Вояж Стил Даниэла
– Начните хоть с середины, только не тяните!
– Хорошо, тогда все-таки с начала. Я попробую коротко. Мне было пятнадцать лет, я уже встречалась с Бобби Джо, за которого вышла вскоре после окончания школы. Пару раз он меня бросал, и однажды я пошла на вечеринку с другим парнем… – Мэдди замялась и нахмурилась. Джек был прав: как об этом ни рассказывай, она будет выглядеть шлюхой. Что Билл о ней подумает? Ей не хотелось оправдываться. Она взволнованно посмотрела на него.
– Что с вами?
– Представляю, что вы обо мне подумаете, когда я расскажу… – Ей это было очень важно, важнее, чем она представляла, начиная свой рассказ. Она уже раскаивалась, что поспешила с признанием.
– Позвольте мне судить самому. Уверен, наша дружба все вынесет, – подбодрил ее Билл.
– Я боюсь за ваше отношение ко мне. – Но Мэдди была готова рискнуть. Она была настолько уверена в нем, что не боялась стать предельно откровенной, лишь бы поделиться с ним самым важным. – В общем, у меня появился другой парень. Мы переспали, хотя очень зря… Он был такой красавчик, такой хороший… Это была не любовь, а просто замешательство и одиночество. Его внимание мне польстило.
– Не надо оправдываться, Мэдди, – ласково произнес Билл. – Все в порядке. Чего только не бывает! Я большой мальчик, стерплю.
Она благодарно улыбнулась. Какая пропасть между его реакцией и теми оскорблениями, которые обрушил на нее муж: «потаскуха», «шлюха», «нищая белая шваль»!
– Спасибо. Это было признание номер один. А теперь признание номер два: я забеременела. Мне было всего пятнадцать, отец меня чуть не прибил. Я спохватилась только через четыре месяца. Что вы хотите: я молоденькая, хорошенькая и глупенькая. Делать что-либо уже поздно. У меня ни гроша. Наверное, я все равно родила бы, даже если бы раньше заметила, что беременна.
– И вы родили ребенка? – В его тоне было изумление, но не осуждение. Понимая, как важна эта разница, Мэдди утвердительно кивнула.
– Родила. Но до вчерашнего дня об этом почти никто не знал. Я уехала на пять месяцев в другой город, там пошла в школу, там и родила. Девочку… – Говоря это, она невольно прослезилась. – Я видела ее всего один раз. Когда выписывалась из больницы, мне дали ее фотографию – все, что у меня от нее осталось. Потом даже фотографию выбросила из страха, что ее найдет Джек. Ему я ничего не говорила. Я отдала малышку на удочерение, а сама как ни в чем не бывало вернулась домой. Бобби Джо знал, но ему было наплевать, и мы снова стали встречаться.
– А что отец ребенка?
– Я сказала ему о своей беременности, но он никак не отреагировал. У его родителей был магазин стройматериалов, нас они считали швалью и, наверное, были правы. Они убедили сына, что ребенок скорее всего чужой. Не думаю, что он им поверил, просто боялся перечить, к тому же мы с ним были едва знакомы. Когда ребенок родился, я ему позвонила, но он не перезвонил. А через три недели он погиб в автокатастрофе – лобовое столкновение. Вряд ли он знал о рождении ребенка… А я не знала, кто удочерил мою девочку, – продолжила Мэдди, немного отдышавшись.
Рассказывать обо всем оказалось труднее, чем она думала, – она сильно волновалась. Билл сжал под столом ее руку, чтобы подбодрить. Он все еще не догадывался, к чему приведет предыстория, просто думал, что Мэдди решила облегчить душу.
– В те времена данные о приемных родителях не разглашались, так что надежды что-то выяснить не было, поэтому я и не пыталась. После окончания школы вышла замуж за Бобби Джо, а еще через восемь лет удрала. Мы развелись, и я вышла за Джека. Знаю, это нехорошо, но я не рассказывала ему о своем ребенке – духу не хватило. Боялась, что он меня разлюбит, если узнает. – Она снова пыталась сдержать слезы, и официантка, собиравшаяся принять у них заказ, благоразумно отошла от столика. – Я все время скрывала это. Я сама боялась прикоснуться к этому кусочку своего прошлого. Даже думать об этом было невыносимо.
Теперь и Билл почувствовал ком в горле.
– А вчера, – Мэдди попыталась улыбнуться, стискивая его руку и не стесняясь своих слез, – она объявилась у меня на работе!
– Кто? – Он боялся своей догадки, слишком невероятной: такое случается только в книгах и в кино.
– Лиззи, моя дочь! – гордо произнесла Мэдди. – Она искала меня целых три года. Люди, удочерившие ее, через год погибли. Бедняжка попала в сиротский приют в Ноксвилле. Я жила в этом городе и ничего не знала! Думала, что ее счастливо удочерили, у нее есть семья. Если бы я только могла… – Она всхлипнула. Зато теперь они обрели друг друга, и это главное. – Все эти годы она кочевала по приемным семьям. Сейчас ей девятнадцать лет, она живет в Мемфисе, учится и работает официанткой. Она красавица. Вот увидите! – В голосе Мэдди звучала гордость. – Вчера мы провели вместе пять часов. Сегодня она уехала обратно в Мемфис, но скоро я привезу ее сюда. Пока что я ничего ей об этом не сказала, но хочу, чтобы она жила здесь, если ей самой это понравится. Я позвонила ей вчера вечером… – Мэдди цеплялась за руку Билла и уже не говорила, а хрипела. – Она назвала меня мамой.
Эта поразительная история растрогала его.
– Как же она сумела вас отыскать? – Он был признателен Мэдди за откровенность и за счастливый финал истории.
– Сама толком не знаю… Искала – и нашла. Наверное, она побывала в Гетлинберге, городе, где родилась, и что-то выяснила. В ее свидетельстве о рождении был указан мой возраст. Она прошлась по тамошним школам и нашла учителя, который все вспомнил. Ей сказали, что меня звали Мадлен Бомон. Самое удивительное, что никто не отождествил Мадлен Бомон с Мэдди Хантер. Хотя прошло почти двадцать лет, наверное, я с тех пор сильно изменилась. Но Лиззи все равно догадалась, увидев меня в выпуске новостей. Я никогда не рассказывала в эфире о своем прошлом, мне особенно нечем гордиться… – На самом деле Джек позаботился, чтобы ей было стыдно за свое прошлое.
– Как раз есть чем! – возразил Билл и сделал официантке жест, чтобы она не беспокоила их еще несколько минут.
– Спасибо, Билл. В общем, потом она отправилась в Чаттанугу и разобралась в том, что больше никому не приходило в голову. Она говорит, что смотрит мои передачи. Где-то вычитала, что моя девичья фамилия была Бомон. Она читает запоем!
Это было сказано с такой гордостью, что Билл не удержался от улыбки. Мэдди внезапно стала матерью – с опозданием на 19 лет, но лучше поздно, чем никогда. К тому же дочь появилась в ее жизни в самый нужный момент.
– Она пришла на студию и попыталась найти меня. – Лицо Мэдди стало серьезным. – А ее отправили к Джеку. Он придумал дикую систему, при которой все, кто спрашивает меня, попадают к нему. Он утверждает, что это сделано ради моей же безопасности, но теперь я понимаю, что это способ контролировать меня и людей, с которыми я общаюсь. Он ей наврал, – даже сейчас Мэдди было трудно в это поверить, – что моя девичья фамилия не Бомон и что я родом не из Чаттануги. То ли она ему не поверила, то ли просто проявила упорство, унаследовав это от меня, но вчера она проникла в наше здание, выдав себя за разносчицу, и поднялась ко мне. Сначала я испугалась, что она – очередная чокнутая. У нее было странное выражение лица, она сильно нервничала. А потом она все мне рассказала… Так что у меня появилась дочь.
Теперь Мэдди сияла. Этой чудесной истории нельзя было не поверить. Биллу оставалось только молча утирать слезы облегчения.
– Ну и ну! – выдохнул он. – А как отреагировал на все это Джек? Теперь вы поставили его в известность?
– Поставила и спросила, почему он ничего мне не сказал. Он ответил, что принял ее за самозванку и испугался, что она станет меня шантажировать. И тут же стал обвинять меня в том, что я утаивала от него свое прошлое. Это его взбесило, и я думаю, что он прав. Знаю, я поступала дурно. Мне было страшно – не знаю, достаточное ли это оправдание. А может, я была отчасти права, потому что теперь он обзывает меня потаскухой и шлюхой и грозится уволить. Ни о какой дочери он и слышать не желает. Но я все равно ее больше не отпущу.
– Конечно, нет! Какая она? Такая же красавица, как мать?
– Куда мне до нее! Билл, она – чудо: такая милая, само очарование! У нее никогда не было настоящего дома, не было любящей матери. Мне хочется так много для нее сделать!
Биллу оставалось надеяться, что девушка окажется такой воспитанной и порядочной, как считает Мэдди. В любом случае она уже считала ее частью своей жизни.
– Джек говорит, что не пустит ее на порог. Он боится скандала, боится за мой имидж, если все выплывет наружу.
– А вы сами?
– Я ничего не боюсь, – честно ответила Мэдди. – Я совершила ошибку. Это может случиться с кем угодно. Уверена, люди все поймут.
– Вашему имиджу это скорее принесет пользу, а не навредит. А вообще-то возникают дела поважнее… Какая трогательная история! – сказал он тихо.
– Самое счастливое событие во всей моей жизни! Я не заслужила такого счастья.
– Конечно, заслужили, – строго возразил Билл. – Вы говорили об этом доктору Флауэрс?
– Да, вчера вечером. Она очень рада за меня.
– Чему же тут удивляться, Мэдди? Я тоже страшно рад. Это чудесный подарок, которого вы заслуживаете. Всю жизнь прожить бездетной – это трагедия. А девочке нужна мать.
– Она так же счастлива, как я.
– Кстати, реакция Джека меня совсем не удивляет. Он не упускает ни одной возможности продемонстрировать вам, какой он сукин сын. Его слова непростительны, Мэдди. Он вас запугивает и заставляет чувствовать себя виноватой. – Оба знали, что ни на что другое Джек попросту не способен.
Наконец-то они заказали еду и устроились поудобнее, чтобы продолжить беседу. Время бежало быстро, и, когда спохватились, было уже полтретьего дня.
– Как же вы теперь поступите? – озабоченно спросил Билл. Ей необходимо было принять несколько решений, касающихся не только вновь обретенной дочери. Муж-деспот не мог исчезнуть как по волшебству.
– Пока не знаю. Наверное, через неделю-другую съезжу в Мемфис, повидаюсь с Лиззи. Хочу, чтобы она перевелась учиться сюда.
– В этом я мог бы вам помочь. Когда будете готовы, дайте мне знать.
– Спасибо, Билл. Еще мне предстоит разобраться с Джеком. Он страшно боится скандала в прессе.
– Ну и что? Вам-то какое до этого дело? – Вопрос был логичный, и Мэдди, обдумывая его, покачала головой.
– Мне важна только реакция Джека. Он меня совсем замучает. – Такая опасность существовала. Билла больше всего беспокоило, как все это скажется на самой Мэдди.
– Жаль, что я завтра уезжаю в Вайнъярд, – сказал он, хмурясь. – Если хотите, я могу остаться, хотя не знаю, как сумел бы повлиять на поведение Джека. Я по-прежнему считаю, что единственный выход для вас – уйти от него.
– Знаю. Но мы с доктором Флауэрс сошлись на том, что я еще не готова. Слишком многим я ему обязана, Билл.
– С этим доктор Флауэрс тоже согласна? – Ему явно не по душе было это промедление. Мэдди застенчиво улыбнулась.
– Нет, не согласна. Но при этом понимает, что пока у меня связаны руки.
– Не ждите слишком долго, Мэдди. Он того и гляди на вас накинется. Ему может стать мало морального тиранства. Вдруг он поднимет ставки?
– Доктор Флауэрс опасается, что он отпустит тормоза, если я стану более независимой.
– Тогда зачем тянуть? Какой смысл рисковать, навлекать на себя опасность? Нет, Мэдди, вам надо поспешить.
Не удивительно, что красавице, умнице, сделавшей блестящую карьеру Мэдди позавидовала бы сейчас любая американка, многое отдавшая бы за возможность занять ее место. В глазах окружающих она олицетворяла независимость, и не зря: у нее были силы, чтобы вырваться из капкана. Одного не знали люди – сама Мэдди не пожелала бы никому оказаться сейчас на своем месте. Жестокое обращение – вещь деликатная, как бы странно это ни звучало. И Джек быстро учился. Он выстраивал вокруг жены непробиваемую стену, заражал ее чувством вины и страха, связывал по рукам и ногам, чтобы не дать уйти, хотя никто вокруг не сомневался, что ей ничего не стоит сделать это. Собственная жизнь казалась теперь Мэдди замедленным кино, но при всем старании ей не удавалось ускорить ритм. Ее не покидало чувство, что она обязана Джеку жизнью. Билл, наблюдая за новой подругой, боялся, что Джек способен перейти от морального насилия к физическому, особенно если утратит возможность контролировать жену. Даже она поняла, к чему все идет, просто была еще слишком напугана, чтобы что-то предпринять. Чтобы набраться храбрости и бежать от Бобби Джо, ей потребовалось восемь лет. Биллу оставалось только надеяться, что в этот раз все решится быстрее.
– Обещайте звонить мне в Вайнъярд, Мэдди. Иначе я не успокоюсь! – Он не преувеличивал, в последнее время Мэдди не выходила у него из головы; такого он не ожидал и пока еще не мог себе объяснить. Он продолжал горевать по погибшей жене, был даже одержим ею, ведь он только-только закончил книгу о ней. Но в последнее время его все чаще отвлекали от траура мысли о Мэдди, обычно радостные. – Я позвоню вам на работу. – Звонить ей домой он побаивался – не хотел добавлять к богатому пыточному арсеналу Джека еще и ревность.
– Обещаю звонить. Не беспокойтесь, со мной ничего не случится. У меня масса дел. Возможно, мы отправимся на несколько дней в Виргинию. Хорошо бы взять с собой Лиззи, но, думаю, Джек не позволит.
– Я бы предпочел, чтобы вы уехали отсюда, – хмуро сказал Билл.
Личной заинтересованности в этом у него не было, их отношения никак нельзя было назвать романом. Но, наблюдая ее страдания, он чувствовал себя беспомощным и от этого испытывал злость и отчаяние. Иногда ситуация напоминала Биллу о бесконечных месяцах, пока его жену удерживали заложницей. Он ежеминутно ждал новостей и был почти сломлен своим вынужденным бессилием. Именно это и подтолкнуло его в итоге к тому, чтобы начать действовать самостоятельно. Своим отчаянием он убил Маргарет, во всяком случае, так он думал. В каком-то смысле нынешняя история с Мэдди выглядела до боли похожей на ту.
– Я хочу, чтобы вы были крайне осторожны, – сказал Билл на прощание, проводив Мэдди к машине, стоявшей у ресторана. – Старайтесь избегать опасных ситуаций. Наверное, сейчас не время конфликтовать с Джеком. Вы ничего не должны доказывать, Мэдди. Вам не нужно добиваться от него согласия. Ваша задача – уйти, когда вы будете к этому готовы. Он вас не освободит, вам придется освободиться самой и бежать от него во весь опор до самой границы.
– Я знаю. Когда бросила Бобби Джо, я оставила на столе обручальное кольцо и в буквальном смысле пустилась наутек. Ему понадобились месяцы, чтобы разузнать, куда я подевалась, а к тому времени мы уже были с Джеком. В первые месяцы работы на канале моей охране позавидовал бы сам папа римский!
– Вполне возможно, вам придется повторить этот подвиг еще раз. – Стоя рядом с Мэдди у машины, Билл жадно в нее вглядывался. – Не хочу, чтобы Джек делал вам больно. – У него чуть не вырвалось «или убил вас», но он успел прикусить язык, хотя считал, что Хантер на это способен: это человек без морали и без души. Билл уже повесил на него ярлык социопата, напрочь лишенного совести. – Берегите себя! – Вспомнив про ее дочь, Билл улыбнулся. – Мама… Мне нравится думать о вас как о матери. Вам это к лицу.
– Мне тоже нравится. Это так здорово! – Мэдди радостно рассмеялась.
– Наслаждайтесь заслуженным счастьем. – Он тепло обнял ее и остался стоять на обочине, провожая взглядом машину.
Через два часа ей доставили огромный букет бледно-розовых цветов с красными воздушными шариками, красным плюшевым мишкой и запиской на открытке: «Поздравляю с новой дочерью! С любовью, Билл». Мэдди спрятала открытку в ящик стола и стала любоваться цветами. Как мило с его стороны! Она была растрогана и позвонила Биллу, чтобы поблагодарить, но он еще не вернулся, поэтому она оставила на автоответчике сообщение с благодарностью и восторгами по поводу букета.
Мэдди все еще улыбалась, глядя на цветы и вспоминая ланч с Биллом, когда час спустя к ней заглянул Джек.
– Что за детский сад? – фыркнул он, указав на шарики и мишку. Его гримаса не предвещала ничего хорошего.
– Невинная шутка, ничего особенного.
– Не морочь мне голову! Кто это прислал? – Джек поискал открытку и не нашел. Мэдди лихорадочно соображала, от кого бы мог быть букет.
– Мой психотерапевт. – Выдвинув эту версию, поняла, что совершила ошибку: она посещала такого специалиста несколько лет назад, потом Джек положил этому конец. Он усмотрел в сеансах угрозу для себя и убеждал жену, что специалист – шарлатан. Ей было проще перестать ходить к нему, чем воевать с Джеком. Теперь понятно, что все это входило в его план, цель которого – полностью ее изолировать.
– Опять ты за старое? С каких пор?
– Она просто добрая знакомая из комиссии против жестокого обращения с женщинами.
– Избавь меня от этой чепухи! Кто она такая? Очередная феминистка-лесбиянка?
– Ей скоро восемьдесят, у нее куча внуков. Очень интересная женщина!
– Могу себе представить! Наверное, в глубоком маразме? Учти, Мэдди, станешь болтать направо и налево – скоро прочтешь о себе в таблоидах. Надеюсь, тебе понравится, потому что в тот же день ты вылетишь с работы. На твоем месте я бы заткнулся. И передай этой маленькой стерве из Мемфиса, чтобы не смела трепать языком, не то я засужу ее за клевету.
– Объявить себя моей дочерью – не значит оклеветать, – процедила Мэдди, стараясь казаться спокойной. – Это значит сказать правду. У нее есть на это право. Но она все равно обещала молчать. И не называй ее стервой, Джек, она моя дочь. – Это было сказано четко и вежливо. Он уставился на жену со злобным видом.
– Не учи, что мне делать, Мэдди. Не забывай, что принадлежишь мне с потрохами.
Она уже готовилась ответить ему, но тут вошла ее секретарь, и разговор закончился. Джек сказал главное: Мэдди – его собственность. Целых девять лет она не спорила с этой его уверенностью, потому что думала так же. Но теперь этому пришел конец. Для действий она еще не набралась смелости, но по крайней мере в ее голове уже прояснилось.
Через несколько секунд Джек хлопнул дверью и отправился к себе наверх.
Буквально в следующий миг зазвонил телефон. Это был Билл: он прослушал ее сообщение и был польщен.
– Чудесные цветы! – повторила Мэдди, снова просияв. Стычка с мужем оставила ее почти равнодушной. Она радовалась, что сообразила спрятать открытку, иначе ей было бы несдобровать. – Вы так внимательны! Я очень вам благодарна, Билл. И за ланч спасибо.
– Я уже по вам скучаю. – Его голос звучал молодо и немного смущенно. Он много лет не посылал цветы никому, кроме жены, но тут не удержался: поздравил Мэдди с возвращением дочери. Билл знал, насколько это ей важно, и был до глубины души тронут ее рассказом и доверием к нему. Он дал себе слово не предавать ее. Теперь его обуревало желание ей помочь, ведь они стали друзьями. – И буду скучать.
Из его уст такие слова звучали странно, и оба не могли этого не заметить. Мэдди почувствовала, что и ей будет его не хватать. Она уже полностью доверяла Биллу, хотя они и встречались нечасто. Зато беседовали теперь ежедневно. Его отъезд в Вайнъярд не мог помешать этим беседам; только по выходным он не мог ей звонить – для нее это было бы слишком опасно.
– Я вернусь через две недели, Мэдди. Постарайтесь прожить это время с удвоенной осторожностью.
– Обязательно, обещаю. А вы насладитесь обществом ваших детей.
– Жду не дождусь встречи с Лиззи, – отозвался Билл.
У нее было ощущение, что с последним фрагментом сложилась вся мозаика ее жизни. Все, чего раньше ей недоставало, появилось и встало на свои места. Мэдди почувствовала это всем сердцем, всей душой.
– Скоро встретитесь, Билл. Счастливо!
Повесив трубку, она, уставившись в окно, стала думать о Билле и его знаках внимания и добром отношении, в очередной раз порадовавшись их дружбе. Жизнь непредсказуема: чего-то лишает, что-то дарит… Мэдди многого лишилась в жизни, зато познакомилась с новыми людьми, увидела новые края. Теперь с прошлым они квиты. Оставалось позаботиться о будущем. Она надеялась, что судьба опять будет к ней милостива.
В своем доме на Данбартон-стрит Билл тоже застыл перед окном. Его молитва, посвященная Мэдди, была определеннее: он просил для нее безопасности, всеми фибрами души чувствуя, что над ней нависла угроза. Она даже не могла вообразить, насколько все серьезно.
Глава четырнадцатая
Две недели, что отсутствовал Билл, прошли для Мэдди спокойно. Они с Джеком отправились на неделю в Виргинию, а там у него обычно улучшалось настроение: он обожал своих лошадей и ферму. Несколько раз он летал оттуда в Вашингтон – на совещания с президентом. Мэдди пользовалась его отсутствием, чтобы позвонить Биллу в Вайнъярд. Раньше он ежедневно звонил ей на работу.
«Как Джек себя ведет?» – спрашивал Билл с тревогой в голосе.
«Все хорошо», – уверяла Мэдди. На отдыхе она скучала, но все же ощущала себя в безопасности. За жестокостью у Джека обычно следовало благодушие. Казалось, он стремился доказать жене, что все недавние беды – плод ее воображения. Доктор Флауэрс предупреждала Мэдди: этот классический стиль поведения даже имел специальное название – «газовая горелка» – и преследовал цель не только выставить ее сумасшедшей, но и заставить ее саму сомневаться в своем здравомыслии, если она посмеет пожаловаться на мужа. В Виргинии Джек следовал именно этой тактике: делал вид, что история с Лиззи совершенно его не злит, хотя повторял, что Мэдди не следует ехать в Мемфис – ее, дескать, могут узнать, к тому же там слишком жарко… Он не желал отпускать ее от себя, был необычайно нежен и обходителен до такой степени, что напоминать о происшествии в Париже теперь было бы глупо. Впрочем, и Мэдди избегала любых споров, хотя доктор Флауэрс предостерегала, что это само по себе может насторожить Джека. Зато она не кривила душой, когда говорила Биллу, что в Виргинии ей спокойно.
«Как ваша книга?» – спрашивала она его каждый раз, привыкнув к его ежедневным отчетам о том, как продвигается работа.
– Дописал! – гордо отрапортовал он в последний выходной перед ее возвращением из Виргинии. Обоим не терпелось обратно в Вашингтон. К тому же в понедельник должно было состояться очередное заседание их комиссии. – Даже не верится…
– Не терпится прочесть!
– Вряд ли это будет приятным чтением.
– Я этого и не жду. Все равно знаю, что буду в восторге. – Мэдди не имела никакого основания гордиться Биллом, но ничего не могла с собой поделать – гордилась.
– Как только текст перепечатают набело, я преподнесу вам копию. Мне тоже не терпится, чтобы вы прочли мой труд.
Повисло смущенное молчание. Он не знал, как признаться, что не перестает о ней думать, что сам не свой от волнения за нее.
– Мне так хочется с вами увидеться, Мэдди! Из-за вас я потерял покой.
– Не стоит, я в порядке. В следующий уик-энд я увижусь с Лиззи: она навестит меня в Вашингтоне. Предвкушаю, как познакомлю ее с вами. Я много ей о вас рассказывала.
– Не представляю, чего вы ей про меня наговорили… – смущенно пробормотал Билл. – Она, наверное, воображает меня памятником доисторической эпохи и заранее зевает от скуки!
– Мне с вами совсем не скучно, Билл, а это главное. Вы – мой лучший друг.
Таких теплых близких отношений не было у Мэдди на протяжении долгих лет ни с кем, кроме Грега; тот, кстати, завел в Нью-Йорке новую пассию, но все равно иногда звонил. Оба знали, что, когда трубку берет Джек, даже сам факт звонка Грега остается Мэдди неизвестным, не говоря о его содержании. О том, чтобы передать ей трубку, и речи быть не могло. Поэтому они с Биллом были чрезвычайно осторожны с периодичностью и условиями своих телефонных переговоров.
– Я тоже по-особенному к вам отношусь, – сказал Билл, подбирая слова, но все равно недовольный выбором. Он еще не разобрался в своих чувствах к Мэдди: она была для него и дочерью, и другом, но в то же время оставалась желанной женщиной.
Точно так же относилась к нему и Мэдди. Иногда он казался ей старшим братом, а иногда она страшилась тех чувств, которые он у нее вызывал. Оба еще ни разу не пытались признаться в своих чувствах друг другу.
– Давайте пообедаем перед заседанием комиссии в понедельник. У вас получится?
– Я с радостью!
Смущение Мэдди усугублялось тем, что в последний уик-энд в Виргинии Джек был с ней особенно ласков: преподнес букет садовых цветов, принес завтрак в постель, гулял с ней, рассказывал, как она для него важна. Занимаясь с женой любовью, был нежен и осторожен, как никогда. Неужели его прежняя жестокость – действительно плод ее фантазий? Опять ей было стыдно за то, что она наговорила о нем Биллу, Грегу, доктору Флауэрс, хотелось исправить превратное впечатление о своем любящем муже. В голову закрадывалась мысль: уж не она ли во всем виновата? Вдруг она сама будит в нем худшие инстинкты? Когда Джек хочет, да еще при поощрении с ее стороны, он умеет быть сущим ангелом!
Как только супруги вернулись в Вашингтон, Мэдди поспешила растолковать все это Юджинии. Но та сразу ее одернула и сурово предостерегла:
– Будьте начеку, Мэдди, вы балансируете на краю пропасти. Вам приготовлена хитроумная ловушка. Он знает, на какие мысли наводил вас недавно, и теперь доказывает, что вы ошибались, внушает вам, что вы сами были во всем виноваты.
Джек выходил у доктора Флауэрс талантливым учеником Макиавелли, Мэдди было даже жаль его. Она мастерски его оболгала, убедив даже профессионала… Правда, за ланчем с Биллом она умолчала об этом из страха, что он окажется заодно с психиатром. Вместо этого речь зашла о его книге. Оказалось, что несколько месяцев назад через агента он уже продал права на ее издание.
– Какие у вас планы на осень? – спросил он ее осторожно, надеясь услышать о решении уйти от мужа. Но Мэдди избежала этой темы. Он заметил, что она выглядит более спокойной, чем раньше, даже счастливой. Видимо, дела пошли на поправку. Тем не менее его тревога за нее никуда не делась. Подобно доктору Флауэрс, Билл боялся, что муж заманивает ее в капкан, чтобы навсегда сделать своей невольницей и, чередуя кнут и пряник, окончательно извести. То, что она обошла вопрос ухода от Джека, сильно его огорчило.
– Я хочу всерьез заняться программой, – рассказывала Мэдди. – Наши рейтинги пошли резко вниз. Я думала, это из-за Брэда, но Джек считает, что я тоже даю слабину и уже не так хороша, как раньше. Он утверждает, что мои репортажи стали скучными. Я планирую на эту осень специальные сюжеты. Постараюсь сделать их как можно более живыми.
Все ясно как день: Джек обвинял Мэдди в том, в чем она вовсе не была виновата. Но это было видно Биллу, а не ей самой: ей хотелось верить мужу. Дело было не в недостатке ума, а в некоей установке, тем более что способности убеждать Джеку было не занимать. Разобраться, что к чему, могли только немногие, проникшие в самую суть. Увы, Мэдди находилась слишком близко к эпицентру, чтобы эту суть увидеть.
Билл уже почти решился сам позвонить доктору Флауэрс после ланча с Мэдди, но передумал, рассудив, что психиатр не станет обсуждать с ним, человеком посторонним, свою пациентку – не позволит профессиональная этика. Оставалось беспомощно наблюдать за происходящим с несчастной женщиной, надеясь, что вскоре представится возможность ей помочь; пока что такой не просматривалось. Снова он вспоминал Маргарет, томительные месяцы ожидания, свою неспособность ее спасти. Больнее всего было то, что из головы не шел трагический финал истории. Сейчас Билл боялся совершить ту же ошибку, спугнуть противника преждевременным ходом. Он лучше всех остальных понимал, с каким могущественным врагом имеет дело: перед ним был опытный, хитроумный террорист. Задачей Билла было спасти Мэдди. Он очень надеялся, что в этот раз не оплошает.
Комиссия трудилась успешно, ее члены договорились встречаться чаще. Первая леди представила шестерых новых участников, и все вместе стали готовить осеннюю кампанию, включавшую рекламные ролики, предостерегающие от домашнего насилия и преступлений против женщин. Таких роликов первоначально предполагалось шесть, к работе над ними приступили шесть подкомиссий. Билл и Мэдди вошли в подкомиссию по изнасилованиям. От того, что они в связи с этим узнали, у обоих волосы встали дыбом. Другая подкомиссия занялась убийствами – участвовать в ней ни ему, ни ей не захотелось.
Лиззи снова приехала в Вашингтон. Мэдди поселила ее в Four Seasons и пригласила выпить с ними чаю Билла, на которого девушка произвела прекрасное впечатление. Мэдди не преувеличивала, называя ее красавицей; умом она ничуть не уступала матери. Учитывая то, как мало возможностей у нее было, ее образованность оказалась достойна восхищения. Лиззи была одержима учебой, обожала свой колледж в Мемфисе и действительно читала запоем.
– Если получится, в следующем семестре я переведу ее в университет Джорджтауна, – сказала Мэдди Биллу за чаем. Лиззи захлопала в ладоши.
– У меня есть кое-какие связи, которые могли бы облегчить задачу, – сказал Билл. – Что бы вам хотелось изучать?
– Внешнюю политику и коммуникации, – без колебаний отчеканила Лиззи.
– Я бы с радостью взяла ее стажироваться на телеканал, но, увы, это невозможно, – сказала Мэдди с сожалением. Она скрыла приезд Лиззи от Джека. Он был пока что очень добр к ней, и ей не хотелось его огорчать. Он уже заговаривал о поездке в Европу в октябре – это она пока что не сказала Биллу. – Если Лиззи переведется учиться сюда, мы снимем ей квартирку в Джорджтауне.
– Надо будет позаботиться о безопасности, – напомнил Билл. Оба они были под впечатлением от статистики изнасилований, которую узнали на последнем заседании комиссии.
– Непременно, – кивнула Мэдди, подумавшая о том же. – Лучше, чтобы она снимала квартиру на пару с другой девушкой.
Когда Лиззи отлучилась, Билл принялся ее расхваливать:
– Какая чудесная девушка! Вы можете ею гордиться.
– Я горжусь, хотя не имею на это права.
Этим вечером они с Лиззи шли в театр. Джеку Мэдди сказала, что приглашена на устроенный комиссией женский ужин; он был недоволен, но, поскольку комиссию возглавляла первая леди, возразить не мог.
После возвращения Лиззи разговор вернулся к теме ее учебы и переезда в Вашингтон, чтобы быть ближе к матери. Для них все это походило на сбывшуюся сказку, но Билл был убежден, что обе это заслужили.
В пять часов он откланялся. Еще через несколько минут Мэдди попрощалась с Лиззи и, оставив ее в отеле, заспешила домой, увидеться с Джеком и переодеться для театра. Они с Лиззи собирались посмотреть новую постановку «Король и я»[7]. Мэдди предвкушала, как поведет Лиззи на первый в ее жизни мюзикл. Дочь ждало истинное удовольствие, и мать мечтала разделить его с ней.
Джека она застала за просмотром субботних новостей. Ведущие выходных дней имели более высокий рейтинг, чем Мэдди и Брэд, но Джек по-прежнему не соглашался с женой, утверждавшей, что это происходит по вине Брэда, который не подходит на роль ведущего. Затея Джека – избавиться от Грега – горько аукнулась. Но он по-прежнему во всем винил Мэдди. Продюсер был на ее стороне, однако опасался признаться в этом Джеку: перечить ему не осмеливался никто.
Джек запланировал ужин с друзьями, хотя не любил проводить уик-энд без жены. Он еще одевался, а ей уже пора было бежать. Они поцеловались на прощание, и Мэдди вышла из дома с приятным чувством: муж все еще был с ней ласков, и это сильно облегчало жизнь. Ей хотелось надеяться, что трудные времена остались позади.
Она заехала за Лиззи на такси, и они отправились в театр. Смотря представление, Лиззи реагировала как маленькая девочка, а в конце от души хлопала.
– Это лучшее из всего, что я когда-либо видела, мама! – воскликнула она, когда они выходили из театра.
В следующий момент краем глаза Мэдди заметила наблюдавшего за ними мужчину с фотоаппаратом. Вспышка – и он пропал. Мэдди решила не беспокоиться: скорее всего это был просто узнавший ее турист, которому захотелось ее сфотографировать. Она тут же об этом забыла: была слишком увлечена разговором с Лиззи. Вечер получился замечательный.
Такси довезло их до отеля, там Мэдди обняла дочь на прощание и обещала прийти утром к завтраку, что означало снова утаивать дочь от Джека. Она терпеть не могла его обманывать, но ничего другого не оставалось: Мэдди решила сказать ему, что идет в церковь, благо он туда никогда не ходил. После этого Лиззи должна была улететь обратно в Мемфис, а ее матери предстояло воскресенье в обществе мужа. Пока все шло гладко. Мэдди была в восторге от проведенного с Лиззи времени и в отличном настроении вернулась в Джорджтаун, домой.
Джек в гостиной смотрел поздний выпуск новостей. Она широко улыбнулась ему, все еще наслаждаясь вечером.
– Хорошо повеселилась? – невинно спросил Джек присевшую рядом с ним жену. Мэдди с улыбкой кивнула.
– Было интересно, – солгала скрепя сердце. Признаться, что была с Лиззи, она не смогла: ведь Джек строго-настрого запретил ей встречаться с дочерью.
– Кто там был?
– Конечно, Филлис, еще большинство женщин – членов комиссии. Все прошло отлично. – Ей не терпелось сменить тему.
– Филлис? Надо же, вот это скорость! Только что ее показывали в новостях: она уже в Киотском храме! Они с президентом прибыли туда сегодня утром.
Мэдди уставилась на мужа, не зная, что сказать.
– Может, расскажешь, с кем ты встречалась на самом деле? С мужчиной? Трахаешься на стороне? – Джек схватил ее за горло и стал сжимать. Она, стараясь не паниковать, смотрела ему в глаза.
– Я бы никогда так с тобой не поступила… – пролепетала она, уже задыхаясь.
– Где же ты тогда была? Постарайся хотя бы в этот раз не соврать.
– Я встречалась с Лиззи… – прошептала Мэдди.
– Это еще кто?
– Моя дочь.
– Господи!.. – Джек отшвырнул ее, и она, упав на диван, с облегчением почувствовала, как в легкие врывается воздух. – Зачем ты притащила сюда эту потаскуху?
– Она не потаскуха, – тихо промолвила Мэдди. – Мне захотелось с ней увидеться.
– Теперь тебя размажут таблоиды. Говорил я тебе не иметь с ней дела?
– Мы нужны друг другу, – с вызовом ответила она, выдерживая его свирепый взгляд. Джек бесился, когда жена не выполняла его приказаний.
– Я говорил тебе, что ты не должна этого делать, иначе тебе несдобровать. У тебя плохие рейтинги. То ли еще будет, когда эта история просочится в прессу! А она просочится, можешь не сомневаться.
– Лиззи просто хочет со мной видеться. Огласка ей не нужна, – проговорила Мэдди так же спокойно, как раньше. Ей было совестно, что она обманула Джека и заставила сердиться. Но его запрет видеться с Лиззи был категорическим и не оставлял ей выбора.
– Это ты так думаешь. Как можно быть такой безмозглой? Посмотрим, как ты запоешь, когда она начнет тянуть из тебя денежки! Ждать недолго. Или уже начала? – Он прищурился. – Знаешь, ты недостойна того, чтобы терпеть от тебя столько неприятностей. Не одно, так другое! Где она сейчас?
– В отеле Four Seasons.
– Везет ей! Говоришь, деньги ее не интересуют?
– Говорю тебе, ей нужна мать. – Как ни старалась Мэдди утихомирить Джека, он метался по комнате, как разъяренный зверь. Потом замер над ней с раздраженным и презрительным видом.
– Ты не устаешь меня нервировать, Мад. То наплетешь невесть что о сумасшедшей жене Пола Маккатчинса, то испортишь наш рейтинг… Теперь дочь. Это тебе даром не пройдет. Вот увидишь, я все предчувствую загодя, Мад. Поверь, когда это случится, ты будешь рвать на себе волосы.
Сказав это, Джек ушел наверх и злобно хлопнул дверью ванной. Мэдди еще посидела в гостиной, раздумывая, как лучше объяснить ему, насколько ей дорога дочь и как сильно она жалеет, что огорчила его. Конечно, она сама виновата: не надо было скрывать от мужа рождение ребенка. Если бы он с самого начала знал правду, то сейчас так не бесился бы. Теперь оставалось только просить прощения и впредь быть начеку. Мэдди знала одно: они с дочерью обрели друг друга, и она ни за что от нее не откажется.
Потушив внизу свет, Мэдди тихо поднялась наверх. Пока надевала ночную сорочку, Джек успел лечь и выключить свет. Однако она была уверена, что он не спит, и оказалась права: стоило ей лечь, как он заговорил с закрытыми глазами:
– Ненавижу, когда ты мне врешь. У меня чувство, что тебе больше нельзя доверять. Ты только и делаешь, что меня подводишь.
– Прости меня, Джек. – Мэдди погладила мужа по щеке, совершенно забыв, что полчаса назад он чуть не задушил ее, обвиняя в супружеской измене. – У меня и в мыслях не было тебя огорчать. Просто я очень хочу с ней видеться.
– Сказано тебе, я этого не желаю! Поймешь ты когда-нибудь?! Я вообще никогда не хотел детей, ты тоже. – Он открыл глаза и уставился на нее. – И уж точно мне совершенно ни к чему возня с какой-то девятнадцатилетней шлюхой из Мемфиса.
– Пожалуйста, не называй ее так! – взмолилась Мэдди. Больше всего она сейчас хотела, чтобы Джек простил ей ложь и предательство, простил то, что она родила в пятнадцать лет, что молчала о ребенке все годы их брака и что дочь вновь возникла в ее жизни. Она понимала, что не вправе требовать от него так много, но не могла не сожалеть, что ее муж отнесся к этой ситуации совсем не так, как Билл. Ему Лиззи, наоборот, пришлась по душе.
– Я хочу, чтобы ты перестала с ней видеться, – сказал Джек, сурово глядя на жену. – Ты передо мной в долгу, Мад. Ты скрывала от меня ее существование. Я хочу, чтобы она исчезла из нашей жизни. Она тебе не нужна. Ты ее даже не знаешь!
– Это невозможно. Я больше не могу иметь детей. Я не должна была от нее отказываться.
– Даже если это перечеркнет наш брак? – Он не скрывал, что угрожает ей.
– Ты ставишь меня перед выбором: ты или она? – ужаснулась Мэдди. Это была явная угроза, принуждение к душераздирающему выбору. В этот момент у нее не было желания расставаться с мужем. Последние пару недель он был с ней так ласков, что затеплилась надежда – их жизнь наладится. Теперь все летело вверх тормашками. Она жалела, что была вынуждена пойти на обман, чтобы повести в театр родную дочь. Ей так хотелось ее увидеть, что Мэдди не придумала, как еще сделать это, не разозлив мужа.
– Не исключено, – ответил Джек на вопрос, угрожают ли ее встречи с Лиззи их браку. – Это полностью противоречит нашей договоренности. Ты вышла за меня обманным путем, сказав, что никогда не имела детей. Ты солгала мне. На этом основании я мог бы расторгнуть наш брак.
– После семи лет? – испугалась Мэдди.
– Если смогу доказать твой обман – а он налицо и доказать его ничего не стоит, – то брак лишится законной силы. Имей это в виду, прежде чем втаскивать эту девицу в нашу жизнь. Пораскинь мозгами, Мад. Я не шучу.
Джек отвернулся, закрыл глаза и через пять минут захрапел. Мэдди в полном замешательстве не сводила с него глаз. О том, чтобы опять отказаться от Лиззи, и речи не могло быть: она не могла поступить так ни с ней, ни с собой. Но и терять Джека не хотелось. Он так много ей дал, а насилие, которому подвергал ее, в последнее время стало казаться плодом ее воображения – в отличие от Лиззи. У Мэдди было чувство, что это она поступила с мужем дурно и в жертву теперь превратился он… В ту ночь она провела много часов без сна, ломая голову над всем происходящим и борясь с чувством стыда перед Джеком.
Настало утро, а ответы так и не появились. Мэдди объяснила мужу, что поедет к Лиззи, позавтракает с ней и проводит в Мемфис, а потом вернется и посвятит день ему.
– Советую тебе, Мад, сказать ей, что вы больше не увидитесь. Ты играешь с огнем, то есть со мной и с прессой. Слишком высокая цена за девчонку, которую ты даже не знаешь и по которой даже не будешь тосковать, если прямо сегодня вы распрощаетесь.
– Я уже сказала тебе, Джек, что это невозможно. – Снова его обманывать Мэдди не смогла бы. Но с его точки зрения она только добавляла новый к своим многочисленным грехам.
– Ничего, никуда не денешься.
– Я с ней так не поступлю.
– Зато со мной – сколько угодно? Теперь понятно, как ты относишься к нашему браку. – Это было сказано с оскорбленным видом. Джек искусно изображал жертву.
– Попробуй отнестись к этому разумно… – начала было Мэдди, но он в ответ обжег ее негодующим взглядом.
– Разумно? Ты смеешься надо мной? Ты в своем уме? Ты что, стала наркоманкой? Навязывать мне свое отродье после стольких лет молчания – по-твоему, это разумно?
– Согласна, я совершила ошибку. Но я ведь не прошу тебя видеться с ней, Джек. Я хочу делать это сама.
– Значит, ты еще более чокнутая, чем я думал! Хочешь, чтобы на обложке «Пипл» появился ваш семейный портрет? Тогда ты успокоишься? Учти, рано или поздно это произойдет. После чего можешь навсегда проститься с публикой.
– Вдруг этого не случится? – возразила Мэдди тихо. – Вдруг публика проявит больше понимания, чем ты?
– Господи, когда же ты образумишься?!
Так они проспорили полчаса. Джек уезжал на гольф с двумя президентскими советниками. Перед уходом он еще раз предостерег Мэдди, что эта ее встреча с Лиззи должна быть последней. Она поспешила к дочери, и они прекрасно провели время вдвоем, хотя Лиззи заметила ее огорченный вид. Мэдди ни в чем не призналась и, конечно, не сказала ей, что они видятся в последний раз, наоборот, пообещала новую встречу в один из ближайших выходных и добавила, что все разузнает про Джорджтаунский университет. На прощание они обнялись и поцеловались. Мэдди предложила дочери денег на проезд до аэропорта и дала бы больше, но Лиззи категорически отказалась. Она и так согласилась на оплату матерью самолета, отеля и такси. Мэдди хотела открыть банковский счет на ее имя, но Лиззи запретила ей делать это, повторив, что деньги в их отношениях не главное. Мэдди знала, что Джек все равно ни за что этому не поверит.
Она вернулась домой к полудню и, так как Джека еще не было, позвонила Биллу, все ему рассказав.
– И все это по моей вине, – грустно закончила она. – Не надо было его обманывать.
Но Билл был другого мнения:
– Он показал себя во всей красе. Видите, как он корчит из себя жертву? Жертва – вы, Мэдди, а не он. Разве вы сами не видите этого?
Она еще ни разу не слышала, чтобы Билл был так огорчен. Они проговорили почти час, и под конец Мэдди совсем пала духом. Она отказывалась понимать Билла, и он уже сомневался, что у нее хватит сил и желания освободиться от цепей. Казалось, она пятится назад, вместо того чтобы двигаться вперед.
Вернувшись вечером домой, Джек ни словом не обмолвился о Лиззи. Мэдди не знала, хороший это знак или плохой; она боялась, что он готовит ей новый ультиматум, и делала все, чтобы его ублажить: приготовила вкусный ужин, развлекала приятной беседой. Они занялись любовью, и она еще сильнее устыдилась того, что так расстроила мужа.
На следующий день правота Джека подтвердилась: нарыв прорвался. Фотография Лиззи и Мэдди, сделанная незнакомцем у театра, появилась в разных вариантах на первых страницах всех таблоидов. Кто-то либо разболтал правду, либо догадался. «Мэдди Хантер и ее вдруг нашедшаяся дочь!» – кричали заголовки. Желтая пресса вывалила все, что удалось выведать: что Мэдди родила ребенка в 15 лет и отдала ее на удочерение. Прилагались интервью с Бобби Джо и ее школьным учителем. Таблоиды отлично подготовили сенсацию.
Джек примчался к Мэдди с охапкой газет.
– Нравится, да? Надеюсь, ты лопаешься от гордости. Как нам теперь быть, черт бы тебя побрал? Мы девять лет продавали тебя как непорочную деву, а теперь маска сорвана, Мад. Ты оказалась шлюхой! Что тебе стоило меня послушать?
Читать бесплатно другие книги:
