Восьмой грех Ванденберг Филипп
— Не окажете ли мне любезность отобедать вместе со мной?
Учтивое обращение незнакомца не осталось незамеченным Мальбергом.
— С удовольствием, — не раздумывая ни секунды, ответил Лукас и даже не подозревал, как круто изменится после этого его жизнь.
Расположенное рядом бистро отличалось холодностью интерьера и будничностью постмодернистской архитектуры, но оно славилось средиземноморской кухней.
После того как ловкий официант порекомендовал им пасту и жаренную на гриле золотую макрель, незнакомец снова вернулся к теме разговора.
— Значит, вы считаете, что будет нелегко прочитать книгу, написанную таким странным шифром? — осведомился он.
— Конечно нет. Но насколько я помню, Фридрих Франц, монах из аббатства Святого Томаса в Брюнне, в одной из своих работ ссылался на эту таинственную книгу Грегора Менделя. Также он писал о содержании книги и о ключе к шифру. Очевидно, большинство братьев из этого аббатства не знали о результатах исследований ученого.
— Вам известно значение названия этой книги? — Незнакомец самодовольно улыбнулся.
— Откровенно говоря, нет.
— Тогда мне нужно кое-что объяснить!
Мальберг не смог сдержать любопытства:
— Я весь внимание!
Незнакомец принял позу проповедника и, сделав театральное движение рукой, приступил к рассказу:
— Богословская теория морали называет нам семь основных грехов: гордыня, алчность, невежество,[35] чревоугодие, зависть, гнев, уныние. У Матфея в двенадцатой главе Иисус говорит: «Всякий грех и хула простятся человекам».[36] Но другой евангелист называет и восьмой грех — грех против Святого Духа. И этот грех, как говорил Иисус, не простится ни на этом, ни на том свете.
Мальберг долго, испытующе смотрел на незнакомца.
— Вы теолог, — наконец сказал Лукас.
— Как вы догадались?
— Вы употребляете формулировки, которые характерны только для теологов.
Незнакомец лишь пожал плечами:
— Столетиями теологи гадали, что же это за восьмой грех против Святого Духа. Я уверен, Грегор Мендель ответил на этот вопрос в своей книге.
— Насколько я знаю, — сказал Мальберг, — в Библии Святой Дух ратует за познавание. И Мендель открыл то, чего лучше бы и не открывал. Поэтому папство и запретило книгу. Очень странным человеком был этот Грегор Мендель. Вы не находите?
— Да, разумеется. Но для его странности, видимо, были веские причины. Вы же знаете, что при жизни Грегора Менделя так и не признали открывателем биологических законов наследственности. Только спустя годы после его смерти вновь заговорили о взаимосвязи между основами эволюционной биологии и законами человеческой наследственности. Мендель чувствовал себя отвергнутым, непонятым и поэтому долго хранил свое великое открытие для себя, а позже написал книгу, которую хотел распространить среди немногих посвященных.
Незнакомец с бледным лицом уже давно закончил трапезу. Он наблюдал, как Мальберг реагирует на его речь, будто хотел доверить ему тайну. Наконец со всей серьезностью он спросил:
— Вы могли бы расшифровать текст книги? О цене мы с вами, безусловно, договоримся. За безупречную работу по расшифровке кода, в зависимости, конечно, от материальных затрат, я мог бы предложить сто тысяч евро.
Сто тысяч евро! Мальберг пытался сохранять спокойствие. Разумеется, он давно писал свою дипломную работу, но еще помнил, что Фридрих Франц в своем исследовании упоминал один трюк, который использовал Мендель. При написании книги на немецком языке ученый заменил латинский алфавит греческим. Такая криптография часто использовалась во времена Ренессанса.
— Правда, — снова заговорил незнакомец, пока Мальберг думал над системой шифра, — вы должны будете выполнить свою работу в замке Лаенфельс, расположенном на берегу Рейна.
В голове Мальберга взревела сирена. Неужели этот бледный тип упомянул о замке Лаенфельс? Замок, у стен которого таинственно погиб монсеньор Соффичи? Мозг Мальберга лихорадочно работал: «Замок Лаенфельс, замок с загадочным символом над входом? Символом, который изображен на медальоне Марлены?»
Лукас чувствовал бешеное биение сердца, стук которого отдавался в ушах, и отсутствующе смотрел на ослепительно белую скатерть. Что бы это все могло значить? Ситуация, в которую он попал, не могла произойти случайно.
— Вы должны попять, — продолжал незнакомец, — я не могу отдать драгоценную книгу в руки первому встречному.
— Конечно нет, — смущенно залепетал Мальберг. Он не знал, как вести себя в подобной ситуации. Просто отказаться было, очевидно, не лучшим решением. Он должен как минимум узнать что-нибудь об этом человеке. Но возник еще и другой вопрос: знает ли незнакомец Мальберга? «Маловероятно, — подумал Лукас. — Я сам заговорил с ним. И поначалу этот тип даже не хотел говорить со мной».
— Когда вы сможете приступить? — не дожидаясь согласия Мальберга, спросил новый владелец загадочной книги. Похоже, он куда-то торопился.
Лукас почесал подбородок, будто вспоминал график встреч на следующую неделю. В действительности он был слишком поражен происходящим, чтобы так быстро дать ответ. Он уже хотел и вовсе отказаться, поскольку не мог предположить, что его ждет. С другой стороны, у него появилась возможность распутать наконец дело Марлены.
Лукас чувствовал на себе пронзительный взгляд теолога и не решался посмотреть ему в глаза. Когда к ним подошел официант, чтобы забрать грязную посуду, Мальберг облегченно вздохнул.
— Вы мне не доверяете, — сказал мужчина, прервав молчание. — Я не могу вас в этом винить.
Но Мальберг хотел объясниться. Не потому что слова незнакомца попали в точку — скорее из вежливости и чтобы хоть как-то оправдать свое беспомощное молчание. Однако этого не случилось. Незнакомец достал кейс, который во время обеда он поставил между ног, положил его на стол и открыл.
Мальберг округлившимися глазами смотрел на содержимое кейса — наверняка там было полмиллиона евро: купюры достоинством в пятьсот евро были собраны в пачки по десять тысяч евро, на которых стояли печати немецкого банка.
Незнакомец вынул двадцать тысяч евро и придвинул их к Лукасу через стол:
— Пусть это будет авансом за предстоящую работу.
— Но вы же меня совершенно не знаете, — сказал, заикаясь, Мальберг и оглянулся по сторонам. Подчиняясь интуиции, Лукас с небольшим опозданием добавил: — Меня зовут Андреас Вальтер.
— Аницет, — ответил собеседник, — называйте меня Аницет. А сейчас заберите деньги со стола.
«Аницет? Один из коварнейших демонов? Странное имя», — подумал Мальберг, но не выказал беспокойства.
— Итак, когда я могу на вас рассчитывать? — настаивал человек, который назвался Аницетом. — Я ведь могу на вас рассчитывать?
— Конечно, — ответил Лукас и сунул деньги в карман куртки. — Скажем, послезавтра, если вас устроит.
— Вы качаете головой? — недоуменное движение собеседника не ускользнуло от взгляда Аницета.
— Еще пару часов назад мы были совершенно незнакомы, — повеселев, заметил Мальберг, — а теперь вы выкладываете передо мной двадцать тысяч евро и надеетесь, что я соглашусь выполнить предложенную вами работу. А ведь я не уверен, что смогу с ней справиться.
Аницет пожал плечами:
— Поверьте мне, я хорошо разбираюсь в людях и еще никогда не ошибался.
Мальберг вздрогнул. Но он уже решился. Теперь обратной дороги не было.
Он не мог не думать о цепочке с загадочным медальоном, который навел его на новый след и одновременно породил новые вопросы. Помедлив, Лукас спросил у Аницета:
— Чем вы занимаетесь в замке Лаенфельс? В газетах писали…
— Это все вранье, — перебил его теолог. — Надеюсь, вы не верите всему, о чем пишут в газетах. Вы же знаете этих газетных писак! Братство Fideles Fidei Flagrantes состоит из ученых, историков и теологов, исследования которых не признаны общественностью. Их не поняли дураки и оклеветали конкуренты. Объединяет их желание разгадать чудо человеческого бытия. И к этому относится также феномен веры.
Мальберг лишь частично воспринимал то, что говорил ему Аницет. Без сомнения, книга, которую тот приобрел на аукционе за бешеные деньги, имела большое значение для этих исследований. Но в данный момент Лукаса это мало интересовало. Многим больше его занимал вопрос, как была связана с этим братством Марлена.
— Ах, что я еще хотел спросить, — вдруг сказал Лукас, — в вашем братстве есть женщины?
Аницет скривился и ответил вопросом на вопрос:
— Вы женаты?
— Нет. Я просто так спросил.
— Женщины вносят в жизнь нашего братства лишь беспокойство. Поверьте мне. — Он театрально вздохнул и посмотрел на улицу сквозь стеклянную стену кафе. — Для удовлетворения сексуальных нужд в Кобленце или Кельне всегда найдутся свободные дамы. Я надеюсь, что ответил на ваш вопрос.
— Да, конечно, — коротко отозвался Мальберг. Честно говоря, Лукаса задело, что Аницет неправильно его понял.
— Значит, мы договорились? — Аницет просто сверлил его глазами.
Мальберг кивнул.
— Я надеюсь, что своей работой смогу быть вам полезен.
— Вы настоящий мужчина! — Аницет попытался рассмеяться, но у него это не получилось. — Счастливый случай свел нас. И еще одно условие: молчание — строжайшая заповедь нашего братства!
— Я понимаю.
— По прибытии в замок Лаенфельс просто скажите кодовое слово «Апокалипсис 20:7». И вам откроют ворота.
Мальберг почувствовал, что у него вспотели руки. Он будто под чьим-то нажимом проговорил:
— «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей».
Аницет был очень удивлен:
— Мне кажется, в вас пропал отличный теолог. К тому же не каждый теперешний теолог может цитировать «Откровение» Иоанна.
Мальберг пожал плечами и попытался приуменьшить свои знания. А что ему было делать, не мог же он сказать: «Маркиза, лучшая подруга Марлены, незадолго до того как ее застрелили на улице, открыла пароль»? Разве он мог признаться этому загадочному бледному типу, что с тех пор ломает голову, раздумывая, на что намекала Лоренца Фальконьери.
Поэтому Лукас ответил:
— Для такого человека, как я, который занимается старинными книгами, «Откровение» Иоанна знать просто необходимо.
И он попал в яблочко.
Аницет одобрительно кивнул.
— Такие люди, как вы, — произнес он, немного поразмыслив, — просто созданы для нашего братства. Вы должны над этим подумать.
Потом он подозвал официанта и попросил счет.
В тот же момент в кармане куртки Мальберга зазвонил мобильный телефон.
— Простите меня, — сказал он и поспешил выйти на улицу.
Звонила Катерина.
Мальберг с ходу перебил ее:
— Я не могу сейчас говорить. Прости. Я перезвоню тебе через десять минут.
Когда он вернулся в кафе, Аницета за столиком уже не было.
Еще мгновение Мальберг стоял в нерешительности. Но только мгновение.
Глава 54
Было около десяти часов вечера. По телевизору на первом канале, как всегда, шло одно из бесчисленных ТВ-шоу с полураздетыми девушками и тупыми, рано полысевшими ведущими. В дверь позвонили. Катерина посмотрела на часы. В такое время?
— Да, кто там? — спросила она через закрытую дверь.
— Синьора Феллини, — раздался ответ. — Мне нужно срочно с вами поговорить!
— Кого я ожидала увидеть в последнюю очередь, так это вас, — сказала Катерина, щелкая замком и сбрасывая дверную цепочку. Она открыла дверь и испугалась: — Боже мой, что случилось?
У женщины, которая совсем недавно разгуливала по Риму в дорогом платье и с шикарной сумочкой, был невероятно запущенный вид. Сомнений быть не могло: она опять напилась. Ее испачканное лицо было осунувшимся и бледным. Всклокоченные волосы падали на глаза. Она хватала ртом воздух, словно задыхалась.
— Вчера… в аэропорту, — с трудом начала Феллини, произнося по отдельности каждое слово. — Вы же… меня… узнали?
— Да. Что там произошло? Но прежде войдите в квартиру!
Когда незваная гостья прошла в комнату, Катерина предложила ей сесть на стул и сказала:
— У меня сложилось впечатление, что один из мужчин угрожал вам оружием. В любом случае было ясно, что они насильно вели вас куда-то.
Сжавшись в комок и пытаясь не разреветься, синьора кивнула.
— Я хотела бежать. Просто бежать. Все равно куда. Я думала, что смогу купить билет в последнюю минуту перед вылетом, выйти в транзитном аэропорту и все забыть. В спешке я не заметила, что еще по дороге в аэропорт за мной следили двое мужчин. Как раз когда я хотела войти в пассажирский зал, меня схватили. Один тихо сказал: «Синьора, разве вам у нас больше не нравится? Вы же не можете просто так улизнуть. Это против всех наших договоренностей. И вы это знаете!» Второй ткнул мне в ребра дуло пистолета. Он не говорил ни слова, но вид у него был и без того угрожающий. Вам когда-нибудь тыкали пистолетом в ребра?
— Упаси Бог. У меня бы сердце, наверное, остановилось от страха.
— Мне тоже поначалу так казалось. Но оно, напротив, стучало у меня в ушах, будто церковные колокола.
— Вы знаете этих мужчин?
— Нет, имен я не знаю. Но в том, что они действовали по поручению Гонзаги, я ни секунды не сомневаюсь. Один сказал, что мой побег — это нарушение всех договоренностей.
— Я не понимаю. Я не понимаю, что значит «против всех договоренностей»?
Синьора Феллини убрала волосы с лица и молча уставилась в пол. Через некоторое время она произнесла:
— Я боюсь, чудовищно боюсь.
— Да, я понимаю, — ответила Катерина. Она подошла к холодильнику и прихватила бутылку «Амаретто». «Синьоре, похоже, очень хочется поговорить о наболевшем, — подумала Катерина. — Может, стоит ее чуть-чуть подтолкнуть к откровенному разговору?» Она наполнила до краев два бокала и, протянув один из них синьоре Феллини, сказала: — Salute!
Гостья залпом осушила бокал.
Катерина придвинулась к ней поближе и поинтересовалась:
— Что имели в виду эти двое, когда сказали, что вы поступаете против всех договоренностей?
— Ну да, — нерешительно начала Феллини, — все из-за этого проклятого договора!
— С государственным секретарем Гонзагой?
Синьора молча кивнула, не глядя на Катерину.
— Договор, по которому вы обязаны хранить молчание?
Феллини снова кивнула.
— Вы никому не должны были говорить о тайной связи его преосвященства с Марленой Аммер? — уточнила Катерина и заметила, как синьора молча сжала бокал. Ее руки и губы дрожали. — Именно по этой причине Гонзага настаивал, чтобы вы молчали?
И тут женщина выпалила:
— Если бы только это! Вы не представляете, каковы масштабы этой истории! Вы должны понять: в смерти Марлены Аммер замешана вся курия!
Несколько секунд Катерина сомневалась, не с пьяных ли глаз говорит бывшая консьержка. Кто знает, сколько та уже успела выпить… Но когда гостья снова заговорила — медленно, с остановками, подыскивая нужные слова, — Катерина быстро поняла, что Феллини не преувеличивает.
— После всего, что вам удалось узнать о кардинале Гонзаге, вы, наверное, думаете, что это он заказал убийство Марлены? Все совершенно не так!
Катерина недоверчиво посмотрела на синьору. Отяжелевшие веки женщины были едва приоткрыты.
— Не Гонзага? Но тогда кто стоит за всем этим?
— У Гонзаги в курии есть заклятый враг — кардинал Бруно Моро, префект Святой Палаты…
— Вы говорите, Моро… Почему именно Моро?..
Феллини с трудом удавалось следить заходом мысли. Вздохнув, она продолжила:
— Конечно, греховные похождения государственного секретаря не остались незамеченными в Ватикане. В определенных кругах это была тема дня на протяжении нескольких недель. Наконец Моро созвал тайное собрание, чтобы разобраться, как можно решить эту проблему. Вот уже несколько столетий в Ватикане не было подобных скандалов. И если все откроется, считал Моро, это принесет Церкви больше вреда, чем монах из Виттенберга.[37] Поэтому нужно было действовать в абсолютной секретности.
— Но почему Моро не принял никаких мер против своего кровного врага Гонзаги? — Катерина беспокойно заерзала на стуле.
— На самом деле они хотели сначала как-нибудь сместить Гонзагу. Но Джованни Саччи, начальник тайного архива и доверенный Моро, считал, что воспоминания о таинственной смерти Иоанна Павла I еще свежи в памяти людей и может возникнуть новый скандал.
— Могу себе представить, — сказала Катерина. — Однако же, если выяснится, что Марлену убили по приказу Моро, скандал тоже будет немаленький!
— Этого не произойдет.
— Почему?
— Потому что это было не заказное убийство.
— Тогда я ничего не понимаю.
— Сейчас вы все поймете. Можно мне еще плеснуть? — синьора Феллини протянула Катерине пустой бокал.
«Амаретто» словно подстегивал ее.
— Синьор Саччи вдруг высказал мнение, что греховному поведению государственного секретаря есть только одно объяснение: эта женщина одержима дьяволом, а Гонзага околдован.
— Ах, как все просто! Как же я раньше не догадалась? — с иронией вскрикнула Катерина. — Эти набожные старики из Ватикана до сих пор думают, что все несчастья на земле от женщин.
— Когда государственный секретарь был в командировке, — продолжала Феллини, — Моро письменно приказал экзорцисту дону Ансельмо провести полный обряд по изгнанию и, если нужно, применить силу.
— Боже мой, — тихо произнесла Катерина.
— Конечно, Марлена оказывала дикое сопротивление. Я своими ушами слышала ее крики. В конце концов, я была консьержкой в этом доме и знала практически все. Я видела, как трое мужчин поднялись наверх. Когда я услышала усердные заклинания экзорциста, я поняла, что из синьоры изгоняют дьявола.
— Вы верите в это?
Феллини покачала головой. Ее речь замедлилась.
— Я боялась самого страшного, — запинаясь, сказала она, — и очень испугалась, когда услышала, что крики синьоры стали глуше, словно ее накрыли подушкой. Вдруг все стихло. Через мгновение один из мужчин распахнул дверь, оттолкнул меня в сторону и бросился вниз по лестнице, как будто собственными глазами увидел сатану. А потом из квартиры донесся крик: «Дон Ансельмо, дон Ансельмо! Посмотрите!»
— Что бы это значило?
— Тогда я тоже задалась этим вопросом. Прошло несколько минут, и мне стало ясно, что случилось. «Она умерла! — закричал помощник экзорциста. — Мы ее убили!» — «Ерунда, — ответил дон Ансельмо, — это дьявол убил ее грешное тело».
— И что случилось потом? Говорите же!
Синьора Феллини поднялась и вздохнула.
— Помощник экзорциста истерически разрыдался. Юноша кричал, причитал и угрожал выброситься из окна, и это продолжалось минимум десять минут, пока он не успокоился. О том, что было дальше, я могу лишь догадываться, потому что мужчины говорили шепотом. Я слышала, как они напускают в ванну воду, как что-то тянут по полу. Больше я ничего не знаю.
Синьора замолчала.
— И что потом?
— Можете представить, что я чувствовала. Нервы были на пределе. Я знала, что эти двое в любой момент могут выйти из квартиры синьоры. И поэтому я ушла.
— А дальше? Что было дальше? — настаивала Катерина.
— Ничего. Сначала ничего.
— Что значит «ничего»? Вы же должны были как-то отреагировать!
— Казалось, я была парализована и не могла думать. К тому же этот мужчина, который выбежал первый, видел меня! Вы не представляете, в каком состоянии я находилась! Если бы вы пережили такое, то наверняка лишились бы рассудка. Только поздним вечером я поднялась наверх и открыла квартиру своим ключом. Тогда я и увидела синьору в ванне, под водой. На полу лежал ее голубой халат. Я тут же развернулась и ушла, оставив дверь незапертой, чтобы преступление быстрее обнаружили. Ее нашел почтальон…
Катерина пыталась осознать услышанное. Она сидела, подперев голову руками, и смотрела в пол. Анализируя рассказ Феллини, она поняла, почему на похоронах присутствовали члены курии! Они чувствовали себя виновными в смерти Марлены.
— А кто еще, кроме Гонзаги, ухаживал за Марленой Аммер?
Синьора протерла глаза и нескромно ухмыльнулась.
— Вы имеете в виду, пользовалась ли она успехом у мужчин?.. Нет, я не могу такого сказать. Я лишь здоровалась с синьорой, не более того. Ее личные отношения меня не интересовали. — На губах женщины появилась кривая улыбка. — Ну да, я заметила, что иногда к ней заходит какой-то тип, уже немолодой, да и не красавец. Он приходил очень редко, и они разговаривали по-немецки.
— У него были какие-нибудь особые приметы?
— Нет. Самым заметным в нем была его незаметность. Это был образец среднестатистического мужчины, если вы понимаете, о чем я.
После долгих раздумий Катерина неожиданно спросила:
— А откуда кардиналу Гонзаге стало известно, что вы подслушивали?
Феллини с трудом ворочала языком:
— Сперва я тоже себя об этом спрашивала. Но потом я вспомнила о третьем человеке из сопровождения экзорциста, который первым выбежал из квартиры Марлены. А кто бы еще рассказал обо мне Гонзаге? На следующий день кардинал стоял у моей двери и объяснял мне, что я незамедлительно должна выехать из этого дома.
— Не много ли он требовал?
— Да, конечно. Но государственный секретарь не терпел возражений. У меня был выбор: либо могила, либо квартира в лучшем районе и пожизненное содержание. Но при этом меня предупредили об одном условии — я должна молчать.
Часы показывали уже глубоко за полночь. Катерина смертельно устала. И что теперь делать? Ей было жаль эту женщину. У нее, наверное, окончательно сдали нервы. Но как ей помочь?
Катерина поднялась, подошла к окну и посмотрела на пустую Виа Паскара. Не заметив ничего подозрительного, никаких темных блуждающих теней, она спросила:
— Как вам удалось оторваться от слежки?
— Через задний двор… по мусорным бакам и крыше гаража, — пробормотала Феллини, теребя изодранную одежду. — Сначала я перебралась в соседний дом на параллельной улице… Надеюсь, меня за это не покарают.
С минуту Катерина вглядывалась в темноту за окном. Она чувствовала странную тревогу, вызванную тем, что случилось сегодня вечером. Теперь ей нужно учитывать, что синьора Феллини, сама того не желая, натравила на нее людей Гонзаги. Катерина прижалась лбом к холодному стеклу. Что же делать?
