Слёзы Шороша Братья Бри

– Что будем делать?

– Не знаю. Слушать.

Тот, кто вторгся в дом, казалось, с яростью открывал дверь за дверью и с шумом рыскал по комнатам.

– Что он ищет, Мэт?

– Слезу. Или дневник?

– А Семимес? Малам? Где они?

Через несколько мгновений шаги уже приближались к ним с другой стороны. На слух это был мощный и решительный зверь, которому нипочём были ни шаткий пол, ни толкавшие в бока стены коридора, ни неведомый гул в полутьме. Ребята резко повернулись на шаги. Мэтью взял свечу из руки Дэниела и выставил её вперёд в готовности защититься ею от зверя… Ещё через мгновение в свете огня, вместо зверя, они увидели Семимеса, разъярённого, с палкой в руке.

– В доме чужак! – отрывисто проскрипел он и рукой, свободной от оружия, выхватил свечу у Мэтью. – У дома я проверил. Когда это началось, я выпрыгнул через окно и обежал дом вокруг. Он прячется здесь. Сле…

Дэниел и Мэтью должны были услышать привычное «следуйте за мной», но что-то заставило Семимеса запнуться.

– Стойте! – сказал он настороженно.

Ребята посмотрели туда, куда устремил напряжённый взгляд Семимес, – на дверь в запертую комнату.

– Замка нет! – сказал Мэтью, сообразив, в чём дело.

– Чужак – там, – решил Семимес и, не колеблясь, навалился на дверь плечом – та не поддалась. – Подпёрта изнутри – не открыть.

– Может, вместе попробуем, – предложил Дэниел.

– Тихо! – громко прошептал Мэтью и указал пальцем на дверь.

Все прислушались.

– Вылезай! Вылезай быстрее! – глухо донеслось из запертой комнаты.

– Вылезаю… вылезаю, Мал-Малец в помощь мне, – ответил крепкий, хриплый, натужный голос.

– Так уж и в помощь?! Эта дубина тянет тебя вниз! Дай-ка её мне!

– Не говори так, не то обижусь!

– Ладно. Тогда давай руку! Не мешкай!

– Эта штука не сработает. Скорее я затяну тебя обратно в эту дыру, чем ты меня вытащишь.

Гул и тряска то стихали, то снова усиливались.

– Семимес, похоже, их там двое, – предположил Дэниел.

– Точно, двое, – подтвердил Мэтью.

– Поднимай её! – снова раздалось за дверью.

– Дай отдышаться! Такие переходы не по мне!

– Передохнёшь, когда угомоним ток… Теперь опускай!

– Опускаю… опускаю, Мал-Малец в помощь мне!

– Закрывай плотнее!

Гул и тряска затихли. Мэтью и Дэниел на всякий случай попятились от двери.

– Добро пожаловать на мою сторону, в Дорлиф! – послышался знакомый голос.

– Это отец, – сказал Семимес, и враждебность к двери, подпёртой изнутри, спала с его лица. – Но нам лучше убраться восвояси. Всё кончилось, и это хорошо. Очень хорошо.

– Да, уж лучше отца за чужака принять, чем чужака за отца.

Семимес пристально и как-то недоверчиво посмотрел на Мэтью, но не нашёл в его глазах того, о чём сам в это мгновение подумал. И без задней мысли ответил:

– Чужак в доме, Мэт. Правда, этот чужак не такой уж чужак. Но нам всё-таки лучше убраться восвояси. И о том, что мы были здесь, завтра ни слова.

Семимес вернул свечу Мэтью, Мэтью – Дэниелу.

Ребята разошлись по своим комнатам. Семимес уснул скоро, полагаясь на ясность утра. Мысли же Мэтью и Дэниела снова оказались в коридоре и нашли друг друга. И ещё долго наполненный мраком замкнутый круг его не отпускал их. Они, прижимаясь друг к другу и онемев от страха, но всё-таки оставаясь мыслями, медленно, крадучись продвигались вперёд, силясь что-то понять. Но коридор уходил и уходил, пугая не только мраком, но и своей нескончаемостью. Время от времени он дразнил мысли: показывал им что-то и тут же прятал, и трудно было распознать, что появлялось в нём, чтобы тотчас скрыться за одной из дверей, одной из множества запертых дверей… Вот показался морковный человечек с палкой в руке. Он спустился по лестнице с гигантского гриба и кивнул мыслям: идите, мол, за мной. Но через мгновение исчез, и гриб тоже исчез, будто ни того, ни другого не было. И лишь застенный голос горбатого существа, похожего и непохожего на человека, приказывал: «Вылезай!.. поднимай!.. закрывай!..» Коридор уходил… и звал… звал…

Вокруг было много света, когда Мэтью услышал негромкий стук в дверь и открыл глаза. За стуком последовал голос:

– Это Семимес. Я войду?

