Восьмой грех Ванденберг Филипп
— Оставьте свои шутки. Вы же понимаете, что первым узнаете, если мне удастся сделать прорыв. Неужели вы не привыкли у своего прежнего работодателя к большим срокам выполнения работ? В конце концов, курия могла сотню лет думать, может ли священник поворачиваться к общине, пастве.
— Простите меня, профессор, я сказал это не со зла. Не стоит вам объяснять, что я уже не связан с упомянутым вами работодателем.
— Хорошо, тогда что вам здесь нужно? Я думаю. Вы пришли сообщить, что ваше терпение на исходе?
— Ни в коем случае, профессор!
Мьюрат был сбит с толку. С чего это магистр так резко изменил свое мнение? Напрасно непризнанный ученый искал иронию и язвительность в мимике Аницета, хотя интриги в замке Лаенфельс были в порядке вещей, как и возможность кардинально менять мнение и примыкать к другим сообществам и группам. Аницет, Мьюрат, Дулацек, Вилленборг, Масик, Ван де Беек и Груна — ведущие специалисты братства — возглавляли отдельные группы. Их симпатии менялись постоянно.
Аницет и Мьюрат раньше были друзьями. Дружба их основывалась на совместной цели. По она становилась все более хрупкой по мере того, как далеко заходили исследования молекулярного биолога. А они, к сожалению, не давали нужных результатов.
— Чем обязан столь позднему визиту? — снова спросил профессор.
Аницет был одет, как всегда, в свой темный сюртук, который застегивался высоко под горлом. Кардинал расстегнул верхние пуговицы и, помедлив, достал из внутреннего кармана целлофановый пакетик, который он обнаружил в машине Соффичи, прежде чем та взлетела на воздух.
Когда профессор увидел то, что держал в руке Аницет, он начал заикаться:
— Это… это же…
— Недостающая часть плащаницы!
— А вы уверены?
— Абсолютно уверен, профессор! — Магистр протянул пакетик Мьюрату.
— На ней даже видны следы крови, — заметил Мьюрат и посмотрел реликвию на свет.
Аницет кивнул.
— Надеюсь, что на нем настоящая кровь Иисуса из Назарета.
Профессор испытующе посмотрел на экс-кардинала:
— Откуда вы знаете? Если бы это было так, мы смогли бы решить все проблемы!
— Я знаю. Отвечая на ваш вопрос, я скажу: этот кусочек долгое время пытались продать на черном рынке. Даже хитрецу Гонзаге с его огромными средствами не удалось заполучить это сокровище. Последняя цена за него была обозначена шестью цифрами. Такую цену вряд ли дадут за предмет, который того не стоит. В любом случае я думаю, что мы не единственные, кто заинтересован взять пробу материала. Возможно…
— Невозможно, — перебил его Мьюрат. — Вы думаете, другие ученые могут заниматься подобным делом?
— Да, именно это я имею в виду!
— Господин кардинал!
— Я бы не хотел, чтобы меня так называли.
— Ну хорошо. Господин бывший кардинал. Я полжизни провел, занимаясь этим. Я и сегодня считаюсь корифеем в области молекулярной биологии и молекулярной генетики, хотя и отстаю на пару лет от институтов в Кембридже и Массачусетсе. Мне не нужно лишний раз напоминать вам, что именно я прославил научно-исследовательский институт в Кембридже.
— Никто не может отрицать ваших заслуг, профессор. И прежде всего я. — Аницет сделал паузу и пристально посмотрел на Мьюрата. — Я надеюсь, что вы меня правильно поняли… Но хочу предупредить, что, если другие обойдут нас, для братства это обернется катастрофой.
— Я знаю, — ответил Мьюрат с улыбкой человека, который все еще был уверен в успехе своего дела.
Профессор молча натянул белые резиновые перчатки и, подняв руки, стал похож на арестованного бандита. Затем он взглянул на человека с бледной кожей, который избегал света и теперь казался еще более зловещим, чем обычно. Наконец Мьюрат открыл лабораторный шкаф с дверцами из белого матового стекла и вынул поддон из плексигласа размером сорок на шестьдесят сантиметров, на котором лежала свернутая ткань.
На лабораторном столе, стоявшем посреди комнаты (он был похож на обычный стол патологоанатома), Мьюрат осторожно развернул плащаницу. На ней, как на негативе, слегка проступали черты мужчины. И еще отчетливее была видна прореха величиной с почтовую марку.
Аницет внимательно наблюдал, как профессор взял целлофановый пакетик с драгоценным содержимым и осторожно, с помощью пинцета вынул кусочек ткани. На его лице читалось напряжение…
Этажом ниже, в двадцати метрах от лаборатории, в которой находились Мьюрат и Аницет, в комнате цитолога сидели доктор Дулацек и гематолог Ульф Груна. Они склонились над маленьким, не больше сигаретной пачки, приемником. Напрасно Дулацек пытался хоть что-нибудь услышать, регулируя громкость прибора. Кроме шипения и шума, ничего разобрать не удавалось.
— Что же случилось? — нетерпеливо прошептал Дулацек. — Я ничего не слышу!
Груна пожал плечами. Неделю назад ему удалось незаметно поставить жучок в лаборатории Мьюрата.
— Я сам не знаю, что произошло. Устройство работало.
— Теперь — нет. Проклятие, именно сейчас, в самый ответственный момент. Мьюрат не мог обнаружить жучок?
— Это невозможно. Все звучало бы по-другому.
Но вдруг приемник затрещал и послышался голос:
— А как вам удалось раздобыть отсутствующую часть, господин экс-кардинал?
Долгое молчание. Дулацек и Груна нетерпеливо переглянулись. Все было тихо.
Тот же голос произнес:
— Позвольте я отгадаю: это связано с Соффичи, секретарем кардинала Гонзаги? Но вы только что сказали, что Гонзага так и не смог заполучить эту реликвию. Я не понимаю…
Потом раздался голос Аницета:
— Это не столь важно, профессор. Намного важнее было получить доказательство, что эта реликвия не подделка!
Мьюрат согласился:
— Конечно. — И тут же добавил: — Но что касается Соффичи… Ходят страшные слухи.
— Вот как?.. — голос Аницета звучал равнодушно. — Но даже если и так. Разве это что-то меняет в нашей ситуации?
Ответа не последовало.
Аницет заговорил снова:
— А теперь попробуйте положить недостающую часть на место!
Раздался далекий непонятный шум.
Прошла еще одна бесконечная минута, и тут Аницет воскликнул:
— Точно! Посмотрите, как идут нити!
Мьюрат подтвердил:
— Вы правы. Сомнений нет.
Аницет продолжал:
— Структура нитей четко вписывается в общий рисунок ткани. Так подделать невозможно! Значит, Гонзага действительно привез нам оригинал.
— Тогда я не понимаю, почему мои анализы не дали результатов, — сказал Мьюрат.
Дулацек и Груна усмехнулись.
Аницет задумчиво произнес:
— Это очень странно, но у вас есть еще один шанс.
— Я не возражаю, — ответил Мьюрат. — Если следы крови можно будет подвергнуть анализу, тогда… Я даже не отваживаюсь подумать об этом!
Потом снова наступила тишина, ничего не было слышно. Груна взволнованно произнес:
— А что теперь происходит?
— Они обнимаются и целуются! — ухмыльнулся Дулацек и зажал ладонью рот, чтобы подавить громкий смех.
Наконец в приемнике снова раздался голос Аницета:
— И когда можно ожидать первых результатов?
— Дайте мне три-четыре дня. А пока я буду хранить этот драгоценный предмет в своей комнате.
Дулацек бросил на Груну многозначительный взгляд, будто хотел сказать: «Сегодня ночью будет подстрелен еще один голубь».
Глава 51
Мальберг забрал Катерину из аэропорта на такси и купил на завтрак свежие булочки, сыр, ветчину и варенье из айвы. Теперь они сидели за кухонной стойкой в его квартире. Катерина скривила лицо и отставила чашку.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — опередил ее Лукас. — У меня кофе — полная бодяга. Никто не знает, откуда пошло это слово, но значение знает каждый. Неужели мой кофе настолько плох?
— Я бы так не сказала…
— Но подумала! Я признаю твою правоту. К сожалению, я не умею варить кофе.
Катерина толстым слоем намазала варенье на половинки булочек и, лукаво улыбнувшись, сказала:
— Что касается кофе, я промолчу.
— А в остальном?
— Ну, тут можно поспорить.
Лукас взял ее за руку. Катерина покраснела. Она подумала, что Мальберг воспользуется паузой между булочками с вареньем и ветчиной, чтобы сделать ей предложение. (Немецкие мужчины не всегда чувствуют момент, когда можно сделать это красиво.) Однако получилось по-другому.
— Ты сказала, что в газетной статье о Соффичи было указание на смерть Марлены, — напомнил Лукас.
Катерина растерянно взглянула на него. Но уже в следующее мгновение поборола разочарование.
— Да, — ответила она и, порывшись в сумке, достала газетную вырезку. — Это статья из вчерашнего номера «Messagero».
Мальберг пробежал глазами статью в четыре колонки, в которой сообщалось о несчастном случае с Соффичи. В конце статьи оставался открытым вопрос, почему же секретарь ехал на служебной машине кардинала Гонзаги, да еще под фальшивыми номерами. Очень странным редакции газеты показался тот факт, что Соффичи погиб у замка Лаенфельс, в котором обосновалось братство, враждебно настроенное к официальной Церкви. Ни одно слово не указывало на Марлену. В статье не было ничего нового. Лукас вопросительно посмотрел на Катерину.
— Фото, — сказала она и ткнула пальцем на снимок под статьей, на котором был запечатлен замок Лаенфельс. — Знак над входом!
Мальберг наморщил лоб: на гербовом щите над входом он увидел крест со второй перекрещивающейся балкой, которая шла наискось. Этот похожий на руну символ он уже где-то ни дел. Ну да, конечно.
Лукас подошел к секретеру, открыл ящик и вынул тонкую золотую цепочку с овальным медальоном, которую он вчера сюда положил. Эту цепочку он нашел в квартире Марлены.
На медальоне был тот же символ, что и на фото в газете.
Мальберг, не веря своим глазам, покачал головой. Что бы все это могло значить?
Катерина взяла у Лукаса медальон.
— Подозревая Гонзагу и других членов курии, мы, возможно, шли по ложному следу.
— Я сейчас подумал о том же, — произнес Мальберг. — В таком случае между курией и братством должна быть какая-то связь.
— Да и со смертью Марлены тоже!
— Я даже не решаюсь об этом подумать. — Мальберг закрыл лицо руками.
Катерина пронзительно посмотрела на него.
— Зачем ты тогда прихватил с собой эту цепочку? — наконец спросила она, и в ее глазах появился холодный блеск.
Ответ Лукаса прозвучал неуверенно:
— Я не знаю, правда. Я решил взять ее как вещь, напоминавшую о Марлене. Ты это имеешь в виду? Может, какую-то роль сыграла интуиция, то бишь шестое чувство, внутренний голос, который твердил мне, что цепочка еще пригодится. Или это была просто случайность. Думай как хочешь!
Катерина положила цепочку с загадочным медальоном на кухонную стойку. Оба молча смотрели на блестящий предмет.
Между Лукасом и Катериной снова возникло недоверие. Это чувство появлялось всякий раз, когда речь заходила о Марлене.
Катерине трудно было поверить, что у Лукаса не было никаких тайных мыслей, когда он взял этот медальон. За последние недели ей все чаще бросалось в глаза, что Лукас был очень привязан к Марлене. Иногда его поведение напоминало одержимость. И все его заверения, что у него с Марленой ничего не было, она воспринимала как отговорку.
Мальберг, в свою очередь, чувствовал, что Катерина отдаляется от него, как только речь заходит о Марлене. Изначально, занимаясь этим случаем по работе, девушка испытывала к синьоре Аммер даже некую симпатию. Но после того как они сблизились с Мальбергом, симпатия Катерины сменилась отвращением. Если она все еще и интересовалась этим делом, то только чтобы сделать приятное Лукасу и поскорее закончить со всеми этими приключениями.
Мальберг молча помешивал кофе и наблюдал за круговыми движениями темной жидкости.
Через мгновение он поднял глаза и глухо произнес:
— Я боюсь.
Катерина прикрыла его руку своей ладонью.
— Тебе нечего бояться! — стараясь говорить уверенно, воскликнула она, хотя и понимала, что ее слова не соответствуют реальности, особенно после всего, что произошло за послед пие дни.
— Я тебе рассказывал про анонимный звонок, — снова начал Лукас. — С тех пор у меня из головы не выходят эти слова: «Подумайте о Соффичи!» Сегодня ночью я не мог заснуть и вдруг понял, о чем хотел сказать незнакомец. Я проскользнул в подземный гараж и осмотрел мой «ягуар», который стоит там вот уже десять недель.
— Господи, Лукас! Теперья понимаю, чего ты боишься. Возможно, несчастный случай с Соффичи был подстроен специально. Ты, надеюсь, не открывал дверь машины?
— Нет. Но у меня было такое чувство, что с моей машиной что-то не так. Я не могу сказать, что именно, но…
— Ты сейчас же должен позвонить в полицию! — перебила его Катерина.
— Признаться, я тоже думал об этом.
— И почему ты до сих пор ничего пе сделал?
Мальберг отрицательно покачал головой:
— Ты представляешь, чем бы все это могло обернуться?.. Сначала мне бы предложили ответить на ряд неприятных вопросов. Есть ли у меня враги, подозреваю ли я кого-нибудь, кем мог быть анонимный незнакомец? Другими словами, случай Марлены Аммер всплыл бы на поверхность. Ее убийцы, которые до сих пор чувствовали себя в безопасности, потому что подкупили всех свидетелей, либо пригрозили им, либо попросту убили, избрали бы меня целью новой расправы. И ты, впрочем, тоже была бы в опасности.
Катерина, взволнованная его словами, вскочила и громко закричала:
— Тогда возьми ключ, спустись в гараж, открой дверь и запусти мотор!
— Нет! — не менее сердито закричал Лукас. — Я этого не сделаю.
— Хорошо! — Катерина схватила телефон и протянула его Мальбергу. — Тогда звони, чего ты еще ждешь?
Глава 52
В тот же вечер Катерина улетела обратно в Рим. Она вздохнула с облегчением, когда взрывотехники обыскали «ягуар» Мальберга и не нашли бомбу, а также не обнаружили явных признаков диверсии.
Лукас подвергся неприятному допросу. Следствие показало, что звонок незнакомца был сделан из городского уличного телефона на западной окраине Франкфурта.
Катерина прилетела в аэропорт Рима «Фиумичино» уставшая, совершенно обессиленная. Но когда она увидела, как двое сильных, хорошо одетых мужчин вывели под руки из здания аэропорта яростно сопротивлявшуюся женщину, слабость как рукой сняло.
В суматохе вечернего движения эта сцена не привлекла внимания людей. Да и Катерина не обратила бы внимания, если бы не встретила умоляющий взгляд синьоры, которую вели мимо нее.
Это была синьора Феллини!
Катерина растерянно остановилась. По фигуре одного из сопровождавших ее мужчин было видно, что под курткой у него спрятано оружие, которое он направлял на женщину. Перед входом их ждал автомобиль «Альфа-Ромео» с затемненными стеклами. Похитители втолкнули женщину на заднее сиденье машины. Пронзительно взвизгнув шинами, автомобиль исчез в темноте.
Не нужно было обладать сверханалитическим умом, чтобы понять, что синьора Феллини попыталась сбежать из Рима.
Она знала, что за ней следят, но, очевидно, не догадывалась о том, как ловко ее сцапают.
На следующее утро Катерина пришла в редакцию невыспавшаяся и, следовательно, угрюмая. Она относилась теперь к своей работе, которая раньше ей так нравилась, как к средству пропитания.
Секретарша, сорокалетняя разведенная дама, главным образом интересующаяся неженатыми мужчинами, встретила Катерину с неизменной утренней сигаретой во рту.
— Звонок от шефа, — коротко сообщила она. — Немедленно зайдите к нему.
Ранним утром это не предвещало ничего хорошего и едва ли могло поднять Катерине настроение.
Бруно Бафиль, главный редактор журнала «Guardiano», сидел за своим громадным письменным столом, отбирая варианты названий заголовков для следующего номера. Он недовольно взглянул на Катерину сквозь толстые стекла роговых очков — это был его способ завоевать уважение.
Через мгновение Бафиль взялся за дело.
— Если хотите, можете вернуться к нашим прежним обязанностям, — пробормотал он и снова уставился в бумаги.
Катерина была готова почти ко всему, но только не к этому Она скептически посмотрела на шефа. Должна ли она была воспринимать его слова серьезно? Но Бафиль не проявлял никакой реакции.
— Вы имеете в виду, что я могу снова приступить к работе репортера криминальной хроники? — недоверчиво спросила Катерина.
— Да, именно это я и имел в виду. Хороший репортер кри минальной хроники, а тем более репортерша, встречаются нечасто. Это стало ясно за последние недели.
Услышать такое от Бруно Бафиля было равнозначно комплименту, если не хвалебной одой, потому что для главного редактора похвала была чуждым понятием. Он лишь знал, как можно коварно ударить работника в самое слабое место.
Катерина не могла объяснить причину перемен в Бафиле. В конце концов, в прошлый раз главный редактор перевел ее на другое место без каких-либо объяснений в течение одного дня. Интересно, с чего бы это он так резко изменил свое решение?
Удивление, с которым Катерина встретила новость, замет но нервировало Бафиля. Без видимой нужды он начал рыться в бумагах на рабочем столе и усталым голосом сказал:
— Я, может быть, не очень корректно вел себя с вами. Но поверьте мне, я находился под неимоверным давлением. Честно говоря, я и до сегодняшнего дня точно не знаю, что произошло.
Бафиль снял очки и начал протирать стекла платком.
— Значит, вы не сами приняли решение! — воскликнула Катерина. Она почувствовала себя смелой.
— Приказ поступил сверху, — объяснил Бафиль, продолжая протирать стекла очков. — Мне пригрозили и потребовали, чтобы наш журнал не печатал статьи о Марлене Аммер. И что мне оставалось делать? В конце концов, я знал, что такие репортеры криминальной хроники, как вы, никогда не сдаются. Боже мой, неужели это так трудно понять?
Бафиль снова надел очки и выдвинул ящик стола. Он с отвращением вытащил оттуда документ и протянул Катерине.
— Этого достаточно, чтобы вы не задавали мне больше вопросов?
Девушка, все еще пребывая в недоумении, взяла бумагу — новый договор главного редактора и репортера криминальной хроники с особыми задачами и повышением жалованья на пятьсот евро.
— И какие условия я должна выполнить в связи с этим? — осведомилась Катерина.
— Условия? Никаких.
— И я снова в полной мере могу заняться журналистским расследованием смерти Марлены Аммер?
Бафиль посмотрел на нее снизу вверх.
— Делайте то, что считаете нужным, — заявил он. — Раскрытие этого дела уже все равно не остановить после того, как за него взялся один немецкий журнал. А сейчас принимайтесь за работу.
— Хорошо, шеф!
Катерина повернулась, чтобы уйти. Но тут ее взгляд упал на заголовок немецкого журнала «Stern», лежавшего на столе. Заголовок гласил:
Смерть государственного секретаря
— Можете взять, — сказал Бруно Бафиль, заметив любопытный взгляд Катерины.
— Спасибо, шеф! — Катерина ушла, прихватив с собой журнал.
Для начала обычного рабочего дня это было слишком. Катерине казалось, что ее жизнь изменилась в один момент. Стран но: ей вернули прежнюю работу, повысили зарплату, а кроме того, сняли все ограничения по ведению дела. Несмотря на это, она не чувствовала ни особой радости, ни удовлетворения. Наоборот, в ее душе поселились подозрение и неуверенность.
Сейчас ее интересовала в первую очередь статья в немецком журнале, который считался серьезным изданием и был известен своим пристрастием к раскручиванию сенсационных тем.
Катерина учила немецкий в лицее как второй язык, да и общение с Лукасом улучшило ее знания, так что прочитать статью она смогла без проблем. Закончив читать, она задумалась. Из статьи нельзя было сделать вывод, что смерть Гонзаги как-то связана с убийством Марлены. Имя синьоры Аммер ни разу не упоминалось, не говоря уже о мистических обстоятельствах, которые имели место в ее жизни.
Но как и почему Бруно Бафиль пришел к выводу, что эти два случая связаны?
Глава 53
Зал аукционного дома Хартунг&Хартунг на Каролинен-плац в Мюнхене был забит до отказа. В тесноте, друг возле друга сидели работники крупных библиотек из Европы, торговцы книгами и антиквариатом, прибывшие из-за океана, и, конечно же, коллекционеры, которые ждали удобного случая.
Аукционист в очках в золотой оправе, ухоженный лысоватый мужчина невысокого роста, получил, казалось, невыполнимое задание. За три дня он должен был продать две тысячи пятьсот сорок позиций: книги, манускрипты и автографы.
У Мальберга появился шанс пополнить полки своего магазина. Как всегда, он уселся на последний ряд (хороший пример для неопытных покупателей), чтобы держать в поле зрения всех претендентов и делать выводы об их платежеспособности.
В результате он купил семнадцатистрочный молитвенник от 1415 года за восемнадцать тысяч (стартовая цена — шестнадцать тысяч евро). Рукопись на латинском с цветной каймой и красно-золотыми буковками была выгодным приобретением, поскольку в будущем Мальберг рассчитывал продать ее вдвое дороже.
Травник от Иеронима Босха 1577 года Лукасу купить не удалось. Книга в тисненом кожаном переплете, с многочисленными изображениями растений того времени считалась лучшим травником шестнадцатого столетия. Она поступила из монастыря Вайнгартен. Со времени ее издания были известны имена всех владельцев книги. Такая книга, конечно, имела цену Но Мальберг не был готов заплатить вдвое больше реальной цены — тридцать тысяч евро — и закончил торг на двадцати тысячах.
Сражения между покупателями происходили активно. Когда аукционист приступил к лоту 398, в зале зашептались.
Книга середины девятнадцатого столетия, выставленная на аукцион, была заранее разрекламирована: вот уже несколько дней о ней писали в литературных рубриках газет, а среди специалистов ходили слухи как о стартовой цене, так и о самом содержании. Книга под названием «Рессаtum Octavun»[32] стала настоящей сенсацией. Официально экземпляр не был зарегистрирован, потому что книга числилась среди запрещенных изданий со времен Пия IX. По папскому указанию, все экземпляры книги должны были изъять из библиотек и сжечь при свидетелях.
Автором книги был монах-августинец, естествоиспытатель Грегор Мендель, тот самый Мендель, который создал законы и назвал их в свою честь. Именно он стал основоположником учения о наследственности.[33] Мендель был родом из австрийской Силезии, сегодняшней Чехии, где незамеченным и хранился экземпляр этой книги, а точнее, у одного коллекционера — между первым изданием Карла Мэя и немецким изданием «Приключений солдата Швейка» в отделе «Иностранные языки». Студент-генетик приобрел эту книгу за двадцать евро, потому что ему было известно имя автора. Несмотря на латинское название, книга была написана странным языком, который вряд ли кто-нибудь из читателей смог бы понять без определенной подготовки. В поисках помощи студент обратился к знаменитому аукционному дому и получил справку о стоимости книги. В ней говорилось, что книгу можно выставить на аукцион. Стартовая цена шедевра была шестизначной.
— Начинаем торги со стартовой цены в пятьдесят тысяч евро! Кто больше? — Аукционист сделал серьезное лицо, оглядывая зал. Одна газета оценила эту книгу, содержание которой было столь же таинственным, сколь и ее происхождение, в сто тысяч евро.
— Пятьдесят пять, шестьдесят, семьдесят, семьдесят пять, восемьдесят. Восемьдесят раз!
Тишина.
— Восемьдесят пять тысяч! — Аукционист указал на мужчину из первого ряда в сером двубортном костюме.
— Сто тысяч евро! — отозвалась с задних рядов женщина, которая информировала покупателя о торгах но телефону.
— Сто тысяч раз…
В тот же миг торги за книгу вновь разгорелись, и за сорок секунд присутствующие в зале и телефонные покупатели подняли цену лота до двухсот тридцати тысяч евро.
— Двести тридцать тысяч евро, — повторил аукционист с наигранным спокойствием. — Раз… два…
Вдруг, будто проснувшись, рядом с Мальбергом поднялся мужчина с номером 222 — бледный тип с зачесанными назад волосами.
— Двести тридцать пять тысяч евро для господина с последнего ряда… Раз, два… Больше никто не желает? Три! Продано.
В зале раздались аплодисменты, всегда сопровождавшие крупные покупки. Мальберг искоса взглянул на соседа. У того на лице не отразилось никаких эмоций: он смотрел прямо перед собой, словно его это не касалось. И далее в ходе аукциона, когда с молотка шли ценные инкунабулы, незнакомец сидел неподвижно, как статуя.
— Простите, что я к вам обращаюсь. — Мальберг повернулся к бледному мужчине. — Вы коллекционер?
Будто марионетка, незнакомец резко повернул голову в сторону Лукаса и взглянул на него глубоко посаженными глазами. Потом он неприветливо и решительно ответил:
— Мне кажется, это вас не касается, мой друг!
Несмотря на то что у него было почти идеальное произношение, можно было уловить легкий итальянский акцент.
— Да, да, конечно, — ответил Мальберг и подумал, что на этом разговор будет закончен. Но мужчина неожиданно спросил:
— С чего вы взяли, что я коллекционер?
— Ну, знаете ли… — Ответ дался Лукасу нелегко: — Только коллекционеры способны так переплачивать за книгу сомнительной ценности.
— Вы думаете, что книга — подделка?
— Конечно нет. На рынке старинных книг фальшивки встречаются крайне редко. Вам наверняка знакомо высказывание: «Камиль Коро[34] написал за всю свою жизнь две тысячи картин, три тысячи из которых висят в Америке». Нет, чтобы подделать книгу времен зарождения печатного искусства, нужно потратить колоссальную сумму. И вообще, нет ничего проще, чем установить возраст бумаги или пергамента.
— Но ведь книга Менделя относительно нестарая!
— Да. Но цена зависит от уникальности, истории и, конечно, содержания.
Незнакомец начал вдруг проявлять к Мальбергу интерес.
— Вам знакомо содержание этой книги? — спросил он.
— Да. То есть… нет. Я лишь приблизительно знаю, о чем говорится в книге.
— Ах вот как! — Мужчина задумчиво улыбнулся. Это не было радостью, скорее ощущением превосходства. Продолжая наблюдать за торгами, он шутливо добавил: — Тогда вы знаете больше меня.
Мальберг почувствовал, что его ни во что не ставят. Мужчина явно не воспринимал его всерьез. Мальберг наклонился к нему и шепотом произнес:
— Лишь немногие библиофилы, даже не эксперты, вообще знают о существовании этой книги Грегора Менделя. Вероятно, она относится к величайшим произведениям, которые когда-либо были написаны. Но поскольку «Peccatum Octavum» считалась утерянной и к тому же была написана зашифрованным текстом, то канула в небытие. Неудивительно, что книга и ее содержание вызвали столько слухов. Но это вам и самому, вероятно, известно. Все газеты кричат об этом.
— Нет, нет! — Бледный мужчина был удивлен. — Вы, я вижу, знакомы с предметом не понаслышке. Остается только гадать, откуда вы все это знаете.
Теперь настала очередь Мальберга. Задумчиво улыбаясь, с легкой надменностью во взгляде он ответил:
— Я изучал библиотековедение и написал дипломную работу на тему забытых памятников мировой литературы. К ним также относится и книга Грегора Менделя «Peccatum Octavum». Я и предположить не мог, что где-то сохранился экземпляр этого выдающегося произведения.
Время близилось к обеду. Тихая беседа на заднем ряду вызвала недовольство в зале.
Читать бесплатно другие книги:
