Моя сестра Джоди Уилсон Жаклин

Глава 26

Они не позволили мне обнять Джоди, а мне так хотелось взять ее на руки и баюкать как барсучонка. Они сказали, что Джоди нельзя трогать, что у нее, возможно, сломана шея. Я кричала на них, потому что у Джоди, конечно же, была сломана шея, и не только. Джоди вся была изломана, и я должна была обнять ее и быть вместе с ней, рядом. Но они увезли ее в машине «Скорой помощи», и больше я ее не видела.

Я умоляла, умоляла, умоляла пустить меня в морг. Я должна была увидеть Джоди, когда ее станут класть в гроб. Я точно знала, что я должна сделать – закрыть ей глаза и сложить губы так, чтобы они слегка улыбались. Еще я должна была расчесать ее фиолетовые волосы, и одеть в самую короткую юбку, и натянуть на вывернутые ноги красные туфли на высоком каблуке. Я не была уверена, захочет ли Джоди, чтобы я положила ей в гроб пару книжек, и придумала, что вместо этого отдам ей все свои истории, а еще вложу ей в руку старую деревянную ракету.

Мама не слышала меня. Она просто плакала и плакала.

Папа пытался меня понять, но только качал головой:

– Я не могу позволить тебе этого, родная. Это слишком тяжело, видеть сейчас нашу бедную Джоди. Тебе потом будут сниться кошмары. Да и не разрешат тебе этого все равно.

И папа заплакал, и я не могла больше с ним спорить.

Потом было много слез и много разговоров. Нам не разрешили сразу же похоронить Джоди, сначала начались расспросы и споры. Некоторые думали, что Джоди намеренно убила себя. Это было настолько дико, что я снова принялась плакать. Ну разумеется, моя сестра не совершала самоубийства. Она просто хотела успокоить Дэна и других малышей. Джоди высунулась из окна, чтобы показать им, что это не привидение печальной белой шепчущей женщины, а всего лишь она, Джоди, с ее фиолетовыми волосами и красными туфлями. На этих туфлях она и поскользнулась, не удержала равновесие и полетела вниз. Это был несчастный случай.

Я сказала, что это был несчастный случай. Мама и папа сказали, что это был несчастный случай. Мистер Уилберфорс тоже сказал, что это был несчастный случай, но газеты написали о моей сестре кучу лжи. Намекали на то, что Джоди оказалась изгоем в престижной закрытой школе, что с ней жестоко обращались учителя и преследовали ученики, и это было так невыносимо, что Джоди покончила с собой.

Впрочем, никаких доказательств этого не было. Я была единственной, кто знал о Джоди все, потому что она была моей сестрой и любила меня больше, чем кого-нибудь еще на всем свете. Как можно подумать, что она могла себя убить и оставить меня одну!

Когда наконец нам разрешили похоронить Джоди, мама с папой решили, что не оставят ее на кладбище возле мельчестерской церкви. Они даже думать не могли о том, чтобы Джоди лежала здесь, в одинокой могиле, к которой никто не придет. Мы же сразу после похорон решили уехать как можно дальше от этого ужасного места, и Джоди избавить от него тоже.

Вот почему похороны прошли в ближайшем крематории, в двадцати милях от школы, в Гэлфорде. Предполагалось, что на церемонии прощания будут присутствовать только родственники, но пришла практически вся школа.

– Я не хочу, чтобы они были здесь! – с горечью говорила мама. – Они просто хотят представить свою школу в самом выгодном свете, им это нужно после того скандала, который раздули газеты.

– Возможно. Но может быть, кто-то действительно хочет попрощаться с нашей Джоди, – пытался успокоить ее папа.

Все ученики пришли в отутюженной школьной форме. Маленькие девочки были в белоснежных носочках, у маленьких мальчиков вихры были приглажены и тщательно расчесаны на пробор. На всех младшеклассниках были аккуратно завязанные форменные галстуки, рубашки аккуратно заправлены за пояс. У каждого старшеклассника в руках были лилии, и они клали эти цветы на крышку гроба.

На мистере Уилберфорсе был темный костюм и черный галстук. Он привез и миссис Уилберфорс в ее инвалидной коляске. Ее длинные седые волосы покрывала черная сетчатая вуаль, ноги были прикрыты черным бархатным пледом. Позади Уилберфорсов робко пристроилась мисс Френч в блестящем темно-синем костюме, который был ей тесноват. Учителя выстроились в скорбный ряд, держа в руках сборники псалмов.

Джед тоже пришел, стоял в своей старой рабочей куртке – очевидно, другой темной одежды у него просто не было. Голова у него была опущена, лицо бледное, глаза покрасневшие. Возможно, он действительно горевал по Джоди, а может быть, просто мучился с похмелья.

В первом ряду сидели мама, папа и я. К нам подвезли Джоди в заваленном цветами закрытом гробу из красного дерева. Мне представилось, что сейчас, лежа на спине, Джоди морщится, глядя на постные лица, зевает, когда священник говорит об «ушедшей от нас прелестной, полной жизни юной девушке», делает вид, что ее тошнит, когда Анна – вы только подумайте, Анна! – поднялась и запела реквием Форе[13].

На протяжении всей службы я шепталась с Джоди, и она отвечала мне, что с ней все хорошо и что это самый замечательный момент в ее жизни – момент, когда все только хвалят ее саму и ее жизнь и никто не ругается и не кричит на нее. Малыши плакали, Дэн и Сакура просто захлебывались слезами, даже Зеф и тот шмыгал носом.

– Скажи им, пусть поостерегутся, – пошутила Джоди. – Если будут слишком сильно плакать, я начну приходить к ним. Я же теперь стала настоящей печальной белой шепчущей женщиной, значит, имею полное право подкрасться и прогудеть им прямо в уши: «Уууу!»

Джоди хихикнула, я тоже рассмеялась. Папа крепко обнял меня, наверное решил, что я тронулась умом. Лицо у него покраснело, он с трудом сдерживал слезы. Мама сидела рядом с ним, опустив голову и закрыв руками лицо. Плечи у нее дрожали – она плакала.

– Ах, мама, мама, – сказала Джоди. – Ее убивает то, что я на собственные похороны явилась с фиолетовыми волосами.

– Ее убивает то, что ты умерла, Джоди. Она очень тебя любит. Мы все очень тебя любим. Посмотри на бедного папу.

– Я знаю. Присмотри за ним за меня, Перл. Чаще обнимай его. Я тоже очень-очень люблю его. Но тебя я люблю больше всех, малышка. Ты моя самая лучшая на свете младшая сестра, и я люблю тебя больше всех, запомни.

– Я всегда буду помнить об этом. Я буду любить тебя всегда-всегда, всю свою жизнь, – сказала я, а орган в это время заиграл последний псалом.

Потом раздались новые звуки, жуткое звяканье. Гроб Джоди дернулся, и на долю секунды мне показалось, что Джоди сейчас откинет крышку гроба, разбрасывая по сторонам цветы, сядет и крикнет: «Шутка! Я вовсе не умерла, плаксы!»

Но крышка гроба осталась на месте, и цветы тоже. И мамины с папой огромные розы, и мой венок в виде сердечка из фрезий, а гроб медленно покатил вперед, к черному занавесу в конце помоста.

– Нет! – крикнула я. – Нет, не надо, Джоди! Не покидай меня!

Я боролась с папой, рвалась к гробу, пыталась добраться до него раньше, чем он исчезнет навсегда. Папа обхватил меня и припечатал к стулу. Джоди уплыла за занавес, даже не сказав мне «Прощай».

Вернувшись в школу, мы устроили поминки для взрослых. Мама настояла на том, что сама приготовит еду. Папа помогал ей, и я тоже – разносила чай, сэндвичи и фруктовый торт. Мне казалось диким, что в такой момент кто-то может есть и пить. Мне разрешили пригласить Харли и Гарриет, ведь они были моими самыми близкими друзьями.

Гарри плакала, глаза у нее были красными, из носа текло. Я обняла ее.

– Ах, Перл, что ты! Это я должна тебя утешать, – всхлипнула она. – Как это все ужасно! Я буду скучать по тебе, когда ты уедешь. Пожалуйста, пожалуйста, давай останемся подругами и будем часто писать друг другу.

– Конечно, Гарри. Ты моя любимая подруга. Я буду часто тебе писать, – сказала я.

Харли не плакал, но голос у него охрип словно при сильной простуде.

– Ты держишься молодцом, Перл, – сказал он. – Мне очень хотелось бы помочь тебе чем-нибудь. У меня никогда еще не было такого друга, как ты. Помнишь, как мы с тобой гуляли, весело играли и вместе наблюдали за барсуками? Я буду ужасно по тебе скучать.

– Я тоже буду ужасно скучать по тебе, Харли.

– И знаешь что? Я буду ужасно скучать и по Джоди тоже, – сказал Харли.

Со своими друзьями я еще могла общаться, но мне совершенно не хотелось разговаривать с учителями, даже с милой миссис Левин. От мистера Уилберфорса я тоже старалась держаться подальше, но меня вдруг потянуло подойти к его жене.

– Можешь ненадолго вывезти меня отсюда, Перл? – спросила миссис Уилберфорс, когда я остановилась рядом с ней.

Я вывезла ее в одну из пустых классных комнат. Она протянула ко мне свою здоровую руку и спросила:

– Как ты, Перл?

– Нормально, – ответила я.

– Нет, неправда, – сказала она. – Иди сюда.

Я неохотно наклонилась, и миссис Уилберфорс притянула меня ближе к себе.

– О чем ты думаешь сейчас, в эту самую секунду? – шепотом спросила она.

– О том, что мне нужна Джоди, – ответила я.

– Разумеется.

– И о том, что все никогда уже не станет как прежде.

– Не станет, я знаю.

– И… И о том, что я виновата в смерти Джоди, – сказала я и заплакала.

Миссис Уилберфорс обняла меня своей здоровой рукой, а я рыдала на груди у старой седой женщины, и мои слезы капали на ее черный бархатный плед.

– Скажи мне, Перл, почему ты думаешь, что это твоя вина? – спросила она, гладя меня по волосам.

– Я должна была остановить ее, не пускать в комнату на вершине башни. Я должна была находиться рядом с ней. Я никогда не должна была говорить о том, что хочу поехать в Мельчестер Колледж. Ведь Джоди согласилась ехать сюда только ради меня.

– Да, Перл, теперь я понимаю, почему ты считаешь себя виноватой, – сказала миссис Уилберфорс. – Но то же самое я могу сказать обо всех нас. Уверена, что твои родители проклинают себя за то, что решились переехать сюда. Я знаю, что мой муж винит себя за то, что так сурово обошелся с Джоди из-за той ее хэллоуинской истории. Возможно, маленький Дэн сейчас тоже плачет и думает, что виноват он, потому что испугался тогда. Думаю, каждый второй в школе чувствует сейчас свою вину за то, что так жестоко обращался с бедной девочкой. Уверена, что даже Джед должен чувствовать себя виноватым, хотя, честно говоря, не знаю, о чем он думает, и думает ли вообще. Но зато я знаю, о чем думаю сама. Ведь я должна была догадаться, что вы доберетесь до комнаты на вершине башни, и знала, насколько это опасно. Но послушай меня, Перл, послушай внимательно. Ужасные вещи происходят случайно. Мы не можем этого предотвратить. С тобой самое ужасное уже произошло, ты никогда не избавишься от этой боли и не перестанешь тосковать о Джоди, но не дай этому несчастью сломать твою жизнь так же, как оно сломало мою. Ты должна жить дальше – ради Джоди и ради себя тоже. Она всегда будет оставаться рядом с тобой, в твоих мыслях и памяти. Ты ведь понимаешь это, правда?

– Я знаю, она останется со мной.

– И ты всегда будешь помнить о ней.

– Конечно, всегда.

– Я понимаю, теперь ты ненавидишь Мельчестер, но если ты когда-нибудь напишешь мне, я буду рада узнать, как ты и что с тобой.

– Да, я напишу. Я буду вам писать, обещаю.

Свое обещание я сдержала. Я писала миссис Уилберфорс каждый месяц и рассказывала о том, что происходит в моей жизни. Харли и Гарриет я тоже писала. Писала даже большие письма с рисунками для Дэна, Сакуры и Зефа. Я должна была писать им уже хотя бы ради того, чтобы они помнили Джоди.

Но самое главное – я пишу для тебя, моя маленькая сестренка. Вот видишь, я написала целый роман в том журнале, который подарила мне миссис Уилберфорс. Я вырвала из него несколько первых страниц, на которых пыталась вести дневник, и начала писать о своей сестре Джоди. Это история и о тебе, маленькая Мэй.

Я была так потрясена, когда узнала о тебе.

В ночь после похорон я долго плакала, лежа в кровати, страдая оттого, что ко мне не придет Джоди, не нырнет ко мне под одеяло, чтобы утешить меня. Спустя какое-то время в комнату пришли мама и папа. Они были в ночных пижамах, но явно еще не ложились. Мы все не могли спать после гибели Джоди.

Мама села на мою кровать с одной стороны, папа с другой. Они нащупали в темноте мои сжатые в кулаки руки и взяли их в свои. Какое-то время мы все просто плакали, потом папа осторожно вытер мне лицо своим платком и хриплым голосом сказал:

– Ну-ну, успокойся, Перл, солнышко.

– Ах, папа, я этого не перенесу, – всхлипнула я. – Мне так не хватает Джоди.

– Я понимаю, малышка, понимаю.

– Зачем только я так сильно придиралась к ней, – прошептала мама. – Но ведь я хотела как лучше, только и всего. Я очень любила ее, даже если не показывала этого. Как ты думаешь, Перл, она знала об этом?

– Да, мама, – я придумывала, как мне утешить ее, но не могла найти нужные слова. Я была слишком подавлена. Зарывшись головой в подушку, я стала причитать: – Я хочу, чтобы Джоди вернулась. Я хочу вернуть свою сестру.

