Я никого не хотел убивать Денисов Вячеслав
— Подожди! — сказал я. — Вызвать полицию никогда не поздно! Давай хоть посмотрим, что здесь лежит…
Она вскинула брови и метнула на меня такой испуганный взгляд, будто я только что лишилась рассудка.
— Я ничего брать не буду! — заявила Татьяна.
Выражение её лица нисколько не изменилось, но голос заметно дрогнул.
— Конечно, не будешь, — заверил я. — Сейчас только посмотрим, потом сообщим, куда следует…
— Правда? — с сомнением переспросила она.
Было достаточно мельком взглянуть на Татьяну, чтобы понять: она не способна совершить бесчестный поступок. На её лице, а в особенности в выражении умных проницательных глаз, отражалось клеймо безупречно честного человека. Я ни за что не стал бы её провоцировать, если бы не был уверен, что все эти драгоценности в самое ближайшее время не осядут в карманах недобросовестных клерков.
— Конечно, правда! — вновь заверил я. — Всё, как полагается, сдадим по акту. Из рук в руки…
Я предупреждающе посмотрел на неё и вкрадчиво добавил:
— Только не жди ни от кого благодарности!
— Мне ничего не нужно! — фанатично заявила Татьяна.
— Вот и прекрасно! — растянуто произнёс я. — Всё сделаем, как ты сама решишь. Не забудь подготовиться к обыску…
Лихачёва ещё больше округлила глаза.
— Тебя, твою комнату, а так же твою дочь сначала досконально обыщут, а потом за вами обеими установят постоянную слежку, — предупредил я.
— Зачем? — непонимающе спросила она.
Природа одарила её не только добрым чутким сердцем, но и кажется, перестаралась с избытком наивности, которая зачастую перевоплощалась в глупость.
— Да затем! — огрызнулся я. — Любой следователь, занимающийся этим делом, знаешь, о чём подумает?
— Нет! — призналась она.
— Ну, так вот, — сказал я. — Каждый нормальный человек сначала подумает о том, что если ты сдала так много драгоценностей, то сколько же оставила себе?
— Я ничего не брала и не возьму! — воскликнула она, чуть подаваясь вперёд и возбуждённо размахивая руками, словно орлица подрезанными крыльями.
— Ты знаешь об этом, и я знаю, а другие люди вряд ли тебе поверят.
Лихачёва окончательно сникла и стала смотреть на меня паническим взглядом.
— Что же мне делать? — робко спросила она.
— Ничего делать не нужно, — вспылил я. — Для начала давай успокоимся, не будем пороть горячку.
— Может, всё-таки лучше вызовем полицию? — с неугасимой упёртостью предложила Татьяна.
— Вызовем! Обязательно вызовем, — снова пообещал я. — Только сначала давай всё как следует обсудим…
— Что здесь обсуждать? — воспротивилась она.
— Твой покойный сосед в недавнем прошлом занимался какими-то тёмными делами, ведь так? — в свою очередь поинтересовался я.
— Вроде бы…
— Не вроде бы, а точно! — взъелся я. — Он наверняка был связан с бандитами?
— Возможно? Даже скорее всего…
— А что, если эти драгоценности и наркотики в целлофановом пакетике ему не принадлежат?
— Это как?
— Может, он держал общак…
— Что это такое? — не поняла Татьяна.
Я глубоко вздохнул и постарался как можно доходчивей объяснить.
— Это когда бандитская группировка хранит все общественные деньги не в государственном банке, а в одном потайном месте, под присмотром доверенного человека.
— У нас в Мурманске нет бандитов, — еле слышно проговорила она.
— Везде есть, а у нас нет! — съехидничал я. — В нашей стране секса тоже не было, но почему-то бабы постоянно детей рожали. Может, правда, аист приносил…
— Если я ни к чему не притронусь, то ко мне не будет никаких претензий! — произнесла Татьяна, защищаясь.
В её голосе прозвучала неприкрытая агрессия.
— Не будь наивной дурой! Не прикидывайся, что ты ничего не понимаешь… — язвительно заметил я. — Тебе может, и не предъявят никаких претензий, зато твою дочь заставят выйти на панель и отработать должок.
— Какой должок, если я ничего не возьму? — снова спросила она.
Её наивность, перевоплощённая в элементарную тупость, начала меня серьёзно раздражать. Отлично понимая, что с ней будет сложно договориться, я решил как следует её припугнуть, но тут же понял абсурдность такого замысла. Даже в том случае, если бы мы разделили все драгоценности покойного Ивана Никаноровича поровну, я всё равно не был бы уверен, что она в любой момент не выдаст меня со всеми потрохами. Любой следователь, который задаст ей вполне обыденный вопрос: были ли у покойного какие-нибудь сбережения, сразу получит неожиданный и ошеломляющий ответ. Ну а если поиском пропавших сокровищ действительно займутся уголовные элементы, то ни ей, ни мне больше не жить на этом свете!
Чем дольше я перекладывал с места на место драгоценности и пачки стодолларовых купюр, она всё больше теряла рассудок и тряслась от страха, словно осиновый листок на ветке дерева в ветреную погоду. Я ещё мог понять, если бы её так сильно колотило от алчности, но никогда бы не подумал, что она будет так трястись от того, что на её голову неожиданно свалилось несметное богатство. Конечно, у неё были свои ценности в жизни но, на мой взгляд, вести себя подобным образом не только противоестественно, но и довольно-таки глупо с её стороны.
— Постарайся дышать как можно ровнее, — посоветовал я. — Тебе в обязательном порядке необходимо успокоиться. Чего испугалась? Это всего лишь крупные пачки американских долларов и несколько пригоршней золотых безделушек, среди которых пара швейцарских часов и кое-какие бриллианты…
— Я позову Инночку! — внезапно процедила она сквозь стиснутые зубы.
Лихачёва решительно направилась к выходу. Мне пришлось поспешно схватить её за руку.
— Стой, ненормальная! — озлобленно произнёс я. — Нам с тобой нежданно-негаданно улыбнулась удача! Зачем же от неё отказываться?
— Я боюсь, — пролепетала она, тщетно пытаясь высвободить руку из моей крепкой ладони.
— Иди сюда! — повелительным голосом сказал я, насильно подведя её к раскрытой сумке. — Посмотри на все эти сокровища и на жалкий труп своего несчастного соседа! Как он жил? Прозябал в маленькой комнатушке, и в то же время имел такие баснословные богатства! В общей сложности их здесь как минимум на полтора миллиона в долларовом эквиваленте.
— В переводе на наши деньги где-то сорок пять миллионов рублей, а то и значительно больше! — еле слышно пролепетала Татьяна.
— В том-то и дело! — скрипя зубами сказал я. — Они теперь Ивану Никанорычу не нужны! Как видишь, он не может ничего забрать с собой в могилу! Кому достанутся его деньги и все ювелирные изделия? Для нашего государства это то же самое, что капля пресной воды в солёном океане…
— Будет гораздо лучше, если мы вызовем полицию! — не обращая внимания на мои доводы, объявила Лихачёва.
Я машинально обратил внимание на её ногти. Они были длинными и острыми, выкрашенными ярко-красным лаком, который отлично сочетался с её губной помадой. По-любому, в случае необходимости, ей было чем исцарапать моё лицо.
— Господи! Да одумайся же ты, пока не поздно, — призывая к благоразумию, произнёс я. — Твоя Леночка окончит университет, получит красный диплом с отличными оценками, а что дальше? Помыкается с годик в поисках работы по своей специальности и в конечном результате устроится в какой-нибудь промтоварный магазин простым продавцом, торговать мужскими трусами. Станет влачить жалкое существование с надеждой на то, что ты вскоре умрёшь, оставив ей в наследство свою жалкую комнатушку…
— У моей Леночки будет гораздо лучшая судьба и по-настоящему счастливая жизнь! — воспротивилась Татьяна.
— Естественно, будет! Если ты сейчас не наделаешь глупостей… — прорычал я.
Татьяна заморгала ресничками. Я уже начал верить, что мне удалось склонить её на свою сторону но, к сожалению, глубоко ошибался. Я напрасно показывал ей золотые и бриллиантовые украшения, размахивал перед её глазами крупными пачками стодолларовых купюр, пытаясь убедить в том, что всё это может быть нашим.
— Нет! — решительно заявила она. — Я никогда не брала ничего чужого и впредь не возьму.
Она вырвала из моей ладони свою руку и посмотрела на меня презрительным взглядом.
— Всё что лежит в этой сумке, всё чужое! — сказала она. — Не трогай ничего. Чужое золото и чужие деньги ни мне, ни тебе не принесут счастья.
Я понял, что если вновь попытаюсь её остановить, то она либо проявит отчаянное сопротивление, либо начнёт громко кричать, взывая о помощи. Машинально я посмотрел на труп Ивана Никаноровича и непроизвольно обратил внимание на нож, ещё торчащий из его горла. Потом мельком взглянул на хозяйственную сумку с ювелирными украшениями.
— Танечка! — дрогнувшим голосом окликнул я. — Милая! Подожди секундочку…
Я поспешно её остановил, резко развернул к себе и, подхватив левой рукой её спину, с силой прижал к своей груди.
— Нужно вызвать полицию! — непоколебимо произнесла она.
— Ты абсолютно права. Мы так и сделаем… — согласился я, почувствовав, как острое лезвие беспрепятственно прорвало платье и вошло в её плоть в левом боку.
Она вновь округлила глаза, посмотрев на меня каким-то отчуждённым непонимающим взглядом. Продолжая придерживать за спину, я аккуратно положил её на пол невдалеке от Ивана Никаноровича. Чтобы больше не видеть остекленевший взгляд, лёгким движением пальцев прикрыл веки.
— Ты сама во всём виновата! — прошептал я. — Предлагал же всё поделить поровну…
Лихорадочно распихивая золотые украшения по карманам, я вдруг понял, что мне некуда положить пачки стодолларовых купюр, да и мои карманы пиджака и осенней куртки слишком сильно оттопырены. Я мельком осмотрел комнату. Мой взгляд остановился на пустой коробке из-под импортной обуви. Я не только сложил в неё все деньги, но и те ювелирные изделия, которые необдуманно рассовал по накладным карманам. Потом тщательно обтёр рукоятку ножа от собственных отпечатков и небрежно бросил его на пол между двумя трупами. На всякий случай пощупал пульс у Татьяны. Убедившись, что она действительно мертва, я покачал головой и укоризненно произнёс:
— Ну нельзя же быть до такой степени наивной дурочкой!
Немного подумав, я вернулся к хозяйственной сумке. Не найдя сберкнижку на имя предъявителя, о которой так много был наслышан, я не стал тратить время на её поиск.
— Пусть хоть что-то останется полицейским ищейкам! — злобно ухмыльнувшись, изрёк я.
Это не было моим щедрым подарком. Рассуждая логически, я пришёл к выводу, что соблазн зайти в сберкассу и снять всю оставшуюся наличность был бы велик, но и риск угодить в поле зрения правоохранительных органов мгновенно вырос бы на все сто процентов. Надо отдать должное: там работали профессионалы, которые точно знали, где и что необходимо искать.
— Извините, парни, но я не настолько глуп, чтобы сам себе подготовил капкан, — саркастически хмыкнул я.
Взяв пакетик с наркотиками, я слегка его надорвал и рассыпал по комнате почти всё содержимое.
— Пусть теперь криминалисты ищут местных наркоманов! — съехидничал я.
Понимая, что идти по улице и нести коробку из-под обуви подмышкой в некоторой степени неприлично, я вновь окинул комнату внимательным взглядом. Обнаружив на кухонном столе плотный полиэтиленовый пакет, я высыпал из него засохшую буханку чёрного хлеба, один пшеничный батон и несколько подгнивших яблок. С некоторым трудом, но мне удалось втиснуть в него коробку с валютой и ювелирными украшениями.
Предвкушая дальнейшую безбедную жизнь, я решительно взялся за дверную ручку, предварительно накрыв её первой попавшейся тряпкой. В этот момент меня пронзила холодная дрожь. Я отчётливо услышал за дверью лёгкое покашливание Инны Алексеевны Безымянной, которая по привычке вышла в прихожую, чтобы выкурить тонкую дамскую сигарету.
Глава 22
Если в какое-то мгновение меня охватила неимоверная злость, то уже через секунду я понял, что само провидение было на моей стороне. Я уже много лет обманывал женщин и жил исключительно за их счёт, но никогда не выступал в роли хладнокровного убийцы. Я был способен обольстить почти любую красотку, потом выманить сотню тысяч рублей и навсегда исчезнуть из её жизни, окунувшись в пучину новой любвеобильной страсти. Но я не мог и предположить, что, совершив одно убийство, буду вынужден совершить другое. Инна Алексеевна Безымянная не только видела меня в своей коммунальной квартире, но и долгое время вела со мной дружескую беседу. Ей не составит особого труда досконально обрисовать мою внешность и дать иные немаловажные сведения, благодаря которым любому следователю будет несложно упрятать меня за решётку. В любом случае, отступать уже поздно. Если уж осмелился встать на путь преступления, то просто обязан пройти его до конца.
Я поставил пакет с драгоценностями у самого выхода и решительно открыл дверь.
— Где Танечка? — спросила Безымянная. — Заглянула в её комнату, там никого нет. Так и подумала, что вы с ней у Ивана Никанорыча.
— Зашли бы… — стараясь быть простодушным, сказал я.
— Извините! Не испытываю удовольствия глазеть на покойника.
— Татьяна Зиновьевна разбирается в его вещах, — сказал я, заранее предвидя её вопрос.
— Видимо всерьёз решила заняться стиркой? — изумилась Безымянная.
— Хочет подобрать что-нибудь из приличной одежды, чтобы было в чём похоронить.
— Мало он ей гадостей наделал! — недовольно пробурчала Инна Алексеевна.
— Значит, окончательно не отбил желание у Татьяны Зиновьевны делать людям добро, — подметил я.
Безымянная выпустила порцию табачного дыма и назидательно произнесла:
— Разве она не знает, что в комнате убитого человека нельзя ничего трогать. Ведь криминалисты будут проводить тщательный осмотр места преступления…
Эта дотошная любительница детективных романов слишком много знала. Я даже испугался, что она может поспешно войти в комнату Ивана Никаноровича. Совершить очередное убийство я как то не был готов. В принципе, я ещё не отошёл от первого преступления и не мог сразу приступить ко второму. Во всяком случае, мне необходим психологический настрой. Я боялся, что, обнаружив окровавленный труп своей подруги, Безымянная вряд ли станет расспрашивать о причине её смерти и уж тем более, на фоне двух мёртвых тел, не станет разговаривать со мной насчёт дележа найденных сокровищ. Она неизбежно устроит истерику и начнёт кричать во всю мощь своего голоса. Я ни в коем случае не должен позволить ей обнаружить Татьяну, прежде чем вновь буду готов пойти на убийство.
— Танечка! — громко позвала она. — Выходи немедленно! Нечего там делать…
— Не отвлекайте её, — как можно спокойнее сказал я. — Ваша сердобольная соседка всё равно половину шкафа переворошила…
Произнося эти слова, я заметил, что Инна Алексеевна пристально смотрела на нижнюю часть моей осенней куртки. Я машинально проследил за её взглядом. Из правого бокового кармана предательски свисала золотая цепочка.
— Моя жена попросила зайти в ювелирную мастерскую и укоротить на несколько звеньев, а я её чуть не потерял, — экспромтом выдал я. — Показывал Татьяне Зиновьевне, она подсказала хорошего мастера.
— Интересно, откуда Танечка может знать хорошего ювелира? У неё никогда не было драгоценностей… — подметила Безымянная.
Лёгким движением руки я убрал цепочку вглубь кармана, который застегнул на молнию. Затем натянуто улыбнулся и рассудительно произнёс:
— Золотых украшений у неё, может, и не было, но ведь это не значит, что она не могла быть знакома с ювелирным мастером.
Инна Алексеевна вновь покосилась на мой накладной карман. Вряд ли она могла подумать, будто я что-то взял из комнаты Ивана Никаноровича, но, тем не менее, была весьма озадачена. Заметив, что она собирается вновь окликнуть Лихачёву, я поспешно её опередил.
— Татьяна Зиновьевна! — повышенным тоном произнёс я. — У вас ещё будет предостаточно времени и уйма возможностей выбрать покойному подходящую одежду для похорон. Да и мне уже пора уходить…
По вполне естественной причине не услышав ответ, я сразу обратился к Инне Алексеевне.
— Делать ей больше нечего, как умершему соседу штаны и грязную рубаху стирать! — наигранно возмутился я.
— Если понадобится, то я ей помогу, — заверила Безымянная. — Возможно, она в чём-то права. Каким бы Иван Никанорыч паршивцем ни был, а всё ж человек…
Я отлично понимал, что долго стоять в прихожей неблагоразумно с моей стороны. Либо вместе с Инной Алексеевной я должен пройти на кухню, либо бесцеремонно напроситься к ней в гости. В любом случае, я ещё не был морально настроен на второе убийство.
— Обижают нас мужчины, а нам всё равно вас, непутёвых, жалко. Постоянно прощаем все обиды и унижения, — не подозревая о моих коварных замыслах, сказала Безымянная.
Она опять посмотрела на накладной карман моей куртки. Мне показалось, что Инна Алексеевна непроизвольно начала меня в чём-то подозревать. Конечно, она вряд ли могла предположить, что я убил её соседку, но золотая цепочка могла основательно повлиять на её сознание. Так или иначе, медлить было нельзя, но и убить её преднамеренно я не в состоянии. Если с Татьяной Зиновьевной у меня всё получилось как-то спонтанно, в порыве гнева и под действием всевозрастающей алчности, то Безымянная абсолютно не сделала мне ничего плохого и тем более не стояла у меня на пути к чужому богатству. Хотя здесь я был явно не прав, вернее было бы сказать, что она, сама того не зная, накладывала вето на мою будущую безбедную жизнь. Её основная вина лишь в том, что она невольно стала свидетельницей моего присутствия в их коммунальной квартире.
В какой-то момент я решил предложить часть золотых украшений взамен за её молчание, но тут же осознал всю абсурдность подобного замысла. Я не только мог повиснуть у неё на крючке, но и был бы вынужден постоянно испытывать страх перед разоблачением. Во всяком случае, даже если бы Инна Алексеевна согласилась с моим предложением и приняла от меня золотые украшения, то буквально в самое ближайшее время начала бы задумываться над тем, что продешевила и могла бы получить от меня более крупную сумму. Независимо от того, сработало бы её запоздалое раскаяние, взращённое на почве угрызений совести, либо её обуяла возросшая алчность, результат был бы для меня плачевным. Меня ждало разоблачение и скамья подсудимых. Подспудно я уже начал ненавидеть золотые украшения, бриллианты и пачки стодолларовых банкнот, но положить их обратно в хозяйственную сумку Ивана Никаноровича, а затем свободно встать и уйти уже не мог. В его комнате, рядом с его разлагающимся трупом, лежало бездыханное тело Татьяны Лихачёвой. В любом случае её убийство открывало передо мной единственный путь, который вёл в тюремную камеру.
— Наверное, с минуты на минуту из университета должна вернуться Леночка? — как бы между прочим поинтересовался я.
Подспудно у меня не было ни малейшего желания убивать ни в чём не повинную девушку.
— Что вы, ещё рано, — заверила Безымянная. — Леночка придёт часа через три, не раньше…
Я облегчённо вздохнул, но вновь впал в отчаяние. Парализованная старушка — божий одуванчик, сняв со стены репродукцию, могла видеть, как я убил Лихачёву. Я представил, как она лежит в кровати и трясётся от страха, опасаясь за свою никчёмную жизнь. Впрочем, даже если она совершенно ничего не видела и после моего ухода из её комнаты крепко заснула, то всё равно оставалась для меня опасным свидетелем. Я машинально вспомнил о стодолларовых банкнотах и ювелирных изделиях, которые теперь лежали в коробке из-под обуви. Мысль о том, что все эти богатства теперь принадлежат мне, согревала душу и не позволяла подумать о том, что я смогу с ними расстаться.
— Пока Татьяна Зиновьевна копается в чужом белье, может, позволите выбрать какую-нибудь книгу из вашей личной библиотеки? — не придумав ничего более существенного, спросил я.
Инну Алексеевну словно подменили. Она заметно оживилась и даже перестала обращать внимание на мой накладной карман, из которого совсем недавно так нелепо свисала похищенная мною золотая цепочка.
— Идёмте, дорогой Павел Николаевич! — восторженно произнесла она. — Я подберу вам отличнейший роман. Вы будете в восторге! Я с удовольствием дам вам почитать любую из моих книг, но с непременным условием…
— Заранее согласен… — заверил я.
— Вы ни в коем случае не должны загибать страницы, и уж конечно, не использовать книгу как удобную подставку под чашечку горячего кофе.
— Непременно обещаю этого не делать… — заверил я. — Можете не сомневаться: я не такой человек. Я сам не люблю, когда с хорошей книгой обращаются как с макулатурой.
— Вы внушаете доверие, — улыбнувшись, прочирикала она. — Можете приходить ко мне хоть каждую неделю…
— Все ваши книги будут в целости и сохранности! — вновь заверил я.
— Вот и договорились…
Безымянная взяла меня под руку, но остановилась и, слегка смутившись, произнесла:
— Одну минутку, Павел Николаевич! Я только предупрежу Танечку, что вы у меня в гостях…
— Не нужно никого предупреждать! — с ходу выдал я. метнув на неё мрачный взгляд. — Мы ведь с вами не малые дети, чтобы ставить кого-то в известность о наших намерениях.
— Заодно посмотрю, что она столько времени делает в комнате покойного соседа, — заартачилась Инна Алексеевна.
Она внезапно отпустила мою руку, взялась за ручку и, распахнув дверь, заглянула в комнату. Безымянная ещё не успела понять, почему Татьяна лежит на полу в луже крови, но в её глазах уже отразился неимоверный ужас. Я не позволил ей окончательно прийти в себя, и, осознав случившееся, издать истерический крик. Схватив за горло, я начал её душить. Она всячески пыталась вырваться из моих рук, но её старания были напрасны. Наконец она заметно ослабела, движения стали менее осознанными, руки беспомощно опустились. Через несколько секунд она совершенно обмякла и перестала оказывать отчаянное сопротивление.
Продолжая держать за горло, я втащил её в комнату Ивана Никаноровича, но, в отличие от Лихачёвой, аккуратно положил на диван. Вычислив, какая из стен разделяла эту комнату с той, где жила Ирина Александровна, я без особого труда обнаружил испорченные обои.
Заглянув в отверстие от выпавшего сучка, я убедился, что с другой стороны оно наглухо прикрыто. Я удовлетворённо вздохнул. По всей вероятности, бывшая химичка, утомлённая моей беседой, не проявляла признаков любопытства.
Вновь переведя взгляд на Безымянную, я непроизвольно вздрогнул. Сейчас мне сложно судить, действительно ли пальцы на её правой руке слегка шевельнулись от того, что она начала возвращаться к жизни, или это был плод моего возбуждённого воображения, но я не стал рисковать. Я затянул шарфик Инны Алексеевны с такой силой и до такой степени, насколько позволила её тонкая шея. После чего предусмотрительно сделал контрольный узел. Даже в том случае, если она не умерла от моих рук, то теперь у неё не осталось ни единого шанса на спасение. Последний раз взглянув в её широко раскрытые глаза, я уже не стал закрывать веки и лишь на прощание огорчённо произнёс:
— Тебе же русским языком было сказано: не нужно никого ни о чём предупреждать! Возможно, мы с тобой смогли бы договориться. Во всяком случае, я предоставил бы тебе право выбора. У тебя был шанс остаться в живых…
Глава 23
Прежде чем выйти из комнаты Ивана Никаноровича, прихватив с собой дорогостоящую коробку из-под обуви, я вновь взял пакетик с остатками наркотических средств и преднамеренно вложил в руку Инны Алексеевны, предварительно позаботившись, чтобы на нём не осталось моих отпечатков. Затем плотно прикрыл за собой дверь и вышел в прихожую. Оставив пакет с драгоценностями возле тумбочки со стационарным телефоном, я решительно направился к восьмидесятилетней старушке.
Когда я вошёл в её комнату, она спала, словно младенец, тихо сопела и во сне даже чему-то слегка улыбалась. Несомненно, если бы она знала, какая жуткая участь постигла её соседок, то вряд ли смогла бы так спокойно и крепко заснуть. Я не сентиментальный человек и вынужден действовать вполне осознанно. Мне некогда было раздумывать, стоя над спящей старой женщиной. Несмотря на предположения о том, что Леночка вернётся из университета не ранее чем через три часа, я не был твёрдо убеждён, что в любую минуту она не щёлкнет задвижкой замка. Мне бы не хотелось, чтобы она стала четвёртой жертвой и пятой среди мёртвых тел, которые рано или поздно будут обнаружены в коммунальной квартире.
Вновь посмотрев на спящую старушку, я тихонечко прошептал:
— Согласись, Ирина Александровна, ведь это не жизнь, когда без посторонней помощи не в состоянии подняться с постели. Уж лучше смерть, чем такое жалкое существование! Можешь считать меня Ангелом-Спасителем. Я легко и безболезненно избавлю тебя от дальнейших мучений…
Дрожащими руками я разъединил пластиковые трубки, входящие в элемент трансмиссии капельницы. Пропустив часть воздуха, вновь их соединил. Потом внимательно наблюдал, как воздушный пузырёк продвигался к игле, вставленной в вену бывшей заслуженной учительницы химии. Мне было искренне жаль эту женщину, но я не видел другого выхода из создавшегося положения. Испугавшись, что в последний момент могу выдернуть иглу из вены, я бесшумно, почти на цыпочках, вышел в прихожую. Меня утешала мысль о том, что она умрёт быстро, тихо, и безболезненно. Мне действительно было искренне её жаль, но ещё больше не хотелось проводить пожизненное заключение в тюремной камере.
У меня было дикое желание как можно скорее покинуть эту коммунальную квартиру, в которой, помимо разлагающегося трупа Ивана Никаноровича лежало ещё три мёртвых женщины, но внутренний голос разума велел не спешить. Вопреки желанию как можно скорее покинуть место моего преступления, я всё-таки остался ещё на несколько минут. Тщательно протерев все дверные ручки, к которым мог прикоснуться, а также прочие вещи, где могли остаться отпечатки моих пальцев, я наконец-то удостоверился, что нигде не наследил. Прежде чем навсегда выйти из квартиры, я машинально посмотрел на кота. Он мне явно нравился. Пират ласково тёрся о мои ноги.
