Я никого не хотел убивать Денисов Вячеслав

Глава 4

Не только над Мурманском, но и над всем Кольским полуостровом нависла полярная ночь. Наступило самое мерзопакостное время, когда поздняя осень ещё властвовала над природой, а ранняя зима лишь начинала вступать в свои владения. Теперь сорок дней и ночей солнце не будет выходить за линию горизонта, а его лучи не станут заглядывать в этот забытый богом край. В такие сумрачные тоскливые дни у меня часто болела голова, отчего я излишне нервничал и постоянно впадал в меланхолию. Но, как ни странно, в этот полдень я находился в прекрасном расположении духа и чувствовал себя словно новорождённый младенец.

С опаской поглядывая на обледенелый асфальт, и с неимоверным трудом преодолевая скользкие участки тротуара, я наконец-то добрался до остановки общественного транспорта.

— У тебя наверняка есть финансовая возможность. Имеешь водительское удостоверение, но почему не приобретёшь себе автомобиль? — зачастую спрашивали мои друзья.

— Жаба душит! — не задумываясь, отвечал я.

— Тебе никто не говорит, что необходимо потратить два с половиной миллиона долларов, чтобы иметь эксклюзивный внедорожник. За наши российские деньги, в пределах четырёхсот тысяч рублей, можно приобрести вполне приличную иномарку.

— А мне за державу обидно, — отшучивался я. — Вот когда наш российский автопром начнёт выпускать автомобили высшего качества, тогда, может быть, и надумаю обзавестись техникой.

Я действительно несколько лет назад прошёл курс обучения, по большому блату сдал экзамены и получил водительское удостоверение. Но в тот момент, когда самостоятельно попытался сесть за руль, внезапно осознал, что мне это совершенно ни к чему. Помимо того, что меня пугали автомобили, движущиеся рядом, и тем более идущие на обгон, у меня вообще не было ни малейшего желания сутками пропадать в гараже, ковыряться в двигателе и при необходимости менять бескамерные покрышки. К тому же я предпочитал жить за счёт какой-нибудь смазливой неопытной девицы, мечтающей как можно скорее выйти замуж, или отдыхал у миловидной вдовы, сутками валяясь на её большом мягком диване. Моей основной задачей было занятие любовными утехами, просмотр телевизионных программ и чтение свежих газет. Если что-то менялось в привычном графике, и вдобавок ко всему начинали возникать вопросы о моей профессиональной деятельности, то я сразу менял место дислокации. В зависимости от благосостояния моей очередной дамы сердца на память обо мне у неё оставались воспоминания о растраченных суммах в долларовом или рублёвом эквиваленте. Так что общественный транспорт меня нисколько не смущал, а при острой необходимости всегда была возможность воспользоваться услугами таксомоторного акционерного общества, или же было достаточно взмахнуть рукой и остановить любого частника, занимающегося извозом.

Поэтому я без особых эмоций вошёл в автобус, предварительно пропустив вперёд вечно снующих пенсионерок и, при наличии свободного места, плюхнулся на сиденье. Лишь постоянно напрягая память, я наконец-то смог отчётливо представить себе Татьяну Зиновьевну Лихачёву. Это была женщина среднего роста, худощавая, стройная, с хорошими манерами и приятной внешностью. Но, несмотря на то, что в постели Татьяна не выказывала признаков флегматичной партнёрши, она всё-таки не проявляла личную инициативу, способствующую улучшению наших интимных отношений. Её дочь, шестнадцатилетняя красавица со смуглой кожей, с такими же, как у матери, длинными локонами тёмно-русых волос, и с оливково-зелёными глазами, также оставила о себе приятные воспоминания. На её счастье, я был аферистом-любовником, но никоим образом не извращенцем, преследующим юных невинных девушек. По столь уважительной причине мне пришлось всего лишь довольствоваться незначительным общением с этим милым кротким созданием.

Воспользовавшись лифтом и поднявшись на седьмой этаж, я решительно нажал кнопку дверного звонка.

— Пашенька, здравствуй! Прости, что пришлось тебя побеспокоить, — залебезила Лихачёва.

Татьяна была в ажурном платье, с узкими бретельками на оголённых плечах, искусно связанным крючком из светло-голубой пряжи мерсеризованного хлопка. По её бледному лицу скользнула мимолётная улыбка. Неприятно признавать, но она была не совсем здоровой женщиной, выглядела гораздо хуже, чем я мог предположить. То ли изнуряющая работа на производстве, то ли следствие неизлечимой болезни довели её до такого жалкого состояния.

