Наследство последнего императора Волынский Николай

За караульной обнаружился тесный ватерклозет. Дверей в уборной не было.

– Это что? – спросил потрясенный Николай. – Это для людей?

– А для кого же? – удивился Авдеев. – Для папы римского, что ль?

– Нет! – возразил Николай. – Это же совсем невозможно! Это совсем невозможно! Невозможно! – повторил он. Ну, я – еще мужчина… Но у нас женщины! У меня жена, дочери! Им так невозможно – тут солдаты, нижние чины – и без дверей!..

– Ах, вон оно! – возмутился Авдеев. – Анпиратора нижние чины раздражают! Слышь, робяты? Он с вами рядом с…. не жалает!

Из караульной послышался гогот, оттуда высунулись две небритые физиономии.

– Это хто не жалает? – спросил один. – Покажь мне!

– Да вот, – указал пальцем Авдеев на Николая. – Вот этот. Знаешь его?

– Еще бы! – заявил караульный в солдатской шинели. – Это есть государственный преступник против нашей революции! Он нас на фронте без снарядов оставил. Германец из нас кровавую кашу делал, а он минуветы у дворце плясал и вина заморские наяривал. Он с Вырубовой разврат творил, а евонная баба – с Распутиным. Народ все теперь про сатрапов знает!

– Между прочим, – сообщил Авдеев, – вчера сатрап сбежать хотел. Через Омск – в Японию. Его один белогвардеец хотел вывезти, прикинувшись комиссаром из Москвы.

– Ну, стерво поганое! – солдат щелкнул затвором винтовки и прицелился Николаю в лоб. – Да я тебя в Японию в сей же час отправлю! Сразу в Порт-Артур! К моим сотоварищам из четырнадцатой роты. Все там лежат, я один живой остался. Вот сейчас и тебя туда. Без возврата!

– Остановитесь! Так нельзя!.. Папа!.. Это мой отец!

Это крикнула Мария. Она подскочила к солдату, и схватилась за ствол его винтовки.

– Стой-стой! – забеспокоившись, приказал Авдеев. – Попужал малёхо – хватит!

– Дочку свою благодари, – уже спокойнее проговорил, нехотя отводя в сторону винтовку, которую Мария по-прежнему крепко держала за ствол. – Спасла тебя сейчас. Но в следующий раз не спасет! – пригрозил он. – А мне орден дадут за грязную, но полезную работу – что землю от гада кровавого очистил!

– Пожалуйста, – умоляла Мария, – не надо! Ведь у вас тоже, наверное, есть отец!..

Солдат вырвал из ее рук винтовку и мрачно ответил:

– Моего батьку по приказу министра твоего папашки – Столыпина – повесили на перекладине дворовых ворот. И еще полдеревни повесили. За то, что по справедливости требовали землю разделить…

– Все! – приказал Авдеев. – Все по местам. И ты тоже, – сказал он Марии. – А то у нас тут и карцер найдется для нарушителей тюремного устава. В Доме особого назначения будете дисциплину держать!

Николай и Мария вернулись обратно в угловую комнату и ошеломленно застыли на пороге. Трое солдат под присмотром члена Уралисполкома Дидковского рылись в ридикюле Александры и в саквояжах. Александра лежала на кровати, отвернувшись к стене. Около нее сидел Боткин, а поодаль в растерянности стояли Демидова, Чемодуров и Трупп. Их держали на прицеле еще двое солдат.

– Это что? Что это такое, спрашиваю?! – срывающимся голосом крикнул Николай. – Грабеж среди бела дня?

Дидковский оглянулся на него и ничего не сказал. Солдаты продолжали рыться в вещах, не обратив на Николая никакого внимания.

– Что это? – обернулся Николай к Авдееву.

– А что – у тебя уже совсем повылазило? – поинтересовался Авдеев. – Не видишь – обыск.

– Кто позволил? – возмутился Николай.

– Молчать, арестант Романов! – гаркнул Авдеев. – Ты есть тут арестованный заключенный преступник самодержавия и контрреволюции! И весь твой выводок, и холуи твои – тоже заключенные. Здесь тебе – тюрьма! И будешь себя вести, как в тюрьме! За неподчинение – карцер! При попытке к бегству пулю в лоб. Как меня понял?

Николай молчал.

– Я спрашиваю, арестованный Николай Кровавый, как понял меня?! – Авдеев извлек из кобуры наган, взвел курок и ткнул стволом Николая в грудь.

– Я понял!.. – выдавил из себя Николай, – Я понял, что до сих пор имел дело с порядочными людьми…

– Ну, тут ты не ошибся! – засмеялся Авдеев и спрятал наган. – Мы еще более порядочные, чем ты думал. Будешь радоваться еще больше! Не соскучишься.

Когда солдаты ушли, бросив развороченные вещи на пол, Демидова и Чемодуров, принялись наводить порядок. Им помогала Мария, и работа постепенно ее успокоила. Александра все так же лежала неподвижно лицом к стене.

Чемодуров растерянно потоптался на месте, походил по комнате, потом ушел на кухню. Долго осматривал плиту, открыл печную дверцу. Там еще тлели угли. Отвернул кран над раковиной. Кран хрюкнул, из него пошла желтоватая вода. Он прошел в караульную.

– Гражданин комендант, – почтительно обратился Чемодуров к Авдееву. – Вы не могли бы сказать, когда прибудут остальные вещи господ… граждан…

– Романовых? – помог ему Авдеев.

– Да, именно. Самовар бы раздуть. Да у нас с собой ничего – ни чашки, ни ложки. Самовар тоже в поезде остался.

– Не бойсь! – бодро заявил Авдеев. – Пусть привыкают! А то, вишь, всю Россию в каторгу превратили, а сами и не знают, что оно есть такое удовольствие – каторга и тюрьма.

Чемодуров мягко возразил:

– Но ведь здесь есть тоже рабочие люди – я, Анна Стефановна, повар, доктор… Ни чая, ни хлеба.

Авдеев замолчал, насупил рыжие брови и сказал:

– Леший вас знает, что с вами делать… Никаких средств на вас не отпущено, – проворчал он.

Он порылся в карманах, извлек пятнадцать рублей.