— С твоим тончайшим чутьём, запах разлагающегося трупа тебе явно не по нраву, — сочувственно заметил я. — Если не станешь кусаться и царапаться, могу забрать тебя с собой.
Пират, словно понимая мои слова, приветливо замурлыкал, я же, непосредственно обращаясь к нему, снисходительно произнёс:
— Ну, что ж, если жить здесь тебе стало невмоготу, то идём со мной…
Я протянул к нему руки. Он тут же затих, прижавшись мордочкой к моей ладони.
— Вот и прекрасно! — сказал я, нежно погладив его по голове. — Можешь считать, что у тебя новый хозяин. Будешь жить у меня припеваючи! Я буду кормить тебя не просто свежей рыбой, а завалю разнообразными деликатесами, вплоть до красной икры…
Отлично понимая, что обнаружив в коммунальной квартире сразу четыре трупа, этим делом займутся не только мурманские криминалисты, но и лучшие следователи из Москвы, я ещё раз убедился, что нигде не наследил и не оставил отпечатки своих пальцев. После этого аккуратно спрятал кота за пазуху, взял пакет с валютой и ювелирными украшениями и решительно вышел из квартиры.
«Каждый шаг — это движение к заветной беззаботной жизни!» — подумал я.
Уже было далеко за полдень. На улице стало ещё более сумрачно и холодно, но зато вдоволь чистого свежего воздуха, отчего мною овладело лёгкое оцепенение. Мне захотелось остановиться ради того, чтобы окончательно выдохнуть из себя тошнотворный трупный запах. Но ещё больше хотелось как можно скорее принести Пирата домой, пока он окончательно не ошалел от страха и не начал вырываться. Чтобы хоть немного успокоить несчастное животное, я погладил его по голове и нерешительно произнёс:
— Как ты думаешь, пучеглазая бестия, следователи когда-нибудь смогут узнать, кто на самом деле убил твоего бывшего хозяина? Впрочем, на этот счёт можно не сомневаться: они наверняка во всём разберутся и когда-нибудь докопаются до истины. Главное, чтобы не пронюхали, кто убил ещё трёх женщин…
Пират жалобно замурлыкал и посмотрел на меня ничего не понимающим взглядом.
— Ах, ты же не в курсе! — спохватился я. — Когда после продолжительной дружеской беседы я уходил от старушки — божьего одуванчика, то задал ей ещё один вопрос: откуда она знает, что Иван Никанорович принимал сульфат таллия? Ты представляешь, что она мне ответила? Вернее, не ответила, а укоризненно заявила:
— Пашенька, какой же ты всё-таки непонятливый человек! Неужели думаешь, что я не знала, какой дряни несколько дней подряд подсыпала этому паршивцу в то красное виноградное вино, которым его постоянно угощала?..
Пират снова жалобно замурлыкал.
— Ну что, боишься? — миролюбиво проговорил я испуганному животному. — Никогда раньше не был на улице в плохую погоду?
Старательно укрывая его от порывов встречного ветра, я с вызовом заявил:
— Моей новой любовнице, претендующей на звание интеллигентной женщины, вряд ли понравится твоё имя. Ну, сам подумай, что значит Пират? Ты же не разбойник с большой дороги! Будет гораздо лучше, если с этой минуты стану называть тебя Мурзиком…
Насколько я смог заметить, он вообще не отреагировал на моё предложение и лишь смотрел на меня большими доверчивыми и невероятно выразительными ярко-зелёными глазами.
— Раз ты молчишь, значит, можно считать, что мы договорились, — удовлетворённо произнёс я, и нравоучительно добавил: — Если обдерёшь у Ниночки её новые гардины, то будешь моим самым лучшим другом!
Я немного подумал и огорчённо подметил:
— Но в этом случае у нас с тобой возникнут крупные неприятности…
Мне показалось, что умный кот не только со мной согласился, но ещё и посмотрел на меня предостерегающим взглядом.
— Всё верно, — сказал я, с искренним сожалением в голосе. — Если собираешься каждый день кушать свежую сметанку, то лучше будь умницей и, пожалуйста, веди себя так, словно ты действительно породистый и хорошо воспитанный котик…
Глава 24
Я шёл по городу, и мне казалось, что каждый встречный человек с опаской смотрел на меня и с презрением отворачивался в другую сторону, догадываясь, что перед ним жестокий убийца трёх несчастных женщин. Иногда мне мерещилось, что я весь испачкан кровью, и поэтому проходившие мимо меня люди постоянно оглядывались. Однако мысли о коробке из-под импортной обуви, которая полностью набита пачками денежных купюр и ювелирными украшениями на общую сумму не менее чем в полтора миллиона долларов, а то и больше, возбуждали во мне восторженные чувства. Несмотря на совершённые мною убийства, я подспудно испытывал некоторое удовлетворение. У меня было приподнятое настроение. Мне больше не требовалось связывать свою судьбу с женщинами, которые не всегда мне нравились, и привлекали внимание лишь толщиной имеющегося кошелька. Теперь я мог устроить свою жизнь по собственному усмотрению, а знакомиться с представительницами прекраснейшей половины человечества не ради присвоения их денежных средств, а лишь для собственного удовольствия.
