Золото Югры Дегтярев Владимир
Бывалый Сенька толкнул Хлыста кулаком под ребро. Тот икнул и замолк.
Изотов прямо-таки засветился лицом:
– Понимаешь, в пяти днях пути, туда, на юг Сибири, у меня стоит настоящий дом. Мой как бы ханский дворец. Сам дом рубил, и сам баню ставил, амбары, лабазы… Ждет меня там бухарский купец Ильбан…
– А жена твоя, что, не ждет тебя? – снова влез в разговор Хлыст.
– Жена моя, Хлыст, твоими заботами о моем богатстве прошлой зимой скончалась… За пермским перевалом через Камень. Там и упокоена…
Макар показал Хлысту кулак. Бывалый Сенька снова нешутейно двинул ушкуйнику под бок.
– И что там бухарский купец Ильбан? – быстро спросил Макар.
– Он по всей Оби носится и все пытает про золото да про каменья… Готов душу положить за одно слово – где есть золото, али каменья есть.
– А золото да дорогие каменья… они здесь есть? – не утерпел теперь Бывалый Сенька.
– Есть, – очень серьезно ответил Изотов. – Да пока не про нашу честь.
За чумом вдруг послышались голоса сибирских людей. Мигом залаяли сотни собак. Луна села на край низкого леса. Макар встал:
– Так что же может бухарский купец?
Изотов тоже поднялся.
– Он без охраны не ездит. И охрана у него – триста сабель бешеной татарской конницы. Они за каменья тебе, Макар Дмитрич, проложат дороженьку до самого Урала…
– Мне дороженька пока без надобности. Мне бы англицкую шхуну…
– Про шхуну ты сам с купцом решишь, – быстро сказал Изотов, – не мое это – ханское дело, влезать в нетутошные распри. Поехали. Вам надо еще обряд вступления пройти, без него тут никак нельзя. Поехали, будете идолище салом кормить…
Вдалеке, там, где низкий край неба сходился с землей, темнела полоса бескрайней, черной тайги. А здесь, в мелколесье, растущем на аршинном слое хвои и сучков, вдруг оказалась каменная гора. Не совсем, конечно, гора, а такая каменная плита огромных размеров. Она поднималась над редколесьем саженей на сто, и с первого взгляда казалось, что на нее неоткуда залезть. Стена и стена, без ворот и калиток.
Но калитка все же нашлась. Изотов подогнал нарты к узкой, незаметной расщелине в старом камне горы. Крикнул своим охотникам, что надо делать. Да они и сами знали. Пять охотников повели в расщелину двух оленей, за ними пошел высокий, худой старик. У него на груди висело вроде плоского барабана и колотило старика по коленкам.
Вслед за охотниками пошли Изотов и ватажники. Поднимались долго по кривому и узкому ходу.
А когда поднялись, Хлыст в голос выругался.
Над ровной, как стол, горой поднимался к небу каменный же столб. Это с первого взгляда казалось, что столб. Когда подошли ближе, увидели, что столб и есть идолище. Глаза у него есть, нос и огромный рот. И выбиты даже руки, опущенные вниз, повдоль туловища.
На ровной площадке возле идолища лежали кучи сухого дерева. Охотники Изоты натаскали из куч два костра дров, запалили огонь; потом махом завалили обоих оленей и принялись разделывать туши.
Ватажники подошли вплотную к идолищу.
– Сажени три высотой будет, – опасливо прошептал Бывалый Сенька. – Сколько я по земле хаживал, а такого огромного не видал. Много видал маленьких, ниже себя. А такого огромного – нет. Страх Божий! – И перекрестился.
Макар с опаской положил ладонь на идола. Камень под ладонью оказался на удивление ровным и гладким, будто вчера тесанным.
– Мои старые охотники говорили мне, что когда их предки с начала времен пришли сюда, этот идол здесь уже стоял…
Изота поманил ватажников за собой. Они обошли идола и стали позади него. От головы до земли спину идола покрывали непонятные знаки и узоры. Правда, это как понимать – узоры. Азбука, она тоже узор.
– Это еще не самое страшное, – вдруг сказал Изотов, – вот сюда пошли.
Он сделал шагов десять от идола в сторону севера и остановился. Среди ровного каменного поля Макар заметил углубление в землю, углубление строгое, человеческое, не природное. Нечто вроде остатка рва, какой роют перед стенами крепостей. Углубление оказалось почти до краев засыпано мелкими камнями, обломками дерева, костями.
Сзади них внезапно низко, медленно и грозно зарокотал барабан.
– Шаман зовет, – сказал Изотов и повернулся идти на зов.
– Обожди, – удержал его Макар, – чего не договорил – договори.
– Тут давным-давно имелась длинная ямина. Так старики мне сказывали. И туда, в ямину, вела каменная лестница…
Изотов замолчал, поежился.
– Лестница в Нижний мир? – спросил Бывалый Сенька.
– Она. Ты-то – откуда знаешь? – удивился Изотов.
– Ходил на Карелы … по молодости, набегом с ватагой туда ходил… Там нам такую же лестницу вниз показали. Бежали мы оттель, ломая ноги и руки. Как головы не сломали…
Бубен шамана рокотал чаще и громче. У Макара стало давить под сердцем.
– Да, Нижний мир где-то тут, – Изотов шумно выдохнул. – Опять же старики мне сказали, будто много лет назад, когда остяки да вогулы исполняли здесь обряд, идол вдруг пошел вниз. Стал тонуть…
– Камень в камне – стал тонуть? – удивился Хлыст.
– Да, камень в камне. Он, идол, – погляди лучше, – стоит в камне основы по пояс. А раньше был в два раза выше. Ногами стоял на камне…
Хлыст вдруг стал креститься:
– А там, в Нижнем мире, есть что? Что говорят твои старики. Там – ад?
– Нет, не ад там, – Изота пошел на зов бубна. – Там, говорят старики, вход в большущие туннели, которые идут отсюда до Уральских гор и вообще – неизвестно, куда еще идут… Тогдашние ханы, увидев такое дело, сразу постановили: открывшийся с потоплением идола ров – засыпать. Засыпали. Вход в Нижний мир, значит, засыпали.
– Это они зря засыпали, – внезапно сказал Хлыст. – Там, говорят, в Нижнем мире, можно себе выпросить золота, серебра… жизнь себе можно выпросить. Я про такое слыхал. Макарка, может, когда англов порешим, сходим туда? Вместе? С тобой я бы сходил, а?
Макар не выдержал и перекрестился:
– Тебя, Хлыст, туда не пустят. Так что – не пойдем.
В намечающуюся распрю вмешался Изотов:
– Ну а теперь, благословясь, делайте, как я.
Когда вернулись к кострам, над ними уже торчали колья с кусками истекающей соком оленины. По очереди, вслед за Изотой, подходили к миске с топленым нутряным жиром оленей. Зачерпывали теплый жир ладонью, поднимались по короткой лестнице до головы идолища и совали ему в большой рот жир.
Потом шаман обошел каждого, сотрясая воздух частым гулом. Хан Изота каждому надел на голову шапку из соболя, с волчьим хвостом. Сидевшие у костра охотники тотчас вскочили, начали кланяться.
– Они не вам кланяются, – предупредил Изота, – а волчьему хвосту. Это их прародитель. Поняли?
Ватажники промолчали.
Потом сразу пошли в расщелину, стали спускаться на мягкую землю.
Макар вдруг остановился, хлопнул себя по лбу:
– Вот же, суена корова! Забыл! Про Молодшего Ерошку – забыл! Он – где?
Изотов помолчал, потом ответил:
– Я его еще вчера велел везти туда, ко мне в дом. Там у меня местные шаманы такой силы – от смерти вылечат. Вот увидишь…
К дому «хана Изоты» ехали недолго – три дня. «Ехали» – слишком заливисто сказано. Больше бежали. Бежали за нартами, а когда чуяли, что сейчас падут, валились на нарты. Собаки оглядывались, радостно взвизгивали и поддавали хода. Потом, через версту, начинали скулить. Тогда люди соскакивали с нарт и снова бежали, бежали…
Прибежали, наконец.
Свой дом «хан Изота» обнес частоколом из острых поверху бревен. Ворота у него не открывались, а падали вперед. Петель железных у хана не имелось. Позади дома шли по трем сторонам сплошные деревянные строения. Между ними и домом ханские охотники из охраны – или обслуги, не поймешь, – поставили три чума и жгли костер. В стороне от них, почти в углу ханского острога, возвышался шатер, крытый яркой невиданной материей.
Когда ворота упали и стало можно войти, навстречу Изоте первым вышел бухарский гость – Ильбан. Его красный халат пестрел вышитыми птицами среди невиданных растений.
Ильбан радостно улыбался:
– Салям алейкум, хан Изота!
– Ва алейкум ас салям, дорогой гость! – ответил Изота.
Оба поклонились друг другу, обнялись. И тут бухарский купец увидел ватажников в шапках с волчьими хвостами.
– Ай! Шайтам бекши! Урус! Урус!
– Урус лукар, дорогой гость! Русские купцы! От Урала ехали, когда узнали, что ты гостишь у меня. Камни тебе привезли. Дорогие камни.
Говоря так, Изота повернулся к ватажникам и подмигнул.
Что надо делать, – сообразил Бывалый Сенька. Он вышел вперед и отчетливо и важно заговорил на татарском языке. Хлыст выставил вперед правую ногу и задрал вверх подбородок. Макар сложил руки на груди.
На речь Бывалого Сеньки Ильбан ответил татарской же скороговоркой.
– Вот же, а? – удивился Хлыст. – Гостюет у нас, в Сибири, будто у себя в Персии! Уважения нам не показует. Как не боится?
Изотов повернулся к Хлысту, съязвил:
– Они сюда до Ермака Тимофеевича пятьсот лет ходили. Жить в снегах боялись, а за дорогими шкурами – ходили. Под приглядом чингизовой да татарской рати. И ты бы так ходил.
Бывалый Сенька угрюмо сообщил:
– Говорит: «Пять дней торговаться за камни будем».
Макар хлопнул Сеньку по плечу:
– Переведи. Камни наши, время наше. Время нам дорого. Дороже камней. И добавь, обязательно добавь, что царь Иван станет на Бухару гневаться, если мы вовремя не вернемся в Москву.
Бывалый Сенька, смачно выговаривая татарские слова, перевел.
– Ай, Ак Сар Ибан джаман! Масакава улус джаксы!
– Сказал, что Белый Царь плохой, а Москва – город хороший.
Хлыст, балда стоеросовая, размахнулся и вкатал бухарскому купцу кулаком в лоб.
Глава тридцать девятая
Молодший Ерошка был еще плох. Сильно ударился парень о твердый берег, отбил себе нутро. Кашлял, а по нужде ходил с кровью.
– Чего делать-то станем, а? – спросил Бывалый Сенька у Изотова.
Говорили в бане, где парились перед тем, как засесть за торг с бухарским купцом Ильбаном. Тот после удара Хлыста поорал-поорал – и вознамерился было уйти со двора хана Изоты. Да хан побег гостя исключил, подарил купцу дорогущую шкуру черно-бурой лисицы.
Хлыст орал:
– Изотов! Пусть он меня хлобыснет по роже! Да не один раз! А шкуры не трать!
Купец Ильбан на ответные удары согласия не дал, а на шкуру купился.
Облившись холодной водой, готовясь выходить из парной, Изотов заметил:
– Ты, Хлыст, на походе с татарами теперь береги спину. Купец не так прост, чтобы одной лисьей шкурой пойти на твое прощение. Ведь зарежут…
– Меня с самого детства режут, – невнятно ответил Хлыст. – Я привычный.
– Что с Молодшим Ерошкой делать? – опять спросил Бывалый Сенька.
– Двигать его нельзя. Здесь останется, – Изотов помолчал. – Дам ему четыре молодайки в жены, будут ухаживать. Отобьют его от смерти, будь уверен. Ради такого мужа местные бабы на медведя пойдут с одними палками.
– Зачем бабам – на медведя? – ошарашился Сенька.
– А медвежья печень как бы лекарство. Да и жир медвежий тоже хорош.
– Погоди, погоди, – заторопился Бывалый Сенька, – ведь парню всего пятнадцать лет. Как ему жениться? Еще рано.
– Здесь, на Югре, рано только солнце встает. А все остальное – как раз. Да и борода у твоего Ерошки уже обозначилась. Пора детей заводить.
– Ну, ладно, – согласился Бывалый Сенька. – Ну, одну жену ему можно. По религии его. Зачем ему остальные три?
