Слёзы Шороша Братья Бри

– Мне нравится этот человек. Мы сможем его отстоять? – спросила брата Сэфэси.

– Если Фэрирэф скажет ему «нет», Гройорг покинет нас – таков закон, – ответил Суфус.

Гройорг спрыгнул со стула и направился к двери.

– Гройорг! – окликнул его Малам, подумавший, как и все, что его ответом Фэрирэфу будет молчаливый уход.

– Подожди! – прохрипел Гройорг, отмахнувшись от Малама рукой, потом, продолжая показывать спину Фэрирэфу, спросил его: – Ты уверен, что хочешь знать, как я буду охранять Слово?

– Я не собираюсь тебя упрашивать, незнакомец.

Как только Фэрирэф произнёс эти слова, Гройорг повернулся лицом к столу и выдернул из чехла за плечом дубинку, чем заставил всех, почти всех, насторожиться: что на уме у этого «квадрата»?.. чего ждать от этого его Мал-Мальца?.. Но вопреки неясным ожиданиям, Гройорг лукаво улыбнулся и прохрипел:

– Вот он и проснулся. Знакомьтесь, друзья, – Мал-Малец… в помощь мне. Мы с ним немного повеселим вас – не взыщите, ежели что не так.

Малам покачал головой, но на этот раз не одёрнул его привычным «Гройорг!»: что оставалось его другу, как не пустить в ход своего Мал-Мальца?

Гройорг ткнул дубинкой в воздух и уверенным движением нарисовал прямо перед собой большой невидимый круг, который, как окно, охватил всех, кто сидел за столом. Затем быстро провёл внутри круга кривую линию и, поддев её загогулиной дубинки словно извивавшуюся змейку, выбросил из окна, туда, где вытаращило глаза и раскрыло рты удивление. Происходившее вслед за этим уместилось всего в несколько мгновений, которых хватило бы на то, чтобы сделать четыре-пять шагов. За эти четыре-пять шагов удивление вокруг стола сменилось испугом и оцепенением: пространство за окном Гройорга поддалось движению его дубинки и стало кривиться, повторяя изгибы незримой змейки. И каждый увидел перед собой, как искажается всё: лица, тела, предметы… И всё исказилось до неузнаваемости… и не стало ни лиц, ни тел, ни предметов… Вместо них, перед глазами поплыли сплетшиеся бесформенные образования… И вдруг всё вернулось на свои места… Все, кто сидел за столом, вновь увидели знакомые лица и вместе с этим обрели себя. Недоставало лишь одной вещи…

– Где Слово?! – выкрикнул Фэрирэф. – Что за шутки?!

Гройорг, с невозмутимым видом, с заложенными за спину руками и Мал-Мальцем, почивавшим у него за плечом, стоял у двери. Он смотрел прямо на Фэрирэфа, ничего не говоря в ответ.

– Интересно, куда же это подевалась тетрадь, – косясь на Фэрирэфа, с насмешливой улыбкой сказала Сэфэси.

– Если Семимес чего-нибудь не напутал, она лежала на столе прямо перед уважаемым Фэрирэфом, – проскрипел Семимес.

– Я не брал, – сказал Мэтью, делая глуповатое лицо и разводя руками.

Фэрирэф, смекнув, что его возмущение выглядело нелепо, постарался рассмеяться. Смех вышел скупым. Затем он сказал:

– Гройоргу – моё «да».

Гройорг подошёл к Дэниелу и, показав всем тетрадь, которую прятал за своей широкой спиной, сказал:

– Держи, Дэн-Грустный. Все вместе мы сбережём Слово, Мал-Малец в помощь мне.

– Да, Гройорг-Квадрат, – ответил Дэниел.

Сэфэси и вслед за ней остальные встали и захлопали в ладоши, выражая Гройоргу-Квадрату своё «да».

– Гройоргу – моё «да», – громко сказал Тланалт.

– Гройоргу и его друзьям – моё «да», – сказал Гордрог.