Я старался не думать о бывших соседках Ивана Никаноровича, которых пришлось убить. Я отлично понимал, что иначе подобные тягостные мысли будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь.
Однако я никогда не считал себя недальновидным человеком, и возможно именно поэтому должен обеспечить себе сто процентное алиби. Я не мог не знать, что как только дочь Татьяны Лихачёвой вернётся домой, она обязательно обнаружит убитых женщин. Возможно, это могло произойти не сразу. Сначала она решит, что мать куда-то вышла из дома. Но вскоре начнёт искать её в соседних комнатах. Буквально через несколько минут после её сообщения во всём городе будет поднята по тревоге вся мурманская полиция. У меня было предостаточно своих денег, и я решил незамедлительно избавиться от одежды, которая так или иначе могла меня скомпрометировать.
Первое, что я сделал, подошёл к киоску и купил две пачки сигарет, потом вошёл в ближайший сквер и, присев на скамью, значительно отдалённую от общего обзора, натёр табаком не только подошвы обуви, но и нижнюю часть брюк. Не знаю, в какой книге или газетной статье это вычитал, но хорошо запомнил, что любая овчарка, нанюхавшись этой дряни, вскоре начнёт чихать и вовсе перестанет преследовать разыскиваемого преступника.
Затем я неоднократно пересаживался из одного троллейбуса в другой, окончательно запутывая свои следы. Чуть позже я зашёл на Первомайский рынок и для начала посетил зооуголок, где приобрёл пластиковый контейнер для перевозки животных, усадил туда Пирата, лишь затем приобрёл для себя всю новую одежду, начиная от осенних полуботинок с носками и кончая двубортным костюмом с новой осенней курткой.
Договорившись с одним из рыночных торговцев, я заплатил ему двести рублей и оставил на хранение кота. Сам же поспешно вошёл в ближайшую баню и взял на два часа отдельную сауну, предварительно побывав у парикмахера.
Войдя внутрь, я плотно закрыл за собой дверь и поспешно стал рассматривать приобретённые сокровища, постепенно перекладывая их в только что купленный дипломат. Затем я аккуратно подстриг ногти, лишь после этого направился в парилку. Изрядно напарившись, полностью переоделся.
Не забыв забрать у рыночного торговца пучеглазого кота, специально прошёл несколько дворов, оставляя в разных мусорных баках свою прежнюю одежду. Теперь ни один самый дотошный криминалист не смог бы обнаружить ни микроскопических частиц наркотического порошка, который я рассыпал в комнате Ивана Никаноровича, ни единого волоса моих жертв, который случайно мог оказаться на моей одежде.
Больше всего проблем возникло при решении, куда можно спрятать драгоценности. Оставить дипломат в квартире очередной любовницы неразумно, а сдать в какую-либо камеру хранения довольно-таки банально и глупо. О том, что можно договориться с друзьями, у меня не возникло мысли. Никто не должен знать, что я стал обладателем несметных сокровищ. Я должен оставить дипломат не только в надёжном, но ещё и в легкодоступном месте.
Мне не хотелось надолго расставаться с внезапно приобретённым богатством. Я ничуть не сомневался, что рано или поздно мною заинтересуются представители прокуратуры и даже могут провести доскональный обыск. Всё дело в том, что накануне своей гибели Татьяна Лихачёва звонила на номер моего мобильного телефона. Этот факт, конечно, я не мог отрицать. Именно по этой причине не мог поспешно покинуть Мурманск. Моё отсутствие непроизвольно вызвало бы ненужные подозрения у правоохранительных органов. Сначала я решил пойти на берег озера и закопать дипломат в каком-нибудь запоминающемся месте, но потом пришёл к выводу, что это не лучшая идея. Природный катаклизм мог привести к гниению всех денежных купюр, ведь я не мог гарантировать, что мне не придётся долгое время не прикасаться к своему дипломату. Я должен предвидеть самые неожиданные повороты судьбы. Как бы я этого ни не хотел, могла возникнуть такая ситуация, что какой-то длительный промежуток времени у меня не будет возможности вновь прикоснуться к моим сокровищам. При любых обстоятельствах я не должен сомневаться, что остаток своей жизни смогу провести в богатстве и роскоши. Если спрятать дипломат в подвале, то его случайно могут обнаружить бездомные бродяги, оставшиеся там на ночлег.
Совершенно неожиданно для себя, я вдруг пришёл к выводу, что нет ничего более надёжного, как спрятать его в районе города на склоне какой-нибудь отвесной скалы, которая простояла века и будет не тронута ещё несколько столетий. От этой идеи у меня сразу поднялось настроение. Я остался доволен собственной проницательностью и дальновидностью, благо Мурманск расположен на сопках, и высоких гранитных скал вокруг гораздо больше, чем предостаточно.
Я не стал особо морочить себе голову и вышел на остановке возле Ледового озера. У меня было два пути: либо направится в сторону Долины Уюта, либо к подножию скалистого обрыва, расположенного на противоположной стороне, ближе к Кольскому заливу.
Я потратил не менее получаса, чтобы отыскать необходимую трещину в каменном изломе, куда смог спрятать дипломат. Потом — ещё столько же времени, чтобы надёжно заложить его булыжниками. Мои руки закоченели, но зато я был полностью удовлетворён результатом проделанной работы. Теперь и через десять, и через двадцать лет я мог прийти к этому месту и в одно мгновение стать одним из богатейших людей Кольского полуострова.
Облегчённо вздохнув, я взял контейнер с замёрзшим котом и решительно направился к Ниночке. Уже подходя к её дому, я снял с запястья часы, бросил их на обледенелый асфальт и раздавил каблуком ботинка.
— Никаких улик! — цинично произнёс я. — Начинаю жизнь с чистого листа…
Ниночка была дома и уже примеряла новые гардины. Увидев меня, она облегчённо вздохнула и тихо произнесла:
— А я грешным делом подумала, что ты ушёл навсегда!
Переведя взгляд на корзину в моей руке, она заинтересованно заглянула внутрь и радостно воскликнула:
— Боже! Какая прелесть!
— Это моё единственное богатство! — сказал я. — Можно, он поживёт здесь вместе со мной? Ведь я не могу выбросить его на улицу…
— Что за вопрос, конечно, можно! — твёрдо заверила Ниночка.
Отлично понимая, что она не может не обратить внимания на мою новую одежду, я предусмотрительно пояснил:
— Зашёл домой за этой мурлыкающей бестией и заодно переоделся. Хотел произвести на тебя впечатление.
— Ты его произвёл ещё вчера, когда я впервые увидела тебя в ресторане.
Она взяла меня под руку и нежно поцеловала.
— Я тоже молодец! — кокетливо улыбнувшись, заявила Ниночка. — Выбрала готовые гардины…
Она подозрительно посмотрела на меня широко открытыми глазами, не вполне уверенная, что мне понравилось всё то, что она успела сделать. Заметив на моём лице явные признаки восхищения, которые мне удалось изобразить с неимоверным трудом, Ниночка воодушевлённо произнесла:
— Пока ты ходил к себе домой, я тут немного прикинула и решила сделать в квартире кое-какую перестановку. Придётся произвести незначительный ремонт. Не сомневаюсь, ты наверняка имеешь понятие о гипсокартоне, отлично разбираешься в сухой шпаклёвке, и умеешь пользоваться слесарным инструментом…
Ещё в полдень я послал бы её ко всем чертям, но в данный период времени мне необходимо где-то отсидеться.
— Умница! Ты не представляешь, как давно я мечтал отбросить в сторону все бумажные дела и заняться тяжёлым физическим трудом… — ответил я, крепко обняв её за талию и нежно поцеловав в губы.
На протяжении последующих трёх суток я был примерным семьянином и занимался сугубо домашними делами. Отремонтировал все вентили, которые протекали и требовали замены прокладок, наточил кухонные ножи, да ещё многое другое, что должен делать по хозяйству любой мало-мальски нормальный мужчина, проживающий в квартире одинокой женщины.
Я специально не выходил на улицу, а по телевизору не было никаких сообщений о совершённом мною преступлении. Иногда я начинал думать, что дочь Татьяны Лихачёвой, вернувшись из университета, обнаружила кровавое побоище, не выдержала ужасного зрелища и умерла от внезапного инфаркта. Хотя отлично понимал, что подобный вариант неприемлем. Молодая девушка, без побочных признаков болезни, вряд ли бы смогла испугаться до такой степени, чтобы её сердце мгновенно остановилось. Тем более, обнаружив погибшую мать и мёртвых соседок, она ни в коем случае не решилась бы покончить свою жизнь самоубийством. Мне ничего не оставалось, как ждать и быть готовым к любым вопросам следователя.
На всякий случай я внимательно просмотрел входящие звонки, набрав телефонный номер Татьяны Лихачёвой, решительно нажал кнопку вызова. По вполне понятной причине не получив ответ, я облегчённо вздохнул. Я был уверен, что этот звонок не сможет не попасть в поле зрения правоохранительных органов. Это было моим алиби. Если бы я совершил убийство, то ни за что не стал бы возобновлять со своей жертвой телефонный контакт. Железная логика, против которой не сможет устоять ни один довод самого дотошного Пинкертона. Ещё я мысленно похвалил себя за то, что перед уходом из квартиры Лихачёвой у меня хватило ума заглянуть в комнату Инны Алексеевны Безымянной, и случайно обнаружить на прикроватной тумбочке её ежедневник, где эта маразматичка, повёрнутая на детективных романах, сделала очередные заметки о моём посещении их коммунальной квартиры. Она не только досконально описала мою внешность, но и с точностью указала все мои данные, допустив всего одну существенную ошибку. Она представила меня в роли оперуполномоченного, а не смазливого альфонса, которым я был на самом деле. Видно, мною руководило само провидение, или меня добросовестно охранял от неприятностей мой Ангел-Хранитель, иначе эти записи могли не только стоить мне долгих лет тюремного заключения, но и в корне повлиять на всю мою оставшуюся жизнь. В принципе, я не удивился, когда на четвёртые сутки, после продолжительного назойливого звонка в дверь, Ниночка вошла в гостиную комнату и растерянно произнесла:
— Пашенька, к тебе следователь…
Она смотрела на меня не то что напуганным, а каким-то растерянным непонимающим взглядом.
— Довольно-таки странно, — притворно изумившись, сказал я. — По-моему, я являюсь законопослушным гражданином и вряд ли смогу чем-то помочь товарищу…
Я запнулся на полуслове, увидев в дверном проёме незнакомого человека в штатском.
— Всегда к вашим услугам… — высокопарно произнёс я.
— Мне бы хотелось переговорить с вами по весьма деликатному делу, — размеренно произнёс он. — Необходима ваша консультация…
Читать бесплатно другие книги:
