Моя сестра Джоди Уилсон Жаклин

Глава 19

Ученики начали приезжать в субботу. Мельчестер – школа небольшая, и только половина учеников в ней жили в интернате, но у меня все равно было такое ощущение, что сюда нахлынула целая армия захватчиков. Мы привыкли, что можем резвиться здесь на свободе, а теперь эта свобода стала очень и очень ограниченной. Появилось множество новых учителей и главная сестра-хозяйка по прозвищу Матрона – крупная женщина, в огромных корсетах, которые делали ее похожей на ходячий диван. Она была строгой, даже суровой, и отдавала распоряжения не терпящим возражений тоном. Она не сюсюкала с маленькими, как Бессменка, но угрожала хорошенько отшлепать их своей щеткой для волос, и, судя по ее виду, вовсе не шутила.

Строптивыми оказались и прибывшие в школу из ближайшей деревни уборщицы. Их было двое – миссис Колгейт, женщина средних лет, и ее восемнадцатилетняя дочь Тиффани. Обе они были пышнотелыми блондинками, но, в отличие от сестры-хозяйки, пофигистками и растрепами.

Миссис Колгейт носила низко сидящие на поясе джинсы, из которых вываливался ее рыхлый жирный живот. Сквозь футболку отчетливо проступал ее выпяченный пупок, на который я просто не могла смотреть, потому что меня тошнило. Тиффани носила крохотные джинсовые юбочки, такие короткие, что когда она нагибалась, были видны ее трусики. На толстом белом бедре у нее была татуировка – синяя бабочка.

Когда они впервые пришли на работу – это случилось накануне начала учебного года, – мама заварила для них чай, и поначалу все шло очень мило, но потом мама начала объяснять им, как нужно впредь убираться на кухне, и миссис Колгейт сразу же перешла в наступление.

– Вы нас обвиняете в том, что когда вы приехали, на кухне была грязь? – сказала она.

– Я никого не обвиняю. Просто констатирую факт. Кухня была в ужасном состоянии. Сейчас я ее отскребла и отмыла и хочу, чтобы вы и впредь поддерживали в ней чистоту. На кухне не должно быть ни пятнышка – я же в ней еду готовлю. Чистота – залог здоровья и безопасности для учеников, – сказала мама.

– Кухня – это ваша территория, миссис Уэллс, – презрительно фыркнула миссис Колгейт. – Чистить и драить ее – это ваша задача. А на нас с Тифф вся школа. И вообще, я работаю здесь уже десять лет, и никогда ни у кого ко мне не было претензий. Да и кто вы такая, чтобы мной командовать? – неприязненно спросила она, скрещивая руки на груди.

– Я менеджер по питанию, – надменным тоном ответила мама, высоко задрав подбородок, и совсем иным тоном добавила: – А это значит, что я старше по должности, чем уборщицы, так что заруби это себе на носу, немытая кобыла.

Скажи что-нибудь подобное я или Джоди, мама пришла бы в ярость. Сейчас для нее был момент триумфа, но в то же время стало ясно, что миссис Колгейт и Тиффани теперь наши смертельные враги.

Они поймали нас с Джоди, когда мы пытались проскользнуть по лестнице на верхний этаж.

– Эй, куда это вы? – спросила миссис Колгейт. – Ходить по этой лестнице запрещено.

– Нам не запрещено, – ответила Джоди. – Мы здесь живем.

– Лестница не часть вашей квартиры, мисс. Вы не имеете права находиться здесь. Катитесь отсюда, – сказала миссис Колгейт.

– Это вы не имеете права нами распоряжаться, – огрызнулась Джоди.

– Будете хамить, я пожалуюсь на вас мистеру Уилберфорсу, – пригрозила миссис Колгейт.

– Валяйте попробуйте. Мистер Уилберфорс – наш друг, – ответила Джоди, но тем не менее спустилась с лестницы вниз.

Честно говоря, мы уже не были уверены – друг нам теперь мистер Уилберфорс или нет. Мы привыкли видеть его в затрапезной садовой одежде – в старых клетчатых рубашках, обвислых вельветовых брюках и забавной соломенной шляпе, но с началом учебного года мистер Уилберфорс преобразился. Теперь на нем были модные рубашки в мелкую полоску, блейзер и отутюженные серые фланелевые брюки, и он величественно расхаживал по школе в до блеска начищенных мокасинах. Некоторые из учителей даже называли его не «мистер Уилберфорс», а «господин директор», причем произносили эти слова так, словно имели в виду «ваше величество». Мистер Уилберфорс по-прежнему дружелюбно кивал головой, встречая нас, и даже всегда подмигивал Джоди, но обратиться к нему мы уже не рисковали.

Изменилась и мисс Френч – стала деловитой и оживленной, носилась по всей школе со своим блокнотом и задранными на голову вместо ободка очками для чтения. Теперь ей стало совсем не до Джоди, тем более что появилась целая очередь желающих погулять со Стариной Шепом. Если Джоди оказывалась первой в этой очереди, она поручала ей Старину Шепа, если нет – а такое случалось гораздо чаще, – отпускала его гулять с кем попало.

Избалованный вниманием, Старина Шеп совершенно развинтился и готов был с радостным лаем бросаться к кому угодно, особенно если чувствовал, что сейчас ему перепадет что-нибудь вкусненькое.

– Старая глупая дворняга, – ворчала Джоди. – Я же его так хорошо натаскала, он даже начал у меня выполнять кое-какие трюки, например крутиться, или ложиться по команде, или притворяться мертвым, а теперь все насмарку. Готов пойти с любым, кто даст ему печенье или сухарик. Но пса нельзя кормить такой дрянью. Он же раздуется от этого как дирижабль. Я пыталась поговорить об этом с Френчи, но она меня и слушать не хочет.

Джоди по-прежнему стремилась проводить время с Джедом, но возле него теперь вилась целая стайка других девушек, постарше.

– Они такие пафосные, эта Анна, и София, и Ребекка, – с жаром говорила Джоди. – Трутся возле Джеда, хлопают ресницами и хохочут, хохочут, хохочут. «Ах, Джед!», «Ох, Джед!» А Анна, ты не поверишь, даже называет его «Джедай». И не понимает при этом, что она ему совершенно не интересна.

Я с тревогой слушала Джоди. Насколько мне было известно, она тоже ни капельки не интересовала Джеда. Единственной девушкой, на которую он с удовольствием пялился, была эта несносная Тиффани Колгейт.

Джоди не заинтересовал ни один мальчик из ее класса, как на то надеялась миссис Уилберфорс.

– Мальчишки у нас в классе – просто отстой! – сказала она, вернувшись в первый день с уроков. – Сопливые, уродливые, занудные, противные, надутые и глупые. Тупые, тупые, тупые.

– Но Харли тоже в твоем классе. Он же совсем не такой, – возразила я.

– Нет, он тоже сопливый, уродливый, занудный, противный и надутый, – заупрямилась Джоди, загибая на руке пальцы. – Хотя не тупой, здесь я с тобой согласна. А все остальные – тупицы, честное слово. Потому-то они и здесь. Богатенькие родители надеются, что в Мельчестере их отпрысков натаскают и они смогут сдать приемный экзамен в какую-нибудь пафосную школу, хотя некоторые из этих идиотов едва умеют читать и писать. Кичатся своими громкими именами, а сами тупицы, тупицы!

– Ну а девочки?

– Такие же идиотки. Безнадежные. И что ужасно – все они моложе меня. Изображают из себя утонченных леди, а сами дурочки малолетние. Слышала бы ты, как они разговаривают! «Пи-пи-пи, пи-пи-пи!» Они мне за один сегодняшний день все мозги вынесли, я в этом классе и недели не выживу!

Джоди рухнула на кровать, изображая отчаяние. Теперь мы с ней обе были в школьной униформе – серые юбки, белые блузки, серо-красные полосатые галстуки. Джоди, конечно, уже успела поколдовать над своей формой – безбожно укоротила юбку, подвернула рукава блузки, спустила на грудь небрежно завязанный узел галстука. Правда, со школьными ботинками ей ничего сделать не удалось, они как были, так и остались уродливыми коричневыми кирпичами на шнурках. Джоди задрала вверх свои тонкие ноги и завертела ботинками, изображая утиную походку Чарли Чаплина.

– Все это такая ерунда, – со вздохом сказала она. – Лучше бы мы сюда не приезжали. Кажется, все бы отдала за то, чтобы снова оказаться в своей компашке, с Мэри, Сиобан и Шейнис.

