Патриций Голсуорси Джон
– А-а-а, ну ладно…
Ютфорд получил в подарок большого плюшевого шмеля, полосатого и смешного. Малыш был счастлив и всюду таскался с ним, всем показывая игрушку. Он быстро уяснил, что все эти громкоговорящие дяди называются «грузины», решив тем самым проблему, как к ним обращаться, а также Ют усек, что он всем очень нравится, и новые знакомые совсем-совсем не жадные… Пока взрослые пили шампанское и развлекались, Ютфорд занимался делом. Он подходил к кому-нибудь, лучезарно улыбался, протягивал дежурное яблоко и поздравлял с Новым годом. Растроганный «дядя грузин», нисколько не обижаясь на такое обращение, немедленно мчался к стойке и возвращался с коробкой конфет или засахаренных фруктов. Дядей было много, и в рекордно короткий срок Ютфорд собрал богатый урожай.
Когда Сократ, наконец-то, научился танцевать лезгинку, он вспомнил, что у него есть маленький сын, которому давно уже пора спать. Увидев пирамиду коробок и внушительную гору фруктов, сложенные хозяйственным Ютом на двух стульях, Сократ усмехнулся и покачал головой. Затем Ютфорд долго прощался со всеми дядями и собрал еще столько же. Трофеи в номер помог отнести Дэн.
– Знаешь, папа, – сказал малыш, укладываясь в кровать, – я назову свою собачку Понт.
– Почему? – удивился Сократ. – Откуда ты взял такое имя?
– Слышал, как один дядя сказал про другого, что у него слишком много понта, и я хочу, чтобы у моего песика его тоже много было.
– Ты хоть знаешь, что это такое? – засмеялся Дэн.
– Неважно, – зевнул Ют, – ему подходит это имя.
Когда Сократ с Дэном выходили из номера, малыш уже крепко спал, обнимая шмеля, рядом, на коврике, мирно посапывал щенок.
К утру Палач самочувствие Палача нисколько не улучшилось, он был бледен, под глазами залегли отвратные тени. Больше всего на свете ему не хотелось встречаться с Анаис. Никогда больше. Она же почти весь день провела в объятиях своего возлюбленного и пребывала в прекрасном расположении духа.
Новогодняя ночь продолжалась, народ веселился и танцевал. Сократ время от времени отправлялся проверять, все ли в порядке у Ютфорда, и каждый раз вытаскивал из его постели щенка.
– Сократ, – возмутилась Терра после очередного похода толстяка наверх, – ну что ты все время туда-сюда бегаешь? Разбудишь малыша!
– Да, действительно, там все тихо, я еще дежурную предупредил, чтобы присматривала. Пойдем-ка, ведьма, потанцуем, только смотри, не наступай мне на ноги своими каблучищами.
Толстяк потащил упирающуюся королеву в центр зала, где танцевали Дэн с Ластенией, Макс с какой-то девушкой из-за соседнего стола, и Анаис с Вахтангом. А Алмон сидел за столом с новыми знакомыми и потягивал минеральную воду, отбиваясь от бесконечных предложений выпить.
– Дарагая! – широко улыбнулся Вахтанг, кружа Анаис в танце. – С такой красаты картыны писат нада! Бил бы у мена син, женил бы вас сразу! Царицей была б!
– Ой, спасибо, не надо! Не хочу быть царицей! – рассмеялась девушка. Ее щеки разрумянились, глаза сверкали, и все вокруг, все люди – всё казалось таким живым и настоящим.
– Анаис! – раздался вдруг над ухом девушки гневный возглас Терр-Розе. Анаис обернулась, королева танцевала с толстяком, стараясь держать Сократа на расстоянии вытянутых рук. – Ты смотри, к Алмону пристают! Ты только глянь!
Анаис посмотрела в направлении, указанном длинным, кроваво-красным ногтем Терры. Незнакомая блондинка в коротком блестящем платье вытащила Алмона из-за стола и увлекла к дальней группе танцующих.
– Пойду, разберусь! – Терр-Розе сделала попытку вырваться из рук толстяка.
– Держи ее крепче, Сократ! – рассмеялась Анаис. – А то будут жертвы и разрушения! Вахтанг, пойдемте еще шампанского выпьем?
– Канэшно, дарагая!
Никогда одиночество не бывает светлым. Прозрачным – да, но светлым никогда. Оно зарождается где-то под сердцем и разрастается по всей душе, как уродливый сорняк с прекрасными, но мертвыми цветами. Одиночество не просветляет разум, оно заставляет метаться в жалких попытках избавиться от него, и, если не вытянуть с корнем весь сорняк, то хотя бы оборвать, растоптать прекрасные цветы.
Даже самая легкая форма одиночества не лечится. Оно растлевает, выхолащивает душу и приводит к осознанию себя, как единицы мира, этим миром не востребованной…
Под утро уже все друзья умели танцевать национальные танцы сыновей Кавказа, невольно переняв и их акцент, и манеру разговора – уж очень они были заразительны. К рассвету и вовсе стали друг другу почти родными, а гости с Кавказа и слушать ничего не желали о том, что их новоиспеченным друзьям нужно куда-то уезжать. Жившая тремя этажами выше грузинская компания отправилась провожать друзей к их номерам. Должно быть в честь праздника ни один лифт не работал, пришлось подниматься пешком. Вахтанг топал в обнимку с Сократом.
– Слушай, дарагой, ты замэчатэльний чэловек!
– Спасибо, ты тоже, – толстяк слегка покачивался после танцев и выпитого.
– Жэна у тэбэ есть?
– Нет, пока нет.
– А нэвэста?
– Нет.
– Как жэ так? – густые брови удивленно поползли вверх. – Кто же за сином смотрит?
– Сам смотрю.
– Маладэц, дарагой! Толка малчику мама нужна.
– Нужна, да где ж ее взять? – Сократ пыхтя преодолел очередной лестничный марш.
– Нэ волнуйся, я тэбэ памагу. У мэнэ есть сэстра, нэ родная, правда, красавыца: пасмотришь – аслэпнешь!
– Правда?
– Абэжаешь! Она дэтэй любит, тваему малчику атличный мат будэт!
– Что моему мальчику будет?
– Мат, матэрь.
– А-а-а… Ну, я не знаю, надо подумать.
– Канэчно, дарагой, падумай и сэводня же атвэт скажи!
– Хорошо, вот только сомневаюсь, что она согласится переехать так далеко. Все, наш этаж, мы пришли.
– Ты в каком номэрэ?
– Четыреста четырнадцатом.
– Замэчательно! Ми придем!
Распрощавшись, друзья, уставшие, но довольные и счастливые, разошлись по комнатам.
– Тише, Юта не разбудите, – Сократ открыл дверь. – Не топочите, вы так!
Тусклый свет зимнего утра мягко лился в незашторенное окно. В пустой постели мирно сопел щенок, на полу лежал плюшевый шмель.
– Вот трусишка, опять в шкаф забрался, – проворчал толстяк, открывая дверцы и заглядывая внутрь. Юта там не было. – Куда он мог подеваться? – растерялся Сократ. – Алмон, Макс, ищите!
Друзья быстро обыскали небольшой гостиничный номер, но поиск результатов не дал.
– Ничего не понимаю, дверь же была заперта… – Сократ рассеянно погладил спящего щенка. – Макс, иди, спроси у дежурной, может, она что-нибудь видела.
– Ага.
Макс ушел и вскоре вернулся.
– Ну, что?
– Она сказала, что Ют ушел с каким-то мужчиной, говорит, что малыш был совершенно спокоен, улыбался, держал мужчину за руку, поэтому она подумала, что это кто-то из наших.
– Как этот мужчина выглядел? – голос Алмона прозвучал глухо.
– Я спросил, но дежурная не помнит… хоть и трезвая… с виду.
Сократ тяжело опустился на кровать и закрыл глаза.
Анаис перевернулась на спину и вставила сигарету в тонкий длинный мундштук. Сквозь неплотно прикрытые портьеры пробивались тусклые полоски света, отбеливая ее золотистую кожу. «У меня будет все, – думала девушка, наблюдая за сигаретным дымом, – все, абсолютно все… весь мир будет моим… только моим…» Она улыбнулась уголками губ и подушечками пальцев провела по спине лежащего рядом Захарии. Он открыл глаза и улыбнулся в ответ.
Раздался стук.
– Да! – крикнул Макс.
Дверь распахнулась, и на пороге возник Вахтанг с бутылкой шампанского.
– Пришел, как толка праснулся, – радостно сообщил он. – А вы что, так и нэ ложились?
– Нет, а сколько времени? – спросил Макс, он сидел рядом с окаменевшим Сократом.
– Уже пачти абэд!
– Правда? Мы и не заметили, как время пролетело, – Макс закурил, стараясь не обращать внимания на разболевшуюся голову, и Алмон пошире раскрыл форточку.
– Что-то праизашло? – Вахтанг поставил шампанское на стол и присел на корточки напротив Сократа. – Что случилось, дарагой?
– Вахтанг, – еле-еле проговорил толстяк, – кажется, у меня украли сына.
Прекратились снегопады, зима на Марсе шла на убыль. Таял снег, теплее становились дни, ярче ночи. В воздухе уже витал запах зарождающейся жизни, хотя земля еще дремала подо льдом. Цветы и травы крепко спали в ожидании пробуждения, момента, когда солнце прожжет огненными пальцами снег и позовет расправить хрупкие зеленые плечи, раскрыть цветочные глаза… Под корой деревьев начинали свой бег жизненные соки. Движенье становилось все быстрее, однажды, не найдя выхода, оно взорвется влажными почками и проснется клейкими листьями… На Марсе начиналась весна – прекраснейшее в своем безумстве время года.
– Как укралы?! – Вахтанг не сел, а упал на стул. – Что ты гаварыш такое?!
– Не знаю, что произошло, – толстяк потер глаза, – он пропал, дежурная говорит, его увел какой-то мужчина.
– Нэужэли у такго генацвалэ могут быть такие врагы?
– Выходит, могут.
Ссутулившись, Сократ смотрел в пол, он казался разом постаревшим на десяток лет.
– Нэ валнуйся, дарагой, ми пэревэрнем вэсь этот город и найдэм тваего сина!
– Спасибо, Вахтанг, – вяло улыбнулся Сократ, – боюсь, моего сына уже нет в этом городе. Мне остается только ждать, ждать, чего же от меня потребуют…
– Кагда пахититэль объявится, сколка нужно дэнег, ти толка скажи!
– Неизвестно, когда мы сможем вернуть, – осторожно заметил Макс.
– Зачэм абижаешь? Разве я вазму дэнги с друзэй? У мэнэ будэт горе, ты мнэ паможишь, развэ нет?
– Конечно. Знать бы, когда я получу известие… жив ли Ют вообще…
– Нэ нада, нэ гавари так! Ми все равно дастанем этого падлэца из-под земли! Здравствуйтэ, дэвочки!
В дверях стояли Анаис и Терра.
– Вы что, не ложились спать? – спросила Анаис. – Что-то случилось?
– Ютфорда украли, – ответил Алмон.
– Что?
– Да, – кивнул Макс, – украли, увел какой-то мужик.
– Что ж вы нам ничего не сказали?! – ахнула Анаис.
– А что бы изменилось? – Алмон налил в стакан воды из графина и протянул Сократу, толстяк машинально осушил стакан в два глотка. – Вместо того, чтобы отдохнуть и выспаться, вы сидели бы и нервничали вместе с нами.
– О, почти все в сборе! – на пороге появились Ластения и Дэн, за их спинами толпились друзья с Кавказа. Чего такие кислые? – улыбнулся Дэн. – Не выспались?
– Малчика укралы! – горестно сообщил Вахтанг.
– Какого малчика? – от растерянности Ластения не заметила, как тоже заговорила с акцентом.
– Ютфорда украли.
– Как украли?! – опешил Дэн. – Когда? А нам почему ничего не сказали?!
Номер так заполнилась людьми, что негде стало развернуться. Стоял непрерывный гул голосов, в воздухе висели сизые клубы табачного дыма – все пребывали в напряженных размышлениях. Усатый худощавый парень куда-то сбегал, принес банку растворимого кофе, стаканы и кипятильник. Грузины сосредоточенно гудели, обсуждая печальное событие на своем языке, друзья обсуждали случившееся между собой и никто не заметил, как в воздухе возникло голубоватое свечение.
С бледным лицом в обрамлении золотистых кудрей, в желтом воздушном платье, Анаис походила на порочного ребенка. Широко распахнутыми глазами она смотрела на Палача, и в этих прекрасных глазах плескалось море отчаяния. Палач пребывал в состоянии оторопелой жути и старался не встречаться с девушкой взглядом. Молодой человек медленно бродил из угла в угол, пытаясь думать, но его взгляд, все мысли снова и снова обращались к большой кровати под роскошным пологом. Палач искренне желал сгореть этой кровати, хоть и понимал, что ложе не виновато в его мучениях.
– Так что же мы будем делать? – едва слышно прошептала Анаис.
Палач застыл посреди спальни, посмотрел на девушку и, набрав в легкие побольше воздуха, попытался изобразить улыбку.
– Хорошо… дорогая, – медленно выдавил он, – давай подумаем… о дате нашей свадьбы…
– Как я счастлива! – Анаис бросилась ему на шею. – Надо немедленно сообщить отцу!
– Нет! – молодой человек крикнул так, что девушка невольно отпрянула. – Зачем же так торопиться? – добавил он тише, с выражением приговоренного к вечной смерти на лице.
– Смотрите, что это такое? – воскликнул кто-то.
Толкаясь и наступая друг другу на ноги, люди расступились вокруг непонятного явления.
– Наверняка это сообщение о моем сыне! – заволновался Сократ. – Пропустите меня, пропустите!
В воздухе возник светящийся шар. Казалось, земляне ничуть не удивились происходящему, они лишь напряженно ждали результата. Шар ярко вспыхнул, стал прозрачным, и в гостиничный номер заглянул Георг Патриций.
– Здравствуйте, – с едва заметной улыбкой произнес он, – с Новым годом. О, какая у вас большая компания, просто яблоку негде упасть, не то что Шару.
– Это он, – прошептал Дэн Алмону, – тот самый человек…
Полуволк не ответил, он смотрел на Повелителя, и ему казалось, что со дня последней встречи с Владыкой прошло чуть больше целой жизни.
– Мой сын у вас? – глухо произнес Сократ.
– У меня, – спокойно ответил Патриций. Он ничуть не изменился и выглядел весьма умиротворенным.
– Что с ним? Он жив?
– Конечно, жив, ему очень понравился Дворец, но мальчик очень жалел, что его щенка нет рядом. Он дал ему такое забавное имя – Понт, надо же придумать такое.
– Я могу его увидеть?
– Можешь. Помнишь, Сократ, было время, и я точно так же спрашивал о своем сыне. Теперь ощущаешь, каково это?
Картинка изменилась, возникла просторная уютная комната с игрушками, на толстом ковре сидел Ют и самозабвенно ломал красный космический корабль.
– Как видишь, – появилось вновь лицо Владыки, – с ним все прекрасно. Здравствуй, Анаис, здравствуй, Алмон, давно вас не видел. О, и Терр-Розе с вами? Прекрасно выглядишь, дорогая.
– Что вы хотите? – перебил Сократ.
– А ты не догадываешься? – Патриций слегка приподнял одну бровь. – Мне нужен Глаз Идола. Я получу его, а ты получишь сына. Очень неприятно, что мне приходится опускаться до похищения детей и таким образом забирать то, что мне принадлежит по праву, но, по другому вы, к сожалению, не понимаете.
– Глаз не должен вам принадлежать! – со слезами в голосе воскликнула Ластения.
– Может быть и так, – все с той же улыбкой кивнул Патриций, – но я все равно хочу его получить. Чем быстрее вы мне его отдадите, тем скорее Ютфорд вернется домой. Кстати, кто дал ему это несуразное имя? Неужели ты, Сократ?
– Отец, – вмешалась Анаис, – зачем вам Глаз? Вы хотите раскрыть его глубинные энергии?
– Какая разница, чего я хочу?
– Отец, Глаз находится внутри целой планеты, он питает ее своими энергиями…
– Меня это не интересует, мне нужен Глаз.
– Слюшай, ты! – внезапно выкрикнул Вахтанг. – Я нэ знаю, что там тэбэ за глаз-шмаз нужэн, адно магу сказат: если ты малчика нэ вэрнешь, сваих глазов лэшишься! И я тэбэ клянусь, в слэдующий раз будэшь на своем фирмэнном тэлэфоне номэр вслэпую набирать!
Патриций рассмеялся искренне, беззлобно.
– Вижу, вы себе друзей нашли, братьев по разуму.
– Ты нам зубы нэ заговаривай! – сердито произнес молодой парень с усами. – Шакал! Вэрни рэбенка!
– Ну, я же вас не оскорблял, – Патриций говорил терпеливым тоном, будто имел дело с малыми детьми, – отдайте Глаз, и я тут же верну вам мальчика, причем в целости и сохранности, даю вам свое слово, а в отличии от вас я умею его держать. Кстати, вы получили шампанское, которое я вам присылал?
– Так я и знал, что это вы были, – грустно усмехнулся Дэн.
– Харашо, что я нэ пил! – зло сказал Вахтанг. – Ат пазора нэ отмылся бы!
– Близится праздник первых дней Весны, – задумчиво произнес Патриций, – если до этого дня я не получу Глаз Идола, мальчика не станет. Мне будет грустно, я успел привязаться к нему.
Вдруг раздался протяжный тоскливый вой, это проснувшийся щенок испуганно завывал, глядя на Шар Лицезрения, висящий в воздухе.
– Это и есть тот самый песик? – вскользь глянул на него Патриций. – Милое создание, хотя мне больше кошки нравятся, особенно большие.
Шар наполнился изнутри молочно-белым дымом и исчез, растворившись без следа в сигаретном дыме.
Марс приоткрывал отяжелевшие ото сна веки. Ясно видеть небо и звезды он пока еще не мог – мешала ледяная корка, но все чаще и чаще его ресницы царапали лед, и холодные крошки таяли, попадая в глаза. Марс просыпался, сердце в могучей груди билось сильнее и четче. Его тело требовало движения, жаждало, чтобы руки и ноги распрямились, а увенчанное шлемом чело поднялось навстречу восходу. Расправив плечи, Марс поднялся со своего звездного ложа, смахнул с волос звенящие льдинки и глубоко вдохнул ветер Космоса во всю мощь своих легких. Затуманенными сном глазами взглянул Марс на пролетающих мимо птиц с тонкими светящими крыльями… он дышал простором, небом и никак не мог надышаться.
Окунув руки в звездный свет, Марс провел пальцами по пересохшим губам, умылся росою Вселенной, с наслаждением вдохнул Солнечный Ветер и произнес с улыбкой: «Весна»…
– Хорошо одно – точно знаем, что Ютфорд жив, – Денис щелчком запустил окурок в форточку.
– Какой шакал! – качал головой парень с усами. – Какой шакал!
– Ага, – согласился Вахтанг, – видэшь ли, дэнги ему нэ нада, глаз падавай! Сваих ему мало!
– Что же делать? Как Ютфорда вызволить? – Ластения смахнула с ресниц слезы.
Грузины печально загудели, не зная, что и предложить. Они сочувствовали своим новогодним друзьям и переживали, что ничем не могут помочь. Сократ молча сидел на стуле в углу, глядя на собственные руки.
– Гэнацвалэ, – Вахтанг присел рядом с толстяком, – пайдем в рэсторан, там мэста болше, думать лэгче. Сядэм спакойно, все рэшим, а то здэсь дышат нэчем, мислэй нэт, галава савсем пустой. Пайдэм, дарагой, – он помог Сократу подняться на ноги, – пайдэм, нэ пэрэживай, вэрнем тэбэ сина, или я нэ Вахтанг! Пусть падавится этот падлэц сваими глазами! Пайдэм, дарагой.
В ресторанный зал пустовал. Вахтанг с усатым парнем быстро сдвинули пару столов и поспешили к стойке делать заказ. Когда принесли вино и закуски, пожилой грузин с печальными глазами поднялся, чтобы сказать тост:
– Дарагие друзья, ми встрэтились савсэм нэдавно, но для нас генацвалэ Сократ стал как брат, и клянусь магилой маих прэдков, зэмля загарится пад нагами шакала, укравшего его сина, и нэ будэт нам пакоя, пока ми нэ паможем его беде! За тэбэ, дарагой, за тваих замэчатэльных друзэй, за тваего малчика, пусть поскорее вэрнется и пусть всэгда на тэбэ будет пахож!
Сократ встал с бокалом вина в руке.
– Спасибо вам, друзья, – вздохнул он, – даже не думал, что встречу здесь таких людей, как вы. Мы с друзьями никогда вас не забудем. Знаю, вы искренне хотите нам помочь, но, к сожалению, это не в ваших силах, мой мальчик очень и очень далеко…
– Ми с табой паедэм!
– Это невозможно, – грустно улыбнулся толстяк. – Не волнуйтесь, мы сами справимся. Когда же все уладиться, я обязательно дам вам знать.
Наспех перекусив, Алмон, Дэн и Анаис поднялись в номер за вещами.
– Вазми, дарагой, – сказал вдруг Вахтанг, протягивая Сократу пачку денег, – купи малэнькому падарки.
– Да ты что! Не надо! Перестань! – в растерянности замахал руками толстяк.
– Бэри, – полезли в карманы все остальные, и на стол перед Сократом посыпались денежные купюры, – бэри, от всэх от нас!
– Что вы? Зачем вы? – беспомощно хлопал ресницами Сократ. – Мне не надо!
– Нэ памешает! – Вахтанг рассовал купюры по карманам Сократа. – Кто знает, может ми родствэнниками станэм, я тэбэ адрэс аставлю, приезжай с сином, с сэстрой пазнакомишься! Са всэми друзьями приезжай, ми рады будэм!
– Сократ! – в дверях стояла Анаис с щенком на руках, за нею высился Алмон с грудой конфет и фруктов – трофеев Ютфорда. – Идем, пора.
– Да, верно, нам пора, – толстяк поднялся из-за стола. – Прощайте, друзья.
– Пачэму пращай? Да встрэчи! Пайдэм, ми вас праводим!
Компания высыпала на свежий морозный воздух и направилась в глубь улиц. Народ переговаривался между собой, а Терра разглядывала здания в поисках излучения площадки Вихря.
– Сюда, – кивнула она на потрепанный двухэтажный дом с облезлой штукатуркой и кое-где заколоченными окнами.
Толпа вошла внутрь, вся лестничная площадка заполнилась людьми и Терр-Розе едва выкроила место для созидания Вихря.
Прощались друг с другом до тех пор, пока королева не поторопила:
– Скорее, можем упустить Вихрь!
Друзья, один за другим, шагнули в синий конус и через мгновение исчезли, будто растворились в воздухе, а на полу осталась горсть голубоватого песка. Вахтанг покачал головой и с грустью произнес:
– Как жалко, кагда исчэзают такие замэчательные люди!
Палач тихонько постучал в дверь цвета темного вишневого дерева и с трудом проглотил комок, застрявший в пересохшем горле.
– Заходи, – раздался спокойный приглушенный голос.
Набрав в легкие побольше воздуха, Палач приоткрыл дверь и шагнул через порог. У неярко горящего камина стоял Патриций и длинным, причудливо отлитым прутом помешивал угли.
– Проходи, чего стоишь? – произнес он, не оборачиваясь. – Случилось что?
– Да, нет… вернее, да… – промямлил молодой человек.
Нерешительно потоптавшись за спиной Владыки, он присел на край кресла, подальше от Георга. Красноватые отблески пламени освещали картины в драгоценных рамах, огонь искрился на вазах и в глазах толстого мраморного ангела, стоявшего в углу, отчего глаза скульптуры казались живыми и злобными. Хоть ангел и не вписывался в тщательно выстроенный интерьер этой залы, Патриций его не убирал и, бывало, разговаривал с ним, не желая, впрочем, услышать ответ из мраморных уст.
– В чем же тогда дело? – Повелитель отложил прут, выпрямляясь во весь рост, он был облачен в тонкую домашнюю одежду темно-красного цвета.
– Даже и не знаю, как вам сказать, – Палач пристально рассматривал картины на стенах.
– Говори, как есть, – Патриций подошел к ангелу и провел рукой по кудрявым каменным волосам.
Палач набрал в легкие побольше воздуха и с отчаянием выпалил:
– Повелитель, я прошу руки вашей дочери!
Пальцы Патриция замерли на мраморной голове, Палач приготовился к самому худшему… но ничего не происходило, Патриций по-прежнему стоял к нему спиной. Если б Палач мог видеть его лицо, он бы с удивлением обнаружил, что Повелитель улыбается.
– Ты что же, ее любишь? – медленно произнес Георг.
– Да, очень, – дрожащим голосом ответил молодой человек и добавил: – она меня тоже любит.
– Надо же, – вздохнул Патриций, – не думал, что у моей дочери настолько дурной вкус. Так ты за этим пришел?
– Да…
– Ну, если любите друг друга, что ж поделать, женись.
– Правда? – последняя надежда на то, что этот брак не состоится, угасла в сердце Палача. – Я пойду?
– Иди, – кивнул Патриций, – скажи Анаис, пусть придет поужинать со мной. Ужин прикажи накрыть в Большой Каминной.
– Хорошо.
Палач ушел, а Владыка с минуту смотрел в мраморные глаза ангела.
– Ты слышал? – усмехнулся Георг. – Двойник желает выйти замуж. Тебе смешно?
Сидя на пригорке, покрытом яркой травой Кираса, Анаис наблюдала за щенком, он резвился на полянке перед домом, гоняясь за бабочками и мошками. В душе девушки вязко плескались отчаяние и пустота, а перед глазами то и дело возникал собственный двойник с неподвижными, стеклянно-аквамариновыми глазами.
– Анаис… – как всегда неслышно подошел Алмон.
– Извини, мне хотелось бы побыть одной.
– Понял, – полуволк ушел обратно в дом.
Накручивая на палец светлый локон, Анаис пыталась найти выход из ситуации, принять хоть какое-то бескровное решение. В конце концов, она была вынуждена признать – ничего не получится, они никак не смогут вернуть Ютфорда, не отдав Глаза Идола Георгу.
Анаис взяла на руки собаку, и щенок зарычал, ухватив зубами прядь ее волос. Девушка медленно пошла в дом. Друзья в полном составе сидели у незажженного камина и молчали. Сократ отрешенно цедил коньяк, захваченный с Земли, Терра, Дэн и Макс курили. Макс то и дело порывался обследовать дом и приступить, наконец, к изучению нового мира, но, натыкаясь на упреждающий взгляд Дениса, вынужден был сидеть вместе со всеми.
– Ребята, – упавшим голосом произнесла Анаис, – надо оповестить жителей, они немедленно должны покинуть планету.
– Почему?
– Кирас придется уничтожить.
Огромный камин пылал, наполняя пространство музыкой и силой огня. Патриций изредка поднимал взгляд на девушку, сидевшую на другом конце стола, она едва-едва притрагивалась к еде.
– Значит, ты решила выйти замуж за Палача? – нарушил молчание Владыка. – Зачем тебе это?
– Вы и так знаете, – Анаис с нервным стуком положила вилку на край своей тарелки.
– Интересно послушать из твоих уст.
Слуга, которого вполне можно было принять за статую, ожил на мгновение, наполнил бокалы вином и снова замер.