Переступив порог коммунальной квартиры, я сразу уловил отвратительный трупный запах. Или, как выразилась Татьяна, разговаривая со мной по сотовому телефону: в их общей прихожей витал запах смерти.

— Здравствуй, лапушка! Здравствуй милая… — добродушно ответил я, скрывая косвенные подозрения о наличие трупа и моё негативное мнение о её внешности. — А ты всё хорошеешь, подруга…

Я постарался скрыть своё упадническое настроение. В глубине души надеялся, что она столь примитивным образом решила заманить меня к себе в гости, а все разговоры об Иване Никаноровиче лишь прелюдия к её тайному замыслу вспомнить былое и как можно скорее затащить меня в собственную кровать. Реальная действительность в виде тошнотворного запаха мгновенно подействовала на меня самым отрезвляющим образом. Я невольно обуздал свои иллюзии об её возродившихся пламенных чувствах и мгновенно спустился с небес на землю. Я абсолютно не интересовал её в роли пылкого любовника. Она никогда бы не набрала номер моего сотового телефона, если бы не поверила, что я действительно являюсь работником следственного отдела.

— Ах, брось, Пашенька, — поспешно поправляя причёску, проговорила она в ответ на мой лестный комплимент. — Вся в делах, вся в заботах. То одно, то другое. В парикмахерскую зайти некогда…

Приглядевшись к ней более пристально, я непроизвольно обратил внимание на тот факт, что вдобавок к физическому недомоганию она ещё и заметно постарела.

— Наши годы нас не украшают! — словно прочитав мои мысли, печально подметила Лихачёва. — Но не стоит огорчаться. Нужно уметь радоваться тому, что имеем.

Она произнесла эти слова с откровенным оптимизмом, вопреки своим болезням и невзгодам.

— Во всяком случае, судя по тебе, этого не скажешь, — благородно солгал я. — С тобой хоть сейчас на танцы…

Она лишь улыбнулась в ответ, но как-то неестественно, словно чего-то стеснялась. Впрочем, в её застенчивости проглядывала непосредственная заслуга плохого дантиста.

По окончанию обоюдных любезностей я машинально окинул беглым взглядом прихожую. Это был длинный и широкий коридор, заставленный какими-то пошарпанными сундуками, деревянными ящиками, полуразвалившимися чемоданами пятидесятых годов, картонными коробками и прочим хламом. Присутствовал здесь и ржавый велосипед, лет, пожалуй, пятнадцать висевший на большом толстом крюке замурованным в стену под самым потолком.

— Где проживает исчезнувший сосед? — поинтересовался я, не желая оставаться в этом бедламе ни одной лишней минуты.

— В нашей коммунальной квартире четыре комнаты, одна кухня, один общественный туалет и одна общая ванна…

— На четверых хозяев, — подытожил я.

— Да, — подтвердила Татьяна. — Если не учитывать мою Леночку…

Она указала на вторую дверь, находящуюся с правой стороны непомерно длинной прихожей. В глубине души я даже позавидовал, что в той коммуналке, которая расположена на Больничном городке в полуразвалившемся двухэтажном доме, где по наследству от родной бабки мне досталась комнатушка в тринадцать квадратных метров, не было такого свободного пространства. Во всяком случае, вместо того, чтобы загромождать ненужной утварью, я нашёл бы для столь просторной прихожей более рациональное применение.

— Иван Никанорыч, по складу характера, отвратительный человек! — продолжила Лихачёва, не заметив моей мимолётной задумчивости, порождённой досадным чувством постыдной зависти.

— Может, по отношению к нему у тебя сложилось предвзятое отношение? — спросил я.

— Если бы… — со вздохом ответила она. — Мы не живём рядом с ним, а только мучаемся!

— Наверное, у него есть какие-нибудь друзья?

— Вообще-то у него замкнутый необщительный характер.

— К сожалению, существует такой тип людей, — согласился я. — Обычно их называют бирюками…

— Иван Никанорович именно таким бирюком и был, — поддакнула Татьяна.

Она сделала задумчивое лицо и словно в противовес своим же словам решительно заявила:

— Но однажды, буквально за неделю до его исчезновения, он пришёл домой непривычно весёлым и жизнерадостным…

— Может, влюбился на старости лет? — машинально полюбопытствовал я.

— Грешным делом, мне в голову пришла точно такая же мысль. Никогда раньше таким счастливым его не видела.

