Француженки не любят сказки Флоранд Лора
– Я не застал вас вчера на работе. – Голос Джеймса Кори был тоже усталым. – Вы часто уходите вот так среди дня? Чтобы где-то прожигать жизнь?
Доминик не мог скрыть удивления, слушая старика.
– А вы сами, вероятно, давно уже не прожигали жизнь?
Старый миллиардер что-то недовольно пробормотал.
Доминик сердито сверкнул глазами.
– Сейчас половина шестого утра. Думаете, я поднялся так рано, чтобы наслаждаться чьей-то компанией? – Он хотел поработать над скульптурой. В это утро он почти не боялся ее. Под его руками она делалась все более узнаваемой. Экспо ведущих шоколатье пройдет в ближайшие выходные; Дом не мог откладывать эту работу – он верил в себя. Если бы не верил, то ничего не добился бы в жизни.
– Если вы встаете так рано в молодом возрасте, что же будет, когда вы доживете до моих лет? – невесело вздохнул Джеймс Кори. – И, между прочим, я никогда не встречаюсь случайно с человеком, если не хочу этого.
– А у меня такое бывает, – огрызнулся на его слова Доминик.
– Ну что ж, кое-кто из ваших клиентов бывает со мной даже грубее, чем вы.
Да, у него попадались грубые посетители, но он был уверен, что старик вполне был им под стать. Закатив глаза от досады, он впустил Джеймса Кори в дверь, главным образом оттого, что ему было неловко оставлять старика на темной и пустой улице. Потом защелкнул за ними замок и включил освещение на лестнице. Ему нравилось приступать к работе, когда всюду темно и лишь спиральная лестница сияет, словно лестница Иакова, ведущая на небеса.
– Надо сказать, что у вас тут действительно приятно, – дружелюбно заметил старик.
Доминик лишь вздохнул. Он любил первым подниматься наверх по сияющей лестнице, один, и чтобы никого больше. Но… старик… что же с ним делать? Он вздохнул во второй раз, тяжело и громко, чтобы было слышно, и жестом пригласил Джеймса Кори пойти впереди него.
– Но только вы больше не приходите сюда так рано. Ведь сейчас я мог бы еще спать. – Да, спать, обняв Джейми, чтобы ее пальцы сонно гладили во сне его руку. Она обещала не бросать его, а ему просто хотелось ненадолго забыть свой страх, погрузиться в нее, поверить ей.
– Мы должны обговорить ту шпинатную сделку, – деловито сообщил Джеймс Кори.
– О-о, я должен торговаться с вами от двадцати миллионов и выше?
Старик фыркнул.
– Должен признаться, у меня были другие мотивы для сделки в двадцать миллионов. Но если серьезно, сколько вы возьмете, чтобы создать для меня шоколадно-шпинатную плитку?
– По-моему, вы меня не поняли. На дешевых шоколадках из супермаркета должно, на мой взгляд, стоять имя Сильвана.
– Слушайте, наш шоколад достаточно качественный, чтобы на нем было мое имя, – запальчиво возразил старик, опасно понизив голос.
– У всех свои стандарты, – быстро ответил Дом, пожимая плечами.
– Значит, вы убеждены, что Кори вас недостойны?
Доминик не смог сдержать смеха.
– Нет, я говорю только о моем шоколаде.
Джеймс Кори смерил его острым несговорчивым взглядом.
– О-о, в самом деле? Не слишком ли вы высокого мнения о себе?
– Почему, допустим, не двадцать пять миллионов? Или, по-вашему, это достаточно высокая самооценка?
– Вместе с вашим именем?
Доминик мучительно застонал.
– Может быть, вам вызвать такси? Честно говоря, сегодня мне нужно многое сделать. Я хочу приступить к работе. – Ну, он настроился на работу, когда шел по пустынным предрассветным улицам, все еще чувствуя запах Джейми, и хотел сделать из шоколадной глыбы нечто красивое, совершенное. Но чем ближе подходил он к скульптуре, тем больше в него закрадывался предательский страх, совсем как в тот раз, когда он поверил, что Джейми его не бросит. Это состояние можно было бы сравнить вот с чем: он словно стоял на краю большого ущелья, и ему предстояло перейти через него по мосту из тонкой бумаги.
– Я принес вам шпинат. – И старик водрузил на столешницу сумку, прямо возле шоколадной скульптуры, словно эти чертовы листья, эта, будь она неладна, трава были важнее всего на свете.
Доминик криво усмехнулся. Этот настырный богач ему нравился. И вообще, это было проще, чем оказаться перед своими страхами. С демонстративным недовольством он подхватил сумку.
– Вы принесли контракт, обговаривающий график платежей и то, что вы не станете использовать мое имя?
– Почему бы нам не поговорить о платеже позже?
– Как скажете, – сухо ответил он. – Вот что получится на эти двадцать пять миллионов. – Он поставил на плиту кастрюлю, налил в нее немного сливок, перебрал шпинат и положил в сливки только самые свежие листья. Потом прошел в другую комнату, задумался на мгновение над шоколадом Вальроны, французского производителя, и, наконец, выбрал бленд из какао-бобов Trinitarios и Criollo, 72 %, с горькой основой. – Вот так будет в самый раз.
Пока настаивались сливки, он несколько раз сильно ударил упаковкой шоколада о край столешницы, разбил его на мелкие куски и высыпал их в большую металлическую миску. Он не потрудился щелкнуть на кухне выключателем, свет падал только из главного помещения лаборатории, и старик стоял в полумраке за его спиной. Они походили на алхимиков, колдующих над эликсиром жизни.
– Так. – Видя, что сливки вот-вот закипят, что они позеленели и взяли в себя максимум пресноватого вкуса, он отцедил листья и вылил зеленую жидкость на шоколад.
Джеймс Кори ахнул, когда Дом швырнул в ближайшую раковину дуршлаг с листьями и начал перемешивать шоколадно-сливочную смесь.
– Что? Вы выбросили шпинат?! Но это низкокалорийный продукт!
Доминик на мгновение замер.
– Низкокалорийный? И что?..
– Да! Понимаете, таким шоколадом матери станут с удовольствием кормить детей!
– Американские матери станут давать детям шпинатные шоколадки? Вы уверены, что даже в вашей стране найдутся такие вот сумасшедшие?
Старик горделиво скрестил на груди руки и с негодованием вопросил:
– Для вас с чем-нибудь связан День высадки союзных войск в Европе? С чем?
– Вы там были? – спросил Доминик, и в его голосе зазвучало невольное уважение.
– Нет, мне не хватило двух лет. Я был слишком молод, – неохотно ответил Джеймс Кори. – А у моего отца был полиомиелит, так что он тоже там не был. Но мы делали шоколад для военного пайка и старались, чтобы он получился как можно более питательным.
Доминик от возмущения ненадолго онемел и молчал.
– Так вы заставляете меня имитировать солдатский шоколад времен войны?
– Лучше, – упрямо заявил старик. – Я хочу создать что-то особенное, для гурманов.
– Ой, уходите отсюда, – возмутился Дом. Он потратил целую упаковку шоколада, качественные сливки и свое хорошее спокойное утро, когда мог работать над скульптурой. А когда еще? Работай он над ней днем, окружающие заглянули бы слишком глубоко в его душу. – Знаете, лучше бы я сегодня утром подольше остался с любимой девушкой, если бы знал, что вы сюда явитесь.
Вот. Он опять сказал эти слова. И будет их повторять, пока не исчезнет ощущение, будто он случайно сорвался со скалы.
Джеймс Кори сердито поджал губы.
– Не надо описывать мне ваш интим. Это грубо, даже для вас.
– Спасибо. Но она действительно неотразимая, разве я не говорил?
Джеймс Кори скрипнул зубами и пробормотал что-то про внучек и проклятых парижан.
В мозгу Доминика мелькнуло какое-то воспоминание. Его сотрудники сплетничали насчет того, что Кэйд и Сильван не торопятся со свадьбой.
– Кстати, как там ваша другая внучка?
Джеймс Кори застыл и глядел на него странным взглядом.
– Я слышал, что она лежала в больни… – Доминик осекся. И уставился в такие знакомые ему голубые глаза.
С минуту они молчали. Лицо Доминика постепенно белело, а на губах Джеймса Кори играла довольная усмешка, словно его поймали с поличным и именно этого он и хотел.
Не говоря ни слова, с таким ощущением, будто под его ногами скользкий лед, Доминик повернулся и пошел в свой кабинет. Стремительно включил компьютер. Через пару секунд на экране появились результаты для Джейми Кори. Вот она стоит рядом с темнокожим мужчиной под навесом, крытым пальмовыми листьями, перед школьной доской. Мужчина улыбается в объектив фотоаппарата и обнимает ее за худенькие плечи. Ее длинные волосы завязаны на затылке в конский хвост, вокруг пухлого юного лица вьются рыжеватые пряди, нос чуть блестит от жары и высокой влажности воздуха. На ней огромная шляпа и туника из тонкой ткани с ярким узором, с длинными рукавами – чтобы защитить от солнца веснушчатую кожу. Она выглядит такой уверенной в себе, словно ничто на свете ей не угрожает.
И вот она еще – ее безжизненное тело лежит на носилках, а вокруг спасатели; вот носилки поднимают в вертолет. Еще снимок – она с трудом улыбается для камеры, ее лицо совсем худенькое и бледное после двух месяцев, проведенных в больнице, а волосы длиной едва в дюйм. Вероятно, снимок сделан прямо перед тем, как она стала приходить в его салон.
В поиске отсутствовал хронологический порядок. Вот очень маленький мальчишка несет на голове огромную джутовую сумку – весила она, похоже, больше, чем он сам. Рядом с ним упала на колени под тяжестью такого же мешка другая фигура, ее лицо закрыто спутанными рыжеватыми волосами, завязанными в конский хвост. Святые небеса, он уже видел когда-то такой снимок, он обошел в свое время все газеты и телеканалы.
Еще снимок – тот же мальчишка, но старше на несколько лет. И трудно сказать, кто больше гордится, он или Джейми, когда он стоит рядом с ней, держа в руке диплом. Он выглядит очень серьезным, а у Джейми такой вид, будто она только что плакала.
Джейми Кори.
Она ведь говорила ему о своем богатстве.
Она говорила, что работает над улучшением условий труда, борется с эксплуатацией детей.
И вот неожиданно выяснилось – что все так и есть. Он понимал это.
Понимал, что, когда она выбирала, бросить его или нет, что он делал? Кого он просил бросить? Ребенок, сидевший внутри него в позе зародыша, распрямился, нахмурился и хотел сказать тому мальчишке на фото, чтобы тот отвалил. Что она ему тоже нужна.
Словно ему требовались другие доказательства того, какой он ублюдок.
Словно у нее были когда-либо реальные намерения посвятить себя ему.
Кори. Не такая уж малозначащая фамилия, чтобы ее не упоминать. Он не знал этого, так как она не хотела. Она стремилась сохранить часть своей души в секрете. В безопасности.
Хорошо еще, что она сообщила ему свое настоящее имя.
– Нашей Джейми никогда не нравился паразитический образ жизни, – сказал из дверей ее проклятый тезка. – У нее всегда было свое мнение насчет этого, даже в детстве. Во всем виновата школа. Какой-то левак-преподаватель заморочил ей голову, и нам не удалось вернуть ее в семью.
– Убирайтесь, – негромко прорычал Доминик. – Убирайтесь вон из моего салона.
Миллиардер лишь пожал плечами.
– Она еще не говорила вам о приглашении на ужин?
– Убирайтесь к черту.
– Сегодня вечером. Ее отец тоже прилетит – Мак Кори, нынешний президент «Шоколад Кори».
– Он тоже пускай катится в задницу.
– Я непременно ему передам. Между прочим, это будет настоящий семейный ужин. И мы хотели бы видеть вас на нем как нашего почетного гостя.
Глава 27
С Домиником что-то случилось, подумала Джейми. Он едва сказал ей пару слов, когда она пришла утром после тренировки. А когда поцеловала, его губы были плотно сжаты. Казалось, в нем бурлили горечь и ярость, как в тот первый раз, когда он глядел на нее в салоне Филиппа Лионне. Как тогда, и все-таки гораздо, гораздо хуже. Он сдерживал изо всех сил свой гнев. Не давал ему выйти наружу. Но и не прогонял его. Ей было трудно находиться рядом с ним.
Она стояла под большой шоколадной скульптурой. Вокруг валялись инструменты, всё было усыпано шоколадными стружками, несколько их таяли в волосах Доминика. У нее скривились губы. Он такой большой, такой сильный, рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. И все-таки иногда были моменты, когда ей хотелось прижать его к себе, как маленького мальчика. Ее рука потянулась к нему, пока еще скрытая поверхностью стола, на котором он работал над шоколадными складками одежды. Но тут он поднял на нее глаза, черные и жесткие, и пронзил ее взглядом.
Ее рука опустилась. Она отступила на шаг назад и тяжело вздохнула.
– Что такое – опять тот вопрос, брошу ли я тебя? – Это была основная вещь, из-за которой они спорили в последние два дня.
Его губы сжались еще крепче.
– Возможно.
– А ты… – Она снова вздохнула. Трудно спросить у мужчины, хочет ли он жениться на тебе, когда он ведет себя так враждебно. Когда она решила поднять в спортзале слишком большой вес, ей пришла в голову мысль. Возможно, странная мысль. Они знакомы так недавно, и все-таки ей кажется, что она знает все, что ей надо знать про него. Либо еще до встречи с ним она знала все, что ей надо было знать, – по его розовым бутонам и дикому камню, по вкусу его безумной, темной, страстной души на ее языке. Но теперь еще она знала его силу и его голод, знала то, как он держал ее за руку – словно никак не хотел разжать пальцы и скорее был готов на то, чтобы ему отрубили руку.
Она так долго купалась в его тепле и силе, не сознавая, что он тоже получал от нее столько, сколько ему было нужно. Она смотрела лишь на себя, выздоравливала, брала. Не думала об этом, потому что он, казалось, с готовностью позволял ей пользоваться им. Он так жаждал давать ей еще больше!
Но все-таки она не вполне понимала, что же он от нее получает. Но ведь он что-то же получает! Что-то, что ему отчаянно не хотелось терять.
Она подумала о том десятилетнем мальчишке, осознавшем, что его мать ушла. Что в семье остались только он да отец, через два года отправивший его работать на бойню.
И еще подумала, что, возможно, способность, пусть преждевременная, загадывать далеко наперед была тем самым, в чем они оба нуждались. И что, возможно, если она попросит его, то это залечит пять тысяч ран в его душе. А его «да» сделает ее опять целой, невредимой и здоровой, готовой к тому, чтобы прожить новый день.
Может быть, ей и вправду нужно работать на организационном уровне, управлять всем из Парижа. Кэйд считает, что так она в конечном счете сделает больше добра. Может быть, ей и не нужно возвращаться на плантации. Пока она еще не решила. Прежде она не исключала того, что ее окончательное выздоровление означает разлуку с Домиником. Но… там, в спортзале, у нее перед глазами были Сильван и Кэйд, сидевшие на диване, тесно прижавшись друг к другу. Эта картина вспыхивала в ее памяти каждый раз, когда она выжимала вверх штангу и держала ее на руках, как Атлант держал мир. При помолвке ее сестра и Сильван думали, что все будет так, как они решили – Кэйд откажется от своей жизни и будет жить одной жизнью с Сильваном. Теперь они сомневались, что у них это получится. Но зато у них не было сомнений, что они будут вместе, что бы там ни происходило в их профессиональной жизни.
Доминик работал с угрюмой сосредоточенностью, словно собирался заставить эту статую стать прекрасной, как бы ему ни хотелось расколотить ее на кусочки.
Может быть, она сумеет что-то сделать, если он снова улыбнется ей. Доминик всегда ей улыбался. С того первого раза, когда он ей представился, его глаза теплели при виде ее, как будто на глубокую, темную воду падал солнечный свет.
Она робко провела пальцем по столу, подобрала тонкую стружку шоколада и сунула в рот.
Он проследил взглядом за ее жестом. Кажется, на секунду его губы почти смягчились.
Внезапно он положил на стол резец и наклонился над столом, вцепившись пальцами в край мраморной доски. Сверкнул глазами и прошептал так, словно резал голосом стекло:
– Ты не имела права.
Она поморщилась, не понимая, что она не имела права делать.
– Сидеть тут и есть мой шоколад, да так, словно ты не могла насытиться мной, – злобно прошептал он. – Я люблю тебя. А ты всегда намеревалась уйти. – Его руки так крепко сжали край столешницы, что она хрустнула бы, если бы не была мраморной. Вот почему он вцепился в стол, а не в нее, поняла она.
Она положила руки между его руками и подвинула их вперед сквозь шоколадные стружки, тоже наклонившись над столом. Их лица сблизились на расстояние пары дюймов.
– Я никогда не думала, что ты захочешь, чтобы я осталась. Во всяком случае, поначалу. Ты гораздо крупнее меня. Во всех отношениях.
