Аэростат. Воздухоплаватели и Артефакты Гребенщиков Борис

Рой Орбисон

(Orbison, Roy)

{204} Рой Орбисон[24] – человек, который дал рок-н-роллу сердце.

Элвис Пресли говорил о нем: «Величайший певец в мире». Барри Гибб (Barry Gibb) из Bee Gees называл Роя «голосом Бога». А Том Уэйтс сказал лучше всех: «Если нужно было сделать так, чтобы девушка влюбилась в тебя, все, что для этого было нужно, – это розы, колесо обозрения и Рой Орбисон».{205}

Орбисон принадлежит к той небольшой группе людей, которые, собственно, и дали миру рок-н-ролл, – Элвис Пресли, Джерри Ли Льюис, Карл Перкинс (Carl Perkins) – и Рой Орбисон. Но, когда их сравниваешь, понимаешь: Рой с самого начала был другим.{206}{207}

В этих – «драйв», как говорит моя мама – «заводка». Их несет. Они поют, и слышно: «Я хочу, я хочу, я хочу, дайте мне». Рой поет: «Как прекрасно, как печально». Они поют песни, а Орбисон как будто сам является музыкой, растворяется в ней; его нет, остается только песня. Говорят, что в этом – секрет любого великого музыканта.{208}

Рой Орбисон, 1941

Рой Орбисон начал петь в раннем детстве. Когда ему исполнилось шесть лет, отец подарил ему на день рождения гитару, в двенадцать он уже написал свою первую песню, а вскоре выступал по местному радио с группой школьных друзей. Но местная популярность – одно, а ему хотелось покорить всю Америку.

На каком-то из концертов его услышал уже бывший к тому времени очень известным Джонни Кэш (Johnny Cash) – и по-дружески дал ему телефонный номер хозяина «Sun Records» Сэма Филипса (Sam Phillips). Однако когда Рой набрался смелости и позвонил по этому номеру, классический американский деловой хам Филипс коротко сказал: «Джонни Кэш пока еще не хозяин моей фирмы» – и повесил трубку.{209}

Джонни Кэш

Но через несколько месяцев новости о юноше с фантастическим голосом дошли до Сэма Филипса по другим каналам, он позвонил сам и вызвал Орбисона к себе в студию. Запись, еще запись – и песни Роя начали звучать по национальному радио. Гораздо больше, чем на голос, Рой полагался на свое умение писать песни – и его песни действительно были в ходу: их записывали Everly Brothers, Джерри Ли Льюис, Джонни Кэш; и только когда его новую песню «Only The Lonely» никто не взял, он решил записать ее сам – и она стала песней «номер один» по всему миру.{210}

Следующие четыре года все, чего касался Рой, превращалось в золото. Орбисон стал крупнейшим американским артистом и одним из главных имен в мире музыки. Даже король рок-н-ролла Элвис Пресли говорил, что Рой Орбисон – единственный певец, которого он боится.

В 1963 году Орбисон принял приглашение выступить с гастролями в Англии, билеты на весь тур были распроданы за несколько часов. По тогдашнему обычаю в концертах принимало участие несколько групп, в том числе никому еще в Америке не известные Beatles. В первый же вечер они стояли за сценой и наблюдали, как Роя вызывали на бис четырнадцать раз!

Недаром первый «номер один» у Beatles, песню «Please Please Me» Джон Леннон написал как «что-то в духе Роя Орбисона».{211}

До 1964 года музыка шла через океан только в одну сторону: Америка была державой рок-н-ролла, а провинциальная Англия жадно ловила божественные звуки. В 1964-м все изменилось с точностью до наоборот: Beatles вступили на американскую землю как молодые боги, и несколько следующих лет принято называть временем «британского вторжения», когда все, исходившее из Англии, воспринималось в Америке как святыня. Это загнало в тень большинство американских рок-н-ролльщиков первой волны.

Единственным исключением оказался Рой Орбион. Его слава нисколько не умалилась от сравнения с задиристым британским звуком, напротив, она стала только больше – и в августе 1964 года Орбисон записывает свою самую знаменитую песню «Oh Pretty Woman», ставшую «номером один» во всех странах мира.{212}

Так в чем же был его секрет?

Песни Орбисона были совершенно оригинальны и по своей структуре, и по записи, и по исполнению. Ничего подобного до него просто не существовало.

Обычно в Нэшвилле при записи использовали скрипки, Рой первым начал использовать целый оркестр. Он был готов вносить изменения в аранжировку до тех пор, пока песня не становилась совершенной. И поэтому даже когда его песни не соответствовали формулам рынка, они все равно оказывались хитами.

Сам он говорил: «Я всегда придерживался мнения, что если что-то делаешь, то нужно делать это сразу, делать хорошо и вкладывать в это все, что у тебя есть».{213}

Боб Дилан писал, вспоминая те времена: «Орбисон… превосходит все жанры. Когда Рой поет, не знаешь – мариачи это или опера. С ним не расслабишься… Он поет, а голос его ходит по трем или четырем октавам, и так, что хочется разогнаться на машине и слететь со скалы. Он поет, как профессиональный преступник… Его голос может расшевелить труп; он поет, а ты вдруг замечаешь, что бормочешь себе под нос что-нибудь вроде: „Ничего себе!“ По радио просто не передавали ничего подобного».{214}

В песнях Орбисона герой всегда несчастен. И, как это часто бывает: что споешь, то и случится. В его жизни наступил черный период. В 1966 году его жена Клодетт разбилась на мотоцикле, а через два года погибли двое его детей.

Он продолжал давать концерты, но совсем перестал писать песни. Начались проблемы с сердцем, в 1974 году Рой перенес тяжелую операцию, но уже через три недели снова пустился в гастроли – просто, чтобы доказать себе, что он это может.{215}

Однако математика учит нас: когда синусоида идет вниз, то можно ожидать, что когда-то она вновь пойдет вверх.

Больше десяти лет Рой Орбисон был именем из прошлого; да, его песни игрались по радио как золотая классика, но когда он записывал что-то новое, это было никому не нужно. Однако в 80-е годы звезда Роя вновь поднялась на небосклоне: его старые песни опять стали востребованы, их стали разбирать по модным фильмам. Более того, им заинтересовалось молодое поколение.

Джефф Линн продюсировал альбом его новых песен, и это привело к тому, что Рой вместе с Линном, Джорджем Харрисоном, Томом Петти (Tom Petty) и Бобом Диланом создал группу Traveling Wilburys.

Том Петти: «Мы говорили ему: „Рой, у тебя, наверное, лучший голос в мире!“ – и он отвечал: „Ну, да…“»

Джефф Линн: «Он был совершенным джентльменом во всем, а пел, наверное, лучше всех в поп-музыке; петь вместе с ним очень сложно, потому что его голос все равно перекрывал всех».

Джордж Харрисон: «Его голос был нашим тузом в рукаве».

Альбом «Traveling Wilburys» стал невероятно популярным.

Джордж: «Я позвонил Рою и сообщил, что альбом стал платиновым, и он был счастлив и повторял: „Это великолепно“».

Рой: «Запись с этими ребятами была самым замечательным моментом моей жизни».{216}

«Его голос поднимал его над всеми поколениями, и он пел о присущей каждому живому существу жажде, которая трогает сердца правдой, печалью и желанием. Это был голос, который никогда не лгал.

Его песни были законченным в себе совершенством. К ним нечего было добавить, потому что мир в них был цельным. Это был мир, определенный мечтами и прожитый в реальности; мечты и реальность пересекались в песне, и мы узнавали о незащищенности своего сердца. Это были истории, основанные на каком-то знании, которое разрывало сердце, обходило логику и срывалось с губ с таким пониманием и красотой, что слушатель был оглушен внезапным осознанием.

Он был одним из родоначальников рок-н-ролла и нес эту ответственность с достоинством, но без всякой внешней позы. Он звучал как потерянный ангел – ангел во всем черном и в темных очках.

Рой Орбисон пел о великой тайне, о той единственной, которая имеет значение: о тайне любви, в которой нет счастливого завершения, а есть только вечная надежда. Его песни приводят нас туда, где ничего не видно, но все становится ясным».{217}

Роберт Палмер

(Palmer, Robert)

Даже если бы на земле не существовало слова «джентльмен», есть люди, ради которых его стоило бы придумать.{218}

Собравшись написать о Роберте Палмере, я столкнулся с тем, что не знаю, что о нем рассказывать. Помог странный случай.

Уже много лет я отыскивал по книжным магазинам роман Артура Конан Дойла «Белый отряд» и найти его нигде не мог. Старый черный восьмитомник Конан Дойла, зачитанный мной еще в детстве, больше не переиздавался, новых изданий не появлялось. А роман этот, повествующий о самом любимом герое сэра Артура, рыцаре XIV века Найджеле Лоринге, оставил по себе самые приятные воспоминания – и, кстати, именно там цитировалась одна старинная французская рыцарская песня, в которой пелось:

и слова эти были так хороши, что пришлось процитировать их в конце одной моей песни.

И вдруг недавно, зайдя в магазин, я с радостью обнаружил там этот роман, только что переизданный, купил его и взял с собой в дорогу. Качусь я в автобусе по России, читаю – и вдруг замечаю, что ниточки-то начинают связываться.{219}

Но сначала надо бы хоть чуть-чуть рассказать вам о самом Роберте Палмере.

«Vinegar Joy, BBC session», 1973

Роберт был сыном британского морского офицера, поэтому, хоть он и родился в Англии, детство его прошло на Мальте. А остров Мальта в Средиземном море, цитадель ордена мальтийских рыцарей, – самый перекресток Востока и Европы. Подростком Палмер вернулся в Британию, где немедленно вступил в разные группы: сначала в Alan Bown Set, потом в Dada, потом в Vinegar Joe. Иногда эти группы получали контракт только из-за его голоса, но Роберт не считал себя чем-то особенным.

Наконец легенда музыкальной индустрии, владелец «Island Records» Крис Блэкуэлл – человек с несомненным чутьем и тактом по отношению к своим артистам – уговорил его записать сольную пластинку. Последовал успех, потом еще и еще. Имя Палмера стало известно.

Да что говорить, вы наверняка его когда-нибудь да видели – было время, когда телевидение до изнеможения заиграло несколько видеоклипов Палмера: элегантный мужчина в безупречном темном костюме не без иронии поет что-то весьма моторное, а музыку изображают одинаковые и загадочные модели в коротких юбках с гитарами и всем прочим в руках.

Конечно, нет сомнения, что такой джентльмен притягивал девушек как магнит.{220}

Моделей для видеоклипов, естественно, поставляло агентство, а вот одевался Роберт сам. Не напрасно он много лет считался «самым элегантно одетым человеком в шоу-бизнесе», не зря его называли «Mister Super Cool».

Элегантность и хороший вкус были у него в крови, и, может быть, именно поэтому к шоу-бизнесу Роберт Палмер имел мало отношения. Он сознательно отказался от места в цирке знаменитостей, предпочтя тусовке музыку.

LP «Sneakin’ Sally Through the Alley», 1974

«Интеллектуальный мастер искусства жизни, – говорили про него, – он внимателен к каждому аспекту музыки, у него особое чутье на идеальную фразировку». Палмер был, как теперь говорят, перфекционистом – не выходил из студии, пока не добивался точно того, чего хотел: над альбомом «Honey», например, он работал двадцать месяцев без перерыва – и результат был впечатляющим.

К тому же Палмер был одним из немногих белых артистов, действительно знавших и заботившихся об африканской и карибской музыке: он продюсировал Дезмонда Деккера, и именно с его помощью Кинг Санни Аде стал известен во всем мире.{221}

Детство, проведенное в мальтийском культурном котле, принесло свои плоды.

«У моих родителей дома не было телевизора – тогда вообще еще не было телевизоров; зато было много кассет с разнообразной музыкой, которая все время играла – и я впитывал все, что игралось».

Он свободно нарушал границы любых жанров, замешивая в один лихой коктейль африканские ритмы, электронику, босанову, тяжелые гитарные риффы и утонченную культуру американской песни (ведь именно в Соединенных Штатах жанр популярной песни был отточен как нигде). Он с блеском и завораживающей легкостью совмещал несовместимое. И настолько в этом преуспел, что стал слишком хорош для массового вкуса.

Так называемая широкая публика не так уж часто вспоминала о его существовании, но среди коллег и ценителей он пользовался огромным уважением – за колоссальную работоспособность и знание музыки, а еще за то, как он писал свои песни, и за непривычную искренность, с которой он их пел.{222}

LP «Some People Can Do What They Like», 1976

У музыки есть свой тайный язык. Немногие знают о его существовании, но те, кто знает, способны услышать само сердце музыканта и – более того – увидеть благодатную звезду, незримо сияющую над этим сердцем. Именно так, а не словами, которые каждому так легко понять по-своему, передается из бездонной глубины времени огонь Божественного Духа, постоянно возрождающий жизнь в этом мире. Если бы не этот неизъяснимый огонь, то энтропия давно привела бы нас к уровню биороботов, жующих свою жвачку и исполняющих работу по бесцельному продолжению рода. Но огонь вспыхивает – то там, то сям, часто в таких местах, откуда его совсем не ждут, – и жизнь вновь обретает свою изначальную сияющую бесконечность.{223}

LP «Addictions», Volume I, 1989

Ницше когда-то говорил: «Искусство и только искусство дано нам, чтобы мы не погибли от правды жизни». Как и многое у Ницше, эта фраза мне всегда казалась чересчур выспренней, и уж во всяком случае она требует поправки.

Может быть и так – но только лишь по отношению к бытовому восприятию как «искусства», так и «жизни». Подлинная правда жизни прекраснее, чем мы можем себе представить, но, благодаря нашему замусоренному сознанию, она сокрыта от глаза обычного человека и видна только величайшим освобожденным душам. Искусство же – издалека – показывает ее всем.

И пусть большинство людей воспринимает это «нечто», показанное искусством, как красивую картинку; как говорила одна великая дама в истории про кузнеца из Большого Вутона: «Лучше хоть какое-нибудь напоминание».

Некоторые, однако, чувствуют истину и, вопреки житейской логике, всю жизнь пытаются к ней приблизиться.{224}

Так при чем же здесь Конан Дойл? Как ни странно, очень даже при чем.

Рыцарство в любую эпоху – непонятный массовому сознанию феномен.

Недаром совершенный рыцарь Дон Кихот – посмешище для обычных людей. В мире, руководимом простыми понятиями – выморщить что-нибудь себе или (в лучшем случае) своим близким, – все остальные мотивы представляются нелепостью. Да и ладно. Только жалко их – ведь этим несчастным людям, которых интересует только собственная выгода, даже отдаленно не понять истинной радости мира.

Глупенькие. Они от стеснения и невежественности заменяют любовь цинизмом, отказываются от великого таинства – увидеть в другом человеке Божественную красоту и возложить свое сердце на алтарь этой красоты. И потом мечутся, как куры, не понимая: отчего же жизнь так бессмысленна?

Рыцарь же во имя Прекрасной Дамы и Господа кладет жизнь за всех – и поэтому он словно не отсюда, не наш, хочет странного. У Конан Дойла цветок английского рыцарства сэр Чандос говорит молодому Лорингу: «Таких как мы теперь уже почти не осталось».

И точно как сэр Найджел, Роберт Палмер будто унаследовал свою духовную сердцевину из каких-то иных времен. Его песни напоминают нам о том, какая великая воскрешающая тайна – любовь.{225}

«То, что я хочу передать, все то хорошее, что есть в песне, – в первую очередь я хочу это донести не до слушателя, а до самого себя. Ведь в обычной песне с тремя куплетами и припевом можно достигнуть очень многого – нужно просто сделать так, чтобы каждый такт был уникальным, не идти по привычной дороге.

Я не боюсь микрофона, и я привык к своему голосу, я хорошо его знаю – поэтому единственное, чего я хочу, – это спеть так, чтобы ощутить восторг.

А что до немодной ныне сентиментальности, то я не боюсь быть сентиментальным – я могу это себе позволить».{226}

Редко, но встречаются в нашем мире люди с солнечным сердцем, люди, не отягощенные стремлением заполучить что-то себе. Мы называем их то рыцарями, то юродивыми, то просветленными – но не в названии дело. Они рождаются в этом мире, чтобы напомнить нам, зачем существует человеческая жизнь, зачем мы (хоть и сами того не помним) выбрали родиться именно здесь.

И иногда такие люди говорят с нами, иногда показывают нам что-то самим примером своей жизни, но в нашу эпоху, когда слова обесценились, а жизненные примеры слишком легко подправляются в PhotoShop’е, иногда кажется, что самый чистый метод передачи – это музыка, передающаяся напрямую от сердца к сердцу. И слава Богу, что такие люди и такая музыка у нас есть.{227}

Том Петти

(Petty, Tom)

Том Петти родился в 1950 году в городе Гэйнсвилль (Gainesville), штат Флорида. Провинциальней не бывает. Городок состоял из студентов и жлобов, приблизительно пятьдесят на пятьдесят, а по огородам, случалось, ползали аллигаторы, коими столь богат сей жаркий болотистый край. У его приятеля был старший брат по имени Берни Лидон (Bernie Leadon), будущий участник группы Eagles, иногда он водил юношей в ночное: в лесах вокруг тракторов собирались местные, пили виски и пели свои незамысловатые грубые сельские песни.

Но Том был настроен на другое. В детстве он по радио услышал Beatles и захотел быть как они.{228}

Когда он был маленьким, радио было для него всем.

«Радио было не то что теперь – там не было формата, они играли всё. Оно меня гипнотизировало. Это было невероятно».

Первое причастие рок-н-роллом он получил в одиннадцать лет, когда тетя сводила его на концерт Элвиса Пресли. «Я помню, – говорит Петти, – от него исходило сияние». Но подлинное крещение случилось чуть позже. Тома накрыла музыка целой волны групп во главе с Beatles, именуемая в Америке «британским вторжением». Петти немедленно организовал группу и начал играть. А поскольку рокерам в сонном Гэйнсвилле делать было нечего, они побросали вещи в фургон, простились с домом и двинули в Лос-Анджелес.{229}

LP «Tom Petty and the Heart-breakers», 1976

Но выяснилось, что, не имея выпущенной пластинки, играть концерты в Лос-Анджелесе было невозможно, ни один клуб их не брал. Денег не было хронически, и взять их было неоткуда. Группа кочевала по самым дешевым отелям, среди уличных девушек и драгдилеров, и искала шанса что-нибудь записать. В конце концов они записали одну песню, которая вышла, но слишком поздно – группа уже не выдержала и развалилась.

Однако у Тома дороги назад не было, он продолжал занятия музыкой. Постепенно вокруг него собрались люди с похожими взглядами. Так на свет появилась группа Tom Petty and Heartbreakers.

Гитарист Mike Campbell говорит: «Том всегда брал инициативу в свои руки».{230}

Они подсобрали немного денег и начали записывать свой первый альбом. Обстановка была непривычной. «Звукоинженеры, – вспоминает Том, – были гордо на кислоте. Они включали стробоскоп, направляли его прямо на себя и – когда их вставляло – начинали наконец микшировать звук».

На дворе стоял 76 год – год «новой волны» – Элвис Костелло, Blondie, Talking Heads – и Heart-breakers попали под этот ярлык, хотя играли музыку совсем другого плана. Они никогда не пытались звучать «современно» или «модно», они просто играли мощные красивые песни, постепенно оттачивая технику того, как сказать все и уместить это в три минуты.{231}

О них начали говорить и писать. Иконописный блондин с волосами до плеч, в эпоху коммерческой музыки заново изобретающий искусство писания простых песен, – это было кое-что. Концертов становилось все больше и больше, но когда дело дошло до третьего альбома, начались неприятности с фирмой, выпускавшей их пластинки. Том не хотел идти на поводу у бизнеса, фирма подала на него в суд и попыталась конфисковать мастер-ленты нового альбома. Поэтому между сессиями записи кто-то из друзей Тома забирал ленты в машину и кружил с ними по городу, чтобы Петти – если потребуется в суде – мог присягнуть на Библии, что не знает, где находятся мастер-ленты. «У меня появилась репутация упрямца – возможно, оправданная. Мы все тогда были горячи на голову. Но я хотел, чтобы все было сделано правильно, а для этого приходится иногда твердо стоять на своем».{232}

LP «You’re Gonna Get It!», 1978

После выхода еще одного альбома Петти и Heart-breakers отыграли тур, и у них появилось свободное время. Что, как замечает Том, «было опасно». Как раз тогда в Лос-Анджелесе появился дейв Стюарт (Dave Stewart) из Eurythmics, купил поблизости дом – и начался Большой Разгул.

«Это было как у Феллини – карлики, костюмы, все по полной… Дейв – большой мастер по этой части. Один раз я не выдержал, вылез в окно туалета и сбежал домой… Но было много гениальных приключений».{233}

Естественно, одним разгулом дело не ограничилось. дейв и Том начали вместе писать песни. Вскоре зашла речь о двойном сольном альбоме Тома – на что группа немедленно напряглась. Постепенно начатый проект мутировал в новый альбом Heart-breakers, но процесс занял огромное количество времени и энергии, хотелось сделать что-то совсем новое, а оно не выходило.

Именно тогда Том как-то в приступе разочарования саданул кулаком по каменной стене так, что сломал себе кости левой руки и какое-то время думал, что не сможет более играть на гитаре. «Это подействовало на меня как сигнал, что пора просыпаться».{234}

В конце концов трудный альбом все-таки был закончен, и у Тома появилась новая идея. На этот раз – для всего коллектива. На два года Том Петти и Heart-breakers стали аккомпаниаторами Боба Дилана.

«Началось все с одного концерта в помощь фермерам, Farm Aid, но он все добавлял и добавлял новые даты. Наверное, ему было удобно играть с нами, он нашел в нас то, что искал, – как до этого он играл с группой The Band. Я не думаю, что мы пошли бы на это ради кого-либо другого…»

И общение с главным бардом XX века принесло свои плоды. Песни, которые писал сам Том, стали немного другими – может быть, более законченными. И место им нашлось на новом альбоме «Full Moon Fever», который Том Петти записал вместе с передовиком звукозаписи, бывшим дирижером «Оркестра Электрического Света» Джеффом Линном.{235}

Работа с Джеффом повлекла за собой всемирное признание музыки Петти. До этого он был звездой всеамериканского масштаба, теперь признание было всемирным. И подтверждением нового статуса стало участие Тома Петти в виртуальной супергруппе Traveling Wilburys, в которой Том играл, писал и пел на равных вместе с Диланом, Харрисоном, Линном и Роем Орбисоном – а выше этого уже сложно прыгнуть.{236}

За двумя альбомами Wilburys последовало еще несколько альбомов с родными Heartbreakers, последний из которых – «Highway Companion» – вышел совсем недавно.

За это время Том с товарищами успели поставить рекорд: они играли каждый день в одном из крупнейших залов Лос-Анджелеса в течение трех недель подряд при неизменном аншлаге. Вышла толстенная книга его интервью, про него снимают фильм, за душой у него шестнадцать престижных наград Grammy и даже – с недавних пор – своя радиопередача:-). В общем, полный успех. А что он сам думает про это?

«Куда ветер несет, туда мы и летим. Мы никогда не пытались играть наверняка или работать по формуле. Это было бы скучно. Идея в том, чтобы взять компанию людей, удержать ее вместе, что бы ни происходило, и посмотреть, какая музыка будет получаться. И нам до сих пор интересно».{237}

CD «Highway Companion», 2006

Элвис Пресли

(Presley, Elvis)

Как говорил Митя Карамазов: «Теперь мир на новую улицу вышел». Ну, Митя Карамазов – так себе, герой не моего романа, но в жизни человечества действительно есть такие мгновения, когда практически видишь, как Великий Стрелочник переводит стрелку и человечество начинает двигаться по новому пути. Именно о таком мгновении и пойдет речь.{239}

А начиналось все так: в 1954 году в маленькую студию Сэма Филипса (Sam Phillips) в Мемфисе явился застенчивый молодой водитель грузовика, чтобы записать на пластинку песню в качестве подарка на день рождения своей матери. Парня звали Элвис Аарон Пресли (Elvis Aaron Presley).

Ассистентка Филипса обратила внимание на его голос, вскоре Филипс вызвал Элвиса в студию и предложил ему в качестве эксперимента записать несколько песен с местными музыкантами.{240}

Рок-н-ролл явился на свет как шутка. На своей самой первой профессиональной записи в июле 54 года Элвис долго пытался записать трогательную балладу «I Love You Because», но не получалось. И когда казалось, что уже ничего не получилось, и музыканты, игравшие с Элвисом, – гитарист Скотти Мур (Scotty Moore) и басист Бил Блейк (Bill Black) – совсем расстроились, Элвис, чтобы их развеселить, пустился в свою имитацию блюза.

Это была комедия – пока Сэм Филипс, хозяин студии, не произнес судьбоносные слова: «Это мне подходит. Давайте-ка это запишем».{241}

Чет Аткинс

Его первая пластинка для фирмы RCA «Отель Разбитых Сердец» возглавила одновременно поп, кантри и ритм-энд-блюз чарты.

Современники вспоминают: «Невозможно описать, как тогда звучала эта песня. Она была угрожающей, от нее оставалось какое-то наркотическое ощущение или что-то гангстерское. Она пугала. Ты просто не знал, что этот парень выкинет в следующую секунду. Элвис был угрозой для всех».{242}

Первый альбом Элвиса разошелся мгновенно. Но за этим феноменальным взрывом стояла большая работа. Когда Элвис записывал свои первые четыре песни для RCA, инженеры звукозаписи были поражены. Стандартная сессия в те времена длилась три часа, записывалось четыре песни; Элвис работал десять часов подряд и записал три. Начальник студии RCA (и блестящий гитарист) Чет Аткинс (Chet Atkins), впервые услышавший в этот день Элвиса, позвонил жене: «Немедленно приезжай в студию. Такого ты больше никогда не увидишь!»{243}

Когда ответственный за запись Элвиса сотрудник RCA Стив Шоулз привез записи в Нью-Йорк, лица боссов были хмуры. «Они сказали, что это ни на что не похоже, что лучше этого не выпускать на публику, а вернуться в студию и сделать что-то более похожее на музыку».

Однако Шоулз доверился своему чутью и решил рискнуть выпустить записанное. Дальше мы знаем: Элвис начал 1956 год как провинциал, игравший по сельским амбарам, к концу года он был на вершине мира, торпедировав по пути всю добропорядочную Америку.{244}

Голос Элвиса, его движения на сцене, манера одеваться – все в нем оскорбляло общественную мораль. Газеты писали: «Когда этот дергающийся идиот начал прыгать на моем экране, я решил, что телевизор испортился. Я услышал худшее, что есть в музыке… В лице Пресли наши подростки видят на экране печальнейшее проявление дегенеративного секса в его грубейшей форме».

На телевидении было запрещено показывать его ниже пояса.

Запись в студии RCA, 1956

Перед концертом в городе Джексонвилль городской судья пригрозил Элвису суровой карой, если он не будет вести себя прилично на сцене. В эту ночь Элвис вместо своих привычных движений бедрами просто помахал перед залом мизинцем. Реакция была той же – массовая истерия, потому что все части тела Элвиса и все его движения были нарушением закона.{245}

Натали Вуд и Элвис Пресли, 1956

Айра Левин

При этом человек, на которого обрушивалось столько грязи, в жизни в основном не пил ничего крепче пепси-колы, не курил, каждый вечер в шесть читал Библию, постоянно заботился о своей матери и школьных друзьях, навещал даже своих школьных учителей, даже его личная жизнь поначалу была спартанской.

Его школьная подружка вспоминает, как он навестил ее однажды после концерта и они сидели всю ночь в поле под звездами, обсуждая только что вышедшую книжку «Пророк» Калила Гибрана, – и ничего больше. Актриса Натали Вуд (Natalie Vood), мечтавшая поближе познакомиться с Элвисом, нашла его «слишком консервативным».{246}

Обычные люди, глядя на него, не знали, как на него реагировать, он был чужим. Элвис выглядел не просто необычным, он выглядел опасным.

Коллеги по эстраде называли его «белым негром», и однажды за сценой любимый певец мамы Элвиса Айра Левин (Ira Levin) пытался удушить его голыми руками.{247}

Его работоспособность удивляла профессионалов. Записывая песню «I Want You, I Need You, I Love You», он сделал около двадцати дублей; «Don’t Be Cruel» потребовала двадцать восемь дублей; «Hound Dog» – тридцать один. И Элвис платил за это: 23 февраля 1956 года он вышел после концерта на паркинг, упал и потерял сознание. Осмотрев его, врач сказал, что за двадцатиминутный концерт он теряет столько же энергии, сколько рабочий – за целый день. И настоятельно рекомендовал длительный отдых. На следующий день Элвис снова был на сцене – и пел с удвоенной силой.

На свой двадцать первый день рождения он приехал домой, но даже не вышел из своей комнаты. Заснул и спал весь день.{248}

Элвис как будто бы жил в другом мире. Он вырос в полной нищете, среди черных, с танцами в церкви; границы, проведенные другими, для него ничего не значили. И одежду себе он покупал на Бил-стрит, где одевались самые черные модники.

То, как Элвис пел, то, как он выглядел, как он вел себя, – совершенно сбивало людей с толку. Это было ни на что не похоже. Один свидетель заметил: «Было непонятно, как на него реагировать – аплодировать или смеяться».{249}

Его школьный приятель Марти Лакер вспоминает: «Его душа, наверное, была отчасти негритянской. Черные приняли его, потому что он на себе испытал такую же нищету, и поэтому люди всегда смотрели на него странно. Он изменил культуру всего мира. И он освободил подростков – в том, какую музыку они слушают, как одеваются, как ведут себя. Все мы знали тогда, что он изменит мир».{250}

А вот еще показания очевидцев: «У Элвиса не было темной стороны. Если его что-то печалило, он этого не показывал; он мог разве что быть более молчаливым, чем обычно. Но, как правило, он был в отличном настроении, и все двигалось так быстро, что никто из нас еще не знал, как себя вести. Это было как в ракете. Просто держишься что есть сил и надеешься удержаться. Но это было что-то невероятное. Когда мы покидали очередной город, туда приходилось вызывать национальную гвардию, чтобы привести место в порядок».{251}

Музыка Элвиса Пресли изменила мир. И несмотря на свою раннюю смерть в 1977 году, он по сю пору остается самым известным и любимым певцом популярной музыки. Одно слово – Король. Влияние его неизмеримо.

Леннон говорил: «Ничто не действовало на меня, пока я не услышал Элвиса. Не будь Элвиса, не было бы Beatles».

Литтл Ричард: «Он был благословением… Он открыл двери черной музыке».

Боно: «Это был подлинный бунт: настоящий панк-рок».

А Боб Дилан, знающий цену словам, сказал так (как всегда, в точку): «Когда я впервые услышал голос Элвиса, я понял, что никогда в жизни не стану ни на кого работать и никто никогда не будет мне начальником».{252}

Вот вы скажете: ну что нам сегодня Элвис? Но именно сегодня голос Элвиса – как магическое заклинание – высвечивает в нашем с вами мире другие краски, которые без него не так уж просто увидеть. Краски беззаботной радости, силы и уверенности, когда любое море по колено.

И это не ностальгия по детству – в те времена я его как раз совсем не ценил. Его магия и красота дошли до меня на много-много лет позже.{253}

R.E.M.

Немного в наше время осталось коллективов, музыка которых способна заставить сильных мужчин плакать. Но один все-таки есть. И называется он R.E.M.{254}

R.E.M. Даже название какое-то странное – как и положено у студентов, чтобы непонятнее и позабористее. А всего-то навсего сокращение от «rapid eye movement» – медицинский термин, обозначающий быстрые движения глаз во время фазы неглубокого сна.

Группа R.E.M. появилась на свет в начале 1980 года в захолустном американском городке с гордым, однако, названием Афины. Название ко многому обязывает – недаром по загадочным причинам город Athens до сих пор поставляет большую часть американской альтернативной музыки.

LP «Murmur», 1983

Певец Майкл Стайп (Michael Stipe) и гитарист Питер Бак (Peter Buck) встретились, обнаружили, что у них похожие вкусы в музыке, и решили создать группу. Добавили ударника и басиста, сыграли первый концерт на дне рождения подружки, записали первую песню, выпустили 000 экземпляров – и она вдруг стала хитом на студенческом радио по всей стране. А их первый альбом «Бормотание» («Murmur») был объявлен журналом «Rolling Stone» лучшим альбомом 1983 года. Несмотря на то что обычное радио отказывалось от их песен, считая их принципиально некоммерческими, «неформатными», студенческие радиостанции играли их постоянно, и каждая их новая пластинка продавалась все лучше.

LP «Automatic for the People», 1992

К слову сказать, вот чего отчаянно не хватает в России – студенческих радиостанций, играющих неформатную музыку. Я глубоко убежден, что, появись они, у нас сразу нашлось бы множество пропадающих сейчас втуне талантливых людей.{255}

Поначалу Майкл Стайп – от смущения и неуверенности – пел так, что совершенно никто не мог разобрать, что же он поет; как будто он решил воплотить в жизнь мудрую фразу Ошо: «Любое суждение есть невежество»[25]. Но даже когда его голос в миксе стал громче, а слова более разборчивы, они не стали яснее. Как он сам говорит: «Я считаю, что наши песни – это главный труд нашей жизни; если кому-то нравится искать в них особый смысл помимо этого – милости просим».

Всего R.E.M. записали тринадцать альбомов, и каждый из них – как бы против ветра, вопреки всеобщим ожиданиям и советам. «Мы всегда были упрямы – абсолютно отказывались делать то, что нам не по нраву. Этот „закон отрицания“ с годами сослужил нам хорошую службу».{256}

В 1990-м, после десяти лет непрестанных гастролей, группа – чтобы не сойти с ума – решила сделать паузу в концертной деятельности. Материала, однако, накопилось много, и они сели в студию.

Их седьмой и восьмой альбомы, записанные во время этой паузы – «Automatic For the People» и «Out Of Time», – сделали R.E.M. мега-супер-тера-звездами, были проданы какие-то неисчислимые миллионы экземпляров. Самих R.E.M. это привело в большое замешательство – такого эффекта они никак не ожидали, просто записали новые альбомы.{257}

На этих альбомах все ждали от них рубилова. А вместо этого получили медленные песни, пиано, мандолины и аранжировки струнных, сделанные Джоном Полом Джонсом (John Paul Jones), бывшим когда-то басистом Led Zeppelin. Оказалось, что этого люди и хотели.

Как писала пресса, «„Automatic For The People“ оказался совершенно непонятным и именно тем, что надо».

А песня «Losing My Religion» («Теряя свою Религию»), по-моему, до сих пор не слезает с эфира всех суперкоммерческих станций. И мне до сих пор любопытно: хоть кто-нибудь из них вслушивался, что именно поет R.E.M.?

Когда-то, давным-давно, я попал в Париже на их концерт. Они тогда уже были интернациональными звездами, а я впервые вышел в огромный мир за пределами тогда еще запертой России и взирал на все детскими глазами. И они потрясли меня – чем-то совершенно неожиданным.

Начали они здорово – ну все, чего я мог ожидать от звезд, – громко, слаженно, драйвово… А потом последовало что-то странное. Они начали разваливаться, играть какую-то нескладуху, потом Майкл вдруг остановил группу, сказал, что все это ерунда, а сейчас он почитает стихи – и действительно, влез на стул и стал читать стихи, а потом вдруг они вновь собрались и снова врезали с невероятной силой.

Так происходило весь концерт – то они невероятно сильны, то вдруг разваливаются, как будто это происходит на сцене Ленинградского Рок-клуба.

А я в это время как раз только что записал «Radio Silence» и был в задумчивости – уж больно там все было заполировано. И тут R.E.M., как горящая надпись на стене, напомнили мне: делать нужно не «как полагается», а как нужно душе – даже если это не сообразуется с мнением всех остальных людей на Земле.{259}

Несколько лет тому назад их ударник Билл Берри (Bill Berry) устал от гастрольной жизни и решил полностью завязать с музыкой. Прямо перед записью нового альбома. В один момент все рухнуло.

«Up», 1998

Стайп рассказывает: «У меня не получалось ничего написать, просто из-за того, что группа распадалась. В какой-то момент я окончательно уверился, что все кончилось и я работаю над тем, что будет нашим завещанием. Понимаете, когда очень важные для тебя вещи и отношения распадаются у тебя на глазах – не знаешь, что делать. Это было чудовищно».

Но в конце концов они (оставшиеся трое) сели и обсудили все свои проблемы. И сошлись на том, что как бы то ни было, но они хотят продолжать.

То, что для других было бы трагедией, для R.E.M. оказалось творческим вызовом. Они обставились древними синтезаторами, антикварными ритм-машинками и написали огромное количество музыки. Стайп писал тексты и развешивал полотнища с их заготовками по стенам студии, так чтобы все могли вносить коррективы.

Получившийся в итоге альбом «Up» оказался одним из самых прекрасных альбомов группы.{260}

Великий дар R.E.M. – все, что они играют, звучит у них естественно. В них нет ни капли ничего модного.

Их спрашивают: отчего ваша группа до сих пор жива? Они отвечают: «Как ни банально это звучит, есть только один ответ: наша любовь к музыке. Это то, что заставило нас создать группу, и это то, что до сих пор побуждает нас, бросает нам вызов и толкает нас вперед. Все остальное, что есть теперь в нашей жизни – слава, богатство, путешествия по миру, посещение невероятных мест, интересные новые знакомства, – без музыки ничего не значит».{261}

И вроде бы R.E.M. – группа как группа, но радость в том, что они отказались быть звездами. Как они сами поют в песне «Надежда»: «Ты выглядишь идиотом, и тебе уже все равно». Они не боятся выглядеть идиотами, их больше интересует, что и как еще они сыграют.

Я был не так давно еще на одном их концерте и снова увидел то, чего совсем не ожидал. Да, они – одна из главных групп XX века, живые классики, а выглядят и звучат, как будто продолжается та же студенческая вечеринка их первого концерта. Все тот же день рождения, только вместо крохотного клуба перед ними арена с десятками тысяч людей, и эти десятки тысяч подпевают их песням так, как будто это их собственный день рождения.

«Ты чувствуешь себя, как будто ты потерялся; нет, нет – ты не один» – вот вкратце то, что они всегда поют. Большие эмоции, большие идеи – и ты веришь им и не чувствуешь себя при этом дураком. Ты не один. Поэтому большие мужчины и плачут. И слава Богу! Иногда это нужно, чтобы снять окалину с души.

Сейчас они начали записывать новый альбом, четырнадцатый по счету, и каким бы он ни вышел – хорошо, что они есть в нашем мире[26].{262}

Кит Ричардс

Страницы: «« « 12345678 » »»