Джоди, очевидно, забыла, что они с ней больше не дружат. Я плюхнулась на кровать рядом с Джоди и с тревогой посмотрела на нее.

– Не волнуйся ты так, Жемчужинка, – сказала Джоди. – Мы же вместе, верно? И что нам с тобой до этих надутых уродов?

Я промолчала.

– Ну ладно, Харли не такой уж плохой. Иногда бывает занятным, если не выпендривается. Малыши замечательные, особенно забавный старина Дэн. Но от всех остальных может крыша поехать, – Джоди ласково дернула меня за косичку. – А как у тебя прошел первый день в школе, Жемчужинка? Тоже ужасно?

– Мм, – промычала я в ее подушку.

– Все так же плохо, как у меня?

– Мм, – повторила я.

Я лгала. У меня-то день прошел просто прекрасно, только мне не хотелось говорить об этом Джоди. Сначала, подходя после завтрака к кабинету, где должен был заниматься мой седьмой класс, я умирала от страха. Мне казалось, что все мои новые одноклассники возненавидят меня. О том, чтобы подружиться с кем-нибудь, я и не мечтала. Выжить бы. Я не знала, что мне думать, что сказать, к чему быть готовой. Может быть, лучше всего просто молчать как рыба? В старой школе, когда я начинала отвечать на вопрос учителя, все всегда хихикали или специально громко вздыхали. В классе меня называли Тупой зубрилкой, Занудой, Ботаником и Учительским хомячком. Меня постоянно щипали и толкали и в классе, и в коридоре, хотя, пока Джоди оставалась в начальной школе, никто не осмеливался тронуть меня на игровой площадке – все знали, что Джоди мигом разберется с кем угодно.

К классной комнате я пришла заранее, надеясь занять самое безопасное место – на первой парте, перед учительским столом. Харли тоже слонялся возле двери нашего класса, на голову возвышаясь над всеми остальными. Поговорить с ним за завтраком я была не в состоянии – от страха у меня так болел живот, что я не могла вынести даже запаха приготовленных мамой тушеных бобов. Позавтракала я на нашей домашней кухоньке кусочком сухого хлеба.

– Привет, Перл, – сказал Харли, стараясь держаться как можно непринужденнее, хотя это было сложно, поскольку все вокруг смотрели на нас. – Просто хотел проверить, все ли с тобой в порядке. Джоди сказала, что ты неважно себя чувствуешь.

– Нет, все нормально, – с трудом сглотнув, промямлила я.

– Это хорошо. Увидимся после школы?

– Да!

– Я найду тебя. Надеюсь, сегодня у тебя все пройдет хорошо. Увидимся, – он помахал мне своими длинными пальцами и побрел по коридору в сторону своего класса.

– Откуда ты знаешь Харли? – спросила стоявшая рядом со мной девочка.

У нее были очень короткие косички с торчащими как метелка кончиками и густо усыпанный веснушками вздернутый носик. Она была чуть выше меня и очень дружелюбно улыбалась щербатым ртом. Я подумала, что эта девочка вовсе не страшная.

– Харли мой друг, – гордо ответила я.

– Но он же в восьмом классе, – сказала девочка.

– Я знаю.

– Значит, ты знакома с Харли не по школе?

– Нет. Он был здесь во время летних каникул. И я тоже.

К нам подошли другие девочки и стали прислушиваться. Одна из них плакала, веки у нее припухли и сильно покраснели. Она держала в руке мокрый от слез платок и вытирала им нос.

– Что с тобой? – спросила я.

Она только шмыгнула носом и потерла кулаками глаза.

– Да это Фрейя. Она всегда плачет в начале каждой четверти. Потом успокоится и перестанет, – сказала очень красивая девочка с отлично поставленным голосом, кладя руку на трясущиеся плечи Фрейи. – Давай, Фрейя, прекращай, иначе промочишь насквозь нашу новую девочку. Как тебя зовут? – спросила она у меня.

– Перл.

– О, классно! Люблю имена, связанные с драгоценностями. В старой школе у меня была подруга, которую звали Агата, – улыбнулась девочка с косичками-метелками. – А я Гарриет. Подруги называют меня просто Гарри.

– А я Кларисса, – сказала красивая девочка. – Мы все учимся в интернате и живем в одной комнате. А как ты оказалась здесь на каникулах? Твои родители уехали за границу?

