День мертвых Грубер Майкл

– Ответьте на звонок, Ортис.

Кузнец вынул из кармана мобильник.

– Альфа ноль, – сказал он, хотя теперь возглавлял уже всю «Касу». Он выслушал звонившего, задал несколько вопросов, отдал короткий приказ и завершил разговор.

В полумраке лица Ортиса было почти не видно, только поблескивали глаза и зубы. Но голос его дрожал.

– Все как вы сказали, сеньор. Они подошли на траулере к скалам и выгружаются. Дионисио говорит, их много, не меньше пятидесяти. Я велел своим отступать к большому пулемету.

– Правильно. Через скалы они могут перевалить только в одном месте, и вы будете сшибать их, как кегли – по одному за раз. Скажи своим, чтобы отперли у ДШК затвор и разбили корпус кувалдой, когда кончатся патроны. Есть у них кувалда?

– Будет.

Оглядевшись, кузнец приметил маленькую фигурку, наблюдавшую за салютом с груды мешков. Когда его окликнули, Ариэль не заставил себя ждать. Ортис велел мальчику бежать в кузницу, найти там кувалду – не большой молот, а инструмент поменьше, со скошенной кромкой, – и отнести Эктору Сосе, он ждет за пулеметом на поле для гольфа. И поживей.

Сверкнула детская улыбка, и мальчишка умчался прочь. Мардер подумал, что со стороны Ортиса было мудро отправить с таким поручением ребенка, а не вооруженного мужчину – это ослабило бы оборону.

Солнце тем временем поднялось над холмами, и дымовую завесу у начала насыпи живописно проредили лучи света, но происходящее было неплохо видно и без них. Там пылали и тлели десятки машин. Тамплиеры метались вокруг них, но и сами сгорали заживо и потому не вели ответного огня по позициям Фамилиа, а оттуда меж тем не прекращался массированный обстрел. Вскоре сопротивление окончательно угасло, и Мардер разглядел в бинокль, как из зарослей хлынули полчища бойцов, чтобы добить врага.

С севера донесся характерный грохот «ДШК», и Мардер кинулся на край террасы. У бруствера выяснилось, что дальнюю оконечность поля для гольфа загораживает кучка низкорослых мексиканских елей. Взобравшись по лесенке на северо-западную башенку, он улегся на крыше и прильнул к прицелу винтовки.

Он сосредоточился на участке, где лесная тропинка выходила на главную улицу colonia. «ДШК» замолк, и через минуту показался фелисист, потом еще один. Укрывшись за стволами деревьев, они стали отстреливаться. Мимо пробежала группа их товарищей – эти неслись как угорелые, некоторые тащили на себе раненых, хотя лиц Мардер рассмотреть не успел. Прикрывающие стреляли, пока не кончились патроны, затем тоже обратились в бегство.

На тропинке показался sicario Фамилиа, и Мардер снял его с первого выстрела, потом еще одного и еще. Новые не появлялись, и он подумал, что теперь они попробуют прорваться через лес другим путем – это все-таки непроходимые джунгли, хотя… но нет, они сделали еще одну попытку, выбежали целой группой. Мардер подстрелил двоих, но остальные попрятались в проходах между домами colonia. Он физически не мог стрелять с такой скоростью – еще одно доказательство того, что пулемет не дураки придумали. Мардер уже хотел слезть со своего насеста, но поймал в прицеле какое-то движение и застыл.

По тропинке шагал Скелли – неторопливо, словно на прогулку вышел. Из оружия при нем был только пистолет. Он поднял глаза, будто знал, что его держат в перекрестии прицела, и не придавал этому значения, а потом проследовал за sicarios и скрылся между домами.

Ну что ж, неудивительно, что Скелли перекинулся к Ла Фамилиа. Куда еще ему было податься? А решающим аргументом в переговорах стали «РПГ» из того самого контейнера, которые он благополучно приберег. Мардер понял, что бессмысленно ненавидеть его за предательство. Пепа права. Скелли не обычный человек, он похож на стихию – такой же смертоносный и чуждый морали, как ураган.

Мардер снова приметил какое-то движение. На плоскую крышу одного из домов забрался человек и встал так, чтобы его не было видно из-за бруствера на крыше. В руках он держал базуку. Мардер успел крикнуть: «Ложись!», потом ракета стартовала, и в следующую секунду башенка с оборудованием разлетелась на куски.

Он подстрелил бандита и сполз на террасу. Очевидно, базука была не одна, поскольку почти сразу только что покинутая им башенка взорвалась столбом пыли, во все стороны брызнули осколки камней и черепицы. Повсюду лежали раненые – стонали и плакали, звали матерей, кто-то совсем затих. Мардер отбросил винтовку и стал помогать переносить раненых в лазарет. Каждые несколько минут дом сотрясал взрыв очередной ракеты или одной из самодельных мин, заложенных силами обороны.

Во время последнего рейса в лазарет воздух прорезал жуткий крик, точно вопила банши[161], – это Ампаро стояла на коленях над почерневшим окровавленным телом своего сыночка, и безутешное горе обезобразило ее приятное умное лицо. Она трясла труп, била по обмякшим щекам и испускала вопль за воплем, пока другие женщины ее не увели.

Мардер отыскал взглядом отца Сантану и подождал, пока тот закончит помазание умирающего – человека по фамилии Энрикес, который делал из стекла маленьких блестящих зверюшек. Когда священник поднял глаза, Мардер сказал:

– Идемте со мной. Я хочу кое о чем вас попросить.

Они отошли в угол. Мардер вгляделся в лицо отца Сантаны. Кожу и черные как смоль волосы священника припорошила пыль от штукатурки. На его воротнике-колоратке виднелись пятна крови. У него был вид испуганного человека, который отчаянно храбрится. Мардер подумал, что мексиканец напоминает Скелли в пылу сражения, и это еще больше убедило его в том, что священнику можно доверять.

