Если свекровь – ведьма Касмасова Лилия

– Ананасовый сок у вас есть? – спросила я на русском, осознавая, что он меня не поймет, и намереваясь объяснять, что такое ананасовый сок, жестами. Можно еще нарисовать ананас.

Но, к моему удивлению, он понял. Достал из холодильника стеклянный кувшин и налил мне сока в высокий бокал. Я протянула руку за бокалом – левую, потому что правой облокачивалась на стойку. А бармен бросил взгляд на мой нелепый, неуклюже мною же сотворенный перстень. И подмигнул мне. Потом ткнул пальцем в кнопку музыкальной системы, и из динамиков зашкворчал мягкий бас Армстронга: «Хэлло, Долли». Это он мне – «Хэлло»? Меня это почему-то ужасно рассмешило (может, водка еще не выветрилась из головы). Парень тоже засмеялся. Наклонился и что-то сказал. По-английски. Я сказала:

– Не понимаю.

Он кивнул на мой перстень и проговорил что-то снова. Да что он хочет-то? Ой, я же могу понять. Я опустила руку вниз, чтобы он не видел, и повернула око.

– А у меня гляделка – очки, – теперь уже по-русски сказал бармен.

– Клево, – улыбнулась я. Так он из наших?! (Ведьминские для меня уже «наши»? Быстро же я вписалась!)

Очки. Прям как у инспектора. Только у бармена очки были стильные: оправа, похоже, полностью из митрила и по одному квадратному бриллианту в верхних наружных углах.

Я все же уточнила:

– Так вы тоже из ведьмовских?

– Моя мама ведьма, – тихо сказал бармен.

Но его расслышала пожилая американка, дувшая пиво, и посмотрела на него с укоризной. Он это заметил, повернулся к ней:

– Понимаете испанский?

А что, он уже перешел на испанский? Я и не заметила. Здоровская все же вещь – око. Как прекрасно понимать всех. Вот интересно, язык животных он переводит? Надо как-нибудь поговорить с кошкой или собакой.

А бар-то как преобразился! Вместо музыкального центра на полке стоял граммофон. Среди современных бутылок появились бутылки, покрытые толстым слоем пыли и с этикетками, написанными от руки, чернилами. У зеркала по краям проступили серебряные пятна амальгамы. На бармене вместо прозаичной черной футболки оказалась белая рубашка, стянутая подтяжками, и широкий шелковый галстук в ромбах. Волосы стали прилизанными, а на смуглом лице появились тонкие напомаженные усики.

– Какая прелесть, – сказала я ему.

– Мой бар? – довольно поднялась ниточка его усов.

– Ваши усики.

Он расхохотался, засверкав белоснежными зубами.

– Могу предложить фирменный коктейль, – его бровь выгнулась над темной линзой очков. – Мне показалось, вы чем-то расстроены…

– Да, – покивала я и невольно вздохнула, вспомнив чем.

– Что произошло? – ласково спросил он, достал с полки самую пыльную бутыль и поставил на стойку бокал из граненого толстого зеленого стекла.

Я наклонилась к нему и прошептала:

– Моего жениха опоили приворотным зельем и увезли. Кажется, на Ла Гомера.

– Можете не шептать, эти американцы, – он кивнул на пожилую пару, – русский точно не понимают… Я очень сочувствую. И у меня для вас кое-что есть, что точно поднимет вам настроение, – он налил из бутылки в бокал, не больше чем на сантиметр, густого, лимонного оттенка ликера или сиропа. Я рассмотрела надпись на пожелтевшей этикетке: «Пиу-Пью. Новый Свет. 1756». Новый Свет – Америка, что ли?

Потом бармен достал другую бутыль, пузатую и большую – на ней значилось: «Канарио. Лансароте. 1935» (как здорово, око и надписи переводит!), и налил из нее слегка пенящегося игристого светлого вина. Ну, по аромату это вроде было вино. А может, просто виноградный сок.

– Из виноградника моей семьи, – сказал бармен.

– О, – уважительно кивнула я.

Почему-то владельцы виноградников вызывают у меня восхищение. Есть в виноградниках что-то романтическое, вам не кажется?

А потом, воровато оглянувшись по сторонам, он достал из-под прилавка сияющую золотисто-зеленоватым светом мини-бутылочку.

– Главный ингредиент, – подмигнул он.

Что там на этикетке, я прочесть не могла – ее закрывали загорелые пальцы бармена.

Он капнул в бокал всего одну каплю светящейся жидкости.

– А что это? – прошептала я.

– Экстракт пофигенции.

– Чего? – рассмеялась я.

Он тоже засмеялся:

– Местная трава вроде агавы. Одна ведьма ее вывела. Скрещивала разные растения и поливала их всякими зельями.

