Честь снайпера Хантер Стивен

Глава 31

Львов

Автовокзал

Наши дни

У него разрывалась селезенка, болела голова, во рту пересохло, он задыхался. Такой оказалась цена поездки на автобусе на Украине. Допотопное транспортное средство, отыскав несколько ухабов, чтобы напоследок еще раз испытать свои рессоры, подкатило к… ну, слово «автовокзал» тут не совсем подходило. «Вокзал» означает порядок, дисциплину, систему. Здесь же процесс посадки и высадки пассажиров происходил в какой-то дарвиновской клоаке, где автобусы проталкивались, пропихивались и протискивались к зданию до тех пор, пока можно было хоть как-то двигаться вперед. Соответственно двор представлял собой беспорядочную толчею автобусов, застрявших под самыми разными углами — нечто безумное и противоестественное. Наверное, именно так должен был выглядеть автовокзал после конца цивилизации.

Водитель упрямо пробирался вперед, непрерывно сигналя клаксоном и ругаясь, но в итоге был вынужден остановиться. Конец пути. Он заглушил двигатель — при этом с тяжким предсмертным вздохом отключился доходяга-кондиционер в салоне — и открыл двери, выпуская пассажиров в столпотворение.

Вчера поздно вечером Свэггер оставил свою машину в рощице неподалеку от города, название которого он не смог ни запомнить, ни прочитать. В этой же самой рощице он оставался до тех пор, пока не рассвело, после чего пробрался в город, стараясь не привлекать к себе внимание джинсами и серой тенниской. Увидев на площади группу людей, дожидавшихся чего-то, Свэггер присоединился к ним. Подъехал автобус, он туда сел. Водитель потребовал плату за проезд, поскольку социализм давно кончился, и Боб, проклятый американец, протянул ему пачку гривен. Порывшись в ней, водитель забрал свой урожай. Свэггер ни за что на свете не смог бы сказать, то ли водитель обобрал его как липку, то ли предоставил ему щедрую скидку. После чего начались три часа мучительных истязаний.

В конце концов, Свэггер с радостью обнаружил, что конечным местом назначения автобуса был Львов. Он вспомнил, как приятно провел вечер в старом городе несколько дней назад. План: снять номер в гостинице, расплатиться наличными, позвонить Рейли, договориться о встрече в Яремче, позвонить Стронскому, организовать быстрый отход, приехать в Яремчу и поскорее покинуть ее. Все выглядело достаточно просто. Свэггер подождал, пока рассеется очередь к двери, вышел из автобуса и с наслаждением вдохнул полной грудью воздух, пусть и насыщенный выхлопными газами. Вокруг царила толчея, сигналы клаксонов и крики; лихорадочное движение рывками, постоянная смена направлений, сплошная толпа, состоящая преимущественно из пожилых женщин. Необходимо было непрерывно пропихиваться и увертываться в лабиринте узких проходов между автобусами, запруженными пассажирами, стремящимися выбраться с площади, и при этом стараться не попасть под колеса подъезжающих и отъезжающих машин. Свэггер не торопился, не толкался, не кричал, рассуждая и следуя по пути наименьшего сопротивления, что одно направление движения ничуть не лучше остальных, и в этот момент в него выстрелили.

Ему показалось, что в бок изо всех сил ударили раскаленной добела кочергой. Однако никакого звука не было, несмотря на то что Боб увидел, как прямо перед ним брызнули в стороны осколки, выбитые пулей, вонзившейся в борт автобуса.

Свэггер мгновенно понял, что кто-то сзади выстрелил ему в спину из пистолета с глушителем и промахнулся, попав по касательной. Он метнулся вправо, затем влево, ускоряясь, потом резко свернул налево за следующий автобус, выбрал другой путь, снова метнулся влево, затем вправо, двигаясь слишком быстро, чтобы стрелок-одиночка успевал за ним. Свэггер постарался затеряться в хаосе лабиринта и запрудившей его толпы.

Кто-то пытается его убить. Боб сообразил, что стрелявший запорол первый выстрел, поскольку стрелял с бедра. Предположительно он прятал пистолет под курткой и, увидев цель прямо перед собой, поторопился выстрелить.

Свэггер понятия не имел, кто этот тип. Обернувшись, он обвел взглядом людей, сновавших туда и обратно, и среди них не было никого подозрительного — обыкновенные работяги-украинцы, неряшливые студенты с рюкзаками, несколько пережитков царского режима, а также возбужденные подростки, то и дело лезущие руками друг другу в штаны. Бок горел огнем, но кровотечение не было сильным, и, несмотря на боль, Боб понимал, что до тех пор, пока не образуется отек, рана не будет стеснять его движения. Не было ничего страшного в том, что его подстрелили; в прошлом такое уже случалось не раз.

Свэггер повернул, затем снова повернул, стараясь оставаться в движении. Похоже, впереди толчея автовокзала начинала редеть, и у Боба мелькнула мысль, что он сможет поймать такси и уехать отсюда куда-нибудь подальше. Но затем до него дошло: «Мне нельзя бежать. Если я сбегу, он, кто бы это ни был, обязательно найдет меня, как уже нашел здесь, и тогда лучше подготовится к выстрелу, и со мной будет все кончено, а он скроется».

Нужно найти этого типа и завалить его.

Сознанием полностью завладел прежний Боб, возможно, настоящий Боб, возможно даже, единственный Боб. Свэггер почувствовал, как образы перед глазами стали четче и глубже, мышцы наполнились убийственной силой, воля сфокусировалась в одну-единственную точку. Бобу нравилось, когда весь окружающий мир исчезал, не оставалось больше ни цивилизации, ни всякой дребедени насчет званий и должностей, а также того, что от тебя ждут и как ты должен действовать. Остались только он сам, другой тип и еще джунгли, на этот раз состоящие из автобусов. И Боб не имел ничего против.

Развернувшись, он направился обратно в толпу и начал более или менее беспорядочно перемещаться по проходам между автобусами. Внезапно один из них тронулся. Сердито просигналил клаксон. Мамаша с коляской крикнула что-то водителю, выругавшемуся в ответ. Свэггер решил, что он и без каких-либо усилий со стороны убийцы найдет смерть под колесами.

Он двигался вперед, отчаянно высматривая во всех встречных характерные признаки: спрятанные руки, развернутая под углом поза, позволяющая скрыть пистолет от случайных свидетелей, не по погоде толстая куртка в этот жаркий день. К тому же все это следовало проделывать с хладнокровием буддийского монаха, поскольку если он будет пялиться слишком пристально, это вспугнет стрелка, и тот в следующий раз решит действовать издалека.

«Ну же, урод, прояви себя! — думал Свэггер. — Ну же, возьмись за меня, и мы посмотрим, чего ты стоишь!»

Он поймал себя на том, что его глаза расширились, дыхание участилось, мышцы напряглись до предела. Боб двигался, ступая на пальцы ног, так как это давало небольшое преимущество в случае первого быстрого шага. Его мозг полностью переключился в боевой режим — «зеленый сигнал», готовность запуска в любую секунду.

В одну сторону, в другую, в одну, в другую.

А что, если этот тип заглядывает под автобусы, высматривая ботинки «Нью бэленс», выдающие Боба с головой? А что, если он идет сзади и медленно сокращает расстояние? Свэггер резко обернулся, но никто его не преследовал, ни у кого не было бледного лица и стиснутых губ, красноречивых признаков охотника, идущего по следу.

Он снова повернул, беспорядочно блуждая, дождался, когда рассеется небольшая толпа, прошел вперед и оказался между двумя автобусами. Впереди плелись три старушки, одна опиралась на палочку.

Бабули были в платках, из-под которых выглядывали смуглые лица. Все трое были в черных крестьянских платьях с накинутыми на плечи платками, зажатыми в руках, и все трое…

Свэггер ударил наотмашь ту, что посредине, раскрытой ладонью в нос, с наслаждением ощутив хруст ломающихся хрящей. Шок, разлившийся по руке до самого мозга, дал понять, что удар получился на славу. Замечательно.

Бабуля отпрянула назад, и тотчас же появился пистолет, «Макаров» с шестью дюймами глушителя на дуле, но Свэггер обрушил левую руку на запястье, отбивая его в сторону, а правой нанес еще один удар раскрытой ладонью по носу, тотчас же залившемуся потоками крови. Боб услышал крики, вопли, увидел краем глаза разбегающихся врассыпную людей. Он ударил врага по ногам, и та рухнула на землю, но Свэггер, крепко схватив ее за правую руку, развернулся и шагнул вперед, яростно вонзив каблук ей в лицо и удерживая пистолет. Затем Боб вывернул руку и, найдя точку опоры в локте, выгнул ее в обратную сторону, почувствовав, как разряд высоковольтной боли устремился в упавшее тело. Выкрутив пистолет из обмякших пальцев, он ловко приставил дуло женщине к горлу, ощутив, что та признала свое поражение от прикосновения орудия смерти.

Нажать на спусковой крючок казалось весьма соблазнительным вариантом. Звук будет не громче глухого хлопка закрывшейся двери холодильника, и лже-бабуля отправится к ангелам. Но Свэггер не поддался соблазну. Не нажал на спусковой крючок. Склонившись к противнику, он зловеще шепнул по-английски:

— У тебя волосатые пальцы, ублюдок!

После чего еще раз двинул локтем в окровавленное изувеченное лицо, с удовлетворением почувствовав, как ломаются зубы.

Выпрямившись, Свэггер увидел, как с обеих сторон прохода на него в ужасе таращатся люди, а в одном из автобусов к окнам прильнули пассажиры.

Снова нагнувшись, Боб резким движением разорвал верх платья и сорвал лифчик, набитый тряпками, открывая волосатую мужскую грудь, покрытую татуировками. Он повернул тело так, чтобы его увидели все зрители. Застонав от боли, лже-старуха схватилась здоровой рукой за вывернутый сустав.

— Мафия, — выразительно произнес Свэггер. Он был уверен в том, что это слово одинаково прозвучит на любом языке.

— А-а-а! — ответила ревом толпа.

Швырнув изувеченного стрелка на землю, Свэггер повернулся, и люди расступились перед ним. Теперь они все поняли. Кто-то указал Свэггеру дорогу, и тот, свернув пару раз, увидел такси и направился к нему.

Москва

Изучение прошлого Крылова

Не слишком респектабельное место

— Ну хорошо, — сказал сотрудник СВР Михаил Лихов, — вам кое-что нужно. Замечательно, деньги у вас есть, много денег? Я не изменник, но за определенную сумму все возможно. Капитализм, сами понимаете.

— Денег не будет, — сказал Уилл. — Но я не сомневаюсь в том, что вы дадите мне все, что нужно, в обмен на то, что я вам предложу.

— Что вы хотите?

Михаил залпом осушил еще одну рюмку водки. Неплохая штука. Ничего особенного, но, по крайней мере, из настоящей картошки, в отличие от этой новой мочи, которую сейчас гонят неизвестно из чего.

— Одно досье. Настолько древнее, что его завели еще тогда, когда это ведомство называлось НКВД. Настолько древнее, что, на мой взгляд, оно больше не представляет никакой важности. Вот почему я совершаю страшную глупость, предлагая вам за него то, что у меня есть.

Они сидели в похабном московском стриптиз-клубе под названием «Животное», настолько похабном, что женщина на сцене уже сняла с себя все, что было надето, и даже сверх того. Здесь было много женщин: они фланировали в поисках работы среди погруженных в полумрак закутков заведения под громкий монотонный ритм русского симфо-рока. Естественно, это было излюбленное место Лихова, и сюда приходило много ребят из СВР. Девочки знали их и любили за то, что они никогда не торговались.

В прошлом Михаил уже помогал Уиллу доставать необходимый материал — как правило, за умеренную мзду. Он уверял, что делает это исключительно ради своих малышек, но, по крайней мере, трое из этих малышек, блондинка Ева, азиатка Юна с раскосыми глазами и чешка Магда, сегодня присутствовали здесь.

— И что такого важного в этом досье?

— Самое смешное в том, что я не знаю. Может быть, абсолютно ничего. Но я битых три дня рылся в архивах и ничего не нашел, как будто все было старательно стерто. И все же мне хочется надеяться на то, что этому человеку оказалось не под силу стереть коллективную память КГБ.

— У этих ребят были твердые правила, — с уважением промолвил Михаил.

Еще рюмка водки. Выразительный взгляд на Юну. Похоже, та была свободна. Михаил подмигнул ей. Юна подошла и села к нему на колени. Лизнув Михаилу ухо, она шепнула что-то такое, что показалось ему очень интересным, затем встала и неспешно удалилась, таща за собой шлейф выразительных взглядов и аромата дорогих духов.

— Очаровательная девушка, — одобрительно заметил Уилл. — Я понимаю, почему она вам нравится.

— Время от времени я делаю пожертвования в фонд ее университета, — небрежно заметил Михаил, находя собственную шутку бесподобной.

Уилл не разделил его веселье, поскольку ради сегодняшнего развлечения ему пришлось ограбить счет, на котором хранились деньги на образование его собственной дочери, однако он притворился, что тоже смеется.

— Вернемся к вашему досье — я знаю этого человека?

— Сомнительно.

— Если он большая шишка, он должен быть и в других архивах.

— Понимаете, в том-то все и дело. Я так думаю, кто-то старательно все уничтожил.

— В России сведения убирают направо и налево, — согласился Михаил. — Человек заработает немного денег, после чего хоронит себя и начинает новую жизнь. Такое происходит сплошь и рядом. Я мог бы рассказать вам много чего интересного.

— Меня интересует судьба только одного человека, — остановил собеседника Уилл.

— Так что же вы предлагаете взамен?

Вместо ответа Уилл поднял руку. К столику подошла Юна. Она улыбнулась Михаилу. Михаил улыбнулся в ответ, затем заметил, что рука Уилла по-прежнему в воздухе. К столику подошла чешка Магда. Она улыбнулась Михаилу. Затем лизнула Юну в ухо, а та потерлась промежностью о ее бедро. Но нет. Рука все еще не опускалась. Ева втиснулась между Магдой и Юной. Она засунула язык девушкам в уши, сначала одной, затем другой. После чего все трое улыбнулись Михаилу.

— Вижу, вы обо всем позаботились, — одобрительно пробормотал тот. — Вы ко мне присоединитесь?

— О, полагаю, вы найдете дорогу и без меня, — ответил Уилл, подумав: «Господи, надеюсь, мне удастся протащить счет за эту вечеринку через бухгалтерию „Пост“, иначе моей второй дочке в следующем году придется отправиться в муниципальный колледж».

— Чье личное дело вам нужно? — спросил Михаил, поднимаясь из-за стола.

Уилл уже заранее все написал.

— Василий Крылов, помощник Сталина с 1942 по 1953 год, исчез где-то в середине пятидесятых.

Михаил даже не взглянул на листок бумаги.

— Досье будет у вас послезавтра.

Девочки повели его к двери.

— Лучше условимся на послепослезавтра, — обернувшись, добавил он.

Глава 32

Штаб 14-й мотопехотной дивизии

Окрестности Станислава

Середина июля 1944 года

Перед тем как предстать перед взором начальства, Карл и Вилли почистили щеткой свои потрепанные мундиры, соскребли засохшую грязь с сапог, побрились и помылись и даже вытащили из глубины вещмешков белые летние фуражки, которые полагалось носить им как военнослужащим люфтваффе. В конце концов они пришли к заключению, что выглядят отменно. Никогда нельзя знать наперед, на кого наткнешься.

Собственный «Кюбель» им не полагался, поэтому их привезли на чужой машине к дивизионному штабу, который разместился под сенью деревьев в особняке начала века. Если где-нибудь в окрестностях был хотя бы один особняк, штабисты его непременно находили. Штаб 14-й мотопехотной дивизии остановил свой выбор на красивом старинном доме, стоящем среди деревьев неподалеку от танкового парка. На самом деле сначала был найден особняк, а уж потом рядом с ним расположили танковый парк. Здание, обладавшее аристократическим изяществом георгианской эпохи до тех пор, пока в тридцать девятом красные не устроили в нем правление колхоза, занимавшегося выращиванием картошки, украшали государственные флаги и знамена 14-й дивизии. Вся зелень за оградой из колючей проволоки с пулеметными вышками по углам была скошена и раздавлена гусеницами бронированных чудовищ.

Внутри царила деловая суета. Практически все вопросы жизнедеятельности дивизии решались личным штабным составом, который управлял воинским соединением из двенадцати тысяч человек и четырехсот боевых машин, находившихся в постоянном боевом соприкосновении с неприятелем. Бесчисленные комнаты, занятые связистами, просторная гостиная, где офицеры внимательно изучали расстеленную на полу огромную карту, по которой рядовые и ефрейторы передвигали маленькие разноцветные кубики, и другие помещения, превращенные в кабинеты, где заказывались, принимались и складировались боеприпасы, отслеживались запасы горючего, составлялись списки на снабжение, распределялись жилые помещения под казармы, обеспечивались поставки продовольствия на кухни.

Но сегодня генерал фон Бинк выкроил время для чая. Фон Бинк, в белой рубашке с закатанными рукавами, снявший «Рыцарский крест» с дубовыми листьями с шеи и убравший его в какой-то ящик, в галифе с красными генеральскими лампасами, плавно исчезающими в голенищах сапог, начищенных до блеска, с коротко подстриженным седым «ежиком» на голове, принадлежал к «старой гвардии». Аристократ танковых войск, он принимал участие еще в Великой войне, воевал в Испании, затем гонял свои танки по плоским равнинам сначала Западной Европы, потом Украины. В него стреляли миллион раз и ранили с полдюжины, однако он по-прежнему был полон сил и энергии. Фон Бинк действительно получал от войны самое настоящее наслаждение.

— Очень хорошо, ребята, что вы ко мне заглянули, — сказал он, словно десантники явились к нему по своей воле. — Фельдфебель, это у вас шесть нашивок за ранения, не так ли?

— Так точно! — подтвердил Вилли Бобер. — Почти столько же, сколько у вас.

— Господин генерал, — вмешался Карл, — я бы с огромным удовольствием отправил его назад в Германию. Из него получился бы отличный старшина учебных курсов. Молодежи не помешало бы почерпнуть у него мудрости.

— Замечательная идея. Если бы в этой войне мы одерживали верх, я бы ответил: «Да, непременно, немедленно!» Но как вам известно, мы терпим поражение, а это в корне меняет дело. И еще — да, фельдфебель, у меня тоже шесть нашивок, но все свои ранения я получил сидя!

Это замечание вызвало смех. Да, сидя в горящем Т-IV, когда вокруг свистят русские 76-миллиметровые болванки! Так или иначе, генерал налил десантникам чаю. Он был ярым приверженцем этикета.

Одну стену просторного кабинета полностью занимала оперативная карта. В остальном это было то самое помещение, где, вероятно, устраивались фортепианные вечера, где проходили торжественные приемы и прочие милые светские развлечения, каких множество в книгах Толстого, но практически нет у Достоевского. По сравнению с лихорадочной активностью на всех остальных этажах здания в этой комнате царило спокойствие. Наружная стена полностью была отдана большим окнам, за которыми виднелись терраса, вишневый сад, стоящие ровными рядами «пантеры» и далекие горы.

— Итак, как сами прекрасно понимаете, я пригласил вас сюда, чтобы дать вам задание.

— Так точно.

Генерал провел десантников через стеклянные двери во внутренний двор. День выдался прохладнее, чем обычно, и в кои-то веки гнетущая влажность не плавила все вокруг. Легкий ветерок разгонял миазмы выхлопов, поэтому воздух казался пригодным для дыхания. В такой прекрасный денек отрадно было чувствовать себя живым, хотя всего этого осталось немного — и прекрасных деньков, и жизни.

— Подойдите-ка сюда, — пригласил генерал, показывая в окно. — Горы.

Неподалеку на западе из линии горизонта выпирали зеленые Карпаты.

— Мы ориентировались по ним, когда возвращались назад после операции на мосту.

— Хорошо, значит, вы с ними знакомы. Через горы проходит дорога, ее называют дорогой на Яремчу, поскольку та здесь самый большой поселок. По словам наших инженеров, для танков дорога слишком крутая и грунт сыпучий. В лучшем случае она выдержит бронетранспортеры, но и только.

— Так точно, — подтвердил Карл.

— Дорога проходит через горы и ведет дальше до самого Ужгорода. В одном месте, в четырех целых и шести десятых километра за Яремчей, она поднимается и проходит через ущелье, по обеим сторонам которого на протяжении ста метров — отвесные скалы. Это ущелье называется Наташино Чрево. Никто не знает, кто такая эта Наташа, но главное то, что мы должны удерживать ее сокровенные места.

— Так точно.

— В этих горах у иванов целая партизанская армия. Может быть, ее направят в Чрево. Может быть, рядом сбросят несколько взводов парашютистов. Может быть, через линию фронта перейдет диверсионная группа, такая же, как ваша. Если это произойдет, то окажется перекрытым путь отхода, кратчайшая дорога к следующему оперативному району, где можно будет развернуть новую линию обороны. Разумеется, танки и пехотную дивизию по ней не провести. Но ею многие смогут воспользоваться — те, кому нужен быстрый и надежный путь на запад, штаб нашей дивизии, штабы других дивизий и полков, разведчики, связисты, все те, кто слишком ценен, чтобы присоединяться к долгому, мучительно медленному отступлению севернее Лемберга на воссоединение с остатками группы армий «Центр», под бомбежками, налетами, артобстрелами. Вам это понятно?

— И естественно, это относится и к СС?

— Да-да, и к СС, совершенно правильно.

— То есть это тайный путь бегства для СС? — уточнил Карл.

— Я слышу в вашем голосе раздражение. Почему СС не могут выделить собственные воинские подразделения для обеспечения пути отхода? Ответ заключается в том, что войска СС сильно потрепаны и практически небоеспособны. У них есть одно новое подразделение из 13-й горнострелковой дивизии СС под названием «Ятаган», как мне сказали, полицейский батальон, но он состоит в первую очередь из специалистов по борьбе с бандитами и не имеет опыта позиционной войны. Для них эта задача была бы идеальной, однако доктор Гредель придумал что-то свое. Они работают непосредственно на него. Так что на них не стоит рассчитывать. Следовательно, работу свалили на нас. А это означает, что мне нужен отряд лучших профессионалов, которые смогли бы удерживать Наташино Чрево до самой последней секунды, после чего взорвать и завалить проход, чтобы русские машины не стали бы нас преследовать. Очевидно, лучше всего для такого задания подходит боевая группа фон Дреле.

— Так точно.

— Подождите, майор фон Дреле, все не так плохо. Возможно, иванов этот проход не заинтересует, они сочтут его недостаточно важной целью, чтобы посылать туда войска. Танки там не пройдут, а если учесть свойственное русским полное пренебрежение деталями, не исключено, что они просто не обратят на него внимание. Так что для ваших ребят это станет летним отпуском, а как только поступит приказ, можно будет взорвать ущелье ко всем чертям, убраться из Карпат и хорошо отдохнуть.

— С другой стороны, возможно, что нам придется иметь дело с целым батальоном, разве не так, господин генерал? А нас всего пятнадцать человек.

— Майор, если такое произойдет, не сомневаюсь, противник понесет значительные потери, прежде чем вы будете вынуждены отойти. Ну а между нами говоря, лично мне все равно, вступите вы с противником в бой или нет. Просто взрывайте все и отходите к Ужгороду.

— Значит, мы просто ждем приказа и взрываем проход?

— Ну, есть еще кое-что. Находясь в горах, вы должны будете оказывать содействие полицейскому батальону.

— Отлавливать евреев?

— Полагаю, большая их часть уже отловлена, — сказал генерал. — Уж что-что, а это у СС получается весьма неплохо. Нет, дело в другом. Судя по всему, какое-то наше разведывательное ведомство прознало, что лично товарищ Сталин прислал к нам снайпера ликвидировать обергруппенфюрера Гределя.

— Я с превеликим удовольствием подам этому герою винтовку…

— Оберфельдфебель Бобер, вы привыкли рисковать не только в бою. Прямо за стеной есть люди, которые без колебаний расстреляют вас за такие слова. Фон Дреле, если вы не в силах контролировать своего подчиненного, я прикажу двум дюжим унтер-офицерам наглухо заклеить ему рот.

— Я все понял, господин генерал, — сказал фон Дреле.

— Я могу следить за своим языком, но не за своими мыслями, — проворчал Бобер.

— Справедливый компромисс. Так или иначе, по слухам, этот снайпер не он, а она. Это женщина, успешно воевавшая против нас в Сталинграде, а затем под Курском. Ее фамилия Петрова, на ее счету больше ста побед, она мастер своего дела. На Востоке у нее есть прозвище. Ее зовут Белой Ведьмой.

Фон Бинк кратко изложил похождения Белой Ведьмы, которая выскользнула из засады, а теперь, по всей видимости, готовила покушение на Гределя.

— Полицейский батальон прочесывает местность и осматривает все деревни в окрестностях Наташиного Чрева. Насколько мне известно, расстреливают заложников, а допросы проводятся очень рьяно. Типичная для СС практика.

— Господин генерал, этим батальоном, случайно, командует не проходимец-араб? — спросил фон Дреле.

— Я так понимаю, он вовсе не проходимец, а двоюродный брат видного сторонника рейха, который в настоящее время вещает по радио на Ближний Восток из Берлина. И он очень решительный молодой человек. Вы с ним знакомы?

— Перекинулись парой слов.

— Итак, командир батальона получил некую информацию, которая позволяет выделить один конкретный район как наиболее вероятное место, где скрывается Белая Ведьма. Он собирается прочесать его с собаками. Если снайпер там, она сбежит через Наташино Чрево туда, где ее уже ни за что не найти.

— Господин генерал, что на этот раз собирается предпринять русская армия?

— Практически наверняка наступать. Да, скоро здесь станет очень горячо. У 1-го Украинского фронта больше миллиона двухсот тысяч человек, две тысячи двести танков и две тысячи восемьсот самолетов. И в самое ближайшее время все это устремится в одном направлении. А у нас есть только группа армий «Северная Украина», распыленная вдоль протяженной линии фронта. Людей и боевых машин у нас вдвое меньше, причем среди людей много венгров, а вы знаете, как они воюют. Так что когда иван двинется вперед, он сделает это со всей серьезностью. И посреди всего этого окажется бедная маленькая боевая группа фон Дреле, охотящаяся за одинокой девчонкой. Ваша задача — схватить ее, если она действительно направится к Наташиному Чреву, и передать полицейскому батальону. И ради бога, не обращайте внимания на миллион двести тысяч русских солдат.

— Будет исполнено.

— Я распорядился, чтобы вам выдали боеприпасы и все остальное. Вы также получите рацию, а вам известно, как их сейчас трудно достать. Разведка дивизии уже подготовила для вас карты. Я хочу, чтобы вы ознакомились с ними перед подробным инструктажем; вас уже ждут. Завтра утром в полседьмого утра за вами прибудет транспорт, чтобы доставить в Яремчу, и я надеюсь, что к полудню вы окажетесь на месте. Я буду ждать от вас ежедневное донесение, как и полицейский батальон. Нужно держать эсэсовцев в курсе, иначе они поднимут шум, а командир полицейского батальона — большой друг Гределя.

— Я все понял, господин генерал. Если позволите, один вопрос.

— Выкладывайте, — сказал фон Бинк.

— Если мы окажемся в дерьме и нам придется отражать мощную атаку, мне бы очень хотелось иметь в землянке огнемет. Иваны терпеть не могут укусов огнемета. Несколько струй горящей жидкости — и у них начисто пропадает желание идти вперед.

Огнемет «Фламменверфер-41» выплевывал потоки чистого пламени на расстояние двадцать пять метров порциями по полсекунды. Его боялись все: это был первобытный страх всего живого перед мощью огня.

— Хорошо, но только не сию минуту. Похоже, полицейский батальон также запросил огнеметы, а поскольку в комиссариате у них большой вес, они достанутся им, черт побери. Я распоряжусь, чтобы ребята из СС, закончив свое дело, сразу же связались с вами по рации. Я дам вам «Кюбель», чтобы вы смогли вернуться в Яремчу и забрать свой гранатомет.

— Замечательно, господин генерал.

— Послушайте, я понимаю, что вам это не нравится, но в ближайшие несколько дней все мы окажемся в дерьме и нам снова придется с боями отходить. Радуйтесь тому, что вы не на одинокой батарее противотанковых орудий, на которую надвигается тысяча красных Т-34.

— Так точно, господин генерал.

— И еще. Бобер, следи за своим языком, он может стоить тебе головы.

Третья интерлюдия в Тель-Авиве

Его осенило среди ночи.

— Гершон, ты куда?

— На работу.

— Гершон, это может подождать до утра. Ложись в кровать!

— Я не могу спать.

— В холодильнике есть йогурт, но я и не подумаю вставать, чтобы приготовить тебе кофе. Сваришь себе кофе сам, сумасшедший!

Он ехал по пустынным улицам Херцлии, похожей на любой пригород цивилизованного мира. Кое-где в окнах горел свет, но по большей части дома стояли темные, все давно уже спали в спокойствии и безопасности. Никто не нагрянет к ним, не арестует и не отправит в ночь и туман навстречу горькой судьбе, как это произошло с дедом и бабкой Гершона, сгинувшими в польском концлагере. То же самое постигло большинство родственников его жены. Дети Гершона, фотограф и учитель физкультуры, представляли себе все это как какую-то абстрактную часть истории семьи, не укорененную в чувствах. Да и сам он редко вспоминал об этом, поскольку его ум, механический в своей гениальности, основывался на математике, на памяти, на способности видеть закономерности и связи там, где это не видел больше никто другой. Гершон умел полностью отключить чувство сострадания, эмоции. Но сегодня по какой-то причине, когда он проезжал мимо домов, в которых мирно спали евреи, далекое прошлое снова ожило у него в сознании. Тогда евреев никто не защищал. А кто защищает их сейчас? Ну как же, лучшие военно-воздушные силы, сухопутная армия и военно-морской флот в мире. И Гершон Гольд.

Подъехав к «Черному кубу», Гершон убедился в том, что ситуация в мире остается стабильной: об этом свидетельствовали темные окна последнего этажа, где размещалось высшее руководство. Пройдя мимо удивленной охраны, Гершон направился к себе в закуток, предварительно прихватив из автомата стаканчик кофе, черного, без молока и сахара, и принялся за работу.

Его догадка: взглянуть на платину не как на богатство, финансы или универсальную смазку. Всего лишь как на металл. Физическое вещество, обладающее размерами и весом, нуждающееся в транспортировке, в охране. Вещество которое требуется доставить в…? Вот именно, куда?

Тезис сегодняшнего рабочего дня: платину, недавно купленную за шестнадцать миллионов долларов, необходимо доставить в место назначения. Вряд ли ее просто отправили по почте. Гершон подсчитал, что такое количество платины должно весить около трехсот десяти килограммов, однако если учесть ее высокую удельную плотность, по объему это будет большая коробка из-под обуви, хотя обыкновенно драгоценные металлы помещаются в контейнеры, которые можно перевозить на тележках. Где платину забрали, куда ее отправят? Гершону не составило особого труда установить, что практически всю платину АМПЛАТС отправляет из собственного обогатительного комплекса в Йоханнесбурге по железной дороге в Порт-Элизабет, после чего доставляет до места кораблем, поскольку в большинстве случаев груз получается слишком габаритным, чтобы транспортировать его по воздуху. Однако данная партия платины — это исключение. Триста десять килограммов запросто можно погрузить в самолет, а поскольку авиационные перевозки интенсивнее морских примерно в двадцать раз, проследить за этим будет значительно сложнее.

И все же… Гершон прекрасно знал правила игры, и ему было известно, что все южноафриканские экспортеры, и в том числе АМПЛАТС, должны регистрировать свои операции в департаменте налогов и сборов Южно-Африканской республики. Там для удобства экспортеров и импортеров используется единый документ для всех товаров, пересекающих границу. Смысл этого документа, в частности, состоит в том, чтобы проследить за надлежащим декларированием всех экспортируемых товаров. От экспортера или его агента требуется указать иностранного получателя товара, место назначения, метод транспортировки и предполагаемую дату отгрузки. Затем декларация передается в таможенную службу, подчиняющуюся департаменту налогов и сборов.

Итак: как взломать защиту ДНС и ознакомиться с декларацией АМПЛАТС на экспорт партии платины стоимостью шестнадцать миллионов долларов?

Ответ: с помощью программы «Каин и Авель», скачанной в «Теневой сети», нелегальном секторе Всемирной паутины, известном большинству профессионалов, но недоступном посторонним. Программа «Каин и Авель» представляла собой инструмент для подбора паролей. Она легко позволяла получать доступ к закрытым базам данных посредством осторожного обнюхивания Сети, затем использования словарей, криптоаналитических методов, а при необходимости и просто грубой силы. Больше того, с ее помощью Гершон скачивал из Интернета передаваемые потоки аудио— и видеоинформации, перехватывал зашифрованные пароли и отслеживал маршруты распространения данных.

Запустив свою копию «Каина и Авеля», Гершон нацелил ее на сервер аутентификации департамента налогов и сборов Южно-Африканской республики. Долго ждать не пришлось. Где-то далеко в Южной Африке один из операторов, занимавшихся вводом данных, завершил сеанс, и Гершон вошел в систему, прикрываясь его тенью: ему открылась вся имеющаяся в архивах информация.

Гершон открыл огромный файл, посвященный деятельности АМПЛАТС, многократно сократил объем поисков, ограничив временной интервал сделки несколькими днями. Если исходить из предположения, что «Нордайн» приобрела крупную партию и расплатилась сразу же, то получалось, что приобретенный товар требовался ей в кратчайшие сроки. Среди тонн, поставляемых автомобильным концернам, граммов, поставляемых ювелирам, и килограммов, поставляемых онкологическим клиникам, Гершон отыскал одну партию под номером АМ43367, отправленную компании «Нордайн керамикс», расположенной в России, в Астрахани, на северной оконечности Каспийского моря, в том месте, где в него впадала Волга.

Так кому же в России понадобилась партия платины стоимостью шестнадцать миллионов долларов, особенно если учесть, что Россия по производству платины занимает… второе место в мире? Это был классический сценарий с поставками угля в Ньюкасл, имевший смысл только в том случае, если требовалось сохранить сделку в тайне.

И вдруг появилось еще одно указание на это же самое место: Астрахань, грязный порт, живущий добываемой из-под дна Каспия нефтью, а также осетром, икра которого и есть знаменитая черная икра. Убогий российский провинциальный городишко с населением в полмиллиона душ. Но Гершону удалось перехватить — опять-таки с помощью «Каина и Авеля» — отправку электронного сообщения от члена «Союза предотвращения вторжения» в головной офис в Грозном с просьбой повысить расценки суточных, предположительно потому, что в остальной России стоимость услуг проституток была выше, чем в Чечне.

Итак, в одном русском городе имеется группа сотрудников службы безопасности, а также партия платины стоимостью шестнадцать миллионов долларов. Но Астрахань — город большой. Где именно искать?

Сначала он думал преодолеть систему защиты базы данных аэропорта имени Нариманова и выяснить, какие грузовые самолеты прилетали в Астрахань из Йоханнесбурга, какие таможенные документы заполнялись, куда дальше отправился груз. Да, но для зафрахтованного самолета, «Боинга-737», принадлежащего панамской компании «Харрикейн карго», расстояние беспосадочного перелета из Южной Африки в Россию было слишком большим, следовательно, он должен был приземлиться где-то для дозаправки, скорее всего, где-нибудь на полпути, в Эритрее. И тогда, вполне вероятно, в документах аэропорта имени Нариманова в качестве отправной точки значится уже Эритрея. Сортировка такого рода потребует поисков на совершенно другом уровне, а на это уйдет время, время и еще раз время.

Вместо этого Гершон решил просмотреть сделки с недвижимостью промышленного назначения, совершенные в Астраханской области в последнее время, и обнаружил, что база данных находится в открытом доступе, поэтому никаких хитрых уловок не понадобилось. Он предположил, что тому, кто собирается делать что-то с тремястами десятью килограммами платины и у кого наготове имеется служба безопасности для защиты этого дорогостоящего предприятия, скорее всего, потребуется какой-нибудь старый завод. А на старом заводе в первую очередь территорию нужно будет окружить новым забором, камерами видеонаблюдения, сигнализацией, датчиками движения, детекторами, реагирующими на нажатие, и так далее. Потребуются электричество и вода, а также система пожаротушения. Скорее всего, потребуется еще какое-то оборудование, и характер этого оборудования с большой вероятностью откроет, что именно собирается производить «Нордайн».

Ах вы, плохие ребята, вы прилагаете столько сил, чтобы скрыть свою игру! Но папа Гершон рано или поздно выведет вас на чистую воду.

Он принялся за работу.

Глава 33

Яремча

Карпаты

Наши дни

Рана в боку, оставленная прошедшей вскользь пулей, практически не кровоточила. Зато кровоточил локоть, разбитый о зубы убийцы. Свэггер обмыл и перевязал рану, но все же его удивило, как сильно онемела вся левая рука, отчего на следующий день длительная поездка в трясущемся на ухабах автобусе в горы оказалась весьма неприятной.

Свэггер не стал ничего говорить Рейли, не желая напрасно ее беспокоить. Не упомянул он ей и об утверждении Стронского насчет «американцев». Это была какая-то чушь, сбивавшая с толку, добавлявшая новое измерение, которое могло завести куда угодно, в том числе в тупик. Свэггер снова и снова прокручивал в голове заявление Стронского, пытаясь определить, какой интерес мог быть у Соединенных Штатов в этой глухой окраине Украины, в разгар войны, абсолютно неизвестной большинству американцев шедшей семьдесят лет назад.

Они встретились, устроились в гостинице, отдохнули и сейчас стояли на пешеходном мостике через Прут, чуть выше того места, где вода срывалась со скал и с ревом и брызгами обрушивалась вниз, заполняя воздух туманом. Стальной, опирающийся на железобетонные сваи мост явно был построен недавно. Однако прежний мост находился именно здесь, и если верить рисунку на тарелке, Гредель стоял на нем, когда Мила сделала свой безнадежный, обреченный выстрел.

— Пытаюсь определить, откуда она стреляла, — сказал Свэггер, оглядываясь по сторонам и читая окружающую местность.

Он видел перед собой водопад, невысокие каменистые берега реки, а справа вдалеке — склоны гор. На грубом рисунке офицеры, стоящие рядом с Гределем, указывали примерно в эту сторону. Но Свэггер не принял такую версию. По всей видимости, художник не был очевидцем события и воспроизводил его по чужим словам. Мила не могла стрелять оттуда.

— Понимаешь, расстояние слишком большое. Тысяча ярдов. С такого расстояния Мила не попала бы в цель ни из одной винтовки, которая могла бы оказаться у нее в руках. Она должна была находиться значительно ближе.

Свэггер окинул взглядом окружающий пейзаж. Несомненно, немцы зачистили оба берега реки. Скорее всего, они согнали жителей деревни на узкую полоску земли под мостом, где Свэггер нашел гильзу от пулеметного патрона.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он устремил взгляд поверх фальшивой украинской деревни из сувенирных ларьков туда, где когда-то находилась Яремча, и продолжил изучение складок местности. Опять берег, занятый немцами, а слева над ним — обширный склон высотой ярдов двести, заросший белыми соснами, уходящий от моста еще на полмили, то самое место, где зелень хвои имела более светлый оттенок, как заметила еще в прошлый раз Рейли.

— Мила должна была находиться там, — уверенно произнес Свэггер. — Я не представляю себе, как немцы могли оцепить это место. Мила могла приблизиться практически вплотную и выстрелить из любой винтовки. И оптический прицел ей бы не понадобился. Она ни за что не стала бы стрелять издалека, зная, что обязательно промахнется.

Какое-то время они разглядывали склон горы.

— Мила была там, наверху, — задумчиво промолвил Свэггер. — Ты ничего не замечаешь?

— Гора как гора.

— Присмотрись к деревьям. Оттенок, не забыла?

В ярких лучах прямого солнечного цвета граница между более светлой и более темной зеленью просматривалась отчетливо.

— У меня что-то есть. Какое-то чувство… проклятие, ничего! Но может быть.

Не договорив, Свэггер задумался и в конце концов пришел к выводу: да, все складывается.

— Что там у тебя?

— Более светлый оттенок.

— Ну?

— Хвоя зеленее, потому что сосны молодые, — уверенно заявил Свэггер. — Они выросли уже после 1944 года.

— Ну хорошо, сосны молодые.

— Кажется, я догадался, что задумали немцы.

Глава 34

В горах в окрестностях Яремчи

Карпаты

Середина июля 1944 года

Такое происходило довольно редко, но иногда случалось — сон получался глубокий, крепкий, без кошмарных видений. Он прогонял страхи, усталость, чувство тревоги. Это было самое настоящее блаженство. В глубине пещеры, скрытой ветками, Мила наконец подкрепила силы сном. Казалось, он длился бесконечно, бархатный и без швов, чистое наслаждение полного забытья и.

— Что? В чем дело?

— Взгляни вот на это. Честное слово, иди сюда, ты должна это увидеть.

Это был Учитель. В его голосе прозвучала такая настойчивость, что Мила не стала спорить. Что бы ни произошло, она должна это увидеть.

До рассвета оставался еще примерно час. Небо было таким же, как сон Милы, — черным, бархатным, лишенным глубины и какого-либо свечения. Но на востоке виднелось какое-то сияние.

— Что это такое? Что происходит?

— Иди сюда, смотри, это просто поразительно!

Мила прошла следом за Учителем по лесной тропинке, погруженной в темноту, чувствуя, как деревья качаются на ветру, слушая шелест сосновых иголок, скрипы и стоны неохотно гнущихся массивных ветвей.

— Началось наступление? Подошла Красная армия?

— Нет, это что-то другое. Я не могу понять, в чем дело.