– Да, Семимес… Доброе утро.

– Добрый день, Мэт. Пора вставать, а то на совет опоздаем.

– Я бегом.

– Да, поторопись – негоже Фэлэфи подводить. А я пойду Дэна разбужу.

Дэниела пришлось легонько толкнуть в бок, чтобы он проснулся.

– Ну, ты и соня, Дэн! Так всё самое важное проспишь.

– Я, похоже, совсем недавно уснул: ночная история не давала мне покоя.

– Скоро полдень. Одевайся побыстрее, – проскрипел Семимес, направляясь к двери.

– Семимес, – окликнул его Дэниел… и спросил с улыбкой: – Надо мной потолок или крыша?

– У нас, дорлифян, небо вместо крыши, – Семимес расплылся в ответной улыбке.

– У нас, дорлифян, небо вместо крыши, – с умилением повторил Дэниел.

Семимес подождал ребят в коридоре.

– Доброе утро, Мэт.

– Семимес сказал, что уже день. Так что добрый день, Дэн-дорлифянин. Как спалось на новом месте?

– История одна вон про ту комнату приснилась.

– Не поверишь, мне тоже.

– Дэн, Мэт, не время сейчас байки рассказывать. Очень не время. Когда будете готовы, – Семимес кивнул в сторону комнаты воды и мыла, – приходите в гостиную. У нас гости. Ночью пришёл давний друг отца, Гройорг.

– Это тот чужак, что рычал медведем в запертой комнате? – спросил Мэтью. – Любопытно, как он туда пробрался.

– Тот, да не тот, – Семимес сохранял серьёзность. – Запомните – не было никакого медведя в запертой комнате.

– Мы с Дэном всё поняли – рот на замке… как запертая комната.

– Мэ-эт, – Семимес покачал головой. – Далась тебе эта запертая комната. Я вам ещё что-то скажу: утром пришёл Савасард.

– Савасард?!

– Да, Дэн, Савасард. Ну, ступайте, ступайте. Ждём вас в гостиной…

…Перед тем как открыть дверь, за которой ребят ждали знакомые и незнакомые им люди, Мэтью спросил Дэниела, заметив, что тот обеспокоен:

– Готов?

– Всегда перед стартом волновался. И сейчас волнуюсь. Ладно, пошли!

– Вот и твои ребятки явились, Малам! – встряхнул гостиную увесистый хриплый голос.

С дивана спрыгнул и шагнул навстречу Мэтью и Дэниелу странной (даже более странной, чем у хозяина дома) наружности человек. Мало того, что большой нос и щёки его были ярко-оранжевы, а жёлтые кустистые брови норовили спрятать его глаза, мало того, что в росте он уступал морковному человечку, что и обрекало его на спрыгивание со всего, предназначенного для сидения с последующим вставанием, мало того, что на спине его, будто заснувший наездник, сидел горб размерами побольше, чем у Малама, который, однако, не делал его немощным и жалким или согбенным и уродливо-страшным, мало того, что густая подёрнутая серебром солома, словно закрученная ветром в беспорядочные кудри, облепляла его голову и половину лица (рта его под усами не было видно вовсе, а борода доходила чуть ли не до живота), было в нём ещё нечто такое, что не могло не приводить в замешательство любого, кому шагал он навстречу, а именно то, что был он, безо всякого преувеличения, квадратный. На вид ему было лет пятьдесят, что не говорило Мэтью и Дэниелу о его настоящих годах ровным счётом ничего. Просторная бежевая рубаха, ниспадавшая с его широченных плеч почти до коленей, была усеяна металлическими пауками, каждого из которых окружала паутина из тонких, серебристых (под стать прожилкам его бороды) нитей. По тому, насколько густо пауки заселяли разные места его рубахи, видно было, что больше всего пришлись им по нраву её рукава. На широком кожаном ремне, который опоясывал квадратного человека, висели восемь кинжалов в ножнах. Из чехлов на голенищах его сапог торчали рукояти ещё двух кинжалов. Итого – десять кинжалов. С первого взгляда Дэниелу и Мэтью могло показаться, что кинжалов было больше или меньше десяти, скорее больше, чем меньше, но их было ровно десять.

