Честь снайпера Хантер Стивен
— Матерь божья! Вот почему деревня горит? Я вижу дым.
— Нужно проучить этих долбаных русских! Впрочем, не берите в голову, мои проводники с собаками…
— Я полагал, вы выжгли весь лес, так что Белой Ведьме негде было укрыться.
— Не знаю, как ей это удалось. Должно быть, она стреляла с тысячи метров. Впрочем, это не имеет значения, мои люди преследуют ее с собаками, а остальные сядут в бронетранспортеры, и мы направимся по дороге в вашу сторону. Будьте добры, прикажите своим людям усилить бдительность. Эту женщину необходимо схватить любой ценой!
— Кажется, вам лично была поручена задача охранять.
— Я также не обязан перед вами отчитываться, фон Дреле. Итак, мне известно, что бригаденфюрер СС Мюнц переговорил с вами, так что если вы цените своих людей и желаете для них будущего в послевоенном мире, то подойдете к этому заданию со всей ответственностью. Я направлю всех своих людей прочесывать горы, но эта женщина, судя по всему, очень хитрая бестия. Надеюсь, вы с ней справитесь.
— Я выполню свой долг, гауптштурмфюрер, поскольку останусь солдатом до тех пор, пока не заключат мир.
— Как только что-нибудь узнаете, тотчас же свяжитесь со мной по рации.
— Это приказ?
— Черт возьми, фон Дреле, не шутите со мной! Я говорю от лица бригаденфюрера Мюнца, от лица всех СС, поэтому если я говорю вам сделать что-нибудь, мои слова имеют вес. Если вы в этом сомневаетесь, можете связаться с Мюнцем, он вас просветит. Конец связи.
— Конец связи, Али-Баба, — сказал Карл в отключенный микрофон.
Он встал. К этому времени перед входом в палатку собралось несколько десантников.
— Так, — объявил им фон Дреле, — русская женщина — снайперша, которую называют Белой Ведьмой, наложила на доктора Гределя волшебное заклятие. Магическим образом превратила его в труп. Это означает, что вам предстоит отправиться в лес, всем до одного, и устроить там пикеты, поскольку мне сообщили, что собаки гонят Белую Ведьму к месту нашего пикника. Ее необходимо взять живой.
— Но что, если начнется русское наступление, пока мы в лесу ищем эту девчонку? — спросил Денекер.
— Приоритеты расставлял не я, но они расставлены. Можете ворчать, сколько вам вздумается, но у вас имеется свой корыстный интерес. Как сказал бригаденфюрер Мюнц, как только мы схватим девчонку и передадим ее в руки СС, мы официально освободимся от приказа «удерживать любой ценой». И тогда можно будет взрывать Чрево Джинджер и убираться отсюда. Следующая остановка — Венгрия. Мюнц обещал дать нам две недели отпуска и перевести на Западный фронт. Конечно, и там тоже можно умереть, но не от русской пули, а от сверкающей американской, из Голливуда или откуда там еще. Так что всем за работу, черт побери! И если кто-нибудь встретит Бобера, немедленно отправляйте его ко мне. А теперь шевелитесь, живо, живо, живо!
Прошло около часа. Ребята, дежурившие в лесу, постоянно сменялись, поэтому никто особо не уставал. Появился Вилли Бобер, и Карл ввел его в курс дела.
— Значит, если поймать эту женщину, мы на Рождество сможем отправиться домой, да? — спросил Вилли. — Полагаю, взорванный мост, а также другие наши дела — семь русских опорных пунктов, железнодорожная станция, ремонтные мастерские танковой дивизии и все остальное — этого не стоили, но девчонка — снайпер принесет нам главный приз.
— Вилли, я не понимаю, как работает мозг у нашего начальства. Для меня тоже загадка, почему Белая Ведьма так важна, а на взорванный мост никто не обратил внимания. Не иначе тут какие-то шпионские страсти.
— Кажется, в кои-то веки нам такая игра только на руку.
— Я хочу забрать тебя отсюда до того, как СС отправят тебя в Дахау. Ты играешь с огнем вот уже два года. А отправлять людей в концлагеря сейчас стало очень модно.
В этот момент оба непроизвольно вздрогнули. Пронзительный рев разорвал воздух.