– Эй, Летемин! – приказал он солдату. – Быстро в лавку! Тащи… так – каравая два… нет, три черного, пачку чаю, сахару полфунта. И быстро! А ты, Стрекотин, вниз. Там в людской самовар хозяйский. Чтоб через пять минут здесь кипел!

– За пять минут не получится, товарищ Авдеев! – весело возразил Стрекотин.

– Ладно, десять минут даю. Ну, что зенки выкатил? Живо! Арестованных кормить-поить все равно надо. Такой закон. Кто арестовал, тот и обязан кормить!

Арестованные просидели в полутьме полтора часа, когда появились двое солдат. Один нес пыхтящий самовар, другой положил на стол три больших каравая черного хлеба и несколько кусков сахара. Постоял, подумал, два куска забрал и сунул в карман. Вытащил из кармана нож и отрезал половину каравая.

– Что ж, нам голодать, что ль, вас охраняючи? – хмуро объяснил он и ушел.

– Извольте чайку! Говорят, как чаю попьешь, так сразу на дворе теплее становится! – заявил повар Харитонов.

– Замечательно! – воскликнула Мария. – Ура! Живем! Все остальное – ерунда!

Отец тоже улыбнулся и спросил:

– А как бы нам реквизировать у «товарищей» хоть пару чашек?

– Поручите мне, ваше величество, – отозвался Чемодуров и ушел на кухню. Скоро он явился. Величественно держал на вытянутых руках поднос, на котором были две эмалированные зеленые кружки, две чашки тонкого китайского фарфора и пивная братина.

– Чур, мне из пива! – захлопала в ладоши Мария. – Я первая сказала!

– Непременно, ваше высочество, – пообещал Чемодуров. – Как только появится, так и подам.

Очнулась Александра. Обвела взглядом комнату и болезненно спросила:

– Почему темень? Почему нет свет?

Трупп щелкнул выключателем, под потолком загорелась люстра о трех угольных лампочках.

– Ура! Еще ура! – закричала Мария. – Да будет свет!

– Да будет! – согласился отец. – «Mehr Licht!»[126] – это сказал Гете за минуту до смерти.

Он взял каравай, отломил кусок, подумал и протянул Труппу:

– Алоизий Егорович! Ваш!

– О, нет, ваше величество, – запротестовал Трупп. – Нет…

– Что значит «нет»? – рассердился Николай. – Не смейте мне перечить! Кто у нас тут бывший император? Вы или я?

– Конечно, конечно, ваше величество, – испуганно проговорил Трупп. – Разве кто сомневается?

Следующий кусок Николай отдал Боткину, потом Демидовой, потом Чемодурову. Мария свою долю получила последней.

– Не знаю, как кто, – заявила она, отламывая от куска и запивая его таким же черным чаем, который ей налили в пивную братину, – но более вкусного хлеба я никогда еще за свою жизнь не пробовала!

– А вот мне давеча повезло! – заявил Николай. – Я попробовал еще лучший. При очень секретных обстоятельствах!

Он подмигнул Боткину. Доктор улыбнулся в бороду и едва заметно кивнул.

– Что за тайны? Какие секреты? Расскажите немедленно! – потребовала Мария. – Вы тоже участвовали? – повернулась она к Боткину.

Тот слегка смутился и пожал плечами.

– Мама! Нюта! – возмутилась Мария. – Смотрите! Они составили заговор! У них тайны! Парижские. Вернее, Тобольские! Уральские!

– Нет, Мария Николаевна, – возразил Боткин. Тут ничего тайного нет.

– Так расскажите!

– И ничего интересного, поверьте.

– А вот вы сначала расскажите, а потом мы решим – интересно или нет! – заявила Мария.

– Гм… Может, его величество пожелает?..

– Папа! – потребовала Мария. – Общественность ждет с нетерпением!

Николай оставил кружку в сторону, обвел общественность долгим взглядом и печально вздохнул.

– Ну что ж, видно, придется признаваться… Давеча ночью так проголодался – никакого спасу! А никого нет. Все спят. Смотрю – дверь в купе Евгения Сергеевича открыта. Я заглядываю – лежит Евгений Сергеевич на боку, храповицкого на всю ивановскую задает и прижимает к себе обеими руками – крепко так прижимает, надежно – знаете что?

– Окорок! – заявила Мария.

– Ошибка.

– Сковородку с яичницей!

– Он прижимает к себе… бутерброд с маслом! Представляете?

– Ах, батюшки! – воскликнула Мария. – Прямо к сюртуку!

– К сюртуку, – подтвердил Николай.

– Это правда, Евгений Сергеевич?

Боткин поднял брови и хмыкнул.

– И что дальше? – потребовала Мария. – Какой стороной он к себе прижимал бутерброд? Маслом?

– Конечно, не маслом! – возразил Николай. – Разве Евгений Сергеевич себе мог бы позволить такую… м-м-м… роскошь? Нет, масло было наружу… И что же я делаю? Ложусь на пол… и по-пластунски, ползком, как опытный разведчик – а ведь вы все знаете, что я очень опытный разведчик! – подползаю к Евгению Сергеевичу… Совсем неслышно… как индеец Чингачгук и… – он выдержал паузу: в комнате стояла тишина. – И аккуратно так… осторожно!.. начинаю вытаскивать бутерброд у Евгения Сергеевича из рук… – он снова замолчал.

– И что? – не вытерпела Мария. – И что дальше?

– А он не отпускает!

– Ах! Ох! Он отпускает! Евгений Сергеевич! Так крепко держали?!

Тот беспомощно развел руками – что еще сказать?

– Представляете? Так-то вот, – грустно пожаловался Николай. – Так что мне делать? И только я пальцем снял с хлеба немного масла, как в этот момент, внезапно…

Внезапно отворилась дверь. На пороге стояли Авдеев и двое солдат. Они были встречены таким взрывом смеха, что Авдеев обескуражено остановился.

– Прекратить! Тишина! – крикнул он, махнув рукой. – Что такое? В чем дело? Почему шум? Беспорядок?

– Это все вы! Все из-за вас! – заявила Мария.

– Как? Что-то я тебя, барышня, не понял!..

– Просто вы, глубокоуважаемый гражданин красный комендант, так хорошо подняли нам настроение при встрече, что мы никак остановиться не можем, – с невинной улыбкой сообщила Мария.

Авдеев насторожился, но потом решил не ввязываться: он уже понял, что эта царская дочка остра на язык и с ней лучше в перепалки не вступать.

– Все! – скомандовал он. – День окончен. Отбой! Уже десять часов. Теперь всегда так будет – в десять часов проверка, отбой и спать!

– Но ведь на самом деле еще рано, – попытался запротестовать Николай. – Ведь еще свет на дворе.

– Комендант дважды приказы не повторяет! – угрюмо сказал Авдеев. – Тут вам не Зимний дворец.

Мария всплеснула руками.

– Ой! Какая я вам благодарная! Какое вам спасибочко большое! – поклонилась она в пояс. – А то я уже целых три часа всех уговариваю спать идти, режим соблюдать, а никто меня не слушает!.. Никакой дисциплины, представляете? Спасибо, хоть вы помогли мне…

Авдеев подозрительно посмотрел на нее, но промолчал. Постоял, попыхтел и, не сказав ни слова, ушел.

– Ну, Машка! – покачал головой Николай. – Конечно, хорошо, чтобы мизерабли не радовались, надеясь, что испортили нам настроение! Но, – погрозил он пальцем, – поосторожнее. У этой публики нет чувства юмора.

– Я тебя очень люблю, папочка! – Мария поцеловала его в щеку. – Но сознайся, неужели ты все масло слизал с бутерброда Евгения Сергеевича, а он ничего не заметил?

– Сознаюсь!.. – виновато вздохнул Николай. – Тут правду не скроешь.

Екатеринбург 17 мая 1918 г.

От в. кн. Марии Романовой – З. С. Толстой

Дорогая моя! Поздравляю Вас со светлым праздником. Извиняюсь, что так поздно, но мы как раз уехали перед праздниками. Это было для нас очень неожиданно. Алексей был как раз болен, так что сестрам пришлось остаться с ним. Они должны к нам скоро приехать. Скажите Рите (Хитрово), что не очень давно мы видели маленькую Седюшу[127]. Сегодня три недели, как мы выехали из Тобольска. Так грустно без других, в особенности, теперь, и на праздниках. Устроились мы пока хорошо. Домик маленький, но чистый, жаль, что в городе, потом сад очень маленький. Когда придут другие, не знаю, как мы устроимся, комнат не очень много. Я живу с Папой и Мамой в одной, где и проводим почти целый день. Только что выходили в сад, погода серая и идет дождь. А в дороге погода была чудная. До Тюмени 260 верст ехали на лошадях. Дорога была ужасная, трясло ужас как. Бумага, в которой были завернуты вещи, местами протерлась. Табак высыпался из папирос. Но как ни странно, ничего стеклянного не разбилось. У нас были с собой лекарства[128] и это доехало благополучно. Ехали мы два дня, ночевали в деревне. Через Иртыш проехали на лошадях, а через Туру пешком и несколько сажень до берега – на пароме. Мама перенесла эту дорогу удивительно хорошо, но теперь, конечно, чувствует усталость и почти каждый день болит голова. С нами приехал доктор Боткин, у него бедного в дороге сделались колики в почках, он очень страдал.

Мы остановились в деревне, там его положили в избу, он отдохнул и поехал с нами дальше. К счастью, боли не повторились.

Крепко целую Вас, Риту и детей. Желаю Вам всего хорошего. Храни Вас Господь. Ужасно было грустно, что нам ни разу не удалось быть в соборе и приложиться к мощам Св. Иоанна Тобольского.

Твоя М.

22. ВЗЛОМ ГРОБНИЦЫ

ПАВЕЛ Николаевич Петров, человек неопределенного возраста – ему можно было дать одновременно и двадцать пять, и пятьдесят – бросил телефонную трубку на аппарат и шепотом, но от души выругался. Эта ведьма способна любого покойника из гроба поднять, довести до белого каления, снова загнать в гроб и еще молотком заколотить крышку. Сколько денег он на нее извел – на телефонные разговоры – и напрасно. Между тем минута разговора с Канадой – 10 американских долларов. Правда, госкомиссия обещала компенсировать расходы – с прошлого года все обещает, но пока ни копейки не дали. Поэтому, когда ему приносили телефонные счета, он, вглядываясь в очередную сумму, каждый раз приходил к мысли, что наступил конец света.

А кто подсчитает, сколько нервных клеток было безвозвратно сожжено за все то время, когда он уговаривал Куликовскую-Романову и даже уверял, что готов сию минуту стать перед ней на колени (виртуально, разумеется!), чтоб она согласилась дать материал на экспертизу.

Объяснить ее упрямство одной лишь дворянской спесью или каким-то там действительным или мнимым желанием строго выполнить волю только что умершего мужа – значит, ничего не объяснить. Конечно, мотивами могут быть и все перечисленные, но это – объяснения для дураков. Здесь что-то еще. Скорее всего, она злится оттого, что ее обошли на вороных, хотя с самого начала она могла войти в дело. Ей и ее тогда еще живому супругу намекали. Они намеков не поняли. Нет, конечно, только притворялись, что не поняли. А теперь признаваться поздно.

Вдова племянника императора Николая II, судя по всему, привыкла играть первую роль – и не только у себя на кухне. «Нет, мадам! Свободная Россия – это тебе не кухня твоя, это немножко другое», – мстительно подумал Петров.

Павел Николаевич считал себя человеком в жизни умудренным – и не без оснований. И был убежден, что несговорчивость Тихона Куликовского-Романова, а теперь, после его смерти, железное упрямство его вдовы – не что иное, как самый обычный коммерческий торг. Но удивляло его и раздражало его не то, что племянник Николая II решил сорвать свой куш. А то, что и он, когда был еще жив, и его вдова упорно не желали в том признаваться и договариваться, как принято между нормальными деловыми людьми. Еще лет двадцать назад он поверил бы в бескорыстие мотивов русско-канадских родственников царя, да и любых других на их месте, да и в собственное бескорыстие поверил бы! Но тогда была другая жизнь, другие нормы, другая мораль, и считалось, что есть на вещи важнее денег. Теперь такое может утверждать либо большой идиот, либо большой игрок, который рассчитывает на львиную долю и ради нее притворяется либо бедным евреем, либо обиженной вдовой. И это он не сам придумал. Такова мораль в цивилизованном мире. Такова она теперь и в России. И опыт новой жизни привел его к твердому выводу: потри щеткой любого идейного и принципиального упрямца, и под его идеями обнаружишь только желание денег. Все дело лишь в уровне притязаний. Не зря самый гениальный за всю историю Франции дипломат, циник, казнокрад и вообще негодяй – князь Талейран высказался: «Если кого-то нельзя купить за деньги, его можно купить за большие деньги. А если и тогда нельзя, то можно за очень большие». Его формула почти через два века блестяще подтверждается в России.

Так что все дело в том, считал Павел Николаевич, какие деньги хочет получить Куликовская-Романова за генетический материал своего почившего супруга. Миллион? Два? Или обошлась бы сотней тысяч долларов? Американских, а не канадских. Но так могло быть раньше. А вот сейчас ей, конечно, никто ничего не даст. Потому что именно сегодня, ровно пять минут назад, вдова канадского Романова отрезала все пути к соглашению. Мало того, что дает направо и налево интервью крупнейшим газетам мира, в которых обвиняет его и других очень серьезных людей, занятых в проекте, в сознательной фальсификации. Интересно, бывает несознательная?

Пусть бы только на него замахнулась и на его коллегу Холла. Но ведь она бросила камень в огород английского королевского дома и дополнительно громадный кирпич – прямо в окно московского Кремля. А сейчас и вовсе заявила, что отказывается вообще вести какие-либо разговоры, если в группу генетиков, где уже преобладают спецы из Пентагона и министерства обороны Великобритании, не будут включены ее люди.

Он поднял с пола газету, положил на стол и расправил. Вот, «Русская Канада», огромная статья: «Неравный поединок. Корреспондент газеты Нора Вилькицкая беседует со вдовой племянника последнего русского Государя Императора Николая Второго Ольгой Куликовской-Романовой.

Н. Вилькицкая: Миссис Куликовская-Романова… Или ваше сиятельство? Или высочество?

О. Куликовская-Романова: Прошу вас, будем проще! Титула у меня нет. И мы с вами русские люди, а ведь только у русских есть такая замечательная форма обращения друг к другу – по имени и отчеству… Тут и уважение, и определенное взаимная предупредительность, и одновременно исчезают официальные перегородки…

Н. Вилькицкая: С удовольствием! Правда, в нынешней России я заметила новые формы обращения – на англо-американский манер, то есть только по имени. Представьте себе, беру интервью у уважаемого человека семидесяти лет. Уточняю его имя и отчество. А он мне: «Называйте меня просто Шура». Мне было очень неловко. Итак, Ольга Николаевна, стало известно, что вы отказались от любой формы сотрудничества с российскими официальными организациями, которые занимаются исследованием найденных под Екатеринбургом останков – предположительно императора Николая II, его семьи и погибших с ними приближенных и слуг. Если это так, то почему вы приняли такое решение?

О. Куликовская-Романова. Никогда ни мой усопший супруг Тихон Николаевич, ни, естественно, я не отказывались от сотрудничества со специалистами, занимающимися екатеринбургскими останками. Никогда! А тем более – с официальными организациями. Весь вопрос только в том – с какими специалистами и с какими организациями. Мне не хотелось бы кого-то обвинять заранее или оскорблять недоверием. Однако согласитесь, в таком важном и ответственном деле должна быть исключена даже теоретическая возможность того, что оно попадет в руки авантюристов или любителей острых ощущений. Условие, поставленное Тихоном Николаевичем, было очень простым: он пойдет на любое конструктивное сотрудничество только с официальными Государственно-Церковными организациями. Но ни в коем случае не с частными лицами, которые потом-то и обвинили нас в какой-то несговорчивости. Что за слово-то такое – «несговорчивость»? Разве можно быть сговорчивым там, где речь идет о поиске исторической истины, касающейся не только повседневных аспектов жизни, и напрямую связанной с вопросами религиозного характера? Я продолжаю со всей убежденностью считать, что мой супруг и я не могли позволить себе даже тень безответственности или легкомыслия. Тихон Николаевич категорически заявил: пока расследование екатеринбургских останков ведется на неподобающем процессуальном уровне, всякое участие его, самого старшего и самого близкого родственника убиенного Государя невозможно.

Н. Вилькицкая. Но вскоре после того, как к вам обращались частные лица с просьбами предоставить для исследований генетический материал, и вы отказались, правительство России создало государственную комиссию. И у вас появились теперь претензии и к ней. Пишут, что вы теперь не желаете идти на сотрудничество с официальной организацией – государственной. Но ведь Ваше условие принято. В чем же теперь причина вашего отказа?

О. Куликовская-Романова: Да, 23 октября 1993 года такая государственная комиссия была создана. Но, к сожалению, ничего принципиально не изменилось. В ней оказались те же лица, которым я не доверяю и которые осаждали нас раньше. Но дело не в том, что они туда вошли. А в том, что, как я убедилась лично, эти люди по-прежнему заняты не поиском истины, но теперь они, имеют надежную «крышу» – так сейчас говорят на нашей Родине, в России, где бал правит преступность и «высший свет» и даже крупные политики разговаривают на языке преступников… Суть проблемы, прежде всего, в том, что уже первые шаги, сделанные этой комиссией, вернее ее главными действующими лицами, на пути изучения злосчастных останков, исключают возможность найти истину.

Н. Вилькицкая: Что вы имеете в виду?

О. Куликовская-Романова: Если говорить подробно, нам с вами понадобится полдня. Поэтому я обозначу пунктиром только основные, узловые моменты.

Первая проблема, которая не разрешена и по сей день, – вопрос юридической принадлежности изучаемого объекта. Вам любой подросток скажет, что если мы имеем некий материальный объект, то мы должны быть абсолютно уверены, что у вас в руках именно тот самый объект, а не что-то другое. Так вот, в последние два года меня буквально терроризирует некий господин Петров Павел Николаевич, который называет себя доктором наук и профессором. На самом деле он пока еще только кандидат наук. Именно он занимается генетическими исследованиями с целью сравнить ДНК несчастных людей, извлеченных из могильника под Екатеринбургом и лиц, имеющих отношение к Дому Романовых. И установить, кто там был захоронен – семья Государя и его слуг или совсем другие не известные пока люди. Однако до сих пор нет точных, юридически безупречных доказательств того, что первичный материал, который Петров изучает, извлечен именно из места захоронения – из того, на которое указали бывший помощник министра внутренних дел СССР Рябов и местный краевед Авдонин. Без ответа на этот вопрос дальше двигаться нельзя. Укажу только на одну деталь, которая сразу разрушает все хитроумные умственные спекуляции на эту тему.

«Первооткрыватели» могильника Рябов и Авдонин сообщают, что вскрыли захоронение на маленьком участке – величиной самое большее пятьдесят на пятьдесят сантиметров – и извлекли три черепа, один из которых, череп № 4, по их утверждению, принадлежит Государю Императору. После того, как господа изыскатели протрубили о том на весь мир, выяснилось, причем очень быстро, что череп этот – женский. Второе: скелет № 4, от которого они взяли череп, находится на самом краю могильника, на расстоянии полутора-двух метров от места, вскрытого этими господами. Спрашивается, как они могли добыть этот череп, если даже не прикасались к скелету?

Н. Вилькицкая: Может быть, голова жертвы еще в 1918 году перед захоронением была отчленена? И Рябов на самом деле не взял, а положил в могильник череп, который он привез из Москвы. Подложил, чтобы скрыть еще одно преступление большевиков, которые после расстрела отчленили голову Государя и отвезли ее в Москву, чтобы показать Ленину и Троцкому в качестве доказательства казни?

О. Куликовская-Романова: В таком случае этот череп не был бы женским. Кроме того, по заявлениям тех же лиц, которые утверждают, что череп Государя был привезен в Москву, он же некоторое спустя был уничтожен. Тогда Рябов ничего не нашел бы. Я в эту версию не очень верю… Нет доказательств. Но тут возникает другая сложность. При вторичном вскрытии могильника уже при участии органов местной власти, «исследователи», среди которых был даже археолог, сделали все, чтобы совершенно запутать картину. Гробокопатели топтались по останкам, работали обычными огородными лопатами – как еще только бульдозер не подогнали! В итоге было извлечено несколько сотен костей и косточек. Но никто из «исследователей» так и не может сказать, к какому скелету принадлежит тот или иной фрагмент, которые взял для «изучения» «профессор» Петров. И вообще неизвестно, откуда он их извлек.

Без решения этой, первой, проблемы дальше идти бессмысленно. И ни один уважающий себя ученый, специалист не станет участвовать в том, что больше похоже на мистификацию или даже обман общественности. Однако бессмыслица, теперь уже в государственной оболочке, продолжилась и в конечно итоге может восторжествовать.

Вторая проблема, тоже фундаментального характера. Любой научный результат только тогда может считаться научным, когда он удовлетворяет следующим критериям: открытость, доступность, повторяемость. Это значит, что информация об исследовании, методы, применяемые тем или иным исследователем и ход работы не могут быть засекречены от других ученых. Это также значит, что коллеги – сторонники или оппоненты, тут совершенно неважно, – должны иметь возможность непосредственно участвовать или наблюдать за процессом, или, по крайней мере, иметь точную исчерпывающую информацию. И, наконец, третье, самое важное: если ваш результат при прочих равных условиях может получить другой ученый или другая лаборатория, вот тогда и можно сделать осторожный вывод о том, что новое знание вами все-таки получено.

Но уже с самого начала работы мистера Петрова оказались засекреченными. Мало того, что о них, его никто и до сих пор не имеет представления. Работы по генетическому анализу стали проводить в Англии, в той самой стране, где известные высокопоставленные особы чрезвычайно заинтересованы только в одном исходе работ в том, который был объявлен заранее: мол, найдены «те самые» останки и никаких сомнений!

Н. Вилькицкая: А не с этой ли целью – не допустить никого из серьезных специалистов или другие научные учреждения – было выбрано место для проведения генетического анализа: военная лаборатория в Олдермастоне, где существует строгий режим секретности?

О. Куликовская-Романова: Безусловно! Вы абсолютно правы. Это лаборатория принадлежит ведомству Министерства внутренних дел Королевства Великобритании. То есть это военный объект. И на вполне законном основании англичане и близко никого не допускают к «кухне», на которой орудуют Петров и его английский коллега, а точнее, начальник Питер Холл. Таким образом, нарушены важнейшие принципы логики научного познания. Как можно иметь дело с такими «специалистами»?

Н. Вилькицкая. Однако, Ольга Николаевна, насколько мне известно, генетическими анализами в Олдермастоне дело не ограничилось. Петров и Холл утверждают: именно для того, чтобы придать своим работам максимум открытости, они провели еще один анализ – на этот раз уже в США.

О. Куликовская-Романова. Совершенно верно, они утверждают. Но что за этими утверждениями? Ничего! Кроме того, что англо-русские генетики еще раз сделали ту же самую работу – еще одну «окончательную» экспертизу в еще более секретном учреждении – в лаборатории Пентагона!

Надо сказать, что американцы очень хорошо охраняют свои секреты. Это от других, в первую очередь, от России они требуют гласности во всем, в первую очередь, в тех сферах, которые касаются вопросов обороны, науки и вообще безопасности. И утверждают, что без такой гласности нет демократии. Но к своим секретам не допускают никого. И первичную документацию о лабораторных работах тоже никому не показывают.

Хотела бы особо отметить: Петров и Холл вместе и порознь провели, по их словам, около пятнадцати генетических анализов. Вернее, они сообщили об этом количестве. И результаты каждого объявляли «окончательными». Какой можно сделать вывод уже из таких заявлений?

Н. Вилькицкая: Три дня назад в Москве состоялось важное заседание той самой государственной комиссии по екатеринбургским останкам. Мне известно, что вы были приглашены на это заседание. Какие впечатления у вас остались?

О. Куликовская-Романова: Я тяжело переживаю впечатление от этого заседания. Да, я туда была приглашена. Были там и видные представители русской эмиграции – известные ученые, эксперты, общественные деятели. Присутствовали руководители зарубежной комиссии по расследованию обстоятельств убийства Царской Семьи – господа Магеровский, Колтыпин-Валловский, князь Щербатов. Присутствовал и известный ученый-генетик с мировым именем Е. И. Рогаев, который проводил генетическое исследование образцов крови моего покойного супруга Тихона Николаевича Куликовского-Романова – родного племянника Государя Императора Николая Второго.

Уже в начале сразу стало ясно, что руководством комиссии все было предрешено заранее. Но еще более меня возмутило то, что на следующий же день средства массовой информации поспешили заявить от имени председателя комиссии Ю. Ярова об «успешном» решении вопроса так называемых екатеринбургских останков и представили дело так, будто бы я совершенно согласна с принятым решением. Это ложь! Считаю крайне необходимым публично заявить о своей действительной позиции и о том, как проходило заседание комиссии.

Вот как это выглядело с моей точки зрения.

Моим долгом было предварить выступление доктора Е. И. Рогаева разъяснением, почему ему мы доверили экспертизу генетического материала моего супруга. Доктор Рогаев, как подлинный человек науки, должно быть, наивно предполагал, что примет участие в объективной дискуссии. На деле же вышло грубое попрание элементарных норм научной полемики: вопросы по существу подменялись издевками, выводы оценивались по лукавому двойному счету.

В то же время голословный рекламный доклад кандидата биологических наук Петрова воспринимался руководством комиссии как истина в последней инстанции. Замечания доктора Рогаева, несмотря на то, что он не позволил себе ни одного некорректного выпада, принимались в штыки.

Неравный поединок закончился казуистической тирадой Петрова о том, что будто бы исследования доктора Рогаева имеют всего лишь научное значение и лишены какой бы то ни было юридической силы. Собственную работу он из-под критики увел нелепым аргументом, что экспертизы проводились сначала в пресловутом центре МВД Великобритании. А затем в Пентагоне – в Роксвилде, округ Мэриленд. А доктор Е.И. Рогаев осуществлял свои исследования «всего лишь» в ведущем медицинском комплексе университета г. Торонто, где, кстати, в свое время была создана знаменитая прививка против полиомиелита, а недавно открыты генетические основы болезни Альцгеймера…

Свои нелепые нападки «профессор» Петров увенчал возмутительным подозрением, что образцы крови Тихона Николаевича Куликовского-Романова, совершенно официально переданные мною в университет г. Торонто, могут быть «вовсе не подлинными», а потому не должны рассматриваться как надежный следственный материал! Представляете, каково было мне слышать это возмутительное обвинение!

Между тем, как заявляют независимые эксперты, генетический анализ вообще не дает никаких оснований для верной идентификации личности. Он может либо исключить, либо не исключить возможность идентификации. Если он исключает возможность родства, то на этом исследования и заканчиваются. Ежели не исключает, можно двигаться дальше и проводить комплексную экспертизу – баллистическую, стоматологическую, антропологическую и в том числе – историческую, без которой обойтись никак невозможно.

В научном мире уже давно снят покров чудес с метода генетической экспертизы. Серьезные ученые уже несколько лет бьют тревогу, призывая юридические и другие государственные органы не доверять слепо геномной дактилоскопии, потому что вероятность грубой ошибки слишком велика. Вот несколько цитат. Об опасности предъявляемых суду результатов исследования ДНК предостерегает газета «Айриш таймс»:

«ДНК является мощным оружием суда в криминальных случаях. Но это также и новая опасность. Ее следует применять осторожно, предупреждают ученые. Иногда такие результаты предъявляются как абсолютно правильные, без достаточных объективных данных, которым можно было бы верить. Присяжные также часто высказывают недоумение по поводу того, как появляются такие результаты. Соответственно меняется и их отношение к качеству документов.

Доктор Уильям Томпсон из университета Калифорнии заявляет: «Это относительно новая область знаний. Она быстро появилась, и в ней столь же быстро появляются большие технологические и технические изменения». Доктор Томпсон сказал, что ДНК уделяется значительное внимание: 49 из 50 американских штатов разрабатывают данные о ДНК по криминальным случаям. Он, однако, отметил 2 проблемы: «Возникают проблемы в тех случаях, когда тесты дают двусмысленные результаты. Ученые, применявшие ДНК-технологии, чаще заранее знали ход расследуемого дела и личность подозреваемого, а не проводили исследование «вслепую». Это приводит к субъективности при формулировке суждения о совпадении ДНК… Такого рода факты свойственны криминологическим лабораториям».

Доктор Билл Шилдс из университета Нью-Йорка высказал сомнения по поводу некоторых наиболее усовершенствованных технологий ДНК, применяющихся в судебных целях, в частности, митохондриальной ДНК. Первоначально исследовалась ДНК, содержащаяся в ядрах клеток кожи, крови, спермы (ядерная ДНК). Такая ДНК была абсолютно уникальна. В том числе и ДНК, извлеченная из луковиц волос. Вместе с тем, появилась усиливающаяся тенденция к исследованию митохондриальной ДНК, когда отсутствовала возможность исследовать ядерную ДНК. Доктор Шилдс сказал, что это крайне опасно.

Существует реальная возможность совпадения характеристик митохондриальной ДНК между людьми, связанными родством по материнской линии. Однако исследования также показали, что выявляется до 30 процентов совпадений характеристик митохондриальной ДНК там, где нетникаких семейных связей. Он призвал к мораторию на применение митохондриальной ДНК в качестве судебного доказательства до тех пор, пока не будет улучшена технология ее исследования».

Отмечу еще раз: при генетической экспертизе екатеринбургских останков использовалась именно митохондриальная ДНК – изучался костный материал.

А вот вполне серьезная газета «Гардиан».

«Элементы сомнений просачиваются в «безошибочные» тесты на ДНК. Судебные эксперты открывают серьезные проблемы в использовании геномной дактилоскопии. Предполагается, что пробы должны быть уникальными показателями идентичности.

Проба ДНК, взятая из волоса, может отличаться от ДНК, взятой из крови или спермы одного и того же человека. По крайней мере, одно дело об убийстве, которое находится на апелляции в Теннеси зависит полностью от результатов исследования ДНК, которые, как говорят ученые, оказались противоречивы.

Проблема возникает только в том случае, если ДНК происходит из митохондрий. Вся ДНК в хромосомах наследуется от обоих родителей, но митохондриальная ДНК (МДНК) наследуется только от матери. В этой связи МДНК от принца Филиппа герцога Эдинбургского сравнивалась с МДНК, выделенной из екатеринбургских останков. Совпадение было достаточным для того, чтобы убедить большинство людей в том, что они обнаружили останки Царя и членов его семьи, убитых во время русской революции. Но доктор Вильям Шилдс из Нью-Йоркского университета как раз вчера заявил на заседании Американской ассоциации по развитию науки в Филадельфии, что данные МДНК являются непредсказуемыми, и доверять им нельзя.

Судебные эксперты могут получить крохотное количество ДНК из человеческого волоса, но чтобы прочесть пробу, надо умножить ее в триллионы раз. При этом возникает опасность загрязнения ее частичками ДНК из других источников. «ДНК летает!» – сказал ученый. Она может попасть на исследуемый объект даже от чихания окружающих, от пальцев, от контакта с реагентами, которых касались исследователи или другие лица (лаборанты, следователи и др.). Другая загвоздка заключалась в возможности умножить небольшие мутации в МДНК. МДНК слюны могла отличаться от МДНК кости».

Вот так!

Но государственная комиссия Ярова почему-то решила ограничиться весьма приблизительными и ненадежными «открытиями» Петрова. Сам же «профессор» был вынужден признаться: «Вероятность того, что скелет № 4 принадлежит Императору Николаю Второму, составляет 99,999 процента». Как вы думаете, что это значит?

Н. Вилькицкая. Я, разумеется, тоже не специалист, но, согласно правилам формальной логики, сделаю вывод, что исследуемые останки на 99 процентов являются останками Императора Николая II, а оставшиеся 1,111 процента его скелета принадлежат кому-то другому.

О. Куликовская: Вы абсолютно правы. Представьте себе если мы с вами стали утверждать, что «профессор» Петров – является Петровым лишь на 99 процентов, а на остальные 1 процентов он является Ельциным? Что вы на это скажете?

Н. Вилькицкая: Похоже, Ольга Николаевна, это вы берете у меня интервью, а не я у вас…

О. Куликовская-Романова: Было бы грешно не воспользоваться таким удачным случаем!

Н. Вилькицкая: Постараюсь не обмануть ваших ожиданий. Итак, если бы мы сказали «профессору», что он на 99 процентов Петров, а на 1 процент Ельцин, наверное, вряд ли ему это понравилось.

О. Куликовская-Романова: Другой, настоящий, профессор из США, доктор Мейплз дал такую трактовку статистике «профессора» Петрова: полученный им 99 процентов с точностью до третьего знака после запятой, означают, что, кроме скелета № 4, только на территории России в настоящий момент имеются еще 145 тысяч «Николаев Вторых», потому что у всех у них генетический код такой же, каким его описал «кудесник» Петров. А если соотнести эту вероятность с населением Земли, то с неизбежной закономерностью получится, что на нашей планете проживают сотни миллионов «Николаев Вторых», которые являются точными копиями друг друга.

Н. Вилькицкая: Да, удивительная штука – эта статистика! Но ведь есть в нашем деле еще более серьезное обстоятельство. Генетики из Москвы и Олдермастона в качестве сравнительного материала использовали кровь принца Филиппа – супруга британской королевы Елизаветы Второй. И именно результаты этого анализа считаются самыми доказательными и важными. Но ведь тут все далеко не так однозначно…

О. Куликовская-Романова: Это вы еще очень мягко высказались! Именно этот, главный анализ становится самым скандальным, но комиссия Ярова этого даже «не заметила». Я хотела бы предложить вашему вниманию довольно большую цитату. Она настолько важна, что без нее не обойтись. Вот что пишет в своей работы английский медик профессор Майкл Кирк.

«Основанием, побудившим проявить интерес к проблеме происхождения принца Филиппа, явилась информация, которую нельзя не назвать неожиданной. Речь идет о результатах исследования ДНК родной сестры принца Филиппа – принцессы Софии Ганноверской. О результатах, которые со всей очевидностью свидетельствуют, что ДНК принца Филиппа и принцессы Софии не совпадают. Не совпадают настолько, что дают основание для утверждения, что они произошли от разных родителей.

Учеными, имевшими отношение к этим исследованиям, были известный американский судебный антрополог из Флориды профессор Вильям Мейплз, руководитель генетической лаборатории в Беркли (Калифорния), профессор Мэри-Клэр Кинг, генетик Чарльз Гинтер и доктор Вилли Корте.

Отсутствие совпадения ДНК у «родных» брата и сестры может быть интерпретировано так, что один из них не сын (или дочь) своих родителей, либо они оба – не дети своих родителей.

В обоих случаях возникает настоятельная потребность убедиться в чистоте родословной принца Филиппа, что является абсолютно актуальным в свете использования образца его крови для доказательства принадлежности найденных в 1991 году под Екатеринбургом человеческих останков семьи последнего Российского Императора, с которыми в родстве находятся официальные родители принца Филиппа.

Внимательное изучение литературы показывает, что происхождение принца Филиппа неоднозначно и существует, по меньшей мере, 4 возможных версии.

Прежде всего, представляет интерес неадекватное отношение к нему его отца – принца греческого Андрея – с момента появления Филиппа на свет и на протяжении всей его жизни.

Филипп, казалось бы, должен был быть долгожданным и желанным наследником греческого престола: он был последним ребенком в семье, после пятерых старших дочерей. Но с самого рождения принц Андрей не проявил к нему никакого интереса. Ребенок не был официально зарегистрирован в течение нескольких месяцев, хотя оснований для такой существенной задержки не было. В последующем принц Андрей никогда не интересовался сыном, который никогда не рассматривался достаточно серьезно в качестве претендента на греческий королевский престол.

Три последующие версии объединяет лишь одно обстоятельство – принцесса Алиса, принадлежащая той же ганноверской ветви, что и жена Николая II, не была его матерью.

Версия 1. Есть основания считать, что его матерью была принятая в доме его отца мадам Анна Фуфунис – вдова богатого греческого роялиста.

Принц Филипп вырос в ее доме в Берк-Плаж во Франции. В 1954 году Анна Фуфунис дала неосторожное интервью корреспонденту журнала «Лук»: «Он (Филипп) бывал с нами так часто, что люди спрашивали: «Вы его опекунша или гувернантка?» – «Я была ни тем, ни другим, однако, намного большим. Я любила моего Филиппа как своего собственного».

Позднее все экземпляры этого номера журнала «Лук» были изъяты из британских библиотек.

Мадам Фуфунис присутствовала на свадьбе принца Филиппа и коронации его супруги – нынешней королевы Великобритании Елизаветы II.

Версия 2. Филипп – незаконнорожденный сын лорда Луи Маунтбатена. Принцесса Алиса приняла его и воспитывала как своего собственного сына. По этой версии Филипп вовсе не рождался на острове Корфу, а в Лондоне в сентябре 1921 года, когда принцесса Алиса посещала своего отца, адмирала флота принца Луи Баттенбергского.

Изучение документов показало возможность зачатия Филиппа в 1920 году во время визита принца Уэльского в Австралию. В поездке в Австралию на пароходе «Renown» принца Уэльского сопровождал Луи Маунтбатен. Их спутницами были Молли Литл, Маргарет Аллен, Элен Белл, Долли Белл, Редди Макартур и мисс Дангар. Как это следует из дневника Лорда Маунтбатена, компания проводила все время вместе. Позднее, в июне 1921 года, т. е. через 9 месяцев после плавания, от связи принца Уэльского и Молли Литл родился мальчик. В это же время на свет появился и Филипп.

Версия 3. Основана на поразительном портретном сходстве Филиппа с сыном Элли Айнзайдельс от ее второго брака с Конрадом Точе-Миттер. До второго замужества у нее была связь с графом Алексисом Жуковским-Белевским. Полагают, что Филипп вполне мог быть их незаконнорожденным сыном. Эта версия интересна тем, что Жуковский-Белевский был морганатическим сыном младшего брата Александра III – Великого Князя Алексея Александровича. Это в определенной степени могло бы определить «романовскую линию» в генетическом коде принца Филиппа.

Как бы там ни было, но выбор крови принца Филиппа как «образца», если угодно «эталона», для сравнительных исследований не выдерживает никакой критики, поскольку не может быть «образцом» для сравнения то, достоверность чего сама подлежит доказыванию.

В настоящее время живут 84 потомка Романовых, кровь части из которых могла бы служить исходным материалом для установления истины».

На том же печально известном заседании государственной комиссии прозвучали, как я уже сказала, совершенно возмутительные заявления «профессора» Петрова, что якобы образцы крови Тихона Николаевича Куликовского-Романова, совершенно официально переданные мною в университет Торонто, могут быть вовсе не подлинными! А потому не могут быть рассмотрены как генетический материал. Конечно, оставить такую наглость без ответа было нельзя. И я тут же спросила прокурора-криминалиста Генеральной прокуратуры В. Соловьева, почему же участники следственной экспертной комиссии, начиная с апреля 1993 года, столь настойчиво обращались ко мне именно за этими образцами. С той же просьбой обращался ко мне 23 августа сего года сам господин Яров. Сколько-нибудь вразумительного ответа я не услышала. Точнее, мой вопрос просто не был услышан и никто на него так и не ответил. Еще раз подчеркиваю: образцы крови, имеющие неясное происхождение, для «профессора» – подлинные, а образец самого близкого родственника государя – нет!

Еще в начале заседания, когда как бы предполагалось собрание людей, озабоченных одной и той же целью – установить истину, сколько было оговорок, что никто не подозревает официальную экспертизу в сознательной фальсификации! Оппоненты официальной версии подлинности екатеринбургских останков говорили о возможных неточностях, случайных экспериментальных ошибках. Никто, увы, не сказал того что, очевидно, диктует здравый смысл. Именно официальную экспертизу по ее вопиющей безотчетности есть все основания заподозрить в злонамеренном подлоге!

Гвоздем заседания государственной комиссии стало чтение акта об окончании следствия Генеральной прокуратуры по факту обнаружения останков в екатеринбургском могильнике. Что это означает? То, что все нерешенные следствием вопросы так и останутся нерешенными юридически.

Н. Вилькицкая: Мне не хочется делать какие-либо выводы и давать оценки. Но даже в России близкая к правительству пресса пишет, что никакого доверия к решению этой государственной комиссии быть не может именно вследствие зияющих правовых пробелов в ее работе.

О. Куликовская-Романова: Сами члены комиссии не дают никаких оснований думать иначе. Действительно, последнее заседание превратилось в настоящий юридический фарс. Спрашивается, зачем приглашались доктор Рогаев, господа Колтыпин-Валловский, Магеровский, князь Щербатов – о себе я уже не говорю… только для того, чтобы унизить видного добросовестного ученого доктора Рогаева? А нам, представителям зарубежной Руси отвести роль колоритных статистов? Увы, в кабинете Ю. Ярова было продемонстрировано преимущество грубой силы над искренней позицией русских людей, которые посвятили свою жизнь тому, чтобы правда о екатеринбургской трагедии утвердилась в России.

Эпилог работы комиссии стоил всего заседания в целом. После того, как ни на один из наших контрдоводов не было дано ни одного определенного ответа, Ю.Ф.Яров вдруг поставил вопрос о конкретной дате захоронения.

Конечно, это символично – перенести святыню в Петропавловский Собор, но только в том случае, если подлинность мощей Святых Царственных Мучеников и Их верных слуг абсолютно достоверна.

На протяжении всего заседания речь шла о неубедительности идентификации екатеринбургских останков. И я, и представители зарубежной комиссии, и доктор Рогаев, и члены государственной комиссии – владыка Ювеналий, член-корреспондент Академии наук директор Екатеринбургского института истории профессор В. Алексеев говорили о целом ряде до сих пор не решенных вопросов, без разрешения которых проблема подлинности останков остается открытой. Или вопрос о дне захоронения – это уловка, чтобы потом ссылаться на мое мнение?

Еще до начала заседания Комиссии я беседовала с Ю.Ф.Яровым и совершенно категорично говорила ему, что нельзя делить шкуру неубитого медведя, то есть решать вопросы и захоронении, если полностью не удостоверена подлинность останков. И к концу заседания комиссии было совершенно ясно, что я осталась при своем мнении.

Страницы: «« ... 2324252627282930 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Трактир «Кофейная гуща» стоит на границе между новорожденной реальностью и непознаваемым хаосом еще ...
Когда эмоции выгорают, а в глазах поселяется безумие, появляется шанс попасть в другой мир.Но не спе...
Не так часто жертва покушения погибает через много лет после нападения преступника. Но недавно сконч...
Карел Чапек – один из самых известных чешских писателей. Он является автором романов, рассказов, пье...
В 213 году до нашей эры великий полководец Ганнибал, воюющий против Рима на вражеской территории, за...