Дело испуганной машинистки Гарднер Эрл

— Почему?

— Потому что ответ на этот вопрос может быть использован против меня.

— Вы обсуждали этот вопрос с окружным прокурором?

— Высокий Суд, — энергично вмешался Гамильтон Бергер. — Это все та же шахматная игра, которой часто пользуется защитник. Конечно же я разговаривал со свидетелем на эту тему. Я не вызвал бы мисс Джордан на место свидетеля, если бы не был уверен в том, что ее показания будут существенны и будут относиться к делу. А только личная беседа могла убедить меня в этом.

Мейсон не спускал глаз с девушки.

— Вы оговаривали этот вопрос с окружным прокурором? — настаивал он.

— Да.

— А вы говорили также о том, что случится, если в Суде спросят об имени человека, давшего вам ключ?

— Да.

— И вы сказали ему, что откажетесь от ответа, потому что ответ мог бы послужить для обвинения вас?

— Да.

— Это вы дали такое заявление окружному прокурору, или же он убедил вас, что вы должны отвечать по упомянутому ранее мотиву?

— Что… я… я… знаю свои права.

— Но вы только что сказали, — спокойно продолжал Мейсон, — что не понимали, что вход в чей-то офис с целью забрать принадлежащие вам вещи является преступлением.

— С точки зрения права, то… может быть, в этом что-то есть. Сейчас я понимаю это. Офис… комната, которая открыта для посетителей, отличается от частной квартиры. Но если моя собственность…

Мейсон усмехнулся.

— Следовательно, вы занимаете твердую позицию, что вход в офис «Южноафриканской Компании» не был преступлением?

— Нет.

— Нет? Следовательно, вы считаете, что входя в офис вы совершили преступление?

— Я понимаю теперь, при каких обстоятельства… Отказываюсь отвечать, на том основании, что ответ может быть использован против меня.

— Другими словами, господин прокурор сообщил вам, что это было преступлением и поэтому вы можете отказаться отвечать на некоторые вопросы?

— Мы разговаривали на эту тему.

— И господин прокурор внушил вам, что при такого рода обстоятельствах вы можете отказаться отвечать на некоторые мои вопросы?

— Я заявила ему, что есть некоторые вопросы, на которые я не отвечу.

— А он сказал, что вы можете уклониться от ответов на том основании, что вас нельзя заставить обвинить саму себя?

— Ну… может немного другими словами.

— Когда вы вышли из офиса, — бескомпромисно продолжал Мейсон, — у вас было при себе два бриллианта?

— Да.

— Но они не принадлежали вам? Верно?

— Мне их дали?

— Кто вам их дал?

— Мистер Ирвинг. Он сказал, чтобы я их забрала.

— Он сказал вам, почему вы должны забрать их?

— Он сказал, чтобы я забрала их и держала язык за зубами.

— Вы взяли бриллианты?

— Да.

— И держали язык за зубами?

— Я не понимаю, что вы имеете в виду?

— Вы сказали кому-нибудь об этих бриллиантах?

— Тогда, нет.

— Вы отдавали себе отчет в их ценности?

— Я не так глупа, господин адвокат.

— Именно. Вы знали, что это бриллианты и знали, что они представляют большую ценность?

— Конечно.

— И вы их взяли?

— Да.

— А что вы с ними сделали?

— Я уже сказала вам о том, что я с ними сделала. Приклеила их снизу к столу, на котором стояла пишущая машинка у вас в приемной.

— Зачем? — голос Мейсона звучал теперь очень мягко.

— Потому что я хотела их где-то спрятать.

— Вы могли положить их в сумочку. Могли сунуть их в карман.

— Я… я не хотела. Я не хотела объяснять, каким образом они у меня оказались.

— Объяснять? Кому?

— Каждому, кто может меня об этом спросить, господин адвокат. Я сознавала, что попала в ловушку и что меня обвинят в краже двух бриллиантов.

— Но ведь их вам предложили?

— Да, но я не надеялась, что кто-то в это поверит.

— В таком случае, вы, наверное, не надеетесь и на то, что сейчас Суд поверит в эту историю?

— Вношу протест, — встал Гамильтон Бергер. — Аргумент спорный.

— Принято, — кивнул головой судья Хартли.

— Разве не правда, — спросил Мейсон, — что кто-то дал вам ключ от офиса, в который вы проникли нелегально и незаконно, дал вам так же пачечку, в которой были бриллианты и поручил подложить именно в этом офисе и в таком месте, чтобы при первом же обыске они были найдены полицией?

— Нет.

— Разве не правда, что бриллианты, завернутые в бумажку, вы принесли с собой в здание? И после того, как распаковали их и спрятали в офисе обвиняемого, вдруг вынуждены были быстро убегать, потому что поняли, что кто-то предупредил полицию? А затем уже, после того, как начали работать в моем офисе, вы проверили содержимое сумочки и, к своему ужасу, обнаружили в ней оставшиеся два бриллианта и в панике постарались избавиться от них точно таким способом, который вы нам описали?

— Минуточку! — закричал вне себя Гамильтон Бергер. — Вношу протест на основании того, что этого рода вопросы предполагают факты, для которых нет доказательств, что это неправильный способ допроса свидетеля и что нет оснований для предположений, что…

— Отклоняю протест, — сердито отрезал судья Хартли.

— Разве не правда, — повторил еще раз Мейсон, — что вы сделали именно так, как я описал?

— Совершенно не так. Я не взяла с собой никаких бриллиантов, когда шла в тот офис. У меня не было их при себе, когда я вошла туда.

— Но вы боитесь сказать нам, кто вам дал ключ от офиса «Южноафриканской Компании»?

— Я отказываюсь отвечать на вопросы, относящиеся к этой теме.

— Благодарю, — кивнул головой Мейсон. — У меня нет больше вопросов.

Когда Мэй Джордан уходила с места для свидетелей, ее провожали несколько скептические взгляды присяжных.

Гамильтон Бергер вызвал очередных свидетелей, которые установили технические подробности, то есть точное положение туристического судна в заливе в то время, когда Бакстер спрыгнул с палубы. Затем допросил пассажиров, находившихся в этот момент на палубе, а также владельца барки, плывшей поблизости от судна. Полицейские эксперты, дававшие показания после них, заявили, что пятна крови в лодке Джилли и пятна крови на ноже человеческого происхождения.

Мейсон, сидевший до сих пор в молчании, обратился с вопросом к последнему свидетелю:

— Когда были проведены исследования?

— Девятнадцатого июня.

— То есть тогда, когда пятна крови находились на упомянутых предметах уже от десяти дней до двух недель?

— Да, думаю, что так.

— На лодке?

— Да.

— И на ноже?

— Да.

— Эти пятна раньше могли уже там находиться?

— Да.

— Скажем, месяц?

— Что же, это вполне возможно.

— Вам известно, когда эти пятна оказались на лодке, лишь на основании заявления, сделанного Джеком Джилли?

— Да.

— А вы знаете так же, что Джек Джилли был уже судим за дачу ложных показаний под присягой?

Свидетель неспокойно зашевелился.

— Вношу протест. Вопрос не относится к делу и не имеет никакого значения, — нервно сказал Гамильтон Бергер.

— Протест принимается, — кивнул головой судья Хартли. — Прошу защитника ограничить свои вопросы пятнами крови, способами проведения исследований и профессиональной квалификации свидетеля.

— Это все. У меня больше нет вопросов, — сказал Мейсон, а на его губах заиграла улыбка сдержанного удовлетворения.

Показания последнего свидетеля стороны обвинения, мистера Макса Даттона, представляли своего рода неожиданность. Даттон, который по просьбе окружного прокурора прилетел этим утром на самолете из Брюсселя, заявил, что занимается экспертизой драгоценных камней. Его система состоит в изготовлении точных моделей, что создает возможность идентификации любого драгоценного камня. Основанием для этого служат сделанные им микроскопические измерения углов, граней и мест каких-либо изъянов. Свидетель показал, что содержит постоянный реестр выполненных таким образом моделей, потому что это помогает ему при оценках, установлении суммы страховой выплаты, а так же при идентификации украденных камней.

Даттон завил также, что работал как-то для Бакстера, который поручил ему выполнение копий нескольких крупных бриллиантов для того, чтобы их можно было в случае нужды опознать.

Свидетель пытался точно передать слова Бакстера, а так же способ, которым ему были переданы алмазы, но Перри Мейсон выразил протест, который был принят судьей. Несмотря на это, Гамильтон Бергер смог доказать, что бриллианты попали к Даттону по почте, в коробочке, на упаковке которой был написан адрес парижского филиала «Южноафриканской Компании Добычи и Импорта Драгоценных Камней».

Макс Даттон показал также, что после выбора самых больших бриллиантов, и создания моделей, их без труда можно идентифицировать. Затем он заявил, что изучил содержимое пачки, врученной ему полицией и найденной, как он понял, в офисе обвиняемого и что десять из этих бриллиантов идентичны с бриллиантами, модели которых он сделал по поручению Бакстера.

— Свидетель в вашем распоряжении, — обратился Гамильтон Бергер к защитнику.

— Ваша система идентификации принимает во внимание каждый возможный для опознания знак или черту? — спросил Мейсон.

— Да.

— В таком случае сделать дубликаты не представляет трудностей, не правда ли?

— Совсем наоборот. Можно подрезать камни до соответствующих размеров, можно даже выполнить точно такие же углы и грани. Но изъяны на камнях не будут находиться в соответствующем месте по отношению к углам.

— А если удастся найти камень, который имеет соответствующий изъян, то возможно ли изготовление дубликата?

— Это точно так же, как если бы кто-то спросил, возможно ли выполнение дубликата отпечатков пальцев при условии, что найдется человек, у которого точно такие же папиллярные узоры.

— Вы готовы дать показания под присягой, что ваша система идентификации драгоценных камней является такой же точной, как установление личности на основании дактилоскопии?

Свидетель мгновение колебался, затем сказал:

— Ну… не совсем.

— Это все, что я хотел знать, — заявил Мейсон с выражением легкого веселья на лице. — У меня нет больше вопросов.

Суд удалился на послеобеденный перерыв.

Мейсон уже собирал бумаги, когда Уолтер Ирвинг начал проталкиваться через толпу, покидавшую судебный зал. Остановившись перед столиком адвоката, он покорно улыбнулся.

— Я думаю, что должен извиниться перед вами, — сказал он.

— Вы мне ничего не должны, — холодно ответил Мейсон. — И я хотел, чтобы вы помнили, что я вам так же ничего не должен.

— Я хорошо об этом знаю, но несмотря на это, извиняюсь. И еще я хотел бы сказать, что Мэй Джордан бесстыжая лгунья. Я думаю, что она проникла в наш офис с целью подложить бриллианты. Впрочем, не принимая во внимания причин, из-за которых она это сделала, одно совершенно точно: никогда не было той сцены, которую она столь слезливо здесь описала. Когда мы пришли с ленча в офис, там никого уже не было, потому что она уже сделала то, что хотела и удрала. Мы можем это доказать и даже один этот факт показывает, какая она бесстыжая лгунья.

— Хм, — произнес адвокат.

— И больше того, — возбужденно продолжал ораторствовать Ирвинг, — я не давал ей никаких бриллиантов. И не говорил, чтобы она держала язык за зубами. Только когда я увидел эту девицу в суде, то припомнил, что уже видел ее на вокзале. Она пришла на встречу с Дэвидом и пробовала к нему приклеиться. Только в эти два раза я встречался с ней. Эта девушка ведет игру на высокую ставку и я убежден, что не делает этого за свой счет. За всем этим что-то скрывается. Какие-то преступные намерения и крупные интересы, потому что даже окружной прокурор был обманут.

— Вот именно, — проворчал Мейсон. — А где вы пропадали в последнее время? — спросил он неожиданно.

— Я был в Мексике. Откровенно говоря, я не оценил вашего умения, но хотел дать вам шанс направить подозрения в мою сторону. Может быть, это на что-нибудь пригодилось бы…

— Что ж, очевидно мне это было не нужно, — холодно бросил Мейсон и через мгновение многозначительно добавил: — Пока не нужно.

Ирвинг иронично усмехнулся.

— Продолжайте в том же духе, господин адвокат! Вы не слишком-то симпатизируете моей скромной особе, правда? Тем легче вам будет бросить на меня подозрения и предложить все дело судьям. Прошу помнить, что в качестве подозреваемого я в вашем распоряжении в любое время.

Мейсон посмотрел ему прямо в глаза.

— Не думайте, что когда-нибудь я об этом забуду.

Улыбка Ирвинга была полна восхищения. Его карие глаза выдержали холодный взгляд адвоката с полным спокойствием.

— Ну, теперь вы разозлились на меня! Повторяю, если я когда-либо буду вам нужен, то я в вашем распоряжении и могу, естественно, дать Джефферсону полное алиби на шесть часов утра. Несколько минут седьмого мы с ним сели завтракать, а в офисе появились около девяти. Следовательно, он провел со мной все утро.

— А пятого вечером?

Ирвинг устремил взгляд на кончики ботинок.

— Ну? — прижал его Мейсон.

— Дэвид куда-то пошел.

— Куда?

— Он бы с какой-то женщиной.

— С кем именно?

Ирвинг пожал плечами.

— Вы видите, что здесь происходит, — сказал Мейсон. — Если прокурору удастся раскрутить дело так, что Джефферсон будет вынужден преждевременно давать показания, существует большая вероятность, что его сдержанные манеры и отказ отвечать на некоторые вопросы, вызовут у судей подозрения.

— Я знаю. — Ирвинг снова пожал плечами. — Я отлично отдаю себе в этом отчет. И понимаю, какой тяжелый клиент вам достался. Позвольте мне поговорить с ним прежде, чем он предстанет перед судом, господин адвокат. Может быть, мне удастся хоть немного надоумить его, даже если это кончится нашей ссорой. Одним словом, я хочу, чтобы вы знали, что можете на меня рассчитывать во всем.

— Хм, — кивнул головой Мейсон. — И по этой причине вы послали телеграмму руководству в Южною Африку?

Ирвинг усмехнулся, продолжая смотреть адвокату прямо в глаза.

— Что правда, то правда. Я предложил, чтобы у вас отозвали дело. Сегодня вечером вышлю другую телеграмму, которая будет решительно отличаться от первой. Вы не нашли еще Марлин Шомон?

— Нет, — спокойно признался Мейсон.

Ирвинг перестал улыбаться.

— Я говорил вам, что вы ее не найдете. Здесь вы прошляпили, господин адвокат. А в остальном вы отлично справляетесь.

И со взглядом, который, казалось, не давал повода сомневаться в симпатиях к славному защитнику, Уолтер Ирвинг повернулся и медленным шагом вышел из зала суда.