильнее.

Вопрос. Когда вы жили на Берген-стрит, вы выпивали?

Ответ (откровенно). Да, выпивал.

Вопрос. Как много?

Ответ (хитро). В разное время по-разному и разное количество.

Вопрос. Какое наибольшее количество спиртного вы выпивали за один вечер, пока жили по этому адресу?

Ответ. Около пинты.

Вопрос. Одну пинту?

Ответ. Да.

Судья Байерс (проявляя интерес). Чего?

Хэйханен. Пинту водки.

Вопрос. Не признаете ли вы, что, пока вы жили там, на Берген-стрит, вы, как правило, выбрасывали большое число бутылок из-под вина? Это правда?

Томпкинс. Что… Я хотел бы знать, что мистер Донован называет большим числом бутылок из-под вина.

Донован. Для меня пинта водки была бы большим, но я просто задаю вопрос, ваша честь.

Томпкинс. Что является большим количеством для мистера Донована? Пинта?

Судья Байерс. Мне представляется, что свидетель может рассчитывать на более точный вопрос. Большое число бутылок за большой промежуток времени — это одно! Большое число бутылок за день или два — это совсем другое дело. Поэтому он имеет право знать, о чем вы его спрашиваете.

Вопрос. Не выбрасывали ли вы в мусорный ящик, по крайней мере раз в неделю, четыре или пять бутылок из-под виски или из-под других спиртных напитков?

Ответ. Иногда я выбрасывал их раз в неделю. Иногда раз в три недели. У меня было четыре комнаты и большая кладовая, и поэтому было достаточно места, где я мог держать пустые бутылки.

Вопрос. Все время, насколько можно понять из ваших показаний, пока вы жили там, за замазанными окнами, и выбрасывали эти бутылки из-под вина и…

Судья Байерс {резко). Не было никаких показаний относительно того, что его окна были замазаны или что он выбрасывал что-либо. Если вы его цитируете, делайте это, пожалуйста, точно. Он заявил, что его окна были покрыты полосами мастики. Это первое. Он не давал показания, что выбрасывал большое число бутылок из-под вина. Это второе. Поэтому прошу начать снова и выражаться более точно.

Хэйханен покрыл передние окна мастикой для мытья стекол и дал также показания о том, что он выбрасывал накапливавшиеся у него бутылки из-под вина раз в неделю или раз в три недели. Я чувствовал, что судья ошибается, однако я должен был заниматься свидетелем. У него была слабая позиция, и я хотел, чтобы он продолжал оставаться в таком положении.

Вопрос (игнорирующий замечание судьи). И когда к вам вызвали «скорую помощь» в сопровождении полиции из-за раны на вашей ноге, вы, как мы понимаем, были подполковником советской разведки и вам поручено было осуществлять секретную операцию по прикрытию шпионажа. Правильно ли это?

Томпкинс. Одну минуту. Имеются ли доказательства, что «скорую помощь» сопровождал полицейский?

Донован. Да, насколько я понимаю, он так об этом сказал.

Судья Байерс. По-моему, он не говорил о том, что «скорую помощь» сопровождала полиция. Мне помнится, он сказал, что полиция была послана со «скорой помощью».

Донован. Нет, ваша честь, владелец дома вызвал «скорую помощь», и в связи с характером ранения присутствовал полицейский.

Вопрос (Хэйханену). Это правда?

Томпкинс. Одну минуту. Я считаю, что этот вопрос спорный.

Судья Байерс. Он действительно спорный и вызвал многословные рассуждения. Если бы он ответил на простой вопрос, каково было его положение в 1953 году, это сэкономило бы время и предотвратило недоразумение. Вы хотели бы задать такой вопрос?

Донован. Нет, ваша честь. (Меняя направление удара.) Теперь, возвращаясь к вопросу о выпивке, я хочу спросить, мистер Хэйханен, вы все еще пьете?

Ответ. Да.

Вопрос. Сколько вы выпили вчера?

Ответ. За весь день?

Снова хорошо для нас! Хэйханен мыслит как алкоголик. Он с готовностью и быстро начинает рассуждать. Я могу представить его рассказывающим одному из Великих Братьев в Ассоциации анонимных алкоголиков: «Я прикладывался десять или двенадцать раз — но за весь день. Мы начали немного рано…»

Вопрос. В течение всего дня и вечера.

Ответ. Около четырех стопок, какие подают в баре.

Вопрос. Пили ли вы что-нибудь сегодня утром?

Ответ (простодушно). Я пил сегодня утром кофе и завтракал.

Вопрос. (Здесь я ничего не терял.) И ничего спиртного?

Ответ. Нет.

Томпкинс. Я все еще, ваша честь, не понимаю, какое отношение такого рода вопросы имеют к заговору с целью шпионажа?

Судья Байерс. Это может помочь разобраться в том, насколько можно верить свидетелю.

Это был финал.

Теперь я стал заканчивать перекрестный допрос. Взяв письменные показания Хэйханена на тридцати семи страницах, сделанные им для ФБР, я представил их в качестве вещественного доказательства и затем медленно прочел присяжным отрывок из них, напомнив, что свидетель написал это своею собственной рукой:

«Я жил и работал в Финляндии с июля 1949 по октябрь 1952 года. Там я получил американский паспорт и прибыл в Нью-Йорк в октябре 1952 года. Я не занимался шпионажем и не получал от кого-либо шпионских или секретных сведений за время пребывания за границей — ни в Финляндии, ни в Соединенных Штатах Америки».

Донован. Вопросов больше нет, ваша честь.

Томпкинс ни разу не затронул это любопытное и противоречивое признание Хэйханена. По этому поводу он задал вскользь только один-единственный за все время перекрестного допроса вопрос.

Вопрос. Мистер Хэйханен, зачем вас послали в Соединенные Штаты?

Ответ. Я был послан в Соединенные Штаты в качестве помощника Марка для ведения разведывательной работы.

Хэйханен покинул место свидетеля. Спустя четыре года он будет мертв — погибнет в автомобильной катастрофе на Пенсильванском шоссе.

Дело перешло к обвинению. Остаток утра и после обеда обвинение продолжало укреплять свою цепь доказательств, добавляя детали и вскрывая подоплеку того, что уже было записано в протокол. Место свидетеля заняли пять второстепенных свидетелей: четыре агента ФБР и миссис Эрлен Браун из Радиума (Колорадо), сестра сержанта Роя Роудса. Миссис Браун сообщила, что весной 1955 года ей позвонил какой-то человек — «у него был очень сильный акцент» — и спросил про ее брата Роя.

В конце этого дня, как раз перед самым перерывом, было получено еще одно показание об этой загадочной фигуре, Роудсе. Это было «неожиданное» свидетельство, приблизившее этого американского солдата к залу суда и выдвинувшее его имя в газетные заголовки, информирующие о процессе, в котором он скоро должен был стать главной фигурой. За два дня до этого Хэйханен рассказал о своих поисках Роудса и сообщил, что Москва направила заснятое на микропленку послание со справкой на этого Джи Ай[7]. Работники ФБР, сменявшие один другого в качестве свидетелей, своим лаконичным и точным языком описали, как эта микропленка была найдена в болте, завернутом в обертку из-под хлеба фирмы «Дюган Бразерс» в доме Хэйханена в Пикскилле. Из вашингтонской лаборатории ФБР прибыл специальный агент Фредерик Е. Уэбб, эксперт по почеркам и оттискам с пишущих машинок, для того чтобы продемонстрировать присяжным увеличенные снимки этого болта и огласить сообщение о Роудсе, полученное, как предполагают, Абелем и переданное затем Хэйханену.

«Квебек. Рой А. Роудс, родился в 1917 году в Ойлтоне (Оклахома). Старший сержант военного министерства США. Ранее работал сотрудником американского военного атташе в нашей стране. Заведовал гаражом посольства.

Завербован в январе 1952 года в нашей стране, из которой он выехал в июне 1953 года. Завербован на основе компрометирующих материалов, но связан с нами также своими расписками и собственноручно написанной информацией, которую он нам передал.

Прошел в министерстве подготовку для работы шифровальщиком, перед тем как получил назначение на работу и посольстве. Однако в посольстве к шифровальной работе не привлекался.

После отъезда из нашей страны должен был быть направлен в школу связи армейской разведывательной службы, размещавшейся в городе Сан-Луис (Калифорния). Там он должен был пройти подготовку для работы механиком по шифровальным машинам. Изъявил согласие продолжать сотрудничать с нами в США или в любой другой стране. Была достигнута договоренность о том, что он направит в наше посольство специальные письма. Однако в течение всего прошлого года не получено ни одного письма. Недавно стало известно, что Квебек живет в Ред-Банк (Нью-Джерси), где владеет тремя гаражами. Ими распоряжается его жена. Его собственное положение в настоящее время неизвестно. Его отец, м-р У. А. Роудс, проживает в США. Его брат также находится в Соединенных Штатах, работает инженером на атомном заводе где-то в штате Джорджия вместе с шурином и его отцом».

Судья сообщил Томпкинсу и мне, что из-за ранее назначенных дел он не сможет присутствовать завтра утром. Поэтому мы договорились сделать перерыв до утра понедельника, и об этом решении он объявил присяжным.

Мы уходили из зала суда, имея и плюсы и минусы. Судья Байерс открыл утром заседание, отказав нам в свободном доступе к заметкам ФБР. Тем не менее мы полагали, что защита в значительной степени дискредитировала Хэйханена как свидетеля, которому можно верить.

В одном газетном отчете говорилось: «Перекрестный допрос, проведенный м-ром Донованом, показал, что, каковы бы ни были причины для его (Хэйханена) нелегального приезда в эту страну в 1952 году, советское правительство не получило от него никакой пользы».

Нам теперь нужно было подготовиться к встрече с мастером-сержантом армии США Роем Роудсом, который должен был выступать в качестве свидетеля. Вне суда обвинение объявило, что «в начале следующей недели» сержант будет давать показания. А между тем, нагнетая таинственность, которой был окружен этот человек, ходили слухи, будто он был американским контрразведчиком.

«Хотя нет никаких данных, которые подтверждали бы это, — сообщалось в одной из газетных заметок, — по общему мнению обозревателей, присутствующих на судебном процессе, сержант Роудс будет представлен как контрразведчик, преднамеренно завлекший русских в ловушку».

Понедельник, 21 октября

Пятый день, вторая неделя.

По словам представителей обвинения, у него было припасено для дачи показаний более пятидесяти свидетелей.

И если целых четыре дня изо дня в день мы лицезрели только одного свидетеля, то теперь перед нами промелькнули целых четырнадцать свидетелей, оставивших после себя след лишь в виде ста пятидесяти восьми страниц протокола показаний.

Первым свидетелем в понедельник выступил Берт Сил-вермен, художник, бывший другом «Эмиля Голдфуса из Бруклина».

Представителем обвинения был теперь помощник обвинителя Мароней.

Вопрос. Знаете ли вы некоего Эмиля Голдфуса?

Ответ. Да.

Вопрос. Видите ли вы его в зале суда?

Ответ. Да.

Вопрос. Не укажете ли вы, где именно вы его видите?

Свидетель указал на Абеля. Теперь Абель был положительно изобличен как обманщик. Однако обвинение вызвало Сил-вермена не для того, чтобы опознать Голдфуса-Абеля, человека со многими лицами, а чтобы опознать его пишущую машинку, найденную сотрудниками ФБР в его студии на Фултон-стрит.

— Это, по всей вероятности, та машинка, которую я брал на время у мистера Голдфуса. Мне помнится, это было в конце апреля или около того.

После того как Мароней представил эту пишущую машинку (портативную машинку «Ремингтон», серийный номер 1128064) в качестве вещественного доказательства, Силвермен ему больше не был нужен. Мы устроили краткий перекрестный допрос, а затем полностью завладели свидетелем.

Вопрос. За время вашего знакомства с обвиняемым заходили ли вы к нему по каким-либо поводам?

Ответ. Да.

Вопрос. Часто вы с ним разговаривали?

Ответ. Да.

Вопрос. И вы были друзьями с обвиняемым? Вы и ваша жена были в дружеских отношениях с обвиняемым в течение всего этого периода, не правда ли?

Ответ. Да.

Вопрос. А какова была репутация обвиняемого среди жителей вашего района в отношении его честности и прямоты?

Было внесено возражение, и судья выступил на авансцену.

Судья Байерс. О, я думаю, что разрешу этот вопрос. Обсуждали ли вы когда-либо его репутацию с другими людьми?

Силвермен. Да, совершенно определенно.

Судья Байерс. В отношении его правдивости?

Силвермен. Да. Она была безупречна.

Вопрос {повторяя). Безупречна?

Ответ. Да.

Вопрос. Не слышали ли вы когда-либо что-нибудь плохое о подсудимом?

Ответ. Нет.

Судья Байерс. И эти разговоры относились к человеку по имени Голдфус?

Силвермен. Да.

Затем появился Гарри Макмюллен, бывший в течение двенадцати лет управляющим студиями в доме № 252 по Фул-тон-стрит. Перейдя через улицу, ведущую к суду, он стал свидетелем. Он указал на Абеля как на съемщика студии № 505, а также кладовой в № 509, в конце холла.

Вопрос. Знаете ли вы, занимался ли он каким-либо делом?

Ответ. Нет, я никогда никого там не видел.

Вопрос. Вы никогда никого там не видели? Что вы имеете в виду?

Ответ. Он только рисовал.

В задачу Макмюллена как свидетеля обвинения входило рассказать присяжным, как в середине 1955 года Абель уехал в отпуск и отсутствовал пять или шесть месяцев. Затем, в апреле 1957 года, он внес наличными плату за май и июнь, объяснив, что у него воспаление пазух и что он собирается уехать из города в отпуск.

— С тех пор я его больше не видел, — сказал управляющий в завершение прямого допроса.

Пришел наш черед вести перекрестный допрос.

Вопрос. Обсуждали ли вы репутацию подсудимого с кем-либо из этих людей (находящихся в зале)?

Ответ. Вы имеете в виду в последнее время?

Вопрос. В любое время.

Ответ. Нет, насколько я знаю. Я имею в виду, что он был квартиросъемщиком, аккуратным квартиросъемщиком.

Вопрос. Он был хорошим жильцом?

Ответ. Да.

Быстро сменяя друг друга, дали показания и затем ушли четыре свидетеля. Каждый из них рассказал о той роли, которую они сыграли в обнаружении и опознании четыре года назад таинственной пятицентовой монеты, которая развалилась на части, вследствие чего внутри нее было обнаружено зашифрованное советское послание.

Все началось с того, что тринадцатилетний газетчик Джеймс Бозарт нашел эту монету однажды летом 1953 года, разнося газеты.

Мелкие деньги выпали у него из рук и рассыпались по ступенькам лестницы. Когда он поднимал их, одна пятицентовая монета распалась на две части. Внутри одной половинки оказался кусочек микропленки.

Монета и пленка были переданы в местный полицейский участок, откуда позвонили в ФБР. Нью-йоркская полиция переслала все это в вашингтонскую лабораторию, где микропленка пролежала нерасшифрованной четыре года — до тех пор, пока Хэйханен не раскрыл свой личный шифр. Лишь после этого послание было расшифровано и переведено. Теперь оно было прочитано суду:

«Поздравляем вас с благополучным прибытием. Подтверждаем получение вашего письма по адресу «V», повторяем «V» и прочтение письма номер 1.

Для организации «прикрытия» мы отдали распоряжение о переводе вам трех тысяч в местной (валюте). Проконсультируйтесь с нами, прежде чем вкладывать деньги в какое-нибудь дело. Сообщите о характере этого дела.

По вашей просьбе мы передадим способ приготовления мягкой пленки и отдельно новости — вместе с письмом (вашей) матери.

Слишком рано посылать вам Гаммы…

(ФБР так и не выяснило, что означало последнее. Переводчик написал на полях: «Значение неясно, буквально означает музыкальные упражнения».)

Короткие послания зашифровывайте, а длинные делайте со вставками. Данные о вас, о месте работы, адрес и так далее не должны передаваться в одном зашифрованном послании. Передавайте вставки отдельно.

Посылки были вручены лично вашей жене. У вас в семье все в порядке. Желаем вам успеха. Поздравления от товарищей. Номер 1, 3 декабря».

Это послание — «Номер 1» — было, несомненно, первым, направленным Хэйханену. Пятицентовая монета была, вероятно, обронена или истрачена часто пьяным рассеянным сотрудником.

В равной степени увлекательной и иронической (так же, как и дело с попавшей не по адресу шпионской монетой) была история, с которой теперь познакомило суд обвинение. И снова начало ей положили измена Хэйханена и раскрытие им ФБР тайника в Проспект-парке в виде отверстия в цементных ступенях, которое было заделано во время ремонта. Очевидно, эти работы были обычным делом для добросовестно относящегося к своим обязанностям персонала парка. ФБР вскрыло цементную ступеньку и обнаружило там пустотелый болт со спрятанным в нем посланием. Свидетель, агент ФБР Уэбб, вызванный давать показания, огласил это послание.

«Никто не пришел на встречу ни восьмого, ни девятого у 203.2030, как, судя по переданному мне сообщению, было установлено. Почему? Внутри или снаружи он должен быть? Правильно ли время? Место, кажется, правильное. Пожалуйста, проверьте».

Уэбб далее показал, что это послание было напечатано на пишущей машинке Абеля, найденной в студии на Фултон-стрит, и объяснил, чем именно эта записка походила на другие образцы, отпечатанные на той же машинке. В целях демонстрации он использовал письмо Эмиля Голдфуса владельцу дома и две брошюры, переданные Абелем Хэйханену: «Применение вакуума для изготовления матриц» и «Цветная фотография, цветоделенные негативы».

Мы сделали перерыв на ленч, а в два часа вернулись, чтобы снова слушать показания о пишущей машинке, «вещественном доказательстве № 52». Как большинство показаний специалистов, оно представлялось бесконечным, повторяющимся, а по временам и ненужным: «Маленькая буква «м», которая видна также в верхней строке, правая засечка — в правой засечке частично отсутствует ее внешняя часть, что можно наблюдать также… Буква «s» сильно уходит вправо… Верх буквы «р» наклонен в правую сторону, что уже отмечалось ранее».

После этого обвинение вызвало врача. Сзади нас раздался шум, и некоторые скамейки опустели. Присутствующие потянулись к выходу — покурить или подышать свежим воздухом в длинных, широких коридорах с высокими потолками. Репортеры бросились к телефонам в комнате для прессы, чтобы связаться со своими редакциями.

Томпкинс сказал:

— С вашего разрешения, ваша честь, мы представляем доктора Групмана. Его вызов сюда не был предусмотрен, но, ввиду того что он врач, его показания могут быть нам полезны. Это не займет много времени.

Доктор Сэмюэль Ф. Групман сообщил, что его контора находится в отеле «Латам» и что 21 мая 1957 г. обвиняемый (назвавший себя Мартином Коллинзом) пришел к нему сделать прививку.

Вопрос. Сделали вы ему прививку, д-р Групман?

Ответ. Да, сделал.

Вопрос. Вы разговаривали с обвиняемым о поездке за границу?

Ответ. Да, сэр. Я спросил его, куда он собирается ехать.

Вопрос. И что он ответил?

Ответ. Он сказал, что уезжает в северные страны писать картины.

За доктором дали показания два второстепенных свидетеля. Сотрудник ФБР рассказал, как он зашел в бар на 58-й улице в Бруклине и нашел кнопку, которую предполагаемый курьер (Аско) оставил для Хэйханена. Местом, где два агента оставляли сигналы друг для друга, служила туалетная комната в баре. Затем начальник отдела регистрации государственного департамента дал показания, что Абель никогда не регистрировался в качестве агента иностранного государства. Это показание требовалось сделать по формальным причинам, но в данных обстоятельствах оно выглядело нелепым. Чиновник государственного департамента был тринадцатым свидетелем обвинения.