– И назвала ее тоже она?

– Угу. Вообще-то полное название, которое она сама продиктовала секретарше в бюро патентов, когда принесла туда образец растения. – Пофигенция ушастолистная ой-какая-колючая-сволочь-да-и-пофиг.

Я снова рассмеялась, американцы оглянулись на меня. Какой классный бар. Я еще не выпила обещанного чудесного коктейля, а мне уже веселей на душе.

От созерцания магического мира у меня начала кружиться голова, и я отвернула перстень камнем наружу. Бармен что-то проговорил на испанском (наверное, на испанском, он же сам сказал), я снова включила око и сказала тихо:

– Извини, мне надо немного отдохнуть… – Я показала ему кольцо. – Голова кружится.

– О, так ты ведьма недавно? – сказал он.

Я покивала.

– Тогда… – Он наклонился под прилавок, открыл, кажется, холодильник и достал пластиковый контейнер. Откупорил его – какой приятный аромат! – контейнер почти доверху был заполнен зелеными свежими листиками с резными краями.

– Мята? – догадалась я.

– Угу, чтобы голова не кружилась. Попробуй.

Я взяла листик, пожевала. Мягкое серебристое сияние мира оттенилось легкой зеленью. А голова ничуточки не кружилась! Маргарита ведь мне говорила, что есть одно средство, да убежала помогать Далии. А позже в поместье все время была такая суматоха, разве о подобной мелочи вспомнишь?

Бармен помешал коктейль длинной ложечкой и подвинул бокал мне:

– За счет заведения.

– Спасибо, – улыбнулась я. Коктейль в зеленом граненом стакане был прозрачным, очень светлым и будто бы светился. Я поднесла бокал ко рту, а потом спросила, вспомнив просьбу Бондина: – А я останусь в форме? Ну то есть… я ведь приехала жениха расколдовывать… Вдруг после вашего коктейля я его даже не узнаю?

Бармен улыбнулся:

– Узнаете. Но зато перестанете переживать, что он сейчас…

– С другой, – досказала я.

– Да, – виновато кивнул он.

– Это-то мне и надо! – и я отпила немножко из зеленого стакана. Ко мне на язык попало что-то воздушное, прохладное, с легкой сладостью и кислинкой одновременно, с едва уловимыми травяным и фруктовым привкусами. А еще, едва эта волшебная влага очутилась на моем языке, мне показалось, я услышала тихое веселое птичье «фьють-фьють». Я подняла удивленные глаза на бармена.

– Канарейка спела? – спросил он.

– Наверное, это канарейка, – сказала я.

– Значит, коктейль удался.

Бармен отлучился на несколько минут, чтобы обслужить подошедших туристов. А я потихоньку тянула коктейль из зеленого бокала. Иногда жевала листочек мяты, чтобы не кружилась от магического мира голова, и слушала Армстронга.

Он пел «Этот прекрасный мир», и я начинала с ним полностью соглашаться. Тут кто-то уселся на соседний табурет. Полосатые брючки и красные кеды. Как мило.

– Что пьешь? – спросил Бондин (такие брюки и кеды носит только он).

Я подняла зеленый бокал и хитро ему улыбнулась:

– Хочешь того же самого? – Покачала перед его носом указательным пальцем: – А тебе такого не дадут. Это только для своих.

Он заглянул мне в глаза, потом тихо спросил:

– И что ты видишь?

– Все, – захихикала я.

Он улыбнулся:

– Значит, больше не дуешься на меня?

– А я на тебя не дулась, ты меня просто ужасно раздражал.

– Тебе сыворотку правды туда добавили? – кивнул он на зеленый бокал.

Я засмеялась:

– Не скажу. А ты без своих суперочков ни фига не узнаешь.

Он улыбнулся:

– Но я могу их надеть.

И он их надел. Отчего стал похож на гламурного студентика. О чем я ему тут же и сообщила.

Но он проигнорировал «комплимент» и произнес, всматриваясь в мой коктейль:

– Легкое золотое сияние выдает присутствие в нем… он с пофигенцией?

– Точно так, – ответил возникший перед нами бармен и сказал гордо: – Коктейль «Канарейка».

Так гордо, будто он сам его изобрел.

Бондин поднял на него глаза:

– Наслышан о нем. Его изобрел один бармен с пароходов… Паромов?

Бармен кивнул многозначительно (и правда он изобрел?) и сказал Бондину:

– А вы, я смотрю, человек широких познаний.

– О, – кивнула я. – Еще каких широких.

– Угу, – посмотрел на меня Бондин. – Я даже знаю, что этот коктейль относится к числу запрещенных.

– Да что ты? – подняла брови я и втянула очередную порцию вкуснятины. – И почему?

– Потому что если всем все будет пофиг… – начал он.

– То все будут счастливы? – предположила я.

– Безответственны и эгоистичны.

– Ваш друг прав, – серьезно кивнул бармен. – И очень… напряжен.

– Почему, интересно? – уставилась я на инспектора.

– Вовсе не напряжен, – ответил инспектор.

– И отчего-то печальны, – с видом знатока людской психологии сказал бармен. – Девушка бросила?

– Невеста, – сообщила я бармену.

– Какой ужас, – сказал он.

– Это было сто лет назад, – поморщился Бондин. – И я давно обо всем забыл.

– Возможно, – сказал бармен, явно нисколько ему не поверив. И достал с полки бутылку «Пиу-Пью» и еще один зеленый бокал. – Но почему бы не развеять мысли на пару часов?

Через две секунды перед инспектором стояла «Канарейка». Инспектор сидел и глядел на бокал, явно борясь с искушением. Мы с барменом глядели на инспектора и ждали. А Бондин вдруг грустно посмотрел на меня, потом с каким-то отчаянием махнул рукой и выпил сразу полбокала.

– Зря вы дали ему «Канарейку», – сказала я бармену. – Он ее не заслуживает.

– Вы слишком жестоки к своему другу, – мягко сказал бармен.

– И так всю дорогу, представляете? – хмуро сказал Бондин.

Я не обратила на его слова никакого внимания и сказала бармену:

– Он вас арестует. А пофигенцию изымет.

Бармен встревожился:

– Как так? Я думал, он ваш друг и достоин доверия.

– Ничего он не достоин, – жестоко сказала я. – И вовсе он мне не друг.

– Да? – еще больше встревожился бармен. – А кто он?

– Он инспектор, – сказала я. – Хочет найти моего жениха и отправить в Сибирь.

– В Сибирь? – Бармен посмотрел на Бондина в ужасе: – Вы зверь, что ли?

– Может, и зверь, – мрачно сказал инспектор, – но никак не свинья.

Я бы могла сказать ему, что свинья – это зверь, между прочим. Но мне было все равно, разбирается кто-нибудь в зоологии или нет. И даже было все равно, свинья Бондин или нет.

А бармену я сказала беззаботно:

– Вот поймает вас на незаконных коктейлях и тоже в Сибирь отправит.

Бармен побледнел. А потом смешал себе коктейля. Только пофигенции накапал не меньше полбутылочки. Остаток протянул мне:

– У меня все равно конфискуют. Уж лучше вам. – Потом снова достал контейнер с мятой, напихал листьев в пакет и дал мне: – Чтобы не кружилась.

– Спасибо, – я взяла бутылочку и пакет.

– Да не конфискую я ничего! – возмутился инспектор. – И в Сибирь никого не отправлю!

– Это вы сейчас так говорите, – сказал бармен, – когда вам все пофиг. А потом очнетесь и…

– Нет-нет-нет! – запротестовал инспектор. – Я же сказал, я не свинья! Вы для меня такой коктейль сделали, а я что – вас за это накажу?

Бармен протянул было руку ко мне за бутылкой, но я сказала:

– Подарки назад не отбирают! – и спрятала бутылочку в сумку.

Бармен вздохнул, взял свою «Канарейку» и выпил целиком.

Бондин сказал:

– Да я, если хотите знать, и жениха-то ее в Сибирь отправлять не собирался, и ту дурочку тоже, тем более что ее… – Он запнулся.

Правда? Он не пошлет моего Мишу в Сибирь. И Миша спокойно сможет жить себе со своей белобрысой женой в Москве… Да и пусть. Фиг с ним, с Мишей.

Инспектор в это время говорил:

– Я вообще хотел прикрыть это дело втихушку, а в Департамент сообщить об ошибке! Придумаю что-нибудь. Например, что у Весловской ступа взбесилась и сама улетела с ними из поместья. Годится? – Он, довольный собою, посмотрел на нас.

– Там точно нет сыворотки правды? – засомневалась я насчет коктейля.

– Ну что вы! – сказал бармен. – Люди ведь почему обычно правду не говорят?

– Почему? – спросила я.

– Потому что их волнует мнение других людей, – сказал бармен. – А вот когда ничего не волнует…

– Когда ничего не волнует – это чудесно! – сказал инспектор.

Бармен рассмеялся.

– И как ты вообще стал инспектором? – спросила я Бондина. – Если тебе не нравится отправлять людей в Сибирь?

– Долгая история, – пожал плечами он.

– А мы еще не приплыли, – сказала я.

Инспектор сказал:

– Моя мама превратила папу в золотую рыбку. А обратно превратить не сумела. И я понял, что кто-то должен ограничивать магию.

– Ужас, – сказала я. – И твой папа – как же он теперь?

– Плавает в аквариуме.

– Но зачем она превратила его? Разозлилась? Или он много болтал?

– Затем, – сказал инспектор беззаботно, – что вызывать существ, исполняющих желания – золотую рыбку или там, например, джинна, – запрещено.

– О. Правда?

Он кивнул:

– И наказание за вызов такого существа может быть весьма суровым.

– Каким же?

– От лишения магии навсегда до смертной казни через отрубание головы.

– Ничего себе, – удивилась я.

– Угу. Зависит от желаний… Эти существа невероятно могущественны, и хуже того – их магию невозможно отследить.

– Отследить?

– Ну, выяснить, как все проделано. А так как вызывать настоящую золотую рыбку нельзя по закону… Мама сделала рыбку из папы. – Он хихикнул.

Я тоже засмеялась. Какая забавная у него семейка теперь!

Тут паром прогудел громко-прегромко.

– Причаливаем на Ла Гомера, – сказал бармен.

– Ну да, – кивнула я и спросила: – А перекусить у вас тут что есть?

– Хотите сэндвичи? – предложил бармен.

– Хотим, – сказал инспектор.

– Денис, Вика! – раздался голос Орхидеи за спиной. – Нам же выходить!

– Ну и что, – обернулась к ней я.

– Мы еще не ели, – сказал инспектор. – Садитесь с нами, Орхидея. Хотите «Канарейку»? Хотя… – он прыснул от смеха, – пофигенции больше не осталось. Разве что Вика расщедрится.

– «Канарейка»! – укоризненно покивала Орхидея. – И вы туда же, инспектор! Вы же на службе!

– Ха, – сказал инспектор, – плевал я на службу.

– По сколько «Канареек» они выпили? – строго спросила Орхидея у бармена, сооружавшего высоченные гамбургеры с курицей, сыром и помидорами.

– По одной, – ответил он. – Через часик-другой выветрится.

– Отлично! – сказала Орхидея сурово, взяла нас с инспектором под руки и потянула со стульев. – Ну-ка, марш за мной на берег. – Потом она попросила бармена: – Сделайте еще два гамбургера и заверните все с собой. И вон ту коробку конфет тоже.

– Хорошо, – сказал бармен.

– Погодите, Орхидея, – сказала я. – Я не расплатилась.

Бармен поднял ладонь:

– Я же сказал, ваш коктейль за счет заведения.

– А это за мой, – Бондин выложил на стойку три серебристых митрилки. Бармен отодвинул две, одну взял:

– Достаточно.

Бондин пожал плечами:

– Как хотите. Они все равно не мои, а департаментские.

Он забрал лишние монеты, а Орхидея стянула его со стула.

– Слушай, – наклонилась я к бармену, – а вот командир корабля…

– Капитан парома, – поправил меня бармен.

– Угу, – кивнула я, – он знает, что за бар у тебя тут?

– Конечно, – кивнул бармен, – он мой папа.

– О, понятно, – сказала я.

– Может, тебе не искать своего старого жениха, – лукаво улыбнулся мне бармен. – А найти нового?

– Хорошая идея, – сказала я.

– Меня, кстати, Мигель зовут.

– А меня Виктория…

– Ну, пошли, пошли уже, Вика, – сказала Орхидея, которая отвела инспектора прочь от бара и вернулась за мной.

Она взяла пакет с едой, и мы направились к выходу, а я выключила по пути око, чтобы не жевать все время мяту.

Паром, как оказалось, причалил у небольшого городка.

Дед Мороз ждал нас на пристани, нагруженный, помимо своего цветного чемодана, инспекторским саквояжем, плащом и моей кофтой.

Орхидея предложила подкрепиться. Мы уселись на скамейку, она раздала гамбургеры и сотворила чай всем по вкусу. Николай дохнул на ладонь, потом провел ею над своим стаканом, и туда с бульканьем упали два кубика льда. Классно.

– А на этом острове у вас, может, еще сани имеются? – спросила я Николая.

– Нет, – покачал головой он.

– Почему же вы тогда те сани не погрузили на паром, как все грузят свои машины? – спросила я.

– Они воды боятся.

– Кто?

– Летние санки. Это ж не зимние, рабочие. Те куда хочешь домчат.

Санки с аквафобией. И ступы с аквафобией. Похоже, они какие-нибудь дальние видовые родственники.

Инспектор, который, с тех пор как мы ступили на землю, все пялился в свой телефон, сказал раздумчиво:

– Хочешь по морю, хочешь по суше.

– До виллы «Белладонна»? – спросила я.

– Угу.