– Я говорю «да» Дэнэду, Мэтэму, Семимесу, Савасарду, Гройоргу, Нэтэну, Суфусу и Сэфэси, – сказала Фэлэфи. – Отныне вы Хранители Слова.

– Соцветие восьми! – воскликнула Сэфэси. – Мы цветки на одном стебле, который будут напитывать соки земли Дорлифа, свет неба над Дорлифом и надежды дорлифян.

– Соцветие восьми, – закрыв глаза и словно оставшись наедине с собой, слышным шёпотом повторил Семимес и, насладившись тем, что вошло в его душу вместе с этими словами, добавил (первую половину мысли проговорив про себя, вторую – вслух): – …он бы сказал, что начало всегда лучше…

От этих слов Сэфэси почему-то сделалось страшно, и она спросила:

– Кто бы так сказал, Семимес, дружок? Кто… он?

– Один человек, – ответил Семимес, потупив взор.

– Садитесь, друзья мои, – предложила Фэлэфи. – Вы в самом начале пути, Хранители Слова, и не печаль должна вести вас по нему.

– Соцветие восьми, – снова прошептал Семимес, не слыша Фэлэфи, но слушая лишь звучание своих чувств в ответ на «соцветие восьми».

Фэлэфи продолжала:

– Малам считает, что Хранителям Слова следует отправиться к горе Тусул и там искать Фэдэфа.

– Почему к Тусулу? – спросил Гордрог.

– Картина, которую видел однажды Дэнэд и которую обрисовал нам в словах, сказала мне об этом. Она заключает в себе знаки, – ответил на его вопрос Малам.

– А если Фэдэфа там нет? Если его вообще нет? Да простит мне Савасард эти слова.

– Скажу так, Фэрирэф: если сомневаешься в одном знаке, найди другой. Если он даст тот же ответ, что и первый, отбрось сомнения. Десять лет назад мне был знак – десять лет назад Фэдэф был жив.

– Что ж, Малам, нам остаётся надеяться и с этой надеждой отправить в путь Хранителей Слова, – согласился Фэрирэф.

– Думаю, им надо выйти из Дорлифа в ночь, следующую за Новосветной, – предложил Тланалт.

– Верно, Тланалт, – согласилась Фэлэфи. – Отсутствие Суфуса и Сэфэси на празднике породило бы среди дорлифян беспокойство и вопросы, на которые мы пока не вправе отвечать.

– Мы с Дэном не прочь провести праздник в Дорлифе, среди наших друзей.

– Дэнэд, Мэтэм! Этот Новый Свет – ваш! – воскликнула Сэфэси. – У каждого из нас уже были Новосветные Ночи. А у вас она… первая?

– Первая, – ответил Мэтью.

– Мы с братом дарим этот праздник вам. Правда, Суфус?

– Ищите знаки на Новосветном Дереве, – сказал Суфус.

– Вот и решили: в путь – после праздника, – сказала Фэлэфи. – Теперь же обдумаем маршрут, по которому пойдут Хранители Слова.

Лутул возился во дворе под окнами своего дома с большим (длиной в четыре шага и толщиной больше, чем в обхват) бревном. С одной половины бревна он уже содрал кору, и оранжевый цвет древесины туфра, свежий и сочный, радовал его глаз и душу.

– Будет вам к Новому Свету подарочек, хорошие мои, – проговаривал он, подцепляя щипцами краешек коры. – Старую-то кормушку вы всю до дыр склевали да исцарапали. А мы вот с Руром вам новую выдолбим… Да, Рур? Выдолбим новую кормушку?

На лужайке поблизости гуляли серебристые ферлинги. Они, конечно, слышали, что говорит им Лутул, и даже изредка поглядывали в его сторону, но бревно, которое пока оставалось бревном, ничуть не занимало их. Вот когда оно станет новой кормушкой… Теперь же их привлекало то, что могло сразу позабавить или принести пользу. Сэси, к примеру, пыталась найти в траве большую изумрудную пуговицу, ту самую, которую вчера она выковырнула из земли и с которой долго играла. Пуговица была гладкая, даже скользкая. Сэси брала её клювом, а потом сжимала так, что та со свистом выскакивала в воздух. Тогда Сэси пыталась поймать её на лету. Во время одной из таких попыток она услышала голос Фэлэфи: хозяйка кликнула ферлингов к ужину. Впопыхах Сэси оставила свою игрушку в траве… Тэт упражнялся с длинной палочкой: он хватал её клювом за один конец и, перебирая верхним и нижним крюками клюва, старался добраться до другого, не выронив её на землю… Остальные ферлинги тоже нашли себе занятия по душе.