– Нет, они тоже здесь. Работают в Мельчестере.

– Что? Хочешь сказать, что они у тебя учителя?

– Нет, – я глубоко вдохнула. – Моя мама – менеджер по питанию.

Они непонимающе смотрели на меня.

– Ну, проще говоря, повариха.

Кларисса удивленно приподняла брови.

Я выпятила подбородок и неожиданно почувствовала прилив храбрости:

– Она превосходная повариха, вот придет время ланча, сами убедитесь. А уж кексы она печет просто божественно.

– Она будет нам печь кексы? – удивилась Гарриет. – Ну а твой отец? Он чем занимается?

Я хотела было сказать, что он менеджер по ремонту, но решила не темнить.

– Он смотритель здания, – ответила я.

– А, это тот приятный мужчина, который принимал у меня сундук с вещами. Он такой забавный, дернул меня за косички и назвал «Полли с косичками» – помните, был такой старинный журнал для девочек? – сказала Гарриет.

– О да, это мистер Уэллс. Он дал мне свой носовой платок, – шмыгнув носом, сказала Фрейя. – Он такой добрый.

– Да, это мой папа, – гордо сказала я.

– Мой сундук такой тяжелый, а он один его поднял. Силач! – сказала высокая темнокожая девочка с множеством искусно заплетенных косичек. – И тоже назвал меня «Полли с косичками».

– Ты всегда берешь с собой столько ненужных вещей, Шеба. Ты неисправима, – сказала Кларисса. Она помолчала немного, глядя на меня, и спросила: – Значит, Харли твой бойфренд?

– Нет, – ответила я.

– А у Клариссы есть бойфренд. Это Джереми Мендльсон. Он тоже учится в восьмом, – сказала Гарриет.

– Кажется, он мне уже надоел, – сморщила нос Кларисса.

– А у тебя есть бойфренд, Гарриет? – спросила я.

– Нет, все мальчишки дразнят меня, говорят, что я еще слишком маленькая.

– А про меня говорят, что я слишком большая, – сказала Шеба. – Ну и ладно. Мне мальчишки не нравятся.

– Мне тоже, – сказала Гарриет. – Они такие глупые.

– Мм, – сказала Фрейя и высморкалась.

– Может, я не захочу больше заморачиваться, чтобы завести нового бойфренда, – сказала Кларисса, посматривая на группу мальчишек в конце коридора. Они шумели, толкались, дрались друг с другом на линейках, пытаясь привлечь к себе наше внимание.

– Тебе тоже не нравятся мальчишки, верно, Перл? – спросила Гарриет.

– Да, – согласилась я, но тут же поспешила добавить: – Кроме Харли.

– Значит, ты все каникулы встречалась с Харли? – спросила Гарриет. – И чем вы занимались, когда были вместе?

Мне хотелось рассказать, чем мы занимались с Харли, я знала, что это произведет на Гарриет впечатление, но не могла решиться на это. Так что я просто загадочно улыбнулась и пожала плечами.

Мне не верилось, что все они так дружелюбно относятся ко мне, даже Кларисса. Я все еще с опаской думала о том, что будет дальше. С кем меня посадят? Какие здесь требования на уроках? В старой школе я была отличницей, но кем я стану здесь? Может, вообще попаду в отстающие? Кларисса, и Шеба, и Гарриет, и даже эта плакса Фрейя на вид такие умные. Возможно, они знают намного больше, чем я.

Нашу учительницу звали миссис Левин. Она оказалась на удивление молодой и хорошенькой, с темными, спадающими на плечи волосами и маленькими колечками на каждом пальце. Вначале я приняла ее за старшеклассницу. Она подошла, цокая по коридору каблуками своих остроносых туфель, и по очереди поздоровалась со всеми. Обняла за плечи Фрейю, а затем слегка обняла и меня тоже.

– Итак, ты моя новая ученица, Перл. Очень приятно. Надеюсь, тебе понравится у нас в Мельчестере. Ну, с кем бы ты хотела сидеть за партой?

Я робко вжала голову в плечи.

– Можно, она сядет со мной, миссис Левин? – спросила Гарриет.

Я почувствовала, что краснею.

– Да, пожалуйста, можно мне сесть вместе с Гарриет? – сказала я.

– Ты можешь называть меня Гарри, потому что теперь мы с тобой подруги, – сказала Гарриет.

Итак, я подружилась с Гарри, а еще с Шебой, и Фрейей, и даже с Клариссой. К концу занятий я подружилась со всеми девочками в классе, узнала по именам всех мальчиков, и мне очень понравились Джозеф и Гарун – два тихих, спокойных паренька, которые очень любили читать. В классе нас было пятнадцать человек, так что познакомиться со всеми было несложно.

К концу занятий я поняла, что первой в нашем классе не стану. Гарун был очень умным, а Шеба просто блестяще разбиралась в математике – но зато я, похоже, лучше всех знала английский и историю. У нас был великолепный сдвоенный урок, посвященный Викторианской эпохе, а затем миссис Левин предложила нам написать сочинение о тех временах, постаравшись правильно описать все детали.

Большинство девочек бросились описывать прекрасных дам в красивых платьях с кринолинами, а я решила написать о Кассии и Пэнси. Я разогналась и писала, писала страницу за страницей.

Гарри посмотрела, как я пишу, и сказала:

– Да у тебя целый роман получается.

– Прости, – с беспокойством ответила я. В старой школе я не рисковала писать такие длинные тексты, там считалось, что если ты исписал лист с обеих сторон – по три-четыре слова на строке, – то это уже большое сочинение. Написал больше – и ты уже зубрила.

Но Гарри, похоже, так не считала.

– Может, ты и мне немного поможешь? – спросила она.

Затем мы читали свои сочинения вслух. Я очень волновалась, когда миссис Левин вызвала меня, и начала читать тоненьким голоском, ожидая, что в классе будут зевать, вздыхать и тыкать меня в спину. Нет, никто не зевал и не тыкал! Все сидели слушали, и всем, похоже, нравилось то, что я написала! А когда я закончила читать, они захлопали!

Я не могла в это поверить – все мои новые друзья аплодировали мне так, будто я была актрисой на сцене! Мне не терпелось рассказать об этом Джоди, но именно теперь я не могла этого сделать. Джоди будет невыносимо слушать о том, что у меня появились сразу четыре новые подруги, и прекрасная учительница, и мне ужасно понравились все уроки, с первой до последней минуты.

Джоди была не глупа. Она видела, как я прохаживаюсь по коридору вместе со своими подругами, видела, как я делюсь сосисками с Гарри во время ланча, как во время большой перемены мы все вместе сидим на лужайке и я показываю им, как плести такие же браслеты, как у меня. Она все видела, но никак это не комментировала.

Я видела, как Джоди, мурлыча под нос какую-то мелодию, прохаживается, еще выше поддернув свою юбку, – в одиночестве, но с таким видом, будто ее никто и ничто в этом мире не интересует. Я видела и других девочек из ее класса – трех высоких блондинок, настолько похожих друг на друга, что я никак не могла запомнить, кто из них Анна, кто София, а кто Ребекка. Они были для меня одним целым: Анна-София-Ребекка. Они прогуливались, держась за руки, и постоянно хихикали. Иногда мне казалось, что они хихикают над Джоди.

Джоди на самом деле никогда не умела ладить с другими девочками, даже когда училась в начальной школе, зато все мальчишки всегда были от нее без ума. Но в Мельчестере учились другие мальчики, на которых она не произвела впечатления. В большинстве своем они были тихими, неловкими и просто расступались, когда она проходила мимо. Правда, в ее классе учились два шумных придурка, Джеймс и Фил. Вот эти приклеились к Джоди в первый же день, и она машинально принялась флиртовать с ними. После занятий они подстерегли Джоди и предложили вместе с ними прогуляться в лес.

– Зачем? Что им от тебя было нужно? – спросила я.

– А ты как думаешь? – ответила Джоди и вздохнула: – Уж во всяком случае, не за барсуками наблюдать. Дураки и нахалы! Можно подумать, я могу всерьез заинтересоваться двумя прыщавыми болванами, которые вдвое меня моложе! Я их обоих как следует приложила по голове, чтобы проучить.

Получив отлуп, Джеймс и Фил принялись обзывать Джоди последними словами.

– Я им зубы повыбиваю, – сказала я.

– На твоем месте, малышка, я бы не стала рисковать.

– Ну хорошо, тогда попрошу Харли, он высокий.

– Харли и с мухой не справится, – хмыкнула Джоди. – Нет уж, Жемчужинка, предоставь мне самой с ними разобраться.

Когда мы оказались с Харли наедине, я обо всем ему рассказала.

– Почему у вас в классе все так ненавидят Джоди? – спросила я.

– Ненавидят? Да нет. Джеймс и Фил – это просто кретины, а остальные парни у нас нормальные. Девчонки, правда, довольно ехидные, а так ничего.

– Что они о ней говорят?

– Да так, глупости всякие, – неохотно ответил Харли.

– Что именно? Скажи мне!

– Проезжаются насчет ее волос и колец в ушах, потешаются над тем, как она разговаривает, – сказал Харли. – Но и сама Джоди ведет себя с ними довольно резко. И еще она очень сильно ругается. Даже на уроке сегодня матюгалась.

– Она обругала учителя?

– Ну, не совсем так. Мистер Майклз разбирал сегодня ее сочинение по английской литературе. Мы должны были прокомментировать сцену на балконе из «Ромео и Джульетты». Джоди написала, что все это полнейшая чушь и что двое влюбленных друг в друга подростка не станут так долго трепаться о разных непонятных вещах, а поскорее постараются найти укромное местечко, где можно обниматься и целоваться.

– О боже, – вздохнула я. – Мистер Майклз, разумеется, рассвирепел?

– Поначалу нет. Он попытался объяснить, что с такими ответами Джоди нечего надеяться получить хорошую оценку на экзамене. Джоди ответила, что ей это фиолетово и что она будет говорить только то, что думает. Мистер Майклз сказал, что никого не интересует, что именно думает мисс Джоди Уэллс, Анна и прочие принялись хихикать, а Джоди разозлилась и сказала, что все это чушь собачья, а потом прибавила такое… ну, сама понимаешь. Тут все замолчали, мистер Майклз онемел, а потом спросил: «Это вы про меня?» Я сидел и молился, чтобы Джоди не сорвалась с катушек еще сильнее. К счастью, она опомнилась и угрюмо ответила, что имела в виду не мистера Майклза, а сам принцип, который требует, чтобы человек в своем сочинении писал не то, что он на самом деле думает. Харли вздохнул и продолжил: – Мистер Майклз холодно кивнул и сказал: «Поскольку поносить нашу систему образования то же самое, что обругать лично меня, вынужден дать вам дополнительное задание на дом. Выучите к завтрашнему дню наизусть всю сцену на балконе и прочитаете ее вслух перед всем классом».

– Мудро!

– Да, я тоже думаю, что он поступил мудро, но мне кажется, что Джоди решила завести его, хотя не понимаю толком почему.

– Это в ее стиле. Она хорошо относится к учителям, которые ей нравятся, но если решит, что учитель дрянь, будет его изводить.

– Но я все равно не понимаю почему. Если бы Джоди была тупицей, можно было бы понять, почему она валяет дурака, но она же неглупая девчонка. Может быть, не так много знает, но она прекрасно умеет отстаивать свою точку зрения и очень быстро все схватывает.

Мне не нравилось то, как Харли говорит о Джоди. Как-то свысока.

– Джоди очень умная, – твердо заявила я.

Харли с улыбкой посмотрел на меня и сказал:

– Готов спорить, что ты умнее ее. Может быть, именно поэтому Джоди и валяет дурака – потому что знает, что ее младшая сестра способнее, чем она.

– Глупости, – возразила я. – Джоди вовсе так не думает.

Харли иронично приподнял бровь.

– Ты считаешь себя мистером Всезнайкой, Харли, но на самом деле ты ничего не знаешь обо мне и Джоди. Все, я с тобой больше не разговариваю.

И я ушла, высоко задрав подбородок. Я ненавижу ссориться с кем-то. Особенно неприятно мне было поссориться с Харли. Я уходила, а мы так и не договорились с ним, пойдем сегодня вечером наблюдать за барсуками или нет. Поздно вечером и ночью мы встречаться больше не могли. С началом учебного года все изменилось. Дом для мальчиков теперь запирали в десять часов вечера, и в нем по очереди ночевали учителя-мужчины, которые присматривали там за порядком. Мы с Харли пытались встречаться у лужайки ранним вечером, после чая, но в это время барсуки и носа из своей норы не высовывали.

Я пришла в нашу квартиру. Папа дремал на диване, в его волосах запуталась деревянная стружка, похожая на локон пришельца из космоса. Мама сидела за столом над своим калькулятором и что-то высчитывала. Лоб у нее сморщился так, будто кто-то попытался сшить ее брови вместе. Она бормотала себе под нос, нажимая пальцами на клавиши:

– Проклятая Френчи. Ну я ей покажу, – она подняла голову и перевела взгляд на меня. – Все в порядке, куколка? Играла с Гарриет, Фрейей, Шебой и Камиллой? – мама со вкусом перечислила имена моих новых аристократичных подруг. – А теперь займись своими домашними заданиями. Джоди уже делает их в вашей спальне.

Да, Джоди была в спальне, но никаких домашних заданий не делала. Она сидела перед зеркалом в одном лифчике и трусиках, с мокрыми волосами. Теперь они у нее были фиолетово-черными. Джоди увидела мое отражение в зеркале и сказала:

– Привет! Я твоя новая сестра-гот. Нравится тебе этот цвет?

– М-да… Ну… да, совсем другой. Очень… готический, – я осторожно потрогала ее мокрую прядь. – Он действительно должен быть фиолетовым?

– Да, – решительно ответила Джоди. – То есть нет, на самом деле он должен быть черным. Не знаю, получится ли, потому что до этого мои волосы были оранжевыми. Может, потемнеют немного, когда высохнут.

– Мм, – сказала я.

Я промокнула волосы Джоди полотенцем, чтобы они скорее сохли. Кожа у нее на голове была воспаленной, иссиня-красной, как у только что родившегося ребенка. Я обняла сестру за плечи, прижала к себе ее мокрую голову. Мелкие завитки ее волос расползлись у меня по груди словно красновато-черные черви.

– Интересно, что на это скажет мама, как ты думаешь? – спросила я.

– Мне плевать на то, что она скажет, – ответила Джоди. – Мне кажется, что я выгляжу классно.

– Я тоже так думаю, – согласилась я.

Джоди наклонила голову ближе к зеркалу и сказала, всматриваясь в свое отражение:

– Может, я и брови тоже окрашу.

– Нет! – сказала я.

– Но они же должны быть в тон волосам.

– Может, лучше ногти черным лаком покрасишь?

– У меня нет ногтей, – возразила Джоди, шевеля пальцами.

Это верно, она всегда обгрызала ногти, а сейчас они были обкусаны так сильно, что от них остались лишь тонкие полоски, над которыми обнажилось красное мясо.

– Ну, тогда покрась в фиолетовый свой нос, – предложила я, желая развеселить Джоди. Какой-то уж слишком серьезной и встревоженной была моя сестра.

– Ха-ха, – мрачно сказала Джоди и вздохнула.

Она скинула с головы полотенце и провела руками по своим волосам:

– К новому цвету нужна новая прическа. Что-нибудь дикое.

Джоди принялась рыться в ящике своего стола. Я испугалась, что она ищет ножницы. У нее была привычка неровно подстригать себе челку, после чего она становилась похожей на разбуженную среди ночи овцу.

– Не подрезай больше волосы!

– Нет-нет. Я просто ищу… э… твои бусины. Я могу сплести из них одну нитку или две. Только фиолетовые бусины, чтобы они были в тон волосам.

Вообще-то я обещала сплести из фиолетовых бусин браслет для Шебы – это был ее любимый цвет. Мне очень хотелось сделать для Шебы приятное, ведь она моя подруга, но сделать приятное для Джоди было важнее.

– Фиолетовые бусы действительно будут смотреться классно, – кивнула я, роясь в своей банке с бусинами. – Хотя, если ты вплетешь их в волосы, будет похоже, что ты подражаешь Джеду.

– И что? Разве ты не считаешь, что он выглядит классно?

– Нет, мне кажется, он выглядит просто ужасно, – ответила я.

– А кто, по-твоему, выглядит классно? Харли? – спросила Джоди.

– Можешь насмехаться над Харли сколько угодно, – сказала я, выуживая фиолетовые бусины. – Мы с ним больше не разговариваем.

– О, у наших влюбленных произошла размолвка? – усмехнулась Джоди.