Старинов одевался, отвернувшись от спорящих. Его разбирал смех. И досада тоже разбирала. Он давно заметил, как сам Бывалый Сенька ходит, как встает, как садится. Скрипят у него ноги, и становой хребет уже гнется. Ему бы тоже надобно здесь остаться. Доживать…
– Затем Ерошке здесь четыре жены, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят! – сказал Сеньке Макар. – Здесь устав расписан на четыре жены, значит, тому и быть!
– У меня вот восемь жен, – внезапно признался Изотов. – Меньше никак нельзя. Назвался ханом – корми восемь жен.
– Ну и как ты, – загорелся лицом Хлыст, – справляешься?
– Попробовал бы я не справиться! Ведь сразу сбросят с ханского престола!
Старинов и Бывалый Сенька уже оделись и вышли на улицу. Хорошо на улице, да после бани! Легко, пружинисто.
– Ты, Семен, тоже здесь оставайся, – неожиданно для Сеньки сказал Макар. – Поди, набегался, поди устал.
– Да как же я останусь, Макар Дмитрич? Так нельзя. Не в русский обычай! В обычай – идти до конца, с кем пошел.
– А в русский обычай своего парня бросать? Ведь парень отчаянно плох. А ты же вроде отца ему. Так?
Бывалый Сенька что-то пробормотал, отвернувшись. Даже махнул рукой возле глаз.
– То-то! Ты, Семен, здесь нужен много больше, чем на походе, сообразил? Изота здесь один, мало ли что? Слышал же от бухарского купца, что бухарцы здесь ходили с татарами и будут ходить. Кому это по нраву? Из русских – кому по нраву?
Сенька повернулся к Макару:
– Никому.
– Вот! А я вам оставлю весь плотницкий инструмент, ружья, порох, свинец. Багинеты оставлю – переделаешь их в ножи, али в пики.
– Да, это конечно… – Бывалый Сенька хотел выразить некую мысль, она ему не давалась.
Макар помог подмыслить:
– Потихоньку срубишь здесь часовенку, станешь молиться. Есть, поди, за кого молиться, за чьи души…
Бывалый Сенька вдруг упал на колени перед Макаром:
– Просветлил ты меня, Макар Дмитрич! Надоумил под конец жизни. Спасибо тебе! И за тебя буду в той часовенке молиться. Помимо тех душ, которых я загубил! Дай Бог тебе здоровья и радости жизни!
На пороге бани замерли Изотов и Хлыст. Не каждый день увидишь, как человек, бравший на топор города от Балкан до Балтики, валяется в ногах у простого боярина.
С бухарским купцом торговались недолго. Сидели вдвоем – Макар и купец Ильбан – и торговались.
Сторговались же так. Макар дает купцу Ильбану пять лалов яркого красного цвета, каждый величиной с кулак младенца. Да пять изумрудов, зеленых, как молодая весенняя трава. Изумруды те – уже величиной с мужской кулак. За это купец отдает ему в полное подчинение пятьдесят татарских конников, с воинскими и съестными припасами на два месяца.
Макар брюхом чуял, что он сильно прогадывает, отдавая бухарцу такие драгоценные камни и в таком количестве. Но деваться некуда. Срочная военная подмога в царском деле ему вот как нужна, и подмога немалая.
– Там, на нашем деле, придется и убивать, – осторожно закончил торговлю Макар.
– По нашему обычаю – убитый моим воином достается моему воину, – быстро сказал Ильбан. – Со всем имуществом.
– Уважаю чужие обычаи, – так же быстро ответил Макар.
Порешили: завтра по раннему утру двигаться на Сургут, где имел торговую факторию купец Ильбан. Ударили по рукам и разошлись.
Изотов с Хлыстом управлялись по будущему хозяйству Бывалого Сеньки да Молодшего Ерошки. Освободили большой лабаз, перетаскали туда все оставшееся у ватажников добро. Бывалый Сенька, получивший в подчинение сорок охотников, велел тем таскать глину, месить ее и формовать кирпичи. Ругался черным матом на неумелых охотников, но те на непонятные слова только смеялись.
Макар пошел посмотреть на хозяйственные хлопоты и нечаянно столкнулся с двумя охотниками, которые рвали друг у друга немецкий багинет. При этом сильно кричали лицо в лицо, видать, ругались.
Макар было шагнул к спорщикам, хотел развести. Его шепотком из-за бани окрикнул Изотов:
– Не лезь!
Макар обошел спорщиков и зашел за баню.
Изотов что-то ковырял в земле под нижним венцом сруба. Сказал только:
– Они как дети малые, Макар Дмитрич. Пусть сами спорят. Не надо им судьей быть. А то потом замучаешься ихние дела решать. Сейчас поспорят, потом подерутся, потом помирятся… Вот, уже пошли драться!
С немалым удивлением Макар увидел, что спорщики сунули багинет под пенек и бок о бок вышли из ворот Изотовской крепостицы.
Старинов осторожно вышел за частокол и затинился в кусты возле ворот. Оба спорщика раскрыли свои кошли, что болтались на поясе, и достали из них куски дерева. Так Макару показалось. Но то были не деревяшки, а толстая древесная кора. Оба надели куски коры на свои злые рожи, и Макар с удивлением убедился, что то были личины, которые и русские надевают в бою. Только русские надевают железные личины – те покрепче.
Подвязав на рожи личины с прорезями для глаз, носа и рта, охотники пошли в разные стороны. Разошлись шагов на сто друг от друга. Сбегаться почнут, что ли? От те и драка!
Охотники почти разом вынули луки и принялись стрелять друг в друга. Одновременно они кричали из-под личин нечто злое. Правда, стрелы летели отчего-то мимо драчунов. И намного мимо, шагов на пять. Как же они при такой меткости белок с деревьев бьют? От же, загадка!
Выпустив по десять стрел, охотники сблизились, сняли личины. Закивали головами. В чью собственность поступал немецкий штык, видать, охотники решили.
Всем бы так драться!
Макар вышел из кустов, подошел к пеньку и вытащил багинет. Маленькие ростом драчуны растерянно и совсем незло смотрели на высоченного бородатого русского. Макар вынул свой засапожный нож и так, с багинетом в одной руке и с ножом в другой, пошел к двум охотникам. Протянул дорогущие в тайге железные предметы спорщикам.
Один мигом схватил багинет, другой со счастливым смехом ухватился за нож. Оба повернулись и убежали вон из крепостицы.
– Ну и как? Крепко дерутся мои охотники? – спросил Изотов, выходя из-за бани.
– Крепче не бывает!
– Вот то-то и оно! Хлыст мне всю шею перепилил: «Дай нам пару сотен твоих охотников»! Я бы дал, а толку с них в вашем убойном деле?
– Да, толку от них нету. Да и слава Богу! Не всем же на этой земле резаться? Ведь не всем?
– Не всем! – подтвердил Изотов. – И слава Богу!
Ночью собрались в доме у Изотова – посидеть перед дорогой. Сидели за столом, собственно, только Изотов и Макар Старинов. Хлыст рубил на дорогу пули из листа свинца особым пробойником. Ему помогал отчего-то помолодевший и повеселевший Бывалый Сенька. Они сидели на полу, у большой русской печи, и под стук пробойника шептались. Бывалый Сенька под вечер прибил к дому Изотова длиннющий шест, на верхушку коего привязал стяг с ликом Спасителя. Стяг теперь внезапно и громко хлопал на ветру, отчего всем в доме становилось уютнее.
Макар разложил на столе свои карты и лоции, уже сильно потрепанные в лихом деле. Изотов бегло глянул на основную карту. Потер бороду.
– Погоди. Свою карту достану.
Покопался в небольшом сундучке, достал потертый, кожаный сверток. Развернул. На коже чернели всякие линии, разбегающиеся в разные стороны. Между линий чернели кружки и овалы. Большая часть старинной карты имела красный окрас.
– Красный – это Васюганские болота и вообще – гиблые места. Вот, смотри, Макар Дмитрич.
Смотреть было на что. Изотов указал место, где Иртыш впадает в Обь. Чуть ниже, уже по Оби, синел кружок. Под ним надпись: «Сургут».
– Десять дней отсюда идете до Сургута. Потом, уже с татарами, на конях, переправляетесь через Обь и еще дней шесть идете до Иртыша – к тому месту, где в Иртыш впадает река Тобол. Потом делаете переправу через Иртыш…
– Да мы так, с переправами, будем идти до второго пришествия! – не выдержал Макар. – С конями переправиться через Обь возможности нет! А если татары пойдут на подвиг переправы, то потеряют и меня, и половину своих людей! Англы тогда точно будут в Китае!
– Не будут. Их возле стрелки Обь – Иртыш здорово напугали казаки боряского сына Войтовского. Тот шел от Урала на Сургут и завел казачий отряд в болота. Ему бы южнее взять, а он пошел севернее. В Югре такое случается. Тут не по Москве шастать. Тут прямых улиц нет. И кривых улиц тоже нет. Полное бездорожье… Ну, казаки тогда встали на стрелке Обь – Иртыш и почти три недели рубили дощаники. Англы затинились и ждали. Мои охотники еще вчера об этом донесли…
– Казаки! Во дела, Изотов! А может быть, мне казаков вместо татар взять на дело?
– Оно бы хорошо сталось. Только кто тебе казаков даст? Они люди поверстанные, служивые. И потом… дело твое таковское, что боярский сын Войтовский тебя скорее зарубит, чем пойдет на англов. Ему брать разбойную славу на свою гриву ни к чему…
Макар побарабанил кулаком по столу.
– Дело разбойное, или еще какое, но дело государево.
– Да я тебя, Макар Дмитрич, понимаю. И сумления твои мне понятны. Но ежели англы нам подлость, то мы что же – должны им кланяться? Подлость идет на подлость, и весь сказ!
– Ладно… Пошли дальше…
– А дальше будет так. Казаки – а их идет на Сургут двести человек – через Обь все же переправились и дощаники бросили. Только днища порубили… слегка. Если с татарами не выйдет сговора переправы на конях, поведешь их к стрелке Иртыша и Оби. Найдешь дощаники, законопатишь дыры и сделаешь переправу…
– Не смогу так. Время потеряю!
– В Сибири, Макар Дмитрич, времени нет. Одни расстояния. Так что ничего ты не потеряешь… А дальше ты … вот, смотри сюда… Ты переправляешься через Иртыш вот здесь. Англы теперь идут медленно, с опаской, плывут только ночью, лодку с доглядчиками впереди гонят. Им еще Иртыш вредит. Там фарватер найти – одно мучение, там дно такое – то яма, то бугор. И течение хлесткое, вихляющее. Я полагаю, что ты ворогов встретишь как раз у места, где в Иртыш впадает Тобол… Ну и в добрый тебе час их безгласно кончишь.
– Хорошо, дойду до Тобола. Остановлю англов. А дальше как?
– А дальше как по скатерочке покатишься. Переправ тебе больше не случится. Повдоль Тобола идет уже набитый тракт до Урала. А там челябинский проход. Тоже накатанный. И там уже стоят казаки. И даже вроде стрельцы. Рванешь с Урала на царский город Санчурск. А там уже и Волга, и Ока, и город Москва недалече…
– Недалече! Сказал тоже!
Но лицо Макара сияло улыбкой – душа замерла и больше не болела за поход.
Ничего, еще поболит.
Купец Изотов тоже улыбнулся. Встал, прошел в чуланную пристройку. Оттуда выкатил в комнату одну бочку, вторую, третью. На боках пятиведерных бочек чернели надписи русским полууставом. Макар подошел к бочкам, наклонил одну, прочитал выжженные на дереве буквы:
«Царю Московскому и всея Руси Ивану Васильевичу хан Изота челом бьет и дань дает».
Макар удивился надписи, приподнял бочку. Легко поднимается.
– Там, в каждой бочке, по десять сороков соболей… – купец Изота просто сиял. – Да не переживай ты за соболей! Они набиты плотно, да пересыпаны мятой и такой едкой травкой, агалакой, от покушения на мех разной насекомости.
Макар взвился:
– Тридцать сороков соболей! Да меня татары дальше Сургута с этим грузом и не пустят. Зарежут в канаве – и гуляй, англы! Не возьмусь везти твою дань!
– Ты, Макар Дмитрич, наверное, долго в Англии жил, – купец Изота покраснел лицом. – Ты забыл, что дань никто трогать не вправе. Или царь наш потом таких трогальщиков найдет, или я найду… А там уж смотри под ноги, куда воровская голова катится!