Он покачал головой. Их лица были так близко, что он почти касался губами ее губ. Вот только выглядел он свирепо, словно готов был ее укусить.
– Я не понимаю, что ты говоришь, и никогда не понимал. Жем, я в который раз повторяю, что ты идеализируешь меня, идеализируешь больше, чем нужно.
– Нет, я вовсе не идеализирую, – возразила она.
Он отпустил край стола и оглянулся с сердитым видом, ожидая увидеть любопытные физиономии своих сотрудников. Но никого не увидел. Все толпились в других помещениях, растягивая до бесконечности поиски чего-то «нужного». Глазировочные машины, оставленные без присмотра, лили шоколадный каскад в пустоту.
– Пойдем в мой кабинет, – отрывисто позвал он.
Кабинет Доминика был… крошечный. Невозможно было закрыть дверь, не задев боком кого-то другого, кто там находился. Даже при закрытой двери между Джейми и Домиником, опершимся на свой стол, расстояние было около фута. «Он был бы рад трахнуть меня в своем кабинете». – С внезапной раскаленной злостью Джейми вспомнила слова сестры.
– Сколько женщин ты тут любил? – не удержавшись, спросила она.
Доминик поморщился, сильнее сжал край стола и запрокинул голову. Секунду он казался пристыженным, побитым, отвергнутым. Но потом на его лицо вернулась решительность.
Она накрыла ладонью его руку. Никогда не могла противостоять искушению – претендовала на эту силу. А еще хотела убедиться, что он не отшатнется от ее ласкового прикосновения.
Он с опаской и горечью посмотрел на ее хрупкую кисть, как будто она вытащила плетку, и теперь последует наказание.
Джейми нахмурилась и всмотрелась в его лицо. Затем медленно провела ладонью по его руке, по грубой ткани поварской куртки, обхватила пальцами его могучее запястье и погладила тыльную сторону его ладони.
Бледные веснушки легли на крошечные шрамы. Джейми работала с подростками, которых бросили родители либо продали в рабство близкие люди; с подростками, которых били и изнуряли тяжким, непосильным трудом. Правда, она работала с ними в группах, то есть более отстраненно. Она решала их проблемы, не пытаясь жить одной с ними жизнью. Но все же, если бы она была не такой слабой и эгоцентричной… она давно бы поняла, что у Доминика Ришара – грубого, нежного, дикого, прекрасного, очень успешного Доминика Ришара – были свои проблемы.
Куча проблем.
Одна из причин, почему он любил ее, возможно, была в том… что она тоже его любила, очень любила. Одна из причин, почему он боялся ее, была в том… что он боялся рассчитывать на эту любовь, верить в нее.
Она опять всмотрелась в его напряженное лицо. Его рука окаменела под ее ладонью, словно он хотел ее отдернуть, но не находил для этого сил.
– Я не думаю, что тебе интересно потакать моим маленьким фантазиям, я права? – негромко спросила она.
Его лицо стало еще суровее, он не смотрел на нее, углубившись в себя.
– Я не собираюсь заниматься с тобой сексом в этом кабинете. Ни сейчас, ни потом.
Черт побери, сколько баб трахал он в этой комнатке?
– Я не такую фантазию имела в виду. Эта будет после заката, когда все уйдут.
Его рука дернулась.
– Нет. Я не твоя фантазия.
Ее лицо отразило целую гамму чувств – от удивления до почти враждебной настороженности.
– По-моему, большинству мужчин нравится, когда они становятся предметом женской фантазии.
– Ну а мне нет.
Она хмуро взглянула на него и попробовала зайти с другой стороны.
– Так я для тебя не групи?
– Какого черта? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? – вскипел он.
– Но в таком случае почему ты никогда не остаешься у меня на всю ночь? Всего один раз за все время наших отношений ты был у меня до тех пор, пока я не проснулась. Мне непонятно, почему ты всегда спешишь уйти от меня до рассвета.
– Но я всегда оставался у тебя всю ночь, – в растерянности отвечал он. – Я ухожу на работу. – Он недоуменно смотрел на нее, все еще прижимаясь к столу. – Ты этого не знала?
Она медленно покачала головой, что-то обдумывая.
– Тогда… тогда что ты думала, когда просыпалась, а меня уже не было? – спросил тем временем Доминик.
– Что тебе требуется пространство… И это понятно. Что ты хочешь свободно дышать, и я не должна перекрывать тебе кислород.
Молчание. Казалось, они с разных сторон приблизились к некой опасности, но надо было решиться и переступить через нее.
– Нет, – твердо проговорил он первый, вложив в это короткое слово заряд страсти. – Нет. Мне легче дышится, когда ты рядом.
Испытывая огромное облегчение, она тихонько вздохнула, шагнула вперед и уткнулась в его поварскую куртку. Потерлась лицом о грубую ткань.
Он разжал руку, вцепившуюся в край стола, и пошевелил пальцами, восстанавливая кровообращение. Потом несмело положил ее на спину Джейми, между лопаток.
– А ты? Тебе требуется пространство для дыхания?
От него пахло качественным, вкусным шоколадом и еще какой-то зеленью – вероятно, он экспериментировал.
– Мне тут тоже лучше дышится, – честно призналась она. И набрала в грудь воздуха. – У меня к тебе есть один необычный вопрос.
– У меня тоже.
Она засомневалась. Может быть, он собирался спросить то же самое? Хотела она этого или нет? У нее радостно забилось сердце, когда она подумала, что они, возможно, одинаково мыслят.
– Давай ты первый, – прошептала она.
– Скажи мне твою фамилию.
Глава 28
Джейми пришла в ярость, когда узнала о случившемся, – к огромному облегчению Доминика. Она обвинила его, что он поторопился с нелицеприятными выводами, и что-то прорычала насчет своих родных, которые всегда лезут в ее личную жизнь. Все это было так понятно! И безопасно. Разумеется, можно досадовать на близких и любимых людей. Такое часто случается.
– Но ты-то на что злишься? – сердито спросила она.
Он мог бы перечислить пять или более причин своего недовольства, но, покосившись на нее, с облегчением увидел, что ее вопрос был риторическим.
– Разве ты не мог мне сказать, что мой дед вмешивается в твои дела – то есть он в своем репертуаре? А ты вместо этого злишься и придумываешь черт знает что. Я не понимаю, при чем тут моя фамилия. Какая разница, какая у меня фамилия? – Она недовольно поморщилась – такой Доминик ее еще не видел. Они приближались к элегантному зданию на краю Люксембургского сада. Одной рукой он ее обнимал, в другой нес сумки. Пока он работал, Джейми успела вдоволь побродить по рынку «Бельвиль».
– Потому что ты не случайно умолчала про свою фамилию. Ты просто не хотела, чтобы я узнал ее.
– Доминик. Сколько времени мы знакомы друг с другом?
– Месяц.
Она покачала головой.
– Ну, две недели, – неохотно поправился он. Неужели она не понимает, что предыдущие две недели, когда она приходила в его салон, тоже идут в счет – ведь они и тогда познавали друг друга? – Через три дня исполнится две недели.
Его попытка увеличить срок их знакомства была такой трогательной!
– Ты почти сразу дал мне понять, что ты думаешь о Кори и Сильване. Поэтому я и не спешила сообщить тебе, что я тоже из этой семьи.
Доминик остановился и с ужасом воскликнул:
– Сильван!.. Ох, разрази меня гром, он может стать моим свояком! Почти родственничек!
Джейми споткнулась о край бордюра и чуть не упала. Он поддержал ее, и только когда она, ругая свою неловкость, восстановила равновесие и посмотрела на него широко раскрытыми глазами, он сообразил, какую самонадеянную фразу только что произнес. Сообразил и покраснел.
– Ну, это так, фигура речи… Не принимай во внимание…
Джейми тоже покраснела и потупилась.
– Между прочим, ты приглашен на свадьбу, – сообщила она.
Он отворил перед ней дверь роскошного здания, и они вошли в элегантный вестибюль – красная бархатная дорожка на лестнице, лифт со стеклянными дверцами в позолоченной оправе. Респектабельный секьюрити вежливо кивнул: бонжур, мадемуазель Кори… месье…
Что ж, ясное дело, это было последней каплей. И без того, отправляясь на этот ужин, он шел на войну. Чужая территория, наполненная врагами. Он жаждал их крови.
– Я пойду на свадьбу Сильвана Маркиза, – с ужасом повторил он. Сильван Маркиз! Этот гнусный подлец! Что за дурацкий сон! Он старался совладать со своим голосом и хрипло кашлянул: – Когда?
– В июне.
В июне. Он заставлял свои легкие нормально работать, а они не слушались и раздувались, как большие воздушные шары. В июне. Значит, еще через месяц. Что ж, по крайней мере, остается четыре недели.
Да, это официальное мероприятие. Не то что его жалкие попытки верить в прочность их отношений, что бы там Джейми ни говорила о своей верности. Он почти радовался приглашению на эту проклятую свадьбу, ибо получал гарантии еще на месяц.
Они шагнули в элегантный золоченый лифт, и там их ждало разочарование. Впервые за все время он ехал с ней в лифте, и оказалось, что в этом стеклянном ящике они все время находились на виду у окружающих. Еще одна неожиданная издержка романа с женщиной, у которой денег больше, чем песку на приморском пляже.
Внезапно он помрачнел.
– Какого же черта Сильван делал для тебя шоколад? Это неприлично, даже для него. Попахивает инцестом.
– Изготовление шоколада не всегда связано с сексом! – устало огрызнулась Джейми.
Вот как? Доминик не сразу нашел что ответить… Возможно, на огромных предприятиях фирмы «Кори» действительно в этом нет ничего сексуального, но когда он работает у себя…
– Он был там, – отрывисто сообщила Джейми. Ей не потребовалось уточнять. Ее тон сказал все. – Он приходил с Кэйд.
О Господи…
– Малышка моя… – Он невольно прижал ее к себе. Господи, Сильван ее видел. Тогда. Видел то, что Доминик даже боялся себе представить – то, как Джейми выглядела сразу после того, что с ней случилось.
Он обхватил ее обеими руками, прижал ее лицо к своей груди. Сильван мог делать для нее любой шоколад, какой хотел – в той ситуации. Доминик только жалел, что не был тогда рядом с ней, не кормил ее сам. Но если бы он знал ее уже тогда… если бы такое случилось с ней на его глазах… он не знал, как бы он это пережил.
– Моя девочка… – шептал он, гладя ее рыжеватые карамельные волосы. Они были мягкими. После того как он обнаружил ее шрам, она больше не поливала волосы спреем, не превращала их в непроницаемую для взгляда массу.
Значило ли это, что он был единственным человеком, чей взгляд имел для нее значение?
Двери лифта плавно открылись прямо в фойе апартаментов. Сами же апартаменты занимали явно весь верхний этаж.
– Доминик. – Кэйд усмехнулась, торопливо обняла Джейми и подставила щеку под поцелуи Доминика. – Я действительно ждала этого.
Да, в этом он и не сомневался.
– Я тоже, – весело сказал Джеймс Кори и потряс ему руку. Глаза старика азартно блеснули, но вместе с тем в них сквозила настороженность. Его внучка сделала строгое лицо.
– Доминик, – крайне неохотно буркнул Сильван и протянул руку для кратчайшего из рукопожатий. Он выглядел так, словно ему в глотку запихивали башмак.
Доминик Ришар усмехнулся и заметно повеселел. Ему нравилось брать за горло противников.
Последним с ним поздоровался пятидесятилетний мужчина, голубоглазый, с элегантно подстриженными седыми волосами, единственный, с кем Доминик не был знаком.
– Доминик Ришар, – холодно проговорил мужчина и остановил на нем изучающий взгляд.
Доминик ответил ему своей самой неприветливой из улыбок, давая понять, что он может кусаться. Значит, это отец Джейми, нынешний глава крупнейшей в мире шоколадной корпорации? Если только такую продукцию можно назвать шоколадом.
Так что же? Четверо против одного? Ладно. Ему нравились ситуации, когда он мог драться сразу со всеми врагами. Правда, он почувствовал себя хулиганом, выбирающим слабых противников.
– Мак Кори? – парировал Доминик тем же тоном. Он сразу невзлюбил этого человека. Почему он не мог обеспечить свою дочь вооруженной охраной, когда та ездила по опасным зонам?
Мак Кори сощурился, уловив критическую нотку в интонации гостя. Доминик едва не рассмеялся, подавая руку. Пришел поглядеть на драку со мной, да?
Мак Кори ответил с видом человека, обменявшегося за свою жизнь миллионом агрессивных рукопожатий.
– Я слышал о вас много плохого.
Правда? И поделился всем этим со своей дочкой? Ублюдок, конечно.
Джейми стояла неподалеку и все слышала, поэтому Доминик подавил в себе желание послать ее папашу куда подальше.
– Я тоже слышал о вас массу плохого.
Читать бесплатно другие книги:
