Честь снайпера Хантер Стивен

Салид вернул наушники и микрофон. Убедившись в том, что до цели совсем близко, он повернулся к Аккову.

— Я выйду из бронетранспортера, чтобы переговорить с этим типом. Встань за пулемет и прикрывай меня. Держи десантника под прицелом, чтобы он это чувствовал. Все наши люди должны оставаться в полной боевой готовности. У этих ублюдков на нас зуб. Помните, у нас есть бронетранспортеры, чтобы быстро убраться отсюда, и «Кондор», который доставит нас в Берлин. А они должны остаться здесь и удерживать ущелье, после чего пусть взрывают его перед самым носом у красных. Русские могут появиться здесь с минуты на минуту.

— Слушаюсь! — ответил Акков.

Включив рацию, унтершарфюрер связался с другими бронетранспортерами, приказав им находиться в боевой готовности.

— Господин гауптштурмфюрер, вы опасаетесь, что начнется перестрелка? — с тревогой спросил он.

От таких заносчивых ублюдков можно ожидать чего угодно. Если это случится, нам понадобится максимальная огневая мощь. Если десантники вздумают нас обмануть, мы их уничтожим. Впрочем, они в любом случае потенциальные изменники.

Три бронетранспортера выехали на поляну перед самым Чревом Джинджер. Карл внимательно следил за ними, отметив пулеметы, установленные на каждой кабине. Он также обратил внимание, что все эсэсовцы надели каски, а над бронированными бортами не торчали стволы автоматов, то есть солдаты, готовые к бою, держали их в руках.

Послышался лязг массивной двери, и через мгновение из бронетранспортера вышел, сверкая взглядом из-под надвинутой на глаза каски, гауптштурмфюрер Салид в маскхалате СС, безукоризненно чистом, словно выстиранном для какого-то официального мероприятия. В правой руке офицер-эсэсовец сжимал «Люгер». Это был дурной знак.

Пулеметчик в головном бронетранспортере развернул дуло МГ-42, направив его на Карла, и передернул рукоятку затвора, досылая патрон в патронник. Сам он оставался невидим за броневым щитом.

— Хайль Гитлер! — рявкнул Карл, вскидывая руку в лучшем нацистском приветствии за последние два года.

— Хайль Гитлер! — ответил араб.

— Рад видеть вас здесь. Нам требуется ваша огневая мощь. Пусть ваши люди займут левый фланг, и, думаю, лучше будет расположить бронетранспортеры справа от дороги, чтобы они держали под прицелом…

— Мы здесь не для того, чтобы сражаться. Нам нужна женщина, господин майор. Вам известно, что именно ради нее я здесь, и у меня есть приказ.

— Для меня на первом месте стоит военная необходимость. Вопросы разведки подождут до тех пор, пока мы не отразим натиск красных, чтобы дать возможность как можно большему количеству немецких солдат пройти через проход под кодовым названием Джинджер. После чего мы взорвем ущелье. Тогда, и только тогда, я передам вам женщину.

— Об этом не может быть и речи. Решения здесь принимаете не вы, а главное управление имперской безопасности, через меня. Старшинство званий не имеет значения. Я предвидел, фон Дреле, что наткнусь на ваше противодействие. Вы ставите себя превыше всех…

— Нет, я только думаю о предстоящем бое.

— Где женщина? Это все, что я хочу знать.

— А, женщина, — сказал фон Дреле. — Ну конечно, СС сейчас ведут войну исключительно с женщинами и генералами.

— Я не собираюсь заниматься с вами пустой болтовней, фон Дреле! Мое терпение на исходе. Я должен выполнить приказ вышестоящего начальства. Пусть ваши люди…

— Она мертва, — перебил его фон Дреле.

Салид уставился на него. Кажется, у него задрожал подбородок. На побелевшем лице мелькнуло что-то среднее между яростью и паникой.

— Вам было четко приказано.

— Да, но… понимаете, она попыталась бежать, и вместо того чтобы броситься в погоню, один из моих людей выстрелил в нее. Все подразделения германской армии имеют приказ расстреливать бандитов на месте, и так продолжается уже три года. Выстрел, хоть и сделанный навскидку, пришелся точно в цель. Я не могу винить своего солдата. На войне всякое случается.

— Я требую, чтобы мне показали труп!

— Мы оставляем бандитов лежать там, где их настигла смерть. Не желаете пройти со мной в лес, господин гауптштурмфюрер? Хотя мы можем наткнуться на красных партизан.

— Ты лжешь! Эта женщина ведьма, ее красота легендарна, она тебя околдовала, и теперь ты ее защищаешь! Это слабость и мягкотелость! Я требую, чтобы ты немедленно привел ее сюда! Отдай ее, или все обернется для вас страшными последствиями! Мы являемся вооруженными представителями законов рейха, а вы — бунтовщики! — Салид навел на Карла «Люгер». — Не испытывай мое терпение, фон Дреле! Я без колебаний пристрелю тебя, а мои люди расправятся с твоей группой. Вы предатели, и это всем известно.

— Старина, ты становишься мелодраматичным, тебе не кажется? На меня не раз направляли самое разное оружие, и я этого нисколько не боюсь. Что же касается смерти, то с тем, что я умру, я смирился уже много лет назад. Если это произойдет сегодня — что ж, значит, это произойдет сегодня. Опусти пистолет и убирай отсюда свои бронетранспортеры! По дороге к Ужгороду ты сможешь обдумать, что доложить обо мне Мюнцу, и подготовить документы на мой арест. А мы тем временем останемся здесь и будем оборонять ущелье до последнего человека. Мы с тобой встретимся в Вальгалле. О, подожди, я помашу тебе рукой из Вальгаллы, поскольку ты отправишься в свой арабский ад, где женщины не носят паранджу!

— Неверный! Неверный! — завопил араб. Лицо у него стало пунцово-красным, глаза сузились в щелочки. Изо рта брызнула слюна. — Ты оскорбил Господа! Ты будешь гореть в огне, обещаю тебе!

— Практически наверняка так оно и случится, — невозмутимо ответил Карл, — но сначала я наслажусь зрелищем того, как сгоришь ты.

— Грязная свинья! — крикнул Салид.

И в это мгновение превратился в огонь.

Вилли Бобер направил на эсэсовца из «Фламменверфера» струю пылающей жидкости, выброшенной давлением сжатого азота. Пламя охватило все. Вспыхнули волосы Салида, его лицо, глаза. Вспыхнули веки, нос, язык, небо и пищевод. Вспыхнули грудь, сердце и легкие. Вспыхнули кости. Вспыхнули внутренности, вспыхнули мышцы, вспыхнули ноги и ступни.

Даже его сапоги занялись огнем.

Жертвенный костер заполнил поляну, и нависшие сводами ветви отразили его багряные отсветы, окрасившись яркой зеленью вместо тускло-серого цвета пасмурного дня.

Объятая пламенем фигура сделала два-три нетвердых, шатающихся шага, крича что-то нечленораздельное, после чего повалилась на землю.

Последовало мгновение жуткой тишины, затем Акков повернул МГ-42, чтобы разрезать Вилли пополам, но он действовал слишком медленно, поэтому Карл выхватил свой «Браунинг» и с расстояния в тридцать метров прицельно всадил пулю чуть ниже края каски, но выше плеча, прямо в левое ухо.

И тотчас же заговорило все оружие 21-го воздушно-десантного полка. На бронетранспортеры обрушился шквал огня. Летящие со сверхзвуковой скоростью пули ударялись о броню; звук столкновения быстро летящей стали со сталью неподвижной был подобен барабанной дроби крупных капель дождя по железной крыше. Какой-то умелец мастерски забросил «лимонку» в кузов второго бронетранспортера, и та взорвалась, полностью выведя из строя груз полицейского батальона. Один из осколков вонзился в спину пулеметчика, и тот повалился, нажимая пальцем на спусковой крючок, так что МГ-42 сожрал всю ленту, вот только пули улетели куда-то вверх, чтобы упасть на землю предположительно где — нибудь в Чехословакии.

ФГ-42 и СТГ-44 десантников ударили по открывающимся задним дверям бронетранспортеров, выбивая облака стальной пыли, сражая эсэсовцев, которые попытались вылезти, чтобы вступить в бой. Солдаты полицейского батальона падали, скошенные свинцовым дождем, который врывался в тесное внутреннее пространство и отражался от массивной брони. Вилли уже повернул в сторону длинный хобот огнемета и выпустил вторую огненную струю, накидывая на третий бронетранспортер пламенное покрывало. Застигнутые врасплох бедолаги, объятые пламенем, с криками переваливались через борт, падали на землю, бежали, снова валились и затихали, обугленные, дымящиеся.

И вдруг целей больше не осталось. Воздух был наполнен смрадом сгоревшей жидкости и паленой плоти, над поляной зависло облако грязно-серого дыма. На теле гауптштурмфюрера, распростертого на земле, кое-где продолжали плясать языки пламени, поскольку еще не вся его плоть была уничтожена огнем.

— Не стреляйте! — послышался слабый голос из чрева второго бронетранспортера.

— Сейчас мы снова бросим гранаты, затем сожжем вас огнеметами. Оставляйте оружие внутри и выходите с поднятыми руками! Если мы не будем видеть ваши ладони, то откроем огонь. Быстро, быстро, быстро!

Из бронетранспортеров начали выбираться оставшиеся в живых боснийцы, обожженные, дрожащие от страха. Им приказали выйти на дорогу и сесть, держа руки поднятыми, по-прежнему над головой. Их окружили вооруженные СТГ-44 десантники.

Вилли отшвырнул в сторону двадцатикилограммовое устройство, в котором все равно почти закончилось горючее, и подошел к Карлу.

— Ну, — сказал он, — вряд ли речь шла о бое такого рода, но мы все равно одержали победу.

— Интересное развитие событий, не находишь?

— Кстати, это был отличный выстрел.

— Да, на этот раз у меня получилось лучше. И что теперь? Ты уже что-нибудь придумал?

— Нет, у меня и без того дел было по горло.

— Понимаю, что в это трудно поверить, но на самом деле у меня есть одна мысль, — объявил Карл.

— Ты не перестаешь меня поражать.

— Как я вижу, у нас в распоряжении есть два практически целых бронетранспортера.

— Набитых трупами. От которых, впрочем, легко избавиться.

— Еще я вижу, что если мы разденем наших пленных, а их человек пятнадцать-двадцать, то эсэсовских маскхалатов и касок хватит на всех.

— Да, хватит. Кажется, я начинаю догадываться, к чему ты клонишь.

— И еще у нас есть Белая Ведьма, наш билет на борт «Фокке-вульфа-290», который уже ждет на взлетно-посадочной полосе в Ужгороде.

— Да.

— Давай переоденемся в эсэсовские мундиры, — продолжал Карл. — А самих эсэсовцев отпустим, голые они нам ничем не навредят. Пусть уходят в горы туда, куда им заблагорассудится. А мы заберем женщину. Взорвем Джинджер. В конце концов, именно в этом состоит наша боевая задача. Затем приедем на аэродром в Ужгороде. И сядем в самолет.

— Пока что мне нравится, — согласился Вилли.

— Ну а потом полетим… туда, где нас не расстреляют, что непременно произойдет, если мы полетим в Берлин.

— У «Кондора» большая дальность полета. Можно будет лететь на маленькой высоте, чтобы нас не засекли локаторы. Не сомневаюсь, наши пистолеты убедят летчиков оказать нам всяческое содействие. В конце концов они от этого только выиграют, при условии, что мы найдем подходящий аэродром для посадки.

— Я готов выслушать любые предложения.

— Отправляться за решетку у меня также нет ни малейшего желания, — продолжал Вилли. — Насколько я понимаю, заключенных держат в тюрьме взаперти.

— Что ж, — сказал Карл, — в таком случае Москва исключается. Там русские. Рим тоже исключается. Там американцы. И Александрия. Там англичане.

— Гм, — задумчиво произнес Вилли.

Карл прыгнул в окоп. Белая Ведьма сидела в углу. Теперь ее уже никто не охранял. Она подняла взгляд на Карла.

Ее распущенные волосы ниспадали на плечи, золотистые, пышные. Голубые глаза были широко раскрыты. В них не было ни капли страха — только апатия. Поверх белой блузки Петрова надела грубое крестьянское платье, повязав на изящной шее яркий платок. На все это Карл до сих пор не обращал внимания.

— Еще одну сигарету не желаешь? — спросил он.

— Не откажусь. Кстати, что это была за стрельба?

Карл протянул ей сигарету, дал прикурить, затем закурил сам.

— Это были ребята из полицейского батальона, приданного 13-й горной дивизии СС «Ятаган» — насколько я понимаю, это какой-то восточный меч.

— Кривой, да?

— Точно. Думаю, выглядит он устрашающе, но толку от него мало. Должно быть, для восточных народов это просто символ.

— Поскольку ты жив и сверкающих молний я не вижу, можно предположить, что вы вступили в перестрелку с эсэсовцами.

— Наверное, ты права.

— Странно, на сумасшедшего ты не похож. Но после того как вы перестреляли своих, похоже, мы оба умрем.

— Не совсем, — возразил Карл. — Пожалуй, я не соглашусь и с твоим замечанием насчет того, что мы «перестреляли своих». Но что гораздо важнее, у меня есть план. Весьма неплохой, несмотря на то что он пришел мне в голову, а обычно все мои планы бывают просто ужасными. Похоже, ты для нас — билет на борт отличного самолета, а мне бы не хотелось, чтобы отличный самолет пропадал даром.

Он рассказал то, что замыслил.

— Очень рискованная затея.

— Согласен. Но это лучше, чем оказаться в застенках гестапо.

— Ты прав. Но давай вернемся к действительности. Это не кино. Мы не сможем просто взять и улететь.

— Вообще-то сможем.

— И куда же?

— Думаю, можно попробовать улететь в… Швейцарию. Там делают замечательный сыр.