Синдром Настасьи Филипповны Миронова Наталья

Глава 11

Великолепный холл Никиты Скалона преобразился и стал еще краше. Теперь на стенах, оклеенных дорогими, но неброскими обоями, висели картины, в стратегических местах были расставлены кадки и горшки с экзотическими растениями. Сам Никита, например, уверял, что одно название вроде «иланг-иланг» может сбить с ног кого угодно. Но цветы и правда были красивые.

К нему подошел Даня.

— Тебя тоже взнуздали? Я думал, ты будешь в тельнике.

— На себя бы поглядел, — буркнул Никита.

Он был сказочно хорош в смокинге, но считал нужным жаловаться на судьбу.

— Брось, старик, ты просто принц. Вот я точно чувствую себя идиотом, — признался Даня. — Но бабушке понравилось. Я заехал к ней показаться.

— Женщин не поймешь, — вздохнул Никита. — Ладно, наше дело солдатское. Между прочим, тебе очень идет. Ты похож на молодого Джека Николсона из фильма «Сияние». Помнишь, в финале, когда отель принимает его к себе?

— Это когда он уже весь такой мертвенький? — уточнил Даня. — Ну спасибо, старик, умеешь ты утешить!

— Не мертвенький, а вечно живой. Есть разница? Хорошо, ты похож на Роберта Редфорда в фильме «Великий Гэтсби». Доволен?

— Да он там тоже в конце как бы мертвенький…

— Да ну тебя, Данька, на тебя не угодишь! Ты похож на графа Данилу из одноименной оперетты Кальмана «Веселая вдова».

— Легара, — поправил его Даня. — Из одноименной оперетты Легара «Веселая вдова».

— А пес их разберет, — беспечно отмахнулся Никита. — Ну Легара, какая разница? Это там поют:

пропел он.

— Нет, — ответил Даня, — это из «Графа Люксембурга».

— А ты откуда знаешь? — покосился на него Никита.

— У меня бабушка классическую оперетту любит. Говорит, что оперетта помогает расслабиться.

Но про себя он пропел другое:

«Своей высокой цели со временем добьюсь…»

— А вот и она, — продолжал Никита. — Тигра полосатая.

— Кто?

— А ты погляди.

Даня обернулся к двери. Нина приветствовала Юлю. Юля была в уже знакомом Никите вечернем туалете из полосок черной кожи, непринужденно перемежавшихся со светлыми полосками ее собственной кожи. «Вступительное слово» у Дани было уже готово, и он поспешил к ней.

— Привет.

— Привет.

— Красиво здесь, правда? Я еще ни разу не был, с тех пор как Нина все тут переделала.

— А я была. Я ей помогала. А где Кузя?

— Сослан наверх, надо полагать. Чтоб не путался под ногами. — Тут Даня испугался, что она тоже возьмет и уйдет наверх составить компанию Кузе, и торопливо спросил: — Выпьешь что-нибудь?

— Только без спирта. Я на машине.

— Да я тебя потом сам отвезу!

— Но тогда ты не сможешь выпить! Нет, спасибо, я уж как-нибудь сама доберусь.

Многие обратили внимание на эту высокую красивую девушку, но Даня не отходил от нее ни на шаг. Он проводил ее к бару, за стойкой которого в этот вечер стоял профессиональный бармен, и она заказала себе томатного сока. Даня последовал ее примеру. Он стал рассказывать ей, «кто есть ху», сдабривая свой рассказ корпоративными шутками и анекдотами. Она милостиво слушала, изредка улыбаясь.

Нет, у нее не зачастил пульс. И никакого волшебства она не ощутила, когда он передавал ей бокал и их пальцы соприкоснулись. Юля перечитала множество любовных романов: на фотосессиях между съемками иногда приходилось ждать подолгу. Все эти выдумки про мгновенное волнение, охватывающее героиню при первой встрече с героем, про трепет и магию, возникающую, когда их пальцы соприкасаются, казались ей чушью. Сама она никогда ничего подобного не испытывала. Она не позволяла к себе прикасаться, а если это происходило случайно, просто отодвигалась. Когда же герой очередного любовного романа начинал приставать к героине, а героиня замирала, разрываясь между чувством и долгом, Юля мысленно нашептывала ей: «Ну давай, врежь ему».

Увы, героини романов ее неизбежно разочаровывали. Они дрожали, таяли, у них подгибались колени, словом, они падали в постель по первому требованию. И это неумение дать отпор считалось их главным положительным качеством! Именно это, по мнению авторов, делало их пленительными и неотразимыми. Попробуй такой герой с атлетической фигурой и квадратной челюстью пристать к Юле, он уже летел бы по крутой дуге впереди собственного визга. Атрибутами героя любовного романа почему-то непременно считались атлетическая фигура и квадратная челюсть. И еще черные волосы и глубокие синие глаза. Но с Юлей его роман кончился бы на этом самом месте. Она не понимала, как женщины могут выносить мужчин. У нее даже мелькала догадка, что на самом деле дамские любовные романы сочиняют мужчины под женскими псевдонимами.

Но этот парень был ничего. Он смешил ее и не лез с приставаниями. И у него не было квадратной челюсти. Тем не менее при первой же попытке назначить ей свидание она поставила его на место.

— Чак Берри приезжает! — сказал он. — Хочешь, сходим на концерт?

Юля смерила его взглядом:

— А почему ты приглашаешь меня на негритянскую музыку? Потому что я черная?

Он страшно смутился:

— Чак Берри — это Чак Берри. Он король рока. Его песни даже «Битлз» пели. А ты вовсе не черная.

— Нет? А мне всю жизнь говорили совсем другое.

— Ну мало ли что какой дурак говорит! — расстроился Даня. Вдруг ему в голову пришла идея. — Между прочим, — заметил он, — многие люди часами жарятся на пляже, рискуют подхватить рак, только чтобы кожа у них стала как у тебя… и даже в миллион раз темней!

Эта мысль почему-то раньше не приходила в голову Юле. И все-таки она не сдавалась:

— Если хочешь меня куда-нибудь пригласить, давай лучше сходим на бои без правил.

— Тебе нравятся бои без правил? — растерялся Даня.

— Ага, — злорадно подтвердила Юля. — Обожаю смотреть, как мужики себе остатки мозгов вышибают.

— Ну хорошо, — подавленно согласился он. — Если хочешь, пойдем на бои без правил.

— Да ладно, не боись! — рассмеялась Юля. — Пойдем на Чака Берри.

— Если хочешь посмотреть, как мужики вышибают себе последние мозги, — продолжал окрыленный Даня, — у меня есть классная компьютерная игра. «Анрыл».

— Чего-чего? — не поняла Юля. — Кто чего нарыл?

— Да нет, это сленг такой — «Анрыл». На самом деле игра называется Unreal Tournament. «Запредельный турнир».

— Спасибо, я знаю английский. Думаешь, если я модель, значит, дура безмозглая?

— Ничего такого я не думаю! — Даня мысленно приказал себе не впадать отчаяние. — Просто игра так называется. Будешь сама им мозги вышибать. Я тебе покажу.

— Ладно, там видно будет, — ответила Юля с прохладцей. — И вообще, учти: у меня есть одно условие.

— Какое? — Даня был полон энтузиазма и готов выполнить любое условие.

— Не лезь ко мне с поцелуями, не приставай с расспросами и вообще не возникай.

— Это целых три условия, — заметил он с улыбкой.

Юля уже готова была обидеться.

— Не хочешь, не надо.

— Нет-нет, я согласен, — заторопился Даня.

— И еще одно. — Ее прекрасное, похожее на цветок лицо стало совсем серьезным, даже мрачным. Даже грозным. — Никогда — слышишь? — никогда не подходи ко мне сзади. Я не шучу. Ты понял?

— Понял.

— Ну смотри, я тебя честно предупредила. Так когда там твой Чак Берри? И где он будет выступать?

— Двадцать седьмого в клубе В-1. Я тебе позвоню. Дай мне свой телефон.

Юля раскрыла крохотный ридикюльчик, который все это время носила в руке, хотя, по мнению Дани, это было страшно неудобно, извлекла визитную карточку и вручила ему.

— А сейчас мне пора.

— Ты не останешься ужинать? — разочарованно протянул он.

— Я никогда не ем после семи вечера.

— Ну ладно… Буду знать. — Ему ужасно не хотелось с ней расставаться. — Давай я провожу тебя до дому.

— Говорю же, я на машине.

— Ну не убегай, — умоляюще попросил ее Даня. — Сейчас я подговорю Никиту, мы сыграем и споем.

— Нет, мне пора. У меня режим.

После ее ухода уже сам Никита пришел «подговаривать» Даню сыграть и спеть, но Даня отказался. Настроение у него пропало. Он извинился и, попрощавшись только с хозяйкой дома, уехал.

Конечно, ему хотелось позвонить раньше, не дожидаясь двадцать седьмого, но какое-то внутреннее чутье, а может, и инстинкт заставили его притормозить.

Серьезнее всех отнеслась к предстоящему свиданию Нина.

— Давай я тебе костюм сошью, — предложила она.

— Вот еще! — фыркнула Юля. — Буду я ради него уродоваться!

— Ну, во-первых, уродоваться буду я, — напомнила Нина. — Во-вторых, он хороший парень, мой друг, и я тебя прошу не оттачивать на нем свои коготки. А в-третьих, там будет много других людей. Можешь одеться хотя бы ради них.

— Что я, не найду, что надеть? — не сдавалась Юля.

— Это же Чак Берри! Там будет специфическая публика. Ты должна выглядеть соответственно.

— Слушай, — лукаво прищурилась Юля, — а может, тебе пойти вместо меня? Давай, а? Это будет классный прикол!

— Если я захочу, — нахмурилась Нина, — попрошу Никиту достать билеты и пойду с ним. У меня для этой самой штуки законный супруг имеется. А ты перестань валять дурака, а не то я вычеркну тебя из завещания.

Эта шутка в стиле Диккенса была у них в ходу, когда ни одной, ни другой завещать было, в сущности, нечего. Теперь Нина вдруг стала женой олигарха, но на отношениях между подругами это никак не сказалось.

— Ну ладно, — милостиво разрешила Юля, но не утерпела, не выдержала скучающе-снисходительного тона: — А что ты мне сошьешь?

— Посмотрю на твое поведение, — усмехнулась Нина. — Пошли на склад, что-нибудь подберем.

Этот разговор происходил в ее кабинете на работе. Она встала из-за стола, и Юле, сидевшей на краешке этого самого стола, тоже пришлось подняться. Они пошли на склад выбирать ткани.

Стоило посмотреть на Нину, когда ей приходила в голову творческая идея. Ни о чем не спрашивая у подруги, она выбрала на складе то, что считала нужным. Юля, наученная опытом, не возражала. Все равно никто лучше Нины не разбирался в тканях, фасонах, не понимал, что кому идет.

Для похода на концерт Чака Берри Нина сшила Юле джинсы из черного атласа. Это были самые настоящие джинсы с двойными швами, «молниями», карманами и заклепками в нужных местах, но лоснящаяся черная ткань преображала их, превращала в нечто необыкновенное. Нина всегда говорила, что идти надо от материала.

К этим джинсам, облегавшим Юлю как вторая кожа, она соорудила свободную блузу из блестящей материи. Просторная блуза казалась текучей, при каждом движении она облепляла тело, подчеркивая все выпуклости.

Примерив свой новый наряд, Юля взвизгнула от восторга и обняла подругу. Нина была единственным человеком, кроме матери, чье прикосновение она могла вынести без отвращения. У других модельеров неохотно соглашалась на «фитинг», всегда старалась гримироваться и причесываться сама. Она и машину купила, чтобы физически отделить себя от других.

Нина ласково улыбнулась ей:

— Вот теперь ты смотришься вполне аутентично как поклонница Чака Берри. И помни: Даня Ямпольский заслуживает серьезного отношения.

Юля была упряма, но ей пришлось признать Нинину правоту, хотя в ее понимании все сводилось к той же универсальной формуле: он был ничего. Она хотела ехать на концерт на своей машине, но Даня настоял, что нет смысла загружать и без того переполненные улицы Москвы двумя тачками, когда они вполне могут поместиться в одной, и Юле пришлось согласиться. Он заехал за ней к ее новому дому у метро «Беляево».

Стояла сумасшедшая зима 2006 года, больше похожая на апрель, чем на конец ноября. Юля заправила свои новые обалденные джинсы в короткие лакированные черные сапожки на высоченных каблучищах и набросила поверх блузы легкий плащ. Ради Чака Берри она заплела волосы в тугие косички — «дреды».

Даня встретил ее во дворе. Она сама не знала, чего ждать, но он подвел ее к самой удивительной машине на свете. Никогда в жизни Юля не видела ничего подобного. Машинка была такая маленькая и изящная, что ее хотелось взять рукой и спрятать в карман. Обликом она напоминала «Роллс-Ройс» в миниатюре. Вся машина была черной, а выпуклые передние крылья — желтыми.

— Это твоя машина? — растерянно спросила Юля, глядя на маленького сердитого шмеля.

— А ты думала, будет «Реве тай стогне джип «Чероки»? — улыбнулся Даня. — Это «Порш». Коллекционная модель. Второй такой нет.

— Я думала, надо говорить «Порше».

— В общем-то, ты права, автора звали Фердинанд Порше. Он был немцем. Ну, вернее, австрийцем. Но мне больше нравится, как звучит по-французски: «Порш», — признался Даня. — В этом чувствуется мощь. Садись, — добавил он, распахивая перед ней дверцу, — поехали.

В этой двухместной спортивной машине были глубокие «утопленные» кресла. И Юле, и самому Дане пришлось складываться наподобие перочинных ножей, чтобы сесть, но кресла оказались очень удобными.

— Дашь мне поводить? — спросила Юля, когда они тронулись.

Это был вопрос с подвохом. Даже под страхом расстрела она не призналась бы в этом и самой себе, но ответа Юламей ждала, затаив дыхание. Если бы Даня отказался, если бы начал нудить, что машина коллекционная и запчастей к ней не подберешь, она сразу дала бы ему отставку. Но Даня счастливо избежал подвоха, так ничего и не заподозрив. Он обернулся к ней, выруливая из двора, и сказал:

— Конечно. Хочешь прямо сейчас?

— Нет, сейчас ты веди. Как-нибудь в другой раз.

Эти слова прозвучали музыкой в его ушах. Значит, будет другой раз.

— Когда захочешь. Выбери любой свободный день. Лучше, конечно, в выходные, но если ты не можешь, я отпрошусь с работы.

— А ты кто? Ну, по работе?

— Я сисадмин! — гордо заявил Даня.

— А по-русски?

— Системный администратор. Главный по компьютерам. Про нас по Интернету бродит куча скучнейших анекдотов, не буду тебя утомлять. А у тебя какой компьютер?

— Да я почти не пользуюсь компьютером, мне это ни к чему. Мне мама свой старый отдала, а вот с новым у нее проблемы. Так что мы с ней пока пользуемся одним.

— Одним компьютером? — Для Дани это было непостижимо. — Это все равно что пользоваться одной зубной щеткой. А что у нее за проблемы?

— Программу какую-то неудачную установили. Не знаю, я в этом не разбираюсь, — пожала плечами Юля.

Это была поистине золотая возможность.

— Хочешь, я зайду посмотрю? — предложил Даня.

— Ой, ну я не знаю, — смутилась Юля. — Компьютер только что куплен, на него еще гарантия действует…

— Не волнуйся, я ничего не испорчу. Я могу так войти в компьютер, что и следов не останется. Никто ничего не узнает.

— Ладно, я поговорю с мамой. Если она будет не против…

На том и порешили. Из-за пробок они слегка опоздали к началу концерта, но оказалось, что сам Чак Берри опоздал еще больше: в тот момент, когда в клубе собралась публика, он только подлетал к Москве. На сцене шел джемсейшн из композиций Чака Берри в исполнении звезд российского рока: Козлова, Градского, Макаревича… Это продолжалось до полуночи, но самые стойкие, и среди них Даня с Юлей, все-таки дождались прибытия кумира.

В свои восемьдесят лет кумир выдал шестьдесят минут первоклассного рока. Ему подпевали, скандировали… Он заметил в зале Юлю и что-то сказал своему сыну, могучему и голосистому Чаку Берри Второму. Тот подбежал к краю эстрады и протянул ей руку.

— Извини, форс-мажор, — шепнул Даня, подхватил ее сзади и подсадил на сцену.

Петь Юля не стала, но она ритмично двигалась, даже изобразила знаменитый «утиный шаг» самого маэстро… Зал визжал от восторга.

К дому Даня доставил ее уже в четвертом часу ночи, но она заранее позвонила матери по сотовому и предупредила, чтобы та не волновалась. С Даней они расстались как-то неопределенно: договорились созвониться. И все-таки он был счастлив. Вечер прошел классно.

Он позвонил ей через день, и они условились, что он зайдет в пятницу проверить компьютер. Даня подготовился к встрече основательно: принес чемоданчик со всеми своими игрушками. Пришел он к двум часам, как и договаривались. Элла Абрамовна должна была вернуться с лекций только к четырем. Юля показала ему всю маленькую чистенькую квартирку. Ему сразу все стало ясно. В большей из двух комнат спала мать, там же она работала и принимала гостей. Меньшую комнату занимала дочь. Всюду было тесно от книг, но больше всего Даню поразила картина, висевшая на стене в Юлиной комнате. Глядя на этот как будто даже неоконченный набросок маслом, он начал лучше понимать свою избранницу.

На картине было изображено небо. Сумрачное, клубящееся облаками, болезненно-желтое московское небо, зажатое в щели между домами. Место показалось ему знакомым. Какой-то арбатский переулок. Ракурс только необычный. Картина была полна настроения, и это настроение показалось ему таким желчным, таким мрачным, что Даня в страхе оглянулся на Юлю.

— Это я в одном салоне купила, — пожала плечами Юля. — Мне понравилась.

— Картина замечательная, — согласился Даня, — но уж больно мрачная. А кто автор?

— Там есть подпись. Какая-то Лобанова. Понятия не имею, кто это.

— Ладно, пошли играть.

И Даня начал обучать Юлю обещанной игре «Анрыл». Он загрузил игру в компьютер, объяснил ей, что к чему, и она для начала выбрала тактику «кемпера»: игрока, ведущего огонь из засады. У большинства игроков такая тактика не пользовалась уважением, но Даня не стал ей об этом говорить. Он не допустил ошибки и не стал играть сам, предоставил действовать ей. Юля увлеклась и сама не заметила, как вышла из укрытия, начала стрелять прицельно и метко.

Они не услышали, как Элла вернулась домой, зато она еще из прихожей услышала голос компьютерного комментатора, объявляющего «unstoppable killing spree», то есть длинную серию убийств, только что проведенных ее дочерью. Впрочем, ее больше заинтересовал не глубокий пафосный баритон компьютерного комментатора, а другой голос — азартный, живой мальчишеский голос.

— Жарь! — кричал этот голос. — У тебя получается! Вот этому вмажь! Хедшот! Давай «Радамиром»!

Элла стояла в прихожей, боясь пошевелиться. У Юли был гость! Мальчик! Они играли в какую-то дурацкую компьютерную стрелялку, и ее дочери это нравилось!

Она даже побоялась раздеться, опасаясь, что они услышат. Она готова была стоять так до скончания века. Нет, она уже знала, что Юля ходила с этим мальчиком на концерт Чака Берри, и что он — мальчик, а не Чак Берри, — «в общем, ничего». Но одно дело знать, а другое — слышать собственными ушами, как Юля с энтузиазмом обрушивает «хедшоты» (выстрелы в голову, если Элла правильно поняла) на каких-то несчастных компьютерных монстров.

— Ой! — вдруг воскликнула Юля. — Что я наделала! Я сама не знаю, куда нажала…

— Спокойствие, только спокойствие, — произнес мужской голос. — Все это пустяки, дело житейское…

— Но там написано «Fatal internal error». Я сломала наш единственный компьютер…

— Да куда он денется с подводной лодки? — с добродушной ленцой возразил мужской голос. — Это называется «махновцы повалили водокачку». Сейчас мы ее на место поставим. Все, готово. Давай бей дальше. Вон еще бод ползет.

Элла сама не знала, сколько простояла в прихожей. Это был один из тех редких случаев, когда она опять молилась всем известным богам. Только на этот раз она молила не о выздоровлении, не об избавлении от опасности. Впервые за долгое время она позволила себе поверить в счастье и просить богов о нем.

Только когда взрывы и крики стихли, Элла осторожно поставила сумку на подзеркальный столик, сняла плащ и сапожки. Ей по-прежнему страшно было заглядывать в комнату: вдруг они целуются? Но тут уж Юля услышала ее за дверью и выскочила в прихожую.

— Мамочка! — Она в ужасе схватилась за голову. — Сейчас ты меня убьешь. Я забыла разморозить курицу.

— Как же так! — расстроилась Элла. — У нас гость, а нам даже покормить его нечем?

— Ничего страшного, — сказал высокий худой молодой человек, выходя прихожую. — Здравствуйте, я Даня Ямпольский.

— Здравствуйте, Даня. Я Элла Абрамовна, Юлина мама.

— Юля мне сказала, у вас с компьютером нелады. Давайте я посмотрю. Я в этих делах разбираюсь, вы не бойтесь.

— Я не боюсь, — улыбнулась Элла, — только давайте сначала все-таки поедим. Я что-нибудь приготовлю из подручных средств. Омлет с ветчиной и сыром пойдет? И еще я могу пожарить сырники…

— Ну зачем вам возиться… Хотите, я вас лучше в ресторан свожу? — предложил Даня.

— Нет, это уж как-то чересчур… Вы будете возиться с моим компьютером, и вы же повезете нас в ресторан? Я сейчас быстро все приготовлю. — Элла решительно прошла в комнату. — Взгляните пока на компьютер. — Она вынула из чехла и включила ноутбук.

— Суду все ясно, — вынес вердикт Даня. — Кто ж вам подсудобил «Висту»?

Он прошел за Эллой в кухню. Притихшая виноватая Юля тоже скользнула следом за ними и стала помогать матери, доставать с полок нужную посуду.

Элла вымыла руки, повязала фартук и начала быстро и ловко смешивать в миске творог с мукой и яйцом.

— Нет, это никуда не годится, — вздохнула она в отчаянии. — И тут яйца, и там яйца!

— Да все в порядке, — заверил ее Даня. — Я не капризный. Так кто же все-таки поставил вам «Висту»?

— Один сумасшедший компьютерщик… Ой, извините.

— Ничего. Я тоже немного чокнутый, когда речь заходит о компьютерах. Но «Виста» как операционка никуда не годится: программа новая, слишком технологичная, мало разработанная, у нас неизвестная. Она слишком долго загружается, все иконки непривычные… Обычному пользователю она точно не нужна. Если хотите, я вам поставлю ха-пэ.

— Что? — не поняла Элла.

— Икс-пи, — смущенно пояснил Даня. — Это сленг такой дурацкий. Извините.

— Простите, я не понимаю, — улыбнулась Элла, которой этот молодой человек нравился все больше и больше, — если уж читать латинские буквы по-русски, тогда почему не ха-эр?

— Это такой особый шик — ха-пэ. Главное, мы друг друга поняли. Ну как? Хотите ха-пэ?

— Хочу. У меня раньше был как раз ха-пэ, и на полях сидел такой чудный смешной котенок… Можно его вернуть?

— Как не фига делать, — бодро отрапортовал Даня и тут же снова смутился. — В смысле, легко.

— Ничего, мне знакомо это выражение, — звонко засмеялась Элла, выкладывая сырники на сковородку. — Скажите, а это ничего… это можно — в принципе вот так программу поменять?

— Конечно, можно! Юля меня уже спрашивала, не повредит ли это компьютеру.

Юля тем временем натирала на терке сыр для омлета.

— Я спрашивала, не нарушится ли действие гарантии, — уточнила она со своей обычной сварливостью.

— Нет, не нарушится, — сказал Даня. Элла заметила, что он сносит «закидоны» ее дочери с удивительным добродушием. — У каждого Абрама своя программа, как говорится.

— У меня раньше был замечательный мастер, — продолжала Элла. — Вот этот старый компьютер мне налаживал. Уж он бы точно не присоветовал «Висту». Но он куда-то исчез. Я ему звоню-звоню, телефон молчит.

— А сотовый? — деловито осведомился Даня.

— Когда мы с ним познакомились, сотовых еще в природе не существовало.

Юля изумленно вскинула голову. Она не представляла себе времени, когда не существовало сотовых.

— Как же люди жили? — удивилась она вслух.

— Кое-как справлялись, — ответила ей мать. — Сравнительно недавно на свете и автомобилей не было. Перечитай сказку Андерсена «Калоши счастья».

— Ну что я, маленькая, сказки читать? — обиделась Юля.

Но Даня поддержал Эллу:

— У Андерсена удивительно мудрые сказки. Недавно новый перевод вышел, а то в советское время вымарывали все о боге. А как его звали, этого вашего чудо-мастера?

— Владик. Я даже фамилии не знаю, — призналась Элла, — только Владик и Владик.

— Владика все знают! — воскликнул Даня. — Первопроходец! Зубр! А телефон молчит, потому что он в Америку уехал. Он теперь на Билла Гейтса работает.

— Что ж, я за него рада, — вздохнула Элла.

Они вернулись в комнату, хотя Даня уверял, что можно поесть и в кухне, съели омлет, а потом попили чаю с сырниками. Пока женщины уносили посуду обратно в кухню, Даня раскрыл свой чемоданчик и сел к компьютеру.

— Нет-нет, погоди, — крикнула ему Юля, — я хочу посмотреть!

Мать и дочь уселись рядышком на диване, а Даня начал колдовать.

— Да ничего особенного, — смущенно, словно оправдываясь, говорил он. — Что у нас тут? «Виста»? Раз, и нет «Висты». Ловкость рук обманывает глаз. Так, теперь вводим сюда ха-пэ… Сейчас распакуется.

— Я видела, как Даня со световой программой работал у нас в ателье, — вставила Юля. — Супер! Просто балдеж!

— А я видел, как ты ходишь по подиуму. И как ты танцевала с Чаком Берри. Тоже полный улет.

— Ну-ка с этого места поподробнее, — нахмурилась Элла. — Где она там танцевала? Почему я об этом ничего не знаю?