Румянец лёгкого смущения начал заливать её лицо и шею.

— Вообще-то даже самый угрюмый мужчина, в котором прослеживается жёсткость и упрямство, иногда бывает весёлым и жизнерадостным, — лаконично ответил я, и добавил: — В зависимости от величины положительных эмоций…

Подойдя вплотную к двери Ивана Никаноровича, мне даже не пришлось выстраивать цепь логических умозаключений. Резкий трупный запах говорил сам за себя.

— По-моему, уже давно было необходимо сообщить в надлежащие инстанции, — нахмурившись, пожурил я. — Ты обязана была это сделать немедленно, как только впервые почувствовала столь мерзкое зловоние.

— Сначала не придавала этому особого значения, но вчера вечером по-настоящему задумалась о причине его появления.

На её лице отразилось некое подобие жалкой улыбки.

— Первая реакция, несомненно, была направлена на испорченные продукты? — участливо поинтересовался я.

Лихачёва непроизвольно сконфузилась:

— Мне стыдно признаваться, но именно так всё и было. Для начала я вынесла мусорные вёдра, потом заглянула во все кастрюли…

Она посмотрела на меня растерянным взглядом, который показался мне неестественным, даже чуточку наигранным.

— А что, Иван Никанорыч умер? — спросила Татьяна. — Мне и в голову не могло прийти, что богу будет угодно призвать его к себе.

— Это почему же?

Перед тем как ответить, она пожала плечами:

— Обычно такие мерзопакостные люди живут очень долго.

— С какой стати?

— Они энергетические вампиры. Постоянно подпитываются чужой энергией.

Я посмотрел на неё слегка прищурившись, криво усмехнулся, и рассудительно произнёс:

— Не могу сейчас с полной уверенностью утверждать, умер твой сосед или его убили. Да и вообще, находится ли он в этой комнате…

Лихачёва округлила глаза и недоумённо посмотрела на меня.

— Пашенька! — растерянно пробормотала она. — Неужели у тебя есть какие-то сомнения? У нас во всей квартире дышать нечем…

Она даже не попыталась замаскировать бурный всплеск негодования, так отчётливо проявившийся в её голосе.

— Вне всяких сомнений, за дверью мёртвое разлагающееся тело, — рассудительно пояснил я. — Но пока мы с тобой не знаем, кто именно находится в комнате Ивана Никаноровича.

— Неужели там может быть кто-то посторонний?

— Нет смысла гадать, — логически рассуждая, ответил я. — Сначала необходимо определиться, что произошло, и лишь после этого можно сделать соответствующие выводы.

Я достал из кармана носовой платок и осторожно взялся за дверную ручку.

— У тебя, случайно, нет запасного ключа от этой комнаты? — после неудачной попытки отворить дверь, поинтересовался я.

— Откуда же он у меня возьмётся? — ещё сильнее зардевшись, пролепетала Лихачёва.

Мне почему-то показалось, что её ответ был не слишком искренним.

— Спросил на всякий случай, — пояснил я. — Нет, так нет…

— У нас у каждого жильца от своей комнаты имеются индивидуальные ключи. Только от прихожей у всех одинаковые…

В её взгляде вновь промелькнуло что-то неестественно наигранное. Мой жизненный опыт, приобретённый в постоянном общении с женщинами, подсказывал, что Лихачёва по-прежнему от меня что-то скрывала.

— Тогда, Танечка, нам просто необходимо вызвать участкового и вместе с ним дежурного слесаря.

Я опустил руку в карман и достал мобильный телефон.

— Зачем тратишь деньги? — посетовала она. — У нас есть стационарный…

— Благодарю, Танюшенька, но мне так удобнее! — решительно отказался я. — По крайней мере, не придётся вспоминать нужный номер…

Я преднамеренно отошёл в сторону и набрал наугад нелепую цифровую комбинацию. Сделав вид, что на том конце связи мне ответили, я деланно произнёс:

— Здравствуй, Семён Васильевич! Майор Ларионов тебя беспокоит из следственного отдела. Да, всё верно… Павел Николаевич… Это не слухи… Я действительно теперь занимаюсь коммерческой деятельностью… Что за проблема?..

Я обрисовал ситуацию таким образом, чтобы Лихачёва поверила в реальность моего собеседника.

— Ваш профессиональный опыт не будет лишним… — целенаправленно продолжая нести всякую ахинею пришедшую мне на ум, проговорил я. — В любом случае, мне было бы приятно с вами встретиться… Да, у меня у самого многолетний стаж работы в этой системе…

Я мельком взглянул на Татьяну. Убедившись, что она внимательно прислушивается к моим словам, я не менее серьёзно добавил:

— Приказ о досрочном присвоении очередного специального звания министр внутренних дел просто так подписывать не станет! — Надеюсь, вы уже капитан? Поздравляю от всей души… Извините за беспокойство! Вам тоже всего наилучшего…

Отключив мобильный телефон, и продолжая изображать из себя бывшего оперативника, я вновь предусмотрительно обратился к Лихачёвой.

— К сожалению, лучший следователь, до которого я дозвонился, сейчас в отпуске. У него частный дом под Вологдой. Ничего страшного. Как только мы с тобой выясним, что здесь произошло, незамедлительно сообщим участковому.

Я посмотрел на неё проницательным взглядом и спросил:

— Помимо тебя, кто-нибудь из жильцов этой коммунальной квартиры сейчас находится дома?

Татьяна на мгновение задумалась.

— Должны быть… — протянула она. — Ирина Александровна, старушка — божий одуванчик, парализована и сутками лежит в постели. Другая моя соседка, Инна Алексеевна, по-моему, с утра никуда не выходила…

По её взгляду я понял, что Лихачёва хотела поинтересоваться, для чего мне это нужно.

— Желательно кого-нибудь пригласить, в качестве понятых, — сказал я, опережая её вопрос.

Я отлично понимал, что не в моих интересах находиться в том месте, где может быть обнаружен труп человека, но мне очень понравилось выглядеть в глазах бывшей любовницы крутым начальником, достигнувшим определённых высот карьерного роста.

— Здесь, — Лихачёва указала на дверь, расположенную рядом с комнатой Ивана Никаноровича, — живёт восьмидесятилетняя бабулька, преподаватель химии. Я тебе о ней уже рассказывала…

— Это именно та Ирина Александровна, которая определила, что в вашей коммунальной квартире появился трупный запах? Или, как она выразилась: запах смерти…

— Да. Но она вряд ли сможет оказать какую-либо существенную помощь…

— Я уже это понял. Ты предупредила, что она сутками прикована к постели.

— У неё ноги парализованы! — заявила Татьяна бесстрастным тоном.

— За ней кто-нибудь ухаживает?

— У Ирины Александровны когда-то был муж, но он скончался от пневмонии в сорокалетнем возрасте.

— Детей нет?

— Есть сын. Военный. Служит где-то на Дальнем Востоке.

— Мать навещает? — невинно поинтересовался я, хотя мне было совершенно наплевать на их семейные взаимоотношения.

— Здесь бывает очень редко. Практически один раз в пять лет. Да и не задерживается дольше, чем на неделю.

— Значит, можно считать, что она одинокая женщина, — констатировал я, преследуя свои меркантильные интересы.

Коммунальная четырёхкомнатная квартира, в которой один из хозяев уже теоретически мёртв, а вторая квартиросъёмщица находилась на грани между жизнью и смертью, не могла не привлечь моё внимание. И хотя я не был чёрным риэлтором и не занимался квартирными вопросами, всё ж таки мог обратиться к нужным людям и при этом поиметь личную выгоду.

— Так сложилось, что у Ирины Александровны, кроме нас, никого нет, — с глубоким вздохом произнесла Лихачёва.

— Значит, она постоянно лежит в постели? — ради уточнения переспросил я.

— У неё есть инвалидная коляска. Но я думаю, что Ирина Александровна тебе не помощник.

— Разумеется, приглашать её в качестве понятой нет смысла, — согласился я, и поинтересовался:

— Так она хоть когда-нибудь пользуется этой коляской?

— Мы с дочерью иногда помогаем Ирине Александровне в неё забраться, а уж потом она сама потихоньку передвигается по комнате.

— А как же мебель?

— Мебели у неё не так много. Вернее, осталось не так много. Лихие девяностые не прошли для неё даром…

Усилием воли Лихачёва придала себе самый равнодушный вид, хотя было заметно, что упомянутые времена для неё самой не остались незамеченными, и наверняка ощутимо сказались на её благосостоянии.

— Всё, что Ирина Александровна скопила за долгие годы непосильного труда и хранила на сберкнижке, бесследно исчезло, — взволнованно продолжила Татьяна. — Ради того, чтобы выжить и не умереть с голоду, мебель, а также многие хорошие вещи, пришлось продать. Так что теперь в её комнате можно кататься на этой инвалидной коляске хоть вдоль, хоть поперёк…

— Понятно. Всё самое лучшее и дорогостоящее из того, что она имела, ушло за бесценок, — подытожил я с напускной грустью.

— Деньги были очень нужны… — с глубоким вздохом произнесла Лихачёва.

— А кому они не нужны? — понимающе констатировал я.

— К сожалению, ты прав, — поникшим голосом произнесла Татьяна. — Как говорится, «не в деньгах счастье»… Но и без них уж больно муторно на душе…

Её непроизвольная улыбка сменилась выражением озабоченности. Она посмотрела на меня вопросительным взглядом.

— Насчёт Ирины Александровны мы уже определились, — вновь предугадав ход её мыслей, подытожил я. — Без особой необходимости не будем беспокоить старого больного человека…

Лихачёва понимающе кивнула головой и подошла к противоположной двери.

— Вот здесь, в семнадцатиметровой комнатушке, живём мы с Леночкой, — испытывая чувство неловкости, пояснила она.

Татьяна поправила узкую бретельку ажурного платья связанного из светло-голубой пряжи, спадающую с оголённого плеча. По её лицу скользнула смущённая улыбка. Я не мог не догадаться, что она стеснялась бытовой неустроенности.

— Твоя повзрослевшая дочь скоро получит диплом о высшем образовании, начнёт хорошо зарабатывать и всё образуется, — пытаясь хоть как-то её подбодрить, пообещал я.

— По-моему, мы с ней никогда не выберемся из нищеты и постоянно будем сидеть в долговой яме. Я делаю всё, что в моих силах, но по-прежнему не верю в светлое будущее. Мне почему-то кажется, что впереди нас ждёт лишь одна неустроенность и непроглядная кромешная мгла…

— Ну, зачем же так мрачно? — нахмурившись, возмутился я. — Всегда нужно надеяться на что-то лучшее…

— Только это и остаётся, — огорчённо ответила Лихачёва.

Мне захотелось как можно скорее сменить тему неприятного разговора, тем более что ничем существенным я помочь не мог, а разводить пустую ничего не значащую демагогию не было смысла.

— Нетрудно предположить, что в комнате, которая расположена рядом с твоей, проживает Инна Алексеевна, — уверенно произнёс я.

— Инна Алексеевна Безымянная, — уточнила Татьяна. — Интеллигентная женщина. По-своему очень несчастная…

Она выдержала непродолжительную паузу, но, не дождавшись от меня наводящих вопросов, с сочувствием прошептала:

— Незамужняя. Похаживал одно время кавалер, но что-то у них не сложилось…

— Позови, пожалуйста! — коротко попросил я. — Её присутствие будет необходимо…

Лихачёва незамедлительно постучала в дверь.

— Инна Алексеевна! Можно вас на минуточку? У нас товарищ из уголовного розыска! Насчёт Ивана Никанорыча… — воскликнула она, не в силах сдержать всплеск бурных эмоций.

— Иду, Танечка, иду… — послышался бойкий голос пожилой женщины.

Глава 5

Инна Алексеевна вышла в цветастом кимоно. На шее красовался шарфик из такого же материала. Ресницы и брови подведены чёрной тушью, в тон коротко остриженных волос. На их фоне глаза орехового цвета, имеющие золотистый оттенок, казались выразительными и броскими, но тем самым отвлекали внимание от приплюснутого утиного носика.

— Насколько смею судить, мужчин в вашей квартире нет? — произнёс я, прилагая усилия, чтобы мой голос не прозвучал слишком мягко.

Я уже всерьёз начал тешить надежду собственной выгоды при обмене их просторной коммунальной квартиры на менее равноценную. Если с представителями сильной половины человечества в этом вопросе могли возникнуть проблемы, то обмануть доверчивых женщин для меня не составило бы особого труда.

— Иван Никанорыч был единственным мужчиной в нашем обществе, — вступила в разговор Инна Алексеевна. — Будь у него не столь скверный характер, он бы у нас как сыр в масле катался.

Это было высказано с таким серьёзным видом, и с такой вызывающей откровенностью, что я не мог усомниться в искренности её слов.

— Говорить о нём в прошедшем времени пока рано, — резонно подметил я.

— Так ведь запах… — на мгновение оторопев, возразила Безымянная.

Она как-то странно посмотрела на меня.

