Слёзы Шороша Братья Бри

– Прости меня, Дэн. Я думал, ты без меня ушёл. Ты должен знать: я прошу прощения по-настоящему. Первые два дня после того как ты удрал (я так считал: плюнул на меня и удрал), я ненавидел тебя. Прости.

Дэниел уже подал ему руку. Выслушав, сказал:

– Прощаю. Ты мог так подумать. В то утро я решил поискать место, где Слеза указала бы вход на Путь. Она (ты знаешь, о ком я) подкараулила меня и вырубила. И, похоже, ушла… туда.

– У тебя нет Слезы?! – с чувством прошептал Мартин. – Как же мы уйдём, Дэн?.. Ты же не передумал?

– Я не могу передумать, Мартин. Когда я ехал сюда, всякое лезло в голову. Но я говорил себе: «Сделай первый шаг, потом будешь думать о втором». Первый шаг – положить дневник моего деда в этот карман. Это его убежище с тех пор, как он попал в мои руки. Перед сном я читал его и оставил на столе.

– Где был, там и лежит.

На террасу вышел Сэмюель.

– Дядя Сэмюель, Дэн вернулся. (По тому, как Мартин сказал это, можно было догадаться, что участь Сэмюеля в дни безвестного отсутствия их гостя была незавидна – находиться рядом с племянником, отвергавшим предательски устроенный мир.)

– Я же говорил, вернётся. Добро пожаловать, друг! Будь гостем в нашей обители, сколько пожелаешь. А хочешь, оставайся помощником лесника.

– Спасибо. Надо подумать.

– Дядя Сэмюель, Дэн есть хочет. Хочешь, Дэн?

– С самого утра не ел.

– С самого утра не ел, – повторил Мартин за Дэниелом – для Сэмюеля.

– Иду накрывать на стол.

– Дэн? – спросил Мартин, не облекая мысль в слова.

– Есть один человечек. Во время приступов страха он пытается спрятаться. Когда доходит до грани, в нём, в его голове, что-то включается, и он видит вход на Путь.

– Не может быть – ерунда. Сказать можно всё, что угодно. Тебе верю. Слезе верю: я держал Её в руке. А каждому психу не верю. И ты не верь, Дэн, и свою тайну под замком держи.

– Сегодня ночью я пошёл за ним и был там. Так что не ерунда.

– Ты хочешь сказать, что это наш шанс.

– И да, и нет, Мартин.

– Почему нет?

– Страх одиночек караулит. Если мы будем рядом…

– Понятно. А как же ты с ним?

– Он не видел меня, а я – только его половину, за неё и ухватился.

– Послушай, Дэн. Может, его мной напугать? Может, я родился таким для этого случая?

– Дэниел, Мартин, идите в дом! – громко позвал Сэмюель. – Ужин на столе.

– Обдумать надо всё хорошенько, он же в подвале своего дома прячется. Но это после ужина, я с голоду умираю.

…Когда слова в доме лесника почувствовали себя утомительными, а эмоции забыли о кураже и все разбрелись по своим углам, Дэниел открыл дневник Дэнби Буштунца на одной из восьми страниц, хранивших тайну, и прочитал… на языке, на котором только и мог прочитать это:

– Прости, Лэоэли. Я верну Дорлифу заветное Слово, но не верну тебя.

…Вечером, в тот же самый час, когда Дэниел подходил к дому лесника и его помощника, но только на следующий день Мартин переступил порог дома Дэниела. Они решили не откладывать уход в Дорлиф и попытаться воспользоваться для этого уникальным свойством Джеймса.

– Пойду к себе, дам SOS Джеймсу. Ты со мной или здесь побудешь? – спросил Дэниел Мартина (тот уже при въезде в город как-то сник и погрузился в себя).

– Останусь наедине со своими корявыми мыслями.

– Это какими же?

– Не люблю я никого. Еду сейчас по городу, смотрю через стекло: лицо, другое… глаза попадаются, и мне не по себе, так не по себе, что лучше не смотреть… Тебя вот успел в предатели записать.

– Не бери в голову… – поспешил со словами Дэниел, но продолжения не нашёл, а обманывать, как обманывают плохие учителя, ни себя, ни Мартина не стал.

– Не бери в голову – это отговорка. Но мне и не надо ничего. Ты спросил – я ответил. Иди, Дэн, я здесь посижу.

– Ладно. Есть захочешь – в холодильник загляни, на кухне.

Среди писем было два, которые нельзя было не открыть: одно – от Эндрю, другое – от Джеймса. Несколько секунд Дэниел колебался, с какого же из них начать: то ли побыстрее развязаться с Эндрю и приступить к главному, то ли узнать, как там Джеймс, и договориться о встрече, а уж потом…

Дэниел открыл письмо и прочитал: «Привет, Дэниел. И прощай. Я пишу и дрожу всем своим слабым существом. Отец приставил ствол себе под подбородок и так ходит по комнатам и умоляет маму вернуться. Но она не вернётся. И я не хочу знать, что будет. Я ухожу навсегда. Всё, Дэниел».

Письмо было написано ночью, в два часа четырнадцать минут. Но, может быть… Пальцы содрогнулись: они были готовы коснуться знаков, за вереницами которых, возможно, таились слова, способные остановить Джеймса. И в это мгновение Дэниел явственно почувствовал, что душа его уже обрела покой…

Когда волна чувств спала, он вышел в гостиную к Мартину.

– Мартин, – в его голосе слышался трепет.

– Что с тобой, Дэн?

– Мартин, Джеймс нам не поможет: он ушёл… чтобы остаться там. И шанса больше нет. Его и не было. Мы придумали его.

– Постой, Дэн! – повысил голос Мартин. – Мы же не отступимся? Не отступимся?

– Мы не можем отступиться.

В лице Мартина что-то изменилось: он зацепился за промелькнувшую в голове мысль.

– Дэн… вчера ты сказал, что не можешь передумать. Сейчас ты сказал, что мы не можем отступиться. Ты повторил за мной, но ты вкладываешь в это какой-то смысл… не такой, какой вкладываю я. Ты говоришь это не только потому, что мы это мы, не потому, что мы такие крутые. Есть другая причина, я вижу. И я спрашиваю: есть другая причина?

– И тогда, и теперь я ответил на твой вопрос. Но причина есть… суперпричина. Я должен отнести тетрадь, дневник деда, в Дорлиф. Я не могу этого не сделать… Поклянись, что никому не скажешь, если узнаешь главное.

– Клянусь.

– В тетради – Слово, заветное Слово. Оно призвано спасти дорлифян.

– Круто! Так круто, что жить хочется… даже такому, как я. Взглянуть бы на это Слово.

Дэниел достал из кармана тетрадь и открыл на нужной странице.

– Держи.

Мартин вперил свой единственный глаз в непонятные слова.

– Это…

– Это заветное Слово. Оно на языке дорлифян.

– Ты понимаешь?

– И ты поймёшь, когда окажешься там.

– Пойму?

– Не сомневайся – откроешь тетрадь и прочитаешь. Так и со мной было. И с Мэтью.

– Прочитай по-нашему, – попросил Мартин, вернув тетрадь Дэниелу.

– Скорбь Шороша вобравший словокруг

Навек себя испепеляет вдруг.

– Круто, хоть и непонятно. Храни его.

– Теперь мы вместе будем хранить его. Мы оба – Хранители Слова… Вначале нас было восемь. Осталось пятеро. Теперь… теперь пока двое.

– Значит, не зря мы с тобой тренировались, – сказал Мартин, шлёпнув ладонью по сумке, которая лежала на сиденье кресла подле него.

– Что там у тебя?

Мартин вынул свой камень и несколько раз подбросил на ладони.

– Это же булыжник, – в недоумении сказал Дэниел.

– Я запомню, как ты его обозвал, и ты запомни… Что дальше?

– Дальше ты идёшь на кухню и забираешься в холодильник. А я испытаю другой шанс.

– Есть другой?

– Вообще-то нет.

– Ну попробуй, – с усмешкой сказал Мартин.

Дэниел вернулся в свою комнату и открыл письмо от Эндрю: «Привет, Дэниел! Какие новости? Как там Лэоэли поживает?»

– Пошёл ты! – вырвалось у Дэниела. Он ударил по клавишам: «Лэоэли погибла. Я всё вспомнил. Шарик утерян безвозвратно».

Через минуту – новое письмо от Эндрю: «Дорогой друг, примите мои соболезнования. Сгораю от любопытства: что вы вспомнили касательно шарика?»

Дэниел не мог не воспользоваться шансом и, припомнив игру, затеянную не так давно Мартином, написал: «Меняю умопомрачительную информацию на ваш шарик».

Эндрю ответил: «Я говорил вам и повторюсь: шарик имеет научную ценность и находится в секретной лаборатории, а не у меня в кармане. То, что вы предлагаете, – безумие. Напоминаю вам о слове, данном мне. Имейте честь».

Дэниел написал: «И я о том же, о научной ценности. Когда я давал вам слово, я ничего не помнил. Дело в том, что это знание принадлежит не только мне, и я не имею права делиться им с кем бы то ни было. Но я не отказываюсь от данного мной слова и готов открыть тайну в обмен на шарик, при котором, извините, будете вы (а не наоборот, учитывая значимость шарика). Это – новое условие, выгодное для нас обоих».

Ответ Эндрю Дэниел прочитал с улыбкой: «Я и не подозревал, что вы нахал. Был бы жив Дэнби Буштунц, обязательно настучал бы ему на вас. Обдумаю ваше предложение».

Пока Дэниел просматривал другие письма, пришло ещё одно от Эндрю:

«Дэниел, давайте начнём всё сначала: встретимся в том же скверике, что и в первый раз, потопчем нашу аллею и попробуем, глядя друг другу в глаза, с помощью взрослых аргументов убедить каждый своего визави. Согласны?»

«Наша аллея, взрослые аргументы – хитрый ход, – подумал Дэниел. – Рассчитан на гипноз первой встречи… и на безупречную логику этого учёного парня, и по его сценарию я должен дать слабину и всё ему выложить… Странно, что он не так категоричен. О чём это говорит? Всё-таки под каким-то предлогом можно вынести Слезу из лаборатории? Или это лишь приём в игре, которую он затеял?»

Дэниел написал: «Эндрю, простите, но нет. У вас научные исследования – у меня суперинформация, связанная с шариком. Вам судить, как ко мне относиться: как ко взрослому аргументу или как к мечтательному тинэйджеру».

«Что ещё сказать ему, чтобы разжечь в нём аппетит?» – подумал Дэниел и добавил к написанному: «Ответьте себе, как вы с высоты взрослого человека и сложившегося учёного смотрите на того юнца из пещеры Медвежьих скал. Как на придурка без аргументов? Возможно, тогда вы решитесь вручить мне шарик и самого себя. Даю слово, не пожалеете». Дэниел отправил письмо.

– Жду пять минут – и на кухню, – сказал он себе.

Вдруг в гостиной раздался отрывистый крик… Там на полу сидел Мартин. Левый глаз он закрывал рукой, правый, полный испуга, уставился на Дэниела. Дэниел видел, что Мартин хочет что-то сказать, но ему надо прийти в себя… Наконец, он заговорил, запинаясь:

– Я редко подхожу… смотрюсь в зеркало, ты знаешь… нет, ты не знаешь, откуда тебе знать… Но эти мысли… эти корявые мысли… о людях, о себе… Я… в общем, я подошёл к зеркалу – взглянуть на себя… давно, знаешь ли, не любовался собой…

– Ну говори же, не тяни.

– Посмотри, что с моим… этим моим глазом, – сказал Мартин и оторвал от лица руку.

– Похоже, всё нормально. Я в том смысле, что ничего не изменилось. Что случилось-то, Мартин? Ты можешь спокойно объяснить?

– Я спокоен, но он раскололся. Я только глянул в зеркало, на своё лицо в зеркале, и он, мой чёртов глаз, раскололся… и голова раскололась напополам. Я с испугу на задницу брякнулся. Глаз рукой прикрыл: испугался, мозги вылезут. Потом мысль: наверно, зеркало лопнуло, и осколки в лицо.

– Мартин, зеркало цело, сам убедись.

– Дэн… больше об этом ни слова, мне стыдно, – негромко, но напряжённо сказал Мартин, и правая половина лица его исказилась, будто силясь уподобиться левой, и в этой окаменевшей кривизне и в покосившемся глазе проступало неприятие собственной слабости, которая так неожиданно обнаружила себя: он ненавидел бояться и вот вдруг испугался.

– Ни слова, – вторил ему Дэниел и отвёл глаза, понимая, что сторонний взгляд усиливает боль переживаний.

– Лучше скажи, как наш шанс, которого нет.

– Да пока топчемся на месте. Есть один человек, физик. У него Слеза… не у него – в лаборатории. Они там Её исследуют. Насколько я понял, пока ничего не знают. В общем, нам нужна Слеза, ему – информация о Ней. Вот такой расклад.

– Дай подумать.

– Ты ел?

Мартин не ответил.

– Пойдём на кухню думать.

– Пойдём отсюда куда-нибудь, хоть на кухню.

– Может в кафе? «Не упусти момент» называется.

Мартин усмехнулся.

– А не боишься, шутник, что я там кого-нибудь съем?

…Мартин и Дэниел сидели на кухне, пили кофе с вафлями и упрямо думали.

– Может, его как-то на ту сторону заманить? Бить на то, что он учёный, сам проверит экспериментальным путём, что к чему. В сущности, ему это и надо, а не чьими-то россказнями пробавляться. А когда там окажемся, Слезу забрать.

– Забрать? – переспросил Дэниел (его смутило это неожиданное предложение).

– Забрать. А то он в твой Дорлиф армию потом приведёт. Ты же этого не хочешь.

– Мартин, пойми, я должен доставить Слово в Дорлиф. Я решил нарушить закон Дорлифа и взять тебя с собой. И этому есть оправдание: ты спас меня.

– Не стану отрицать.

– Но у нас нет Слезы, а у Эндрю Фликбоу Она есть. Об армии я как-то не подумал. Но я понимаю: рано или поздно они, в лаборатории или вне лаборатории, откроют тайну. Допустим, он согласится и пойдёт с нами. Иначе мы в Дорлиф не попадём. Но я не могу силой отнять у него Слезу. Это его Слеза, и он выстрадал право на Неё. Говорю так, потому что кое-что знаю об этом человеке.

– Дэн, извини меня, но ты рассуждаешь как землянин, но не как дорлифянин. Уверен, что этот твой физик не стал бы с тобой церемониться, окажись ты помехой на его пути к славе.

– Ещё варианты у нас есть, светлая голова?

– Может и найдутся, если поискать… Сказать ему, что ты дашь статью в научный журнал и первенство открытия, которое можно подтвердить фактами, будет не за ним. Как тебе такой шантаж? Просто сказать.

– Это называется блефовать… Впрочем, я, внук известного астрофизика, мог бы…

– А я о чём?

– Ты вообще-то лесник или кто?

– Давай ему прямо сейчас напишем.

Через пять минут письмо было готово: «Эндрю, как вы смотрите на то, что в научно-популярном журнале появится статья, к примеру, под таким названием: „Тайна бирюзового шарика“? И подпись: внук Дэнби Буштунца. Я насчёт первенства открытия».

– Дэн, постой, не отправляй, не прокатит, – усомнился Мартин. – Я подумал, если бы у нас видеозапись эксперимента как бы была, а с чего ей как бы взяться, если Слезы у нас нет.

– И Эндрю это известно, – подкрепил сомнение весомым доводом Дэниел.

– Он только посмеётся над тобой и ещё словцо ввернёт типа «шарлатан». Давай лучше это сочинение в небытие отправим, чтобы не оставлять землянам следов нашей глупости.

– Чёрт! Чёрт! Мартин! Я кликнул не туда!

– Куда не туда?

– На «отправить».

– Теперь садись пиши статью в журнал… – сказал по инерции в шутливом тоне Мартин, но осёкся, поняв, что это некстати, и оба подтвердили несостоятельность их затеи молчанием.

– Смотри, тебе письмо.

– Я бы всё-таки сказал: нам письмо, – возразил Дэниел.

Эндрю писал: «Дэниел, могу принять это только как неудачную шутку. Вы вообще-то в курсе, что такое научное открытие? А ведь когда мы первый раз с вами встретились, не думали, что шарик, который нас сблизил, станет яблоком раздора между нами. Прошу вас, одумайтесь».

– Одумайтесь, – передразнил Мартин Эндрю, подняв указательный палец и погрозив им, – ни больше ни меньше. Надо ответить этому…

– Пусть будет просто этому, – перебил его Дэниел.

– Будь добр, ответь этому этому, или давай я отвечу.

– Лучше я сам. Отвечаю: «Я-то знаю, что такое открытие, потому что уже открыл. Вчера ночью ко мне вернулась память, и я вспомнил, что сделал открытие. Плевать, научное или ненаучное – формулой ещё успеет стать. Главное – моё. Хотите – будет и ваше. Только не для всего человечества: цена слишком высока. Но повторяю, Эндрю: для этого нужен шарик.

– Дэн, попахивает крутизной – отправляй. – Есть контакт.

Вчерашний задор Мартина наутро сменился суровостью. Друзья молча жевали творожный пирог, который только что Дэниел принёс из давно ставшего своим магазинчика. Наконец, он решился прервать молчание:

– Ты что такой угрюмый, лесник? Какие мысли гложут?

– А у тебя как с мыслями? Или все вчера своему физику отправил?

– Насколько я помню, это была твоя мысль. А вот мне залетела ночью одна, из гостиной.

– Вот и мне ночью и до сих пор не вылетела.

– Ну что, меняемся? Можно кусочками.

Мартин ответил, с улыбкой:

– Там всего-то один кусочек, но чур ты первый.

– А может, одновременно? Мысль – одним словом. На счёт три. Идёт? – предложил Дэниел.

– По рукам.

– Раз, два, три. Глаз! – выпалил Дэниел.

– Зеркало, – сказал в ту же секунду Мартин.

– Знаешь, что случилось с Мэтью, когда он увидел через Слезу вход на Путь?

– Догадываюсь.

– Я всё равно скажу, – продолжил Дэниел, – вдруг не догадываешься. Ты с испугу на пол в гостиной приземлился, а он – на травку на лужайке. Вот и вся разница между вами.

– Дэн, ты хочешь сказать, что я увидел в зеркале вход на Путь?

– Мне просто очень надо в Дорлиф – я и фантазирую. Подожди, сейчас микроскоп принесу: идея есть.

Через пару минут Дэниел вернулся.

– Мой, школьный. Сядь-ка лицом к окну – я в твой глаз загляну.

Дэниел приклеился к окуляру, навёл микроскоп на то, что сидело в левой глазнице Мартина, подстроил его и стал искать в этом клубке черноты что-нибудь, кроме черноты… Мартин замер в ожидании…

– Есть! Есть, Мартин! – вдруг полушёпотом, словно испытывая трепет от прикосновения к чему-то сокровенному и боясь упустить это сокровенное, воскликнул Дэниел… и снова: – Есть! Есть!

– Если ты ещё раз скажешь „есть“, но не скажешь, что там…

– Микроскопическая!.. бирюзовая!.. точка!.. Это Слеза, Мартин! Бирюзовая Слеза! Она внутри этого чёрного… не знаю чего. Может, она и вправду была невидимой соринкой из космоса, когда залетела в утробу твоей матери, и на её пути оказался твой несчастный глаз.

– Ну что, в гостиную?.. к зеркалу? – в голосе Мартина звучала решимость. – И плевать на это чёрное чёрт знает что.

Они зашли в гостиную и направились к зеркалу. Дэниел остановился раньше немного в стороне, чтобы оставить Мартина наедине с его отражением.

– Встань, как ты стоял вчера.

Мартин стал медленно двигаться к зеркалу. „Если ты испугаешься и на этот раз, я врежу тебе, – мысленно предупредил он своё отражение. – Ты понял меня?.. Ты понял меня?“ Остановился: ему показалось, что это то самое расстояние между ним и зеркалом, которое выявило невидимый разлом; кроме расстояния, было ещё что-то – какое-то непонятное ощущение. Глядя своим правым зрячим глазом в отражение левого, Мартин едва заметно стал поворачивать голову направо… Вдруг он прижал левую руку к левому виску, а правой крепко-накрепко стиснул её запястье, чтобы помочь ей сладить с…

– Дэ-эн! – захрипел Мартин (Дэн приблизился к нему и, оставаясь немного сзади и сбоку, увидел зеркального Мартина: лицо его съёжилось в ком и неистово дрожало). – Дэ-эн! Я ви-ижу разло-ом… Мне-е больно… больно. Ты видишь его?

– Нет, Мартин, не вижу, – пробормотал Дэниел и встал рядом с ним. – Не вижу. Отсюда тоже не вижу. Всё, не вижу.

Не в силах больше сопротивляться боли, Мартин упал на колени… Боль отпустила его, и он поднялся.

– Думаю, это вход на Путь, – сказал он. – И теперь нам не нужен твой физик.

– Хорошо, если так. Но мы должны всё проверить. Зеркало лишь отражает разлом, который открывается Слезе в твоём глазу. Понимаешь?

– Ты хочешь сказать, что вход был не передо мной, а позади меня?

– Похоже, так.

– Давай проверим твою версию, – предложил в нетерпении Мартин. Что ты так на меня смотришь? Я в полном порядке.

– А если опять боль?

– Стерплю… ради того, чтобы физика сделать.

Дэниел встал спиной к зеркалу, почти вплотную. Мартин – лицом к Дэниелу.

– Я точно здесь стоял, – сказал Мартин. – Ищи разлом. Мой глаз – к твоим услугам.

– Спасибо, но ты должен был сказать: моя Слеза. Ты теперь у нас обладатель Слезы. В Дорлифе, к твоему сведению, Слёзы имеют право носить только Хранители. Их по пальцам можно пересчитать. Ладно, теперь за дело.

Дэниел подался вперёд и стал напряжённо всматриваться в левый глаз Мартина.

– Пока ничего. Попробуй повернуть голову направо, только очень медленно… Стой! Я вижу его. Это вход.

Мартин отшатнулся.

– Боль? – спросил Дэниел.

– Уже уходит. Дэн, напиши физику. Напиши, что он со своей Слезой больше нам не нужен.

Ребята пошли в комнату Дэниела. Их ждало письмо от Эндрю.

– Открывай, – торопил Мартин.

– А если он принял наши условия?

– Если принесёт Слезу, пусть идёт с нами, а там видно будет. Открывай, не тяни.

Эндрю писал: „Дэниел, полагаю, сегодня вы будете благоразумны, и мы обо всём договоримся. Моё предложение: от вас – информация или, как вы её назвали, ваше открытие. От меня – то, что в прикреплённом файле“.

Дэниел открыл файл – подскочил с места и выбежал из комнаты с криком, будто хотел донести весть, заключённую в нём, до всех Дэниелов, которые обитали в этом доме:

– Жива!.. жива!.. жива!..

С экрана монитора на Мартина смотрела („Какая она красивая!“) девушка, и он не мог оторвать взгляда от этих зелёных глаз, пока в комнату не вернулся Дэниел.

– Мартин, Лэоэли жива! – объявил он, какой-то ошалевший от радости.

– Кто такая Лэоэли? Я ничего не знаю о ней, кроме того, что она очень красивая.

– Я разве не говорил?! – удивился Дэниел. – Она дорлифянка. Пришла за мной. Когда я утром отправился за пирогом, её похитили. Теперь я знаю кто. Мартин, представляешь, я думал, Лэоэли погибла. Мне позвонили и сказали, что она прыгнула с шестого этажа и разбилась насмерть.

– Кто позвонил?

– Какая-то женщина, якобы из иммиграционной службы. Враньё!

– Дэн, он же фанатик, этот твой физик…

– Он не мой.

– Просто чокнутый. Ради открытия он готов на всё, что угодно.

– Ты прав. Но Лэоэли… Я открою ему всё.

– Фиг ему, а не всё. С нами пойдёт.