Аэростат. Воздухоплаватели и Артефакты Гребенщиков Борис

Silly Wizard

Бывает, что слушаешь очень хорошую музыку. Значительно реже, но, по счастью, все-таки приходится сталкиваться с музыкой, которая касается сердца. Но иногда – Боже, как же редко это бывает! – вроде слушаешь, а не замечаешь ни звуков, ни пения – просто как будто вдруг пробудилась твоя собственная душа: стряхнула с себя серые лохмотья житейской дремы и сама по себе зазвучала о том, казалось бы, давно забытом, что скрыто в самой глубине ее. О том, без чего жизнь не будет жизнью.{274}

Джонни Каннингхэм

Любимейшие из любимых, великие шотландцы по имени Silly Wizard – скрытое оружие Поднебесной. Про них говорят: «Silly Wizard – не просто еще одна народная группа, их место рядом с величайшими исполнителями любой страны и любой эпохи».

Говорят: «Silly Wizard – из ряда вон выходящие музыканты», говорят: «Их влияние на музыку настолько сильно, что спустя пятнадцать лет после своего последнего концерта они были названы „лучшей группой в истории шотландской народной музыки“».

Но важнее другое: не знаю уж почему, но почему-то именно они поют от имени моей души.{275}

Группа Silly Wizard самопроизвольно возникла в Эдинбурге где-то в 1971 году и начала играть кельтскую народную музыку. Их было четверо, и их скрипач Джонни Каннингхэм (Johnny Cunningham) был еще школьником. Часто случалось, что после уроков его подбирали на фургоне прямо у ворот школы, ехали куда-то, играли концерт, а после концерта ехали обратно и высаживали у школы на следующее утро. Вскоре к группе присоединился брат Джона – аккордеонист Фил Каннингхэм (Phil Cun-ningham), который в то время тоже еще учился в школе, и певец Энди М. Стюарт (Andy M. Stewart). Так образовался известный нам состав.

В 1972 году на их концерте в клубе с трудом набиралось несколько десятков человек. Но молва о них пошла, концертов становилось все больше, они записали альбом, потом другой, выехали на гастроли во Францию, потом в Штаты – и лавину было уже не остановить.{276}

«Это было очень весело. Мы все работали где-то в других местах и пытались совместить с этим игру в группе – приходили вечером с работы, вскакивали в фургон и мчались куда-нибудь в Абердин на концерт, а к утру возвращались домой и опять шли на работу. Поэтому когда кто-нибудь, не разобравшись в обстановке, ангажировал нас, просто собраться сыграть концерт было уже проблемой».

Вскоре эта проблема разрешилась сама собой. Silly Wizard начали пользоваться такой славой, что работать где-то еще стало уже нереально. Приглашения на гастроли и фестивали шли днем и ночью, почтальоны сбивались с ног. Прибавить к этому запись все новых альбомов – и дней в неделе стало категорически не хватать. Так прошло двенадцать лет. И в 1988 году, на пике славы, группа сделала решительный шаг.

На семнадцатом году существования, после бесчисленных концертов и девяти альбомов, они решили: достаточно.

Энди Стюарт

«Дух, присутствовавший в нас раньше, восстановить было бы уже невозможно. Когда на последнем нашем концерте мы пели последнюю песню, ни у кого не было сомнения, что это конец. Мы отыграли наш самый большой тур, мы получили больше всего удовольствия – и потом просто ушли.

Когда знаешь, что это конец, и играешь самую последнюю песню, – это чувство, которое не с чем сравнить».{277}

Silly Wizard разошлись по взаимному согласию, кто-то из них до сих пор продолжает заниматься музыкой, кто-то бросил это дело и лишь иногда берет в руки инструмент.

Певец Энди Стюарт выпустил несколько сольных альбомов, очень высоко оцененных публикой и критиками, иногда играет концерты и даже однажды чуть было не приехал в Россию, но что-то не сложилось. Однако большую часть времени он теперь проводит дома.

Джонни и Фил Каннингхэмы

«Мне очень нравилось гастролировать – знаете, посетить все эти места, о которых иначе можно было бы только мечтать… Но время концертировать прошло, и я получаю удовольствие, занимаясь другими делами. Мне повезло, что у меня есть возможность зарабатывать на жизнь чем-то еще… Нельзя сохранить семью, когда ты в дороге десять месяцев в году. Было бы очень печально, если бы мне до сих пор приходилось ездить по гастролям».{278}

LP «Caledonia’s Hardy Sons», 1978

А вообще-то Энди М. Стюарта называют «одним из самых одаренных кельтских певцов».

Говорят, что он «совершенный исполнитель: сочетание в одном лице актера, поэта, автора, юмориста и певца».

Говорят: «Его голос в одной строчке передает больше чувства, чем большинство певцов за всю свою жизнь».

«Песни, написанные им, становятся народными и украшают канон кельтской музыки».

Он «лучший автор песен во всей традиционной музыке».

Говорят, что его голос «может выжать слезы из камня».

Но все это слова, а словам верить сложно. Стоит, однако, поставить любой альбом Silly Wizard – и все ясно без слов.{279}

У Энди спрашивают: «Кем вы себя считаете в большей степени – певцом или автором песен?» Он говорит: «Да я никак на себя не смотрю – я просто не думаю об этом. Но раз уж вы спрашиваете, то скажу, что, наверное, я в большей степени певец, потому что пел в своей жизни чаще, чем писал песни».

Его спрашивают: «Что для вас успех?» Он пожимает плечами: «Наверное, единственное, чего бы я хотел, – чтобы меня поминали добрым словом мои друзья и те, кого я знал. Ну и было бы здорово, если бы после меня остались мои песни».

Дай Бог ему долгой жизни, но что касается песен – это ему уже удалось.{280}

Я так давно слушаю их, больше двадцати лет эти песни являются частью меня самого и говорят то, что я сам сказать не умею.

Постепенно их музыка все больше ложилась на сердце, и в начале 90-х Silly Wizard уже были любимейшей послеконцертной музыкой БГ-Бэнда и – потом – «Аквариума». Немало городов чудом избежали сожжения, ибо пожар, вызываемый их музыкой в сердце после бутылки водки, – было ясно – можно компенсировать только пожаром снаружи.

Объяснить этого я не могу. Есть люди, которым Бог дал особый талант – выражать то, что у всех глубоко в сердце.

Может, это дошло до нас в генетическом коде, может быть, мы знаем это как-то еще… По моему ощущению, это древнее и глубже эмоций, к которым мы привыкли; какая-то правда, забытая задолго до нашего рождения – и вновь возвратившаяся к нам в их музыке. Блажен тот, кому это слышно, и спасибо, что нам повезло сойтись с этими песнями в одно время на одной земле.{281}

Пол Саймон

(Simon, Paul)

Журнал «Time» называет дуэт Simon & Garfunkel величайшим фолк-дуэтом всех времен, а про самого Пола говорят, что он, возможно, самый совершенный автор песен на этой планете.{282}

Пол Саймон и Арт Гарфанкел начали петь вместе еще в школе. Арт был самым знаменитым певцом в районе. «Я услышал, как он поет на школьном конкурсе, позавидовал и захотел петь так же. Мне показалось, что это очень просто».

Арт Гарфанкел и Пол Саймон

Пол подружился с народным любимцем, и они стали петь вместе. Дело облегчалось тем, что Пол умел играть на гитаре. Постепенно он начал писать собственные песни. Записанная ими в пятнадцать лет под псевдонимом Tom and Jerry песня «Hey Schoolgirl» попала в национальные хиты.

Правда, дальше этого дело не пошло – но петь вместе они не перестали.

А в начале 60-х они перестали скрываться под псевдонимами и уже под простым названием Simon & Garfunkel постепенно становились известными среди исполнителей народной музыки в Нью-Йорке.{283}

И быть бы им тихими, малоизвестными народниками, когда бы не такая история.

LP «Sounds of Silence», 1966

Первый альбом Саймона и Гарфанкела «В среду утром, в три часа» («Wednesday Morning, 3 A.M.») представлял собой двенадцать песен: часть и вправду народные, часть собственного сочинения. Поначалу пластинка осталась незамеченной, но потом одну из песен, саймоновскую «Звуки Тишины», вдруг начали играть на радио. Сами же Пол и Арт ничего про это не знали; опечаленные невостребованностью пластинки, они разошлись по своим делам, а Саймон вообще уехал в Англию. За неимением артистов их продюсер Том Вилсон (Tom Wilson) решил сам ковать железо, пока горячо, и, хорошо понимая молодежный рынок, наложил на запись барабаны и электрогитары. И песня стала «номером один».

«Я предполагал, что нас никто не заметит. Я уже давно договорился сам с собой: да, я артист, но не из самых лучших. И поэтому я был в совершенном изумлении, когда „Sound Of Silence“ оказалась хитом».

Пол в срочном порядке вернулся домой, созвонился с Артом, и дело пошло.{284}

Саймон и Гарфанкел стали одними из важнейших артистов 1960-х и записали несколько фантастически красивых альбомов.

Очевидцы в один голос твердят, что, когда Саймон с Гарфанкелом выходили на сцену – два человека и одна гитара, – вокруг них возникала аура, которая заставляла всех притихнуть и слушать.

Песни Саймона по красоте и точности деталей все более начинали напоминать речения библейских пророков, а что касается музыки, то хрупкая красота их песен определила Золотой Век 1960-х в той же степени, что и Beatles, Stones, Дилан и Byrds, и наравне с ними вошла в историю человеческой культуры.

«…Это был феномен, но, поскольку ты в самом его центре, ты просто думаешь: ну да, такова моя жизнь. Пока он не кончается. И потом ты оглядываешься назад и говоришь себе: „Какая необычная штука случилась со мной в шестидесятые“…»{285}

Помимо того, что он написал и спел песни, вошедшие в золотой запас поэзии и музыки всего мира, Саймон оказался еще и провозвестником world music. Да-да, именно он несет ответственность за тысячи настоящих и поддельных южноамериканцев, играющих на всех торговых улицах мира одну и ту же мелодию. «El Condor Pasa».

«Еще в 60-е мне довелось играть на французском телевидении, и в одной программе со мной выступала эта группа, Los Incas, и они сыграли эту мелодию, а ей лет триста, не меньше, – и когда мы начали записывать альбом, я подумал: почему бы нам не использовать такую красивую штуку? Мы купили у них эту запись, я написал слова, и получилась песня».{286}

LP «Bridge Over Troubled Water», 1970

В 1969 году Саймон и Гарфанкел записали свой пятый альбом – «Bridge Over Troubled Water». Он оказался их самым популярным диском, два с половиной месяца занимал первое место и был продан в количестве более пяти миллионов экземпляров. И тут, на пике славы, Саймон и Гарфанкел – как и почти все полубоги 1960-х – разошлись в разные стороны.

Наступило новое время. Оставшись один, Пол Саймон продолжил занятия музыкой. А для начала поехал на Ямайку и записал с местными музыкантами одну симпатичную мелодию.

«В начале 1960-х я некоторое время жил в Англии и полюбил там ямайскую музыку ска, которую в Америке никто не знал. Прошло время, и для „Bridge Over Troubled Water“ я написал песню, которую хотел записать в ритме ска, – но самые лучшие музыканты в Нью-Йорке, как ни старались, не смогли сыграть ее так, как надо. Так что когда я начал петь сам по себе, я написал еще одну мелодию и для верности поехал записывать ее на Ямайку.

Собрал музыкантов и сказал: „Мне хотелось бы записать эту мелодию, сыграйте здесь ска“. Они посмотрели на меня странно и сказали: „Проблема в том, что мы не играем ска“. Я сказал: „А что вы играете?“ – „Мы играем реггей.“ – „Реггей? А что это?“ Это было еще до Боба Марли, никто в мире не знал этого слова, а на Ямайке ска уже вышло из моды и превратилось в реггей. Они показали, и я сказал: „Отлично. Запишем эту мелодию как реггей.“».

Песня «Mother And Child Reunion» стала первым хитом сольного творчества Пола Саймона.{287}

Наблюдая за творчеством Саймона, можно подивиться, даже склониться перед ним в почтительном восхищении. Казалось бы, коренной житель Нью-Йорка – города, славного тем, что весь остальной мир ему в общем-то не нужен. И так все есть.

И вот Саймон, поэт-лауреат этого самого Нью-Йорка, уже много десятков лет перемещается во всему земному шару в поисках правильного сопровождения своим нью-йоркским словам и нью-йоркским мелодиям. Анды, Ямайка, Бразилия, Африка, Мексика, прошлое и будущее – куда только его не заносит, чтобы подобрать совершенную оправу для своих песен.

LP «Graceland», 1988

Сам он говорит: «Мне всегда интереснее что-то открыть, чем что-то изобрести. А уж если что-то привлекло мое внимание, мне хочется дойти до сути. Всю мою творческую жизнь можно выразить одним словом: меняться, меняться, меняться. Двигаться дальше. Это единственное, что мне интересно».{288}

Саймон вообще славится тем, что не жалеет для своей музыки ничего. На его альбомах играют самые лучшие музыканты, и, если нужно, он летит в любую точку земного шара, чтобы записать что-то вместе с ними.

Из этого вырабатывается и совсем другой подход к написанию песен – он говорит, что последние двадцать лет пишет их наоборот: сначала находит ритм, потом гитарный аккомпанемент, а уже после этого постепенно вырисовывается мелодия и пишутся слова. Процесс построения может занять месяцы и годы.

Но результат того стоит. Песня – как дзен-головоломка. Она должна быть очень простой, но содержать в себе всю возможную сложность. А потом ты отходишь от нее, смотришь и говоришь: «А-а, так вот что это!»{289}

Выпустив пять альбомов, он решил, что время учиться дальше, и в 1986 году записал с южноафриканскими музыкантами эпохальный альбом «Graceland».

Эпохальный в буквальном смысле: в то время Южно-Африканская Республика славилась своим свинским отношением к негритянскому населению страны. Чтобы изменить ситуацию, ООН призвала культурно бойкотировать эту страну, но те довольно спокойно плевали на бойкот, им отлично жилось и без американских артистов. Местные же черные музыканты жили без всякой надежды на то, что их кто-либо когда-либо услышит за пределами гетто.

Но Саймон нарушил мораторий ООН и приехал туда, привлеченный фантастической музыкой, и записал с африканцами потрясающий альбом, в результате чего их музыка стала известна всему миру.

«Поначалу мне просто нравилась музыка. Но когда мы начали записываться, я обнаружил, что африканские ритмы гораздо сложнее, чем кажутся на первый взгляд. Я начал вслушиваться тщательнее и понял, что слушаю по-американски, а они играют совершенно по-другому. Мне пришлось многому учиться заново.

Я считаю, что каждый человек рождается с определенным запасом музыки внутри. И, когда он начинает писать песни, он черпает из этого запаса. Но запас довольно быстро истощается, и перед человеком встает выбор – продолжать повторять себя или начинать учиться чему-то новому».{290}

Музыку песен Саймона сравнивают с музыкой величайших композиторов Америки – Гершвина и Берлина. Но на слова обращают еще больше внимания. Саймона называют поэтом в рок-н-ролле, восхищаются интеллектуальностью его текстов («если бы он не писал песен, он был бы известным поэтом») и анализируют отчуждение и одиночество его лирического героя.

Правда, по-моему, весь этот высоколобый интеллектуализм только прикрывает неумение критиков сознаться, что магию словами не описать. Он просто пишет умные тексты, потому что он умный человек и другие тексты ему писать и петь попросту неинтересно. Но многие пытаются выехать на умных текстах, однако почему-то таких песен ни у кого не выходит.

LP «The Rhythm of the Saints», 1990

Рок-н-ролл не слишком любит думать; более того, он в принципе плохо относится к мышлению. Что, по моему мнению, его большая ошибка. Рок-н-ролл всегда стремился быть музыкой рабочего класса. А следовало бы расширить его словарь для возможности выражения более сложных мыслей.

Да, слова песен Саймона можно анализировать до бесконечности, но рецепт счастья, охватывающего от их слушания, вычислить невозможно.{291}

И все-таки тексты песен Саймона – особая статья.

В случае с Полом Саймоном уместиться в рамки небольшой статьи особенно сложно. Не то чтобы я любил его больше других – нет; но у него так много разнообразных, непохожих и красивых песен – откуда только они берутся?

«Иногда что-то происходит – как будто подключаешься к какой-то силе, к какому-то внешнему резервуару. Этим бессмысленно хвастаться, за это нужно быть благодарным. Я не знаю, что это, и не хочу никак это называть, но я признаю этот факт – иногда что-то приходит к тебе, и ты не знаешь, почему это только что произошло; наступает состояние, очень близкое к блаженству. Это происходило со мной много раз; столько, что мне хочется продолжать писать и петь песни всю жизнь».{293}

Шри Чинмой

(Sri Chinmoy)

Я хочу рассказать вам сегодня о поразительном человеке, с которым Бог привел меня встретиться.

Это был индийский духовный учитель Шри Чинмой.{294}

В 1893 году ученик Рамакришны, философ-монах Свами Вивекананда, был отправлен собратьями-монахами на Конгресс всех религий в Чикаго, чтобы рассказать миру о том, что думают в Индии. Выступление Вивекананды на конгрессе произвело фурор и было встречено бурными аплодисментами; после окончания конгресса Свами на четыре года остался в Америке – обучать всех желающих философии ненасилия.

Шри Ауробиндо

Вивекананда был первым из учителей, принесших мировосприятие Востока на Запад. Сейчас это сложно себе представить, но до XX века философия и духовные практики Востока были для европейцев либо экзотической белибердой, либо тайной за семью замками. В XX веке все изменилось: индийские йоги, суфийские мудрецы, дзен-буддийские монахи – все нашли себе аудиторию. Некоторые от чистого сердца хотели поделиться истиной, некоторые исполняли мистическое предназначение или повеление учителя, некоторым хотелось просто немного поправить свое финансовое состояние, некоторые приезжали на Запад по сложному сочетанию всех этих причин.

Как же отличить истинных учителей от спекулянтов? А очень просто, как сказано в Священном Писании, «узнаете дерево по плодам его»[27].{295}

Шри Чинмой родился в 1931 году в Бенгалии. Когда ему было одиннадцать лет, его родители умерли, он остался сиротой и вырос вместе со своими братьями и сестрами в ашраме всемирно известного индийского философа Шри Ауробиндо. Чинмой с ранней юности по собственной воле начал заниматься медитацией, занимался этим по много часов в день и в тринадцать лет «достиг реализации». Другими словами, увидел мир таким, какой он есть на самом деле.

Как он сам говорит: «Когда человек осознает Бога, он осознает, что Бог и он – не два различных существа; он и Бог едины, как капля воды и огромный океан».

В 1964 году Шри Чинмой переехал в Америку. Вскоре он уже преподавал медитацию в Организации Объединенных Наций.{296}

А что делать реализованному существу в мире совсем не реализованных нас с вами? Вот ты осознал, как все устроено, видишь то, что скрыто от глаз других людей, обладаешь чудесными способностями, ни в чем более не нуждаешься – ну и что тогда?

А тогда начинает хотеться помочь всем остальным продвинуться к свету и радости, открыть в себе Божественные качества. А как это сделать?

Шри Чинмой читал лекции, писал стихи, рисовал, занимался спортом и, что существенно для нас с вами, занимался музыкой. Он писал ее, играл, пел. Но, в отличие от обычных «композиторов» и «исполнителей», он осознавал действие музыки и знал разницу между музыкой духа и музыкой нашей животной природы.

Шри Чинмой всем своим существом чувствовал истинную гармонию и поэтому мог многому научить. Неудивительно, что среди его учеников были такие музыканты, как Махавишну Джон Маклафлин, Карлос Сантана, Алиса Колтрейн, Роберта Флэк, Нарада Майкл Уолден.

И даже обычные его ученики, без особых музыкальных талантов, пообщавшись с Учителем, начинали играть и петь.{297}

Но Шри Чинмой мог не только рассказывать о музыке; как и во всем остальном, он в первую очередь действовал своим личным примером. С 1984 года он давал концерты по всему свету – концерты, заметьте, бесплатные. Он играл в лучших залах мира: в Карнеги-холле (Carnegie Hall) в Нью-Йорке, в Лондонском королевском Альберт-холле (Royal Albert Hall), в токийском Nippon Budokan, в парижском Le Zenith. И такова была его сила, что на его концерты иногда собиралось огромное количество людей. На его концерт в Монреале пришло девятнадцать тысяч человек, в Праге – более пятнадцати тысяч. Что же притягивало такое количество людей на странные концерты?

Наверное, то, что музыка Шри Чинмоя – музыка истинно одухотворенная.{298}

«Одухотворенная музыка – это музыка, которая поднимает наше сознание к Абсолюту, к Высшему. В мире много музыки, вдохновленной нашей животной природой, виталом, эта музыка опускает сознание вниз. На какое-то время она по-своему стимулирует нас, мы получаем удовольствие, но потом это удовольствие приводит нас в нижние витальные миры, где мы подвергаемся искушениям. Из мира искушения мы попадаем в мир разочарования, а из него – в мир разрушения.

И напротив – одухотворенная музыка приводит нас в мир устремления. Из устремления мы входим в мир осознания, где наше внутреннее существо насыщается восторгом и светом.

Рави Шанкар

Одухотворенная музыка – это та музыка, которая в конечном счете преобразует наше сознание. Она переносит нас во Вселенское Сознание и наделяет чувством гармонии с высочайшим, глубочайшим, с самым Истинным. Когда мы исполняем музыку одухотворенно, мы начинаем понимать, что не мы являемся музыкантами; мы – просто инструменты, кто-то другой поет и играет в нас и через нас, и этот кто-то – наш внутренний Кормчий, Всевышний».{299}

Обычно глубоко циничные музыкальные критики писали: «Импровизации Шри Чинмоя – божественно вдохновленная музыка, которая разбивает рамки академических традиций и поднимает душу в небеса».

Рави Шанкар сказал: «Музыка Шри Чинмоя дана Богом. Он обладает огромным, фантастическим творческим стремлением».

Признанный гений скрипки Иегуди Менухин говорил ему: «Ваш способ писать музыку попросту уникален. Эта цивилизация должна быть вам благодарна, даже если люди пока еще этого не осознают».

Великий американский композитор и дирижер Леонард Бернстайн писал Шри Чинмою: «Вы – чудесный пример изобилия в творческой жизни, к которому стремимся мы, простые смертные: я могу лишь надеяться, что однажды окунусь в тот космический источник безмолвия и глубокой энергии, в котором вы пребываете постоянно».{300}

Первый раз, когда я увидел Шри Чинмоя и услышал его музыку, я должен был удивиться – но нет: доверие, которое я не мог не испытывать к нему, просто сделало его музыку новым, еще не испытанным мною ощущением, в истинности которого я нисколько не сомневался.

Концерты Гуру на самом деле были абсолютно непохожи на любые другие. Он сидел на сцене один, окруженный большим количеством самых разных музыкальных инструментов; поиграв немного на одном, он откладывал его, как будто бы внимательно прислушивался к себе и, определив, что теперь нужно, без колебаний брал новый.{301}

Иногда его импровизация могла быть умиротворяющей и медитативной, иногда – хаотической и бурной. То, как он играл на своем любимом эсрадже (это такая индийская скрипка), временами вызывало у меня ассоциации с игрой Хендрикса – гармоничные звуки могли переходить в визжащую, нарочито грубую дисгармонию, – но в итоге создавалось совершенное и законченное ощущение. Лишь значительно позже я понял, на что это похоже: как будто бы Гуру воспринимал что-то, чего мы не видим и не слышим, и играл так, чтобы гармонизировать эти процессы и вылечить невидимые нам болезни.{302}

В мире существует огромное количество музыки, но музыка Гуру – особенная. Она исцеляет душу.

Чинмой знал, что «цель музыканта и композитора – затронуть глубины нашего сердца и принести оттуда вдохновение, покой и свет в суматоху и суету жизни».

Как говорил он сам: «Одухотворенная музыка мгновенно пробуждает и вдохновляет наши сердца, потому что она воплощает Абсолютного Всевышнего. Музыка с душой – это Свет, который хочет выразить самое себя Божественным образом. Тьма хочет установить свою власть на земле, но и Свет хочет выразить свою Реальность и Божественность особым образом. Свет – это душа всего сущего. Свет – это душа музыки, душа любви, душа всего искусства. Когда Свет божественно воплощается в форму музыки, это и есть музыка души».{303}

Шри Чинмоя называли «просветленным» и «святым»; я не до конца понимаю, что именно значат эти слова. Я знаю только, что в его присутствии на сердце становилось светло. Может быть, это и значит «святой».

Часто слово «Бог» для нас – абстрактное понятие, придуманное церковниками, часто – что-то непонятное и неизвестное, для Чинмоя Бог был не абстракцией, а единственной Реальностью, тем, кого он любил всем своим существом, и эта любовь к Богу составляла суть всего его существования.

Ауробиндо, которого Чинмой считал своим гуру, сказал: «Всякое действие, всяческое творческое проявление должно превратиться в выражение преклонения перед Божественным, в акт любви и преданности, в жертвоприношение. В нем должно быть благоговение, самоотдача и самоотречение…

Вся жизнь должна превратиться в такое служение Возлюбленному; и тогда все действия будут совершаться из любви к Божественному: из любви к миру и населяющим его созданиям, которые ты будешь видеть как Божественное, явившее себя во множестве образов и обличий…»

И вся жизнь Шри Чинмоя была примером именно такой жизни и такого творчества.{304}

Кэт Стивенс

(Stevens, Cat)

Это правдивая история о юноше, который любил искать Бога.{305}

Кэт Стивенс появился на свет в Лондоне 21 июля 1948 года. Родился он, конечно, с другим именем – его звали Steven Demetre Georgiou. Отец его был греком с Кипра, мать – из Швеции. И детство у него было как в романах Диккенса – вместе с четырьмя своими братьями и сестрами он работал в ресторане своих родителей.

Ему было восемь лет, когда его родители развелись, вскоре после этого он уехал вместе с матерью в Швецию, где серьезно занялся живописью. Потом наступили 60-е, Стивен вернулся в Лондон и, как это было положено в то время, начал петь и играть на гитаре.{306}

В 1966 году он решил, что сцена – это место как раз для него. Обзавелся менеджером, тот и убедил его поменять непроизносимое греческое имя на простое английское – Кэт Стивенс.

Новоиспеченный Кэт выпустил свой первый сингл, и тот немедленно попал в Top-40. А дальше, как положено, началось: успех, телевидение, красавицы одна другой сногсшибательнее, газетные скандалы и гастроли, гастроли, гастроли. Ему было только восемнадцать лет, однако тех, кого Бог особенно любит, Он награждает даром немедленной кармы. Сделал – получи сразу, безо всякой паузы.

В девятнадцать Кэт от переутомления заболел туберкулезом. По счастью, болезнь оказалась излечима, но Кэт провел полгода в госпитале, а выписавшись, еще на год оказался выключен из жизни.{307}

За время своей болезни он написал около сорока песен. Они сильно отличались от того, что он писал до этого. Раньше он старался сочинять как положено, как у всех, по формуле, на этот раз песни были от его собственного лица. Они и составили костяк его следующих трех альбомов.

Он пришел с этими песнями на фирму «Island Records», и тамошний начальник – светлая голова и умница Крис Блэкуэлл – услышал их взрывную силу. Кэт Стивенс сразу же получил контракт, дававший ему полную артистическую свободу.

И следующие три альбома («Mona Bona Jacon», «Tea For The Tillerman» и «Teaser And The Firecat») сделали его героем мирового масштаба.{308}

Кэт Стивенс стал одним из самых популярных в мире – на русском языке даже нет такого термина – singer-songwriter. То есть человек, попросту поющий свои песни под гитару при минимальном сопровождении.

Он был пророком с гитарой: человек, который (с риском для своей жизни и рассудка) был избран неизвестно кем, неизвестно почему говорить то, что все чувствовали и думали. Любая новая песня и тем более новый альбом такого человека почитался тогда примерно так же, как почиталась бы нововышедшая часть Священного Писания – а может быть, подобием этого они тогда и являлись.

А ведь очень непросто работать пророком, когда ты обычный, очень талантливый и очень молодой человек. Миллионы людей слушают каждое твое слово, как будто это пророчество, и ждут от тебя ответа на все свои вопросы – а ты чувствуешь, что истина где-то рядом и иногда, может быть, даже говорит через тебя. Но никаких ответов ты знать не знаешь. Просто ярко горишь.

LP «Tea For The Tillerman», 1970

А в 1975 году случилось вот что: Кэт Стивенс пошел купаться, но волны понесли его в море, и он едва не утонул. Находясь на пороге смерти, он взмолился – как он сам потом рассказывал: «Господи! Если Ты спасешь меня, я буду работать для Тебя».

Он всегда находился в поиске. Все искал правду и никак не мог ее найти. Он перепробовал все, что попадалось, – нумерологию, Таро, западный дзен-буддизм – ну, обычный набор. Еще одно столкновение с близкой смертью усугубило его пыл.

LP «Teaser And The Firecat», 1971

И случилось так, что вскоре после этого происшествия его старший брат девид дал ему почитать Коран, священное писание мусульман. Углубившись в книгу, Кэт решил, что именно этот путь и принесет мир в его душу. В 77-м он принял мусульманство и официально изменил свое имя на Юсуф Ислам. Юсуф – значит «честный», а Ислам – это и есть Ислам.{311}

Как настоящий неистовый неофит, бывший Кэт (а ныне Юсуф) пустился жечь мосты. Вскоре после своего обращения он забросил музыку, продал свои гитары и решил более никогда не брать их в руки. Дело в том, что использование музыкальных инструментов – это в исламе спорное дело, некоторые считают это «хараам» – непозволительным. Юсуф даже написал письмо в фирму, занимавшуюся его музыкой, с просьбой перестать продавать его пластинки. По счастью, в этом ему было отказано.

В 1981 году он занялся вопросом мусульманских школ для детей и на свои деньги открыл начальную школу «Исламия» на севере Лондона. После этого он открыл еще несколько школ и начал широко заниматься благотворительностью. Создалось ощущение, что с музыкой покончено.{312}

Однако благотворительность, конечно, хорошее дело, но, как говорят отдельные шейхи, «таланта не пропьешь» – он, в конце концов, дарован свыше. Юсуф много лет обдумывал вопрос музыки в исламе и решил, что просто петь в сопровождении ударных совсем не зазорно и может даже послужить на пользу людям. Поэтому в 90-е годы он записывает несколько альбомов сугубо мусульманских песен, включая детскую пластинку «А значит Аллах» («A Is For Allah»).

CD «A Is for Allah», 2000

Альбомы совершенно непривычные – это другая музыка, но голос ни с кем не перепутаешь. Для непосвященного они могут послужить хорошим вступлением в музыкальную вселенную мусульман. Смешно, но в Европе и Америке эти альбомы достать не так уж просто, даже через Интернет.{313}

Но со временем непрекращающиеся просьбы друзей (в том числе друзей-мусульман) заставили его вновь взять в руки гитару.

«Тема музыки в исламе не так однозначна, как мне поначалу объяснили. Я оперся на еретическую точку зрения, что, возможно, было ошибкой с моей стороны».

CD «Footsteps In The Light», 2006

«После того как я принял ислам, многие люди просили меня продолжать писать и записывать песни, но я колебался, боясь, что буду делать это по неправильным причинам. Я не был уверен в том, что знаю, как правильно поступить. И похоже, что только теперь, по прошествии всех этих лет, я начал полностью понимать и ценить то, что люди просили от меня. Как будто бы я прошел полный круг и вернулся туда, откуда вышел, – однако за это время я многое узнал на этот счет».

Его не понимали – и до сих не понимают – очень и очень многие. Несмотря на то что Юсуф назвал атаку Аль-Каиды на Нью-Йорк «страшным преступлением, которого не может одобрить ни один нормальный мусульманин», в 2004 году Америка отказала ему во въездной визе; с другой стороны, фонд Горбачева присудил ему награду «Человек за мир». Но, как бы о нем ни судили, честный Юсуф остался при своих убеждениях. Хотя, видимо, тяжело, когда тебя совсем не понимают.

Неслучайно одна из песен на его новом альбоме – переработка старинного стандарта с очень прочувствованным названием «Не дай мне быть непонятым».{314}

Да, я не ошибся – именно новый альбом. Осенью 2006 года вышел первый за двадцать восемь лет новый альбом бывшего Кэта, а ныне Юсуфа – «Иная Чаша».

«Мой сын принес домой гитару – и после того, как я взял ее в руки, у меня появилось вдохновение. Я снова чувствую, что могу и должен петь о жизни в этом хрупком мире. Для меня важно попытаться навести мосты через пропасть, которую люди боятся иногда пересечь. Это маленький шаг для человека, но большая победа для здравого смысла».

И, слушая «Иную Чашу», испытываешь совершенно нереальное ощущение: Кэту-Юсуфу сейчас пятьдесят восемь лет, все его современники, не покидавшие нивы рок-н-ролла, состарились, и это хорошо заметно по их голосам – а у этого голос вообще не изменился, как будто последних тридцати лет просто не было – он только стал сильнее. Честь и хвала Джорджиу-Кэту-Юсуфу! И, само собой, слава Аллаху!{315}

The Beatles

Великая Сущность

Пожалуй, расскажу вам сказку.

В одном провинциальном грязно-сером городе жили-были совсем юные мальчики, и получилось так, что они полюбили музыку и сошлись вместе, чтобы ее играть. А поскольку там, где они жили, других слов и понятий не знали, то поначалу они просто хотели стать богатыми и известными и пели для этого все те песни, которые было положено для этого петь. А песни, ясное дело, были про любовь.{316}

Сначала они пели чужие песни, потом начали писать сами, беря за образец то, что играли раньше. Но время от времени в их песнях вдруг появлялись строчки как бы совсем из другого текста, малопонятные в контексте поп-музыки:

Во всем же остальном они были такими же, как все; просто отличались от всех своих коллег одним – в них было столько музыки, что не осталось места цинизму, Бог уберег. Все остальные играли песни на эстраде и делали вид, что они уже звезды; эти же сами стали тем, что они пели; другие пели слова и ноты – у этих в песнях было значение.

Количество любви и силы, вложенное ими в свою музыку, сделало эту музыку нужной всем и каждому. Они стали известны по всей земле, и маленькие дети во всех концах планеты, не понимавшие, что происходит, чувствовали: вот это – самое главное.{318}

Происходило же, как ни странно, вот что. Со времен Иоганна Себастьяна Баха из европейской музыки начало уходить понятие Божественного, и, хотя композиторы продолжали писать церковную музыку, для большинства людей Бог из реальности жизни превратился в философскую концепцию. Однако Бог напоминает о себе, когда (как сказано в древних книгах) «в понимании истины возникают противоречия и люди начинают склоняться к материализму». И требуется напомнить нам о том, для чего мы живем на Земле. Но почему каждый раз это происходит вот именно таким образом, а не как-нибудь иначе – как тут ответить?

Музыка наших героев становилась все более популярна, со всего мира к ним стекалась энергия и любовь, и – как в фильме «Звездные войны» – на них снизошло что-то, что стало безошибочно направлять их. Они стали петь как «имеющие силу»:

И это было уже совсем не о той любви, о которой они пели поначалу.{319}

Но чтобы сказать о том, что больше и выше слов, необходимо было изобрести новую форму музыки, петь по-другому, играть по-другому, работать с другими, никем доселе неслыханными звуками. Они начали заниматься этим, и перед ними открылось новое пространство, а Сила поддерживала их и позволяла подниматься все выше и уходить все глубже.{320}

К 1966 году они оказались одновременно самой популярной и самой экспериментальной музыкальной группой на земле. Фантастическое чувство – как будто летишь на гребне волны; воистину, «так играют молодые боги». И наши герои были не одиноки – вслед им поднялось целое цунами, изменив музыку и настрой всего XX века. Не об этом ли говорил Уильям Блэйк: «Остров Альбиона – это земля, на которую снизойдет дух; Альбион просвещал мир ранее и просветит вновь; древние поиски могут быть возобновлены». Именно так оно и случилось.{321}

В Пушкинском музее в Москве висит полотно Христиана Иоханнеса Рипенхаузена «Дева из Другой Страны». Там и впрямь нарисована дева, с глазами, устремленными куда-то далеко, окруженная восхищенными и недоумевающими местными жителями. На табличке около картины написано, что эта дева «олицетворяет приход весны и Золотой Век».

Вот в положении этой девы и оказались наши герои. Сила, сошедшая к ним, вынесла их за пределы обычного шоу-бизнеса, они стали делать только то, что хотели, – и могли себе это позволить. Они оказались в небывалом положении «лучшей группы на Земле». Но они были не просто группой, исполняющей эстрадную музыку, – вместе они создали что-то, через что говорил солнечный свет и тайна радости бытия.{322}

И наступил момент пика, высшая точка, когда их новую песню услышала самая большая аудитория, когда-либо собиравшаяся за историю человечества. Если хочешь сказать то, зачем ты пришел, говори сейчас. И они сказали: «All You Need Is Love».{323}

Но когда попадаешь на вершину, куда идти дальше?

Говорят, что боги недолго могут находиться в человеческом теле. Сказанное было сказано. Сила начала уходить, и сами Битлы не знали, что именно происходит.

И это стало слышно в их песнях.{324}

После прилива всегда наступает отлив; песни начали становиться элегичны и отстраненны; что ты можешь сказать, когда видишь, что задача выполнена, поезд перешел на другие рельсы и стрелочнику пора уходить?

Все мы – не зная, что происходит, но чувствуя всей душой – присутствовали при уходе Великой Сущности.{325}

Потом, когда все кончилось и герои нашей истории разошлись по своим дорогам, каждый говорил журналистам, что рад наконец-то избавиться от тяжкого груза, – и молча, про себя сожалел о том, что все это кончилось.

До конца жизни каждый из них производил впечатление человека, который слишком близко подлетел к звездам и вернулся на землю обожженным – но видевшим то, чего люди никогда не видели.{326}

А мы все слушали их издалека, в разных концах Земли – так, как будто смотрели на удаляющиеся огни летающей тарелки.

Мы чувствовали: с нами кто-то прощается. Как пели они сами (скорее всего, понятия не имея, почему оказались выбранными именно такие слова): «Когда-то был путь, по которому можно было вернуться домой…»{327}