Дурочка, или Как я стала матерью Чемберлен Диана

19

Пятница, 10 апреля 1942 г.

Сегодня мне исполнилось пятнадцать. Такое чувство, что я стала совсем другим человеком. И дело тут не только в возрасте: какая-то часть меня изменилась раз и навсегда. Та часть, которая доверяла людям и позволяла чувствовать себя в полной безопасности. Та часть, которая считала немцев безликими демонами, бороздящими воды океана. Не думаю, что смогу когда-нибудь вернуться в это безмятежное время.

Вчера вечером, когда я уже собиралась лечь спать (по крайней мере отправилась в постель, чтобы через часик-другой выскользнуть на пляж к Сэнди), папа пришел домой и сказал, что нам с мамой стоит подняться на маяк. Я решила не спорить, чтобы не вызвать у них подозрений. Втроем мы поднялись на галерею, чтобы понаблюдать за небом, потому что в ту ночь был настоящий звездопад. Маяк сейчас не работает. Нам пришлось выключить его из-за затемнения, и теперь никто из нас не может нормально спать. Все мы чувствуем себя не в своей тарелке. С другой стороны, теперь, когда маяк темный, стало проще наблюдать за звездами.

Папа захватил фонарь, но не стал включать его, пока мы карабкались наверх. Да это и ни к чему: мы можем подняться по этой лестнице даже во сне. От зрелища, открывшегося с галереи, у меня захватило дух. Никогда еще не видела я такого ясного и чистого неба – и все потому, что береговые огни больше не горели. Трудно было сказать, где кончается океан и начинается берег. Прислонившись к стеклянной стене световой камеры, мы стали смотреть на небо. Я успела увидеть три падающих звезды, как вдруг мама сказала, чтобы мы взглянули на море.

Она показывала куда-то вдаль, чуть севернее маяка, и я вдруг увидела, что привлекло ее внимание. Там, вдалеке, мигал какой-то огонь. Мы наблюдали за ним с минуту, после чего папа воскликнул: «Да это же сигнал SOS!»

Три длинные вспышки сменяли две коротких, и так без конца. Отец сунул мне свой фонарь.

– Оставайтесь здесь, – заявил он, направляясь к лестнице, – а я постараюсь помочь этим людям. Держите фонарь так, чтобы я мог найти дорогу к берегу.

– Я с тобой, – сказала мама.

– Нет, – бросил он через плечо, – лучше свари кофе, чтобы те, кого я найду, могли побыстрее согреться.

– А я могу сбегать на станцию Береговой охраны, – предложила я, втайне надеясь, что папа согласится.

Но мама заявила:

– И не думай. Только не хватало бегать туда-сюда в такую темную ночь, да еще с разгуливающим поблизости убийцей.

Она поспешила за папой вниз по лестнице, а я осталась на галерее, пытаясь унять бившую меня дрожь. Тут, наверху, дул сильный ветер, но дрожала я не только от холода: меня испугал внезапный поворот событий. Я знала, что Сэнди уже отправился патрулировать берег. Интересно, сможет ли он разглядеть оттуда сигнал SOS?

Взглянув вниз, я с трудом различила отца, тащившего к воде свою лодку. Зато мне прекрасно было видно, какое беспокойное сегодня море. Волны бились о берег с удвоенной силой, и я снова испугалась – на этот раз за папу.

Даже сквозь шум океана я расслышала, как моторная лодка, пофыркивая, устремилась вперед. И я была несказанно рада, когда папа наконец миновал волнорез. Он включил огни на корме и носу лодки, хотя сейчас это было строго-настрого запрещено. Но я думаю, он поступил так для успокоения тех, кто подавал сигнал SOS.

Очень скоро его лодка оказалась у того огонька. Все, что я могла видеть со своего места, – два огня, скачущих рядом на воде. Но я понятия не имела, что там происходит. Затем мотор заработал вновь, и два огонька устремились к берегу. Поначалу я решила, что вторая лодка следует за папиной, но вскоре поняла, что отец ведет ее на буксире.

Я направила в их сторону свет фонаря, чтобы указать отцу путь к берегу. Когда лодки миновали линию волнореза, огни скакали как сумасшедшие. Они то исчезали, то появлялись вновь, заставляя мое сердце сжиматься от страха. Но как только я убедилась, что лодки благополучно добрались до берега, я тут же помчалась вниз.

Во второй лодке, которая на самом деле оказалась обычным яликом, было двое мужчин. Крохотное суденышко без мотора! Неудивительно, что они затерялись в море. «Отведем этих парней в дом!» – прокричал мне отец, когда я подошла поближе.

В действительности это были совсем мальчишки – лишь на несколько лет постарше меня. Их так трясло и колотило, что они никак не могли выбраться из лодки. Одному из них даже пришлось опереться на меня.

– Спасибо, – поблагодарил он меня с заметным акцентом.

– Это англичане, – сказал отец. – Проходите в дом, парни. Жена уже приготовила вам горячий кофе.

Эти двое напомнили мне о той ночи, когда я впервые встретила Сэнди и тайком привела его в дом. Они тоже дрожали с ног до головы, а их лица побелели от холода и страха. Но голоса их звучали иначе, чем у Сэнди. Мне нравилось вслушиваться в этот необычный акцент. Волосы у одного из парней были совсем светлыми, и сам он выглядел несколько странно. Очень светлые, как и волосы, брови и ресницы, и глаза какого-то розоватого оттенка. Я старалась на него не таращиться, хотя давалось мне это с большим трудом. Звали его Майлз. Второй, Уинстон, отличался на редкость привлекательной внешностью. Чем-то он походил на Тедди Пирсона из отряда Береговой охраны, вот только акцент у него был совсем другой. Мама разогрела им остатки ужина, после чего мы подвинули стулья поближе к огню и приготовились слушать их рассказ.

Парни сообщили, что плыли на британском траулере «Мираж», когда их торпедировала немецкая подлодка. Уинстон с трудом сдерживал слезы, рассказывая о случившемся, да и Майлз казался очень подавленным. Мне было искренне жаль обоих, ведь на глазах у них практически в одночасье погибли все друзья. В ялике их было поначалу трое, сообщил Уинстон. Но их товарищ прыгнул в море, чтобы помочь одному из тонущих, и больше они его не видели. Ужасная история, что и говорить.

Мама сказала, что сейчас уже очень поздно и парни могут лечь в свободной комнате. А утром я сбегаю на станцию Береговой охраны и сообщу обо всем мистеру Хьюитту. На том и порешили.

Но прежде чем все отправились спать, мама сказала, что меня можно поздравить с днем рождения, потому что было уже за полночь. Все спели мне «С днем рождения!» или что-то похожее на эту песенку. Должно быть, в Англии она совсем не популярна, потому что Уинстон и Майлз практически не знали слов. После этого все разошлись. Мне страшно хотелось рассказать обо всем Сэнди, но я не решилась выбраться из дома. Я знала, что из-за двух чужаков мама с папой будут спать очень чутко. Оставалось только надеяться, что Сэнди не станет слишком переживать, ведь я впервые не приду к нему на пляж во время его дежурства.

Я мгновенно провалилась в сон. Может, после всех этих ночей на холодном пляже мне нужно было как следует выспаться. Правда, мне это так и не удалось.

Трудно писать о том, что случилось со мной дальше. Мне снилось, будто я лежу на пляже рядом с Сэнди, а он поглаживает меня и целует в щеку. Потом рука его оказалась у меня под рубашкой, и он коснулся моей груди. Наяву он ничего подобного себе не позволял. Мне было очень приятно, и я тоже обняла его в ответ. Каким же он был костлявым! Тело его стало совсем другим, и я помню, что подумала: «Это он во сне такой». В этот момент я проснулась и поняла, что рядом со мной лежит не Сэнди, а Майлз, белобрысый парень с лодки! В комнате было совсем темно. Как же мне не хватало света маяка! Я хотела закричать, но Майлз, зажав мне рот, прижал мою голову к подушке. Я хотела отпихнуть его, но он, несмотря на худобу, оказался очень сильным. Он что-то прижал к моему горлу. Что-то гладкое и холодное, и я догадалась, что это нож. Ни разу в жизни мне не было так страшно. Припугнув меня ножом, Майлз пристроился рядом на кровати, после чего вновь сунул руку под мою ночную рубашку. Только теперь он задержался у меня между ног. Это было до того отвратительно, что я расплакалась. Я даже подумала, не вырвать ли у него нож, но побоялась – а вдруг он ударит им меня и убьет. Майлз вытащил руку у меня из-под рубашки, и я расслышала, как он расстегивает брюки. При мысли о том, что он намерен сделать, мне стало совсем плохо. И тут меня осенила внезапная мысль. Его рука по-прежнему закрывала мне рот, и я постаралась распахнуть рот как можно шире. Один его палец скользнул внутрь, и я изо всех сил вцепилась в него зубами. Майлз вскрикнул, а потом заорал на меня. Ни разу в жизни не слышала я таких слов – грубых и гортанных. Тут-то я поняла, что это немец, а никакой не англичанин! Он наотмашь ударил меня по лицу, но я уже орала во все горло. Майлз схватился за нож, но я умудрилась пнуть его ногой, и он свалился с кровати. Я быстро нашарила на полу нож, несмотря на то, что в комнате было совсем темно, и тут в дверях появился папа. Я разрыдалась от облегчения.

«Папа, это немец!» – крикнула я и потянулась к настольной лампе, уже не думая о затемнении. Щелкнув выключателем, я увидела, что отец держит в руках ружье. Майлз, или как там его звали на самом деле, рванулся к выходу. Он буквально смел папу со своего пути и выскочил в коридор. Отец вскинул ружье и прицелился ему вслед. Раздался выстрел, а за ним глухой удар – это немец рухнул на пол.

Я сидела на кровати, онемев от шока. Отец еще пару секунд смотрел в коридор, а затем повернулся ко мне. «Ты в порядке, Бесс?» – спросил он. Каким-то чудом я умудрилась ответить, что да, в порядке. Тогда отец бросился в коридор, к гостевой комнате. Я поняла, что он хочет убить и второго немца.

Тут в мою спальню вбежала мама. Присев на кровать, она крепко обняла меня, а я расплакалась, как маленький ребенок, который разбил коленку. Мама крепко прижимала меня к себе, и я знала, что, как бы мы с ней ни ссорились, сколько бы обидных слов ни говорили, мы все равно будем любить друг друга.

«Поосторожнее, Калеб! – крикнула она вслед отцу, но так и не выпустила меня из объятий. – Девочка моя», – повторяла она вновь и вновь, укачивая меня, как ребенка, и я с радостью принимала ее ласку. Порой я кажусь себе совсем взрослой, но в тот момент я была лишь маленькой девочкой. Потом мама спросила, не обидел ли он меня. Ей не хотелось произносить «изнасиловал», а мне не хотелось слышать это слово. Я сказала, что нет, только напугал. Я не собиралась рассказывать ей о том, как он ко мне прикасался. Меня до сих пор тошнило при мысли об этом. Больше всего мне хотелось нагреть воды и помыться. Но для этого надо было выйти в коридор, где лежал мертвый немец.

Так мы сидели довольно долго, ожидая, что вот-вот раздастся выстрел. Но в доме стояла тишина. Ни мне, ни маме не хотелось выходить из комнаты. Мы просто сидели, прижавшись друг к другу, и ждали, что же будет дальше.

Спустя какое-то время мы услышали на лестнице шаги отца. Войдя в комнату, он присел на кровать и снова спросил, в порядке ли я. После этого он сообщил нам, что упустил второго немца: тот сбежал в лес.

Папа отправился на станцию Береговой охраны и позвонил оттуда шерифу. Тот приехал к нам домой и коротко расспросил меня о произошедшем. Он спешил, поскольку хотел собрать людей и отправиться на поиски Уинстона (хотя на тот момент мы уже не сомневались, что зовут его совсем иначе). Я была только рада, что он ограничился парой вопросов, потому что мне не хотелось в подробностях рассказывать о том, что со мной делал Майлз. И уж тем более мне не хотелось, чтобы об этом узнали все местные. Мне и без того было стыдно.

Беседовали мы внизу, но мои мысли вновь и вновь возвращались к телу, которое так и лежало на втором этаже. Я нарочно не смотрела в ту сторону, когда шла к лестнице, чтобы спуститься в гостиную. Шериф наскоро осмотрел труп. Отец выстрелил Майлзу в спину, что было не очень-то хорошо, и я боялась, как бы у него не вышло в связи с этим неприятностей. Но шериф сказал только, что пришлет к нам позже своего человека, чтобы тот забрал труп и избавил нас от этой головной боли.

Шериф связался с мистером Хьюиттом, и они проверили все корабли, которые плыли этим вечером мимо наших берегов. И британского траулера под названием «Мираж» среди них не оказалось. Шериф пояснил, что эти двое были, скорее всего, диверсантами с немецкой субмарины. А историю с кораблем они выдумали, чтобы попасть на берег. Папа страшно переживал, что купился на их хитрость, а мама его успокаивала – говорила, что любой на его месте попал бы в эту ловушку.

Мама сварила мне горячий шоколад, и родители принялись утешать меня – совсем как в детстве, когда я болела. Мне наконец-то удалось помыться, а потом мы уселись в гостиной у камина, и папа отходил от меня только для того, чтобы подбросить дров в огонь. Приблизительно через час к нам снова пришел шериф, на этот раз со своим помощником. Они заявили, что беглеца нашли. Кто-то напал на него в лесу – судя по ранам, дикий кабан. Парень потерял много крови. В бессознательном состоянии его отправили в больницу в Норфолк.

«Как только он придет в себя, – заявил шериф, – ему придется ответить на массу неприятных вопросов». Потом они с папой поднялись наверх, чтобы убрать тело.

Я знала, что Майлз мертв, а Уинстон далеко отсюда, так что мне нечего больше опасаться. Но я никак не могла заставить себя вернуться в спальню. Я как будто снова стала маленькой. Мама, видимо, догадалась, что со мной происходит. А может, она знала, что чувствовала бы сама в моем возрасте, случись с ней нечто подобное. Словом, она сказала, что я могу остаться с ней, а папа переночует у меня в комнате. Разумеется, я с радостью согласилась.

Так странно было ночевать с ней в одной постели. Я все-таки умудрилась заснуть, а вот насчет мамы не уверена. Когда я засыпала, она поглаживала меня по голове, и, когда я проснулась, ее рука все так же легонько скользила по моим волосам.

– Бедная моя девочка, – проговорила мама со слезами на глазах. – Как бы я хотела уберечь тебя от того, что случилось!

Но я уже не чувствовала себя беспомощным ребенком, и меня начала раздражать такая забота. Я села и отодвинулась от нее.

– Все в порядке, мама, – заявила я. – Не переживай так.

Другое дело, что я чувствовала себя безумно усталой – так сильно я не уставала за всю свою жизнь. Мама сказала, что я могу не ходить сегодня в школу, и я снова отправилась в постель. Я поднялась к себе в спальню, стараясь не смотреть туда, где вчера лежало тело. Я проспала почти до обеда, а теперь вот пишу эти строки. Сегодня я увижусь с Сэнди. Пойду прилягу еще на часок, чтобы время не тянулось так медленно.

