Дело испуганной машинистки Гарднер Эрл

Гамильтон Бергер широко улыбнулся.

— Прошу продолжать вопросы, господин адвокат. Вы отлично справляетесь.

— Каким образом вы получили назад свои письма?

— Я пошла… пошла в его офис.

— Вы застали там обвиняемого?

— Когда… когда у меня уже были эти письма… он там был… да.

Мейсон усмехнулся окружному прокурору.

— Высокий Суд, я думаю, что достаточно далеко провел допрос свидетеля в этом направлении. Отказываюсь от права задавать дальнейшие вопросы на тему писем. Однако, настаиваю на своем протесте. Свидетель не может показать под присягой, что эти письма написал обвиняемый, потому что вместо имени они были подписаны шутливыми именами и псевдонимами. Как показал свидетель, это были шутливые имена, вымышленные обвиняемым, но это вывод, который сделал сам свидетель.

Судья Хартли обратился к Мэй Джордан.

— Эти письма приходили в ответ на письма посланные вами?

— Да, Высокий Суд.

— А как вы адресовали свои письма?

— «Южноафриканская Компания Добычи и Импорта Драгоценных Камней», для мистера Дэвида Джефферсона.

— На адрес центрального агентства в Иоганнесбурге?

— Да, Высокий Суд.

— Вы посылали эти письма обычной авиапочтой?

— Да, Высокий Суд.

— И в ответ приходили письма, о которых вы только что говорили?

— Да, Высокий Суд.

— Из этих писем можно было понять, что они представляли ответы на ваши письма?

— Да, Высокий Суд.

— Вы сожгли их?

— Да, Высокий Суд.

— Отклоняю протест, — решил судья Хартли. — Окружной прокурор может представить содержание переписки на основании косвенных доказательств.

Гамильтон Бергер слегка поклонился, после чего обратился к свидетельнице:

— Прошу нам сказать, что было в тех письмах, которые вы уничтожили?

— Ну, что же… обвиняемый жаловался на то, что он одинок, что находится далеко от близких ему людей, что у него нет ни одной девушки и… ох, это все было просто шуткой. Очень трудно это объяснить.

— Прошу вас все-таки попытаться, — обратился к ней прокурор.

— Мы приняли позу… ну, делали вид, что это переписка одиноких сердец… то есть одиноких людей. Так, как в этих смешных газетных рубриках. Он писал, например, что очень богат, благороден и будет наверняка хорошим мужем, а я ему писала, какая я красивая и как… ох, просто невозможно холодно объяснить нашу переписку.

— Эти письма, лишенные контекста, просто ничего не значат, так? — подсказал Гамильтон Бергер.

— Именно. Именно это я и подразумевала. Нужно понять настроение и фон, потому что иначе картина получается ошибочная. Эти письма, отделенные от всей ситуации, кажутся безнадежно глупыми, просто идиотскими. Поэтому я и хотела их забрать…

— Прошу не прерывать показаний, — сказал Гамильтон Бергер. — Что вы сделали?

— Под конец переписки Дэвид Джефферсон написал мне одно серьезное письмо. Он сообщил, что фирма, в которой он работает, решила открыть филиал в Соединенных Штатах и выбор пал на него. Офис будет находиться в нашем городе, Джефферсон будет его руководителем и он радуется возможности встретиться со мной.

— И что вы сделали? — снова спросил прокурор.

— Меня охватила страшная паника. Потому что одно дело вести переписку с мужчиной, который находится от меня за тысячи миль, а совсем другое — встретиться с этим человеком лицом к лицу. Меня это очень обеспокоило и я чувствовала себя ужасно глупо.

— Да? И что дальше?

— Когда он приехал, то послал телеграмму, на каком поезде прибудет и я встречала на вокзале. Все сразу стало складываться плохо… Ну, иначе.

— В чем это выражалось?

— Он отнесся ко мне очень холодно и, впрочем, оказался совершенно другим человеком, чем я ожидала. Конечно, — добавила она поспешно, — я знала, что все это глупо, но в своем воображении я создала образ мужчины со всеми мыслимыми достоинствами, хотя никогда его не видела. Я считала его другом и страшно разочаровалась.

— А что получилось потом? — спросил мягким голосом Гамильтон Бергер.

— Я позвонила ему дважды или трижды и как-то вечером мы с ним выбрались в город…

— Продолжайте пожалуйста.

Мэй Джордан пожала плечами.

— Этот мужчина был просто невыносим, — сказала она, окинув обвиняемого презрительным взглядом. — Он вел себя покровительственно и как-то дешево, крикливо… Я быстро поняла, что он не верно воспринял мои письма. Он смотрел на меня как на… Относился ко мне, словно я была… Не проявлял уважения, даже элементарной вежливости. Этот человек просто не знает, что такое деликатность.

— Что вы сделали?

— Я сказала ему, что хочу получить назад свои письма.

— И что он ответил?

Она снова окинула презрительным взглядом Джефферсона.

— Он сказал, что я могу их у него купить.

— Ну и?..

— Я решила забрать эти письма. Ведь они были моей собственностью.

— Что вы сделали?

— Четырнадцатого июня я пошла в его офис. Я выбрала время, в которое обвиняемый и мистер Ирвинг обычно уходили на ленч.

— И что вы сделали? — повторил свой вопрос Гамильтон Бергер.

— Прони… Вошла в офис.

— С какой целью?

— Единственной моей целью было найти письма, которые я когда-то написала.

— У вас были причины предполагать, что эти письма находятся в офисе?

— Да. Он сказал мне, что держит их у себя в кабинете и что я могу придти за ними и получить их, если соглашусь на его условия.

— И что случилось?

— Я не могла найти писем. Я искала везде. Я открыла ящики стола и тогда… — она остановилась.

— Продолжайте, — поторопил ее Гамильтон Бергер.

— Открылись двери, — нервно закончила она.

— Кого вы увидели в дверях?

— Обвиняемого, Дэвида Джефферсона.

— Он был один?

— Нет. Вместе со своим сотрудником, Уолтером Ирвингом.

— И что тогда случилось?

— Обвиняемый стал страшно ругаться. Он называл меня такими словами, которых я никогда прежде не слышала.

— Ну и?

— Он пытался меня схватить и…

— А что вы сделали?

— Я отступила, натолкнулась на кресло и упала. Тогда мистер Ирвинг схватил меня за щиколотки ног и так держал. Дэвид Джефферсон сказал, что я всюду сую свой нос, а я ему ответила на это, что пришла только за своими письмами.

— И?..

— Обвиняемый, когда услышал это, посмотрел на меня с нескрываемым удивлением, а затем сказал Ирвингу: «Чтоб черти все разодрали, но она, похоже, говорит правду!».

— И что тогда?

— Тогда зазвонил телефон, Ирвинг поднял трубку, послушал немного, а потом крикнул: «Боже мой! Полиция!».

— Прошу не останавливаться, — нажимал прокурор.

— Обвиняемый подбежал к шкафчику, открыл его одним рывком, вытащил связку писем, перевязанную шнурком и сказал: «На, глупая! Вот твои письма. Бери их и убирайся! Тебя ищет полиция, кто-то видел, как ты вломилась к нам и сообщил полицейским. Ну, теперь видишь, какая ты идиотка!».

— И что было дальше?

— Он стал подталкивать меня в сторону дверей. Тогда Ирвинг втиснул мне что-то в руку и сказал: «Возьми. Это награда тебе, чтобы держала язык за зубами!».

— Что вы сделали?

— Как только меня вытолкнули в коридор, я помчалась в дамский туалет.

— Продолжайте рассказывать.

— Я выглянула из туалета в коридор и тогда увидела обвиняемого и Уолтера Ирвинга, которые выскочили из своего офиса и вбежали в мужской туалет.

— Что было потом?

— Я не стала ждать, чтобы увидеть еще что-нибудь. Я спряталась в туалете, развязала пачку писем, просмотрела их, чтобы убедиться, что это те самые письма и уничтожила.

— Каким образом вы их уничтожили?

— Сунула в емкость для использованных бумажных полотенец. Их каждый день опорожняют и все содержимое сжигают.

— Так. А что было потом?

— Я оказалась в ловушке. Я знала, что полиция сейчас придет и…

— Прошу не останавливаться, — снова напомнил ей Гамильтон Бергер.

— Я должна была каким-то образом выбраться из здания.

— И что вы сделали? — легкая улыбка осветила лицо окружного прокурора.

— Я думала, что за всеми выходами наблюдают, что меня кто-то видел и описал мою внешность полиции, поэтому я… я вышла из туалета и осмотрелась, раздумывая, где бы спрятаться и тогда увидела на двери табличку «Перри Мейсон. Адвокат. Вход». Конечно, я слышала о адвокате Мейсоне. Я подумала, что может быть мне удастся его обмануть, рассказав ему, например, что я хочу развестись или что-нибудь еще в том же роде… просто выдумаю что-нибудь, что могло бы его заинтересовать. Таким образом, когда появятся полицейские, я буду сидеть у него в офисе. Я была уверена в том, что мне удалось бы поддержать интерес адвоката на время пребывания в здании полиции, а потом, когда они отказались бы от поисков, я смогла бы выйти под каким-нибудь благовидным предлогом. Сейчас я отдаю себе отчет в том, что вся эта идея была безумной, но тогда это мне казалось единственным выходом. Мне помог случай.

— Каким образом?

— Оказалось, что в секретариате адвоката Мейсона ожидали машинистку. Секретарша позвонила в агентство и ей сказали, что сейчас кого-нибудь пришлют. Я остановилась в дверях на мгновение, потому что колебалась, не зная как поступить, и меня приняли за ожидаемую особу. Меня спросили не машинистка ли я. Я конечно подтвердила и взялась за работу.

— И в этот день вы работали в офисе адвоката Мейсона? — спросил довольным тоном Гамильтон Бергер.

— Да. Я работала там некоторое время.

— И что потом.

— Когда все успокоилось, я убежала.

— Когда это случилось.

— Я перепечатывала какой-то документ. Я боялась, что как только завершу работу, секретарь адвоката Мейсона позвонит в агентство, чтобы узнать, сколько следует заплатить за мою работу. Я не знала, что делать. И, как только представилась возможность, я выскользнула в туалет, оттуда к лифту и пошла домой.

— Вы упомянули о чем-то, что было втиснуто вам в руку мистером Ирвингом. Вы знаете, что это было?

— Да.

— Что?

— Бриллианты. Два бриллианта.

— Когда вы поняли, что это бриллианты?

— Я уже работала несколько минут. Когда Ирвинг сунул мне что-то в руку, я, не задумываясь, сунула это в сумочку и, при первом же удобном случае заглянула туда. Я обнаружила две маленькие бумажные упаковки. Развернув бумагу, я увидела бриллианты. Меня охватила паника, — после короткого молчания продолжала она в полной тишине. — Внезапно я поняла, что если эти господа будут утверждать, что я украла бриллианты из их офиса, то без труда смогут сфабриковать фальшивое обвинение. У меня в защиту не было ничего, во что можно было бы поверить. Поэтому я должна была как можно скорее избавиться от этих бриллиантов. Я поняла, что попала в ловушку.

— Что вы сделали?

— Я приклеила их к нижней поверхности стола, за которым работала.

— Как вы приклеили?

— Жевательной резинкой.

— Сколько было этой резинки?

— Ох, огромное количество. У меня в сумочке было около двенадцати пластиков, я жевала по несколько штук сразу и таким образом приготовила довольно большой кусок. Я втиснула в него бриллианты и все вместе прилепила под столом.

— Где сейчас находятся эти бриллианты?

— Думаю, что в том же самом месте.

— Высокий Суд! — загремел Гамильтон Бергер. — Я предлагаю послать дежурного офицера в офис адвоката Мейсона с поручением обыскать место, которое описал свидетель и принести сюда куски жевательной резинки, содержащие два бриллианта.

Судья Хартли вопросительно посмотрел на защитника.

— Я конечно же не имею ничего против этого, — сказал Мейсон и ироничная усмешка осветила его глаза.

— Суд поручает дежурному офицеру отправиться в офис адвоката Мейсона, забрать бриллианты и отдать их на хранение, — заявил судья Хартли.

— Высокий Суд, — снова вмешался прокурор. — Нельзя ли послать за бриллиантами немедленно… прежде чем что-нибудь случится?

— А что может случиться? — спросил судья Хартли.

— Ну, теперь… когда уже известно… когда мы слышали показания… я не хотел бы… ну, не хотел бы, чтобы что-либо помешало получить вещественные доказательства.

— Так же, как и я, — совершенно спокойно сказал Мейсон. — Я присоединяюсь к просьбе прокурора. Предлагаю, чтобы один из заместителей прокурора приказал немедленно отправить офицера в мой офис.

— Вы можете описать стол, за которым работала Мэй Джордан? — спросил медовым голосом Гамильтон Бергер.

— Стол, о котором вы спрашиваете, стоял в библиотеке и продолжает находиться на прежнем месте.

— Хорошо, — сказал судья Хартли и распорядился: — Вы можете отправить офицера немедленно, господин прокурор. А теперь прошу приступить к дальнейшим вопросам.

Гамильтон Бергер подошел к столу, за которым сидел судебный служащий, взял в руки нож, обозначенный для идентификации, и обратился к Мэй Джордан:

— Вот стилет с трехдюймовым лезвием. На одной его стороне выгравировано имя «Дэвид», а на второй инициалы «М. Дж.». Вы видели когда-нибудь этот нож?

— Да. Это нож, который я посла обвиняемому в прошлом году в подарок на Рождество. Я написала, что он может воспользоваться им при обороне или… при защите моей чести.

Мэй Джордан расплакалась.

— У меня нет больше вопросов к свидетелю, — голос Гамильтона Бергера звучал исключительно мягко. — А теперь ваша очередь, господин адвокат, — уже совсем другим тоном обратился он к своему противнику.

Мейсон терпеливо ждал, пока Мэй Джордан вытерла глаза и посмотрела на него.

— Насколько я мог понять, вы очень быстрая и грамотная машинистка.

— Я стараюсь работать как можно лучше.

— И в тот день, о котором был разговор, вы работали в моем офисе?

— Да.

— Что вы знаете о драгоценных камнях?

— Немного.

— Вы смогли бы отличить настоящий бриллиант от имитации?

— Что касается тех, которые оказались у меня, то даже без эксперта можно было определить, что они высокого качества. Как только я увидела их, то тотчас же поняла, что это не подделка.

— Вы купили эти бриллианты у обвиняемого?

— Купила? Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Вы платили ему за них? Вы дали какую-нибудь компенсацию?

— Конечно нет, — сердито бросила мисс Джордан.

— Может быть, вы заплатили за эти бриллианты мистеру Ирвингу?

— Нет.

— Следовательно, вы отдавали себе отчет, что они не принадлежат вам?

— Мне их дали.

— Допустим. И вы считали, что это ваша собственность?

— Я была уверена в том, что попала в ловушку и что эти господа скажут, будто я проникла в их офис, чтобы украсть бриллианты. Их слова против моих слов. Я знала, что они не дали бы мне два драгоценных камня только за то, чтобы я ничего не говорила относительно переписки.

— Вы сказали, что вам дали эти бриллианты. Кто вам их дал? Джефферсон или Ирвинг?

— Мистер Ирвинг.

Мейсон некоторое время недоверчиво смотрел на девушку.

— Вы начали переписываться с обвиняемым во время его нахождения в Южной Африке?

— Да.

— Вы писали ему любовные письма?

— Это не были любовные письма.

— Их содержание было такого рода, что вы не хотели бы, чтобы присяжные видели их?

— Это были глупые письма, господин адвокат. Прошу вас не придавать им того значения, которого они не имеют.

— Я спрашиваю вас о характере этих писем.

— Это были глупые письма, — повторила она.

— Вы определили бы их словом «безрассудные»?

— Да, я определила бы их словом «безрассудные».

— Вы хотели забрать их назад?

— Все это дело… ну… я чувствовала себя ужасно глупо.

— Так вы хотели получить их обратно?

— Да. Очень.

— И чтобы получить эти письма, вы готовы были даже совершить преступление?

— Не знаю, можно ли считать преступлением вход в офис, чтобы забрать вещи, которые принадлежат мне.

— Вы не знали, что использование запасного ключа с целью войти в помещение, принадлежащее другому человеку для того, чтобы забрать какие-либо вещи, является нарушением закона?

— Я хотела взять вещи, принадлежащие мне.

— Вы знали, что использование запасного ключа является незаконным?

— Нет… я не советовалась с адвокатом относительно этого.

— Где вы достали ключ от двери офиса «Южноафриканской Компании»?

— Я не говорила, что у меня был ключ.

— Вы признались, что умышленно отправились в офис во время обеденного перерыва, потому что знали, что в это время Джефферсон и Ирвинг будут отсутствовать.

— Ну и что из этого? Я пошла забрать свою собственность.

— Если у вас был ключ, который открыл дверь их офиса, то где вы его достали?

— А где обычно достают ключи?

— У слесаря?

— Возможно.

— Вы купили ключ от этого офиса у слесаря?

— Я не отвечу ни на один вопрос относительно ключей.

— А если Суд велит вам ответить, то что тогда?

— Откажусь, сославшись на то, что любые показания о том, как я проникла в офис, могут послужить материалом, обвиняющим меня, и в связи с этим я не обязана отвечать на подобные вопросы.

— Хорошо, — произнес Мейсон, не отводя глаз от свидетельницы. — Но ведь вы признались, что незаконно проникли в офис. Поэтому ссылки на конституционные привилегии были бы несколько запоздавшими.

— Если Верховный Суд позволит, — поспешно вмешался Гамильтон Бергер, — то я хотел бы сказать кое-что на эту тему. Я задумывался над этим вопросом. Прошу обратить внимание Высокого Суда на то, что свидетель Мэй Джордан попросту утверждала, что вошла в офис во время отсутствия обвиняемого и его сотрудника. Но она не сказала, каким образом она туда вошла. Следовательно, принимая во внимание ее показания, двери могли быть не закрыты, потому что это офис, в который с деловыми целями постоянно приходят посетители, а в таком случае это нельзя было бы назвать незаконным входом на его территорию. В такой ситуации, опираясь на конституционные привилегии, свидетель может отказаться давать показания относительно того, как она вошла в офис, ссылаясь на то, что такого рода показания могут быть использованы против нее.

Судья Хартли нахмурил лоб.

— Для свидетеля обвинения это довольно необычное положение, господин прокурор.

— Потому что это необычное дело, Высокий Суд.

— Защитник желает взять слово? — обратился судья к Мейсону.

— Я хотел бы задать свидетелю еще несколько вопросов, — усмехнулся Мейсон.

— Протестую против всяких вопросов, относящихся к этому аспекту дела, — в тоне Гамильтона Бергера слышалось легкое беспокойство и раздражение. — Мисс Джордан заняла решительную позицию. Защитник не имеет храбрости задавать свидетелю вопросы, связанные с фактами, касающимися дела и поэтому постоянно разглагольствует о неприятном положении, в котором очутилась молодая женщина, поддавшись своим чувствам. Защитник играет со свидетелем, надеясь таким образом настроить господ присяжных против нее. Мисс Джордан уже заняла решительную позицию. Она отказывается от ответов на вопросы относительно ключа.

— Меня обвинили, — иронично усмехнулся Мейсон, — в том, что я задаю вопросы по одному аспекту дела, стараясь настроить Суд Присяжных против кого-либо. Я хочу получить сведения, которых ожидают так же и господа присяжные. Я не рвал на себе рубашки, когда прокурор максимально тянул допрос свидетеля Джилли, стараясь настроить Суд против обвиняемого. Что хорошо для попа, то должно быть хорошо и для попадьи.

Губы судьи Хартли задрожали в едва сдерживаемом смехе.

— Отклоняю протест. Прошу продолжать вопросы, господин адвокат.

— От кого вы получили ключ, который дал вам возможность войти в офис «Южноафриканской Компании Добычи и Импорта Драгоценных Камней»?

— Я вам не скажу.