Слёзы Шороша Братья Бри

– С радостью, напарник, – ответил недавним ответом Мартина Сэмюель, довольный, что не расстроил племянника (он понял это по его глазу).

Пока Мартин надевал сумку с камнем, Сэмюель склонился над незнакомцем и легонько пошлёпал его по щекам – тот застонал. Мартин подошёл поближе.

– Сейчас очнётся, – уверенно сказал Сэмюель.

Парень открыл глаза: «Похоже, я жив, – зашевелилось в его голове… – Какие-то люди… Кто они?.. Высокий, до самого неба. Ты, часом, не Бог? Сдвинул щётки бровей. Чем же я тебя рассердил? Или ты просто суровый рейнджер, каким и полагается быть рейнджеру?.. Второй… О, Боже!»

– Дядя Сэмюель, он снова вырубился.

– Нет, сынок, он испугался. Что-то сильно напугало его в этой жизни, вот он и боится возвращаться.

– Испугался? Хм… Испугался, что остался жив? – усмехнулся Мартин, затем наклонился и потряс незнакомца за плечо. – Пора вставать, друг. Хватит бояться, теперь ты с нами. Слышишь?

– Слышу, – тихим голосом, не открывая глаз, ответил парень. – Кто вы? Скажите своему новому другу.

– Дядя Сэмюель, у нашего друга голос прорезался. Может, и глаза снова прорежутся?

– Думаю, так оно и будет, если он узнает, кто мы с тобой. Мы, парень, лесники. Ты, так сказать, разлёгся на нашей траве и, коли это случилось, можешь считать себя нашим гостем и, надеемся (слово сказано), другом.

– Теперь твой ход, – добавил Мартин.

– А тебя как зовут, друг? – по-прежнему не открывая глаз, спросил странный незнакомец.

– Мартин я.

Парень открыл глаза и сказал, с трепетом в голосе:

– Мартин и Сэмюель… вы представить себе не можете, как я рад видеть вас.

Глава вторая

Летаргический сон

Дэниела Бертроуджа пробудило солнце. Открытое, любвеобильное, оно уже заполнило собой всё свободное пространство: улицу, на которой он жил, его дом, комнату – и теперь заглядывало в те местечки, в которых, казалось, надолго, если не навсегда, обосновалась темень или, по крайней мере, тень, но в которые можно было попытаться запустить или протиснуть хотя бы один-два лучика: в закоулки, норки, скважины, щели и щёлки. Ветерок, залетев через приоткрытую форточку в комнату Дэниела, лёгкой волной пробежал по его лицу, тронул веки и легонько и как бы невзначай приподнял их, подсобив тем самым свету заглянуть внутрь.

– Классный сон! – сказал Дэниел, когда открыл глаза и понял, что всё-всё-всё, что он видел секундой, минутой и часом раньше и что происходило с ним в эти секунды, минуты и часы, было во сне, в этом классном сне, нереальном своей реальностью, своей ощутительностью. – Как же их звали?.. Этого старичка… горбатенького?.. Надо же такому присниться: старик-горбун! Откуда только он взялся в моей голове? Как же его?.. Малам. Хм, надо же, Малам. Нереально: какой-то Малам в моей голове. На что это похоже?.. Да ни на что… разве что на замкнутый круг. Любопытно. Но откуда это в моих мозгах?.. А этот парень… Куда он нас с Мэтью вёл? Всё вёл, вёл. Хм, а ведь я там с Мэтью был. Расскажу ему как-нибудь… Семимес… Семимес, сын Малама. Точно, Семимес, сын Малама, само на язык напросилось. Семимес… Как половинка чего-нибудь… Кто там ещё-то был?.. Я же видел их только что… Камин! Мы все сидим у камина. Кто все?.. Никого больше не помню… О ком я сейчас подумал?.. О ком, о ком?.. Хотел припомнить, кто был у камина, и вдруг о ком-то подумал, само подумалось, промелькнуло где-то рядом, совсем близко. Воспоминание промелькнуло. Словно ощущение кого-то рядом… Вот оно, поймал! Я же влюбился в неё! Я просто дико влюбился! Её звали… не могу вспомнить, надо же. Лицо… (Дэниел закрыл и снова открыл глаза – и отшатнулся.) Вот оно… вот оно, передо мной. Она думает обо мне. Она думает, почему я оставил её. Она не знает, что это мой сон, что она сама из моего сна. Как же её зовут? Лицо есть, а имя? Имени нет… Исчезла. (Дэниел снова закрыл и открыл глаза.) Ладно, может, увижу тебя на улице – спрошу имя. И буду знать, что это ты… Так я же и увидел её на улице, только во сне. На какой улице? Что за место? Какой-то незнакомый городок… Там оранжевые дома! Круглые оранжевые дома! Но я видел это!.. реально видел это! Где же, где?.. Точно! На картине! На картине этого художника – Феликса Торнтона! Вчера, в галерее. Феликс Торнтон. Так вот откуда все эти видения. Феликс Торнтон… Кристин должна была позвонить! – вдруг осенило Дэниела. – Она обещала сходить в галерею… Сам позвоню.

Дэниел бросил взгляд на электронные часы на полке книжного шкафа и… изумился. Не светящиеся часы и минуты повергли его в шок.

– Неужели я спал целый месяц?! Бред какой-то!

Дэниел выскочил из постели и включил компьютер… Убедившись в том, что он и вправду как бы отсутствовал в реальном мире слишком долго для реального парня, в нетерпении схватил телефонную трубку, чтобы срочно услышать реальный голос реального человека, с которым он как бы вчера разговаривал… Автоответчик голосом матери Кристин сообщил:

– Здравствуйте. Если вы позвонили Кристин, примите во внимание, что она путешествует далеко от дома и вернётся в первой декаде сентября.

Через час Дэниел переступил порог кафе с дурацким названием «Не упусти момент». Дурацким оно казалось лишь на первый взгляд, поскольку заведение это находилось почти напротив средней школы и дарило несчастному сословию, обретавшемуся в ней, прекрасный шанс заесть – что называется, с порога – нервы, несвободу и обречённость штуковинами на любой вкус, обожающими мгновения. Представители именно этого сословия и отпускали при случае в адрес легковесной вывески всяческие шуточки, но, хлебнув горюшка под другой вывеской, без колебаний изменяли собственной надменности и становились завсегдатаями «Не упусти момента».

Оставаться наедине с самим собой, с тем собой, что воскрес после затяжного летаргического сна, с каждой минутой Дэниелу всё больше становилось невмоготу, и он решил прибегнуть к испытанному и, пожалуй, единственному способу бегства от себя… Судя по реакции его старого мобильника (новый он, вероятно, где-то посеял), Кристин, его незаменимый доктор в подобных случаях, была и в самом деле в недосягаемости до первой декады сентября. «Мэт?.. – подумал Дэниел. – Жаль тебя нет под рукой, пёрышко: по крайней мере, ты развеял бы мой… – вместо постыдного слова, которое точно называло чувство, нараставшее в нём (шутка ли, четыре нагугленные статьи о „мнимой смерти“!), Дэниел проговорил другое, рангом пониже на шкале переживаний человека, – … ты развеял бы мои опасения насчёт зыбкости всей этой милой сердцу трёхмерной конструкции вокруг меня». Но Мэтью под рукой не было, и ему оставалось надеяться на случайную встречу с каким-нибудь знакомым лицом…

Дэниел распахнул дверь на улицу – непривычно яркое солнце ослепило его и заставило замереть: в этом ослепшем белёсом пространстве перед ним открылись лица… два лица, словно омываемые волнами белокурых локонов, просветлённые, с глазами, которые излучали приветность.

– Суфус и Сэфэси! – прошептали губы Дэниела. «Суфус и Сэфэси», – вторило губам его сознание, оно будто припомнило что-то… припомнило и в то же мгновение потеряло.

Суфус и Сэфэси улыбнулись ему в ответ и исчезли, так же внезапно, как и явились.

– Классный сон, – успокоил себя Дэниел и поспешил ввериться привычному пути.

…Дэниел неторопливо попивал свой капучино, с мыслью о том, что он сидел бы вот так целую вечность, просто глазея на этих реальных людей, не упускающих момент. И эти люди, и капучино, и вкусные запахи, что так обожает нос, говорили бы ему: «Старик, ты вернулся сюда, значит, ты всё ещё тот же Дэн, который, потратив на сон всего-навсего семь часов (а не целый месяц), каждый день отправлялся в школу, чтобы в конце концов оказаться за одним из этих столиков».

– Это ты, Бертроудж? – с этими словами кто-то тронул его за плечо, заставив обернуться. – Конечно ты. Привет, старик!

– Эдди! Как же ты кстати! – обрадовался Дэниел.

– Я присяду?.. Как ты? Рассказывай. Год не виделись, целый год, Бертроудж! А зашли в «Не упусти момент» – как будто не выходили отсюда и не было этого длинного года. И катись оно всё, да? Есть такое чувство?

– Точно, Эдди: катись оно…

– Ну, как ты?

– …Да никак. (Дэниел вдруг поймал себя на том, что ему нечего сказать: этот чёртов классный сон оказался сильнее яви, в которой он жил до него, и заслонил явь настолько, что её трудно было разглядеть.)

– «Никак» не кофе запивают, приятель, а чем-нибудь покрепче. Что с тобой, правда? Серый ты какой-то нынче.

Дэниел замялся, пожал плечами и ничего не сказал.

– Колись, старик. Меня не проведёшь: перед тобой психиатр в третьем поколении, – пытался расшевелить школьного приятеля Эдди, приметив, что тот не в ладу не только с самим собой, но и со своим молчанием, – это я хвастаюсь так.

– Поступил?

– Поступил, куда же я денусь. Год вгрызаюсь во всю эту хрень.

– Похоже, мне тебя Бог послал, Эдди Зельман.

– Даже так? Хм, тогда я весь к твоим услугам… Ну, что ты раздумываешь? Вижу, хочешь душу излить. Изливай, место для этого подходящее.

– Я целый месяц спал. Целый месяц прожил во сне, не пробуждаясь. Ведь это летаргический сон, да?

Эдди усмехнулся.

– Прикалываешься: я психиатр – ты псих?

– Месяц назад заснул и только сегодня проснулся. Тебе решать, псих я или не псих.

– Серьёзно? Заснул, не пробуждался, пописать не вставал?.. Дай-ка я на тебя посмотрю…

– Что скажешь, психиатр в третьем поколении?

– Что скажу? Приходи-ка ты ко мне на приём лет, этак, через шесть. Мне эта материя пока не по зубам. Вот что я тебе скажу.

Дэниел отвёл глаза в сторону: он не обиделся, но что-то в нём обиделось, и это чувство больше относилось не к Эдди, а к его собственной слабости.

– Э, Дэн! Дэ-эн! Эдди Зельман здесь. Ты уже забыл, что тебе его Бог послал? Я просто подумал, ты гонишь. Что ты там интересного в окне увидел?

– Неловкость свою увидел: лезу со всякой…

– Стоп, стоп, стоп! Правильно, что лезешь. Я бы на твоём месте тоже обделался и к Зельману-старшему плакаться побежал. И правильно, что ко мне лезешь, сейчас буду решать твою проблему.

Эдди вынул из кармана джинсов мобильник и стал пальцем сучить экран.

– Постой, Эдди! Что ты придумал?

– Помолчи, приятель. Теперь моя очередь втирать… Пап, привет! Это я. Тут со мной за столиком сидит проблема, по твоей части… Да в кафе я, но это неважно. Короче, мой бывший одноклассник, Дэнни Бертроудж… Хорошо, что помнишь… Дэнни проспал целый месяц… В прямом смысле проспал: заснул месяц назад и сегодня проснулся… Да не разыгрывает он никого! Он боится, что это был летаргический сон, и не знает, чего ему дальше ждать… Хорошо, пап.

– Эдди, мне дико неловко.

– Дэнни, да пойми же ты, это наша работа. Что бы мы без вас психов делали? – ловко отпарировал Эдди (было заметно, что он чрезвычайно доволен собой).

– Ну и?

– Через пять минут перезвоню Зельману-старшему. Ну, чем ты там болеешь? Введи меня в курс дела.

– Вопрос Зельмана-младшего своему первому пациенту?

– Вопрос одного пациента горячо любимой забегаловки другому пациенту столь же любимой забегаловки.

– Ну ладно. Думаю, Феликс Торнтон во всём виноват.

– Я его знаю? Стоп, стоп, стоп! Знаю, это художник. Мама была на выставке его картин как раз месяц тому. Она, видишь ли, тащится от всяких шизоидов от искусства. Знаешь, как её диссертация называлась? «Шизофрения и тенденции в искусстве». Тебя-то каким ветром туда занесло?

– Не знаю… зашёл посмотреть. Судьба, наверно. И остался там, внутри картин этих, даже когда ушёл. Продолжение ты знаешь.

– Улёт!

– Во сне я в каком-то городке жил, и всё там будто наяву происходило. Городок этот на одной из картин Торнтона изображён. Что если я сегодня здесь проснулся, а через месяц там объявлюсь? И гадай потом, что реальность, а что сон.

– И что, всё помнишь хорошо?.. из сна?

– Да нет. Что-то очень хорошо помню. Лица каких-то людей перед глазами как живые стоят. Имена помню… Что-то ушло. Понимаешь, зрительные образы ушли, а какие-то ощущения остались, как будто помнишь и в то же время не помнишь.

– Улёт! Срочно звоню папе, – сказал Эдди, придавая словам шутливый привкус. – Пап, это я… Говори, я передам… Конечно, сможет, я его сам отвезу. Спасибо, пап. Пока!

– Куда ты меня везти собрался?

– К одному прикольному чуваку. Я знаю его, он бывал у отца.

– Коллега?

– Естественно. Поехали, спешить надо: отец сказал, он прямо сейчас тебя примет. Считай, тебе повезло: сбросишь свои заморочки на Джоба Кохана.

* * *

«Отдай свою печаль огню», – промелькнуло у Дэниела в голове, как будто кто-то внутри неё скрипуче процарапал эти слова, когда навстречу ему шагнул Джоб Кохан. Огонь был в его шевелюре (она, ярко-рыжая, брала верх в соперничестве со светом, окружавшем её), в его глазах (огонь словно изнутри обдавал их черноту пламенем, и она предупреждала, что накалена и может обжечь), в нём самом (не может в человеке так явственно, зримо чувствоваться энергия с первых увиденных шагов, с первых пойманных жестов, с первых услышанных слов, если внутри него не горит огонь). Он подошёл к Дэниелу и протянул ему руку (сорока лет, коренастый, широколобый, с носом-клювом ворона) и, не отпуская его руки, сказал:

– Хочу услышать лично от вас, юноша, что вы умудрились проспать аж целый месяц, – он произносил звуки, словно не его язык собирал их в слова, а совковая лопата разгребала звонко щёлкающий гравий. – Джоб Кохан к вашим услугам, на час.

– Очень приятно. Дэниел Бертроудж.

– Присаживайтесь, Дэниел, – Кохан указал рукой на бежевое кожаное кресло, – или ходите по комнате, если это облегчит вашу участь. И прошу вас очень живо и чётко отвечать на мои вопросы. Слушаю вас.

Несмотря на очевидные преимущества беседы в стиле «поговорим прогуливаясь», Дэниел опустился в кресло. Кохан присел в такое же напротив.

– Знаете, доктор, когда я проснулся, у меня и в мыслях не было считать, сколько часов я спал. Я проснулся и сказал себе: «Классный сон». А на часы взглянул – понял, что месяц прошёл. И заполнить этот месяц реальными событиями у меня не получилось, как я ни старался: их просто не было. И вот я здесь, хотя в мои планы посещение психиатра, откровенно говоря, не входило. Это «Не упусти момент» виновато.

– Очень хорошо. Наркотики принимаете? – как-то вдруг совковая лопата снова принялась ворошить гравий.

– Что?

– Мне нужен откровенный ответ, а не вопрос на вопрос и не раздумья. Наркотики…

– Нет, никогда не принимал.

– Очень хорошо. В пакет с химией не окунаетесь?

– Нет, что вы, Боже упаси.

– Лезут, лезут. Всякое классное им мерещится, вот и лезут. В день перед сном, может быть, за день-два до него стресс испытывали?.. в уныние впадали?.. муками совести терзались?

– Пожалуй, можно назвать это стрессом. Месяц назад я побывал на выставке картин Феликса Торнтона. Они-то меня… Понимаете, доктор, в его работах есть что-то такое – это на уровне подсознания – в них что-то такое, что я почувствовал и внутри себя… или, может быть, лучше сказать, уловил какую-то связь между мной и тем, что изображено на этих картинах. Я чувствовал, но не понимал. И это не отпускало меня. Жажда понять… и, может быть, вам покажется ахинеей то, что я скажу, жажда быть там, не в галерее даже, а в самих картинах, в мире картин Торнтона, не отпускала меня… Я и весь следующий день провёл в галерее, всматриваясь в них. Это измотало меня. И в тот день перед сном я принял снотворное (только что вспомнил об этом).

– Какое снотворное? Название не припомните?

– Нет. Но перед тем как принять, прочитал инструкцию. Одна-две таблетки перед сном. Я три, насколько помню, выпил. Может…

– Дайте-ка вашу руку… Очень хорошо. Присядьте двадцать раз.

Дэниел поднялся с кресла и стал приседать.

– Стоп! Вашу руку… Ещё, пожалуйста, приседайте. На этот раз живее… Стоп! Руку, пожалуйста… Очень хорошо.

– Хорошо в смысле хорошо или хорошо исполняю?

– Молодец! И то, и другое. Значит, пищу принимали последний раз месяц назад до сегодняшнего утра?

– Выходит, так.

– За вами кто-нибудь приглядывал, пока вы спали?

– Нет. Я сейчас один. Родители археологи, подолгу не бывают дома, если для них вообще подходит слово «дом».

– Комнату свою воспринимали во время сна?

– Я воспринимал то, что мне снилось.

– Жира много сгорело?

– Что?

– Похудели сильно за этот месяц?

– Да нет, вроде не похудел.

– Голова кружится с утра? Сегодня.

– Нет, но вот… – начал Дэниел и замялся.

– Что но? Пожалуйста, отвечайте, мы же с вами договорились.

– Картинки перед глазами появляются, из сна. Лица, предметы. Вот вы сейчас спросили меня про комнату, и мне показалось, что я вспомнил комнату из сна, комнату в доме, где я жил во сне. Мимолётное ощущение скорее – не картинка… как воспоминание о чём-то реальном. Но этой комнаты в моей жизни не было.

– Очень хорошо. Полезное замечание. Ещё залезем к вам в сон.

Дэниел вопросительно посмотрел на Кохана.

– Короткий сеанс гипноза. Мы оба в этом заинтересованы, не правда ли?

– Не знаю, не думал об этом. Но если это поможет…

– Встаньте, пожалуйста. Поднимите правую ногу.

– Как поднять?

– Согнутую в колене. Теперь левую. Ещё раз правую и левую. Трудно поднимать?.. свинцом налиты?

– Да нет – нормально.

– Очень хорошо, Дэниел. Сядьте за стол и заполните эту форму – ваше согласие на сеанс гипноза.

…Кохан пробежал глазами бумагу, подписанную Дэниелом.

– Очень хорошо. Пожалуйста, наденьте это поверх ваших ботинок, – он указал на коробку с бахилами, стоявшую сбоку от двери. – Теперь пройдёмте в эту комнатку.

Первым вошёл Кохан и щёлкнул выключателем – в комнате воцарился лиловый сумрак. Дэниел встрепенулся: он неожиданно вспомнил что-то.

– Доктор, может быть, это важно…

– Не раздумывайте – просто говорите.

– Небо в моём сне было фиолетовое.

– Очень хорошо, очень важно. Я дам это в своей установке. Садитесь в кресло. (Кроме кресла с пологой спинкой, в этом небольшом помещении без окон ничего не было.) Откиньтесь на спинку, вы должны полулежать. Ноги – на подножку. И расслабьтесь, вам должно быть удобно.

– Мне удобно, очень уютное кресло.

– Итак, начнём. Сейчас я включу так называемую змейку. Прошу вас: сосредоточьте внимание на ней и на словах, которые я буду произносить. И никаких дурацких и умных вопросов.

Как только Кохан сказал это, приблизительно в ярде от глаз Дэниела в лиловом пространстве появилась бирюзовая световая змейка. Она висела вертикально, свет её не был однотонным и замершим – мягкая бирюза в ней плавно переливалась, и это создавало иллюзию непрерывного телодвижения змейки… Спустя минуту Кохан стал говорить, вполголоса и не так напористо, как всё время до этого. Дэниел вслушивался в звуки, которые, казалось, складывались в вереницу слов. Он слушал и слушал. В этих звуках, в этих словах была какая-то сила, какая-то притягательность. За ними хотелось идти умом и разгадать их. Странно, он не мог разобрать ни единого слова, не мог уловить смысла того, о чём говорил Кохан. Но и эта бирюзовая загадочная змейка, и эти неразгаданные слова манили и вели Дэниела… и уводили всё дальше и дальше. Куда?.. Может быть, в лиловую даль, где откроется какая-то тайна? Какая?.. Дэниел смотрел и слушал… смотрел и слушал… смо-шал и смо-шал…

…В сон прокрались постукивания, частые, негромкие. Они не прекращались и, казалось, несли в себе тревогу. Дэниел вдруг уловил, что они сторонние, что они не принадлежат сну, и, поймав себя на этой мысли, пробудился… Стучали по раме окна. Он приподнялся. Ещё не ослабевшая темень скрывала того, кто вложил в эти звуки и привнёс в спокойствие ночи тревожность. Дэниелу показалось, что это похоже на зов, который кто-то хочет сохранить в тайне. «Лэоэли!» – промелькнуло у него в голове. Он быстро встал с кровати, натянул джинсы и приблизился к окну. Стук оборвался, и спустя мгновение из темноты его поманила чья-то рука, и голос, едва слышный, позвал его:

– Дэнэд, Дэнэд.

– Лэоэли, – прошептал Дэниел и распахнул окно – ему открылся лиловый полумрак…

– Очень хорошо. (Дэниел вздрогнул.) Просыпайтесь, просыпайтесь, – неожиданный голос превратился в знакомый.

Кохан не стал сразу мучить Дэниела вопросами, а усадил его в бежевое кресло в своём кабинете и заставил выпить чашечку кофе. Выпил и сам.

– Ну, кажется, мы с вами пришли в себя. Давайте-ка продолжим поиск истины.

Дэниелу померещилось, что в интонациях Кохана что-то переменилось. Может быть, во время сеанса гипноза он узнал факты, которые склонили его на сторону странного пациента и заставили смягчиться.

– Только бы найти её.

– Вы запомнили что-нибудь из нашего общения во время сеанса, из моих вопросов и ваших ответов?

Дэниел задумался и припомнил лишь начало – светящуюся змейку и хитрую тарабарщину доктора.

– Абсолютно ничего. Я поведал вам что-то интересное?

– Весьма любопытные вещи, Дэниел. Через минуту я назову вам несколько имён, которые вы с лёгкостью извлекали из своей памяти. Позволю себе предположить, с весомой вероятностью, что события, связанные с этими именами, произошли незадолго до вашего загадочного сна. Но предварю эту часть двумя-тремя вопросами. Правила игры прежние: вопрос – и не обросший фантазиями ответ.

– Я уже усвоил урок, доктор.

– Очень хорошо. (В Кохане будто кто-то повернул ключик, переведя его в другой режим работы.) Пишете роман?

– Что?! – удивился Дэниел.

– Вот вам и усвоили.

– Простите, доктор. Отвечаю: нет, не пишу.

– Компьютерными играми увлекаетесь? Желание переселиться в мир какой-то из них не висит… поправлюсь, не висело ли перед вами до посещения галереи идеей фикс?

«Чего я ему такого наговорил?» – подумал Дэниел и усмехнулся.

– Давно это было, но, припоминая себя той поры, скажу честно – не фанател.

– Очень хорошо, я так и думал, – вроде бы привычно проговорил Кохан и сразу вслед за этим, но без очевидной логики продолжения, как-то вдруг, будто желая поймать Дэниела с поличным, спросил:

– Вы Дэнэд?

Дэниела и вправду это смутило, и какое-то время он молчал. Он вспомнил, что он Дэнэд, но искал ответ (прежде всего для самого себя): откуда это – Дэнэд?.. почему – Дэнэд?.. Кохан не торопил его, позволяя искать: он был уверен, что Дэниел не взвешивает предстоящий ответ, а лишь силится найти его.

– Я только знаю, что в этой жизни я не Дэнэд, – наконец сказал Дэниел.

– Есть другая?

И этот вопрос озадачил Дэниела. Кохан снова терпеливо ждал.

– Думаю, это из моего сна. Так называли меня в моём сне, насколько я помню… Ускользает. Что-то промелькнёт и ускользает.

– Удачное замечание.

– Удачное замечание?

– Ваше «насколько я помню». Продолжим. После второго посещения галереи вы направились сразу домой или, скажем, завернули в бар – расслабиться?

– Хм. Точно, в бар зашёл. Я уже говорил, что со мной творилось в тот день. Не знал, куда приткнуть свои чувства. Таскался с ними по городу, зашёл в какой-то бар. Честно говоря, не помню в какой.

– Очень хорошо. Теперь, как я и обещал, имена. Вы – очень коротко комментируете: мне нужна первая ассоциация. Итак, Кристин.

– Это легко. Можно сказать, мой друг по жизни. Вместе в школе учились. И в колледже вместе.

– Мэтью, смею предположить, ещё один друг по жизни?

– Вы угадали, это лучший друг… друг с детства, с качелей на лужайке перед домом моих бабушки и дедушки.

– Очень хорошо. Лэоэли.

– Лэоэли?! – тихий восторг проявился и в глазах Дэниела, и в том, как он произнёс это слово. – Это имя, которое я хотел вспомнить, когда проснулся сегодня утром. Но так и не смог. Это имя девушки из моего сна.

– Дэниел, а может быть, не только из сна? Может быть, вы познакомились с Лэоэли в баре?.. в тот вечер после галереи?

– Не помню такого, – ответил Дэниел и в то же самое мгновение подумал: «Было бы здорово!» И добавил вслух: – Это девушка из сна.

– Уверены, что она не телепортировалась из бара в ваш сон?

– Думаю, да.

– А это имя о чём-нибудь вам говорит: Фэлэфи?

– Моя бабушка, – непроизвольно сказал Дэниел.

– Та самая, на чьей лужайке ваши с Мэтью качели?

Дэниел поспешил исправиться (словно опомнившись):

– Я не то сказал, доктор. Не совсем то. Фэлэфи – это… как бы моя бабушка из моего летаргического сна.

– А в реальной жизни?

– Мою настоящую бабушку зовут Маргарет. Вы, наверно, подумали, что у меня раздвоение личности: Дэниел, Дэнэд, Маргарет, Фэлэфи.

– Малам, Семимес, Гройорг. Знаете этих людей?

– Малам… хозяин дома, в котором я жил. Семимес – его сын. Гройорг тоже был в доме. Мы все сидели у камина.

– И, разумеется, это персонажи вашего сна?

Дэниел ничего не ответил: ему самому показалось всё это странным. И он пожалел о том, что пришёл сюда… напрашиваться в психушку.

– Идиот, – процедил он сквозь зубы (ему почему-то очень захотелось, чтобы Кохан услышал эту самооценку).

– Очень хорошо! – почти прокричал (но довольно дружелюбным тоном) Кохан. – Вы сами усомнились в том, с чем явились ко мне, а именно, с установкой, что вы в течение последнего месяца пребывали в летаргическом сне.

– Это не так, доктор?

– Убеждён, что не так. Давайте пойдём от простого к сложному. Ваша физика: мышцы в прекрасном тонусе, пульс как у астронавта. Я бы скорее поверил, что вы лазали по горам или гребли на байдарке, а не провалялись целый месяц покойником. А вот с вашей психикой безусловно поработали, кто-то из персон с этими замкнутыми именами, среди которых вы фигурировали как Дэнэд. Лэоэли, полагаю, сыграла, вольно или невольно, в этой тёмной истории роль наживки (небезуспешно, в скобках сказать). Эта ваша история называется оказаться в нужное время в нужном месте, а именно, в баре, когда упомянутая девица охлаждалась там напитками. Это как ваш незапланированный визит к доктору Кохану: страх неизвестности привёл вас в «Не упусти момент», там вас подцепил Эдди Зельман, вы ему открылись – иначе быть и не могло – и оказались здесь. Но вернёмся к предмету. Кому сия забава нужна, спросите вы. Вероятно, какая-то община. Смотрите: стандартные оранжевые жилища округлой формы. (Это я вынес из сеанса). Может быть, секта. Смотрите: замкнутые имена, я бы сказал – вечные, заключающие в себе смысл нескончаемости – идея неземной, вечной жизни. Возможно, клуб по интересам, главный из коих, смею предположить, меркантильный. Собственно говоря, идеи, мистические либо религиозные, служат в подобных случаях лишь инструментом одурманивания и прикрытия. О вашем сне. Не стану говорить всякую чушь о некой прошлой или будущей жизни – оставим это шарлатанам. Вам приснилось то, что так или иначе ассоциировано с реальной жизнью за последний месяц. Один вопрос, весьма серьёзный, остаётся: почему вы не помните? Возможно, между вами и ребятами из того круга, в который вы изволили угодить, зародился конфликт. Повод? Да сколько угодно. К примеру, не поделили ту же Лэоэли. До химии, насколько я могу судить на глаз, дело не дошло. В противном случае, вы могли бы вообще забыть, кто вы есть. От вас не осталось бы ни имени, ни адреса, ни мамы с папой, ни Кристин, ничего, кроме желания кушать. Ваш случай полегче. Вас заблокировали внушением, я это поле почувствовал – необычайно сильное. В результате – для самого себя вы закрыты. Закрыт Дэнэд от Дэниела. В моей практике был подобный случай. Признаюсь, открыть не сумел, и той моей пациентке пришлось смириться с белыми пятнами в памяти. Лечь в клинику она не согласилась. Там прогноз успеха – пятьдесят на пятьдесят, я ей так и сказал. Кроме того, анализы, тесты, приборные исследования… в общем, особая жизнь, больше для науки, нежели для себя. А зацикленности и всего, чем она обрастает, то есть боковых проблем, не убавляется, мягко говоря. Внушаю это вам как друг отца вашего друга. Ну что, хотите в клинику?

Дэниел усмехнулся.

– Спасибо, доктор, нет.

– Жить надо, юноша! – чуть ли не выкрикнул Кохан. – Продолжать жить. Вспомните – очень хорошо. Не вспомните… а давайте-ка не будем оценивать этот вариант. Теперь мой совет, точнее, не мой – моего учителя (не стану поминать его имя всуе, вам оно всё равно ничего не скажет), так вот совет: ищите начало, ту потайную дверцу… Что с вами? – Кохан увидел, что Дэниела зацепили его последние слова: то мимолётное, что вспыхнуло у него в душе, отразилось во взгляде и удержанном в себе порыве сказать что-то. Своим вопросом доктор подтолкнул Дэниела.

– Это было. Я почувствовал, что это было. Это у меня в мозгах, где-то близко-близко, в какой-то прошлой, но очень ощутимой жизни.

– Что именно?

– Потайная дверца. Может быть, не слова, но смысл… смысл этих слов… Была дверца, была дверца с замком. Нет, не то. Это близко, доктор. Я не понимаю чего-то, но это близко.

– Очень хорошо. Это близко, но вы этого не понимаете. Очень хорошо, я как раз об этом, точнее, не я – мой учитель. Найдите начало. Это оно где-то близко. Оно может быть всем, чем угодно: предметом (к примеру, картиной из коллекции очаровавшего вас художника), местом, то есть куском пространства, в котором вы найдёте потерянный всплеск души, событием – чем угодно. Начало – это то, что заключает в себе эмоциональный переворот. В конце концов, оно может оказаться просто словом. Смотрите, как вы отреагировали на сказанное мной слово: у вас мурашки по коже пошли. Найдите начало – разом вся цепочка соберётся.

– Я понял, доктор. Я буду искать.

– Ещё одно. При пробуждении старайтесь припомнить как можно больше из того, что видели во сне, как можно больше конкретных деталей.

– Сегодня я уже этим занимался.

– Очень хорошо. При неожиданных погружениях в воспоминания (такое случается), возможны обмороки. Не пугайтесь, это нормально: живые, явственные воспоминания иногда отнимают человека у действительности… И всё-таки – начало. Вопросы есть? Может быть, отложенные, вспоминайте-ка.

– Да, я хотел спросить. Во время сеанса вам не удалось понять, когда я заснул?

– О, простите! Упустил самое главное для вас. Исправляюсь – вчера.

– Вчера?! – удивлённо переспросил Дэниел (одно дело не летаргический сон, но совсем другое – вчера!).

– Вчера, – повторил Кохан, не давая повода усомниться в его правоте уже одной своей манерой говорить. – Судя по всему, вас подвезли к дому на машине. Если я правильно уловил смысл сказанного вами, вы вышли к дороге и проголосовали. Место было незнакомое (я дважды пытал вас уточняющими вопросами). Несколько раз вы назвали свой адрес. Очевидно, водителю.

– Надо же. Ничего не помню.

Страницы: «« ... 3940414243444546 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Две вечные конкурентки – в прошлом модели, а теперь жены богатых мужчин – вдруг решили стать писател...
Инна разочаровалась в семейной жизни – муж Володя совсем отдалился от нее и после очередной ссоры вн...
Лариса до сих пор любит кукол. Не каких-нибудь там пухлых розовощеких пупсов из пластика, но настоящ...
Света с детства мечтала выйти замуж. Первая любовь, первый мужчина, первое свадебное платье, купленн...
После смерти старого барина в Протасовку прибывают сразу двое незнакомцев: молодой франт Жорж Скей и...
Магические рецепты знаменитой сибирской целительницы Натальи Ивановны Степановой уже помогли миллион...