20

Когда Клэй добрался до «Шорти», чтобы отвезти домой Генри, там было просто не протолкнуться. Не найдя свободного места рядом с рестораном, он припарковался у соседнего дома. Сегодня он задержался на работе дольше обычного: проектировал пристройку к одному из частных домов. Хозяевам требовалось нечто особенное и неповторимое, так что ночь накануне Клэй провел, не смыкая глаз: перебирал в уме вариант за вариантом. Он и сам не ожидал, что настолько увлечется этой работой. Такого не случалось с ним уже довольно давно – восемь месяцев, если уж на то пошло. Эта вспышка интереса вызвала в нем одновременно чувство облегчения и вины: Терри уже никогда не сможет испытать той же радости от работы, какую испытывает он сам.

Стоило Клэю войти в ресторан, как со всех сторон посыпались приветственные оклики.

– Эй, парень! – Кенни, устроившийся у барной стойки, отсалютовал ему кружкой пива. – Присаживайся.

– Я за Генри, – покачал головой Клэй. – Боюсь, он и так меня заждался.

– На минутку, – настаивал Кенни. На тарелке перед ним лежал наполовину съеденный сочный гамбургер, и Клэй не выдержал. Заказав себе такой же, он быстро прошел в заднюю комнату, чтобы поздороваться с Генри, а заодно убедиться, что тот успел поужинать. Вернувшись в главный зал, он устроился рядом с приятелем.

– Я заходил сюда утром позавтракать и снова видел твою соседку по комнате, – сказал Кенни.

– По дому, – покачал головой Клэй.

– Что?

– По дому, а не по комнате.

– Неважно. Что она из себя представляет?

– Трудно сказать, – пожал плечами Клэй. Десять дней провел он под одной крышей с Джиной, но по-прежнему знал о ней так же мало, как и вначале.

– Джина – учительница из штата Вашингтон, – сказал он.

– Ты же сказал, что она занимается историей маяков.

– Это ее хобби. На самом деле Джина преподает в старших классах.

Кенни поморщился.

– Что, если она из тех дамочек, которые воротят нос только потому, что у меня нет высшего образования?

– Насчет этого понятия не имею, – промолвил Клэй. – На мой взгляд, единственное, что ее волнует, – маяк с Реки Поцелуев.

– Ну, о маяке я мог бы с ней поговорить, – заметил Кенни.

– Да ты, похоже, вообще не способен с ней говорить, – рассмеялся Клэй. – Ты и слова не мог выдавить, когда с ней знакомился.

Кенни тоже рассмеялся.

– Это был шок: такую, как она, я в «Шорти» еще не видел. Но я уже оправился от потрясения и готов к новым отношениям. Поможешь мне?

Клэй взглянул на друга. Он знал, что Кенни нравится женщинам. Порой тот казался излишне простоватым, хотя на самом деле был очень умен – во всяком случае, в том, что касалось его работы. Немного консервативен во взглядах на женщин, но Джине это, возможно, даже понравится. Клэй ее, судя по всему, не привлекал, так, может, Кенни окажется удачливее? В последнем он, впрочем, здорово сомневался.

– Я закину ей удочку, – сказал Клэй, принимаясь за пиво.

Кенни поднял кружку.

– Вот и договорились, – резюмировал он.

Было уже совсем темно, и дом встретил Клэя яркими огнями витражных стекол. Машины Лэйси и Джины стояли на парковке, но на кухне он не нашел никого, кроме Саши. Пес тихонько повизгивал от счастья, как будто боялся, что Клэй уже никогда не вернется домой. Посудомоечная машина была еще теплой, а в воздухе пахло томатным соусом. Должно быть, Лэйси и Джина поужинали пастой.

Сами женщины, впрочем, так и не показались, и Клэй решил, что они разошлись по комнатам, чтобы почитать перед сном. В доме царила тишина. Только Саша клацал по полу когтями да из-за окна доносился ровный шум океана. На столе лежала стопка писем. Видимо, Лэйси успела заглянуть на почту. Одни счета, заметил Клэй, перебирая конверты. Он уже хотел открыть счет за электричество, как вдруг заметил на стене комара. Он быстро прихлопнул его и только потом распечатал конверт. При взгляде на сумму, которую они с Лэйси задолжали электрической компании, его невольно передернуло. Чистое безумие.

Не сдержав вздоха, Клэй взглянул в сторону коридора: все комнаты были освещены. Это уже стало его обязанностью – каждый вечер обходить комнату за комнатой и выключать свет. Если бы не он, огни в доме горели бы всю ночь. Клэй даже подумывал, не отнести ли ему счет Лэйси. Пусть сама убедится, что пришла пора экономить. Но тогда ему придется каждый вечер возвращаться в темный и унылый дом. Нет уж, лучше он оплатит счет.

Клэй вывел Сашу на улицу, позволив тому побегать по пляжу. Но очень скоро комары загнали их обратно. В доме он стал обходить комнату за комнатой, выключая свет. Когда он наконец добрался до кабинета, то с удивлением обнаружил там Джину. Та сидела за компьютером и читала какое-то письмо.

– Привет, – сказал он, кивая в сторону монитора. – Хорошие новости?

– Ничего особенного. – Ее голос казался напряженным.

Может, у нее есть любовник, подумал Клэй. Они поругались, и Джина сбежала от него на другой конец страны. Теперь они пытаются выяснить отношения с помощью почты.

– Будешь смотреть свои письма? – Она взглянула на него, и Клэй заметил, что глаза у нее припухли и покраснели. – Я могу уйти.

– Да нет, не нужно.

Может, спросить у нее, что случилось? Но это все равно что совать нос в чужие дела.

– Где Лэйси? – поинтересовался он.

– Наверху, – сказала Джина, внимательно вглядываясь в монитор. Она просматривала текст абзац за абзацем, ни на секунду не отвлекаясь. – Она там не одна, – добавила Джина.

– Ясно. – Клэй ощутил мгновенную неловкость. – Она с Джошем?

Джина покачала головой.

– Нет, с другим. Не помню, как его зовут. Парень с темными волосами. Пришел сразу после ужина, и они тут же поднялись наверх.

Джина, должно быть, решила, что это она помешала свиданию, поэтому Лэйси и ее парень сразу ушли наверх. Клэй хотел было сказать, что его сестра всегда так поступает, но потом передумал.

– Мне нужно у тебя кое-что спросить. – Он пытался найти предлог, чтобы задержаться в комнате.

Джина промолчала в ответ. Он заметил, как по щеке у нее скользнула слеза.

– Джина, – он подошел ближе, – что случилось?

– Ничего, – покачала она головой, доставая из пачки бумажный платок.

– Тебя что-то расстроило, – заметил Клэй.

– Ничего страшного, – сказала она, вытирая глаза. – Так о чем ты хотел меня спросить?

Момент был выбран не слишком удачно, но ему ничего не оставалось, кроме как продолжить разговор.

– Помнишь моего друга Кенни? – спросил Клэй. – Мы вместе обедали в эту субботу у «Шорти».

Джина кивнула.

– Он снова приходил сегодня утром, – сказала она.

– Ты ему понравилась. – Клэй внимательно вгляделся ей в лицо. – Кенни хотелось бы знать, не испытываешь ли и ты к нему ответного интереса?

Джина улыбнулась, но как-то печально.

– Я ни к кому не испытываю особенного интереса, – ответила она.

– Что ж, так ему и передам. – Клэй шагнул к двери, но задержался на пороге. – С тобой точно все в порядке? – вновь поинтересовался он.

– Да. Вот только… – Она коснулась принтера, стоявшего справа от компьютера. – Могу я кое-что распечатать?

– Конечно. Помочь тебе?

– Да нет, спасибо. Сама справлюсь. – Она вновь повернулась к письму, которое, очевидно, и было причиной ее слез.

Поднявшись наверх, Клэй услышал смех, доносившийся из комнаты Лэйси. Отвернувшись, он поспешил к себе в спальню и лег на постель. Саша тут же пристроился рядом.

Лэйси вела себя на редкость распущенно. Ему не нравилось думать так о собственной сестре, но и отрицать этого он уже не мог. Все началось еще в те годы, когда Лэйси была подростком. Но Клэй тогда думал, что со временем она станет другой. Очевидно, что этого не произошло. Он уже пытался говорить с ней о такой неразборчивости в связях, но только однажды. Лэйси не столько возмущалась, сколько пыталась его успокоить. Она же никому не причиняет вреда, заявила она, как будто Клэй беспокоился только из-за этого. Она делает все, чтобы не забеременеть и не заболеть. Так что спасибо ему за внимание, но она в состоянии позаботиться о себе сама.

Клэй не понимал сестру. Она всегда была на редкость способной и вполне могла бы стать ветеринаром, а не быть на подхвате у их отца. Но Лэйси даже не подумала о том, чтобы получить высшее образование.

Уже в старших классах Лэйси узнала, что ее родным отцом был Том Нестор. Для нее это открытие стало настоящим шоком. «Мама на такое не способна!» – кричала тогда Лэйси. Клэй и сам был ошеломлен этим известием, а в Лэйси и вовсе что-то сломалось. Но как только она смирилась с истиной, тут же поспешила разыскать Тома Нестора. Под его руководством она стала делать витражи. Клэй тогда решил, что это такой способ наладить отношения с родным отцом. Кто же знал, что Лэйси с головой уйдет в новое занятие и даже займет место матери в мастерской Тома? Работы ее быстро раскупались, и она окончательно махнула рукой на колледж. Лэйси стала признанным экспертом в области изготовления витражей и местной благодетельницей. Народ постоянно тянулся к ней со своими проблемами и переживаниями. Ей этого вполне хватало. Если не считать, конечно, бесконечной цепочки все новых и новых мужчин. Бывают люди, в избытке наделенные умом и талантами, но начисто лишенные здравого смысла. Такой, к величайшему сожалению Клэя, была и Лэйси.

Саша, заслышав шум шагов на лестнице, вскинул голову.

– Это Джина, – сказал Клэй, прижимая к себе голову собаки.

Джина, как и он, предпочитала одиночество. Что-то расстроило ее сегодня, но она не пожелала поделиться с ним. А Клэй был не из тех, кто способен разговорить человека, заставить его излить душу. Терри не раз об этом упоминала. «Стоит мне заговорить о чувствах, и ты тут же закрываешься, – жаловалась она. – Ты просто не знаешь, как меня утешить». Это потому, добавляла она, что Клэй – мужчина, а мужчины на такое не способны.

Что ж, она была права. Если бы только ему выдался шанс еще раз встретиться с Терри! Поговорить с ней по душам, обнять ее. Теперь бы он точно не оставил жену наедине с ее чувствами. Увы, но все это лишь из области мечтаний.

Клэй услышал, как дверь в комнату сестры приоткрылась, и в коридоре вновь зазвенел смех Лэйси. Повернувшись, он зарылся головой в подушку, чтобы только заглушить на время эти звуки.

21

Маленькая девочка на фотографии была одета в белую хлопковую рубашку, слишком просторную для ее маленького тельца. Нежная кожа оттенка карамели и черные, коротко стриженные волосы. Так стригли всех детей в приюте, чтобы снизить риск заражения вшами. Устроившись на постели в старой комнате Бесс, Джина внимательно разглядывала лицо малышки, хотя давным-давно успела заучить эти черты. Сквозь открытое окно в комнату врывался теплый морской ветер, но даже если бы началась метель, она бы вряд ли это заметила. Ее внимание было сосредоточено на снимке двухмесячной давности. Сильно ли изменилась с тех пор Рани? И насколько ухудшилось ее состояние?

Впервые она увидела ее тоже на фотографии, но там Рани была совсем еще младенцем. Ее нашли на одной из оживленных улиц Хайдарабада, завернутой в старенькую рубашку. Мужчина, наткнувшийся на сверток, решил поначалу, что это всего лишь куча тряпок. Во время медицинского осмотра выяснилось, что у малышки проблемы с сердцем. Вскоре ее передали в приют, где дали имя Рани. Узнав о том, что незамужняя женщина может взять ребенка из Индии, Джина подала просьбу об удочерении. Она рассчитывала, что ребенка ей передадут достаточно быстро, так как девочке требовался серьезный медицинский уход. Но процессу удочерения, казалось, не будет конца.

Она все сделала правильно. Джина послушно, хоть и с нетерпением, выполняла все необходимые предписания. Наконец сбор документов был завершен, и ей оставалось только ждать. В итоге ей все-таки разрешили удочерить Рани, но за этим последовали новые недели и месяцы ожидания. Время от времени она получала из приюта фотографии малышки, но этого, конечно, было недостаточно. Ее саму удивляло, как сильно она успела привязаться к незнакомой девочке. Друзья и приятели смотрели на это как на причуду, но Джина давно общалась по Интернету с другими родителями, которые уже приняли в семью – или только собирались принять – детишек из Индии. И в этой группе ее чувства были понятны всем и каждому. Эти люди прошли через те же испытания, которые выпали теперь на долю Джины.

В апреле она узнала, что индийский суд готов наконец-то удовлетворить ее просьбу. Взяв на работе отпуск, она собрала свои скудные средства и полетела в Индию. В порыве вдохновения она прихватила с собой все, что могло потребоваться маленькой девочке. Тут были подгузники, бутылочки с детским питанием, игрушки, книжки с картинками, кое-что из одежды, желто-розовое одеяло и те лекарства, которые ей порекомендовала знакомый педиатр. Ее радость была сравнима с радостью матери, ожидающей ребенка.

Первые три дня Джина собиралась провести в приюте, чтобы познакомиться со своей индийской дочерью и подготовиться к слушаниям в суде. На четвертый день она отправится в суд и получит разрешение на опекунство. Джина знала, что для этого может потребоваться не одно заседание, но после всех этих мучительных месяцев она готова была подождать еще немного. После этого предстояло подготовить Рани к перелету в Америку. Джина успела переговорить с кардиологом из Сиэтла, который готов был осмотреть девочку сразу по прилете домой.

Температура воздуха в день ее приезда была близка к 40 градусам. Водитель высадил Джину перед квадратным двухэтажным зданием, и ей, чтобы попасть внутрь, пришлось обойти козу – та мирно паслась на грязном дворике. Внутри ее ждал неприятный сюрприз. Очень многие, хотя и не все, родители из интернет-группы, успевшие уже побывать в индийских приютах, расхваливали царившую там чистоту. По их сообщениям, о детях заботились как нельзя лучше. Вот и Джина ожидала увидеть нечто подобное. Но ей не повезло. Первое, что встревожило ее в приюте, – запах мочи и зловещее молчание. Джина уже знала, что это означает. «В плохих приютах, – сказали ей знающие люди, – всегда тихо. Дети быстро понимают, что плакать бесполезно, поскольку никому нет дела до их слез. На шум придет разве что айя с прутом».

Приют, в котором находилась Рани, был переполнен детьми: их там было шестьдесят – от младенцев грудного возраста до подростков двенадцати лет. Занимали они четыре комнаты, причем некоторые спали прямо на полу, на пожелтевших от мочи матрасах. Самые маленькие бегали по дому без одежды и даже без подгузников, и Джина заметила на холодном плиточном полу не одну кучку фекалий.

Айи, эти замечательные мусульманки в голубых сари, казались в большинстве своем добрыми и заботливыми, но их было слишком мало для такого количества детей. Они носили с собой прутья, чтобы перегонять ребятишек, будто коз, из комнаты в комнату. Джина ни разу не видела, чтобы кто-то из них ударил ребенка, но она знала, что в Индии разрешены телесные наказания, и это не могло ее не тревожить.