– Пора нам познакомиться! Так давайте сделаем это! Я Гройорг, старый друг Малама, – он протянул руку Дэниелу.

– Дэн. Очень рад знакомству.

– Дэн-Грустный, – пробормотал Гройорг себе под нос, затем протянул руку Мэтью: – Я Гройорг.

– Мэт, старый друг Дэна.

– Мэт-Жизнелюб, – Гройорг усмехнулся и похлопал его по плечу.

Мэтью едва устоял на ногах от этого дружеского жеста, так тяжела была рука их нового знакомого.

– Вам, ребятки, следует хорошенько подкрепиться, – сказал Гройорг, приняв во внимание неустойчивость Мэтью, и затем обратился к юноше, который поднялся из-за стола, когда Мэтью и Дэниел вошли в гостиную: – Савасард, дружище, иди к нам – я познакомлю тебя с моими друзьями.

Савасард, оставив Малама и Семимеса, подошёл к ним.

Он был строен и лёгок в движениях. Взгляд его бирюзовых глаз не был затенён налётом подозрительности и хитрости, как и не был отмечен духом надменности. Лёгкая рубаха на нём цвета дневного неба над Дорлифом прибавляла его глазам ясности. А длинные волнистые пряди волос горели так ярко, словно с ними поделилось своим неистощимым огнём солнце… солнце, которого не было в небе над Дорлифом.

– Это – Дэн-Грустный, – прохрипел Гройорг. – А это – Мэт-Жизнелюб.

– Я Савасард, сын Фэдэфа. Рад познакомиться с вами. Малам и Семимес рассказали мне о вас и о том, что привело вас в Дорлиф. Мне приятно, что вы принесли людям Слово надежды, о котором некогда поведал в своём предсказании мой отец.

Дэниел достал тетрадь, открыл её на странице со стихом и протянул Савасарду (ему очень захотелось сделать это).

– Вот это Слово. Ты можешь прочитать его.

– Благодарю тебя, Дэн.

– Я тоже не прочь взглянуть хотя бы одним глазком на то, ради чего окунулся в этот дикий омут, который… – Гройорг привстал на цыпочки, чтобы немедля сделать то, о чём заговорил.

Но Малам вдруг подскочил из-за стола и окликнул его тем тоном, которым обычно одёргивают, призывая к порядку (причиной чего было не любопытство Гройорга, а его излишняя болтливость):

– Гройорг!

Тот, кинув быстрый взгляд на Малама и уловив его красноречивый жест, осёкся и попытался исправить свою ошибку:

– Я хотел сказать: взглянуть на то, ради чего я проделал такой… непростой путь, Мал-Малец в помощь мне.

– Гройорг!

– …что выяснилось впоследствии, хотя поначалу я… просто шёл в гости к моему старому другу.

Дэниел и Мэтью переглянулись, одновременно вспомнив о ночном переполохе. Малам поспешил оказаться между ними и Гройоргом.

– Мэтэм, Дэнэд, пойдёмте я вас накормлю. Другие-то гости уже позавтракали и склонны дать волю языку, – он покосился на Гройорга.

– Верно, – прохрипел тот. – Так всегда бывает, когда язык не успел сделать одно из своих двух дел. А завтрак не лучшая штука для вольготной беседы. Особенно, если тебя подгоняет мысль о каком-то там секретном совете.

– Гройорг! – Маламу снова пришлось осадить своего квадратного друга.

– Другое дело – обед. А ещё лучше ужин. Вот когда можно и покушать, и наговориться всласть и вволю, Мал-Малец в помощь мне.

– Гройорг?.. – Мэтью хотел его о чём-то спросить.

– А?! – хрипло и восклицательно откликнулся (будто рыкнул) Гройорг, заставив и Мэтью, и Дэниела вздрогнуть.

– Гройорг-Квадрат, – сорвалось с языка у Мэтью, обескураженного порывистостью этого возмутителя пространства.

В ответ Гройорг рассмеялся и заключил:

– Мне нравятся эти ребятки, Мал-Малец в помощь мне! Что ты хотел спросить, Мэт-Жизнелюб? Спрашивай. Не к лицу тебе хмуриться.

– Кто он, этот Мал-Малец, что помогает тебе? – спросил Мэтью.

– А!.. Мал-Малец? Вон он на диване отдыхает. Сейчас покажу.

Гройорг подошёл к дивану и вынул из кожаного чехла (к которому были прикреплены какие-то ремни), как из ножен вынимают меч, дубинку.

– Неужели болотный двухтрубчатник? – удивился Мэтью: дубинка была слишком толстой по сравнению с палками Семимеса и Малама, но приметная закорючка на конце её выдавала их родство.

– Он самый и есть.

– Неужели и такой бывает? – не мог поверить этому Дэниел. (Если бы это сказал Малам или Семимес, тогда бы другое дело, тогда бы поверить было легче).

– А такие как Гройорг, ваш Гройорг-Квадрат, бывают, Мал-Малец в помощь мне? – ответил вопросом на вопрос Гройорг, и для Мэтью и Дэниела это было более чем убедительно.

– Кушать, кушать, друзья мои, – снова позвал ребят Малам.

– Мы пойдём? – сказал, словно извиняясь, Дэниел Савасарду, который стоял в шаге от них и наблюдал за происходящим: он понял, что Савасард хочет поговорить с ним и Мэтью.

– Доброго вам голода, Дэн и Мэт, – сказал он.

– Доброго вам голода, – прохрипел Гройорг.

– Поторопитесь, не то из-за вас на совет опоздаем, – проскрипел забытый всеми Семимес (по крайней мере, над столом, за которым он сидел, один, пролетела такая мысль: «забытый всеми»).

В то время как Малам потчевал Дэниела и Мэтью свежим хлебом из пекарни Дарада и Плилпа и паратовым чаем с черничным вареньем собственного приготовления, остальные разделились, и каждый из них нашёл, чем успокоить или потревожить свою душу.

Гройорг прилёг на диване и тут же уснул: дикий омут, о котором он едва не проговорился, утомил его. Правда, он вообще любил вздремнуть при всяком удобном случае. Во сне своём он увидел грибы, большие-пребольшие…

Семимес прибежал к своему камню у ивы. Наклонился над ним и хотел было приподнять, но передумал и сел подле.

– Я немного побуду с Тобой. Но я не стану Тебя беспокоить. Только посижу рядом и поговорю с Тобой… Сегодня к нам прибыли гости, к отцу. Один из них – Гройорг. Он приметен и силён, это сразу видно… И добряк… И не притворщик… Но вот… сказал он одно. И зачем только он это сказал? Ты спрашиваешь, что он такого сказал? Тебе я откроюсь. Только Тебе я могу открыться. Семимес-Победитель… Он сказал: «Семимес-Победитель». Мне захотелось… Тебе я могу открыться… мне захотелось подраться с ним… Зачем он это сказал? Оказать милость отцу? Сейчас я уже вовсе не зол на него: он не виноват, что сказал это. Он просто неправильный. Все люди неправильные. Все люди корявые. Но самый корявый из них не может быть победителем. И такое нельзя говорить самому корявому из них… Знаешь, кто ещё пришёл в наш дом? Ещё пришёл Савасард. Он оставил свой пояс с двумя мечами в передней. Он повесил его рядом с моей накидкой. Он правильный. Но он из лесовиков. И он прошёл испытание Перекрёстком Дорог. Он лучший, и я должен с ним биться. Нужно только улучить момент. Очень нужно… Потом проснулись пришлые. Я первый встретил их добрым словом. Но когда они были в гостиной, они даже не заметили своего проводника, будто там не было его… будто его не существует вовсе. Зато они не обошли вниманием дубинку Гройорга из простого болотного двухтрубчатника. Как он ему: «Неужели и такой бывает?» Как будто ползал когда-нибудь по трясине и смыслит что-то в двухтрубчатнике. Нет, они не заметили своего проводника. Зато они обласкали взглядом этого правильного лесовика. Как он ему: «Вот это Слово. Ты можешь прочитать его». Словно раздаривает безделушки на Новый Свет… Назван Хранителем Слова, так оберегай его, а не выставляй напоказ… ни Слова, ни своей причастности к нему… Как он ему: «Мы пойдём?» Кушать идёшь – не на войну. Что же обречённость на себя напускать?.. Нет, Семимеса они не заметили… будто приняли его за приевшийся баринтовый орех на столе. Ну, ладно… ладно… ладно… Если и Фэлэфи забудет про Семимеса, то и он забудет… про всех. Он уйдёт. Безо всяких «мы пойдём» уйдёт. Молча сгинет. Он… Я… я только скажу Тебе, что Семимесу нужна будет помощь в этом. Я только скажу Тебе… Что? Что Ты говоришь? Да. Да, пришлый сказал мне эти слова. Он спросил: «Семимес, надо мной потолок или крыша?» И что? Что из этого?..

Савасард сидел на скамейке под липой. На коленях у него лежала тетрадь. Заветное Слово не открыло ему своей главной тайны. Но, прочитав его, он почувствовал то, чего не почувствовали другие, прикоснувшиеся к Слову и пытавшиеся понять его. Они угадали в нём великую силу, и теперь, чтобы воспользоваться ею, нужно было проникнуть в его тайный смысл, и теперь надежды их на это были связаны с Фэдэфом. Савасард уловил не только силу, но и слабость Слова. Он уловил грань между великой силой, которая пугала чувства, и спрятанной за ней слабостью, на которую не хватало чувств. Ему удалось это, потому что почти тысячу лет он находился между двумя сущностями, двумя Мирами, Миром Яви и Миром Духов. Там он не чувствовал ничего: ни пространства, ни времени, ни самого себя. Но там он обрёл чувство грани, грани, не ощущаемой другими людьми. Когда он очнулся, он не знал об этом, но оно уже было в нём.

Слабость Слова заключалась в том, что оно не было наделено защитой от глаз Тьмы. И потому Слову, однажды дарованному Повелителем Мира Грёз доброму человеку, по имени Нэтэн, суждено было найти защиту в нём и искать её на своём пути в других людях. «Слово призвало меня в Дорлиф, – думал Савасард. – Оно собирает людей вокруг себя. Оно привело в Дорлиф Дэна и Мэта. И этот сородич морковного человечка, Гройорг, появился в его доме благодаря Слову. И меня, боявшегося потревожить в себе прошлое и потому забывшего Дорлиф, поманило Слово, вложив призыв в уста Малама. Слово стремится к тому, кто когда-то принёс весть о нём, к своему последнему защитнику, к тому… кто сможет разгадать его. И тогда оно свершит то, что ему предназначено – одолеет Тьму. Мы нуждаемся в Слове и готовы оберегать его, чтобы с его помощью одолеть Тьму. Слово нуждается в нашей защите и собирает нас вокруг себя, потому что боится попасть в руки Повелителя Тьмы и отдать ему свою силу, которую он направит против людей…»

Савасард смотрел на Дорлиф, местечко, где давным-давно протекало его детство.

– Савас!

Савас услышал своё имя – душа его сжалась: звуки, которые составляли его, были пропитаны яростью и отчаянием. Ища спасения, он повернулся к отцу и встретил в его глазах жажду остановить жизнь… а в пространстве, отделявшем его от отца, – смертоносные стрелы. И жизнь для него остановилась. И наступила чернота. И пустота заняла место желаний. Для Саваса это было лишь мгновением (оно вобрало в себя почти тысячу лет). В это мгновение не было ничего… кроме неосознаваемого чувства грани. В следующее мгновение чернота ожила, потому что Савас почувствовал, как открыл глаза. Он встал. В черноте, которая была и близко, и далеко, и везде и в которой ничего не было видно, он отчётливо увидел свою мать. Она появилась всего на несколько мгновений. Она недвижно лежала в пространстве. Потом её снова растворила чернота. «Мама», – успел сказать он, но и голос его поглотила чернота, и даже он сам не услышал его. Он почувствовал, как что-то неподвластное ни разуму, ни зрению, ни слуху повлекло его за собой… туда, где (так подсказывала ему интуиция) чернота оборвётся, и будет свет, и будет новое начало…

Свет озарил его внезапно, вместе с исчезновением черноты. Лесовики обступили его. Глаза их излучали доброту и радость.

– Меня зовут Эвнар, а это мой брат Лавуан. Он отведёт тебя к Правителю Озуарду.

Лавуан взял Саваса за руку.

– Ничего не бойся, – сказал он. – Ты среди друзей. Пойдём. Озуард расскажет тебе о твоих родителях.

Первый день новой жизни Саваса был похож на удивительный сон. Никогда не слышал он от матери, как живут лесовики, и вдруг увидел всё своими глазами, и это поразило его… Но принял бы он это новое, если бы ни?..

– О! Наконец-то! Приветствую тебя, дорогой Савас! Как все мы ждали этого дня! – обрадовался Правитель лесовиков, как только Лавуан назвал ему имя мальчика, которого привёл к нему. – Эфриард! Эстеан! Идите сюда! У нас гости!

На зов его примчались мальчик и девочка (по всему, дети Озуарда). Они были на несколько лет моложе Саваса. Увидев гостя, они остановились… и обратили свои глаза на отца.

– Угадайте, кто к нам пришёл вместе с Лавуаном, – спросил он их.

– Это тот мальчик, который много-много лет был на Перекрёстке Дорог, – высказала свою догадку Эстеан.

– Это Савас! – воскликнул Эфриард.

– Это Савас! Савас! – вторила ему Эстеан.

– Знакомьтесь же, – сказал Озуард.

Дети приблизились к гостю и назвали свои имена.

– А ты – Савас, – поторопилась Эстеан, желая увериться в своей догадке, чему мешали глаза Саваса, полные удивления.

– Я Савас, – сказал он в ответ, приведя Эстеан в восторг (она даже подпрыгнула от избытка чувств), и ему стало легко.

– Ты из Дорлифа? – спросил Эфриард.

– Да, там мой дом.

– Мы уже бывали в Дорлифе. На Новый Свет. Мы украшали Новосветное Дерево. Было очень-очень, – Эстеан зажмурила глаза, – красиво! И не хотелось уходить! Мы теперь всегда будем ходить в Дорлиф на Новый Свет. Ты пойдёшь с нами?

В ответ Савас только пожал плечами.

Тем временем Лавуан с разрешения Правителя лесовиков удалился.

– Дети, у вас ещё будет время расспросить друг друга обо всём, – снова вмешался в разговор Озуард. – А сейчас, Эстеан, Эфриард, несите кушанья, угощайте нашего дорогого гостя. Думаю, за тысячу лет он успел проголодаться.

Эстеан и Эфриард засмеялись и куда-то побежали. А Савасу было странно слышать про тысячу лет, за которые он успел проголодаться. Но он и вправду хотел есть… Эстеан и Эфриард приносили одно за другим кушанья, ставили их на стол поближе к Савасу и просили его отведать каждое блюдо. Они переглядывались между собой, хихикали и что-то говорили друг другу про Саваса, то, что подмечали в нём или придумывали про него. Они были малы и забавны, и Савас не обижался на них. Вскоре они тоже сели за стол и стали угощаться. Потом появилась их мать. Дети побежали к ней, крича, что у них в гостях Савас. Она подошла к нему, поставила на стол плетёнку с черникой и погладила его по голове.

– Вот ты и дома, Савас. Меня зовут Лефеат. Я мама вот этих двух деток.

– Вот ты и дома, Савас, – повторила за матерью Эстеан и тоже погладила его по голове.

– Я сегодня чернику в Садорне собирала – покушайте.

Потом Озуард предложил Савасу погулять. Савас догадался, что он хочет поговорить с ним.

– Савас, ведь тебя удивило, что я сказал, что ты успел проголодаться за тысячу лет?

– Да.

– Девятьсот восемьдесят три года ты пробыл на Перекрёстке Дорог. Помнишь ли ты, что было перед тем, как чувства оставили тебя?

Савас не стал говорить о глазах отца и стрелах, выпущенных отцом в него.

– Да. Мы охотились в горах Кадухара на каменного горбуна, – ответил он. – Отец, Лебеард и я.

– Расскажи мне об этом.

– Мы шли по его следам вдоль речки Гвиз по ущелью Ведолик. Потом увидели его и стали преследовать. Горбун не убегал и не прятался. Там, где ущелье круто поворачивает направо, он скрылся из виду. Мы побежали за ним, чтобы не упустить его. Но горбун и не думал прятаться. Он перешёл Гвиз и поджидал нас. Он хотел наброситься на нас. Я выстрелил в него и попал. Лебеард добил его, чтобы он не мучился. Отец позволил мне приблизиться к горбуну, и я подошёл к нему… Потом я очень испугался…

– Ты всё очень хорошо помнишь, Савас. По возвращении Лебеард рассказал о случившемся. Мы хранили эту историю и ждали тебя. Хочешь узнать, что случилось дальше?

Савас потупил взор, но не смог сказать «нет»: глаза отца и стрелы, выпущенные отцом, которые, казалось, он видел только вчера, заставляли его выкрикнуть это короткое слово, но душа его придумывала надежду, что было не так, как было. Но как?

– Да! – вырвалось из души Саваса.

– Каменный горбун, которого вы преследовали и которого ты позже сразил стрелой, не убегал и не прятался, потому что заманивал вас в ловушку. Ведь у вас была такая догадка?

– Да.

– Но тогда вы не заметили других горбунов. Они подстерегали вас, слившись со скалой. И, когда ты подошёл к убитому зверю, они бросились на тебя.

Фэдэф и Лебеард успели выпустить стрелы, которые не дали горбунам растерзать тебя.

Савас не смог сдержать слёз: душа его радовалась.

– Твой отец спас тебя от смерти, но не в его силах было вернуть тебя к жизни.

– Где они, отец и Лебеард?

– Теперь ты знаешь, сколько прошло времени с того дня. Твой отец, убитый горем, покинул Дорлиф. Мы не знаем, где он и что с ним. Твоя мать и Лебеард отнесли тебя на Перекрёсток Дорог. Малам велел поступить так. Ты помнишь Малама?

– Я хорошо помню морковного человечка. Мы остановились у него на ночлег, перед тем как отправиться в горы, – сказал Савас, а затем добавил: – Мне кажется, что это было три дня назад… А Лебеард? Он здесь? Можно повидаться с ним?

– Лебеарда давно нет среди нас. Он прожил сто восемьдесят три года, и душа его отправилась в Мир Духов, – ответил Озуард.

– Он погиб? – спросил Савас.

Озуард понял, что должен кое-что объяснить ему.

– Вижу, Лелеан не говорила тебе об этом…

– О чём, Озуард?

– Здесь многое не так, как в Дорлифе. Что-то ты уже увидел. Что-то смутило тебя или даже привело в изумление. Многое тебе ещё предстоит узнать. Здесь, в отличие от Дорлифа, старость человека связана не только с отдалением от мига его рождения, но и с приближением смерти. Мало кто из нас доживает до двухсот лет. Я не говорю о тех наших людях, которые связали свои судьбы с кем-то из дорлифян и остались там навсегда.

– А мама? Я видел её в том месте, где очнулся сегодня.

– Чтобы быть рядом с тобой, она отдала себя во власть Перекрёстка Дорог. Никто не знает, что будет с ней дальше: вернётся ли она или перейдёт в Мир Духов. Но все мы надеемся, что Перекрёсток отпустит её, как отпустил тебя.

Некоторое время Озуард и Савас гуляли молча…

– Я не хочу в Дорлиф, – вдруг сказал Савас. – Все, с кем я дружил и играл, давно стали взрослыми… Можно я останусь здесь?

– Ты вправе выбирать, и у тебя ещё будет время над всем поразмышлять. Смотри, слушай – сердце подскажет тебе. Но если ты останешься здесь, то я хотел бы, чтобы ты жил в нашей семье. И Лефеат, и дети будут только рады этому, я знаю… Да, вот ещё что: мечи твоего отца хранятся у нас. Когда ты будешь постигать искусство боя, может быть, ты выберешь их своим главным оружием.

У Саваса заблестели глаза: он вспомнил, как совсем недавно надевал пояс с двумя мечами, точь-в-точь такими же, как у отца, только из оранжевого туфра, и бежал на улицу играть с Веревом и Гарурагом… Но огонь его глаз тут же потух, прогорев за мгновение девятьсот восемьдесят три года…