– Она не может вернуться к нам, Перл, – сказал папа, – но может быть, сейчас самое время сказать тебе кое-что. Знаешь, у тебя будет другая сестра.

– Что?

– Или братик. Неважно. У меня будет ребенок, – сказала мама и всхлипнула.

– У вас будет ребенок?!

Это не укладывалось у меня в голове. Так, значит, это на мамин тест на беременность я наткнулась тогда в ванной? Нам с Джоди такое и в голову не могло прийти.

– Я… Я не знала, что вы собираетесь завести еще одного ребенка, – пробормотала я.

– Для нас самих это стало неожиданностью. Мы этого не планировали. А когда Джоди погибла, я думала, что у меня случится выкидыш, но все обошлось, – сказала мама.

Я почувствовала мягкий вес прижатого ко мне маминого тела. Впервые заметила ее слегка округлившийся живот. Ты, Мэй, была уже там, внутри мамы, плавала в темноте маленьким, похожим на головастика комочком.

– Что ты думаешь по этому поводу, Перл? – спросил папа. – Ты не против?

Честно говоря, я не знала, что и подумать. В тот момент я не хотела младшую сестренку, мне нужна была моя старшая сестра, Джоди. Вот и все, а больше я ни о чем не думала. И сейчас, год спустя, я временами думаю только о ней. Мельчестер кажется мне теперь страшным сном. Меня до сих пор мучают кошмары, в которых я бегу по бесконечным коридорам вслед за Джоди, взбегаю на верхний этаж, затем все выше, выше по винтовой лестнице, и вот оно, окно круглой комнаты на вершине башни. Я бегу к Джоди, зову ее по имени, но она вылетает из окна раньше, чем я успеваю ее схватить. И падает, падает, падает вниз. Я тоже падаю следом за ней, но никогда не долетаю до земли.

Мы никогда не вернемся в Мельчестер – ни мама, ни папа, ни я. Мы не сможем вновь увидеть ту башню. Теперь мы живем в Лондоне, в большом многоквартирном доме. Жилье у нас бесплатное, потому что папа устроился в этом доме сторожем и взялся выполнять для домовладельца разный мелкий ремонт. Мама пока не работает. Она еще никак не может отойти от того, что случилось, к тому же ей приходится ухаживать за тобой. Наша квартира находится в цокольном этаже, поэтому мы можем вывозить тебя на крошечную лужайку возле дома. Это первое лето в твоей жизни, ты счастливо гукаешь, лежа на своем матрасике, и сучишь маленькими ножками, греясь на солнышке.

Ты родилась в мае, поэтому тебя и назвали Мэй. Наша маленькая Мэй. Иногда я надеваю на тебя твое длинное белое крестильное платьице, украшаю твою шейку гирляндой из цветов и называю тебя тогда Майской королевой. Поначалу я не была уверена, что ты мне понравишься, не говоря уж о том, чтобы полюбить тебя. Я думала, что вся моя любовь отдана только одной Джоди. Мне так хотелось, чтобы ты оказалась похожей на Джоди, но ты совершенно на нее не похожа. И на меня тоже. Ты сама по себе. Розовая, пухленькая, ты безмятежно улыбаешься и тянешь ко мне свои крошечные ручки. Я гляжу в твои чистые голубые глаза и слышу, как ты хихикаешь, когда я целую твой толстенький животик. Этот смех – единственное, что напоминает в тебе Джоди. Ты много смеешься, Мэй, потому что ты счастлива и еще не понимаешь, почему так часто грустят до сих пор мама, и папа, и я.

Несмотря ни на что, я стараюсь продолжать жить – читаю, рисую, делаю домашние задания. Теперь я учусь в средней школе Гринхилл, ее здание находится прямо на нашей улице. Первые недели мне было там тяжело, но теперь я привыкла и освоилась. У меня даже появились новые друзья, хотя ни одного из них я не могу сравнить с Харли. Мне нравятся почти все учителя, особенно миссис Гудью, которая преподает у нас английский. Она говорит, что мне нужно писать истории. Она не знает, что главную историю своей жизни я уже написала в этой книге.

Это все для тебя, Мэй. Ты моя младшая сестренка, и я люблю тебя всем сердцем и всегда буду заботиться о тебе. Если кто-то станет дразнить или обижать тебя, когда ты станешь возвращаться из школы, я из него фарш сделаю, обещаю. Но мне никогда не стать для тебя такой же замечательной старшей сестрой, какой была для меня Джоди. Кстати, она и твоя сестра тоже, Мэй, и всегда ею останется. Ты поймешь, почему это так, когда подрастешь и прочитаешь эту историю. И мы с тобой никогда не забудем нашу сестру Джоди.