Синдром Настасьи Филипповны Миронова Наталья

— Я посижу тут, в дверях, — сказал он, опустившись прямо на пол. — Буду молчаливым привидением.

— Отлично. — Вашкевич поставил на столик перед диваном и включил портативную видеокамеру. — Рассказывайте все с самого начала.

Юламей повторила свою историю.

— Простите, он не назвался, этот «гость»? — спросил Вашкевич.

— Нет. Его Егиазаров представил. Но только по имени-отчеству, фамилии не назвал.

— А раньше, когда он… гм… ухаживал за вашей подругой? Она его называла?

— Нет. Я его только мельком видела, она меня с ним знакомить не стала. Сказала, что этот «шикарный мэн» за ней ухаживает, и все.

— Ну хорошо. Вы запомнили имя-отчество?

— Да, — ответила Юля. — Владимир Савватьевич.

— Что? — возопил Вашкевич и даже зажал себе рот рукой: все-таки для таких криков было еще рановато. — Вы ничего не путаете?

— Конечно, нет. Разве такое отчество с чем-то спутаешь?

— Можете его описать?

— «Глупая говядина», — повторила Юля. — Как у Толстого.

— Ну, у Толстого это было скорее нравственное определение. Он так называет красавца Вронского. Этот ваш Савватьевич хорош собой?

— Да что вы, такая здоровенная туша. Морда — во! Извините, я не умею описывать внешность.

— Ладно, сойдет и «морда — во». Под описание подходит, — рассеянно добавил Вашкевич, обращаясь не к ней, а к каким-то собственным мыслям. — Будем надеяться, что это тот самый Савватьевич. Вы не знаете, после смерти вашей подруги возбуждали дело? Хотя по факту должны были возбудить, — опять заговорил он сам с собой.

— Я не знаю, — ответила Юля. — Знаю, что отец от нее отрекся, она выступала просто под именем — Салям. Это означает «мир». И мать у нее равнодушная стерва… извини, мам. Меня никуда не вызывали. В агентство приходил следователь, спрашивал, с кем она общалась в последнее время. Я сказала про «шикарного мэна», он записал, и больше ничего. Я же тогда даже имени не знала. А вы его знаете, этого Савватьевича?

Адвокат улыбнулся.

— Может быть, и да. Главное, чтобы это оказался тот самый Савватьевич. Нет, вы не волнуйтесь, моим клиентом он не был, так что конфликта интересов не будет. Ну а нам с вами, барышня, надо оформлять явку с повинной.

Юле нравился этот адвокат. Он понравился ей еще при первой встрече, год назад, когда она просила его защищать Нину. Он все разузнал и сказал, что на первом этапе ничего не сможет сделать, потому что дело ведется в закрытом режиме, а у подсудимой, как ему сказали, уже есть адвокат. Но он обещал не оставлять это дело, пробиться на стадии апелляции, если понадобится. К счастью, не понадобилось. Он и тогда говорил странно, половины слов Юля не понимала, только догадывалась, что это были мысли вслух. Но она поверила ему.

И все же сейчас, услышав о явке с повинной, она страшно испугалась.

— Меня посадят в тюрьму? — спросила она.

— Я все сделаю, чтобы этого не случилось, — улыбнулся Вашкевич. — А если окажется, что это тот самый Савватьевич, вам еще и орден дадут.

— А если не получится? — вмешалась Элла. — Вы же понимаете, моя дочь не может сидеть в тюрьме.

— Мы что-нибудь придумаем, — пообещал Вашкевич. — В крайнем случае двинем в ход тяжелую артиллерию. Вы же не откажетесь нам помочь, Софья Михайловна?

— Вы же меня знаете, Марк Иосифович. Но лекарство не должно быть ужаснее болезни.

— Конечно, нет. Но у нас тут чистый случай. Во-первых, нарушенный контракт. Явное сводничество со стороны управляющего заведением. Он ото всего отопрется, и это будет ваше слово против его, — заторопился Вашкевич, предвосхищая возражения, — но такие, как этот ваш Егиазаров, всегда оставляют след. Я его на чем-нибудь другом поймаю и к стенке прижму.

— А если он сбежит? — спросила Юля.

— А сбежит, так тем лучше. Явное признание вины. Но, чует мое сердце, он не сбежит. Некуда ему бежать. Итак, что мы имеем? Девушку весом, — Вашкевич смерил взглядом Юлю, — до пятидесяти килограммов, двух охранников и здоровенную тушу. Случай, как я уже сказал, чистый.

Юля тревожно оглянулась на сидевшего в дверях Даню. Он сделал знак адвокату выключить камеру. Вашкевич так и сделал.

— Есть что-то еще? — спросил он.

— Ты расскажи, — устало прошептала Юля.

— Пару месяцев назад, — начал Даня, войдя в комнату, и снова сел на пол у ее ног, — мы катались на машине под Москвой. Это случилось на Егорьевском шоссе. Точное место, если надо, я укажу. Заехали на бензоколонку заправиться, и тут…

Он пересказал всю сцену с отморозками, умолчал лишь о том, что, вернувшись в Москву, они с Юлей занимались любовью.

— Они могли запомнить номер машины, хотя вряд ли: накачанные были до самых бровей. Но машина приметная, они могут ее описать. Парня с бензоколонки я подкупил, но не знаю, будет ли он держать язык за зубами, если дело выйдет громкое.

— А мы сделаем так, чтобы не вышло громким, — возразил Вашкевич. — Нет уж, если они до сих пор не подали жалобы на телесные повреждения, то теперь и подавно будут молчать. Парня с бензоколонки тоже можно сбросить со счетов. Я позабочусь, чтобы ваши физиономии и описание машины не попали в эфир. Что еще?

— Что нам сейчас делать? — робко спросила Элла.

— Поспать пару часиков, — посоветовал Вашкевич. — Главное, чтобы это оказался тот Савватьевич. Я свяжусь с одним знакомым следователем… Только бы он сегодня оказался на дежурстве…

— А если нет? — тут же спросил Даня.

— А если нет, отложим на денек. Софья Михайловна выдаст нам справочку, что пострадавшая в шоке и на вопросы отвечать не способна. Это ведь почти правда.

Софья Михайловна кивком подтвердила, что это правда.

— Что за следователь? — спросила Юля.

— Воеводин. Он за этим Савватьевичем гоняется уже лет десять…

— Я знаю Воеводина, — оживилась Юля. — Он мое дело вел. Он ничего.

— Буду рад передать новоиспеченному полковнику юстиции Воеводину, что он ничего, — улыбнулся Вашкевич. — А, простите, что за дело?

Юля насупилась.

— В 2003 году меня изнасиловали одноклассники. Воеводин вел это дело, а Мирон Яковлевич Ямпольский меня защищал. А это ничего, что он вел мое дело?

— Вы хотите спросить, нет ли здесь конфликта интересов? Нет. Это было не ваше дело, а ваших насильников.

Юля все больше хмурилась.

— Я думаю, тут что-то есть. Не конфликт интересов, а другое. Когда он вел мое дело, мне все время казалось, что это меня судят. Меня все время обвиняли, что я вела себя развязно. В общем, можно было подумать, будто это я сама их заманила и заставила себя изнасиловать.

Вашкевич понимающе кивал, пока она говорила.

— Да, это общепринятая тактика адвокатов. А что вас смущает? Вы же выиграли дело?

— Я их не заманивала и не вела себя вызывающе, что бы там ни говорили адвокаты. Но то было в школе, а теперь-то я выступаю в стриптизе! То есть я больше не буду, но важно не это. Теперь-то они точно скажут, что я сама виновата! Что я сама напросилась!

— Юля, — Вашкевич вдруг заговорил так тихо, так ласково, что она даже удивилась: оказывается, умеет! — вы ни в чем не виноваты. И никто не посмеет попрекать вас тем, что вы занимались стриптизом, я этого не допущу. Знаете, в чем смысл стриптиза? — Тут он опять привычно возвысил голос. — В том, чтобы клиент, вернувшись из ночного клуба к жене или к любовнице, донес до нее приличный стояк, извините за откровенность. И это в самом лучшем случае. Обычно клиент просто возвращается домой и ложится спать, чувствуя себя половым гигантом, потому что сходил в ночной клуб. В этом и только в этом состоит миссия танцовщицы с раздеванием. Доставить клиенту это счастье. Никаких других услуг она не оказывает. И ничего позорного в ее работе нет. Так что это у них не проканает. Все, как говорят радисты, конец связи. Вам нечего стыдиться. А теперь спать. — Он встал и спрятал камеру в портфель. — Я вам позвоню. Насколько я понимаю, все вы останетесь сегодня здесь?

Все дружно кивнули.

— Простите, — волнуясь, сказала Элла, — можно мне пойти к следователю вместе с Юлей?

— Хорошо, я попрошу следователя выписать вам повестку.

— И мне, — хором сказали Софья Михайловна и Даня.

— Ну, господа, — возмутился Вашкевич, — я же не волшебник! В каком качестве?

— Я — ее врач, — невозмутимо заявила Софья Михайловна.

— А я… — Даня осекся. — Я свидетель!

— Свидетель чего? — осведомился Вашкевич.

— Я ждал ее на стоянке. Я видел, как она выбежала — неодетая, в полной панике.

— Там наверняка есть камера наблюдения, — возразил Вашкевич. — Она видела то же самое.

— Ну, одно дело камера, а живой человек — это совсем другое.

— Наглый ты, Данька. Ладно, я попробую.

На этом они простились. Вашкевич ушел.

Звонок раздался в половине десятого утра. Всех приглашали через час явиться в прокуратуру к следователю Воеводину.

В здание пропустили всех, а в кабинет — только Вашкевича и Юлю. Остальных попросили подождать в коридоре.

— Я уже в курсе, — сказал Воеводин, пожав ей руку. — Присаживайтесь.

Юля уже знала этот прикол: в прокуратуре и других подобных местах посетителям никогда не говорили «Садитесь», только «Присаживайтесь». Она села вместе с Вашкевичем напротив следователя.

— Только что-то я в утренней сводке не нахожу сообщения о происшествии в клубе «Хрустальный дворец», — продолжал Воеводин. — Звоню туда — не отвечают. Словно вымерли. Ой, извините. Не надо так вздрагивать. Словом, расскажите еще раз своими словами.

Юля рассказала.

— Сейчас мне принесут дело. — Воеводин набрал три цифры внутреннего телефона и сказал в трубку: — Сто лет ждать дело из архива? Извините, — повернулся он к Юле, — архив у нас еще не до конца компьютеризирован. Постарайтесь пока его описать, этого Владимира Савватьевича.

Юля попыталась, и у нее опять ничего не вышло.

Вашкевич уговаривал Воеводина:

— Ну сам подумай, много ли на свете людей с отчеством Савватьевич? И общее описание подходит, и modus operandi.

Наконец дело из архива доставили.

— Да, это он, — подтвердила Юля, перелистав многочисленные снимки, имевшиеся в деле. — Точно он.

— Он! — возликовали следователь с адвокатом.

Тут, как в театре, в кабинет, постучав, вошла девушка с какой-то распечаткой и протянула ее Воеводину. Он пробежал глазами распечатку и, вдруг побагровев, заорал на девушку:

— А что, раньше нельзя было?

— Только что поступило, Александр Палыч, — испуганно проговорила девушка.

— Ладно, идите. Извините, — добавил Воеводин. — Ну вот и труп, — объявил он, когда девушка вышла. — Владимир Савватьевич Головничий собственной персоной. До сих пор врачи Института Склифосовского боролись за его жизнь.

— Они врачи, им положено бороться, — вставил Вашкевич.

— А я надеялась, что он останется жив, — вздохнула Юля.

— Ну, нет, не скажите, — возразил Воеводин. — В данном конкретном случае для вас, пожалуй, лучше, что он умер. А также для мира в целом.

— Но меня теперь посадят?

— Отпущу вас под подписку о невыезде, — улыбнулся Воеводин. — Я сегодня добрый. — Он стал жать на какие-то кнопки и раздавать невидимым людям на том конце проводов команды: — Немедленно наряд в клуб «Хрустальный дворец»! Оцепить по периметру! Все опечатать! Бригаду в кабинет директора! Обыск по полной! Наряд к нему на дом! В розыск! Перехват! Пленки с камер наблюдения мне на стол! Выполнять! Вы что-то еще хотели спросить? — поднял он глаза на Юлю.

Она торопливо кивнула:

— А кто он все-таки, этот Владимир Савватьевич? Это он убил Салям?

— Ну, последнее трудно будет доказать, но… Сугубо неофициально? Думаю, да, это он ее убил. А кто он такой, это целая история. Мне надо в Склиф, но ладно, еще успею. Никуда он теперь не денется… благодаря вам, Юламей Королева. Ладно, так и быть, расскажу.

— А можно я маму позову? — попросила Юля. — Она там уже извелась вся под дверью. И Софью Михайловну, и Даню?

— Можно, — разрешил Воеводин и с улыбкой повторил: — Я сегодня добрый.

Элла сразу бросилась к дочери, и Юля, захлебываясь, сбиваясь, рассказала, что ее отпустили… то есть выпустили под подписку о невыезде.

— Но суд будет? — спросил Даня.

— Посмотрим, — пожал плечами Воеводин. — По факту смерти я обязан возбудить дело, а там… как родственники себя поведут.

— Вы обещали рассказать, кто такой Владимир Савватьевич, — напомнила Юля.

— Ну хорошо. Расскажу вкратце, раз уж я сегодня добрый. Присаживайтесь.

И он рассказал.

Владимир Савватьевич Головничий, из донских казаков, был главарем одной из ростовских преступных группировок. Славился своей жестокостью. Был он не столько умен, сколько хитер, занимался рэкетом, захватом предприятий, похищениями людей, «крышеванием» рынков, ресторанов и других торговых точек. Действовать предпочитал чужими руками во всех случаях, кроме одного: он обожал избивать женщин. Несколько раз его арестовывали, дважды дело доходило до суда, но оба раза ему удавалось, как выразился Воеводин, «соскочить». У него были влиятельные покровители. Под конец он купил себе атаманство на каком-то сомнительном казачьем кругу и депутатство в местном законодательном собрании и таким образом приобрел иммунитет. На работе не появлялся, предпочитая жить не в Ростове, а в Москве, но никто не предъявлял ему претензий. Поговаривали, что именно к нему обращались, когда требовалось «убрать» политического противника или просто «ненужного» человека. Сам Головничий по крышам с оптическим прицелом не лазил, но мог организовать или, как говорили, «поставить» дело.

Для Воеводина поимка Головничего стала целью жизни. Он мечтал взять мерзавца на месте преступления и, не доводя дело до суда, просто уложить его наповал, но это было практически невыполнимо. А теперь за него это сделала Юламей Королева.

— Да я скорее сам сяду, но тебе сесть не дам, — закончил он свой рассказ. — Все, прошу извинить, мне пора в Склиф. Хочу лично поприсутствовать при вскрытии. Распишитесь вот тут.

— А если бы это все-таки оказался не он? — спросила Юля у Дани по пути домой. — Если бы оказалось, что я виновата?

— Во-первых, — ответил он, — тот Савватьевич, не тот Савватьевич, ты все равно не виновата.

— А во-вторых?

— Во-вторых? Во-вторых, мне плевать. Если бы даже вдруг оказалось, что ты виновата, мы с Никитой вывезли бы тебя на корпоративном самолете в Литву или еще куда-нибудь. Кстати, домой вам сейчас нельзя: вдруг его дружки или родственники будут мстить?

— Что же нам делать? — встревожилась Элла.

— Не волнуйтесь, Элла Абрамовна, — улыбнулся ей Даня. — Все учтено могучим ураганом. Я с радостью поселил бы вас у себя, но Никита считает, что это неконспиративно. У нас есть представительская квартира, там вы будете под охраной.

— Но мне же надо ходить на работу…

— Придется сделать паузу. Не переживайте, это ненадолго. Бог даст, суда не будет. Он же депутат как-никак, хоть и местный, а тут такая скандальная смерть… Авось замнут.

Но бог не дал.

Вдова Головничего подняла шум и потребовала суда над убийцей мужа. Счастье еще, что многих братков после смерти шефа похватали, другие сами подались в бега, возглавляемая им преступная группировка развалилась, и Элле с Юлей разрешили вернуться домой — в квартиру у метро «Беляево». Тем не менее у них в подъезде постоянно дежурила охрана и они никуда не ездили без сопровождения.

Суд был закрытый. Воеводину удалось найти «окошко» в расписании работы суда в самом конце апреля. Суд отложил разбирательство громоздкого и сложного дела на вторую декаду мая и согласился в ускоренном порядке рассмотреть простое дело Юламей Королевой. На слушании выступила жена, вернее вдова Головничего, уже вторая (его первая жена умерла при странных обстоятельствах), тяжеловесная казачка с короной из черных кос на голове. Она жаждала крови. Представители вдовы утверждали, что Юламей проявила немотивированную агрессию при знакомстве с Головничим. Ее обвинили в причинении смерти по неосторожности, в превышении пределов необходимой самообороны. Больше ничего наскрести не смогли.

Воеводин тоже даром времени не терял. Он нашел и арестовал Егиазарова, обвинил его в сводничестве. На допросе Егиазаров тут же сознался, что заманил Юламей Королеву к себе в кабинет под нажимом Головничего, которому она приглянулась. Егиазаров подтвердил, что Юламей Королева никогда не соглашалась на контакты с клиентами, хотя ее и раньше приглашали.

— Можно подумать, она святая! — возмущалась вдова. — Голым задом вертеть у шеста она может, а как в койку, так ни-ни!

Представители интересов вдовы в суде выразили ту же нехитрую мысль более дипломатично, но сводилась она к одному: если девушка работает в стрип-клубе, значит, она готова на все.

Вашкевич парировал этот тезис тем же рассуждением, что уже приводил Юле в ту памятную ночь в квартире Софьи Михайловны Ямпольской, хотя и облек его в более дипломатичную форму: девушка из стрип-клуба не подписывается ни на что, кроме танцев у шеста, и это фиксируется в ее договоре с клубом.

Воеводину удалось найти доказательства прямой причастности Головничего к смерти Салям Атиф-Алы и еще нескольких девушек. Оказалось, что Головничий снимал свои подвиги на видео. В суд явился отец Салям, Хамид Атиф-Ала, полный раскаяния за глупую ссору с дочерью и тоже жаждущий крови.

Нашел Воеводин и охранников Головничего, преграждавших Юламей выход из кабинета в ту роковую ночь. На перекрестном допросе Вашкевич доказал им, как дважды два, что, не будь они так ретивы в стремлении угодить своему пахану, он остался бы жив. Припертые к стенке охранники во всем сознались. В сущности, они подтвердили показания Егиазарова: девушка оттолкнула Головничего, он потерял равновесие, упал навзничь и стукнулся затылком о толстый край стеклянного столика, на котором уже была сервирована закуска и выпивка на случай, если бы сделка совершилась полюбовно.

В суд вызвали патологоанатома из Института Склифосовского. Он подтвердил, что Головничий скончался от перелома основания черепа, соответствующего травме, полученной от удара затылком о край стекла пятисантиметровой толщины.

Представители вдовы тут же поинтересовались другими травмами на теле покойного, и патологоанатом показал, что имеются небольшие, безусловно, не смертельные прижизненные гематомы в паховой области. Но подсудимая и не скрывала, что ударила потерпевшего коленом в пах, когда он схватил ее, а потом просто оттолкнула его руками.

Главное, суду удалось установить тот факт, что подсудимая Юламей Королева уже знала, что ее ждет, в тот самый момент, как увидела Головничего с охранниками. Обвинение в превышении пределов необходимой самообороны было снято.

Самым интересным оказался перекрестный допрос вдовы Головничего. Вашкевич хорошо к нему подготовился. Впрочем, он всегда тщательно готовился к судебным баталиям. Здесь под ногами у него была зыбкая почва. Он не мог затрагивать в ходе допроса обширную криминальную деятельность покойного. Как он сам потом объяснил, линия защиты под лозунгом «Туда ему и дорога» была бы непродуктивной. Он сосредоточился только на поведении Головничего в быту и на его сексуальных предпочтениях.

— Согласно брачному свидетельству вы семь лет были замужем за Головничим, Мирослава Григорьевна.

— Раз сказано семь, значит, семь, — буркнула она.

— За это время вы неоднократно обращались в больницы с различными травмами.

— Ну и что?

— С вашего позволения, вопросы буду задавать я. В двухтысячном году, через два месяца после свадьбы, вы попали в больницу с вывихом плеча, переломом ключицы и двух ребер.

— С лестницы упала. За ковер зацепилась.

— Врачи утверждают, что характер травм не соответствует падению с лестницы.

— А что они понимают, эти врачи?

— В две тысячи втором году новая госпитализация. Перелом лицевых костей, в том числе клиновидной и скуловой. Выбиты два зуба.

— Я об дверь стукнулась.

— По утверждению врачей, характер травм несовместим с ударом о дверь.

Она лишь пожала плечами.

Вашкевич столь же скрупулезно перечислил еще несколько травм, полученных в разные годы, включая сравнительно недавний перелом трех пальцев на руке.

Ответы были столь же однотипны. «Споткнулась», «зацепилась», «упала».

— В этот последний раз, как, впрочем, и раньше, врачи зафиксировали у вас на теле, помимо перелома, следы побоев, нанесенных плетью или хлыстом.

— Вы в наши домашние дела не мешайтесь, — рассердилась Мирослава Григорьевна. — Что ж у нас — муж не имеет права жену свою поучить?

— В нашей стране — нет, согласно пункту первому статьи двадцать второй Конституции, предусматривающей неприкосновенность личности. Ну, хорошо, я готов признать, что это дело вашего личного вкуса. А вам известно, отчего умерла ваша предшественница, госпожа Головничая номер один?

— Не знаю, меня там не было. И ее кремировали, так что вы ничего не докажете! — мстительно добавила Мирослава Григорьевна.

— Докажу. У Головничего есть двое детей от первого брака. Они согласились дать показания. К вам у меня больше вопросов нет.

Представители Головничего возмутились: нельзя заставлять детей давать показания против отца.

— Они совершеннолетние, — сказал Вашкевич. — И я их не заставлял. Они согласились добровольно.

Дочь Головничего вкатили в зал слушаний в инвалидном кресле. Его сын рассказал, как отец забил мать до смерти. Ему самому было в то время четырнадцать лет. Он пытался защитить мать, но отец ударил его так, что он отлетел в сторону, а когда поднялся, все было уже кончено. Отец пригрозил, что если он только вякнет, то же самое случится с его сестрой. Брат и сестра были очень близки. Когда ей исполнилось восемнадцать, она попыталась бежать из дома, чтобы развязать руки брату. Отец перешиб ей позвоночник битой.

Она подкатила свое кресло прямо к Юламей.

— Спасибо тебе. Жаль, раньше не встретились.

Юламей Королева была оправдана. Даже причинение смерти по неосторожности доказать не удалось. Помимо всего прочего, выяснилась, что в момент смерти Головничий был пьян: содержание алкоголя в крови больше четырех промилле.

На выходе из зала ее встречали Элла, Даня, которого так и не вызвали свидетелем, Софья Михайловна, Нина, Никита, их общие друзья, сослуживцы и вся служба безопасности «РосИнтел» в полном составе, во главе с самим Рымаревым.

Оказалось, что на улице ее ждет довольно пестрая толпа скинхедов вперемежку с хоругвеносцами, «пеньками» (так прозвали представителей ДПНИ — Движения против нелегальной эмиграции) и другими подвижниками православной идеи. Еще бы! Три года назад эта негритоска уже засадила на большие срока четырех русских парней, а теперь отправила на тот свет казачьего атамана. Слышались завывания о «геноциде русского народа». Как ни странно, милиция не только не пыталась удалить толпу от здания суда, но вообще как будто не видела ее.

Воеводин, узнав об этом сборище, озверел и уже хотел было вызвать ОМОН, но Рымарев, как старший по званию, убедил полковника, что его ребята справятся сами. И действительно, охранники с невозмутимыми лицами как-то тихо и незаметно оттеснили толпу, проложили коридор, и по нему все участники процесса и сочувствующие граждане благополучно прошли к машинам. Юламей шла, гордо подняв голову, не опуская глаз, не пряча их за стеклами темных очков.

Глава 15

Празднование устроили у Нины и Никиты. В переделанном Ниной холле уже сновали официанты из фирмы обслуживания, разнося красиво приготовленные закуски и бокалы с шампанским. Даже охранникам разрешили принять по чуть-чуть — и отнюдь не шампанского! — для снятия стресса. Все поздравляли и благодарили Вашкевича и Воеводина, а Юлю чествовали как космонавта, вернувшегося на Землю.

Но она была мрачна, подавлена, не захотела ни шампанского, ни «Гран-Марнье», ни «Куантро» и на все вопросы отвечала вымученной улыбкой.

— Она устала, — решила оградить ее Нина. — Не приставайте к ней.

Сама Юля подошла к Никите и тихонько тронула его за локоть. Он обернулся к ней:

— Скажите, а можно…

— Юленька, мы же договорились на «ты»!

— Ну, хорошо, извини. А можно что-то сделать для этой девочки… дочки Головничего?

— Я постараюсь, — озабоченно нахмурился Никита. — Ничего не обещаю, сама понимаешь, что тут можно обещать? Но сделаю все, что в моих силах.

— Я думаю, он нарочно ее не лечил, — со слезами на глазах проговорила Юля.

— Мы ничего не знаем. Отчаиваться не надо, — принялся уговаривать ее Никита, и Даня вдруг возник тут же как из-под земли. — Каждый день появляются новые способы лечения, — продолжал Никита. — Где бы это ни было, хоть в Австралии, мы все испробуем, обещаю.

— Давай поднимемся наверх, — предложила Нина. — Твою маму я уже уложила, она просто с ног падала. — А тебе надо хоть переодеться и накраситься. Я ее попросила, она тебе захватила всю косметику и несколько платьев на выбор. Надо вылезать из этого балахона. Заодно и душ примешь.

— Сходим в баню, заодно и помоемся. Чтоб два раза не бегать, — вставил Даня, изо всех сил старавшийся ее развеселить.

— Вам, молодой человек, наверх ходу нет, — строго осадила его Нина. — Это наши женские секреты, вам этого знать не положено.

— Вот так: ходишь-ходишь в школу — бац! — вторая смена, — пошутил Никита, обняв друга за плечи. — Пошли, граф Данила, я тут кое-что придумал.

— Ты никуда не пойдешь, — нахмурилась Нина. — Ты хозяин дома, занимай гостей.

И она увела Юлю на второй уровень в свою спальню. «Балахоном» она назвала черный двубортный костюм с потайной застежкой, который сшила Юле специально для суда. Когда они вошли в спальню, на туалетном столике уже была расставлена Юлина косметика, а с открытой дверцы шкафа свисали «плечики» с несколькими ее платьями.

— Это мама, — Юля улыбнулась по-настоящему впервые за этот день. — А где она?

— Я ее уложила в гостевой спальне, в том конце коридора. Там ей будет спокойнее. А вот и Кузя! Ты что ж с поста ушел?

Кузя виновато вильнул хвостиком, но ему надо было поприветствовать Юлю.

— Сладкий мой, — сказала она, наклоняясь к нему. — Вот мне ничего сладкого нельзя, а тебя — можно!

Он лизнул ее прямо в нос.

— Хватит нежничать! — скомандовала Нина. — Кузя, марш на пост! Я ему велела маму сторожить, а он… тоже мне сторожевой пес!

Кузя убежал.

— Зря ты его прогнала. Честно говоря, мне только с ним легко общаться.

— Понимаю, но, Юленька, возьми себя в руки. Ты же профессионал! Все эти люди — там, внизу, — ради тебя старались, надо же их поблагодарить. Что ты наденешь? Только не «тигру полосатую», ее все уже видели.

— Что? — не поняла Юля.

— Да это Никита так твое кожаное платье прозвал, и прижилось, — улыбнулась Нина.

Из духа противоречия Юля все равно выбрала полосатое: легкое, практически летнего фасона платье в бело-синюю полоску, с синим отложным воротничком, но, как водится, без спинки, без плеч, без рукавов. Это был ее фирменный стиль.

— Отлично, — одобрила Нина. — Беги в душ, там тебе и халат, и тапочки — все уже приготовлено, а я пока уберу остальное.

Никита с Даней тоже времени не теряли.

— Ну, мне начальство велело занимать гостей, а ты пока беги ко мне в кабинет, открой компьютер и найди в Интернете анкилозавра. Ан-ки-ло-зав-ра, запомнил? Текста не надо, картинку побольше да пострашнее, понял? Распечатай в цвете и тащи сюда. Только в трубочку скатай, чтоб никто не видел. Это у нас с Юлей такая частная шутка.

— У тебя с Юлей уже есть частные шутки? — грозно нахмурился Даня. — А Нина знает? И ты еще жив?

— Не рычи, Отелло. Даже Юля еще не знает. Дуй давай. Ан-ки-ло-завр, — повторил Никита по слогам. — Действуй.

Когда Даня вернулся, веселье было в полном разгаре. Площадку, как и следовало ожидать, держал Вашкевич: все-таки он был главным героем этого дня.

— Нашел картинку? — шепотом спросил Никита.

— Обижаешь, — шепнул в ответ Даня. — И что теперь?

— Давай сюда. Теперь ты останешься слушать историю, а я незаметно поднимусь наверх.

— Как картинку искать, так дворник Хабибуллин, а как наверх подниматься, так ты? А не поплохеет?

— Говорю же, это моя шутка. Но ее может развеселить. В общем, слушать мою команду, юнга Ямпольский! Я старше тебя и по званию, и по возрасту. Приказ начальства исполняется беспрекословно и обсуждению не подлежит. Смир-рна! — коротко рявкнул Никита и ушел наверх.

Он застал незабываемое зрелище. Юля, уже умытая, причесанная, уже в бело-синем платьице, сидела у туалетного столика, а Нина наводила на нее «боевую раскраску».

— Вверх смотри, — говорила она. — Так, теперь на нос. Теперь вон туда, в окно. Теперь другой глаз. Вверх. А ты что тут делаешь? — спросила она Никиту.

— Проведать вас пришел. Гостей занимает Вашкевич. Классный мужик! Вот, Юля, я тебе кое-что принес. Подарок. Извини, что без рамки. Это импровизация. Да, Даня тоже руку приложил.

Он развернул скатанный в трубочку лист бумаги, и женщины увидели страшное чудище с бочкообразным телом, все в шипах и с булавой на хвосте.

— Что это? — спросила Юля.

— Это ты. Такой я тебя увидел в первый раз. Это анкилозавр. Травоядное животное, вполне мирное и безобидное. Обитало на Земле где-то сто миллионов лет назад. Никогда не нападало первым.

— Никита… — начала было Нина, но Юля оценила шутку.

Она засмеялась. Засмеялась своим хриплым, надтреснутым, спотыкающимся смехом, но от души. Она вскочила с пуфика, на котором сидела, выдерживая Нинину экзекуцию, и впервые в жизни поцеловала чужого мужчину.

Страницы: «« « ... 89101112131415 » »»