Француженки не любят сказки Флоранд Лора

– Не беспокойся, так оно и есть.

Он рывком расстегнул молнию на ее куртке, швырнул свою через прилавок и, избавившись от этих барьеров, прижался к ней всем телом. Ее ладони с удовольствием погладили его торс, прикрытый лишь трикотажной рубашкой.

– Ты правда представляла вот это в своих фантазиях, когда была тут днем?

– О да. С каждым кусочком, который брала из твоей коробки.

Он взял ее за талию, поднял и посадил на прилавок.

– Как я не догадался положить в ту коробку номер моего мобильного! – Он опять приник губами к ее губам и раздвинул бедрами ее ляжки. – Просто я боялся тебя спугнуть.

– Спугнуть м?.. – Но его губы не позволили ей договорить фразу.

Не прерывая поцелуя, он опять навалился на нее, заставил откинуться назад, на его сильную руку. Когда потом он помог ей вернуться в прежнее положение, в его руке была еще одна шоколадка.

– Почему ты мог спуг…

Он сунул шоколадку в ее раскрывшиеся губы, не дав договорить.

Она закрыла глаза; на ее языке таял темный шелк, мгновенно подладившийся под температуру ее тела.

– По-моему, ты говорил, что нигде и никогда не жил без света.

Он покачал головой, но выражение его лица говорило, что это не совсем так.

– Не жил.

– Это тьма, которая не видела света. Она предназначена для тайн.

– Тебе нравится? – прошептал он с той давней, трудно скрываемой уязвимостью, с жаждой похвалы.

– О да. Это вроде как тьма, из которой родился мир.

– Если мы хотим, чтобы родился мир, тогда нам нужно немного секса. – Он сунул руки под ее тунику, в легинсы, прижал горячие ладони к ее попке, снял со стола и посадил верхом на свои бедра. – Где ты хочешь? Как? – шепнул он, нежно и сумрачно, словно сердцевина его шоколада, когда нес ее на середину зала. – Что подсказывает твоя фантазия?

Она показала рукой на шершавый камень арки:

– Вот тут.

Держа ее одной рукой, он прижал ладонь к камню.

– Так ты поцарапаешь свою нежную кожу.

– Я хочу тут, – прошептала она. – Прямо тут.

Он хрипло хохотнул.

– Лично я бы выбрал место помягче. Где я смогу взять тебя по-настоящему жестко.

– В следующий раз, – пообещала она возле его губ, запустив пальцы в его волосы. – В следующий раз.

Он вернулся с ней назад, нашел свою старую куртку и опять накинул на нее. Защитив таким образом ее кожу, он прижал ее спиной к камню, провел ладонями вверх по ее ребрам, лаская большими пальцами ее груди.

– Что ты хочешь сказать мне? Что я красивый? Я еще не видел никого прекраснее тебя.

– Доминик, я очень хорошо представляю себе, с какими красивыми женщинами ты спал…

Он заставил ее замолчать поцелуем и одновременно раздвинул ее колени.

– Ты даже не знаешь, о чем говоришь, черт побери. – Его поцелуи делались все более жадными, ладони пытались служить защитой от шершавой стены, а его бедра давили все сильнее. Он не шутил, сказав, что хочет взять ее жестко. – Жем, скажи мне, что я могу удержать тебя.

– Между прочим, я хотела поговорить с тобой о…

– Ты просто скажи! – Он сунул руки в ее легинсы и стащил их вместе с трусиками и всем остальным.

Но она учащенно задышала от страсти, когда ее нежное лоно сначала ощутило прохладный воздух – а потом прикосновения его большого пальца, грубо раздвинувшего ее половые губы.

– Скажи.

– Ты можешь удержать меня. – Она беспомощно извивалась. – Дом – господи – не спеши. Дай мне – насладиться тобой.

Опять грубый смех, наполненный отчаяньем.

– Я попробую. Пожалуй, мне нужна практика.

И он старался не торопиться. Камень сдерживал его, напоминал, что нельзя увлекаться и напирать слишком сильно, чтобы не сделать ей больно.

Потом она сидела у него на коленях за своим обычным столиком и разглядывала тыльную сторону его рук. Они покрылись ссадинами. Пока она наслаждалась его восхитительными усилиями, он защищал ее голову и попку от грубого камня.

– Прости, – виновато сказала она, водя пальцем над царапиной, но не прикасаясь к ней, а лишь шевеля волоски на его руке.

– Пустяки, – отмахнулся он. – Правда. Пустяки. Я люблю тебя. – Он произнес это твердо, как приказ, не допускавший никаких возражений. И еще крепче обнял ее.

Самое лучшее место на свете.

– Можно я навсегда останусь сидеть вот так? – с тоской попросила она.

– Да, – ответил он, уткнувшись носом в ее волосы.

– Я люблю тебя, – прошептала она возле его горла. – Но я понимаю, почему тебе не нравится это слышать.

Его рука слегка напряглась.

– Не уверен, что ты это понимаешь.

– Это слишком прилипчиво, – сказала она, обхватила его, насколько хватило ее рук, и еще сильнее прижалась к нему.

– Жем. – Он взял ее за подбородок, но она вырвалась, уткнулась носом в ямку на его горле и вдохнула его запах – восхитительный, теплый, темный, опасный. От него пахло шоколадом, а также смесью запахов ее и его собственной кожи. – Недостаточно прилипчиво.

Тогда она подняла голову и посмотрела на него при слабом свете, который просачивался от его оконных витрин, бросая в темноту полосатые, как зебра, линии. Ей показалось, что какой-то огромный зверь вышел из лесной чащи и положил ей на колени свой рог. Но это был не единорог, а дикий, опасный хищник.

– Я хочу, чтобы ты пообещала, что никогда меня не бросишь. – Его пальцы впились ей в кожу, но тут же разжались. – Но я все равно не поверю, если даже ты и пообещаешь.

– Какие мы глупые. – Она ощупала его плечо, руку, изучая в темноте форму странного зверя. – Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что никогда меня не отпустишь. Но мне трудно поверить, что у меня есть на это право.

– Я знаю. – Его рука была то грубой, то нежной, словно он все время спохватывался и смягчал свои прикосновения. Но тотчас забывал об этом. – Сначала ты должна спасти младших. Тех, кто, – у него странным образом дрогнул голос, – в этом нуждается.

Она опять уткнулась в него, спрятав руки между своим телом и его грудью. Получилось, что он как бы целиком завернул ее в себя. В последние дни он уже понял ее потребность в этом и послушно выполнял ее желание.

– Скоро я стану сильнее, – пообещала она.

– Не сомневаюсь, – пробормотал он, вдыхая аромат ее волос. – Пообещай, что не бросишь меня, когда это произойдет. Или пообещай, что вернешься ко мне. Если тебе нужно ехать и спасать людей, пообещай мне, что вернешься ко мне, когда тебе понадобятся новые силы.

– Но ведь ты не поверишь мне. Если я дам слово.

– Нет, – признался он. – Нет, пожалуй, никогда не поверю.

Тут она неожиданно поняла, что он столкнулся со своим самым худшим кошмаром. Из-за нее. С тем, в котором он пытался ей верить, что если она уйдет, то потом вернется назад.

А ей пришлось иметь дело со своим кошмаром, совсем другим. Прогонять из памяти ту картину – парней с палками. Избавляться от ужаса, который поселился в ее душе. Сделать выбор, который не был сфокусирован ни на борьбе с той картиной, ни на капитуляции перед ней. Сделать выбор, который наконец-то станет… ее выбором. Выбором в ее пользу.

– Но я мог бы стать – сильнее. – Его голос был сумрачнее, чем окружавшие их тени, но в нем звучала лукавинка. – Не таким сильным, как ты. Но когда-нибудь я, возможно, поверю, что ты будешь со мной хотя бы какое-то время.

Она тихонько засмеялась и поерзала – просто ради удовольствия потереться о него, почувствовать его всем своим телом.

– Это как у Льюиса Кэрролла: «Что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, – сказал Единорог, – если ты поверишь в мою реальность, то я поверю в твою».

– Я кто – Единорог или Алиса? – поинтересовался он, слегка удивив ее поначалу, пока она не вспомнила про его книги.

– Ой, ты, несомненно, сказочное чудовище. – Она погладила его по плечу. Темный, свирепый – как раз то, что ей нужно. Белый единорог был бы слишком слабым. Или недотрогой.

Он тоже засмеялся и дотронулся ладонью до ее лица.

– Ладно. А ты тогда моя несравненная Алиса. Такая земная и близкая. – Он прижал ее к себе, словно ему захотелось потереться об нее. – Я попытаюсь поверить в твою реальность.

Они замолчали. Может, оба пытались поверить. Доминик, казалось, никуда не торопился. Словно мог вечно сидеть тут, в своем салоне, за этим маленьким столиком и… лакомиться ею.

Она сглотнула и нерешительно произнесла:

– Я хочу задать тебе странный вопрос.

Он молча ждал.

Она смотрела на него в темноте, удобно устроившись, словно в колыбели, в его могучих объятьях.

– Ты женишься на мне?

Он не шевелился. Он не дышал. Потом его руки стали все крепче и крепче сжимать ее бедра, пока она не вскрикнула от боли.

– Боже, кажется, я сейчас упаду в обморок.

Он снял ее с коленей, отошел от нее к красной бархатной занавеси. Джейми выпрямилась и глядела ему вслед, онемев. Неужели ее предложение вызвало у него такой шок?

Он оперся рукой о белую стену с бутонами роз. Его большое тело сотряслось от мощного вздоха. Еще один вздох.

Потом он повернул голову и посмотрел на нее через плечо.

– Ты серьезно это говоришь? Ты хочешь этого – ты – Жем? – От невероятных эмоций у него сверкали глаза. – Только не отвечай мне сейчас, если ты не уверена – если не случится так, что ты уйдешь от меня перед алтарем. О чем я говорю? Как ты можешь быть уверена? Ведь мы знаем друг друга всего десять дней.

– Месяц, – поправила его Джейми. – Я знаю тебя месяц.

Уголки его губ невольно поползли кверху. Он взглянул на столик, за которым она всегда сидела, а потом наверх, на спиральную лестницу.

– Я во всем уверена, – заявила Джейми. – Доминик. Что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, если ты поверишь в мою реальность…

– Жем. – Он медленно, словно преодолевая боль в мышцах, покачал головой. – Я не уверен, нужно ли тебе верить в мою реальность.

Она попятилась. Подумав обо всех красивых брюнетках и блондинках… да, еще и о рыжеволосых дивах, которые претендуют на его внимание каждый день.

– Жем, я притворялся все это время. – Дом с тоской провел ладонью по маленьким бутонам роз. – Я притворялся. Я не мог бы удержать тебя. Ведь я не подарок.

Она нахмурилась и глядела на него так, словно он говорил на непонятном для нее языке.

Доминик не выдержал ее взгляда. Он убрал ладонь с бутонов и подошел к каменной арке, возле которой они только что занимались любовью. Он прижал ладони к камню, который еще хранил тепло ее тела.

– Но ты знаешь об этом, верно? – тихо спросил он. – Все это время я думал, что ты считала меня совершенным.

– Совершенным? – удивилась она.

– Да. – Он скривил рот и ударил кулаком по камню. – Хотя, возможно, ты никогда так не считала.

– Я никогда не считала тебя безупречным, – растерянно проговорила она. – Господи, Доминик, ты слишком часто произносишь грязные слова. Это к примеру. Но часто за всеми твоими ругательствами видно, какая у тебя тонкая кожа, сквозь которую просвечивает твоя чудесная душа. Видно, что ты замечательный.

Он прижал руку к своей груди и растопырил пальцы.

– Не смотри на мою душу.

– Я смотрю туда, куда хочу, черт побери. Она у тебя красивая.

Он беспомощно уставился на нее, готовый в любой момент упасть перед ней и разрыдаться, уткнувшись в ее колени, словно в колени потерянной им матери. Но она совсем не была похожа на его мать… и он не хотел видеть ее в роли его матери… просто… она любила его. Всякий раз, когда она смотрела на него, как на солнце или звезды, все в нем становилось совершенным. Вот только тогда ему приходилось напоминать себе, что он не такой.

– Жем, я провел на бойне шесть лет. Мой отец нещадно бил меня и мою мать.

Она тихонько застонала и поморщилась. Ох, возможно, она не знала об этом. Может быть, зря он сказал ей…

Но он все равно продолжал:

– Моя мать даже не пыталась взять меня с собой, когда ушла из дома. Я не знаю, не умею справляться со многими вещами – например, не умею быть спокойным, надежным, не умею любить тебя. Я просто пытаюсь это делать. Я действительно, действительно плохой выбор, провальная ставка.

– Все зависит от того, на что делать ставку. Если хочешь чего-то большего, чем целый мир, тогда ты лучшая ставка.

Всякий раз ее слова проливали бальзам на его душу.

– Жем. Как ты вообще вошла в мою жизнь?

– Вот, смотри. – Она взмахнула рукой, обводя ею зал. – Потому что вокруг тебя все красиво. Потому что ты сильный. И я могла впитывать всю эту красоту и силу. Я вошла в твою жизнь, потому что ты сделал ее такой, что в нее захочет войти любая. А еще… – она хитро усмехнулась и взглянула на его лицо, губы, сильное тело, – у тебя все восхитительно на вкус.

Как всегда, его захлестнула волна желания и восторга, и он уже не владел собой. Она считает его красивым. Она считает красивой и его жизнь. Считает красивой и его чертову душу. А еще он мог бесконечно наслаждаться минутами, когда ее маленький ротик пробовал его, пробовал всюду.

– Жем. Я хочу верить в твою реальность. Хочу верить в свою реальность. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу в это верить. Но это так трудно.

Она покачала головой. Подошла к нему. Подошла прямо к нему. Он не думал, что она когда-нибудь понимала его состояние, когда она прижималась к нему вот так, словно вся принадлежала ему. Словно верила ему. Словно не могла без него жить.

– По-моему, Доминик, тебе надо попробовать, – ласково сказала она. – Я видела многое другое, что ты пробовал, и все получалось. Если ты пообещаешь мне, что попробуешь и это, для меня это будет достаточно.