– Изотов правду говорит! – сказал от печки Бывалый Сенька. – Лет двадцать назад мы ушкуйничали на реке Кокшаге, что при Волге. И случаем взяли пять телег вятской дани, кою везли на Казань всего трое возчиков без охраны… Нас потом татары казанские два года гоняли. А с ними нас гоняли и вятские данники. Татары с вятичами объединились в загон и телеги с данью отобрали. А из двадцати ватажных душ нас трое тогда и осталось. Вот так…
Вернулись за стол, сели, помолчали. Купец Изотов нагнулся, достал из– под стола кожаную кису. Брякнул ею об стол. В кисе туго звякнуло.
– Здесь на всякий случай серебро, бухарское. Мелочь, а в дороге пригодится… И вот еще что, Макар Дмитрич, грамоту свою забери.
Изотов предал Макару грамоту, писанную Макаром же в Кирилло-Белозерском монастыре, к коей за царя Ивана Васильевича подписался старец Феофилакт.
– Грамота писана на меня, – сказал Изотов, – да здесь я без нее обхожусь. А ты, когда выйдешь на Русь, будешь ею махать направо да налево. Ты русские порядки знаешь. Всякий встречный-поперечный начнет просить грамоту и царем стращать. Так что возьми.
Макар стукнул себя кулаком в лоб и достал из потая в подкладе уже потрепанного лоцманского кителя кошелек с остатком драгоценных камней.
– Ты прав, хан Изота. А вот тебе здесь, на Югре, пригодится каменье дорогое… Полагаю, что и царь наш тебя не забудет.
– Эх! – громко вздохнул Хлыст. – Прощаемся не по-людски! Выпить бы на дорожку!
– Твой укор, Хлыст, я учту в следующий раз, – ответил Изотов. – А пока не взыщи. На большой путь выходят тверезыми.
… Через десять дней, под обед, как и указывал хан Югорский Изота, Макар Старинов, да Хлыст, да бухарский купец Ильбан въехали в Сургут, в татарскую улу, где бухарского купца дожидались три сотни охранных татар.
Глава сороковая
– Выкорки татарские, – матерился Хлыст. – Чего нам душу треплют?
Они с Макаром в полном недоумении сидели на юру, на самом высоком месте сургутской возвышенности.
Купец бухарский Ильбан, как приехали, тотчас скрылся в большой белой юрте, стоявшей в окружении десятка обычных, серых юрт. Татары, что встречали их на десяток верст от Сургута со свободными вьючными лошадями, как приехали на Сургут, даже не развязали вьюки русских, а просто порезали веревки и сбросили все русское добро куда попало.
Вьюки, бочки, разное шаболье валяется на земле, Макар и Хлыст сидят на земле, а никто им даже воды не предложит. Пить хотелось страшно. Мимо них, шагах в пяти, проезжали татары – даже головы не поворачивали. Нету русских в Сургуте!
– Выходит так, что купец бухарский нас обманул, – наконец произнес Макар. – И подло обманул. И разговора нашего татары не понимают. И мы ихнего разговора тоже не поймем. Как быть?
– Жалость меня разбирает, что ватага моя сгибла под англицкими пушками. Сейчас бы мы тут устроили … поход Мамая на Сургут. Хвосты-то имям прижали бы… Не знаю я, как быть, Макар Дмитрич. Сам думай. Но я опасаюсь, что ночью эти узкоглазые придут по наши души.
Выходило точно так, как говорил Хлыст. Ежели Макар, и вправду, сильно переплатил бухарцу каменьями, если целое богатство ему отдал, то купец Ильбан сюда, на Югру, больше не вернется. И ему есть резон отдать команду пустить русских под ножи. Нечего им тереть шею татарам. И так шея натертая!
– Я схожу к белой юрте, – Макар поднялся с тюков. – Схожу, унижусь. А ты здесь постереги.
Хлыст кивнул, вынул из-под тюков оба заряженных ружья, взвел курки. Макар погрозил ему пальцем, спустился с юра и пошел к белой купеческой юрте. Навстречу скакали два татарина, помахивали камчами. Один, как бы случайно, задел камчой плечо Макара. Больно задел.
Макар только заметил, что у того татарина нет правого уха.
Ладно.
Подойдя к белой юрте, Макар внезапно заорал:
– Купец! Ильбан! Выходи… зараза… говорить будем!
Читать бесплатно другие книги:
