Честь снайпера Хантер Стивен

Глава 37

Яремча

Мост

Наши дни

— И с вами тоже, миссис Рейли, — продолжал Джерри Ренн. — Должен сказать, мэм, с тех пор как я побывал в Москве, я читаю ваши заметки в «Пост», и, прямо скажу, на мой взгляд, никто не пишет о России лучше вас. Потрясающая работа!

Свэггер и Рейли переглянулись.

— Кончай пороть чушь, сынок, — сказал Свэггер. — Кто ты такой и что тебе нужно? На кого ты работаешь?

— На людей, которым вы нравитесь.

— Я вам так сильно нравлюсь, что вы пытались пришить меня во Львове.

— Скажем так: мы отказались от этой политики. Она была ошибочной.

— Ну да, конечно.

— Если бы мы этого хотели, мы бы запросто могли прикончить вас здесь, на мосту. Нет, мы хотим испробовать другой подход. Верх одержали более холодные головы. Не сомневаюсь, мы все уладим. Кстати, чтобы вы знали: я безоружен. Если не считать вот этого.

Парень достал пистолет. Это был «Макаров» с глушителем, который Свэггер забрал у несостоявшегося убийцы в Львове. Он оставил его в номере гостиницы. Перегнувшись через перила моста, Джерри кинул пистолет в реку, и тот, подняв брызги, скрылся под водой.

— Выкладывай, что у тебя есть, малыш. Что происходит? Кому какое дело до того, что произошло на Украине семьдесят лет назад? Где тут американские интересы?

— Так получилось, что обнаруженные вами обстоятельства проливают свет туда, где нам никакого света не хотелось бы. Это может запустить процесс новых разоблачений. Понимаю, все это такая мелочь, всего лишь один эпизод в войне, отгремевшей семьдесят лет назад. Однако ниточка ведет кое-куда.

— О чем он говорит? — спросила Рейли.

— Шпионские игры. Тут есть какая-то тайна, которую этим клоунам очень не хочется раскрывать. Я еще не догадался, в чем дело, но усиленно над этим работаю.

— Мы хорошие ребята, мы последняя большая надежда, но если вы опубликуете этот материал, миссис Рейли, вы нанесете большой вред. Очень большой вред. Нам это создает определенные неудобства.

— Вот видишь, в прежние времена эти ребята сказали бы просто: «Мы вас убьем!» — усмехнулся Свэггер. — А теперь они говорят: «Нам это создает определенные неудобства».

— Никто никого не собирается убивать, — обиженно возразил Ренн. — Послушайте, я не просто прошу вас об одолжении, я прекрасно понимаю правило «ты мне, я тебе», определяющее политику. Я уполномочен сообщить вам, что, если вы согласитесь оказать нам содействие, вас будут ждать всяческие блага. Мы можем эксклюзивно снабжать Рейли очень горячим материалом. Когда вы вернетесь в Вашингтон, вам дадут номера телефонов очень влиятельных людей, которые по нашей просьбе всегда будут вам перезванивать. Не говоря уж о том, что в настоящий момент ваша карьера не сложилась, вы сами это прекрасно понимаете, но мы сможем перевести вас в высшую лигу. Вы поразитесь, узнав, скольким ведущим вашингтонским журналистам мы в прошлом оказали содействие.

— Ну а мне что вы предложите? — насмешливо поинтересовался Свэггер. — Новое кресло-качалку?

— Любое, какое вы только пожелаете, в том числе даже класса люкс. Но как вы отнесетесь к тому, что мы вытащим вашего приятеля Ника Мемфиса из мусорной ямы и вернем его в руководство Бюро? Сделаем его заместителем директора? Он ведь этого хочет, верно? Как вам понравится, если вашей дочери Никки, работающей на телеканале «Фокс-5», время от времени будут перепадать настоящие сенсации? И такое возможно. Мико хочет поступить на юридический факультет Гарвардского университета, а затем пойти в аспирантуру? Мы слышали, она очень умная девочка, но тут одного ума мало. Мы можем сделать так, чтобы ее желание осуществилось. Йельский университет, Принстонский университет, куда она хочет поступить? Будет очень обидно, если для нее все сведется к университету штата Айдахо в Бойсе. В общем, я клоню вот к чему: если вы будете вести себя хорошо с нами, мы будем вести себя хорошо с вами. Вот и все. Если вы дадите свое согласие, вы сможете уехать отсюда — конечно, после того, как я верну крышку распределителя зажигания вашей машины. Вы вернетесь к прежней жизни, и на вас начнут сыпаться разные блага. Никакой слежки, никакого наблюдения — ничего подобного. Все основано на понятии чести, поскольку нам известно, что вы люди чести.

— А если мы откажемся? — спросила Рейли.

— Фу, — вздохнул Ренн. — Я надеялся, этот вопрос не всплывет. Но раз вы его задали, считаю, я должен на него ответить. У меня в распоряжении пятеро парней. Бандиты из одной московской группировки. Сила есть, ума не надо, ребята очень горячие. Господи, как же они обожают АК-74! На мой взгляд, «Калашников» даже рядом не стоит с АР-15, но только им это лучше не говорить. Одним словом, боже милосердный, не допусти, чтобы я был вынужден к этому прибегнуть. Это стало бы настоящей трагедией. Понимаешь, моим ребятам нравится такая грязь. Мне придется спустить их с поводка. Я должен защитить тайну. Ее необходимо защитить любой ценой. Вот вы стоите на пешеходном мостике в туристической ловушке среди Карпат, безоружные, и вдруг на вас набрасывается шестеро очень плохих парней. Полагаю, к тому времени как я вызову их сюда, у вас будет фора по меньшей мере в один час. Думаю, вы попытаетесь укрыться в горах, но старик с шаром из нержавеющей стали в том месте, где у него когда-то был тазобедренный сустав, и бабуля, пешком по пересеченной местности, через дикие, безлюдные горы — мне ваши шансы совсем не нравятся. К тому же у нас есть собака. Мне бы очень этого не хотелось. Ребята, вам решать.

Свэггер оглянулся на Рейли, и та кивнула.

— Хорошенько разъясни ему все, — сказала она, — чтобы он понял.

Вот и все. Свэггер повернулся к парню.

— Мы здесь не ради Бога, родины и бейсбола, и, прошу прощения, думаю, что и ты тоже. Мы здесь ради Милы Петровой, которую предали все и вся. Никто не вступился за нее. Она осталась совершенно одна. И все же Мила нашла способ выполнить задание. Но затем большие шишки схватили ее и раздавили, ее саму и память о ней. И вот теперь, семьдесят лет спустя, вы, долбаные стервятники, собираетесь сделать то же самое. Раздавить Милу. Уничтожить ее. Она вам неудобна. Мила ничто, от нее можно избавиться. Никому нет никакого дела, никто ничего не узнает, всем все равно. Но только не на этот раз. Теперь у Милы есть друзья. Это мы, старик и старуха. И если вы хотите сыграть с нами жестко, мы тоже будем играть жестко. Так что не рассчитывайте на легкую прогулку, сынок, потому что пусть я и старик, но я по — прежнему остаюсь тем, кем был всегда. Я снайпер.

Глава 38

Пещера

Карпаты

Конец июля 1944 года

Где-то неподалеку раздался птичий щебет, но издавала его вовсе не птичка. Под тяжелый хруст веток на поляну вышел грузный мужчина. Крестьянин.

— Сержант Петрова, — окликнул он по-украински, — я вернулся. Мила ощутила прилив бесконечного блаженства. Крестьянин не погиб. Никто не сможет его убить. Улыбаясь, он подошел ближе. В глубине пещеры зашевелился Учитель, разбуженный голосами. Встав, он вышел наружу.

— Крестьянин говорит, немцы ушли, — перевел Учитель.

— Немцы ушли?

Крестьянин начал развязывать котомку, объясняя по — украински, что он принес, хотя Мила и так видела все сама: хлеб, солонина, овощи.

Затем он сказал что-то про немцев — Мила уловила это слово — и Учитель, схватив его за грудки, закричал по-русски:

— Откуда тебе известно, что немцы ушли?

Выслушав рассказ Крестьянина, он перевел его Миле.

— Он говорит, что несколько дней пролежал в кустах. Это было ужасно. Прокравшись к околице деревни, он рискнул обратиться к одному человеку, у которого фашисты убили сыновей. Тот согласился помочь. Но когда он возвращался с едой, его схватили меньше чем в ста метрах от того места, где прятался наш Крестьянин. Его избили и уволокли прочь, а Крестьянин находился слишком близко к деревне и не мог пошевелиться. Ему пришлось остаться там до вечера, страшась того, что немцы вернутся и схватят и его. Но они не вернулись. Почему — он не знает.

Крестьянин продолжил свой рассказ. Он пролежал в кустах всю ночь, а на следующий день немцы с утра выслали новые патрули, а также начали выжигать лес. Они выжигали его в течение нескольких дней, и Крестьянин беспомощно наблюдал за тем, как пламя приближается к его укрытию. Он понятия не имел, зачем немцы жгут лес. В конце концов он понял, что с наступлением темноты ему нужно спасаться бегством. Однако вчера днем немецкого офицера вызвали в палатку с рацией, и через несколько минут немцы начали срочно сворачивать операцию. Загрузившись в два бронетранспортера, они уехали. Третий бронетранспортер остался дожидаться отставших, но потом и он тоже уехал.

— Да, мы заметили то же самое, — сказала Мила. — Меня едва не обнаружили, когда поступил приказ к отходу. Я не могу взять в толк, что происходит. Тебе удалось раздобыть для меня оружие, хоть какое-нибудь?

— Только вот это. Винтовок нет, но мне сказали, что эта штуковина вывалилась из немецкого грузовика два года назад, еще в самом начале войны, и ее подобрала одна старуха.

Крестьянин торжественно достал из котомки свое сокровище.

Это была граната М-24, знаменитая «колотушка», серая железная банка, прикрепленная к деревянной ручке с завинчивающейся крышкой на конце, под которой скрывалось кольцо предохранительной чеки.

— Это не снайперская винтовка, — пробормотала Мила. — Но это хоть какое-то оружие.

— Сержант Петрова, этого недостаточно, — решительно заявил Учитель. — Это всего лишь…

— Вот мой план, — не дала ему договорить Мила. — У тебя есть пистолет. Хоть он и маленький, но на близком расстоянии бьет смертельно. С помощью гранаты я смогу подойти достаточно близко.

— Тебе придется подойти очень близко.

— Я убью Гределя или кого-нибудь из его окружения. Я буду убивать немцев до тех пор, пока у меня не кончатся патроны, после чего выдерну чеку гранаты и присоединюсь к Дмитрию, отцу и братьям.

— На мой взгляд, это чистой воды безумие, — сказал Учитель. — Гределя ты не убьешь. В лучшем случае прикончишь нескольких немцев. На этой войне уже погибли миллионы, и какая разница, несколькими фашистами больше, несколькими меньше, а взамен тебе придется пожертвовать своей жизнью. Я думаю, ты смогла бы принести больше пользы.

— У меня нет выбора.

Мила понимала, что, если дождется начала советского наступления и только тогда заявит о себе, ей предстоит ответить за провал операции. Скорее всего, к этому добавится и неудача на Курской дуге. Ее неизвестный враг, предатель в Москве, ее уничтожит. Обратной дороги нет.

— Я должна довести дело до конца, — решительно произнесла Мила. — Моя жизнь меня не волнует.

— Ну хорошо, в таком случае, — вздохнул Учитель, — как тебе нравится вот такой план. Ты убьешь Гределя. Все мы останемся в живых. Станем героями. Будем каждый год встречаться на подмосковной даче, есть черную икру, пить отличное шампанское и хохотать до колик в животе, потому что жизнь с сытым брюхом — это лучшая месть.

— Это какая-то сказка, — неодобрительно заметила Мила.

— Нет, не сказка, — возразил Учитель. — Это может стать явью. Все дело в оружии.

Мила и Крестьянин посмотрели на него.

— Я знаю, где есть оружие, — сказал Учитель. — Много оружия.

Четвертая интерлюдия в Тель-Авиве

Четыре часа дня. На совещании отделения экономической разведки «Моссада» присутствовал сам директор, а также начальник отделения и главы других отделов. Это был самый настоящий спектакль с участием лысеющих мужчин среднего возраста в рубашках без галстуков. Они курили, словно одержимые, спорили и подначивали друг друга с живостью, порожденной кабинетными войнами.

Наконец подошла очередь Гершона.

— Брат Гольд, ты вел себя так тихо. Даже не попытался разгромить предположение Коэна, что японская Красная армия забронировала неделю на термальном курорте на Галилейском озере.

— Бывал я на этом курорте, — проворчал Гершон. — Поверьте, атака японской Красной армии положительно скажется на качестве кормежки.

Коэн сразу же перешел от обороны к наступлению.

— Откуда Гершон может это знать? Линда и близко его к буфету не подпустит. Меню Гершона состоит только из йогурта и изюма.

— Успокойтесь, успокойтесь! — вмешался директор, понимая, что в противном случае Гершон и Коэн будут обмениваться колкостями еще добрых двадцать минут.

— Ну хорошо, — сказал Гершон. — У меня действительно есть одна ситуация. Не кризис, не чрезвычайный случай, не катастрофа, а просто ситуация.

— Просвети нас, пока я поедаю свои книши[33], — попросил Коэн.

— Пункт первый: некая фирма, о которой никто никогда не слышал, закупает в Южной Африке крупную партию платины и тайно переправляет ее в Астрахань. Пункт второй: выясняется, что та же самая фирма под названием «Нордайн», с правлением в швейцарской Лозанне, относительно недавно приобрела там же, в Астрахани, заброшенный завод по производству керамики, потратив несколько миллионов на ремонт помещений и еще несколько сотен тысяч на строительство нового забора. А теперь эта фирма наняла одну чеченскую охранную фирму для круглосуточного наблюдения и охраны. Крутые ребята, вооружены до зубов. Могут отразить нападение любых диверсантов.

— С какой стати диверсантов заинтересует керамический завод в Астрахани? — спросил Коэн.

— С какой стати евреев заинтересует керамический завод в Астрахани? — подхватил директор.

— А с такой, — ответил Гершон, — что та же самая фирма только что снова потратила большие деньги, происхождение которых, кстати, не удалось установить до сих пор. На этот раз она приобрела следующее оборудование у различных поставщиков. У поляков — дистилляционные насадки, у турок — вы только подумайте, у турок! — сосуды кристаллизации, у англичан — систему очистки, у шведов — сушильный канал объемом десять тысяч кубических сантиметров, а у немцев — прессы для штамповки изделий из стали. И еще приводные ремни, электромоторы, контейнеры и прочую мелочовку. Однако быстрая проверка местных типографий не обнаружила никаких заказов со стороны «Нордайн» на выпуск прайс-листов, каталогов, рекламных брошюр, упаковок и вообще всего, что имеет отношение к продаже.

— Мир без торговцев, — заметил Коэн. — Возможно, эти ребята получат Нобелевскую премию!

Снова смех, и Гершон едва не ответил: «Нас всех собрал здесь торговец по имени Герцл[34]», но быстро понял, что это вызовет самую настоящую войну язвительных нападок, и промолчал, шумно вздохнув.

— Еще один любопытный момент, — продолжал Гершон. — Как выяснилось, новый хозяин завода не стал нанимать на работу русских, а привез с собой чеченцев, около двадцати женщин, связанных с теми ребятами, кто обеспечивает безопасность. Все это я узнал из неутомимого «Вестника промышленности благородных металлов», который до последнего гроша стоит все 4775 долларов годовой подписки, хотя я все равно их не плачу. Только задумайтесь: чеченские женщины окажутся полностью изолированными от окружающего мира, под присмотром своих дружков-боевиков. Они не будут выходить в город, при этом нет речи о семейных и клановых структурах, так что фактор болтливых языков исключается. Дополнительные меры безопасности, тщательно продуманные, но в то же время все устроено так, чтобы не привлекать ненужного внимания.

— Каким боком тут замешана платина?

— Если бы я знал, я бы сказал, — ответил Гершон.

— Этого еще недостаточно, чтобы взорвать завод ко всем чертям, — сказал директор, вызвав дружный смех. — Может быть, завтра.

— Зато я знаю, что платина славится своими каталитическими способностями, — продолжал Гершон. — Мне пришлось позвонить одному химику, чтобы выяснить у него все подробности. Вкратце, платина обладает странной способностью одним своим присутствием изменять что-то во что-то другое. Волшебными лучами или еще как-то, я не знаю. Здесь присутствуют гениальные химики?

— Я в школе химию завалил, — сказал Коэн. — Это поможет?

— Гершон, — прервал веселье директор, — возьмете завтра выходной, а послезавтра изложите нам все возможности использования платины в качестве катализатора. В любом случае материала недостаточно.

— Хорошо, хорошо. Я просто обращаю ваше внимание на то, что некий химический концерн, принадлежащий неизвестно кому, тайно основал производство, требующее повышенных мер безопасности, недалеко, если брать морской путь, от иранского порта Бендер-Энзели. Мне это кажется подозрительным. Продукция, которую собираются выпускать на этом производстве, может представлять угрозу для государства Израиль, и если она попадет в Иран, официальным или неофициальным путем, ее можно будет использовать против нас множеством различных способов. Больше того, как нам хорошо известно, все внимание нашей разведки в Иране сосредоточено на Тегеране, ядерной промышленности и некоторых военных объектах. Что касается обширных внутренних районов, у нас на месте людей нет, и если кому-либо вздумается тайно сварганить какой-нибудь отвратительный сюрприз, нам несдобровать. Как я уже сказал, это просто ситуация, а не катастрофа. Но мне бы очень хотелось, чтобы какой-нибудь спутник присмотрелся к этому заводу поближе. Кроме того, мне бы хотелось поручить нашему консульскому отделу в Швейцарии заняться «Нордайном»; мне бы хотелось предложить всем дружественным разведывательным ведомствам обменяться информацией относительно «Нордайн»; и мне бы хотелось предложить всем нам, и в первую очередь Коэну, освежить школьный курс химии.

Глава 39

Карпаты

Окрестности Яремчи

Наши дни

Хотя поначалу идти было нелегко, в какой-то момент Свэггер и Рейли нашли тропинку, даже не тропинку, а просто путь через заросли, где уже ходили люди. Выйдя на нее, они гораздо быстрее, чем предполагал Боб, очутились на горной дороге, которая, если верить карте в телефоне, вела на юг, поднимаясь на высоту три тысячи футов. У Свэггера заныло бедро, локоть уже давно пульсировал болью.

— Звони, — сказал он.

Выудив из сумки спутниковый телефон, Рейли набрала номер.

— Стронского, — коротко сказала она.

Прервав соединение, Рейли протянула телефон Свэггеру, и через мгновение раздался ответный звонок.

— Да?

— Так, — сказал Свэггер, — мы влипли, по самые уши. Нам нужно убираться.

— Вы где?

— На высоте примерно три тысячи футов на склоне горы, которая смотрит более или менее прямо на Яремчу. Мы на горной дороге, нам нужно знать, в какую сторону идти.

— Я перезвоню. Будь на связи.

— Позволь особо подчеркнуть, что это очень срочно. За нами охотятся вооруженные ребята. А мы без оружия.

— Понял, — ответил Стронский.

Медленно потекло время.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Валяй.

— Этот козел Джерри болтал не для того, чтобы взять нас на пушку, а для того, чтобы заманить сюда. Если бы с нами расправились внизу, это наделало бы много шума. Возникло бы много вопросов: над каким материалом ты работала, что тебе удалось раскопать, в чем дело, кому понадобилось убивать журналистов и стариков-снайперов. Такое меньше всего нужно этим людям, вот почему они не разобрались с нами на месте, а поверь, мы были легкой добычей.

Но нет, Джерри хочет, чтобы мы поднялись в горы, он собирается замочить нас здесь. Мы попадем в какую-нибудь яму или пещеру, и больше нас никто не увидит. Пройдет минимум несколько дней, а то и недель, прежде чем нас начнут искать, и несколько месяцев, прежде чем поиски прекратятся. К тому времени все забудется. Тайна так и останется неразгаданной. Мне кажется, для этих людей очень большое значение имеет фактор времени, им нужно остановить тебя прямо сейчас, и не важно, что будет через пять лет.

— Понятно.

— Так что тебе нужно настроиться на войну. Нельзя быть журналистом и надеяться остаться в живых. Это несправедливо, да? Что ж, прошу прощения за мой французский, в задницу справедливость! Здесь для справедливости нет места.

Зазвонил телефон. Ответив, Свэггер молча выслушал то, что ему сказали. Затем отключился.

— Стронский нанял вертолет. Но только в лесу или на склоне горы он нас подобрать не сможет, поскольку садиться нельзя, так как «вертушка» зацепит несущим винтом за землю, а лебедки на ней нет. Поэтому нам следует сделать вот что: мы отправимся к какому-то месту под названием Наташино Чрево, это проход через горы, узкое ущелье, но прямо перед ним есть просторная поляна, где «птичка» сможет приземлиться. По словам Стронского, нам топать туда четыре или пять километров, строго на юг, и, как он утверждает, дорога приличная, никаких крутых подъемов. Стронский вылетит через несколько часов и будет нас искать.

— Разве мы сможем опередить этих ребят? Не представляю, как это сделать.

— Им нужно подняться в гору, определить, в какую сторону мы пошли, а эти мальчики живут в большом городе и скорее всего, одеты в шелковые костюмы по восемь тысяч долларов и лакированные ботинки от Гуччи.

— Неужели тебе известно, что такое лакированные ботинки от Гуччи?

— Если все-таки они начнут нас догонять, я постараюсь придумать какой-нибудь способ их задержать, а ты пойдешь к поляне одна.

Нельзя было сказать, что дорогу заполняли преграды и опасности, но все же ровным тротуаром она тоже не являлась. Узловатые корни, торчащие из земли, здоровенные камни, которые приходилось обходить, и сама земля была не просто неровной, а очень неровной, поэтому один неверный шаг тотчас же отзывался болью в лодыжках, уже и так довольно измученных.

У Рейли снова зазвонил спутниковый телефон.

— Это тебя, — сказала она, передавая аппарат Свэггеру, и тот, взглянув на определившийся номер, понял, что это Джимми Гатри.

Глава 40

Карпаты

Чрево Джинджер

Конец июля 1944 года

Денекер, гений-подрывник, разложил все по полочкам. Он заложит три четырехкилограммовых заряда циклонита в основание северной скалы, на равном расстоянии друг от друга. К каждому детонатору номер 8 будут подходить бикфордовы шнуры равной длины, поэтому, если поджечь их одновременно, все три заряда взрывчатки также воспламенятся синхронно. Скала рухнет и перегородит проход, сделав его непроходимым для любых машин, по крайней мере, до тех пор, пока русские не подтянут в ущелье тяжелую строительную технику, хотя они вряд ли захотят с этим связываться.

— А позади завала я поставлю растяжки. Так что если кто-нибудь обойдет завал, сработает растяжка, бубух! — и его яйца улетят до самой Москвы.

— Русским наплевать на мины, — заметил Вилли Бобер.

— Вы взгляните на все с точки зрения психологии, — настаивал на своем Денекер, не только взрывотехник, но и первый интеллектуал в подразделении. — Всегда нужно учитывать психологию. Русским крестьянам, которых гонят вперед отряды НКВД, действительно наплевать на мины. Они исходят из того, что смерть на мине зависит от случая, от того, куда поставить ногу, в то время как если ослушаться НКВД, не избежать смерти от пули калибра 7,62 мм. Если иваны поднимутся сюда, это будут элитные части, десантники, спецназ или еще какие крутые ребята. Это уже герои, которые высоко себя ценят, им будет что рассказать после войны, если они останутся живы, и вообще их впереди ждет долгая счастливая жизнь. Эти ребята не захотят умирать в каком-то горном ущелье, когда они уже одержали победу в этой битве и во всей войне. Они вернутся назад и приведут сюда каких-нибудь крестьян, чтобы те первыми прошли через минное поле. На это потребуется несколько часов.

— Кажется, в его словах есть здравый смысл, — заметил Карл.

— Хорошо, — вмешался Вилли. — В таком случае ставь мины, но только не перед нашими позициями.

— Гм, — задумчиво пробормотал Карл. — И в его словах также есть здравый смысл.

— Карл, ты у нас главный. Решать тебе.

— Ненавижу принимать решения, — проворчал Карл. — Вот почему я пошел в десантники. Чтобы не нужно было ничего решать.

— А что, если разделить мины? — предложил Денекер.

— Мне эта мысль нравится, — подхватил Вилли.

— Вот видите, я вам вовсе не нужен, — подытожил Карл.

Всего решений предстояло принять немного. Нужно было заполнить мешки песком, расставить мины, вырыть окопы со стрелковыми ячейками, срубить деревья, мешавшие линии огня, набрать воды, следить за рацией. На вбитые в землю колья натянули колючую проволоку. Пулеметчики определили наилучшие естественные позиции для двух МГ-42 на трехногих станинах, затем распределили боеприпасы, позаботившись о том, чтобы оставить несколько коротких лент для барабанных магазинов, с которыми проще управляться. Если пулеметчикам придется отходить назад, они снимут пулеметы со станин, прикрепят к ним барабаны и будут использовать их в мобильных ситуациях, например, прикрывая отход остальных десантников за место взрыва, устроенного Денекером. Кто-то ломал прочные картонные ящики, в каждом из которых лежало по двадцать коробок с двадцатью патронами калибра 7,92 мм, и вставлял патроны в магазины к ФГ-42, пока те не оказались заполненными. Лишние патроны сложили россыпью в пустой ящик, чтобы в случае необходимости можно было черпать их горстями, если бой слишком затянется. Были заряжены фаустпатроны, рядом с которыми положили запасные гранаты. Также возле окопов разложили гранаты с наполовину отвинченными колпачками взрывателей, все развернутые в одну сторону, чтобы можно было, не тратя лишнее время, срывать колпачки, выдергивать чеку и бросать. Бинты, вата, шины, сульфамид, шприц- тюбики с морфием, километры марли и лейкопластыря — все необходимое для спасения раненого от потери крови было разложено под рукой. Карлу не пришлось говорить ни слова. Кто-то даже поставил табличку с выполненной вычурным готическим шрифтом надписью: «Die Gebrmutter des Gingers» — «Чрево Джинджер».

Что касается разведки и патрулирования местности, ребята также справились со всем сами. Еще в Италии Вилли Бобер составил схему ротации, и хотя с тех пор личный состав группы сильно уменьшился, схема по-прежнему определяла, какие шесть человек в каждый конкретный момент должны заступать на дежурство. Часовые выдвинулись за северную границу позиций, исходя из предположения, что, если мифическая Белая Ведьма все же появится, она придет именно с той стороны. Если она пройдет ниже, можно будет считать, что ей повезло, а ее преследователям — нет, поскольку в этом случае она от них ускользнет. Однако все говорило о том, что русская девчонка будет торопиться, по той простой причине, что за Чревом начнется безопасная область, так как все немцы будут думать только о том, как поскорее добраться до Ужгорода, лежащего по ту сторону Карпат, и никто не заинтересуется охотой на каких-то снайперов. Белая Ведьма затаится на несколько дней, дождется, пока все успокоится, после чего незаметно переберется обратно через горы и встретится с подошедшими частями Красной армии.

Десантники с наслаждением выкурили трубки, а также дорогие, качественные сигареты; тот мусор, который выдавали в качестве пайка, курили только в случае крайней необходимости. Какой-то гений потратил целый день, чтобы оборудовать уборную, в которую приятно было сходить, и соорудил душ из двадцатилитровой канистры. Затем десантники выпили шнапс, закусывая его конфетами, галетами и свежим украинским хлебом, и все пришли к выводу, что экскурсия получилась не такая уж и плохая. А дальше пошли анекдоты, игра в карты со ставками по пфеннигу, воспоминания о былых деньках. Мастурбацией никто не занимался, а для гигиенических целей имелся солидный запас журналов «Сигнал».

После того как все приготовления были закончены, а все дела сделаны, осталось только извечное мучение — ожидание того момента, когда нужно будет действовать, а этот момент, может быть, наступит, а может быть, и нет. И все же на следующее утро, после бесконечного вечера, ветерок принес запах гари, сообщивший о том, что полицейский батальон вернулся.

— Вилли, — сказал Карл, — раз мы чуем носом лесной пожар, арабы где-то близко. Возьми «Кюбель» и сгоняй с Денекером к ним, может быть, вам удастся раздобыть «Фламменверфер».

Если дело дойдет до него, он поможет нам выиграть дополнительное время.

— Мы вернемся через пару часов.

— Вилли, если сможете, захватите также хорошеньких украиночек и пива, — к всеобщей радости, добавил кто-то из десантников.

Дорога вниз до Яремчи оказалась простой — всего несколько километров, особенно если учесть, что теперь «Кюбель» ехал без прицепленной сзади подводы. Вилли и Денекер добрались за полтора часа, не увидев по пути ничего заслуживающего внимания. Деревня была огорожена стеной дыма, однако не такого плотного, как прежде, и сквозь него виднелись солдаты с огнеметами, которые разбирались с последней рощицей. Деревья полыхали практически невидимыми языками пламени, распространяя волнами горячий воздух. Однако вместо десяти с лишним устройств, испускающих огненные струи, сейчас в работе оставалось только два. На самом деле шесть «Фламменверферов» были сложены у сарая вдоль дороги, в котором, как определил Вилли, размещался командный пункт Салида, поскольку из пробитой в крыше дыры тянулся провод к треугольной антенне. О важности сарая также свидетельствовали стоящие перед ним бронетранспортер и армейский грузовик.

К десантникам подошли два эсэсовца, в том числе унтер-офицер, как и Вилли, в знакомых пятнистых мундирах, но с непривычными кривыми арабскими саблями в петлицах. Это был самый настоящий карнавал камуфляжа, но в то время как СС предпочитали узор, напоминающий брызги грязи, маскхалаты десантников покрывали ломаные линии — пятна против черточек. На взгляд Вилли, черточки смотрелись гораздо веселее пятен.

— Доброе утро, унтершарфюрер, — поприветствовал Вилли. — Я оберфельдфебель Бобер, двадцать первый воздушно-десантный полк, боевая группа фон Дреле, мы сейчас занимаем позицию наверху в ущелье. Я приехал за огнеметом. Генерал фон Бинк договорился о том, чтобы мы забрали у вас один «Фламменверфер». Если можно, я бы взял два. Иваны очень не любят огнеметы.

Как выяснилось, эсэсовцы ни слова не понимали по-немецки — только по-сербски. Но через несколько минут — эсэсовцы тем временем угостили десантников водой и сигаретами — появился человек, владеющий обоими языками.

Вилли повторил свою просьбу, знаток немецкого языка перевел ее на сербский, и ответ пришел тем же путем.

— Известно ли вам, что фон Бинк больше ничем не командует? Я не могу передать вам снаряжение без согласия своего командира. А он в настоящий момент занят.

— Послушайте, — сказал Вилли, — у меня нет времени, чтобы бегать по вашим командирам. Считайте, что приказ поступил не от фон Бинка, а от командования дивизии. Мы не можем ждать, пока освободится ваш командир. Чем он занят, отправился дристать в лес или трахает украинскую шлюху?

Судя по всему, в переводе шутка прозвучала не очень смешно, несмотря на то что Денекеру она понравилась. Унтер-офицер — серб, начал было оправдываться, но Вилли не дал ему договорить.

— Слушай, давай сделаем проще. Прыгай в машину, мы сгоняем куда нужно, разыщем твоего командира, он даст свое согласие, и мы еще засветло уберемся отсюда. Никто не может сказать, когда русские начнут наступление, и никто не скажет, как далеко в горы они зайдут. Нам позарез нужен этот огнемет.

Сербы переглянулись между собой, и Вилли показалось, что они обменялись каким-то странным знаком, словно у них не было желания выполнять просьбу десантников, но в то же время они не хотели ввязываться с ними в спор, поскольку это могло привести к осложнениям.

В конце концов эсэсовский унтер согласился, хоть и с неохотой, и Денекер перебрался на крохотное сиденье сзади, а серб — кажется, его фамилия была Акков, — устроился спереди.

— Указывай дорогу, — сказал Вилли.

Акков показал прямо на Яремчу. Это была обыкновенная украинская дыра, убогие деревянные избы, крытые соломой и хаотично разбросанные, дворики с копошащимися курами, хотя водопад и пешеходный мостик через реку, разделявшую деревню надвое, привносили определенную долю очарования. В этом столетии здесь никто не подстригал траву и не выпалывал сорняки, что помешанному на аккуратности Боберу показалось едва ли не оскорблением. Никто не сажал перед домами цветы, не сгребал опавшую листву, не подметал деревянные тротуары. Неотесанные крестьяне! Ну что с ними делать? Не доезжая до моста, «Кюбель» миновал единственное значительное сооружение в деревне, церковь, но тоже деревянную, а не каменную; казалось, она рухнет от одного сильного порыва ветра. Перед церковью стоял еще один полугусеничный бронетранспортер пятнистой раскраски, с длинной антенной, судя по всему, командирская машина полицейского батальона.

— Гм, — пробормотал Вилли, обращаясь к Денекеру, — похоже, наш друг — паломник в Святую землю.

Денекер рассмеялся, поскольку обоим было прекрасно известно, что Салид мусульманин.

Перед входом в церковь стояли два молодчика-эсэсовца с МП-40 на груди, но по знаку Аккова они отступили от двери, и Вилли с Денекером прошли внутрь следом за унтером-сербом.

Вилли ожидал увидеть религиозный полумрак, озаряемый лишь светом, проникающим сквозь витражи, однако получил совершенно другую картину. Он увидел иллюминацию. В противоположном конце зала, там, где когда-то центральное место занимал алтарь, сиял яркий прямоугольник — ослепительно яркий, настолько яркий, что в его резком свете все предметы лишались красок. В лучах этого безжалостного сияния трое коренастых эсэсовцев-сербов, голые по пояс, обливаясь потом, сооружали деревянный помост высотой футов семь. Навыками плотницкого дела они владели плохо, и конструкция, несмотря на сложное переплетение опор и раскосов, выглядела очень неустойчивой. И все же работа близилась к завершению.

Тут Вилли заметил нечто показавшееся ему вначале каким — то механизмом на треноге, но поскольку сооружение находилось вне зоны яркого освещения, рассмотреть детали было трудно.

Вилли подошел ближе, и сооружение превратилось в кинокамеру на штативе.

Перед камерой толпилась кучка людей, обернувшихся при появлении десантников. Все они были эсэсовцами, хотя только один был в камуфляже горно-стрелковой дивизии. Акков окликнул его, и Вилли узнал блестящие черные волосы, проницательные глаза, треугольник усиков над верхней губой и горбатый нос гауптштурмфюрера Салида. На его бронзовом лице застыло такое сосредоточенное и деловитое выражение, что у Вилли мелькнула мысль, смеется ли он хоть когда-либо.

Салид и унтершарфюрер-эсэсовец оживленно заговорили между собой по-сербски, затем араб повернулся к Вилли. Тот вяло поднял руку в нацистском приветствии, на что Салид ответил залихватским «Хайль Гитлер!»

— Итак, оберфельдфебель, — произнес Салид на том безукоризненном немецком, который Вилли запомнил по его спору с Карлом у ворот Андриевского дворца, — вы приехали за огнеметом. Я так понимаю, вы уже заняли позицию в ущелье и успели окопаться?

— Так точно, господин гауптштурмфюрер, — ответил Вилли, с трудом найдя в себе силы назвать грязного араба «господином». — Мы оборудовали прекрасную позицию и заминировали ущелье, так что, когда придет время, мы в два счета перекроем его, преградив дорогу красным танкам. Десять килограммов циклонита — очень весомый аргумент.

— Хорошо, очень хорошо. Я удовлетворен. Но вы понимаете, что это только часть задания. Главное — перехватывать бандитов, которые устремятся в горы, спасаясь от нашей облавы.

— Так точно, господин гауптштурмфюрер, нам объяснили задачу. Половина боевой группы майора фон Дреле патрулирует лес в поисках бандитов, направляющихся к Чреву.

— Я еще раз подчеркну этот момент фон Дреле по рации, но сейчас заявляю вам официально: через два дня мы начнем зачистку, и для нас крайне важно схватить одного конкретного бандита.

— Женщину. Белую Ведьму.

— Да, ее называют именно так. Она здесь. Мы должны ее схватить. Этот приказ поступил от высшего руководства рейха. Обергруппенфюрер СС Гредель будет мужественно рисковать собственной жизнью, чтобы выманить Белую Ведьму на открытое место, и тогда можно будет взять ее живьем. Для вашего подразделения большая честь быть отобранным для этого задания. По-видимому, ваша деятельность произвела впечатление. Дело чрезвычайно важное, поскольку эту женщину необходимо доставить в Берлин, где ее допросят специалисты, которые вытащат из нее все, что ей известно…

— А это кто там? — перебил его Вилли.

— Прощу прощения, не…

— Господи! — пробормотал Вилли. — Твою мать, что здесь происходит?

Только теперь он обратил внимание на одинокую фигуру, неподвижно сидящую на скамье в первом ряду. Обернувшись, Вилли недоуменно уставился на нее.

— Это же генерал фон Бинк! Ради всего святого, что вы делаете с генералом фон Бинком?

— Вас это не касается, оберфельдфебель Бобер. Я распорядился передать вам один «Фламменверфер-41». А теперь будьте добры, возвращайтесь к своим обязанностям и не мешайте мне выполнять свои.

Но Вилли, отстранив его, протиснулся через кучку эсэсовцев и прошел вглубь церкви. Там действительно сидел генерал фон Бинк, распрямив спину. Оказалось, что руки у него связаны за спиной. Без фуражки, в перехваченном кожаной портупеей черном двубортном мундире танковых войск с «Рыцарским крестом» на шее, в галифе с красными генеральскими лампасами, заправленными в начищенные до блеска сапоги. Расстегнутая кобура была пуста.

— Добрый день, оберфельдфебель Бобер, — поздоровался генерал. — Как отрадно снова видеть вас! Я бы встал, но, как видите, в данных обстоятельствах сделать мне это довольно трудно.

— Господин генерал, я… что случилось?

— Судя по всему, — усмехнулся фон Бинк, — эти господа договорились о моем переводе на новое место службы, которым, похоже, окажется преисподняя.

— Этот человек будет повешен на рояльной струне, — объявил Салид, проследовавший за Вилли. — Он был заочно осужден в Берлине. Мы выполняем приказ. Его казнь будет заснята на кинопленку, которую отправят в Берлин. А теперь убирайтесь отсюда. Вас ждут дела.

— Вы что, спятили? — стремительно обернулся к нему Вилли. — Выжили из ума? У этого человека шесть нашивок за боевые ранения! Он сражался в трех войнах! Начиная с 1939 года он находился на передовой во время всех крупных танковых наступлений! Он сражался под Севастополем, Сталинградом и Курском, прошел вдоль и поперек всю Украину! Он награжден «Рыцарским крестом» с дубовыми листьями и всеми остальными проклятыми ленточками и железяками, какие только есть! Это великий герой нашей страны! Он просто не может быть изменником! Вы не имеете права так с ним обращаться!

— Оберфельдфебель, вы начинаете мне надоедать. Не вынуждайте меня приказать моим людям заставить вас повиноваться.

— Ах ты, сумасшедший арабский ублюдок, ты не имеешь права…

— Оберфельдфебель, следите за своим языком. Вы уже оскорбили старшего по званию и сейчас опасно близки к измене.

Салида окружили трое его подручных, в том числе мускулистые «плотники» и один из вооруженных МП-40 часовых, стоявших у дверей. В этот же момент Денекер тронул Вилли за плечо и шепнул ему на ухо:

— Вилли, Вилли, Вилли, не будем терять голову!

— Ты сам изменник, долбаный араб! Если у этого человека хоть один волосок упадет с головы, я прослежу за тем, чтобы ты горел в аду! Кто ты такой, твою мать.

— Оберфельдфебель Бобер, — вдруг рявкнул фон Бинк, — вы свободны! Гауптштурмфюрер Салид, этот человек просто несдержанный грубиян, ничего преступного в его действиях нет. Пожалуйста, простите его!

— Нельзя вешать человека на рояльной струне в оскверненной церкви! — не унимался Вилли. — Это кощунство! Это противоречит всему тому, за что стоит германская армия! Вы глумитесь над жертвой тех миллионов, что отдали свою жизнь на Восточном фронте!

— Рейх считает фон Бинка изменником, и у меня есть очень четкие приказания на этот счет.

— Оберфельдфебель Бобер, — снова заговорил генерал, — как командующий 14-й мотопехотной дивизией я приказываю вам немедленно успокоиться и уйти отсюда! Мне вы этим никак не поможете, больше того, вы отнимаете у меня последние крохи собственного достоинства, какие у меня только остались. Пожалуйста, уходите и возвращайтесь к своим обязанностям. Это прямой приказ, и я жду, что вы его выполните!

У Вилли мелькнула мысль выхватить свой «Парабеллум», пристрелить Салида, затем развернуться и всадить фон Бинку пулю промеж глаз. Лучше так, чем смерть от удушья на конце затянутой петлей рояльной струны, на высоте шести дюймов над полом, ради порнографического удовольствия тех извращенцев, кто через неделю будет просматривать этот фильм в Берлине. И если сербы потом расстреляют его, Вилли, что с того? Он в любом случае не доживет до конца войны, какая разница? Лучше умереть за то, во что веришь, чем удерживать ущелье, чтобы какие-то ублюдки-эсэсовцы вроде этого долбаного араба и его сербов, обагренных кровью сотен евреев, смогли спасти свои шкуры.

— Вилли, — шепнул ему на ухо Денекер, — ты только подумай о последствиях! Ты подставишь Карла и остальных ребят, для них наступит самый настоящий кошмар, их отправят в концлагерь. И после всего того дерьма, через которое им довелось пройти, они сами кончат жизнь, болтаясь на рояльной струне!