Но Рур был слишком серьёзен для таких детских забав и, как всегда, помогал хозяину. В работе, которую они выполняли сейчас, он ничуть не уступал ему: клюв его был ловче и сильнее железяки в руке Лутула, а в упрямстве Рур превосходил его вдвое.

– А ну-ка, Рур, прихватим разом.

При упоминании его имени хозяином Рур вскинул голову, недолго соображал, чего тот от него хочет, и, зажав клювом кончик бурой кожи, потянул её на себя, оголяя оранжевую плоть бревна.

– Молодчина, Рур! Рур – мастер! – не скупился на похвалу Лутул.

Какие ещё слова он отыщет для своего помощника, когда дело дойдёт до самого главного, до долбления? Долбление было самым любимым занятием Рура в плотницком ремесле. В прошлый раз Лутул нашёл для него слова, и Рур запомнил их: «Бойкое у тебя долото, Рур, – мне бы такое».

Вдруг лежавший рядом Кловолк вскочил и, задрав морду вверх, залаял. Вслед за ним встрепенулись ферлинги и начали кричать.

– Что кричишь, Кловолк? Кого почуял? – повернувшись к нему, спросил Лутул и тут же всё понял. – Гег летит! Гега почуял! Встречайте Гега, хорошие мои! Он нам весточку из Нэтлифа несёт!

Двадцать лет назад Рэгогэр приехал в Дорлиф с секретным разговором. Разговор этот касался не только Хранительницы Фэлэфи, но и Лутула, и: «Хорошо, – думал Рэгогэр, – что Фэлэфи – жена Лутула, а Лутул – муж Фэлэфи». До самого утра просидели эти трое и ещё один («Нам поможет друг, который долгие годы жил в Нэтлифе и мудрое слово которого не раз выручало нас», – сказала Фэлэфи) за столом, склонившись над рисунком, который сделал пасынок Рэгогэра Брарб, с малых лет имевший пристрастие к рисованию. Рисунок его представлял собой план местности. На нём был изображён Нэтлиф и его окрестности, обозначены Крадлиф, Хоглиф и Дорлиф. Кроме всего того, что узнавалось сразу (озёра, речки, леса, горы, дороги и тропинки), были на рисунке обозначения, за которыми скрывалось то, из-за чего Рэгогэр и приехал к друзьям. Обозначения эти сделал он сам, оттого и вышли они нескладными. Прямоугольник с зубцами обозначал крепость, которая, по его замыслу, должна будет защитить подступы к Нэтлифу со стороны Выпитого Озера. По настоянию Малама, прямоугольник пришлось передвинуть на другое место. Доводы его были скупы и подёрнуты туманом таинственности, но тон убедителен:

– Не только прочные стены, возведённые мастерами, могут спасти людей, но и невидимые глазу пути, дарованные природой.

Чёрными кляксами (их насчитывалось десятка полтора) были отмечены места, где находили останки убитых и растерзанных людей, чьи жизни ещё совсем недавно расцвечивали Мир Яви… И ещё на рисунке были три линии, которые соединяли Нэтлиф с Дорлифом.

– Ведь это не дороги? – спросил Лутул в недоумении.

– Нет, Лутул, это дороги, – уверенно ответил Рэгогэр, и ответом своим удивил не одного лишь Лутула, потому как хотя бы один из тех, кто внимал ему, должен был, если не ходить по дорогам, что соединяли Нэтлиф с Дорлифом, то уж точно что-нибудь слышать о них.

– Это – дороги для крылатого посыльного, – пояснил Рэгогэр (глаза Лутула при этом загорелись, а Фэлэфи и Малам покачали головами, сетуя на свою недогадливость). – И я прошу тебя: Лутул, дружище, подбери-ка ты для меня смышлёного ферлинга из молодняка и обучи его доставлять сообщения из Нэтлифа в Дорлиф, от меня – вам с Фэлэфи. Сам знаешь, какие времена нынче, и сообщения мои могут быть секретными.

Лутул подошёл к этому делу серьёзно, так серьёзно, как относился ко всему тому, что было связано с ферлингами, и даже чуточку серьёзнее. Ему не только пришлось несколько раз проделать путь до Нэтлифа и обратно, но и пожить в доме Рэгогэра и Тэоэти, оставив своих питомцев на попечение Фэлэфи, Новона и Рэтитэра.

Гег был красавец, но это не главное – все ферлинги Лутула были хороши собой. В глазах его искрилась мысль, но он не был излишне любопытен и пронырлив. Стараниями Лутула, мысль его была направлена на то, чем он в данный момент занимался, и ничто не могло отвлечь его от этого занятия. К тому же он был терпелив и редко капризничал. Природа не наделила его злобностью, которая нужна ферлингу-охотнику, и в нём не было вспыльчивости, без которой ферлингу-охотнику порой тоже не обойтись. Но эти достоинства промысловика могли бы стать помехой в работе посыльного. Гег был легкокостен и обожал летать, и небо утомляло его меньше, чем других его сородичей.

Гег, сделав в воздухе круг над знакомым домом, опустился на землю шагах в десяти от Лутула. Все ферлинги устремились к нему с приветственными «и-у, и-у!». Даже Рур вслед за хозяином оставил работу, чтобы «обняться» с ним. Но Гег, словно не замечая своих сородичей, прямиком направился к Лутулу. Он шёл, немного наклонив голову и шею набок, чтобы тот сразу увидел кожаный кошель посыльного, закреплённый на его ошейнике.

– Гег, хороший мой! Сколько же мы с тобой не виделись! – Лутул погладил его по голове, затем открыл кошель и извлёк из него сложенный вчетверо лист бумаги. – Вот молодец какой! Письмо от Рэгогэра доставил! Ну, иди, хороший мой, поздоровайся с друзьями, расскажи им новости. Вон они как тебе рады.

Наконец Гег с лёгкой душой и ликующим «и-у!» бросился в объятия друзей.

Лутул прочитал письмо. Слова, прилетевшие из Нэтлифа, словно опустились на его брови, отяжелили их и сдвинули к носу, придав умиротворённому лицу его хмурую сосредоточенность…

Лутул постучался в дверь дома Управляющего Совета – вышел Фэрирэф.

– Приветствую тебя, Лутул. По глазам вижу, неспроста ты пришёл – не по Фэлэфи соскучился.

– Добрый день, уважаемый Фэрирэф. Соскучиться не соскучился, но увидеть её желательно бы: у меня для неё спешная почта из Нэтлифа.

Фэлэфи, услышав голос мужа, вышла к нему. Фэрирэф оставил их.

– Гег прилетел – я тотчас сюда. Вот, от Рэгогэра. Мрачно там у них, – сказал Лутул, хотя по его лицу и так было видно, что вести плохие.

Фэлэфи быстро прочитала послание.

– Хорошо, что не стал меня дома дожидаться: дело безотлагательное. Ну, спасибо тебе. Ступай… и не изводи себя думами. Мы теперь же решать будем, как Нэтлифу помочь.

Фэлэфи вернулась на совет. Заняв своё место и ещё раз пробежав глазами письмо, она начала:

– То, о чём я скажу, касается и Хранителей Слова. Что-то подсказывает мне: события в Нэтлифе связаны с приходом Дэнэда и Мэтэма.

– С приходом Слова, дорогая Фэлэфи, – уточнил Малам.

– Верно, Малам, с приходом заветного Слова. Неспроста зашевелился Хозяин Выпитого Озера. Уверена, он знает о пророчестве Фэдэфа и боится Слова. Вот что сообщает Рэгогэр: минувшей ночью на крепость напали ореховые головы…

Вдруг Фэлэфи почувствовала на себе чей-то напряжённый взгляд, более напряжённый, чем все остальные. Она подняла глаза: это был Семимес. Она продолжила:

– …ореховые головы, которых мы уже называем корявырями.

– Это справедливое прозвище, Семимес, – заметил Тланалт. – Фэлэфи уже говорила нам, что прозвал их так ты. Правильно, не заслужил баринтовый орех, чтобы с ним гадов равнять. Продолжай, Фэлэфи.

– Корявырей было не меньше тысячи, пишет Рэгогэр. Он считает, что эта вылазка имела одну цель – выявить силы крепости. Три сотни лесовиков, которые постоянно стоят в ней, отбили атаку. Корявыри удалились и больше не наступали. Но Рэгогэр уверен, что это только начало, и просит Дорлиф и лесовиков о помощи.

Тланалт поднялся.

– Мы с Рэгогэром плечом к плечу бились с каменными горбунами, и я выскажусь первым. Думаю, Дорлиф в силах отправить в Нэтлиф восемь сотен воинов. Я сам поведу их. Пусть дорлифяне спокойно встретят Новый Свет, а на третий день после праздника выступим.

– Разумно ли оставлять Дорлиф без тех, кто лучше других способен защитить его? – возразил Фэрирэф. – Предлагаю выделить и снарядить в поход полтысячи воинов. Сколько-то отрядит Озуард. И Рэгогэру будет хорошая подмога, и Дорлиф постоять за себя сможет, если, неровён час, беда к нам придёт. И вот ещё что скажу: разумно ли тебе, Тланалт, Хранитель Тланалт, покидать дорлифян в такое тревожное время?

– Если Тьма Выпитого Озера выплеснется наружу и начнёт расползаться, не только судьба Нэтлифа будет решаться в Нэтлифе. Восемь сотен воинов Дорлифа – вот моё слово, – твёрдо сказал Гордрог. – Лесовикам, которые отправятся в крепость, – лошадей и провиант от нас. Стать ли Тланалту во главе войска? Это он должен решить сам, а мы не должны ему мешать. Напоминаю тебе, Фэрирэф: из тех, кто вёл отряды воинов на каменных горбунов, не осталось никого, кроме Тланалта.

Суфус поднялся с места и сказал:

– Нэтлифская крепость – это единственная преграда на пути корявырей в Дорлиф, Крадлиф, Хоглиф и дальше, в Парлиф и Нефенлиф. Все обязаны помочь Нэтлифу. Восемь сотен воинов – это наш вклад в общее дело.

– Я тоже говорю моё «да» на предложение Тланалта, – сказала Сэфэси.

– Восемь сотен воинов отправятся в Нэтлиф на третий день после Нового Света, если ты, Фэрирэф, тоже скажешь «да». Ты спросил, разумно ли это, но не сказал «нет». Ответь так, как ответил бы, будь ты в нэтлифской крепости.

– Я не в нэтлифской крепости, дорогая Фэлэфи. Но готов встать в ряды воинов и выйти туда в любое время. И сердцем воина я спешу сказать «да», чтобы разумом члена Управляющего Совета Дорлифа не успеть сказать «нет».

– Благодарю тебя, Фэрирэф, – сказала Фэлэфи и затем обратилась к Тланалту: – Тланалт, дорогой, я не могу согласиться с тем, чтобы ты оставил Дорлиф. Ты Хранитель, и у тебя две Слезы. Они не должны оказаться во власти Повелителя Тьмы, а на войне всякое может случиться, ты знаешь это лучше меня.

– Но я вправе передать Слёзы любому из членов Управляющего Совета и сделаю это сейчас же.

Тланалт разомкнул цепочку на шее и, потянув за неё, достал из-под рубашки два бархатных мешочка, что покоились у него на груди: чёрный и малиновый. Он снял их с цепочки и сказал:

– Отныне и до тех пор пока я не вернусь из Нэтлифа и не попрошу Слёзы обратно, ты, Гордрог, и ты, Фэрирэф, будете Хранителями Дорлифа.

Гордрогу достался чёрный мешочек, Фэрирэфу – малиновый. И Гордрог, и Фэрирэф, развязав мешочки, вынули из них и показали всем Слёзы Шороша, чёрную и малиновую.

– Благодарю тебя, Тланалт, – сказал Гордрог (в голосе его слышалось волнение).

– Верю, Слеза, которую стану хранить у сердца, дождётся тебя, Тланалт, – сказал Фэрирэф.

– Так тому и быть, – с грустью в голосе и глазах сказала Фэлэфи.

Суфус снова встал.

– Тогда мы с сестрой тоже передадим свою Слезу: мы не должны рисковать Ею. Неизвестно, что уготовит нам путь, в который мы отправимся.

– Но давай сделаем это в Новосветную Ночь, Суфус, – предложила Сэфэси.

– Давай, – согласился Суфус.

– Я догадываюсь, почему ты хочешь передать вашу с Суфусом Слезу в Новосветную Ночь, дорогая Сэфэси, – сказал Фэрирэф не обычным для него тоном хозяина положения, но тоном, полным доброжелательности.

– Да, уважаемый Фэрирэф, поэтому, – ответила Сэфэси.

– Почему?.. – не удержался от вопроса Дэниел… – если об этом можно спросить.

– Конечно, можно, – сказала Сэфэси и снова перевела взгляд на Фэрирэфа, предлагая ему ответить Дэниелу (она поняла, что ему хочется об этом сказать самому).

– Можно, можно, дорогой Хранитель Слова. Всё дело в моей внучке Лэоэли. Однажды гуляя по полю с собакой, она нечаянно увидела среди цветов незнакомый её глазу бутон, который ещё не распустился, белый с фиолетовым отливом… Это была Слеза. До Нового Света оставалось несколько дней, и это навело Лэоэли на красивую мысль (она радовала её больше самой находки): ей вздумалось преподнести Слезу как новосветный подарок, – Фэрирэф усмехнулся и, пряча глаза, покачал головой, – но не родному деду… а нашим неугомонным устроителям веселья… И вот теперь Сэфэси пожелала сделать то же, что сделала моя внучка.

– Да, Фэрирэф, пожелала, – сказала Сэфэси.

– Так тому и быть, – вновь пришлось сказать Фэлэфи, а затем она обратилась к Савасарду: – Савасард, будь добр, передай Озуарду, что Нэтлиф нуждается в помощи. Пусть он знает: воины Дорлифа выйдут с первым светом на третий день после Новосветной Ночи. И пусть он знает: Дорлиф даёт отряду лесовиков провиант и лошадей.

– Уважаемая Фэлэфи, я отправлюсь к Озуарду прямо сейчас, – сказал Савасард. – До встречи, друзья.

– Дорогой Савасард, – остановила его Сэфэси, – ждём тебя и всех-всех лесовиков на Новый Свет в Дорлифе.

– Я приду. С Эфриардом и Эстеан, моими назваными братом и сестрой.

– Друзья мои, – обратилась Фэлэфи ко всем участникам совета. – Мы с вами решили то, для чего собрались здесь. Совет окончен. И пусть теперь нас соберёт Новосветное Дерево. До встречи, мои дорогие.

Все вышли на улицу.

– Семимес, мы с Гройоргом домой пойдём, – сказал Малам.

– Да, отец. Я с ребятами – Дорлиф им покажу. Ты проведаешь Нуруни? Как бы её Кипик не обидел.

– Не беспокойся, сынок: и Нуруни проведаю, и обед сготовлю.

– Да мы в «Парящем Ферлинге» пообедаем, если ребята не против, – Семимес кивнул на Дэниела и Мэтью.

– Нет, мы не против, – бойко ответил Мэтью. – Мы говорим наше с Дэном «да». Да, Дэн?

– Да.

– Я тоже говорю моё «да» «Парящему Ферлингу», – поддержал своих новых друзей и их весёлый тон Нэтэн.