В краю солнца Парсонс Тони

21

Мы взобрались на вершину холма, и перед нами предстала лагуна.

В чистой мелкой воде, держась за пустой каяк, стояло четыре человека: двое – в масках для подводного плавания, двое – в оранжевых спасательных жилетах. Они тихо переговаривались по-тайски, поглядывая в сторону неподвижно торчащего из воды белесого плавника. С грязного берега за ними со сдержанным интересом наблюдало семейство тощих обезьян.

Рори начал спускаться к лагуне, но я положил руку ему на плечо.

– Может, не стоит? А вдруг эта тварь откусит тебе голову?

Он посмотрел на меня и вздохнул.

– Это же дельфин, а не акула. Возможно, индийская афалина. – Рори снял очки, вытер их о футболку и снова надел. – Вот только как он сюда попал?

Понятно, что дельфина принесло волной. Но как? Ни одного входа в лагуну мы не заметили. Это было потаенное место, отрезанное от всего остального мира. Мы начали спускаться к воде, старательно обходя обезьян стороной.

Прежде чем ступить в грязь, мы оставили сандалии на песке, а сверху положили тяжелые камни – на случай, если их попытаются украсть обезьяны. Не снимая футболок, чтобы не обгорела спина, мы вошли в воду. Когда мы приблизились к каяку, спасатели посмотрели на нас, вежливо улыбнулись и продолжили разглядывать плавник. Вода доходила мне до груди. Рори приходилось плыть, но в последнее время это получалось у него неплохо.

Вблизи дельфин оказался бледно-голубым с темными пятнами на брюхе. В его черных, словно гагат, глазах светился ужас. Дельфин лежал неподвижно, как мертвый, и только блеск во взгляде говорил о том, что он еще жив и лишь готовится к смерти.

Какое-то время мы все просто наблюдали за ним. Потом один из дайверов сделал движение в его сторону – дельфин слегка шевельнул хвостом и отплыл вбок.

– Они не живут поодиночке, – прошептал Рори. Над водой торчала лишь его голова, на стеклах очков блестели мокрые пятна. Рори повернулся к спасателям и продолжил чуть громче: – Индийские афалины живут группами по пять, десять, пятнадцать особей. Этот дельфин отбился от семьи.

Спасатели задумчиво кивнули, хотя, по-моему, не понимали по-английски. Рори медленно, по-собачьи подплыл к дельфину, и на сей раз тот не шарахнулся в сторону. Мальчик положил руку ему на нос, и в глазах животного вспыхнул свет. Дельфин был метра два длиной – размером со взрослого человека. Все еще держа одну руку на носу дельфина, а другой гладя его по голове, Рори посмотрел на меня и улыбнулся:

– Давай, погладь его.

То шагом, то вплавь я приблизился к дельфину и положил правую руку ему на бок. Ощущение было такое, будто я одновременно касаюсь шелка и бычьей кожи.

– Красивый, правда? – спросил Рори.

Я кивнул и положил вторую руку на светло-голубую шкуру дельфина. Все-таки больше похоже на шелк, чем на кожу, но шелк необыкновенно прочный, способный выдержать путешествие в много тысяч миль.

К нам подплыли спасатели. Негромко переговариваясь, они опустили каяк под воду и подсунули его дельфину под брюхо. На берегу как оголтелые затараторили обезьяны. Пока мы толкали, поднимали и укладывали дельфина на каяк, он не пытался ни сопротивляться, ни уплыть. Только теперь я вполне ощутил вес и мощь этого животного и подумал, что впятером нам не справиться.

Однако мы поднатужились еще раз, подняли целый фонтан брызг, и каким-то чудом дельфин оказался на каяке. Один из спасателей набросил ему на голову одеяло, и в глазах животного промелькнуло удивление. Обезьяны хрипло заулюлюкали, словно прочищая горло.

Мы медленно направляли каяк в дальний конец лагуны. Дельфин лежал спокойно и неподвижно, будто понимал, что мы пытаемся ему помочь, и не хотел нам мешать. Откуда-то сверху раздались аплодисменты.

На скале высоко над нами сидел Ник. Он с улыбкой поднес к лицу фотоаппарат и нажал на спуск. На нем была все та же рубашка поло и шорты цвета хаки, слишком плотные для такой жары. Но Ника это мало беспокоило: он все равно собирался возвращаться домой.

– Везучая рыба! – крикнул Ник.

Лицо Рори исказилось от ярости.

– Это не рыба! – прошипел он, стараясь не повышать голоса. – Это морское млекопитающее!

Ник согласно кивнул:

– Тогда везучее морское млекопитающее. Знаете, сколько они на него пялились, прежде чем появились вы?

Он сказал еще что-то, но мы не расслышали. Мы приблизились к отвесной каменной стене, которая окружала лагуну, и неожиданно перед нами открылся вход в полуподводную пещеру. Кто-то из спасателей посветил вверх фонарем, и мы увидели, что свод пещеры облеплен летучими мышами. Их были тысячи – так много, что, казалось, весь потолок сделан из летучих мышей.

– Крыланы, – произнес Рори. – Здорово!

Один из спасателей приложил палец к губам. Рори кивнул и улыбнулся.

– Понимаю, – прошептал он. – Рот лучше не открывать, чтобы не прилетела какашка.

Я тихо выругался и всю остальную дорогу держал рот на замке.

Глубоко осевший под грузом пассажира каяк медленно продвигался вперед. Над головой у нас возились летучие мыши, издавая сухой, безжизненный шорох, похожий на шуршание палой листвы.

Впереди возник полукруг света, и внезапно мы очутились снаружи. На мгновение мы зажмурились, ослепленные после темноты пещеры. Спасатели собрались у кормы каяка и накренили его вперед, подбадривая афалину криками. Я едва успел оттащить сына в сторону, прежде чем она с плеском соскользнула в море. Афалина вспыхнула на солнце серебром, словно подводная молния, и исчезла.

Выпрямившись в воде и перебирая ногами, Рори смотрел на пустынную гладь океана. Спасатели тем временем завели каяк обратно в пещеру. Их веселый смех отдавался от каменного свода, пока не стих в отдалении.

Рори пристально вглядывался в даль, но смотреть, разумеется, было уже не на что.

– Папа, давай вернемся сюда завтра, – предложил он.

– Завтра мне надо работать. Прости.

Тем же вечером мы с Ником сидели на пляже Най-Янг. У самой воды дети играли с собакой, а мы любовались закатом, который расписывал небо огненными красками.

У нас за спиной Тесс объясняла молодой сотруднице какой-то гуманитарной организации, что за воду платить не нужно.

Палатка Тесс работала уже целую неделю. Я укрепил и расширил навес, так что под ним стало просторнее и прохладнее. На берегу я нашел стол для пинг-понга, и теперь он служил чем-то вроде барной стойки.

Я посмотрел на Тесс. Она улыбнулась и показала мне два больших пальца, прежде чем содрать целлофан с очередной упаковки. Хотя воды оставалось еще довольно много, спрос почти сошел на нет. Жизнь вернулась в нормальное русло уже через несколько дней. С водой, едой и электричеством перебоев больше не возникало. Теперь пора было отстраиваться.

К нам подошли Рори с Кивой. Между ними, повизгивая, подпрыгивал Мистер.

– А что случилось с вашей девушкой? – спросила Кива. – Мы видели ее по телевизору – очень красивая.

– Она уехала домой, – с улыбкой ответил Ник.

– Не хотите помочь мне искать индийских афалин? – спросил Рори. – Папа не может – ему нужно работать.

– Я завтра возвращаюсь домой. Мне тоже нужно работать.

– Вам нравится наша барная стойка? – спросила Кива.

– Отличная стойка, – улыбнулся Ник.

– И очень длинная, – добавила Кива. – Вообще-то это стол для пинг-понга, который папа нашел для мамы.

Ник рассмеялся:

– Длинному бару – длинная стойка!

Длинный бар, подумал я и улыбнулся.

Хорошее название. Тесс понравится.

Рори с Кивой не спеша направились к палатке, чтобы помочь матери. Ник погрузил пальцы босых ног в мягкий золотисто-белый песок Най-Янга и вздохнул. Расставаться с пляжем было нелегко.

– Итак, ты напишешь о дельфине статью? – спросил я.

Он кивнул.

– У журналистов есть поговорка: «Чем больше крови, тем выше рейтинг». Другими словами, больше всего на свете человек любит послушать про чужое несчастье. Но это неправда.

Он поднял на меня глаза.

– Больше всего люди любят истории, которые вселяют надежду. История дельфина как раз из таких.

Почти стемнело. Только у самого горизонта небо было покрыто тускнеющими красно-золотыми мазками.

– Чемодан уже собрал? – спросил я.

Ник кивнул. Он улетал следующим утром.

– В этом месте можно собрать тысячи разных историй, но прошло слишком много времени, и чудесных случаев спасения больше не будет… С тобой все в порядке?

Я думал о норвежском мальчике по имени Уле. Нашелся ли он? Этого я никогда не узнаю.

– Все хорошо. Значит, редактор хочет, чтобы ты вернулся?

Ник кивнул. Последние лучи солнца погасли, и ночь наступила так внезапно, словно Бог выключил свет.

– Сейчас бы пива… – проговорил Ник и повернулся ко мне, хотя и знал, что у нас только вода. – Что скажешь, Том?

Я взглянул на холм: в доме у Ботенов свет не горел. Скорее всего, они уже легли.

– Мне завтра рано вставать, – ответил я, – но если хочешь, могу отвезти тебя куда-нибудь на мотоцикле.

Ник ненадолго задумался.

– Давай тогда на Бангла-роуд. Слышал о таком месте?

Я отвез его на пляж Патонг.

Не успел он слезть с мотоцикла, как из бара выскочила девушка и кинулась к нему.

– Привет, красавчик! Привет, мой секси-секси мэн! Я делать тебя счастливый! Я о тебе заботиться! Я делать тебя очень-очень счастливый!

Одной рукой девушка обняла Ника за талию, другой взяла под локоть и таким манером сняла его с мотоцикла.

Он со смехом пожал девушке руку и сказал, что очень рад с ней познакомиться. В награду она одарила моего друга широкой белозубой улыбкой и в упоении стиснула его в объятиях, словно поверить не могла своему счастью. Потом она стыдливо одернула коротенькую кожаную юбку, точно боялась, как бы он не подумал о ней чего-нибудь плохого. Я видел, что Ник слегка ошалел, хотя и пытается это скрыть.

– Она ведет себя так, будто всю жизнь меня ждала! – сказал он, и его красивое лицо расплылось в довольной улыбке.

– Да, – кивнул я, – только ты особо не обольщайся – она и с Кинг-Конгом вела бы себя точно так же. Кстати, вот он – выходит из бара.

Мы пожали друг другу руки и попрощались. Я сомневался, что когда-нибудь снова его увижу.

Однако на следующее утро Ник Казан проснулся очень поздно, и самолет «Тайских авиалиний» улетел в Лондон без него.

22

Чуть свет мы с господином Ботеном взяли сумки с инструментом и пошли на пляж.

Там уже кипела работа. По всему берегу – от того места, где когда-то стояли рыбные ресторанчики, до противоположного конца Най-Янга, на котором раньше ничего не было, – люди стягивали брезент со сложенных штабелями строительных материалов.

Над пляжем разносился звук, похожий на хлопанье парусов на ветру, и от него на сердце становилось легко и радостно, потому что это был звук работы – звук надежды и возрождения.

Он сулил новое начало – для острова, для пляжа и для меня.

– Позавтракаем потом? – спросил господин Ботен хриплым со сна голосом.

– Хорошо, – ответил я. – Я не голоден.

– Тогда начнем.

И, нарушая молчание только по делу, мы принялись за работу.

Раньше «Почти всемирно известный гриль-бар» состоял из нескольких столиков и стульев, расставленных на берегу между дорогой и морем. Теперь мы решили немного его расширить и построить пару помостов с крышей, которая будет защищать посетителей от солнца и дождя.

Раньше ресторан освещали только свечи на столах, редкие фонари на деревьях и елочная гирлянда, обвитая вокруг входной арки. Теперь госпожа Ботен, которая любила гирлянды и свято верила в их магическую силу, решила украсить все деревья на нашем пяточке пляжа нитями разноцветных огней, а значит, электричество следовало провести к самому морю. Мы надеялись, что новый «Почти всемирно известный гриль-бар» будет просторнее, лучше, светлее, а гирлянд станет гораздо больше.

– Но хлеба по-прежнему не будет, – сказала госпожа Ботен.

Она принесла мне на завтрак горячий пад-тай, завернутый в тонкий, как вафля, омлет, и мы рассмеялись, вспоминая мой первый день на пляже Най-Янг. Когда госпожа Ботен ушла, я взглянул на маленький шаткий навес, который про себя называл теперь «Длинным баром». Тесс подняла руку и помахала. Она делала это каждый раз, как я на нее смотрел, и в конце концов я решил, что нужно сосредоточиться на работе и не оборачиваться на нее так часто.

Солнце взошло, жара усиливалась; мы продолжали работать. Я пилил дерево для будущих навесов. По другую сторону дороги – там, где раньше была кухня, – господин и госпожа Ботен принимали заказанное мной оборудование и пытались разобраться, для чего нужны все эти ящики.

Нам повезло, что шла середина сухого сезона – самое прохладное время года. Январь на Пхукете – это ясное голубое небо, спокойное море и легкий теплый ветерок. А значит, я мог часами работать без остановки.

Первым делом надо построить два навеса, о которых уже судачит весь Най-Янг. Нелегко теперь будет другим ресторанам тягаться с нашим гриль-баром! Улыбаясь своим мыслям, я опустился на колени перед аккуратными штабелями досок, отмерил нужную длину и, прежде чем взяться за пилу, провел по доске рукой.

Мне нравилось таиландское дерево – его вид, текстура, цвет. Твердые тропические сорта, которые в Англии были бы нам не по карману, здесь стоили не дороже обычных строевых пород вроде сосны и ели. Я с наслаждением вдыхал аромат дерева, любовался насыщенными оттенками коричневого, проводил пальцами по гладкой, как стекло, поверхности. Работая с тайландским деревом в тот первый день, я не мог себе представить, что когда-нибудь привыкну к этой суровой красоте и начну воспринимать ее как нечто само собой разумеющееся.

Потрудились на славу. Уже перевалило за полдень, когда жара сделалась невыносимой и я внезапно почувствовал, что больше не могу.

Господин Ботен подошел ко мне, неся в каждой руке по бутылке холодной минеральной воды, окинул взглядом результат моих трудов и удовлетворенно кивнул.

Скелет нового усовершенствованного ресторана уже начинал вырисовываться. На песке лежали доски, отмечая примерные очертания будущих навесов, а по периметру бывшего «Почти всемирно известного гриль-бара» я вбил колышки и натянул веревки: казалось, сам Най-Янг помнит, что стояло здесь прежде.

– На сегодня достаточно, – объявил господин Ботен.

– Хорошо, – согласился я, с благодарностью взял у него бутылку воды и наклонился, чтобы последний раз дотронуться до дерева.

Прочное, красивое и тяжелое.

Такое прослужит очень долго.

Тесс была уже не одна.

Рядом с ней стояли Рори с Кивой и еще кто-то – две стройных молодых фигурки. Сначала я принял их за гуманитарных работников, которые направляются дальше на север – в разоренную наводнением провинцию Бхангнга. Но когда мы подошли ближе, они помахали мне рукой, и я узнал Кай и Чатри.

– Чао-лей, – сказал господин Ботен.

– Но что они здесь делают? – спросил я.

В ответ он рассмеялся:

– Скитаются. Вечно скитаются.

Чатри взял на руки ходящего ходуном Мистера, и пес облизал ему все лицо.

– Наверное, приехали в гости, – предположил я.

Господин Ботен закатил глаза, как будто, по его мнению, ничем другим морские цыгане просто не занимаются.

Когда мы подошли к «Длинному бару», я увидел, что Кай и Чатри держат в руках сумки с Гермионой Грейнджер и снежным барсом. Они взглянули на меня и застенчиво улыбнулись. Я посмотрел на Тесс: что-то слишком неожиданно для дружеского визита…

– Им пришлось вернуться, – объяснила жена и повернулась к чао-лей. – Верно?

– Что случилось? – спросил я. – Как же ваши родственники на Сирае?

Они широко улыбнулись от смущения.

– Там нет работы, – сказала Кай.

– Ни для кого нет работы, – подтвердил Чатри.

– А как же рыбалка? – спросил я.

– Рыбаки не выходят в море, – ответил он. – Боятся призраков.

Я кивнул и потрепал мальчика по плечу. Его объяснение не показалось мне нелепым или надуманным. Я до сих пор то и дело поглядывал на море и легко мог представить, что кто-то боится обитающих в нем призраков.

– Хватит разговоров, – решительно вмешалась Тесс. – Дети хотят есть, и им нужно где-то жить.

Все это время господин Ботен смотрел на чао-лей без всякого выражения на лице. Наконец он заговорил.

– У вас в доме и так тесно, – сказал он, обращаясь к Тесс. – А у нас места много.

Жена кивнула и благодарно улыбнулась – больше обсуждать было нечего.

Из-за деревьев появился молодой мужчина в соломенной шляпе. На нем были поношенные шорты цвета хаки, грязная рубашка поло и черные кожаные туфли, которые попали сюда из какой-то другой жизни. В руке он держал сломанный зонтик. Судя по виду, мужчина только что встал с постели. Мимо его лица пролетела бабочка размером с ладонь. Он испуганно отшатнулся и тут же пошел дальше, смущенно улыбаясь.

Это был Ник.

– Уработался? – спросила Тесс.

– Вроде того, – ответил он, сонно улыбаясь. – Вот, решил остаться еще ненадолго. Все утро пытался писать.

Ник снял шляпу и запустил руку в свои всклокоченные волосы.

– Странное дело: в первый день мне казалось, что я могу написать об этом месте целую книгу. Через неделю я решил, что меня хватит на небольшой рассказ. – Он улыбнулся и пожал плечами. – А теперь мне нечего сказать.

– В общем, зря потратил такое прекрасное утро, – сказала Тесс и представила ему Кай и Чатри.

Они безразлично уставились на странного сонного англичанина в старых шортах и соломенной шляпе, сжимающего в руке сломанный зонтик.

Ник улыбнулся и погладил Мистера, которого все еще держал на руках Чатри, потом отвел глаза, снял шляпу, уставился на море и снова глянул на Кай с идиотским выражением на лице.

И тут до меня дошло.

Для меня Кай и Чатри были детьми – более взрослыми и побитыми жизнью, чем наши, но все-таки детьми.

Однако Кай была почти женщиной, и когда я увидел, как мой друг посмотрел на нее и быстро отвел взгляд, я понял, что господин Ботен прав.

Она слишком взрослая, чтобы учиться в школе.

23

Я вел мотоцикл на север. Ехал я медленно, потому что боялся пропустить последний поворот перед мостом, соединяющим остров с континентом. И еще потому, что позади меня сидела Тесс.

Одной рукой она обнимала меня за пояс, другой прижимала к себе пакет с едой, которую приготовила госпожа Ботен. Я чувствовал спиной тепло картонных коробок, и при мысли о том, что лежит внутри, рот наполнялся слюной.

После трех недель работы кухня будущего «Почти всемирно известного гриль-бара» представляла собой газовую горелку в помещении без крыши, но госпожа Ботен как-то сумела приготовить на ней суп с рисовой лапшой и свиной грудинкой, обжигающий рыбный карри и свое коронное блюдо – пад-тай, завернутый в тонкий, как вафля, омлет. На этой же горелке она варила обед для нас с господином Ботеном, пока мы работали. Однако еда в коробках предназначалось для Ника.

Мы не видели его с того самого дня на пляже. Пару недель назад он прислал сообщение, что переехал из отеля в Патонге в пляжный домик на северной оконечности острова. Район это был неосвоенный, и Тесс волновалась, что Ник плохо питается.

Поворот к пляжному домику, который снял Ник, – самый коварный на Пхукете. Если проехать мимо, придется пересечь мост Сарасин, ведущий в провинцию Бхангнга, а потом вернуться обратно на остров через контрольно-пропускной пункт, где дежурят неприветливые полицейские в темных очках. Я предпочитал с ними не связываться, поэтому мы внимательно следили за дорогой, стараясь не пропустить развилку.

– Вот она! – крикнула жена сквозь шум ветра.

Слева от шоссе начиналась грунтовка, терявшаяся в зарослях казуариновых деревьев. Если проехать по ней достаточно далеко, она приведет к постоянно поднятому шлагбауму. Когда-то здесь был главный офис парка Сиринат – по другую сторону казуарин начинался пляж, где мы видели морскую черепаху. Территория эта все еще охранялась законом, хотя сотрудники парка давно отсюда уехали.

Теперь о них напоминал только поднятый шлагбаум да несколько пляжных домиков под деревьями. Ничего особенного – просто бамбуковые хижины с крышей из пальмовых листьев. Стоили они дешево, и в них с удовольствием останавливались туристы. Здесь-то и поселился Ник.

– Нам куда? – спросила Тесс.

Ник писал, что занял ближайшую к морю хижину. По крайней мере мне так казалось. Но теперь я засомневался. Рядом с ней стоял маленький дамский мопед, а я не представлял себе, чтобы Ник стал ездить на чем-нибудь подобном. И все же я кивнул на нее головой.

– Похоже, он с кем-то подружился, – улыбнулась Тесс.

Настроение у меня резко испортилось. Я припарковал мотоцикл рядом с мопедом и заранее приготовился к худшему.

Но все оказалось еще хуже, чем я ожидал.

Дверь открылась, и из домика вышла молодая женщина – худая, бледная, в кожаной мини-юбке и туфлях на высоком каблуке. Когда она откинула назад свои длинные черные волосы, стало видно, что глаза у нее покраснели и блестят от слез.

Я осторожно покосился на Тесс.

Она больше не улыбалась.

Девушка забралась на пассажирское сиденье маленького мопеда и спрятала лицо в ладонях. Потом дверь снова открылась, и в проеме возникла еще одна.

Эта была, так сказать, в штатском – в футболке, джинсах и вьетнамках. Несмотря на простую повседневную одежду, профессия девушки становилась очевидна при одном взгляде на лицо. Как у всех ночных жителей, у нее была мертвенно бледная кожа, и в ярком свете полуденного солнца молодая тайка походила на вампира.

У второй девушки глаза были сухие, но лицо насупленное. Она сказала что-то первой, и в ее голосе прозвучала обида и злоба, готовая в любую минуту вырваться наружу. Я не смел поднять глаз на жену.

Встретить одну такую девицу в доме у Ника и то было бы неприятно.

Но двух… Это уже перебор.

Девушки обменялись несколькими словами, и вторая залезла на переднее сиденье мопеда. Потом дверь открылась в третий раз. Я поднял голову, ожидая увидеть Ника со смущенной улыбкой на лице, однако, как ни поразительно, на пороге стояла еще одна девушка. В грудь ей закачали столько силикона, что она стала похожа на зобастого голубя. Я ошарашенно уставился на дверь. Все это напоминало пьяный розыгрыш или попытку побить какой-то особо извращенный мировой рекорд.

Сколько же этих созданий может поместиться в одном пляжном домике?!