Незнакомцы на мосту Донован Джеймс

сэр, но я не помню, чтобы я оказался в кровати с ней, нет, сэр.

Донован (держа бумагу в руках). Чтобы освежить вашу память, я прочту заявление, подписанное вами 2 июля 1957 г. и переданное ФБР, в котором, в частности, говорится: «На этой вечеринке в номере гостиницы мы также ели и пили, и я все больше и больше пьянел. Я помню, что кто-то из присутствующих привел с собой девушку и что я с ней разговаривал. Я очень смутно помню, что произошло дальше, но вспоминаю, что в какой-то момент все, по-видимому, ушли из комнаты, и я оказался в постели один с этой девушкой».

Ответ. По-моему, правильно.

Вопрос. Так. Это случилось после того, как ваша жена…

Ответ. Так точно.

Вопрос…и дочь приехали в Москву?

Ответ. Так точно.

Судья Байерс. Минутку. Правильно ли будет утверждать, что мистер Донован читал отрывок из доклада, переданного ему прокурором Соединенных Штатов?

Томпкинс. Правильно, ваша честь. Этот доклад мы передали мистеру Доновану вчера, по его просьбе.

Вопрос. Пока вы находились в Москве на службе в американском посольстве, употребляли ли вы алкогольные напитки?

Ответ. Да, употреблял, да, сэр.

Вопрос. Какие напитки?

Ответ. Виски, водку и некоторые другие.

Судья Байерс. Вы имеете в виду все, что только могли достать?

Роудс. Да, сэр.

В его признании звучала знакомая нотка. Снова повторялась история Рейно Хэйханена. Даже реплики судьи были одинаковые.

Донован. В каких количествах вы потребляли эти напитки?

Ответ (прямолинейно). В неумеренных.

Вопрос, (строго). Сержант, не правда ли, что в то время, когда вы находились в американском посольстве в Москве…

Судья Байерс. Минуточку. Вы имеете в виду не это.

Вопрос. Правда ли, что когда вы служили в американском посольстве в Москве, то в течение двух последних месяцев вашего пребывания там вы были пьяны каждый день?

Ответ (спокойно). Пожалуй, что это так, да, сэр.

Вопрос. Вчера вы показали, сержант, что за то время, когда вы передавали информацию русским, вы получили за это от двух с половиной до трех тысяч долларов.

Ответ. Насколько я могу припомнить, сумма была примерно такой.

Вопрос. Правда ли, что за то же самое время вы положили на свой личный счет в банке примерно девятнадцать тысяч долларов?

Ответ. Нет, сэр.

Вопрос. Припомните, сколько же вы положили в банк.

Ответ. Это… я… могу я дать объяснение по этому поводу?

Вопрос. Нет. Я хочу получить ответ на вопрос. Я хочу знать, сколько вы положили в банк за время, пока находились в Москве.

Ответ. Хорошо…

Судья Байерс. Вы сейчас имеете в виду весь период?

Донован. Я имел в виду, ваша честь, тот период, в течение которого, как он говорит, он получил только две с половиной — три тысячи долларов от русских.

Роудс. Это правильно. Но всю мою зарплату я отправлял домой.

Вопрос. Я снова спрашиваю, правда ли, что за последние полтора года пребывания в Москве вы внесли на свой счет в банке около девятнадцати тысяч долларов?

Ответ. Нет, сэр. Я работал в Москве более двух лет и всю зарплату отправлял домой. Всего это составило примерно пятнадцать тысяч долларов, может быть, больше — точно не знаю. Я не подсчитывал. Заработная плата и надбавки составляли там восемьсот — девятьсот долларов в месяц.

Вопрос. Заявляете ли вы под присягой, что не вносили такие суммы на свой банковский счет?

Ответ. Нет. Я сказал, что отправлял зарплату домой.

Вопрос. Не хотите ли вы сказать, что все эти деньги составляли вашу сержантскую зарплату?

Ответ. Да, это так.

Вопрос. Отрицаете ли вы, что давали показания армейским офицерам, в которых не только признали, что девятнадцать тысяч долларов являются примерно правильной суммой, но и пытались объяснить наличие у вас этих денег тем, что вы спекулировали на черном рынке русской валютой?

Ответ. Нет.

Вопрос. Вы не помните, что сделали подобное заявление?

Ответ. Конечно, я делал такое заявление.

Вопрос. Например, в октябре 1952 года не выписали ли вы чек на сумму тысяча сто долларов некоему доктору Бак-керхоку?

Ответ. Да, выписал.

Вопрос. Почему вы выписали ему этот чек?

Ответ. Я… не могу припомнить почему.

Вопрос (нетерпеливо). Вы армейский сержант. Неужели вы хотите сказать, что так часто выписываете чеки на тысячу сто долларов, что не можете припомнить, за что выписали такой чек русскому доктору?

Ответ. Я не имел представления, что это русский доктор. Чек был выписан раньше.

Вопрос. Вы просто выписываете чеки кому попало?

Ответ. По крайней мере, так можно объяснить этот, поскольку я ничего не помню о нем.

Сержант Роудс явно считал себя исполнительным солда-том-служакой. Все металлические детали обмундирования у него всегда были начищены, ботинки отполированы до блеска, форма отглажена. Солдаты времен второй мировой войны придумали выражение, с которым обращались к служакам типа Роя Роудса. Они цинично говорили им: «Парень, ты нашел свой дом в армии». Но Рой Роудс изменил той форме, о которой он так заботился, и продал армию, которая служила ему домом.

Вопрос. Вы все еще служите в звании мастера-сержанта в армии США?

Ответ. Да, я все еще являюсь мастером-сержантом армии США.

Вопрос. Вы все еще получаете жалованье?

Ответ. Да, я все еще регулярно получаю жалованье.

Вопрос. Каков размер вашего жалованья?

Ответ. Жалованье и надбавки составляют в общем около трехсот пятидесяти долларов в месяц.

Вопрос. Вы все еще регулярно получаете эту сумму?

Ответ. Точно так, да, сэр.

Вопрос. Теперь в отношении измены, в которой вы признались…

Судья Байерс. Я полагаю, вам следует сформулировать вопрос следующим образом: «В отношении деятельности, которой вы, по вашим словам, занимались в Москве». Я думаю, что вам не следует характеризовать ее таким образом. Измена возможна только во время войны.

Донован. Будет ли суд удовлетворен, если я сформулирую вопрос так: предал ли он свою страну?

Эта фраза вызвала первое возражение со стороны обвинителя.

Томпкинс. С разрешения вашей чести, я полагаю, что только факты говорят сами за себя. Нам нет необходимости давать им характеристику.

Судья Байерс. Я полагаю, мистер Донован, что, сформулировав свой вопрос таким образом, чтобы было ясно, что вы имеете в виду деятельность, которой он, по его словам, занимался в Москве и за которую ему платили, вы достигнете своей цели.

Вопрос. В связи с вашей деятельностью в Москве вместе с этими русскими, за которую вы получали деньги от них, судили ли вас военно-полевым судом в…

Ответ. Нет.

Вопрос.  …в связи с этой деятельностью?

Ответ. Нет, сэр.

Вопрос. Подвергались ли вы аресту?

Ответ. Нет, сэр.

Вопрос. Предъявлялось ли вам обвинение?

Ответ. Нет, сэр.

Вопрос. И вы по-прежнему находитесь на службе и получаете жалованье?

Ответ. Насколько я знаю, да, сэр.

К этому моменту действительный облик Роя Роудса, мастера-сержанта армии США, был всем ясен, и трудно было скрыть к нему отвращение.

Вопрос. Сержант, я полагаю, что вы дали показание о том, что являетесь коренным американцем?

Ответ. Да, сэр.

Вопрос. Вы получили образование в нашей стране?

Ответ. Да.

Вопрос. Слышали ли вы когда-нибудь о человеке по имени Бенедикт Арнольд[8]?

Ответ. Да, сэр.

Вопрос. Как вы расцениваете его в качестве известной личности в истории Америки?

Ответ. Не очень хорошо.

Вопрос. Я не расслышал вашего ответа.

Ответ. Я сказал, не очень хорошо.

Вопрос. Я спрашиваю вас, что вы думаете о нем?

Ответ. Я ответил на этот вопрос. Я сказал: не очень хорошо.

Вопрос. Почему?

Ответ. Я…

Вопрос. Не потому ли, что он предал свою страну?

Ответ. Думаю, что так.

Вопрос. Знакомы ли вы с историей в такой степени, чтобы знать, что даже Бенедикт Арнольд совершил этот поступок не за деньги?

Ответ. Я знаю это.

Донован. Сержант, Бенедикт Арнольд, возможно, был самым большим предателем в военной истории Америки, но лишь до сегодняшнего дня.

Я повернулся спиной к месту, где давались свидетельские показания, и отошел к столу защиты. В зале суда стояла тишина. Затем заговорил судья.

Судья Байерс. Это был вопрос?

Донован. Это была попытка констатировать факт.

Томпкинс задал два вопроса, пользуясь правом опроса своего свидетеля после перекрестного допроса.

Вопрос. Сержант, вы находитесь под казарменным арестом, не правда ли?

Ответ. Это так. Да, сэр.

Вопрос. Еще один вопрос. Что вы имеете в виду, когда говорите, что находитесь под казарменным арестом?

Ответ. Я имею в виду, что не могу покидать территорию расположения части.

Далее обвинитель предложил вычеркнуть из протокола мое последнее заявление в ходе перекрестного допроса, сказав: «Это был не вопрос. Я полагаю, мистер Донован сделал заявление».

Донован. Я не хотел, чтобы это заявление было занесено в протокол, ваша честь. Я просто хотел сделать его.

Судья Байерс. Вы удовлетворены, сделав заявление? Теперь вы не возражаете, чтобы оно было вычеркнуто из протокола?

Донован. Очень хорошо.

Свидетеля мастера-сержанта Роя Роудса отпустили.

Остальная часть судебного заседания в этот день была посвящена истории ареста Абеля. Все эти обстоятельства были рассмотрены раньше, в ходе предварительного слушания дела, за одним лишь исключением — слежки, организованной ФБР, которая и привела сотрудников ФБР к отелю «Латам».

Среда, 23 октября

В этот день все, о чем говорилось, имело меньшее значение, чем то, о чем не говорилось. Важные новости появились вне зала судебного заседания, и газетные заголовки поведали о невероятной истории. Днем я встретился с представителями печати в коридоре и сделал следующее заявление:

«Мы рассмотрели с мистером Абелем все доказательства, представленные обвинением, и указали ему на плюсы и минусы его выступления в качестве свидетеля по своему делу. Он вполне согласен, чтобы дело было передано присяжным с теми обоснованиями и доказательствами, которые были представлены обвинением. Его собственное решение, принятое после тщательного изучения всех показаний, сводится к тому, что было бы не в его интересах выступать в качестве свидетеля.

Мы не будем вызывать мистера Абеля в качестве свидетеля и не намереваемся вызывать каких-либо других свидетелей».

В течение утреннего заседания, по мере того как суд занимался рассмотрением необходимых, но скучных деталей, процесс медленно продвигался вперед. Агент ФБР рассказал, как он производил обыск в номере Абеля после ареста. Дейв Левайн опознал инструменты и различные вещи Абеля из кладовой, которой они пользовались вместе. Во время перекрестного допроса он сказал: «Мы все считали его честным человеком».

Эксперт из лаборатории ФБР Уэбб третий раз занял место для дачи свидетельских показаний. Он говорил о пустотелом карандаше, обнаруженном в корзинке для бумаг в номере Абеля. В карандаше были спрятаны микрофильмы. Один из них содержал расписание радиосвязи. В нем указывались даты, время и позывные для приема передач на коротких волнах. Используя это расписание и указанные в нем частоты, правительственные органы 15 июля и 4 августа провели операции по радиоперехвату. Томпкинс представил материал, показывающий результаты радиоперехвата и свидетельствующий о «приеме сообщений, состоявших из пятизначных цифровых групп».

Я возражал против использования всех этих доказательств на том основании, что представленные предметы и материалы получены в результате незаконного обыска и ареста, а также на том основании, что отсутствовала связь между этими нерасшифрованными сообщениями и обвиняемым. Например, в сообщении, перехваченном в июле, отправитель использовал позывные, отличные от тех, которые значились в том, что именуется расписанием радиосвязи.

Донован. Это свидетельствует об отсутствии последовательности и о полном отсутствии логики. Если вы ищете человека по имени Джон, вы не будете ходить и кричать: «Томас!». Вот так случилось и здесь.

Судья Байерс. Это зависит от того, не был ли Джон известен также и как Томас. Тогда вы могли бы звать и Томаса.

Донован. Эти сообщения не были расшифрованы. Мы можем предполагать, что это коммерческая радиограмма из Болгарии.

Томпкинс. Мне не встречались коммерческие передачи из Болгарии, переданные пятизначными цифровыми группами.

Затем обвинитель пустился в пространные объяснения, чтобы показать, какое отношение имеют шифрованные радиопередачи, перехваченные в Америке правительственными органами, к расписанию радиосеансов на микрофильме. Пока он говорил, Абель написал записку Тому Дебевойсу, в которой отмечались технические ошибки в разъяснениях обвинителя.

Когда Томпкинс закончил, судья сказал, что все это для него ново.

— Утверждаете ли вы, что представленный материал что-то доказывает?

Томпкинс. Этот материал лишь дополняет то расписание, которое было обнаружено у обвиняемого, и свидетельствует о том, что сообщения были направлены в соответствии с этим расписанием.

Донован. Ваша честь, я с вашего разрешения хочу сказать, что если этот материал о чем-то и свидетельствует, то лишь о том, что сообщения эти не были направлены в соответствии с расписанием. Тот факт, что они передавались на той же волне, ничего не подтверждает. Каждый день, каждый час и каждую минуту радиолюбитель может принять любое количество зашифрованных сообщений, передаваемых в эфир…

Судья Байерс. Присяжные скажут, имеет ли этот материал какое-то значение в качестве доказательства.

Шесть микрофильмов, спрятанных в карандаше, содержали письма к Абелю от его жены и дочери. Обвинение сочло возможным зачитать абзац из одного письма, который должен был подтвердить, что полковник побывал дома осенью 1955 года, а это позволило нам ознакомиться со всеми письмами. Обвинение возражало против того, чтобы они были зачитаны присяжным, поскольку «это личные письма, не имеющие ничего общего с положениями, содержащимися в обвинительном акте». Возражение обвинения было отклонено судьей Байерсом.

Письма были теплыми и показали гораздо лучше, чем это могли бы сделать мы, что Рудольф Абель был преданным мужем и отцом. Письма были сентиментальными, житейскими, земными — типично русскими по содержанию. Все письма дочери Абеля, Эвелин, кроме одного, были написаны по-английски. Письма жены Эли (или Елены, как она в дальнейшем подписывала письма) были написаны по-русски.

Мы зачитали присяжным все письма. Некоторые были датированы, другие нет.

Некоторые журналисты говорили, что Абель краснел, когда читали его семейные письма, которые явно были настолько дороги ему, что он не мог их уничтожить. Корреспондент одного журнала, освещавший этот процесс, писал: «Когда судейские работники, бубня, зачитывали письма, стальная броня самодисциплины Абеля чуть не дала трещину. Лицо его покраснело, а его проницательные, глубоко посаженные глаза наполнились слезами».

Другие, однако, полагали, что письма содержат шифр, и отказывались их воспринимать как подлинные. Несколько лег спустя ФБР после тщательного изучения писем заявило, что оно убеждено в подлинности писем и в том, что они не содержат каких-либо шифрованных или тайных инструкций.

Письма жены Абеля, Эли, строились по определенной схеме. Она была хозяйкой дома и матерью и писала о своем мире: ее здоровье и здоровье мужа, дача, деревья и цветы, дочка, друзья и родственники, любимые животные. Она не взваливала заботы на плечи своего мужа, но вместе с тем не считала нужным умалчивать обо всех подробностях. Не было такой стороны семейной жизни, которая показалась бы Эле Абель слишком малой и незначительной и не стоящей упоминания. Письма ее были нежны и полны любви.

Когда чтение писем семьи Абеля закончилось, в зале суда воцарилась тишина. На какой-то момент наступило такое молчание, как будто на сцене опустился тяжелый занавес. Затем Томпкинс обратился к судье:

— Ваша честь, на этом обвинение заканчивает.

Донован (поднявшись со своего места). Если суд не возражает, защита имеет ряд рекомендаций, которые она хотела бы сделать в данный момент, и я прошу разрешения сделать их без присяжных. После внесения этих рекомендаций защита закончит.

Присяжные вышли из зала суда, после чего мы внесли рекомендацию об оправдании. Мы также предложили изъять некоторые места из показаний и обвинительного акта. Все наши рекомендации были отклонены. Абель сидел спокойно и смотрел твердым взглядом сквозь свои очки без оправы. Когда обсуждение закончилось, он передал мне четыре исписанных листка, озаглавленных: «Заметки по делу Р. И. Абеля».

Он писал, что о Хэйханене сложилось впечатление как о двоеженце, воре, обманщике и пьянице и что тот оказался «в компании своего духовного брата, сержанта Роудса». Он критиковал обвинение за то, что оно связало его с Роудсом. Абель писал, что это было сделано на основе теории о «спицах одного и того же колеса», примененной для обоснования «заговора». Исходя из этой версии, писал Абель, его, несомненно, можно было бы связать также с Розенбергами и Хис-сом или любым другим человеком, которым, как полагают, руководил московский «центр» шпионажа.

Из представленных доказательств видно лишь, что он и Хэйханен должны были «разыскать» Роудса. Абель высказал предположение, что и какое-то другое лицо или группа могли получить задание вступить в контакт с Роудсом.

«Цели шпионажа широки. В одно?.: случае он может быть направлен специально на получение военной информации, в другом — информации по ядерным проблемам, в третьем — по вопросам экономики и техники, а также информации об отношении народа к политическим событиям. Разумно было бы предположить, что различные группы людей направляются на выполнение заданий в различных сферах, поскольку для выполнения этих задач требуются различные качества».

Он высмеивал показания Хэйханена, заявившего, что Абель охарактеризовал Роудса как хорошего потенциального агента, поскольку тот являлся военнослужащим и имел родственников, работающих в атомной промышленности. Он сказал, что подобное утверждение носит гипотетический характер «и в равной мере может относиться к любому человеку, например к Эдгару Гуверу или даже с еще большим основанием к министру обороны».

Через все заметки Абеля проходила мысль о том, что в ходе процесса суду не были представлены какие-либо доказательства, подтверждающие тот факт, что собиралась или передавалась информация военного характера. «Все это существует лишь в виде неподтвержденного предположения, а не доказательств».

Я был уверен в том, что Абель написал эти тезисы для моего руководства при подготовке заключительного выступления. «Говоря об этом деле в целом, — писал он, — представляется предпочтительным занять «объективную, в духе здравого смысла» позицию и не прибегать к аргументам эмоционального плана. Применительно к X. и Р. (он везде писал X. вместо Хэйханен) некоторая эмоциональность представляется уместной. X., по его собственным словам, был изобличен как неумелый работник, пьяница, обманщик и вор. Далее, он продемонстрировал полное безразличие к своей семье в СССР. Нет сомнений, что его измена продиктована не какими-либо идеологическими соображениями, а лишь трусостью человека, лишенного всяких моральных устоев. Применительно к нему нельзя говорить о каком-то чувстве патриотизма и силе характера — он просто трус. То же самое относится и к Роудсу.

Выступая за подход с позиции «здравого смысла», возможно, будет целесообразно в какой-то форме указать, что это единственно возможный подход для присяжных, ввиду того что они не имеют юридического образования.

Четверг, 24 октября

В этот жаркий день зал суда был переполнен. В соответствии с существующими правилами первым с заключительной речью должен был выступать я. И я испытывал удовлетворение по этому поводу. Теперь мои слова должны были быть обращены целиком и полностью к присяжным, поэтому я подошел поближе к ним. «Донован. Я обращаюсь к суду, к дамам и господам присяжным.

Этот процесс обогатил мой жизненный опыт, а также, как я полагаю, и ваш. Подобно всякому опыту он приобретает конкретный смысл лишь при ретроспективном рассмотрении.

Как вы, вероятно, помните, в начале процесса я говорил вам, в чем заключается ваш долг как добросовестных присяжных. Я разъяснил, что он состоит в том, чтобы постараться как можно более объективно оценить соответствующие факты и установить, подтверждают ли доказательства, представленные данному суду, виновность этого человека по фамилии Абель в совершении тех преступлений, которые ему приписываются. Я также подчеркнул, что данное судебное разбирательство не является процессом над коммунизмом или над Советской Россией. Задача, о которой я только что упомянул, это единственная стоящая перед вами задача. В этом зале вы, и только вы одни, имеете право вынести решение, виновен или невиновен человек по каждому конкретному обвинению.

Припомним, какие обвинения выдвигались в ходе слушания этого дела. Первое обвинение, содержащееся в обвинительном акте и единственное, касающееся уголовно наказуемого преступления, сводится, говоря коротко, к обвинению в заговоре с целью передачи информации, связанной с вопросами национальной обороны и атомной энергетики.

Вот я и задаю вам вопрос и буду задавать его вновь и вновь по мере рассмотрения дела: какие доказательства из области информации о национальной обороне и атомной энергетике были представлены вам по этому делу?

Когда мы с вами только приступали к рассмотрению дела, мы, безусловно, ожидали доказательств, свидетельствующих о том, что этот человек завладел большими военными и атомными секретами и так далее. И я прошу вас, вспомнив все, что здесь происходило в течение последних двух недель, ответьте, какие доказательства, свидетельствующие о похищении подобной информации, были вам представлены?

Единственная причина, в силу которой этот конкретный вид заговора карается смертью, если так решит суд, заключается з том, что целью этого заговора являлась передача военной информации или информации, касающейся национальной обороны. Такое обвинение здесь было предъявлено. Я просто прошу вас вспомнить о том, какие конкретные доказательства, подтверждающие это обвинение, были представлены в ходе слушания дела.

Теперь, прежде чем мы вместе с вами рассмотрим эти доказательства, я хотел бы задать вам вопрос, продиктованный соображениями здравого смысла. Я прошу вас мысленно сравнить то, что было сказано об этом человеке — Абеле, что это за человек, с тем, что вам теперь уже известно о двух лицах, выступающих в качестве основных его обвинителей, показания которых вы слышали.

Прежде всего давайте на минуту представим, что этот человек действительно является тем, кем его считает обвинение. Предположим, что это так. Это означает, что этот человек служил своей стране, выполняя исключительно опасную миссию. Наши разведывательные органы посылают с такими заданиями только самых смелых и умных людей. Все выступавшие по этому делу свидетели, лично знавшие этого человека в то время, когда он жил в нашей стране, хотя этих свидетелей и вызывали в других целях, невольно помогли прояснить основные черты характера обвиняемого. Вы сами слышали, как эти люди один за другим давали здесь показания.

Вчера днем вам были прочитаны письма от семьи этого человека. Я не стану злоупотреблять вашим вниманием и повторять то, что в них написано. Но никто из вас, видимо, не станет оспаривать тот факт, что в них воссоздается образ преданного мужа и любящего отца. Короче говоря, это прекрасный образец семьянина, такого семьянина, который заслуживает всяческого уважения и у нас в Соединенных Штатах Америки.

Таким образом, с одной стороны, предположив, что все это истина, вы невольно должны прийти к заключению, что перед вами мужественный патриот, служащий своей стране и выполняющий даже в эти мирные годы исключительно опасную военную миссию. С другой стороны, вы имели возможность познакомиться и с двумя людьми, выступавшими, как здесь было объявлено, в качестве основных свидетелей обвинения.

Совокупность данных Хэйханену характеристик позволяет сделать вывод, что он ренегат. В начале судебного разбирательства приводились данные о том, что Хэйханен — это человек, который, я цитирую, «перешел на Запад». Может создаться впечатление, что это высокоидейный человек, который в конце концов «избрал свободу», и так далее. Но вы сами могли видеть, что это за человек. Бездельник. Ренегат. Лжец. Вор.

Другим основным свидетелем обвинения оказался единственный, насколько мне известно, солдат в истории Америки, признавшийся в том, что он продал свою страну за деньги.

Таковы два основных свидетеля, выступавших против этого человека.

Теперь давайте несколько подробнее займемся человеком, который сказал, что его зовут Рейно Хэйханен. Как вы помните, во вступительной речи я просил вас пристально наблюдать за поведением этого человека. Я тогда отмечал, что, если утверждения, с которыми выступило обвинение, истинны, значит, человек этот был подготовлен, чтобы вести жизнь, основанную на обмане. Он тренированный обманщик, которому русские и платили, чтобы он жил такой жизнью. Он — профессиональный лжец. Теперь же, как вам известно и как он показал, ему платит еще и наше правительство.

Обвинитель вам скажет, что, для того чтобы осудить человека, подобного Абелю, необходимо использовать свидетелей такого рода. Однако я прошу вас, оценивая показания этого свидетеля, постоянно задавать себе следующий вопрос: говорит он правду или ложь, причем, быть может, единственной целью, которую он преследует, давая свои показания, является стремление спасти свою шкуру.

Я заявляю, что на основании представленных вам доказательств вы должны сделать вывод, что Хэйханен лжец, вор и двоеженец, который, утверждая, что он занимался нелегальной шпионской работой…

Судья Байерс. Мне не хотелось этого делать, но я вынужден прервать вас, г-н Донован. Вопрос о том, является ли человек, о котором вы говорите, двоеженцем или нет, зависит от действующего в России законодательства о расторжении брака, а в деле нет каких-либо данных по этому вопросу.

Донован. Ваша честь, я пытался задать этому человеку вопрос по этому поводу, но мой вопрос был отклонен.

Судья Байерс. Если хотите, в деле нет доказательств, свидетельствующих о том, что он двоеженец.

Донован. Как можно предположить, этот человек живет в настоящее время с финской дамой, которую, ваша честь, вы разрешили мне называть «женой № 2», что отвечает правильной нумерации.

Далее, если вернуться к вопросу о том, чем занимался этот человек, находясь здесь, то наш перекрестный допрос сводился, как сказал бы врач, к биопсии, то есть попросту к срезанию кусочка ткани, с тем чтобы определить, не обнаружатся ли в нем симптомы заболевания, которое может распространиться на все смежные ткани. С этой целью мы взяли кусочек его жизни в нашей среде, в Ньюарке, штат Нью-Джерси, за время с августа 1953 по декабрь 1954 года. Я разузнал подробности о его жизни в этом городе и задал ему соответствующие вопросы, когда он выступал в качестве свидетеля.

На основании показаний, которые этот человек был вынужден в конце концов дать, можно сделать непреложный вывод о том, что если он и находился здесь с целью выполнения нелегальной разведывательной работы, то сумел совершить все ошибки, которые только можно себе представить.

Для успешного осуществления своей нелегальной деятельности разведчик должен превратиться в безликую фигуру, которая может в любой момент затеряться в толпе. Ему ни в коем случае не следует привлекать к себе внимание. А этот человек, напротив, казалось, делал все возможное, чтобы привлечь к себе пристальное внимание всех окружающих.

Судя по его показаниям, он снял небольшое помещение, чтобы устроить там фотоателье. Но, прожив год, так и не открыл ателье, зато сумел вызвать у соседей настороженность и невольное любопытство, когда замазал стекла своей комнаты мастикой. Вы уже знаете из его показаний, что он проживал там с этой финской дамой, пил водку целыми пинтами и по крайней мере один раз к нему вызывали полицию и «скорую помощь» в связи с происшедшим с ним инцидентом, в результате которого его комнаты («только две») были забрызганы кровью.

Теперь насчет этой финской дамы. Вы слышали, как я спросил его, припоминает ли он случай в булочной по соседству, где он однажды купил буханку хлеба, а затем, разломав ее, бросил куски на пол и велел этой женщине поднять их. И вы слышали, как он ответил на мой вопрос. Он сказал, что не может припомнить такого случая.

Я, в частности, спросил его: «Отрицаете ли вы, что такой случай имел место?» Он не отрицал этого. Ни разу не отрицал.

Я заявляю, что исходя из данных перекрестного допроса вам придется сделать вывод, что такой случай имел место и что этот человек либо лгал и пытался уклониться от ответа, когда давал показания, либо был настолько пьян, когда это случилось, что по сей день не может вспомнить, был такой случай или нет. Невольно напрашиваются только такие выводы.

Человек ведет такой образ жизни, а нас с вами стараются убедить, что он бьш подполковником нелегальной разведки русских.

Что касается этой финской дамы, то в одном случае, хотя он и признает, что оставил жену и сына в России, все же говорит о финской даме как о составной части его «легенды». В начале слушания дела я думал, что он просто боится возвращаться в Россию. Когда же он закончил свои показания, у меня сложилось мнение, что в большей мере он боится возвращаться к своей жене.

Давайте примем во внимание не только жалкий характер этого человека, но и тот отвратительный образ жизни, который он здесь вел. Тем не менее перед вами по-прежнему стоит основной вопрос: учитывая все, что здесь говорилось, является ли правдивым в своей основе рассказ этого человека?

Он находился здесь в силу определенной причины. Мы знаем это. Кроме того, он использовал все эти фантастические методы связи для контакта с кем-то другим. Иногда, как он рассказывал, он пользовался этими тайниками, пустотелыми болтами и так далее для поддержания связи с обвиняемым. Через минуту после того, как он сказал об этом, он уже говорил вам, что встречался с Абелем каждую неделю и что они обычно в течение часа ездили вместе. Если он встречался с ним каждую неделю и они вместе совершали поездки продолжительностью по часу, зачем тогда нужно было поддерживать связь с помощью таких слишком сложных способов?

Он показал, что помимо связи с Абелем использовал все эти методы для поддержания связи с группой безымянных и безликих людей, которых он охарактеризовал лишь как «советских работников». Они никогда не были определены ни по имени, ни по званию, ни каким-либо другим способом.

Как вам известно, человека этого «вели» — я именно хочу сказать «вели» — по сотням страниц показаний о его деятельности. То, что он рассказал, я полагаю, можно справедливо охарактеризовать как хорошо отрепетированную пьесу. В двух случаях его спросили: «Зачем вы прибыли в Америку?» Он ответил: «Я прибыл в Америку, чтобы помочь Марку в шпионской деятельности». В другом случае ему задали вопрос: «Какого рода информацию вы пытались получить?» Его ответ, фактически совпадавший с формулировкой из сборника законов по соответствующему разделу, гласил, что это была информация, «затрагивающая национальную безопасность Соединенных Штатов Америки».

За исключением этих двух тончайших нитей, предоставленных самым жалким из свидетелей, который когда-либо выступал в суде, за исключением этих двух тончайших нитей, в деле нет никаких доказательств, говорящих о том, что передавалась информация, затрагивающая национальную безопасность и секреты в области атомной энергии. Таких доказательств в деле нет. Однако на основе именно таких доказательств вам предлагают послать человека на смерть. Даже собаку убивают только в том случае, если известно, что она укусила.

Давайте разберем некоторые поступки, которые этот человек — Хэйханен — совершил, как он говорит, в целях осуществления заговора.

Он отправился в Колорадо, чтобы найти там человека, с которым он так и не встретился вплоть до сегодняшнего дня. Он отправился в Атлантик-Сити, чтобы найти другого человека, но и с ним он также не встретился. Он отправился в Куинси, штат Массачусетс, чтобы разыскать там еще одного человека, но вплоть до сегодняшнего дня он не уверен, нашел ли того человека, которого искал. По его словам, ему дали указание открыть фотоателье в качестве прикрытия, но он так и не сделал этого.

В тот момент, когда этот свидетель закончил свой рассказ, в том числе и о том, как ему дали деньги, чтобы он передал их одной женщине, миссис Собел, а он, не повидав ее, прикарманил пять тысяч долларов, мне невольно вспомнилось несколько фраз из известной детской книжки, очень точно, как мне кажется, характеризующих эту ситуацию: «Куда ты пошел? Никуда. Что ты делал? Ничего».

Если этот человек и был шпионом, то он, безусловно, войдет в историю как самый ленивый, неудачливый и неэффективный шпион, который когда-либо направлялся какой-либо страной для выполнения разведывательного задания. Фактически это невероятная история, а мы должны поверить в нее, в то, что этот подполковник русской нелегальной разведки прислан сюда, чтобы добыть наши важнейшие оборонные секреты.

Этот бездельник не получил бы и ефрейторских нашивок в американской армии.

Однако, вместо того чтобы дальше заниматься показаниями этого человека, которые, как я вам показал, абсолютно ничего не доказывают по данному вопросу, я хочу напомнить вам о самом важном доказательстве, представленном этим человеком. Он где-то рассказал правду. И он рассказывал эту правду в ходе последних шести месяцев сотрудникам ФБР.

Припомните, что в заключение перекрестного допроса я спросил Хэйханена, сделал ли он это заявление сотрудникам

ФБР в конце мая и в начале июня 1957 года. Он ответил утвердительно и сказал, что сделал это заявление здесь, в Нью-Йорке, в номере гостиницы.

Теперь разрешите мне снова зачитать это заявление. Я буду читать его очень внятно и прошу помнить, что это документ самого обвинения. Разрешите зачитать то, что этот человек заявил ФБР:

«Я жил и работал в Финляндии с июля 1949 по октябрь 1952 года. Там я получил американский паспорт и прибыл в Нью-Йорк в октябре 1952 года. Я не занимался шпионажем и не получал от кого-либо каких-либо шпионских или секретных сведений за время пребывания за границей — ни в Финляндии, ни в Соединенных Штатах Америки».

Вот это заявление, которое Хэйханен лично сделал ФБР. И на основании показаний этого человека вы должны будете признать виновным другого человека в совершении преступления, караемого смертной казнью.

Это нелепо. Это заявление, прошу заметить, не было разъяснено путем допроса обвинением своего свидетеля после перекрестного допроса. По сегодняшний день это заявление остается в деле как свидетельское показание этого человека. Оно полностью оправдывает обвиняемого, и вам не дали никакого объяснения по этому поводу.

Посмотрим теперь, как обстоит дело с остальными доказательствами. Здесь выступал в качестве свидетеля сержант Роудс. Вы все имели возможность видеть, что это за тип: распущенный человек, пьяница, предавший свою страну. Трудно найти слова, чтобы описать всю глубину его падения.

Теперь припомните, Роудс показал, что он никогда не встречался с Хэйхансном и никогда прежде не слышал о нем. Он никогда не встречался и с этим человеком (Донован указывает на Абеля), с обвиняемым. И также никогда не слышал о нем. Ему также ничего не известно о ком-либо из участников заговора, указанных в обвинительном акте. Вместе с тем он подробно рассказал о своей жизни в Москве, о том, как он продавал свою страну за деньги. Какое это имеет отношение к обвиняемому? События в Москве произошли за два года до того, как, по словам Хэйханена, Абель послал его, чтобы отыскать человека по фамилии Роудс. Какое все эти события имеют отношение к обвиняемому? Ответ таков: никакого.

И на основании доказательств подобного рода вам предлагают осудить этого человека. Таковы доказательства, которые вам представили, чтобы на их основе вы, возможно, послали человека на смерть.

Где доказательства, свидетельствующие о передаче информации, касающейся национальной обороны и атомной энергии? Ответ заключается в том, что если такие доказательства и существуют, то они не были вам представлены. Если обвинение строилось на основе этих доказательств, то вам не объяснили этого. Вам придется принимать решение по этому конкретному обвинению на основании тех доказательств, которые представлены по делу.

В связи с этим делом, если вы признаете этого человека виновным, это будет вина без соучастия. Обвиняемый никогда не встречался с этими людьми.

Очень важно, чтобы вы уяснили, что, осудив этого человека на основании недостаточных доказательств, вы тем самым вовсе не окажете услуги своей стране и это не будет вкладом в борьбу против коммунизма. Вы выполните долг по отношению к своей стране только в том случае, если примете справедливое решение, подсказанное вашей совестью. Я заявляю вам, если вы хотите после окончания этого дела жить в мире с вашей совестью и смотреть прямо в глаза своим соседям, то, чтобы вынести справедливре решение, вы должны прислушаться к голосу собственной совести.

Вам может показаться странным, что Соединенные Штаты Америки предоставляют защиту подобному человеку. В своих письменных показаниях под присягой, представленных мною ранее, при подготовке дела, я писал в заключении по вопросу об обыске и аресте в номере отеля «Латам» следующее:

«Абель является иностранцем, обвиняемым в преступлении, которое карается смертной казнью, — в шпионаже в пользу Советов. Может показаться ненормальным, что наши конституционные гарантии распространяются на такого человека. Некоторые люди могут подумать, будто добросовестное соблюдение Америкой принципов свободного общества представляет собой столь неуместный альтруизм, что он может привести к самоуничтожению. Но наши принципы вошли в историю и зафиксированы в законах нашей страны. Если свободный мир не будет верен своему собственному моральному кодексу, то не останется такого общества, к которому стремились бы другие люди».