— О чём вы только что подумали? — напрямую спросил я. — Любая кажущаяся мелочь может оказаться очень важной…

— У нашего соседа был хорошо откормленный котик, — растянуто пояснила Инна Алексеевна.

— Почему был? — запротестовала Лихачёва. — Этот наглый зверёныш до сих пор сидит взаперти в его комнате.

— Обычно, когда Иван Никанорыч забывал его покормить, кот жалобно мяукал, а теперь его не слышно. Вот я и подумала: а что если…

— Ничего с ним не случилось! — возмущённо заявила Лихачёва. — Я и сейчас слышу его мурлыканье…

Я напряг слух, но ровным счётом ничего не обнаружил. За дверью воцарилась гнетущая тишина. Однако излишняя уверенность Татьяны навела меня на мысль о том, что она имеет доступ в комнату Ивана Никаноровича, и точно знает, по какой причине оттуда исходит зловонный запах.

— Пожалуйста, успокойтесь! — попросил я, не позволив женщинам поссориться из-за такого пустяка. — Не стану досконально объяснять, чтобы не шокировать вас обеих жуткими подробностями, но можете не сомневаться: в комнате Ивана Никаноровича сейчас однозначно находится разлагающийся труп взрослого человека, а не какого-то мелкого животного.

— Может, там женщина? — предположила Лихачёва.

В этот раз я отчётливо заметил её смятение. Она вновь говорила не о том, о чём думала.

— Когда придёт участковый, войдём в комнату и во всём разберёмся, — сказал я, стараясь преждевременно не задавать наводящих вопросов, опасаясь тем самым поставить в неловкое положение.

«Если хотят что-то скрыть, пусть скрывают! — подумал я. — Всё равно, рано или поздно, всё тайное становится явным…»

Видимо, на моём лице отразилась такая горькая озабоченность, что Татьяна невольно решила прийти мне на помощь.

— Могу позвать жильцов из другой квартиры, — предложила она.

— Пока нет такой необходимости.

— Там, вместе с жёнами, проживают их законные мужья…

Мне пришлось предпринять некоторые усилия, чтобы не рассмеяться.

— А что, мужья могут быть и незаконными? — ради того, чтобы хоть немного снять возникшую напряжённость, полюбопытствовал я.

— Сейчас многие современные люди предпочитают жить в гражданском браке, — слишком серьёзно восприняв мой вопрос, ответила Лихачёва.

— Пожалуй, сможем решить возникшую проблему без их участия! — отмахнулся я.

— Если вы, Павел Николаевич, считаете, что нашего присутствия недостаточно…

Она обратилась ко мне по имени и отчеству с определённой целью: возвысить мою значимость в глазах соседки. Я решил отплатить ей той же монетой.

— Нет, Татьяна Зиновьевна, так не считал и не считаю! — заявил я категоричным тоном, и более мягко уточнил:

— Если при наличии трупа Ивана Никаноровича вы обе осмелитесь войти в комнату и согласитесь его опознать, тогда мы с вами обойдёмся без посторонних мужчин.

Словно по команде, переглянувшись, между собой, очаровательные представительницы прекраснейшей половины человечества в знак согласия утвердительно кивнули своими милыми головками.

— Вот и договорились! — удовлетворённо произнёс я. — А теперь расскажите мне более подробно о вашем соседе.

Они вновь переглянулись.

— Что о нём рассказать? — недоумённо переспросили женщины.

— Мне необходимо иметь о нём наиболее ясное представление, — глубокомысленно пояснил я. — Меня интересует буквально всё.

— Он отпетый негодяй, каких свет не видывал! — взвинчено заявила Лихачёва. — Если действительно умер, то ни грамма не жалко. Туда ему и дорога…

Меня поразило её дерзкое высказывание.

— Характер у него скверный, неуживчивый. Слишком пакостный и злопамятный человек! — без тени смущения добавила Безымянная.

В загадочной глубине её глаз таилось что-то опасное и предупреждающее.

Я широко развёл руками:

— Вас обеих послушать, так он вообще деспот! — вступился я за Ивана Никаноровича, не столько ради справедливости, как из-за элементарной мужской солидарности.

— А он и есть деспот! — запальчиво продолжила Инна Алексеевна. — Постоянно ходит как сыч надутый. Вечно чем-то недоволен…

Не только по интонации голоса, но и по одному их взгляду я понял, что обе женщины его недолюбливали, и при первой же возможности были готовы смешать с дерьмом.

— Наверное, часто пьёт и буянит? — не ради личного интереса, а скорее для проформы, полюбопытствовал я.