Обернувшись, Карл и Вилли со своей выгодной позиции на высоте тысяча двести метров увидели следы семидесяти двух реактивных снарядов «катюш», поднявшихся где-то у самого горизонта, флотилию сияющих копий, с душераздирающим воем расчерчивающих небо, а в следующую секунду уже весь горизонт озарился сплошными вспышками под аккомпанемент грохота выстрелов тысячи орудий.
— Ну вот, началось, — пробормотал Карл. — Каникулы закончились.
— До русских еще далеко, — заметил Вилли.
— Полагаю, нам придется вступить в бой уже сегодня вечером. Русские пройдут через Яремчу и дальше прямиком по дороге в ущелье. А если они придут сюда, здесь мы и останемся.
— Надеюсь, эти ребята поймают Белую Ведьму. Вот наш единственный шанс.
— Пожалуй, я переговорю со своим новым начальником, великим и мудрым гауптштурмфюрером Салидом.
Нырнув в палатку, Карл застал врасплох радиста, читающего в оригинале по-русски «Братьев Карамазовых», и подождал, пока тот установит соединение.
— «Цеппелин-1» на связи, прием!
— Приветствую вас, «Цеппелин-1».
— Фон Дреле?
— Он самый. Как вы, несомненно, заметили, к нам идут русские. Я понятия не имею, сколько времени им потребуется, но хочу вас предупредить, что, если они все-таки пожалуют сюда, я отзову своих людей, чтобы оборонять ущелье. Тратить столько сил на одну девчонку в военном плане нецелесообразно.
— Эту женщину необходимо схватить во что бы то ни стало! — строго произнес голос по рации.
— От ее поимки не будет никакого толку, если мы никуда не сможем ее переправить, поскольку русские захватят ущелье. Надеюсь, такую элементарную вещь вы понимаете.
— Фон Дреле, рейх расставил приоритеты. Этой женщине известны секреты особой важности. Если несколько русских танков прорвется через ущелье, ничего страшного не произойдет. Я свяжусь с бригаденфюрером, и он разъяснит вам, что к чему.
— Боюсь, у старика сейчас своих забот хватает. Ему нужно думать о том, как отразить русское наступление. Кстати, похоже, эта проблема беспокоит всех, кроме вас.
— Главную битву сейчас веду я. Пусть ваши люди остаются дежурить в лесу до тех пор, пока не будет получен новый приказ. Я говорю от лица бригаденфюрера.
Но тут что-то привлекло внимание Карла. Присмотревшись, он нажал клавишу передачи.
— Что ж, гауптштурмфюрер, похоже, сегодня всем нам везет. Мы только что сорвали банк в Монте-Карло.
Из леса на дорогу вышли пять человек. Два «зеленых дьявола» и трое пленных, идущих с поднятыми руками. Одной из пленных была женщина.
— Вы их взяли? — спросил гауптштурмфюрер, и Карл ощутил в его голосе возбуждение.
— Женщину и двух мужчин. Отсюда женщина выглядит так, словно сошла с обложки французского гламурного журнала, но вы все равно не знаете, что такое французский гламурный журнал.
— Они нужны мне живыми. Все трое. Это вопрос жизни и смерти!
Глава 53
Карпаты
Наташино Чрево
Наши дни
Вертолет описал круг над перекрестком перед узким проходом, ведущим к Наташиному Чреву. Все домашние дела были сделаны, «Стэн» отправился с обрыва в пропасть («Чертовски хорошая штуковина, на которую можно положиться!» — вынес свой вердикт Свэггер), группе поддержки Джерри позвонили с телефона самого Джерри, от которого затем быстро избавились. Свэггер захватил «Энфилд-4Т», рассчитывая каким-либо способом передать винтовку в музей партизанского движения в Коломые.
И вот теперь оставалось подождать еще несколько минут. Но тут у Рейли зазвонил телефон. Достав его из рюкзака, она взглянула на номер и сказала:
— Вашингтон!
— Не торопись, — успокоил ее Свэггер. — Вертолет без нас никуда не улетит.
— Алло! — сказала Рейли. Затем: — Привет, Майкл… О, просто замечательно. Долгая история, расскажу при встрече. Да, занимаюсь. Очень интересный сюжет, и, по-моему, ты захочешь принять участие. Вот как? Замечательно, да-да, выкладывай, что там у тебя.
Несколько минут она внимательно слушала, молча кивая. Улыбка у нее на лице осталась, но кардинально изменилась. Она больше не отражала настроение, а само лицо стало натянутым и оскорбленным. Рейли из улыбающейся женщины превратилась в женщину с улыбающейся маской.
— Да-да, мы с самого начала это понимали, и в данных обстоятельствах такой финал будет лучшим. Да, мы вернемся в Москву через восемь часов, я вам позвоню, и мы что-нибудь придумаем. Согласна, это очень хорошее известие. О нет, мне помогали, поверьте, мне помогали. Я была не одна, далеко не одна. Хорошо, мы еще к этому вернемся.
Повернувшись к Свэггеру, Рейли одарила его ослепительной улыбкой, насквозь фальшивой.
— Так, все готово. Пошли.
Они вышли на поляну перед Чревом, где мог совершить посадку вертолет.
— Я бы сказал, что ты увидела привидение, — заметил Свэггер, — но, пожалуй, даже привидению не удалось бы врезать тебе с такой силой.
— Ты прав, — согласилась Рейли. — Вообще-то эта новость не плохая. Можно даже сказать, хорошая.
— Ты сама в это не веришь и тщетно убеждаешь меня.
— Вопреки всему я продолжала надеяться. Как и ты. Шанс был один из миллиона. Но теперь его нет.
— Ладно, говори.
— Долгое нудное вступление: в 1976 году кто-то беседовал с евреями, пережившими войну, собирая материал для книги, которая так и не была написана. В конце концов, все записи попали в архивы Музея холокоста в Вашингтоне, где их внесли в каталог. Так вот был там один человек, который познакомился не только с немецкими концлагерями, но и со сталинским ГУЛАГом.
— Музей холокоста в Вашингтоне? А он как сюда попал?
— Еще одна долгая история: моя давнишняя подруга-журналистка вышла замуж за главного редактора «Вашингтон пост», а тот перебрался на работу в Музей холокоста. Мир тесен, разве не так? Никуда от этого не деться. И вот я несколько недель назад позвонила ему — мужу своей подруги. Чтобы узнать, есть ли в архивах что-нибудь на Гределя. Наконец пришел ответ.
— Ну хорошо, — сказал Свэггер, — я тебя внимательно слушаю.
— Итак, если ты помнишь, этот автор беседовал с евреем, побывавшим в сталинских лагерях в Сибири. Там он познакомился с одним партизаном, сражавшимся с фашистами на Украине. Они подружились. Быть может, оба были евреями, хотя об этом нигде не говорится. Так вот наш еврей сообщил автору, что, по словам бывшего партизана, тот якобы помогал в горах женщине-снайперу, убившей высокопоставленного фашистского преступника.
— Подтверждение его слов?
— По его словам, это случилось в Карпатах, в июле 1944 года. Майклу я ничего не говорила, это независимая информация из беседы, состоявшейся в 1976 году с человеком, вспоминавшим год 1954-й. Поскольку кто-то предположил, что речь шла о Гределе, этот материал был помещен в досье на Гределя — вот почему люди Майкла на него вышли.
— Это первое стороннее подтверждение того, что Мила завалила Гределя.
— Но это еще не все.
— Выкладывай быстрее.
— Этот бывший партизан знал, что произошло с Милой.
Глава 54
Карпаты
Чрево Джинджер
Конец июля 1944 года
Фон Дреле подошел к пленным и внимательно их рассмотрел. Все трое были худыми, грязными, измученными, блестящими от пота.
Двое мужчин его не интересовали. Один — тип лет тридцати с лишним, в очках, во взгляде чересчур много ума, что он тщетно старался скрыть. Скорее всего, еврей. Второй — большой, неуклюжий, типичный крестьянин-украинец.
— Карл, у тощего было при себе вот это, — доложил Денекер, протягивая маленький пистолет венгерского производства.
Вынув обойму, Карл обнаружил, что она полная. Он оттянул затвор назад, выбрасывая из патронника патрон.
— Господин хороший, — сказал Карл по-русски, — из-за этой штуки у вас могут быть большие неприятности, — он выбросил обойму в одну сторону, пистолет — в другую. — Ладно, а теперь я хочу поговорить с легендарной Белой Ведьмой.
Десантники увели мужчин в окопы, накормить. Карл жестом пригласил женщину на полоску травы вдоль дороги и предложил ей сесть. Да, черт возьми, она действительно была самая настоящая красавица! Откуда-то из давно забытого курса литературы в университете всплыла фраза Флобера: «Красотой можно обрезаться, как ножом». Высокие скулы русской натягивали щеки, делая их чуть ли не впалыми. Однако губы, хоть и угрюмо искривленные, были полными. Нос обладал немыслимым совершенством, и все же ничто не могло сравниться с глазами, поражавшими голубизной летних озер и бескрайностью зимних океанов. Глаза также казались угрюмыми, но в то же время спокойными, способными выдержать взгляд, ничего не раскрывая. Чувствовалось, что они способны в доли секунды измениться и стать выразительными и теплыми. Темные брови контрастировали с загорелой, но шелковисто-нежной кожей; светлые волосы ниспадали на лоб не бесформенной массой, а ровными прядями. У такой женщины волосы всегда будут выглядеть идеально, что бы с ними ни произошло.
— Вы курите? — спросил Карл, предлагая сигарету.
Женщина взяла сигарету, внимательно следя за Карлом. Как правило, красавицы ведут себя спокойно, поскольку понимают, что ничего плохого с ними не случится. То же самое было верно и в отношении Белой Ведьмы, попавшей в немецкий плен. Она, конечно, понимала, что впереди ее ждут страшные мучения, но все равно оставалась спокойной.
Дав ей прикурить, Карл закурил сам.
Снова зазвучала артиллерийская канонада, прологом к которой стал душераздирающий вой «катюш».
— Как видите, ваши уже идут сюда, — сказал Карл по-русски. — Но я бы посоветовал вам не тешить себя несбыточными надеждами. Сюда им добираться несколько часов, и они окажутся здесь в лучшем случае к вечеру. К этому времени наше дело будет сделано, и вас уже заберут отсюда.
Белая Ведьма устремила невидящий взор вдаль.
— Меня зовут Людмила Петрова, — наконец сказала она. — Я сержант 64-й гвардейской армии, в настоящее время выполняю задание во вражеском тылу. Свой личный номер я забыла. Больше я вам ничего не скажу.
— А я вас ни о чем и не спрашиваю, сержант Петрова. Сюда направляются эсэсовцы, и вот у них к вам масса вопросов. Вы им нужны. Я распоряжусь, чтобы вас накормили. Дам вам сигарет. Вас не изнасилуют, к вам не будут приставать. Не все немцы такие, как вы думаете. Мой вам совет: выложите СС все, что от вас потребуют. Теперь это уже не будет иметь никакого значения — в конце войны, в которой вы, по сути дела, уже одержали победу. Эсэсовцев бесит, когда они сталкиваются с непокорностью. Быть может, тем самым вы купите себе быструю легкую смерть, а это максимум, на что вы можете рассчитывать. В конце концов, вы ведь убили одного из их главарей.
— Зная наперед, чем все закончится, я все равно поступила бы так же. Моя смерть ничего не значит.
— Тут вы на целую голову выше меня. Моя смерть имеет огромное значение, в особенности для меня самого, и мне бы не хотелось, чтобы она пришла ко мне сегодня. Как только я передам вас СС, мы с моими людьми навсегда покинем вашу прекрасную страну. Так что, может быть, мы останемся в живых.
— Примите мои поздравления, — сказала русская. — Кстати, мне никогда не доводилось видеть такие смешные каски. Они очень напоминают шляпки грибов.
— Это каска парашютистов-десантников. Мы — знаменитая боевая группа фон Дреле, временно прикомандированы к 14-й мотопехотной дивизии группы армий «Северная Украина». Майор Карл фон Дреле к вашим услугам. Знаете, мы прыгаем с парашютами из самолетов. Такой сорвиголове, как вы, это наверняка понравится. Если бы вы не были заняты другими делами, я бы непременно взял вас с собой.
— Что такое «Крит»? — Петрова указала на нашивку на рукаве кителя. — Это сорт сыра?
— Нет, есть «фета», греческий сыр из овечьего и козьего молока. А Крит — это греческий остров в Средиземном море. В 1941 году мы высадились на него. Пока мы спускались на парашютах, в нас все время стреляли.
— Наверное, если бы вы не вторглись на этот остров, в вас бы и не стреляли.
— Я прекрасно понимаю точку зрения греков и соображения военной необходимости, которые ими двигали. Так что личной обиды я на них не держу.
— Мой муж Дмитрий был летчиком. Он не смог выпрыгнуть из подбитого самолета и сгорел в нем. Немецкие зажигательные пули.
— И тут также нет ничего личного, даже если вы с вашим Дмитрием восприняли это как личную обиду. Многие мои товарищи погребены среди снегов и полей пшеницы, поэтому я кое-что смыслю в скорби. Кто эти двое, что были с вами?
Карл махнул рукой, и Петрова посмотрела на двух пленных, жадно уплетавших немецкие пайки.
— Это простые люди, школьный учитель и крестьянин. Они ничего не знают. Они тут ни при чем.
— Я не могу их отпустить. Эсэсовцам они тоже нужны.
Русская промолчала. Луч солнца озарил ее лицо, спокойное и прекрасное. Сделав еще одну глубокую затяжку, она медленно выпустила дым.
— Сюда за вами едут эсэсовцы. А вы храните спокойствие. Очень впечатляет.
— Я с самого начала не надеялась остаться в живых. И смирилась с собственной смертью. Я убила Гределя, а все остальное не имеет значения. Из моих родных в живых никого не осталось, поэтому я встречусь с ними на небесах, если небеса существуют. Послушайте, майор, вы производите впечатление человека цивилизованного. Можно обратиться к вам с одной просьбой — даже с мольбой? Я понимаю, что я ваш боевой трофей и вы получите за меня какую-то награду. Но отпустите этих двоих. Они безобидные мирные жители, пытавшиеся бежать от войны. Для вас я — билет к спасению. А от них вам не будет никакого толку. Подумайте над этим.
— Право, я терпеть не могу таких благородных героев, как вы. Видите того парня, который кормит ваших друзей? Он даже чем — то их рассмешил. Он тоже благороден. От этого становится тошно. У него шесть нашивок за ранения и значок за участие в семидесяти пяти боевых операциях. Семьдесят пять боевых операций! Это покрывает его послужной список где-то до 1942 года, но значков за еще большее количество операций просто не бывает. Если бы эсэсовцы могли, они убили бы его, по политическим причинам. Им хорошо известна его противоречивая натура. Мне бы хотелось отправить его домой; он это заслужил. И остальные ребята, они также заслужили такое право. Но если я не передам ваших друзей СС, Вилли не отправится домой, как и все эти ребята, ставшие мне семьей. Они сложат голову здесь, на какой-нибудь забытой богом горе. Совершенно бессмысленно. А вот это уже имеет значение. Вот почему я не могу вам помочь, как бы мне этого ни хотелось. Если мне придется выбирать между жизнью Вилли и жизнью ваших друзей, а именно это вы мне и предлагаете, я без колебаний выберу жизнь Вилли. Я говорю вам все это, чтобы вы знали, что мною движет вовсе не злоба, хотя последствия этого для вас окажутся пагубными.
— Ничего личного тут нет.
— Если честно, что-то личное тут есть, и мне это совсем не нравится. Но долг есть долг.
— Мне очень отрадно, что молодой офицер выслушал меня и обошелся со мной достойно.
— Мне очень отрадно, что женщина-снайпер держалась так хорошо. Это свидетельство хорошего воспитания.
Прошел час. Трое пленных насладились последней трапезой. Десантники оставались на позициях, боевое охранение выдвинулось по дороге на полкилометра вниз к Яремче, дожидаясь прибытия бронетранспортеров полицейского батальона или русских танков. Карл и Вилли сидели в палатке вместе с радистом, отслеживая развитие событий.
Карл курил и размышлял. В какой-то момент он решил — какого черта! — и прикончил остатки английского трубочного табака. Это наполнило его голову сочным, тяжелым гулом. Грохот орудий, вой реактивных снарядов не смолкал ни на минуту, хоть и варьировался в интенсивности. Он то нарастал, то затихал. И все же выстрелы из стрелкового оружия пока что не доносились, из чего можно было сделать вывод, что бой идет далеко и можно не обращать на него внимания.
От размышлений Карла оторвал радист.
— Карл, на проводе Хорст!
— Да-да, — очнулся Карл, хватая трубку, — Карл слушает!
— Карл, я их вижу. Они еще в нескольких километрах. По дороге едут три эсэсовских бронетранспортера.
— Отлично, я все понял. Когда, как вам кажется, они прибудут сюда?
— Полагаю, не раньше чем через полчаса.
— Отличная работа. Ладно, возвращайтесь сюда, на позиции.
— Хорошо, Карл.
— Оставь телефон там. Не теряй время на то, чтобы смотать провод. В любом случае он нам больше не понадобится.
— Все понял. Конец связи.
— Конец связи, — подтвердил Карл.
Встав, он подозвал Вилли.
— Ты можешь для разнообразия наполнить вещмешок не гранатами, а хлебом? Добавить овощей, фляжку с водой.
— Карл, что ты задумал?
— Вилли, просто сделай то, что тебе сказано. Я по-прежнему здесь командир, не забыл?
— Да, Карл.
Карл подошел к одному из захваченных в плен бандитов, которые теперь сидели все вместе в одном окопе.
— Что ж, — сказал он, — я решил отпустить обоих мужчин. Вилли сейчас соберет им съестное в дорогу. Мой совет: спускайтесь вон в то ущелье, затем возьмите вправо и найдите пещеру или овраг в нескольких километрах от дороги. По эту сторону гор вам лучше не оставаться, потому что здесь, вероятно, разгорится бой, повсюду будут свистеть пули, а то и мины. Прогремит мощный взрыв — это мы закупорим проход. Не высовывайтесь из укрытия по крайней мере еще двадцать четыре часа после того, как прекратится стрельба. После чего выходите с поднятыми руками. Простые солдаты готовы палить во все движущееся, так что лучше дождитесь офицера или хотя бы сержанта. Он усмирит своих бойцов.
В этот момент появился Вилли с двумя полными вещмешками и двумя флягами с водой. Карл повернулся к женщине.
— Как я уже объяснил, с вами я так поступить не могу. У вас есть несколько минут, чтобы попрощаться со своими товарищами. Скоро сюда прибудут эсэсовцы, и тогда я уже больше ничего не смогу для вас сделать.
— Карл, ты… — начал было Вилли.
— Я знаю, что делаю.
— Но ведь в приказе четко говорилось: схватить женщину и тех, кто с ней. Эсэсовцам только это и нужно, чтобы обратить все против нас.
— Возможно. Но мне кажется, они крайне обрадуются тому, что получат в свои руки женщину-снайпера, и до всего остального им не будет дела. К тому же я сделаю упор на скорый приход иванов. Поверь мне, Али-Бабе это не понравится. Он поспешит удрать в Ужгород и спрятаться за нашей новой линией обороны. Уверяю, меньше всего этому арабу хочется оказаться в самой гуще боя двух противников, к которым он испытывает одинаковое презрение: Красной армии и 21-го воздушно-десантного полка. Мы взорвем Чрево Джинджер, после чего я отправлюсь прямиком к Мюнцу, если он еще останется жив, и скажу, что оба партизана были при смерти и не имелось смысла отправлять их дальше. Ему придется принять мое объяснение, и, опять же, он будет рад отправить эту женщину в Берлин со всеми ее секретами.
— Хорошо, Карл, раз ты так считаешь. Мы никогда в тебе не сомневались. Но, Карл, сейчас все трое у нас в руках, и, как мне кажется…
— Вилли, мужчины бесполезны. Нам есть смысл отдавать эсэсовцам женщину. Но от этих двух болванов им нет никакого толка. Уверяю, никто ничего даже не заметит.
Отдохнув, Учитель и Крестьянин взяли вещмешки с продовольствием, прошли по ущелью и свернули вправо, где начиналась тропа, ведущая в густой лес. Немцев там не осталось, они уже сбежали. Партизаны были в полной безопасности.
Они торопливо спускались по каменистой тропе, проложенной в лесу. И вдруг оба разом остановились.
— Я должен увидеть все сам, — решительно произнес Учитель.
— И я тоже, — подхватил Крестьянин.
— Ты лучше спускайся вниз. Смотреть там нечего.
— Нет, я должен.
— Должно быть, у тебя голова из мрамора. Ступай, тебе посчастливилось остаться в живых. И помни, что сказал тот немец: выжди, не беги навстречу Красной армии, как только она здесь появится, иначе тебя пристрелят.
— Я никуда не пойду. Я тоже должен все увидеть.
— Ты можешь запросто погибнуть.
— Что ж, всякое бывает.
— Ну, тогда пошли.
Они поспешно вернулись назад в ущелье со стенами из известняка. Укрываясь в зарослях, они осторожно пробрались туда, откуда был виден опорный пункт немецких десантников.
Учитель сразу же заметил три бронетранспортера, раскрашенных бурыми и зелеными пятнами, которые тяжело ползли на широких гусеницах по грунтовой дороге. Казалось, они двигались вперед на одной силе воли. В кабине головного бронетранспортера подобно капитану корабля стоял человек. Через несколько минут машины должны были добраться до ущелья.
Учитель перевел взгляд на позиции десантников, сначала ничего не увидел, затем…
— Смотри! — воскликнул Крестьянин. — Это Мила!
— Она самая, — подтвердил Учитель.
Петрова в сопровождении молодого немецкого офицера прошла к дороге. Она курила.
— Что он задумал? — спросил Крестьянин. — Он собирается ее отпустить?
— Он не может ее отпустить. Его за это расстреляют.
— Тогда что.
— Это покажется жестокостью, — сказал Учитель, — однако на самом деле все как раз наоборот. Это единственный возможный благополучный исход. Вероятно, офицер поплатится за это своей жизнью, но он не может отдать Милу эсэсовцам, которые будут ее пытать. Как и мы с тобой, он в нее влюбился.
— Я вовсе не…
— Смотри, Крестьянин! У этой драмы великолепный конец. Задумайся хорошенько, и со временем ты все поймешь. И ты также поймешь, что этот немец — порядочный парень, может быть, даже герой.
— Мы могли бы.
— Нет, — остановил его Учитель. — Не могли бы.
Немецкий офицер и Петрова вышли на залитую солнцем опушку. Затянувшись в последний раз, Петрова выбросила окурок. Офицер зашел к ней сзади и достал пистолет.
— Наверное, потом он сам застрелится, — пробормотал Учитель.
Затаив дыхание, они смотрели. Офицер приставил пистолет к затылку Петровой и выстрелил. Та упала на колени, затем повалилась на землю. Подойдя к ней, офицер снова приставил пистолет к ее затылку и выстрелил еще раз. После чего убрал пистолет в кобуру и вернулся к своим десантникам.
Глава 55
Москва
Наши дни
Это известие ударило гораздо сильнее, чем предполагал Свэггер. Конечно, в таких делах трудно что-либо предугадать. И все-таки удар был сильным. Всю дорогу назад Свэггер хранил каменное молчание. Он просто сидел, уставившись прямо перед собой, не обращая внимания на Рейли, которая достала компьютер и начала набирать текст — этот материал, другой материал, какая разница? В кабине вертолета было темно, и отсвет от экрана компьютера озарял ее лицо. Но Свэггер не смотрел на нее, он смотрел прямо перед собой или в иллюминатор.
Они приземлились около полуночи. Уилл встретил их в отдельном терминале, где они вместе стали ждать частный самолет Стронского. Уилл крепко стиснул в объятиях свою жену, и они быстро заговорили ни о чем, как это бывает со всеми супружескими парами, прожившими вместе много лет. Свэггер разыграл целый спектакль, знакомясь с Уиллом, и они обменялись очевидными шутками, хотя у Свэггера не лежало к этому сердце. Но этого требовали правила приличия, и он подчинился, поскольку чувствовал себя обязанным. Наконец Уилл отвез их в Москву, не догадываясь о том, что следом за ними ехала машина, полная боевиков Стронского, просто на всякий случай. Это была идея Стронского, и Боб ее одобрил.
Подъехав к жилому кварталу, они поставили машину на внутренней стоянке между шестиэтажными зданиями, возвышавшимися по обе стороны подобно стенам ущелья. Из-за позднего часа освещение стоянки было скудным. Все прошли в здание, на последнем этаже которого располагался корпункт «Вашингтон пост», а рядом с ним квартира Уилла и Кэти, с обилием свободных комнат. Все это Боб уже видел: место ему очень нравилось.
— Вы поднимаетесь наверх, — сказал он.
— Что?
— А я отправляюсь вон туда.
— Что?
Свэггер указал на неоновую вывеску, сияющую на первом этаже соседнего здания. Ярко-оранжевые буквы сообщали: «КОКТЕЙЛЬ-БАР», а рядом красовалось известное всему миру изображение этого зверя: наклоненный высокий стакан с улыбающейся оливкой внутри.
— Ты шутишь! — сказала Рейли.
— Нисколько. Я никогда в жизни не был так серьезен.
— Свэггер, я тоже опустошена. Но мы оба знали. Догадывались. Шла война. И такой конец — лучший из всех возможных. Незачем срываться с катушки.
— Нет, дело не в этом. Просто я должен вернуть один долг.
— О чем это ты?
— Меня осенило, пока мы летели в Москву. Я сложил все вместе. Этому человеку потребовалось долгих десять лет, но в конце концов он сделал дело. — Свэггер помолчал. — Я не знаю, кем он был, профессионалом или дилетантом. Но из архивов КГБ следует, что кто-то установил, что произошло с Милой, выследил Крылова и заставил его заплатить за все сполна. Ты только подумай — Крылов, пуп земли, но кто-то понимает, что тут нечисто, заваливает его, отрезает ему язык и отправляет в таком виде плавать. Величайшее оскорбление. Так расправляются с предателями. Вот я и решил, черт возьми, выпить за этого человека. Это единственная крупица справедливости во всей истории с Милой и сильными мира сего, которые объединились, чтобы ее уничтожить. Вот единственный человек, вступившийся за нее. Кем бы он ни был, он заслуживает того, чтобы за него выпили, и ради такого случая можно нарушить закон трезвости. Надо отдать ему должное.
— Пожалуй, я присоединюсь к вам, — сказал Уилл.
Глава 56
Карпаты
Яремча
Конец июля 1944 года
Крестьянин и Учитель торопливо поднимались по горной тропе, спеша оказаться по ту сторону хребта. Не прошли они и километра, как снизу из долины донеслись звуки советского наступления: частый треск выстрелов и грохот взрывов. Остановившись, партизаны прислушались, как где-то поблизости сражались и умирали люди. Казалось, бой длился целую вечность, однако в действительности он продолжался считанные секунды.
— Кто одержал верх? — спросил Крестьянин.
— Не знаю. Если из немцев уцелел хоть кто-то, кто сможет взорвать проход, наверное, победа в сражении за Наташино Чрево будет за ними. Если же наши перебили всех немцев, ущелье останется свободным, и это окажется еще одной блистательной победой товарища Сталина.
— Если немцы взорвут ущелье, зрелище получится впечатляющим. Пошли. Уверен, теперь мы в полной безопасности, но все же лучше двигаться как можно быстрее.
Они двинулись дальше по тропе, петляющей среди деревьев. Справа все плотнее смыкались горы, непреодолимые, уходящие ввысь. Сквозь редкие просветы между соснами были видны одни только горы — бесконечное море гор.
Взрыв прозвучал громко, несмотря на то что он произошел больше чем в двух километрах. Оба беглеца разом обернулись, глядя на огромный гриб раскаленных газов, который поднялся к небу и быстро рассеялся на ветру.
— Немцы поднаторели в обращении с взрывчаткой, — заметил Учитель.
Через какое-то время, когда улеглась пыль, в просвет между деревьями показались два бронетранспортера, ползущие по дороге на Ужгород. Вскоре машины скрылись из виду.
— Эсэсовские свиньи! — выругался Учитель. — Господи, ну почему ты помогаешь этим мерзавцам?
Партизаны прошли еще несколько километров, пока полностью не стемнело.