Мужчина, женщина, ребенок Сигал Эрик
Они отошли подальше и укрылись за высокой дюной, откуда их могли видеть одни только чайки.
— Давай, выкладывай! — нетерпеливо сказала Джессика.
— Ну, слушай, — начал Дэйвид, делая глубокий вздох, чтобы набраться храбрости. — Вчера вечером я случайно услышал разговор родителей.
— Ну и что?
— Они громко шептались насчет твоих родителей…
Джесси слегка поежилась. В последнее время она стала замечать признаки какой-то отчужденности между матерью и отцом, но отказывалась придавать этому значение. Только не они, уверяла она себя. Они счастливы.
— Что насчет моих родителей? — спросила она, бессознательно кусая ноготь.
— Вообще-то речь шла об этом французском мальчишке.
— При чем тут он?
— При том, что он имеет отношение к твоему отцу.
— Что ты болтаешь? — воскликнула Джесси, испугавшись, что она все поняла.
— Он сын твоего отца. Твой отец — его отец, — дрожащим голосом выпалил Дэйвид. — Теперь до тебя дошло?
— Ты подлый врун.
— Нет, клянусь, что нет. Это чистая правда. Я слышал, что они говорили. Они жутко переживают, можешь мне поверить.
— Дэйвид, ты низкая подлая скотина! — вскричала Джесси, готовая вот-вот разразиться слезами.
— Да успокойся ты, Джесс, — взмолился он. Неожиданная вспышка ее ярости сбила Дэйвида с толку. Он надеялся на нечто больше, чем простая благодарность. Но она отвернулась и пошла прочь.
— Вернись! — крикнул Дэйвид.
Джессика бросилась бежать по пляжу.
— Какой он, мама? — спросила Паула, когда Шейла вынимала из папки книги Гэвина Уилсона и укладывала их себе на стол.
— Симпатичный, — ответила она. — Честно говоря, я думала, что он много о себе воображает, но оказалось, что нет. — Она умышленно положила книги так, чтобы фотография Гэвина не глазела на нее с задней страницы суперобложки, напоминая о том, что едва не случилось вчера.
— Как прошел вчерашний вечер? — спросила она, надеясь, что дочь не заметит ее явной попытки переменить тему.
— Нам было весело.
— А еще что было?
— Папа возил нас есть пиццу. Все было очень здорово.
— Тут Паула запнулась, осознав свою бестактность, и тотчас добавила: — Конечно, было бы еще лучше, если бы ты тоже поехала с нами.
— Спасибо, — засмеялась Шейла и поцеловала ее в лоб. В этот момент хлопнула входная дверь.
— Мама, ты где? — крикнула Джессика.
— Я здесь, Джесси. Я только что вошла в дом…
Джессика ворвалась в комнату, вся красная и в поту.
— Что с тобой, детка? — спросила Шейла.
— Это правда? — голос девочки дрожал.
— О чем ты?
— Насчет папы это правда?
— Я… я не знаю, Джесси. — Надеюсь, что не знаю, подумала она.
— Значит, это правда. Я по твоему лицу вижу.
— Что все это значит? — вмешалась Паула, горя желанием принять участие в семейном кризисе.
Джессика повернулась к сестре.
— Дэйвид мне сказал, что Жан-Клод — папин сын!
— Что? Ты рехнулась?
Паула вытаращила глаза. Не совсем понимая, о чем идет речь, она смутно почувствовала, что случилось нечто ужасное.
— Пожалуйста, — проговорила Шейла, изо всех сил пытаясь удержать разговор в разумных рамках, — пожалуйста, дайте мне объяснить…
Джессика в ярости обернулась к ней.
— Ты сначала скажи, что это правда. Скажи, что Жан-Клод папин… — она не могла заставить себя произнести это слово.
— Да, — спокойно отозвалась Шейла. — Это правда.
Теперь Паула заплакала.
— Нет! — кричала она, отчаянно тряся головой. — Это чистейшее вранье. Он наш папа. Наш!
Джесси набросилась на сестру.
— Ты что, не понимаешь, идиотка несчастная! У него был роман с матерью Жан-Клода, — Какой еще роман? — спросила Паула, отчаянно пытаясь ничего не понимать.
— Он с ней спал и сделал ей ребенка! — проорала ей старшая сестра.
Паула в отчаянии посмотрела на мать.
— Папа нас бросит? — спросила она, выразив всю глубину своих страхов.
Шейла обняла своих перепуганных дочек.
— Все будет в порядке, — бормотала она, надеясь убедить в этом и себя.
И тут входная дверь хлопнула еще раз. Все застыли на месте. В комнату с книгой в руках вошел Жан-Клод.
— Здравствуйте, — улыбнулся он, особенно радуясь тому, что снова видит Шейлу.
— Он — наш папа! — крикнула ему Паула. — Наш! Наш!
Жан-Клод смутился.
— О чем ты, Паула? — спросил он.
— Наш папа — твой отец, и ты хочешь увезти его от нас, — завопила она.
— Да нет же… — возразил Жан-Клод.
— Держу пари, что твоя проклятая мамашка вовсе не умерла, — прорычала Джессика., желая во что бы то ни стало его оскорбить. Заставить его убраться. Стереть его с лица земли.
Паула бросилась на мальчика с кулаками. Он даже не сделал попытки защититься от ее ударов. Ибо каким-то непонятным образом он начал осознавать, что виноват в каком-то преступлении.
— Паула, сию минуту прекрати!
Шейла кинулась их разнимать. Жан-Клод молча плакал. Как только Шейла оттащила от него Паулу, он обвел всех испуганным взглядом и отступил — сначала осторожно, а потом со всех ног бросился вверх по лестнице.
Спустя мгновение они услышали, как закрылась дверь его спальни.
Шейла посмотрела на своих травмированных дочерей. Во всем виноват Роберт. Они — невинные жертвы, чьи жизни теперь навсегда изуродованы его неверностью.
И я тоже была неправа, в отчаянии подумала она. Я приняла неправильное решение. Теперь я вижу, что думала только о себе.
И тут к дому подъехала машина. Это Берни подвез друга после тенниса.
— Папа приехал, — сказала Шейла, как будто они не поняли этого по ее лицу.
— Я больше никогда не буду с ним разговаривать! — крикнула Джессика, повернулась и побежала к лестнице.
— Я тоже. — Паула пошла вслед за сестрой, оставив Шейлу в одиночестве.
А та, глядя, как муж подходит все ближе и ближе, глубоко вздохнула.
Дверь отвалилась.
— Шейла?
— Я тут, Роберт, — спокойно отозвалась она, чувствуя, что говорит, как чужая.
20
Они сидели молча, глядя друг на друга.
— Откуда она узнала? — спросил, наконец, Роберт.
— Не знаю. Ты сказал Берни?
— Да, — отвечал он, опустив голову.
— Видимо, Дэйвид подслушал его разговор с Нэнси.
— Что нам теперь делать? — спросил Роберт.
— Не нам, а тебе, — твердо ответила она. — Это твоя проблема.
— Что я, по-твоему, должен сделать? — спросил он, не желая понимать того, что она выразилась с предельной ясностью.
— Отправь его домой, — отрезала она. — Сейчас. Сегодня.
Она права.
— Иначе я заберу девочек и уеду, — добавила Шейла. Не в виде угрозы, а в виде единственной альтернативы.
— Хорошо, — сказал он, даже не пытаясь возражать. Тем не менее, он ожидал от нее каких-то утешительных слов, которые помогли бы ему принять это жесткое решение. Но она молчала.
Он встал, деревянной походкой подошел к телефону и набрал номер.
— Есть одно место на сегодняшний рейс, — сообщил он, закрыв ладонью трубку, — но самолет вылетает в семь часов вечера.
— Если поторопишься, то сможешь успеть, — не оборачиваясь, спокойно проговорила Шейла.
— Хорошо, — услышала она его слова, — фамилия Беквит, то есть, простите, Герен. Да, мы приедем за час до вылета.
Он положил трубку и подошел к Шейле.
— Наверное, надо ему сказать, как ты думаешь?
Она подняла глаза, но промолчала.
— Да, — пробормотал он в ответ самому себе. — Я пойду наверх и помогу ему собирать вещи.
Она опять никак не прореагировала. Он повернулся, вышел из комнаты и направился к лестнице.
Он был настолько занят мыслями о предстоящем разговоре с мальчиком, что даже не услышал телефонного звонка.
— Алло, Шейла?
— Да.
— Это Гэвин Уилсон. Я звоню не вовремя?
— Да, честно говоря, я только что вошла в дом и… Можно, я позвоню вам попозже?
— Нет, дело вот в чем. Я буду краток. Я вижу, что вы сейчас заняты. Я подумал, что смогу отложить возвращение в Вашингтон, если у вас есть время… то есть, если вы хотите продолжить работу над поправками. Я хочу сказать, что мы могли бы…
— Гэвин, я не могу, — сказала она.
— Шейла, — настойчиво продолжал он. — Судя по голосу, вы чем-то расстроены. У вас все в порядке?
— Гэвин, извините. У меня большие неприятности. Я сейчас не могу разговаривать.
Она положила трубку. И чуть не рассмеялась. Так не бывает, подумала она.
Роберт постучал.
— Можно к тебе, Жан-Клод?
— Да, — тихо ответил он.
Роберт медленно открыл дверь. Мальчуган, свернувшись калачиком, лежал на кровати. Он бросил на Роберта испуганный взгляд.
— Мы можем поговорить?
— Да.
Роберт явно нервничал, пытаясь угадать, что думает мальчик.
— Ммм… можно я сяду?
Жан-Клод кивнул. И бросил на него еще один мимолетный взгляд. Роберт уселся на стул подальше от кровати.
— Я не могу сказать тебе, как меня огорчила… ссора с тобой Джессики и Паулы. Во всем виноват Дэйвид Акерман. Он что-то наболтал…
Он умолк.
Джессика совсем не хотела тебя обидеть. Ты ведь это знаешь, да?
Не поднимая глаз, мальчик кивнул. Еле заметно.
— Мне очень жаль, что это случилось, — продолжал Роберт.
Мальчик посмотрел на него.
— Вы хотите, чтобы я вернулся домой? — спросил он.
Проницательность ребенка привела Роберта в полное смятение.
— Ммм… да, Жан-Клод… я думаю… мы думаем… что так будет лучше для тебя.
Он снова умолк. И тогда мальчик спросил:
— Когда мне надо ехать?
О господи, подумал Роберт, он так хорошо держится.
— Ну, это зависит, — ответил Роберт, нарочно стараясь выражаться как можно неопределеннее, чтобы держать в узде свои чувства. — А давай я помогу тебе собраться, чтобы на всякий случай быть наготове?
— Хорошо, — согласился Жан-Клод. — У меня очень мало вещей.
— Я тебе помогу, — настаивал Роберт.
— Нет, не нужно. Вы хотите, чтобы я был готов сейчас?
Роберт заколебался.
— Да, — проговорил он наконец, — так будет проще. То есть, я хочу сказать, что я скоро вернусь, ладно?
Он встал, шагнул к мальчику, погладил его по плечу и вышел из комнаты.
Он немного постоял у дверей в комнату Джессики, пытаясь собраться с духом. Потом постучал.
— Кто там? — сердито буркнула она.
— Я. Твой отец. Я хочу с тобой поговорить.
— У меня нет отца. Уходи.
— Пожалуйста, открой мне, Джесси. Паула у тебя?
— Нет, — раздался из-за двери голос Паулы. — Я тебя ненавижу.
— Джесси! — Роберт снова попытался апеллировать к старшей дочери. — Я люблю тебя…
— Убирайся и сдохни! — сказала она.
— Убирайся! — еще громче проговорила ее сестра. — Оставь нас с мамой в покое!
С болью в сердце Роберт сдался и пошел вниз, в гостиную.
Шейла сидела в кресле, обняв колени.
— Он скоро будет готов, — тихо сказал Роберт.
Она не ответила.
— Он укладывает вещи сам. Он отказался от моей помощи.
Шейла опять ничего не ответила. Но в голове у нее мелькнула эгоистическая мысль: я больше никогда не увижу эту фотографию в серебряной рамке.
— Девочки не желают со мной разговаривать, — добавил Роберт. — Черт возьми. Я испортил им жизнь. Конечно, чему они теперь могут верить? Они никогда этого не переживут.
Шейла сидела в кресле молча и неподвижно.
Поняв, что это монолог, он обратился к жене с прямой просьбой:
— Ты можешь поговорить с ними, пока меня не будет?
Она подняла на него глаза:
— А что я им скажу?
21
Вместо того чтобы поехать по шоссе № 6, Роберт возле Орлеана свернул на более живописное «Клюквенное Шоссе» № 6 А с видом на море.
Последние часы перед отъездом мальчик стоически молчал. Он упаковал вещи и терпеливо ждал в своей комнате. Роберт нес зеленый чемодан, а Жан-Клод — красную сумку. Они спустились на кухню, где Шейла приготовила кофе и бутерброды с сыром, чтобы они могли подкрепиться перед долгой дорогой в аэропорт.
Пока девочки сидели, закрывшись в комнате Джессики, Шейла постаралась взять себя в руки. Теперь хуже не будет. Впереди еще часть лета, и можно попробовать привести все в норму. Завтра начнется первый день оставшейся им жизни. Когда слова не помогают, всегда приятно прибегнуть к спасительным стереотипам. Глядя, как мужчина и мальчик едят бутерброды, она произнесла несколько приличествующих случаю общих фраз.
— Было очень приятно, что ты смог у нас погостить, Жан-Клод.
Мальчик проглотил пищу и вежливо ответил: — Благодарю вас, мадам.
Роберт молчал, оставшись наедине со своими внутренними конфликтами.
— Я уверена, что Джесси и Паула сожалеют об этом… об этом недоразумении.
Все знали, что девочки до сих пор сидят наверху. Оттуда время от времени доносились их заунывные проклятья. Стены-то тонкие.
— Пожалуйста, передайте им мой прощальный привет, — церемонно сказал Жан-Клод.
— Обязательно передам.
Перед уходом Жан-Клод протянул руку, Шейла ее пожала, наклонилась и поцеловала его в щеку.
Глядя на нее, Роберт впервые за весь день сформулировал связную мысль: смогу ли я сделать то же самое через три часа в аэропорту?
Они ехали уже полчаса. Роберт пытался поддержать разговор.
— Когда мы проезжали Орлеан, я забыл сообщить тебе один любопытный факт. — Он посмотрел на мальчика. Тот сидел, крепко прижав к себе сумку.
— Представь себе, именно на этом месте была построена первая телеграфная станция для передачи телеграмм во Францию, — говорил Роберт голосом неопытного гида. — В те времена еще не было телефонов…
— Очень интересно, — спокойно отозвался мальчик.
Что за чушь? О чем я болтаю? — подумал Роберт. О телеграфном кабеле? Впрочем, сообразил он, это вполне логично. Я пытаюсь каким-то образом внушить ему, что хочу держать с ним связь. Что существует традиция прямой связи между Кейп-Кодом и Францией. Понял ли он?
О чем он думает?
Они проехали Сэндвич, но Роберт не стал распространяться по поводу названия этого места.
Переехали канал Кейп-Код, а он все еще молчал, — Мы будем по тебе скучать, Жан-Клод, — сказал Роберт.
Трус — у тебя даже не хватает духу употребить это местоимение в единственном числе. Говори за себя! Они как раз проезжали Плимут.
— Я к тебе здорово привязался, — добавил он. Наконец-то я выразил свои чувства. Хотя бы частично.
Мальчик долго не отвечал. И только когда до аэропорта Логан осталось меньше часа езды, он заговорил.
— Это правда?
— Что именно?
— Вы правда мой отец?
Роберт посмотрел на мальчика. Черт возьми, он имеет право знать правду.
— Да, Жан-Клод. Я твой отец.
Да, ты можешь проклясть меня, мальчик. Я этого заслуживаю. Тем, что не сказал тебе правду в ту самую минуту, когда впервые увидел тебя. Тем, что не говорил тебе ее до тех пор, пока ты сам меня не заставил.
А теперь — на этот раз сознательно — опять тебя бросаю.
— Это хорошо, — сказал мальчуган. Но в голосе его звучала грусть.
Роберт вопросительно глянул на него.
— Мама часто рассказывала мне об отце. О том, что он хороший и добрый. И веселый.
— Правда?
— И когда я с вами познакомился… Даже когда я в первый раз увидел вас в аэропорту, я подумал, что, может быть, мой отец немножко похож на вас.
Так вот в чем причина моих страхов. Или, наоборот, надежда? — подумал Роберт. Что я встречу своего сына, v понравлюсь ему. Что он меня полюбит. Таким, каков я есть.
Роберт перегнулся и погладил мальчика по плечу. Жан-Клод обеими руками взял его руку и крепко — очень крепко — ее сжал.
Роберт не мог на него смотреть. Он смотрел вперед, повторяя себе, что нельзя спускать глаз с дороги. И зная, что это ложь.
Мальчик все еще крепко сжимал его руку.
И Роберт сказал себе: я не могу его отпустить.
Не могу.
22
Детство Джессики и Паулы резко оборвалось.