Мужчина, женщина, ребенок Сигал Эрик
Стоя на верхней площадке лестницы, Шейла услышала их разговор.
— Он больше никогда не вернется в этот дом, — твердила Паула. — Никогда, никогда, никогда.
Голос старшей сестры, как ни странно, звучал более спокойно:
— Это пусть мама решает.
Наступило молчание. Паула обдумывала ее слова.
— Как она может с ним разговаривать после того, что он сделал? — спросила она, наконец.
— Не знаю, — отвечала Джессика. — Я надеюсь, что они… что они не разойдутся. Дети из распавшихся семей всегда какие-то пришибленные.
Снова молчание. Паула пыталась вникнуть в проблемы взрослых.
— Ой, Джесси, мне так страшно. Все стало совсем другое.
— Не бойся. Я о тебе позабочусь.
Опять молчание.
— А кто позаботится о маме?
Шейла постучала и открыла дверь. Джессика сидела на кровати, обняв Паулу. При виде нее обе девочки явно обрадовались. Она присела на краешек кровати.
— Ну и денек сегодня выдался! — заметила она, через силу улыбнувшись.
— Что теперь будет, мама? — с тревогой спросила Паула.
— Папа скоро вернется. Постепенно все образуется, — ответила Шейла.
— Неужели мы когда-нибудь снова будем счастливы? — спросила Паула.
В окружавшем ее мире ничто больше не казалось надежным и прочным.
— Конечно, будем. Понимаешь, когда человек становится взрослым, он вдруг с ужасом узнает, что все люди далеки от совершенства. Все, даже его родители.
— Только не ты, — возразила Паула.
— Нет, и я тоже, — настаивала Шейла.
Джесси посмотрела ей в глаза.
— Ты все еще любишь папу, правда?
Шейла кивнула.
— Да, мы были счастливы почти двадцать лет. Счастливее всех, — и помедлив, добавила: — Ближе всех к совершенству.
— О боже! — горестно отозвалась Джесси. — Жизнь такая ужасная.
Шейла некоторое время обдумывала это утверждение.
— Да, детка, — согласилась она, наконец. — Порой она и вправду ужасна.
И тут внизу кто-то зазвонил в дверь. Неужели Роберт уже вернулся? Девочки явно не готовы к встрече с ним. Да и сама она едва ли готова.
— Я открою, — сказала она.
Он старается проявить деликатность, подумала она, спускаясь по лестнице. Не врывается в дом, а звонит, чтобы нас предупредить.
Шейла открыла дверь.
Перед ней стоял Гэвин Уилсон. Она лишилась дара речи.
— Простите за вторжение, Шейла, — сказал он. Ему было явно не по себе. — Но вы таким странным голосом отвечали по телефону. Я сильно встревожился. Вы уверены, что у вас все в порядке?
— Да, да. Просто когда вы позвонили, дети… — Она лихорадочно подыскивала правдоподобное объяснение.
— Да. Разумеется, — сказал он, заранее соглашаясь со всем, что она скажет.
Оба чувствовали себя крайне неловко, стоя у порога и не зная, о чем говорить дальше.
— Разве вам не пора быть в Вашингтоне? — спросила она, а про себя подумала: у меня наверное жуткий вид.
— Надеюсь, они еще день без меня обойдутся.
— Ммм… да, наверно. Может, вы… зайдете? — спросила она.
Гэвин, однако, почувствовал, что она этого не хочет.
— Боюсь, что мое вторжение было весьма некстати. Но я рад, что у вас все в порядке. Послушайте, я остановился в «Холидей Инн». Если я могу чем-нибудь быть зам полезен, позвоните. Но никоим образом не считая себя обязанной…
Заткнись, Гэвин, что за чушь ты порешь.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказала Шейла. И несколько некстати добавила: — Мой муж должен скоро вернуться. Ему пришлось поехать в аэропорт.
— Вот как, что-нибудь срочное? — спросил Гэвин.
— Да, в общем, да.
— Вот как, — повторил он.
На что Шейла заметила:
— Я очень тронута вашим вниманием.
— Ну хорошо. Вы теперь знаете, где меня найти, — смущенно заметил он, повернулся и пошел к своей взятой напрокат машине.
— Гэвин! — позвала его Шейла.
Он остановился в десятке ярдов от двери.
— Да?
— Может, вы заедете к нам выпить — примерно в половине десятого?
— С удовольствием. Предварительно позвонить?
— Не нужно. Просто приезжайте, и все. Роберт будет рад с вами познакомиться.
— Отлично. До вечера. — Он помахал ей рукой и зашагал к машине.
Как мило с его стороны, подумала Шейла. Столько хлопот. И все ради меня.
Шейла с девочками сидели за обедом, когда зазвонил телефон.
— Шейла?
— Роберт? Все благополучно?
— И да, и нет. Мы попали в жуткую пробку. Мы еще не добрались до Логана, а самолет уже вылетел.
— Что же теперь делать?
— Послушай. Есть только один выход. Мы переночуем в Лексингтоне, а он улетит завтра. Ты не возражаешь?
Помедлив, она сказала: — Пожалуй, это разумно.
— Как девочки?
— Немножко успокоились.
— Я хочу им что-то сказать. Они будут со мной разговаривать?
— Сомневаюсь.
Тут на линии раздался гнусавый голос:
— Внимание, ваше время заканчивается.
— Ладно, Шейла, — заторопился Роберт. — Я позвоню тебе уже из дома.
— Хорошо.
— Я люблю тебя, — скороговоркой выпалил он, и телефон отключился.
Роберт повесил трубку и вернулся в обеденный зал ресторана «У Говарда Джонсона», расположенного на дороге № 128 недалеко от Уэлсли.
Жан-Клод сидел в углу кабинки, тыкая вилкой в свою порцию жареных моллюсков. (В ресторане был рыбный день.) Роберт уселся напротив.
— Как ты смотришь на то, чтобы остаться здесь еще на один день? Мы можем переночевать у нас дома в Лексингтоне. Согласен?
— Да, конечно, — сказал мальчик.
23
В виде исключения девочек не пришлось уговаривать ложиться спать.
Весть об отсутствии отца они восприняли с видимым безразличием. Или, вернее, от нервного перенапряжения у них притупились все чувства.
Но Шейла не могла побороть досаду. Даже в тот момент, когда Роберт звонил в аэропорт, заказывая билет, он явно искал предлог для задержки. Может, даже нарочно опоздал на самолет, чтобы провести лишний день с сыном.
Сердилась она и от того, что он оставил ее одну с девочками, как всегда не сомневаясь, что она сумеет с ними поладить. Он даже не счел нужным извиниться, что не будет ночевать дома. Может, ему до нас вообще никакого дела нет? Что, черт возьми, для него важнее?
Гэвин Уилсон прибыл ровно в девять тридцать. Выглядел он почему-то не совсем так, как раньше. Потом Шейла сообразила — он облачился в пиджак и повязал галстук.
— Привет, Шейла, — произнес он тоном, вполне соответствовавшим строгости его костюма.
— Заходите, — сказала она. — Принести вам чего-нибудь выпить?
— Да, пожалуйста. Шотландское виски с водой, если можно, — сказал он, входя следом за нею в дом.
— Со льдом?
— Да, пожалуйста. Я вполне американизировался.
Войдя в гостиную, он смущенно огляделся.
— Мужу пришлось остаться в Бостоне, — как можно более небрежно пояснила Шейла.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, просто он задержался.
— Вот как.
— Садитесь, пожалуйста, Гэвин. Я сейчас все принесу.
Приступ слабости захватил ее врасплох, когда она открыла холодильник — не выдержала напряжения, которое требовалось для всего этого притворства. Она закрыла дверцу, оперлась о холодильник и заплакала. Беззвучно и тихо.
От слез ей сразу стало легче. Она поняла, как сильно ей хотелось перестать держать себя в руках. И как давно.
Вдруг она почувствовала, что кто-то обнял ее за плечи.
Она даже не слышала, как в кухню вошел Гэвин. Не отпуская ее, он прошептал:
— Шейла, вы, наконец, скажете мне, что случилось, или нет?
Раздираемая противоречивыми чувствами, она не могла даже пошевельнуться.
— Я вас совсем не знаю, — не оборачиваясь, сказала она.
— Если вам от этого будет легче, — мягко отозвался он, — скажу, что меня три месяца проверяло ФБР. Значит, мне можно доверять самые сокровенные тайны.
Она невольно прыснула. Он все еще держал ее за плечи. Она не оборачивалась, но и не пыталась высвободиться. Слегка дрожащим голосом он сказал:
— Хотите верьте, хотите нет, но мне кажется, я в вас влюбился.
Она ничего не ответила.
— Пожалуйста, скажите мне что-нибудь, Шейла. Мне стоило больших трудов набраться храбрости, чтобы это сказать.
— Не говорите глупостей, Гэвин, — сказала она. Он все еще держал ее в объятиях.
— Я знаю, у вас есть все основания мне не верить. Мы только что познакомились. Кроме того, я позволил сделать вам рискованное предложение в ресторане. Не представляете, как я об этом сожалею. После этого я был в такой ярости, что битые два часа бродил по берегу реки. У меня наверняка был такой жалкий вид, что даже грабители — и те меня избегали.
Неужели этот человек пытается сказать, что я и в самом деле ему нравлюсь?
— Я просто осел. Как я мог не понять, что у вас какие-то неприятности?
— Все в порядке, — сказала она. Это была оценка обуревавших ее чувств, а отнюдь не ответ на его слова.
— Послушайте, — продолжал он. — Я пришел сюда не только извиниться, но и попытаться вас успокоить. Вам стало немножко легче?
— Да.
— Хорошо. А теперь вернемся в гостиную, и я приготовлю нам обоим чего-нибудь выпить. Потом поговорим о том, что вас волнует. Выпьете со мной немного виски?
Она утвердительно кивнула.
— В таком случае ступайте.
Он протянул ей стакан и сел в кресло напротив.
— Ну?
— Что ну?
— Вы поняли, что я вам сказал?
Она кивнула.
— Ну и что?
Она посмотрела в стакан, а потом подняла глаза на него.
— Гэвин, я не обманываюсь. Вы… как бы это получше выразить… вы что-то вроде интеллектуальной кинозвезды, а я…
— Не трудитесь заканчивать эту фразу, Шейла. Вы не только умны и красивы, вы еще и чрезвычайно чутки. И если мой инстинкт меня не обманывает, то вы, как и я, — член БРД.
— Что такое БРД?
— Братство Раненых Душ. Дело в том, что я — его основатель.
— Вы ничуть не похожи на раненого.
— Я просто научился как следует это скрывать. Необходима некоторая доля цинизма. — Он остановился. — Я ведь еще не успел рассказать вам все вчера за обедом. Когда я уехал из Англии, а моя жена там осталась, она предпочла не только Оксфорд, а некоего профессора из Оксфорда. Очень симпатичного доктора философии. Поэтому звание кинозвезды, которое вы мне столь лестно присвоили, едва ли может компенсировать тот факт, что моя жена этого мнения отнюдь не разделяет.
Теперь его глаза омрачила тень печальных воспоминаний.
— Простите, — промолвила Шейла. — Я право не знаю, что сказать — разве признаться, что мне знакомо это чувство. Как вы его преодолели?
— В сущности, никак. Я даже не уверен, что мне это когда-нибудь удастся. Но время берет свое — оно регенерирует способность надеяться. Постепенно начинаешь верить, что тебе еще встретится человек, которому ты сможешь довериться…
Он посмотрел на нее.
— Я сама не знаю, на каком я свете, — отозвалась она. — То есть, я хочу сказать, что столько всего обрушилось на меня одновременно.
Он перевел дыхание и мягко спросил:
— В жизни вашего мужа появилась другая женщина?
Эти слова ее ошеломили.
— Понимаю, — сказал он, — вы не можете об этом говорить. Простите.
Но у Шейлы нашлось, что сказать.
— Гэвин, дело обстоит не совсем так, как может показаться. То есть… — она тряхнула головой, не находя слов. — То есть, я не могу объяснить…
— Шейла, я беру свой вопрос обратно. С извинениями. Это и вправду не мое дело.
Она даже не могла сказать спасибо.
— Как-нибудь в другой раз, — добавил он. — Когда вы сможете. Или захотите.
Он встал.
— Я знаю, мне пора ехать…
Она хотела что-то возразить, но он добавил:
— Так будет лучше для нас обоих.
Помедлив, она, наконец, сказала:
— Спасибо, Гэвин.
Он вынул блокнот, вырвал из него страничку, нацарапал на ней что-то и сказал:
— Вот мой телефон в Белом доме. И предупреждаю — если до конца недели вы со мной не свяжетесь, я позвоню сам. Мне надо знать, что у вас все в порядке.
Может, предложить ему остаться? — подумала она.
— В сентябре сразу после Дня Труда, я рассчитываю провести неделю в Кембридже. Но еще до этого обещайте мне позвонить. Я просто хочу услышать ваш голос. Пожалуйста. Обещайте.
— Обещаю.
— Мама, я не могу уснуть.
На площадке стояла Паула в пижаме.
— Детка, я сейчас приду! — воскликнула Шейла и добавила:
— Гэвин, это моя младшая дочь Паула. Паула, это доктор Уилсон из Вашингтона.
— Тот, который написал те книги и вовсе не такой воображала, как ты думала?
— Да, — улыбнулась Шейла. А Гэвин рассмеялся.
— Здравствуйте, доктор Уилсон, — сказала Паула. — Мне давно пора спать, — пояснила девочка.
— Тогда беги и ложись скорее в постель.
— Доктор Уилсон прав, — добавила Шейла.
— Ты придешь меня поцеловать, мама?
— Конечно, приду.
— Хорошо. Я буду ждать. Спокойной ночи, доктор Уилсон, — и Паула ушла к себе.
— Прелестная девчушка, — сказал Гэвин. — Вы уверены, что справитесь сами?
— Да, — ответила она и пошла проводить его к двери. Он остановился и посмотрел на нее с высоты своего роста.
— Мне очень хочется поцеловать вас, но теперь не время. Спокойной ночи, Шейла. Надеюсь, вы не забудете того, что я сказал.
Он легонько коснулся ее щеки. И вышел в темноту ночи.
Глядя на отъезжающую машину, Шейла подумала: интересно, что было бы, если б он меня поцеловал.
24
Роберта разбудил стук дождевых капель. День с виду казался зимним, а когда он открыл окно, на него и впрямь пахнуло стужей. Термометр показывал 15°. Зима. Четвертого июля! С точки зрения статистики, нечто немыслимое. Нигде, кроме Бостона.
Пройдя через холл, он заглянул в комнату Джессики, где накануне уложил Жан-Клода. Мальчик все еще мирно спал. События предыдущего дня явно его измотали. О господи, думал Роберт, глядя на его безмятежное лицо, что же мне делать?
Когда Жан-Клод проснулся, они выпили кофе с булочками. И поскольку сильный дождь не собирался кончаться, Роберт отказался от идеи ехать осматривать достопримечательности Лексингтона и Конкорда. Вместо этого он поехал в Бостон и поставил машину на стоянку МТИ.
— Здесь я преподаю, — сказал Роберт, когда они, шлепая по лужам, направились ко входу в здание.
В пустынном коридоре, ведущем к кабинету Роберта, гулким эхом отдавались их шаги.
Он отпер дверь, и на них пахнула затхлостью.
— Здесь вы занимаетесь математикой? — спросил мальчик, оглядывая высокие книжные полки.
— Отчасти, — улыбнулся Роберт.
— Можно, я посижу за вашим столом?
— Конечно.
— Я — профессор Беквит, — произнес мальчик полу-сопрано полу-баритоном, — угодно ли вам задать мне несколько вопросов по статистике?
— Да, профессор, — отозвался Роберт. — Скажите, каковы шансы, что этот распроклятый дождь сегодня прекратится?
— М-м-м, — мычал Жан-Клод, всерьез задумавшись над вопросом. — Соблаговолите зайти за ответом завтра.
И засмеялся, наслаждаясь собственной шуткой. И тем, что сидит в кожаном кресле отца.
Роберт уселся напротив Жан-Клода на стуле, где обычно сидели студенты, и улыбнулся мальчику. Он казался совсем крошечным за этим столом, сегодня противоестественно аккуратным и чистым. Уезжая на каникулы в июне, Роберт смел с него все завалы. Кроме телефона и фотографии Шейлы с девочками, на столе ничего не было.
Мне тут нравится, — сказал Жан-Клод. — Из окна видны все парусники на реке. Посмотрите! Некоторые плывут даже под дождем.
Роберт обычно бывал так поглощен работой, что редко смотрел в окно. Но мальчик прав. Из окна открывается великолепный вид.
Было уже около трех часов.
— У меня идея, — сказал Роберт. — Хочешь, зайдем в Музей Науки? Тебе наверняка там понравится.
— Ладно.
Роберт отыскал какой-то старый зонтик, и они пошли навстречу разбушевавшейся стихии. Пересекли Мемориал-драйв и пошли по берегу, реки.
Роберт предполагал, по случаю непогоды в музее было полно народу. Жан-Клод, как завороженный, стоял перед чучелом Чудища-Совы, пернатой властительницы музея. Роберт купил ему футболку с ее изображением. Мальчик тут же ее надел.
— Поверх всего остального?
— Да.
— Почему?
— А почему нет?
Потом они заняли очередь. Чтобы Жан-Клод смог изучить поверхность Луны и забраться в отделяемый модуль «Аполлона». Сверху он помахал Роберту, который остался на Земле во многих сотнях тысяч миль.