Мальберг! Она должна поговорить с Лукасом. Ей нужен его совет.
— И что вы намерены предпринять? — спросила, не отходя от окна, Катерина.
После долгого молчания, так и не получив ответа, она обернулась.
Дверь в квартиру была распахнута. Синьора Феллини исчезла.
Глава 55
Ахилл Мезомед весь светился, сидя за своим письмен ным столом. Он чувствовал себя победителем, выигравшим великую битву. Молодой прокурор предложил Катерине сесть и перешел без обиняков к делу.
— Я вас вызвал по повестке, — начал он покровительственным тоном, — потому что вы первая должны узнать об этом. Я могу рассчитывать на ваше молчание?
Еще по телефону, пригласив ее прийти в прокуратуру, Мезомед говорил как-то загадочно.
— Вы не хотите мне сказать, что случилось? — Катерина внимательно посмотрела на прокурора.
— Буркьелло умер. Сердечный приступ.
— Старший прокурор Джордано Буркьелло?
— Секретарша нашла его утром за письменным столом. Настольная лампа еще горела. Должно быть, это произошло поздно вечером.
— Прискорбно, доктор Мезомед. Но я совершенно не знала старшего прокурора Буркьелло. И вы пригласили меня сюда, чтобы сообщить мне об этом?
— Не только. — Прокурор надменно улыбнулся. — Сейчас вы все поймете. На столе старшего прокурора лежал вот этот документ!
Катерина взяла в руки лист с грифом «совершенно секретно» и начала медленно и с интересом читать. Но потом, когда она поняла взрывное содержание документа, ее глаза буквально побежали по строчкам. Наконец остановившись, она неуверенно взглянула на Мезомеда, будто хотела спросить его о чем-то.
Но он опередил ее.
— В этом документе, — обстоятельно начал он, — можно найти ответы на все вопросы, связанные с делом Марлены Аммер.
— Но это невозможно!
— Возможно! — Мезомед взял документ у Катерины из рук. — Очевидно, Буркьелло, старый лис, уже давно догадался, что дела Гонзаги рано или поздно всплывут, и расследовал это дело по собственной инициативе. Было слишком много свидетелей, молчание которых кардиналу обходилось дорого. В документах… — Мезомед быстро перелистал бумаги. — Здесь даже есть одна записка: «Получил пятьдесят тысяч евро, Джордано Буркьелло». Прокуроры получают не настолько высокую зарплату, чтобы отказываться от пятидесяти тысяч евро.
— Значит, совесть прокурора была нечиста. И она так сильно терзала его, что сердце попросту не выдержало.
— Так оно и было. Буркьелло уже больше никуда не ходил, кроме как в ближайшую тратторию. А потом все это плюс психическое перенапряжение и аукнулось.
Катерина медлила.
— Что мне интересно, — начала она издалека, — так это… есть ли в документах сведения о том, кто стрелял в маркизу?
— Конечно, хотя имена убийц и не названы. Заказ поступил от Гонзаги.
— Кардинал действительно дьявол в пурпурной мантии. При всем отвращении к Церкви я считаю, что она не заслужила такого кардинала.
— Конечно нет!
— Тогда на совести Гонзаги еще и этот Обожженный? Есть на это ответ в документах?
Мезомед осторожно кивнул.
— Вы удивитесь. Впрочем, это удивило бы самого Гонзагу. Убийцу зовут Джанкарло Соффичи.
— Секретарь кардинала?
— Да, именно он. Совершенно неприметная личность. Он страдал от пренебрежительного отношения к себе и решил отомстить своему шефу. Он знал о темных делах государственного секретаря, знал, что Гонзага шел по трупам. И Соффичи поступил точно так же.
— Невзрачный секретарь кардинала? — Катерина недоверчиво покачала головой.
— Самые коварные преступники — самые незаметные. В вашей профессии вы, должно быть, сами часто с этим сталкивались.