– Рад видеть вас здесь, святой отец. Как вы пробрались к нам?

– Я приехал еще до нового штурма. Тамплиеры обрадовались мне. У них много умирающих, и они не возражали, чтобы я помог и вам.

– Что ж, хорошо, что вы здесь. Послушайте, святой отец, так больше нельзя. Вторичные позиции подавляют одну за другой, у людей кончаются пули. С таким количеством боеприпасов мы сможем удерживать дом лишь несколько часов, не дольше. Прошу вас выйти к ним и договориться о перемирии.

– О чем вы? Если они и так победят, то что вы можете им предложить?

– Себя. Куэльо я нужен живым. Ему захочется помучить меня, выставить мое тело у всех на виду с назидательной надписью – как предупреждение всем, кто вздумает ему перечить. Если он не согласится, скажите, что мы будем стоять насмерть. Ему придется вычищать дом комната за комнатой. У нас еще предостаточно АСДТ[162]. Он потеряет сотни людей и так ослабнет, что его сможет прижать какой-нибудь другой картель или jefe. Кроме того, скажите ему, что я готов официально передать ему права на всю мою собственность.

– В самом деле? А я слышал, вы учредили ejido.

– Верно, только jefe про это не знает. Я могу подписать любой документ, но по мексиканским законам он не будет иметь силы. Так мы выиграем время, отец. Когда Пепа опубликует свой репортаж, общество станет требовать вмешательства военных. Все люди Куэльо сейчас на острове. Их возьмут одним махом.

– Но вас убьют. Вас будут пытать.

– Возможно. Но как говорят у нас, фелисистов, победа или смерть. И да, они могут ведь и вас застрелить. Ну так что, возьметесь?

Священник звучно сглотнул, кадык его дернулся. Затем он широко улыбнулся.

– Может, оба станем святыми. Сан Мигель и Сан Рикардо Мичоаканские – навеки вместе, как Перпетуя и Фелицитата[163]. Знаете, я вот давно гадаю – не предрасполагает ли сама фамилия «Мардер» к мученичеству? Не кроется ли в ней некий потайной смысл?

– Нет, никакого отношения к мученичеству моя фамилия не имеет. По-немецки «мардер» означает «куница» – это такой крупный хорек. Проныра. Если задуматься, мне это больше подходит.

Отец Сантана рассмеялся, но каким-то визгливым смехом. Затем он выдохнул, словно изгоняя из легких ядовитый газ.

– Господь Всемогущий! А ведь это даже интересно. Я так долго, долго жил в ужасе перед ними – а теперь ужаса нет. Бояться смерти – сущий идиотизм, особенно с моим родом занятий, а теперь я и вспомнить-то не могу, каково это было – бояться. Наверное, это как научиться плавать… нет, говорить – и потом ты уже не помнишь времени, когда не умел этого. Что ж, дон Рикардо, жалею лишь о том, что мы с вами столь мало и редко беседовали на эти возвышенные темы.

– Мы еще живы, святой отец, – произнес Мардер. – Вам надо где-нибудь раздобыть белый флаг.

22

Стата отмеряла время по гребкам, что помогало оценить и пройденное расстояние: в жизни она столько раз проплывала восьмисотметровку, что неплохо представляла, сколько примерно для этого требуется движений. Спустя пять таких интервалов – то есть четыре километра – она чувствовала себя нормально, по крайней мере, физически. Прежде ей не приходилось плавать на такие расстояния в море, ну да и что с того – вода есть вода, а на соленой, вообще-то, держаться проще, чем на пресной, хоть какое-то преимущество. Продвигаясь вперед, она думала о классических заплывах на длинные дистанции – скажем, Ла-Манш в ширину составлял около сорока восьмисотметровок, – с которыми сотни раз справлялись другие люди, причем все они не отличались каким-то там особым соревновательным духом. Ей это тоже по силам – двадцать одна миля, чего тут сложного. Ну или двадцать восемь с половиной, если оплыть по кругу Манхэттен, а это какие только неумехи не проделывали.

С другой стороны, все эти люди были не совсем одни, плыли не в темноте и знали расстояние до берега. Сколько же до него? Может, все тридцать миль? Удастся ли ей проплыть тридцать миль без многомесячной подготовки, с балластом из мешковатой рубашки, с пистолетом в нагрудном кармане, из-за которого у нее на каждом гребке сбивался баланс? Наверное, нет. Но расстояние должно быть меньше, гораздо меньше. Она поднялась на яхту, когда с той еще было видно сушу, а путь на моторке не мог занять больше получаса – и далеко ли они отошли потом? Стата припомнила, как сидела в пустой кладовой. Если бы судно неслось на всех парах, она бы уловила вибрацию от работающих винтов, но никакой вибрации не было. Или все-таки была? У нее вылетело из памяти.

По крайней мере, направление она выбрала верно. Стата перевернулась на спину и расслабилась, взмывая и падая вместе с волнами. Звезды сплошь усыпали небосвод, выстроившись в привычные фигуры. Ковшик Большой Медведицы был на обычном месте, Полярная звезда – по правую руку от Статы, месяц тоже находился где положено, и проведенная через его рожки прямая касалась южного горизонта. Стата определенно плыла на восток; всего-то и нужно было двигаться дальше, и вскоре она достигнет Северной Америки.

Вот только у нее болел желудок. Она ничего не ела со вчерашнего дня и проголодалась, как волк. В дни усиленных тренировок ее организм сжигал по три тысячи калорий, и хотя сейчас Стата не так усердствовала, ее резервы глюкозы стремительно истощались. Тут пригодился бы жир, но вот жира-то у нее и не было. Те, кто плавает в океане на длинные дистанции, отличаются, как правило, приличным весом; помимо прочего, жир служит и защитой от холода. А холод тоже может стать проблемой, если городские огни не покажутся в ближайшее время. По ее прикидкам, температура воды была не менее восьмидесяти по Фаренгейту[164], но это все равно намного ниже температуры человеческого тела. С каждой минутой, проведенной в воде, из ее организма утекало тепло, которое должно было восполняться за счет пищи или жира, но Стата расходовала слишком много энергии, и вот посреди десятой восьмисотметровки одно из бедер уколола первая судорога.

Она перевернулась на спину и зависла на месте, уговаривая ногу расслабиться, мышечные волокна – не сокращаться так мучительно. Надо вылезти из бассейна и помассировать бедро. У Статы и вправду мелькнула такая мысль, и от этого ее паника лишь усилилась. Холод начал сковывать ее рассудок, тело отказывалось от борьбы, остывающий мозг стал выдавать галлюцинации. Она взглянула на небо. Нет, Полярная звезда не там, где надо – она справа, а должна быть слева. То есть она плыла в открытое море? Как долго? И что это меняет?

Она развернулась и плыла еще несколько минут, пока судорога не ударила вновь. Ей опять пришлось остановиться и улечься на спину, разглядывая звезды. В голове ожило одно из первых воспоминаний детства. Она сидела ночью на причале – наверное, перед домиком, который они снимали на южном берегу Лонг-Айленда несколько летних сезонов подряд, – и мать сказала ей, что звезды – это дырочки в небесах, через которые льется сияние Господа. Даже в четыре годика такие объяснения ее не устраивали, и позже, выяснив истинное положение вещей, она пришла к выводу, что в вопросах, связанных с реальным миром, маме доверять нельзя. Звезды оказались гигантскими шарами из пылающего газа, их количество и расстояние до них – ошеломляющим, и Бог тут был ни при чем, совсем ни при чем; Вселенная, развернувшая над Статой блистательное звездное полотно, оставалась совершенно безразличной к ее судьбе.

Поэтому она воздержалась от молитв, хотя в минуты отчаяния, как известно, к ним прибегают даже атеисты. Точнее, от молитв за себя саму; глядя в лицо Вселенной, она вслух помолилась за своего истинно верующего отца: если существует Нечто, неравнодушное к людям, то пусть оно позаботится об отце, поможет ему пережить смерть дочери, пусть он не винит себя, пусть утешится тем, в чем религиозные люди находят утешение.

Когда с этим было покончено, ее затопила постыдная жалость к себе, из глаз покатились соленые слезы и смешались с соленой морской водой. Она профукала свою жизнь; никто ее не любил, и она никого не любила; она не внесла ни малейшего вклада в дело человеческого прогресса; вскоре она пойдет на дно и будет миля за милей погружаться в черноту, затем ее пожрут падальщики, она перестанет существовать и вернется в небытие.

Потом она обломком корабля покачивалась на волнах, ожидая, когда холод лишит ее сознания; сколько минут, сколько часов это длилось, Стата не знала – само время утратило смысл, она всегда была здесь, болталась в обманчиво теплом море, беспомощно дожидаясь смерти. Судороги унялись, но в ее конечностях совсем не осталось сил; ей едва хватало энергии, чтобы просто держаться на воде. Пистолет она выкинула – и при этом даже не слишком сильно выиграла в плавучести; теперь решение оставить его казалось нелепой прихотью человека, которым она больше не была. Ее окутывала дрема, в голове всплывали образы из прошлого – строчки выученных наизусть стихов, сценки из школьной жизни, всяческие конфузы. Она глядела на звезду прямо над собой. Вот та стала размытой, превратилась в светящуюся петельку, погасла; она ушла под воду, она тонула.

Ее ноги что-то коснулось.

По телу Статы как будто прошел электрический разряд. Конечности сами выполнили давно отработанные, автоматические движения и вынесли ее на поверхность. Над морской гладью горел одинокий огонек, отбрасывая тусклый конус желтоватого света на рыбацкую лодку и воду вокруг нее. С лодки тянули сети – вот что означало это прикосновение. Три несильных гребка – и она у сети, до отказа заполненной поблескивающими креветками. Стата вцепилась в нее и через несколько минут уже лежала на фанерной палубе, разглядывая удивленные лица рыбаков.

– Не одолжите сотовый?

Оторвавшись от экрана ноутбука, Пепа Эспиноса увидела перед собой Кармел Мардер. Но узнала ее не сразу: так осунулось лицо девушки, такими красными и безумными были ее глаза.

– Иисус-Мария, Кармел! Что с тобой стряслось, черт побери? Где ты пропадала?

– Пожалуйста. Мне нужно позвонить отцу.

– Не выйдет. В casa связи больше нет. Господи, да присядь же! Как ты еще на ногах стоишь.

Пепа работала за столиком в «Эль Кангрехо Рохо», в зоне, которая не просматривалась с центральной площади Плайя-Диаманте. Стата так и рухнула на предложенный ей стул.

Пепа помахала официантке.

– У тебя голодный вид, nia[165]. Тебе нужно поесть. Что они с тобой сотворили?

– Я была в море. И да, поесть не откажусь.

Журналистка смотрела, как она поглощает еду: стопки смазанных маслом тортилий, куриный суп с рисом, полдюжины говяжьих энчилад, тарелку тако с начинкой из свежего huachinango[166], и все это запивалось чаем со льдом, стакан за стаканом. Не отрываясь от еды, Стата рассказывала.

– Погоди-ка, ты убила Габриэля Куэльо? Ручкой?

– Да. «Ротринг 600» за сто сорок девять баксов. Жаль ручку.

– Перо опаснее меча, как говорится[167].

– Да, странно, когда старые метафоры воплощаются в жизнь так буквально. Хотя, вообще-то, я убила его, пустив в череп пулю двадцать второго калибра. Но если бы я предпочитала дешевку вроде «Бик», то сейчас была бы мертва, а он бы нарезал меня кусочками и скармливал крабам.

Осекшись, Стата подняла к губам пластиковый стаканчик. Кубики льда стучали, словно кастаньеты, пока наконец ее пальцы не разжались. Стаканчик полетел на пол, и Кармел Мардер зашлась в пятнадцатиминутной истерике.

– Посттравматический стресс, – заметила Пепа, когда все закончилось.

– Наверно. Или мозговая травма. В общем, убив его, я прыгнула за борт и плыла в темноте, пока меня не подобрали рыбаки. К ножу у меня крепится стальная коробочка из-под таблеток, там я держала двести долларов. Я дала их рыбакам и сказала, что они получат втрое больше, чем думают выручить за своих креветок, если отвезут меня в гавань Плайя-Диаманте, и вот я здесь.

– Как только прибудет моя съемочная группа, я возьму у тебя интервью. Изумительная история. Девушка спасается из лап Эль Кочинильо, да еще и закалывает его ручкой? Да я штаны сейчас уделаю!

Стата сразу же решила, что никакого интервью не будет. Она никогда и никому не расскажет о тех двоих, кого хладнокровно застрелила, и о случившемся в море, и о том, как проплыла, по собственным оценкам, больше двадцати миль. Ни о мысли, которая намертво засела в голове и никак не желала уходить: то, что она оказалась на пути рыбака Серафина Монтойи и его сына Ассенсио, – чистейшая случайность. Ей не хотелось думать о сбивчивых объяснениях сеньора Монтойи: укутывая ее в одеяла и потчуя горячей ухой, он сообщил, что они с сыном забрались на юг гораздо дальше обычного и что идея отклониться от курса неожиданно возникла в его мозгу, когда он молился Богородице Гваделупской о хорошем улове, как делал каждую ночь, и что это спасение, несомненно, есть чудо, явленное Господом и Святой Девой. И ей не верилось, что за час, предшествующий спасению, он выловил больше креветок, чем за всю жизнь, и потому-то так охотно согласился сделать крюк в пятьдесят миль, не имея никаких гарантий вознаграждения, кроме слова незнакомки.

Еще Стата впервые осознала всю реальность мук своего отца и менее очевидных терзаний Скелли, осознала, каково это на самом деле – убить человека. Ей хотелось сейчас быть с отцом, обнять его и не отпускать, хотелось, чтобы он понял – ей это тоже знакомо, и поделиться своей надеждой, что в их власти простить друг друга за эти преступления от имени всего человечества.

– Ага, без проблем, – произнесла она. – Ну так что там творится в casa? Куда подевалась связь?

Журналистка рассказала ей о вчерашних приготовлениях Мардера и поделилась догадками насчет того, что произошло после ее бегства с острова: Ла Фамилиа предприняла массированную атаку на конкурентов, продолжив ее штурмом Каса-Фелис. Пепа не спала всю ночь, названивала людям по сотовому, будила их и сулила репортаж десятилетия. Доверив документы о передаче собственности одному городскому notario, который не до конца еще прогнулся под картели, она отыскала торговый пассаж с точкой доступа Wi-Fi и загрузила все видеофайлы на компьютер своего продюсера. В это самое время репортаж готовился к эфиру. И Пепа, и продюсер не сомневались, что, когда видео появится на ТВ и в Интернете, властям под давлением общества придется выслать армию.

– Но как быть сейчас, Пепа? На это может уйти не один день. Вы говорите, что у Ла Фамилиа на острове сотни sicarios – пока военные раскачаются, они успеют убить моего отца и всех остальных. Нужно, чтобы армия была там ужесегодня, сейчас, сию же минуту.

– Да, но я не представляю, что мы можем…

– Давайте сотовый!

Визитка майора Наки не пережила купания в океане, но у Пепы Эспиносы, разумеется, нашелся его номер.

– Третий батальон, сержант Санчес, сэр! – отчеканил голос в трубке.

Стараясь имитировать выговор fresa, Стата пояснила сержанту, что майор Нака ее хороший друг, что она располагает важными сведениями, касающимися вопросов национальной безопасности, и что ей срочно нужно переговорить с майором.

Командира сейчас нет на месте; он участвует в операции, и связаться с ним нельзя.

– Сержант Санчес, выслушайте меня внимательно! Меня зовут Кармел Беатрис Мардер. Я должна сию же минуту переговорить с майором Накой. Понимаю, у вас приказы, но наверняка ведь есть возможность как-то соединить меня с его полевым штабом. Сержант Санчес, не хотела бы я быть на месте солдата, из-за которого сорвется такой звонок.

Похоже, обращение по имени (она его запомнит!) и чистый выговор сделали свое дело.

– Минутку, сеньора, – сказал сержант. Потом послышался шум помех, и последовал недолгий разговор с еще одним связистом.

– Сеньорита Мардер, какой приятный сюрприз. Хотя я вдвойне удивлен, что вас со мной соединили.

– К сожалению, я вам звоню не затем, чтобы поболтать, майор. Ла Фамилиа пошла штурмом на дом моего отца. Они перебили всех тамплиеров, которые до того осаждали остров, и теперь вот-вот захватят дом. Можно не пояснять, какая тогда начнется резня. Вам необходимо без промедления перебросить своих людей к Исла-де-лос-Пахарос и обрушиться на них. У вас есть возможность уничтожить Ла Фамилиа в Мичоакане одним ударом. Но действовать надо прямо сейчас!

– Не могу, сеньорита. Чтобы мне дали «добро» на такую операцию, нужно будет пройти по всем инстанциям. Утверждение плана может занять несколько дней и, я боюсь…

– Нет, майор, вы не поняли. Это ваш звездный час. Все sicarios Ла Фамилиа собрались на острове, соединенном с материком узеньким перешейком. Вы можете накрыть всех разом, точно крыс в корзине. Сколько раз вы врывались в здания, пугали старушек – а malosos уже и след простыл? А это будет настоящая война и важная победа для сил правопорядка. Ну и кроме того, если вы придете, вас буду ждать я.

Сдавленный смешок.

– Даже так? И видимо, вы сделаете все, что я захочу.

– Нет. Я буду вытворять такое, о чем вы и не мечтали. Даже в подростковых фантазиях.

Майор расхохотался уже в открытую.

– Ну серьезно, Кристобаль, – продолжила она. – Конечно, я не очень хорошо вас знаю, но у меня создалось впечатление, что вы человек empeo[168], что эта вся no importa вам осточертела. Мой отец погибнет ужасной смертью, а вместе с ним и сотни других мексиканцев, если вы не вмешаетесь. Вы способны это прекратить. Только вы.

– Вы просите слишком многого, сеньорита. Вся моя карьера…

– Ваша карьера не пострадает. Вообще-то, даже наоборот. Со мной рядом сейчас сидит Пепа Эспиноса. Она сняла на видео, как тамплиеры атакуют остров, но вооруженные селяне дают им отпор. Через час этот репортаж выйдет на «Телевисе» и разойдется по всему Интернету. И Пепа гарантирует, что пустит в ход все ресурсы «Телевисы», чтобы для Мексики вы стали героем. Вы не только останетесь целы – вся страна будет требовать, чтобы вас представили к награде.

На том конце линии повисла тишина. Слышался треск и призрачные обрывки каких-то других разговоров. Наконец майор нарушил молчание, и голос его казался звучней, чем прежде:

– Ну ладно. Что-то надоело мне быть майором. Я все сделаю. Будем там в течение часа.

– Мне пора в банк, – заявила Стата, попрощавшись с майором и вернув телефон владелице. – Надо снять десять тысяч песо для Серафина… нет, лучше двадцать. Арендую его лодку на весь день.

– Постой… зачем тебе понадобилась лодка?

– Чтобы наблюдать за сражением, ясное дело. И чтоб высадиться на острове, когда армия одержит победу. Идем!

Она встала и двинулась к выходу. Пепа заметила, что на ней до сих пор рубашка-сафари, пропитавшаяся морской солью, и грязные обрезанные шорты цвета хаки – размеров на шесть больше, чем надо, и подвязанные оранжевым шнуром.

– Мне нужно дождаться съемочную бригаду, – проговорила журналистка.

– Да ладно вам! Это ведь финал вашей документалки – окончательный разгром злодеев. А когда военные захватят остров, можно высадиться на причале и заснять их триумф. Официальную прессу они и на милю не подпустят, а у вас будет еще одна сенсация.

После секундных безнадежных колебаний Пепа взяла сумочку, положила на стол деньги и сказала:

– В магазин успеем заскочить? Тебе бы прикид обновить, chica.

– Почему?

Мардера держали на голом бетонном полу в темноте, и лица гостя было не видно, но падавший в дверной проем свет очерчивал силуэт, который несомненно принадлежал Скелли.

– Потому что я поклялся, что никогда больше не встану на сторону проигрывающих. Этому меня научил Лаос. Ты, видимо, вынес другой урок.

– Тогда зачем ты приехал? Зачем вообще стал нам помогать?

– Мардер, ты все время забываешь, что я наркобарон. Ты не хочешь в это верить, но это так. Мои друзья из Азии видят, как у мексиканцев идут дела с метом, и хотят с ними работать. У них полно героина, а рынок для мета большой – все эти миллионы китайчат, которые пашут в две смены. Не охота ли им слегка кайфануть? Ну конечно, охота, а что может быть прибыльнее? На запад уходит героин, на восток – мет. Им нужен был партнер из местных, и Куэльо подошел в самый раз. Я решил оказать ему услугу – избавить от тамплиеров, а твой островок пусть будет в подарок. Он доволен как слон. Кстати, о тамплиерах: они захватили Эль Гордо и вроде бы хотят соскоблить с него жир – тепловым ножом, ими еще пластик режут. Не терпится посмотреть.

– Как там Лурдес? – спросил Мардер.

– Нормально. Она в Дефе, как ты и хотел.

– Что ж, хорошо.

– Да, теперь будет упорным трахом пробивать дорогу к звездам. Ну и монстрика ты породил, кстати говоря, и все из благих побуждений. Вернемся к делам: я так полагаю, с передачей прав на остров ты ничего не намудрил?

– Нет.

– Весьма разумно. Тебя все равно порубят на куски, но сначала все-таки пристрелят. Если б ты стал артачиться, обошлись бы и без этого.

– Знаешь, Скелли, сейчас мне уже все равно. Про Стату что-нибудь слышал?

– О, Кармел катается на яхте, насколько мне известно. С Поросенком. Надо думать, он знакомит ее со своими понятиями о романтических встречах.

– Ты можешь что-нибудь предпринять?

– Только не я. Встревать между jefe и его сынулей – не лучшая стратегия. Знаешь, Ла Фамилиа напоминает мне другую организацию, где с виду все такие добренькие и святые, а с изнанки – извращенцы да насильнички. Тебе ли удивляться, что и старушку Стату засосало.

– Ты же ее на коленях нянчил. Она тебя на ночь целовала. Любила.

– А не хрен было так ошибаться. Все, кто меня любит, плохо кончают. И мой тебе совет: в следующей жизни держись за победителей.

– Ну тогда иди с Богом, Патрик, – сказал Мардер.

Скелли развернулся и вышел, хлопнув дверью.

Мардер лежал в темноте, стараясь не думать, пытаясь выйти на связь с мистером Тенью. Он намекнул, что если мистер Тень не против, то сейчас самое время лопнуть. С некоторых пор Мардер смирился со смертью, но если у него оставался выбор, он не хотел бы умереть от пыток, под хохот гнусных людей. Он видел, как пытают пленников, и знал – за коротенькую передышку иные сделают что угодно, сознаются в чем угодно, и в этом плане он не питал иллюзий на свой счет. Скелли сказал, что его пристрелят, но можно ли ему хоть в чем-то доверять? Вообще, со Скелли что-то не так: этот финальный выплеск злорадства не мог исходить от человека, которого Мардер знал сорок лет. Скелли был очень, очень плохим человеком, но не садистом, а тут прозвучал именно монолог садиста. Наверное, у него тоже проблемы с мозгом – ничего нельзя исключать.

Еще Мардер был уверен, что Кармел не умерла и не пдвергается истязаниям. В нем жила почти мистическая вера в существование духовной связи между ним и детьми; он часто ни с того ни с сего звонил им, если вдруг чуял неладное, и почти всегда попадал в точку, даже если они и не сразу в этом признавались.

В том, что его убьют, сомнений не было. После того как он сдался и подписал все бумаги, Мардера усадили между двоими молчаливыми sicarios на заднее сиденье машины и привезли сюда, не позаботившись завязать глаза. Так что он знал, что находится в старой пивоварне «Эрнандес и Сия», где, видимо, располагалась база местного филиала Ла Фамилиа. Здесь по-прежнему варили пиво – в воздухе ощущался запах дрожжей, – а заодно и мет, который развозили на тех же самых грузовиках. Перед главным зданием выстроился целый автопарк, и Мардеру стало любопытно, вернул ли им Скелли грузовик, похищенный из порта.

В помещение брызнул свет – из зарешеченного прямо-угольника в верхней части стены, явно входившего в систему вентиляции. Мардер увидел, что все вокруг заставлено стальными бочками на металлических тележках – и в бочках, конечно же, было не пиво. Через решетку доносились голоса и смех, и один из голосов, очевидно, принадлежал Эль Гордо. Что он там говорил, Мардер не разобрал, но в тоне его сквозила истерика, слова вылетали быстро, без пауз, пока не перешли в пронзительный крик. Потянуло вонью паленых волос и горелого жира; казалось, крики продолжаются уже много часов. Мардер заткнул бы уши, но ему связали руки, так что пришлось слушать – как и было задумано, понятное дело.

Наконец крики оборвались. Вновь послышался смех, шутки, потом единственный выстрел, и по бетонному полу с неприятным вш-ш-ш потащили что-то влажное. Через несколько минут распахнулась дверь, вспыхнул светильник на потолке, и в комнату вошли четверо мужчин. Двое были sicarios в традиционных строгих костюмах и с пустыми безжалостными лицами, еще один тип облачился в белоснежный защитный костюм с пластиковым фартуком и нес бензопилу, ну а четвертым был дон Мельчор Куэльо.

Sicarios подкатили точно под светильник пустую тележку из-под бочки, развязали Мардеру запястья и лодыжки, уложили на тележку и привязали уже к ней. Посмотрев в глаза Куэльо, Мардер проговорил:

– Нам стоит обсудить вашу модель ведения бизнеса.

Человек в защитном костюме бросил взгляд на своего jefe, держа руку на пусковой кнопке бензопилы. Куэльо жестом велел ему погодить.

– Да неужели? И что же с ней не так?

– Ну, если в целом, то любая модель, основанная на пытках и убийствах, в перспективе нежизнеспособна. Вам, конечно, это известно – вы человек умный. Все первоначальные лидеры Ла Фамилиа уже убиты, а когда наркобарон добирается до власти, ему остается жить… ну сколько там в среднем? Лет пять? И все это время вы живете как загнанный зверь – за вами повсюду охотятся, у вас нет чувства безопасности и, в общем, шансов насладиться деньгами. Вот можете вы на частном самолете слетать с подругой в Париж и пожить в «Георге V»?[169] Какое там. Можете рассчитывать на престиж и привилегии, положенные другим состоятельным людям, – особняк в Чапультепеке, приглашения на светские вечера, можете выдать дочерей и внучек за солидных людей, пользоваться уважением в обществе? Не можете. Наверняка это вас расстраивает, и все из-за вашей модели бизнеса.

Куэльо слушал его со снисходительной улыбкой.

– И чем вы предлагаете мне заняться вместо этого?

– Выходите из наркобизнеса. У вас уже достаточно капитала, больше вам ни к чему. Дайте образование тем sicarios, что поумней, остальных отправьте на пенсию. Это реально… да что там, примеров хоть отбавляй. В прошлом веке половину крупнейших состояний в Америке сделали на торговле самогоном при сухом законе. Сообразительные уходили, сорвав куш. Дураки закончили жизнь в тюрьмах или на улице. Продайте лаборатории и систему сбыта. Направьте деньги в политику. Не поскупитесь на взятки – наверняка выбьете себе амнистию. Вкладывайтесь в ценные бумаги. Платите налоги. Жертвуйте на благотворительность. Через пять лет никому и дела не будет, что вы начинали как наркобарон.

– И для начала, я так понимаю, мне следует отпустить вас?

– Это было бы красиво и символично.

Лицо Куэльо стало задумчивым, и какое-то время он молча глядел в пустоту. Но наконец сказал:

– Что ж, интересная мысль. Признаюсь, я и сам размышлял об этом. С другой стороны, если все будет идти как прежде, то картели в Мексике сравняются по силе с государством. В конце концов они договорятся с властями, как уже было при ИРП. Мы сможем свободно торговать, подкупая политиков, и тогда передо мной откроются все преимущества респектабельного образа жизни, о которых вы сейчас упомянули. При этом – при этом – я смогу, как и прежде, крошить своих врагов на кусочки, а это, что греха таить, доставляет мне удовольствие. Но попытка была хорошая. Оригинальная.

Потрепав Мардера по щеке, он отступил от тележки и кивнул человеку в защитном костюме, который сразу дернул тросик бензопилы, и та дробно зарычала – но звук тут же потонул в грохоте грандиозного взрыва, раздавшегося где-то снаружи. Здание задрожало, с потолка и стен посыпалась пыль. Светильник наверху заморгал.

– Вырубай! – рявкнул Куэльо. Бензопила утихла. Они все стали прислушиваться, но в ушах слишком сильно звенело. Затем прогремел еще один взрыв, страшнее прежнего, и на этот раз свет потух. Загорелась лампочка аварийного освещения над входом. Куэльо велел sicarios выяснить, в чем дело. И обратился к Мардеру: – Лаборатории иногда взлетают на воздух. Такова цена нашего бизнеса. Но лабораторий у меня много. Хотя тебе повезло, кстати. – Не меняя тона, бросил он человеку с бензопилой: – Надо уходить. Сними ему голову, хватит с него.

Послышался отрывистый кашляющий звук. Мардер подумал, что это тоже бензопила, но бандит вдруг выронил ее и рухнул на пол. В дверях стоял Скелли, в руках у него был автомат с длинным глушителем.

Показав на Куэльо, он ухмыльнулся Мардеру и сказал:

– А ты и уши развесил, да?

Затем Скелли разрезал ножом его путы. Мардер сел – голый, как был, – и уставился на Куэльо, которого случившееся словно парализовало.

– Руки вверх, jefe, – приказал Скелли и ловко обыскал его. – Так, что это у нас тут? Неужто «глок 17»? И почему я не удивлен?

Вынув из плечевой кобуры пистолет, он протянул его Мардеру. Это был отцовский сорок пятый армейского образца.

– А его-то ты как нашел?

– Да у тебя вещи валяются где попало – с оружием так нельзя, Мардер, я даже удивлен. А теперь будь добр подержать jefe на мушке, пока я вынимаю обойму.

Закинув автомат за плечо, он на секунду отвернулся, вынул из «глока» обойму и отбросил ее к дальней стене. Железка звякнула, отскочив от бочки. Скелли кинул пистолет на пол и отшвырнул его пинком.

– Взрыв, надо думать, твоих рук дело? – поинтересовался Мардер.

– Ага. В знак доброй воли я решил вернуть грузовик, украденный тамплиерами. Три тонны аммония рванули будь здоров, вот тебе и удобрение. Думаю, живых тут не особо много осталось.

– Ну да. Слушай, Скелли, а по-другому никак нельзя было? У нас столько людей погибло. Даже детей.

– Что тут скажешь, шеф? Один человек против двух бандитских шаек? Тут вариант один – как в «Телохранителе»[170]. И он сработал, как видишь. – Сняв с плеча автомат, Скелли продолжил: – В соседней комнате я заметил ящик с защитными костюмами, советую приодеться. Если только у тебя не возникло желания разделать этого парня бензопилой. Тогда и голым можно поработать – ну, ты меня понял.

Заиграла веселая мелодия – такая же неуместная в этой ужасной комнате, как ярмарка в концлагере.

– Что за хрень? – удивился Скелли и стал хлопать себя по карманам. Наконец он достал мобильник и принял звонок, ни на миг не спуская с Куэльо глаз и держа его на прицеле.

– Да? Ух ты! Детка, это просто охрененно. Как ты… Что? Серьезно? Сама-то цела?

– Это Стата? – встрепенулся Мардер и потянул руку к тлефону.

– Погоди, тут с тобой папаня хочет поговорить.

– Кармел, как ты? – сказал Мардер.

– Нормально. А ты?

– Тоже. Ты где?

– Дома. Тут уже все закончилось. Пришли военные и перебили всех бандитов.

И она обо всем ему рассказала.

Завершив разговор, Мардер вернул сотовый другу и перевел взгляд на Куэльо. На злобном лице наркобарона застыло выражение непрошибаемого достоинства. Смерти он в любом случае не боится, подумал Мардер; только вот для него есть вести и похуже. Он вышел в коридор, обогнул трупы застреленных Скелли sicarios и отыскал ящик с костюмами. Одевшись, Мардер направился к искореженной двери, повисшей на единственной петле. Снаружи не было ничего, кроме черного маслянистого дыма, адского смрада и полнейшей разрухи. Среди обугленных и еще горевших домов и машин не наблюдалось никаких следов жизни. Подходящие Gtterdmmerung[171] для империи зла.

Вернувшись в комнату с бочками, Мардер застал Куэльо у дальней стены – тот сполз на пол и задыхался от рыданий. А-хн, а-хн, а-хн – слышалось снова и снова.

– Я рассказал ему. Кажется, он все принял близко к сердцу.

– Мои соболезнования, дон Мельчор, – проговорил Мардер. – Мои предсказания сбылись, хотя и гораздо быстрей, чем я думал. И теперь мой долг – разъяснить вам причины этой катастрофы.

Куэльо замолк и поднялся на ноги.

– Просто застрели меня, урод! Chingada cabrn! Хочешь порубить меня на куски – начинай!

– Нет, я хочу лишь объяснить. Это касается убийства дона Эстебана де Аро д’Арьеса и его жены, Кармелы Асунсьон Касальс.

– Кого?

– Да, так много было убийств – вы вполне могли забыть одну-две жертвы. Вероятно, вы даже и приказа прямого не отдавали. Позвольте вам напомнить. Вы хотели получать долю с небольшой гостиницы, принадлежавшей дону Эстебану. Он отказался, поскольку у него и так много чего отняли, и тогда ваша организация разделалась с ним – а заодно и с его женой. И так вышло, что это были родители моей жены. Ее звали Мария Соледад Беатрис де Аро д’Арьес Мардер, и гибель отца с матерью стала причиной ее собственной смерти. Потому-то мы все и здесь. Когда я приехал в Мичоакан, мне казалось, что добраться до вас будет трудно. Я совершенно не представлял, как этого достичь, и поэтому решил выждать. Я купил дом через человека, который желал мне проблем, ну а кто был главным источником всех проблем в Плайя-Диаманте, как не вы? Я знал, что рано или поздно, если вести себя как можно порядочней, делать как можно больше добра, у вас кончится терпение. Хотя добычи хватает на всех, хотя денег у вас больше, чем вы способны потратить, вас невыносимо мучила мысль, что Исла-де-лос-Пахарос достался кому-то другому. Вы просто обязаны были вмешаться, и я нисколько не сомневался, что мой друг отыщет способ вас раздавить, когда это случится. Так и произошло. Я же сказал вам, скверная эта бизнес-модель. Вопрос в том, что вы будете делать теперь.

Куэльо в изумлении вытаращился на него.

– Нет, – произнес Мардер, – убивать я вас не собираюсь, хотя если кто-то в Мексике и заслуживает смерти, то вы. Сейчас мы покинем это место, и вы тоже вольны уйти. Последнее свое убийство я уже совершил – по крайней мере, надеюсь на это. Вы можете принять смерть от конкурентов, или попасться военным, или сбежать из страны, начать новую жизнь и пустить свои деньги на благие цели. Вы могли бы поискать искупления.

Повернувшись к бандиту спиной, он направился к двер-и.

– Идем, Патрик. Я хочу видеть свою дочь.

Они зашагали по коридору. Тишину нарушали только рев пожара во дворе да шуршание защитного костюма Мардера. В воздухе висела дымка и пахло химикатами.

– Ты совершаешь ошибку, босс, – проронил Скелли. – Этот тип не исправится.

– За его поступки я не отвечаю, только за свои.

– Ну и мудак же ты, Мардер. И чего я тут с тобой торчу?

Мардер остановился и посмотрел Скелли прямо в глаза.

– Ты торчишь со мной потому, что тоже хочешь прощения. Об этом надо просить Бога, но ты в него не веришь, поэтому просишь у меня. Я сейчас говорю с человеком, который раз в год дает кучке бомжей избить себя и ограбить – так он наказывает себя за нестерпимое бремя вины. И все эти безобразия ты творишь только для того, чтобы выяснить – а простит ли меня Мардер и на этот раз или подтвердит наконец то, что я думаю о Патрике Скелли: что никакое искупление ему не светит, что он полное дерьмо? Поэтому ты и клеился все время к моей жене, хотя она оказала тебе услугу и не принимала этого всерьез, переводила все в шутку. Ты что, думал, я не знаю? И только я бросил Нину Ибанес, ты сразу прыгнул к ней в постель. Шик просто. Ну да, про это я тоже знал. Она сама мне рассказала, ясное дело. А тебе она рассказала, естественно, что я купил Исла-де-лос-Пахарос – и что это означает. Ты хоть раз задумался, почему из всех риелторов на свете я выбрал того, с кем меньше всего хотел бы иметь дело, у кого были причины желать мне зла? Да как только я выслал чек, она сразу же кинулась тебе звонить, чуть ли не ликуя, – не так разве? И знаешь что? Я тебя прощаю. Я понимаю, что ты не можешь себя изменить, да и какая разница. Я ехал сюда, чтобы сделать кое-что хорошее, и ты был мне нужен. А заманить тебя можно было единственным способом – внушить, что делать мы будем что-то гадкое.

Скелли отвел взгляд. Это удивило Мардера, поскольку его друг был классическим бессовестным лжецом.

– Тут другое, – произнес Скелли.

– Да? И что же? Очень интересно.

Издали донесся вой сирен. Кто-то заметил столб дыма и вызвал пожарных.

Скелли открыл рот, но не успел сказать и слова, как из дыма выступил Мельчор Куэльо и наставил на Мардера «глок». В последний миг Скелли встал между ними, но раздался выстрел, и он с криком повалился на пол. Мардер, не раздумывая и не колеблясь, вскинул «кольт» и выпустил в Куэльо три пули: в грудь, шею и голову.

Скелли лежал на спине, пялясь на свою заляпанную кровью руку. Выше пояса по рубашке расползалось темное пятно.

– Поверить не могу. Сраный патронник. Как я мог забыть? Всегда его проверяю. И зачем я оставил пистолет?

– Не думай сейчас об этом. Лежи и не двигайся. Дай посмотрю на рану.

– Нет! – вскрикнул Скелли и закрыл живот руками. – Толку уже не будет. Он меня достал, Мардер. Кранты мне. Позвоночник перебил… ниже пояса ничего не чувствую.

– Выкарабкаешься. Слышишь – сирены. Скоро они будут здесь.

– Нет, я покойник. Мардер, ты мне скажи кое-что – только честно. Считай, это мое предсмертное желание. Как, черт возьми, тебе это удалось?

– Что?

– Дотащить меня от Лунной Речки до лагеря. Ты же не мог. У тебя не было подготовки. Ты ж ни хрена не знал, как выживать в дождевом лесу. И за тобой охотилась вся ВНА в полном составе.

– Я думал, мы сошлись на том, что ты меня вытащил.

Вялая ухмылка превратилась в гримасу.

– Ну да, брехня эта. Только я все сознавал. У меня же горячка была, а не крыша съехала. Все понимал, все. И все-таки, как… как?

– Мне помогли высшие силы. Ты спрашивал то же самое, когда приходил в сознание, и я тебе говорил, только ты забыл все.

– Угу, а если серьезно? Мардер, я тут умираю, мне надо знать.

Вой стал громче, со двора донесся шум двигателей и шин, и сирены с ворчанием умолкли.

Страницы: «« ... 1213141516171819 »»

Читать бесплатно другие книги:

В зимнем небе над сибирской тайгой взрывается вертолет. Неподалеку от места падения винтокрылой маши...
Лучший способ удовлетворить страсть к шопингу – открыть собственный магазин одежды! Именно так посту...
В очередной книге серии «Китайская медицина» собраны самые эффективные методы для снижения веса сред...
Фэн-шуй получил свое рождение более двух тысяч лет назад в Древнем Китае. Трудно представить, что эт...
Наша книга о любви, сексе и здоровье. О том, что изменяя малое в своем образе жизни, вы можете добит...
Движение, правильно сбалансированное питание и умение расслабляться – ключевые понятия, образующие о...