На что способны женщины Чейз Джеймс

Он подмигнул мне на это:

– Мило, что вы заговорили об этом. В то время у меня были некоторые сомнения, но они ни к чему не привели. Федеральный офицер идентифицировал ее. Ему повезло – отхватил две тысячи вознаграждения.

– И что с ним стало?

– Он уволился. Теперь у него птицеферма.

– А что заставило вас засомневаться в том, что это была Альма?

Он усмехнулся:

– Ну, вы понимаете. Мы – подозрительный народ, мистер Декстер. Кое-кто в Гэллапе говорил, что в машине было две девушки, но шериф сказал, что это ложь, и, может, так оно и есть.

– А кто это был?

– Я не помню имени. Он уехал отсюда.

– Вам известно, где он сейчас?

– В Амарильо, но это ненадежное свидетельство. Половину своего времени он пил, а другую – пытался наскрести денег, чтобы выпить еще. Мы решили, у него просто двоилось в глазах.

– Я буду вам очень признателен, если бы вы могли уточнить его имя и новый адрес.

Это заняло некоторое время, но он все же нашел.

– Джек Несби, – сказал он мне, когда клерк перерыл кипу бумаг, и назвал мне адрес.

Я прокатился до дома, где жила Альма Байли, но новая хозяйка была не слишком разговорчива или просто не могла ничем мне помочь. Я ничего не добился от нее, притом что сам не знал точно, чего я хочу. Из Альбукерке я двинулся в Амарильо, где и обнаружил Несби протирающим стойку первого же пивного салуна. Человек он был пожилой, недалекий и в некотором подпитии и сразу загорелся, стоило мне заказать для него большую плошку виски.

Да, он помнил, как Альма приехала в Гэллап. Он поднял вверх грязный палец и закивал, глядя на меня тусклыми глазами.

– Это было спланировано, – поведал он сиплым голосом. – Этот фараон ловил вознаграждение. В машине были две девушки. Я видел их точно так же, как вижу теперь вас. Одна была хитрая, другая – затрепанная. Шериф тоже их видел, но он придержал язык за зубами, поскольку фараон заплатил ему. Стоило мне только разинуть рот, как меня просто выкинули из города.

Я с сомнением изучал его. Редактор был абсолютно прав насчет ненадежности свидетеля. На судебном заседании он был бы бесполезен, но это и не судебное заседание.

– А как выглядела… затрепанная?

Он задумался, погрузившись в слабую память, но под конец сдался.

– Я не знаю, – заявил он. – Я не обратил особого внимания. Я остерегаюсь женщин, мистер. Но их там было две, я клянусь.

– Она была светлой?

– Я не могу сказать. Думаю, скорее темная, но я не знаю.

– Отчего ты сказал, что она затрепанная?

– Ну, по одежде. – Он удивился такому вопросу. – На ней был старый плащ и не было шляпки. Другая же была хитрая, по-настоящему хитрая. Вы понимаете, о чем я.

Больше мне ничего не удалось вытянуть из него, так что я купил ему еще один скотч и распрощался. Сев в машину, я снова обратился к своим интеллектуальным способностям. Нужно было беречь время, поэтому я прошелся еще раз через все с того самого момента, как впервые увидел Гормэна. Это заняло час с лишним, и время от времени мне приходилось набрасывать на все том же конверте различные идеи, приходившие в голову. Я все еще находился в темноте, но впереди уже замаячил свет, и я знал, что стоит порыть еще немного, и я приду к ответу. Я припомнил, что Веда рассказывала о своей прошлой жизни. Дорога, на которой стояла моя машина, была как раз та, по которой она должна была путешествовать из Уокомиса в Голливуд: шоссе 66. Где-то здесь, между Уокомисом и Амарильо, находился ресторанчик, в котором она работала. Мне подумалось, что, может, я услышу там какие-нибудь интересные подробности, если разыщу его.

На это ушло некоторое время, я был в дороге уже второй день, расспрашивая каждого встречного, заворачивая в каждую придорожную забегаловку, и в итоге я наконец очутился в одной подобной в Клинтоне. Я понял, что это здесь, по большому сараю, стоявшему позади.

Припарковав машину, я распахнул стеклянные двери заведения и прошел внутрь. Ничего особенного: столовая с S-образным прилавком, стулья и несколько столиков для тех, что желал поесть со всеми удобствами. Традиционный музыкальный автомат и витрина с сандвичами под стеклом.

Худой горестный человек в засаленном переднике, облокотившись на прилавок, пялился в пустоту. Он не удосужился взглянуть на меня и поинтересоваться, что я хотел, – казалось, его это совершенно не интересовало.

Я заказал кофе и кусок яблочного пирога. Когда он поставил передо мной чашку и принялся пилить пирог, я спросил у него:

– Девушка по имени Веда Ракс не работала здесь?

– А что? – Он плюхнул мне мой пирог и уставился на меня недобрыми глазами.

– Я пытаюсь разыскать ее. Ей обломилось немного денег. Десять долларов за информацию.

– У нее неприятности?

– Нет. Кто-то оставил ей двести баксов. Я ищу ее. – Я вытащил две пятерки и дал ему хорошенько рассмотреть их.

– Что ж, она работала здесь, – сказал он, понемногу оттаивая. – Я не знаю, где она сейчас. Она собиралась в Голливуд, но не знаю, добралась ли она так далеко.

– У вас, случайно, не осталось ее фотографии?

– Нет.

– Эффектная внешность, да?

Он кивнул:

– Шлюха. Никогда не отставала от дальнобойщиков. Всякий раз тащила их в сарай, стоило мне только отвернуться. – Он насупился, вспоминая былое. – Паршивка.

– Темная, хорошая фигура, голубые глаза? – говорил я. – Это она?

– Глаза не голубые… я бы сказал, карие.

– Правда? Левша, да?

Он кивнул.

– Когда она уехала отсюда?

– Около года назад.

– Нельзя ли поточнее? Мне нужно число. – Я достал еще одну пятерку и добавил ее к тем, что уже лежали на прилавке.

Он посмотрел на деньги, задумавшись на мгновение, но покачал головой:

– Не могу вспомнить. Но подождите. Я могу узнать. Я веду дневник.

Когда он вернулся, я уже расправился и с пирогом, и с кофе.

– Пятого июля прошлого года.

За три дня до катастрофы. Я отдал ему деньги, поблагодарил и вышел. Свет прояснялся, подумал я и, сверившись с картой, уехал из города.

Следующей остановкой был Уокомис, Оклахома. Я добрался туда к сумеркам. Типичный для Среднего Запада фермерский городок. Я притормозил у первого салунчика.

– Я разыскиваю Раксов, – сообщил я бармену. – Остался кто-нибудь в городе?

Тот погладил свой толстый нос. Казалось, он не был в восторге от этого семейства.

– Есть замужняя сестра, живет на холме. Мартин фамилия. Остальные разбежались по свету, когда старик грохнулся – тоже неплохо. Чертова семейка – всегда искали проблем на свою голову.

Я усмехнулся:

– Что было, то было. Я пытаюсь найти Веду Ракс. Вы помните ее?

– Кто вы – сыщик?

– Нет. Она срубила немного денег. Я хотел бы расплатиться с ней. Помните ее?

– Еще как. Самая бешеная из всех. Никогда не отлипала от мужиков, – покачал он головой. – Так она заработала?

– А где живет ее сестра?

Он объяснил мне, и я поехал в гору к кучке деревянных хижин, лепившихся друг к другу на горизонте.

Миссис Мартин смахивала на Веду не больше моего. Большая, толстая, расплывающаяся, она сразу тепло отнеслась ко мне, когда я объяснил, что разыскиваю Веду.

– Я не видела ее уже годы, – сказала она, вытирая красные руки о грязное полотенце. – Мило! Кто же оставил ей деньги?

– Один парень, знакомый. Я не могу отыскать ее. У вас не сохранилось ее фотографии?

– Только когда она была маленькая.

Она достала ее, и я долго смотрел на худое, злобное, маленькое личико.

– Есть ли еще что-нибудь, что могло бы помочь определить ее?

– У нее было родимое пятно, – жеманничая, проговорила она. – Только его не видно.

– Что за пятно?

– Круглая красная отметина, с монету. – Она объяснила, где оно находилось. Его действительно не было видно.

– И она была левша, да?

– Да.

– И голубые глаза?

– О нет, карие.

Я поблагодарил ее. К тому все и шло.

Больше времени я не тратил. Я разузнал все, что хотел. Оставалось найти Веду.

И я начал долгий путь назад.

Глава 17

Я чувствовал, что, как только до Веды дойдут слухи, что я ищу ее, она сама примется разыскивать меня; и вот как все получилось.

Мик помог мне, пустив среди своих ребят слушок, что нам нужна Веда, пообещав нашедшему ее некоторое вознаграждение. Мы составили ее описание, подробное, насколько возможно, вплоть до родимого пятна, и я знал, что рано или поздно, но новости достигнут ее ушей.

Найти ее оказалось нелегко, но я был уверен, что она скрывалась где-то рядом. Единственной моей надеждой оставалось то, что она сама бросится искать меня; это, конечно, была рулетка. Когда слух распространился достаточно широко, я дал ей все шансы, какие только можно дать. Я раскатывал по Санта-Медине и задворкам Сан-Луис-Бич. Я толкался у всех салунов и кафе. Я предпринимал затяжные прогулки. Я редко бывал не на улице. Тяжелое занятие, но я не сдавался.

На третий или четвертый день она наконец клюнула. Я фланировал по Мейн-стрит, когда вдруг почувствовал, что за мной следят. Я располагал богатым опытом преследования людей, а также избавления от тех, кто преследовал меня. Работая детективом в сыскном агентстве, поневоле становишься хитрее, и я развивал у себя способность вовремя замечать хвосты. Скоро я вычислил ее. Теперь она была рыжей, но я узнал ее, даже несмотря на темные очки и огненную прическу. Кроме того, я узнал ее фигуру. Я узнал бы ее даже с закрытыми глазами.

Она не имела ни малейшего представления о том, как вообще преследовать кого-либо. Во-первых, она была неправильно одета. Вам не следует пристраиваться за экс-сыщиком в алой рубашке и в песочного цвета брюках, если вы не хотите, чтобы вас заметили. Также вам не следует прятаться за деревьями, углами и в дверях магазинов так, как это делала она.

Я подождал немного, чтобы убедиться, что это действительно Веда, и потом стряхнул ее, обойдя вокруг, и сам пристроился за ней. Она не знала об этом и не сбросила меня. Я шел за ней, как нитка за иголкой, и она не видела меня.

Веда была обескуражена и потрясена моим неожиданным исчезновением и некоторое время прочесывала в поисках окрестные улицы. Я держался позади, и ей даже не пришло в голову хотя бы оглянуться назад, настолько она переживала. Наконец она остановилась у обочины и попыталась придумать, что же ей делать дальше. Я стоял буквально в десяти футах, искусно читая газету, так что она не могла видеть моего лица.

Она никак не ожидала, что я могу быть так близко, и поэтому не видела меня. Наконец Веда озлобленно пожала плечами и двинулась в сторону парковки. Моя машина стояла под рукой, и я был уже готов, когда она выезжала из Санта-Медины на новеньком «меркьюри».

Вскоре стало понятно, что едет она в Сан-Бернадино. Больше населенных пунктов здесь не имелось, и Сан-Бернадино был первой возможной остановкой. Я прибавил газа, обогнал и быстро потерял ее в клубах пыли. К тому времени, как она добралась до Сан-Бернадино, я уже успел поставить свою машину в гараж и там же снять себе двухместное купе. Проще простого было ехать позади, не давая ей и повода заподозрить неладное.

Я хотел узнать, где птичка поселилась, и она сама привела меня к двери. Словно вытащить мелочь у слепого. Дом стоял на холме, почти полностью скрытый в обширном саду. Я видел, как она оставила машину перед парадным и вошла внутрь. Этого было вполне достаточно.

Я порасспрашивал в городе о Веде и выяснил, что она снимала этот дом со всей обстановкой, после чего вернулся в Санта-Медину, предчувствуя, чем все закончится.

Некоторое время я потратил на разъяснения Мику того, что я от него хотел. Поначалу он пытался спорить со мной, но я убедил его сделать по-моему, и в итоге он согласился.

Ранним утром я отправился в Сан-Бернадино, поставил машину в гараж и прогулялся до ее дома. Укрытий там было сколько угодно, и я без труда с удобством устроился в зарослях кустарника и стал ждать, когда она покажется.

Я ждал довольно долго, но около полудня Веда наконец появилась. Она немного постояла на верхней ступеньке, вглядываясь в сад. Веда буквально смотрела на меня, но это меня не беспокоило. Я слишком хорошо спрятался, и ей понадобился бы рентген, если она хотела разглядеть меня. Веда стояла в пятидесяти ярдах от меня, и мне показалось, что выглядит она болезненно. Рыжая краска не шла ей: кожа была бледной плюс темные круги под глазами. На ней было платье с желто-черными цветами, подчеркивавшее ее превосходную фигуру, и в руке она держала большую шляпу от солнца. Все новое. С деньгами у нее все было в порядке.

Я проследил, как Веда уехала в направлении Санта-Медины, и предположил, что она снова отправилась на мои поиски. Я легко отпустил ее. Здесь я был только для того, чтобы осмотреть дом. Все разговоры будут тогда, когда я найду то, что ожидал найти.

Убедившись, что Веда скрылась, я поднялся по ступенькам и позвонил. Никто не отозвался. Я быстро осмотрелся вокруг и взялся за отмычки. Высокие кусты и деревья скрывали меня со стороны дороги. Никто не собирался наблюдать за моими действиями. Примерно через минуту я вскрыл замок и толкнул дверь.

Единственное, что меня встретило при входе, – это запах ее изысканных духов. Но я был осторожен и передвигался из комнаты в комнату с пистолетом в руке. Она никого не оставила присмотреть за домом. Сам дом был явно не на одно лицо, слишком чисто вылизан и неприветлив. Мне стало жаль, что ей приходится жить так. Даже в нашей примитивной лачуге было гораздо домашнее, чем здесь.

Убедившись, что никто не пялится на меня из буфета или из-за шторы, я прошел в ее спальню. Я предполагал, что возвратится Веда не раньше вечера, но особенно рассчитывать на это, конечно, не стоило. Работать надо было быстро.

Гардероб в спальне был заперт, но я без проблем открыл его. Внизу стоял ее портфель. Он тоже был закрыт на замок, который с честью выдержал все посягательства, и мне пришлось-таки вырезать его из кожаной крышки.

Только две вещи из нашедшихся в портфеле заинтересовали меня – здоровая пачка пяти– и десятидолларовых бумажек и золотая пудреница. Я пробежался по банкнотам. Во всей куче должно было быть не меньше двадцати тысяч: большая часть того, что обещал мне Бретт за клинок. Я уже не удивился. К тому моменту я уже подозревал, кто убил его, и это лишь подтвердило мои подозрения.

– Не двигайся, – сказала она в дверях.

Я не ожидал этого, но знал, на что шел. Как раз об этом я и просил позаботиться Мика.

– Привет, Альма, – сказал я и улыбнулся ей.

Она держала меня на прицеле пистолета 38-го калибра с таким выражением на лице, которое могло означать все, что угодно.

– Ты говорил кому-нибудь? – спросила она. Ее голос был негромок и спокоен.

– Что, ботинок теперь не на той ноге, а? Помнишь свои слова: «Сначала Бретт, потом Макс, теперь я?» Теперь моя очередь сказать это.

– Ты говорил кому-нибудь?

– Да. Извини, крошка, но я не мог дать тебе никаких шансов.

Я следил, как ее палец начал белеть, давя на спуск. Неприятный момент. Я думал, что она может сделать это до того, как у меня появятся шансы.

– Джо рассказал тебе, так? – сказал я. – Думаю, он мог. Родимое пятно все испортило, а, Альма? Я знал, что единственным шансом найти тебя было то, что ты сама придешь за мной. Когда Джо рассказал тебе о родимом пятне, ты поняла, что я все узнаю о Веде. Ведь это был Джо, да? Это Джо выпустил тебя, и ты смогла убить Бретта. Тебе пришлось постараться, чтобы соблазнить его, да, Альма?

– Не называй меня так!

– Почему? Ведь ты же Альма Байли, ведь так?

– Сколько у меня времени?

– Нисколько.

– Сколько, Флойд?

От этого взгляда у меня снова бешено заколотилось сердце. Я всегда был слаб до женщин. Если бы она опустила сейчас пистолет, я бы точно обнял ее.

– Нисколько. Послушай, крошка, почему же ты не рассказала мне все? Я бы уберег тебя. Зачем было пытаться свалить на меня убийство Бретта?

– Ты был естественным подозреваемым, я же просто не вмешивалась. Ты сказал полиции?

– Только Редферну.

Она разинула рот.

– Ладно, Флойд. По крайней мере, тебя не будет на суде.

– Застрелив меня, ты не получишь ничего. Ты не сможешь сбежать, пока…

– Пока – что?

– Пока ты не отмоешь меня от этого. Я бы мог все для тебя устроить, если ты сделаешь это. – Говоря это, я готовил себе дорогу. Я уже отодвинул портфель, мои мускулы натянулись, и я лишь примеривался к расстоянию. Это должен был быть поистине отчаянный бросок.

– Как?

– Мик контролирует местную полицию. Мы бы могли вывезти тебя из страны.

Едва заметная дикая улыбка снова засветилась в уголках ее губ. Я неожиданно понял, что должен был чувствовать Макс, когда она двинулась к нему с раскаленной кочергой. Я начал потеть.

– Я не верю тебе, Флойд. Дешевый клоун, всегда – дешевый клоун.

Я был готов. В следующую секунду она бы уже поняла это. Сейчас или никогда.

– О\'кей, Редферн! – неожиданно крикнул я. – Сюда!

Мне удалось сбить ее с толку. Веда наполовину обернулась к двери. Я бросился на нее. Отчасти было уже поздно. Пистолет рванул перед моим лицом, и я почувствовал, как пуля чиркнула мне по верхнему краешку уха. В следующий момент я был уже на ней, пытаясь изловить ее руки. Она извивалась и выворачивалась, как змея. Она едва не разрядила обойму мне в бок, но я успел отбить в сторону ее руку. Пуля прорвала мне плащ. Я чувствовал на щеке ее жаркое дыхание, когда наконец схватил ее руку и начал выкручивать из нее рукоятку пистолета. Она изо всех сил била и царапала мне лицо, извиваясь и пиная меня ногами. Но теперь пистолет был у меня, и, отшвырнув ее, я поднялся на ноги.

Когда Веда снова двинулась на меня, я предостерегающе закричал, но это не остановило ее. Казалось, она знала, что я не смогу выстрелить в нее, и бросилась на меня, схватившись за пистолет. Мне надо было ударить ее. Но я не хотел. Может, вы не поверите, но я не сделал этого.

– Остановись! – крикнул я. Меня напугал ее свирепый вид. – Остановись, слышишь?

Она задыхалась, но и не думала останавливаться. Я отбросил пистолет и теперь обеими руками держал ее. Дважды она была близка к тому, чтобы выцарапать мне глаза. Кровь лилась по моему лицу. Пока я вставал на ноги, она рухнула на пистолет. Я добрался до нее, когда ее рука была уже рядом с ним, и схватил ее за платье. Веда снова пнула меня ногой и отскочила. Платье разорвалось. С кровью, сочившейся из разбитой брови, она была еще более дикой. Я поймал ее запястье, не дав ей поднять пистолет. Мы повалились на кровать. От пота моя рука соскальзывала, и я не смог удержать ее. Вывернувшись, Веда выстрелила в меня, и пуля содрала с моей руки кожу, а когда я ударил ее по запястью, она выстрелила еще раз. Дуло смотрело на нее.

Мгновение мы лежали, глядя друг другу в глаза, потом пистолет вывалился из ее руки, и я с трудом поднялся на ноги.

– Веда! – Я едва расслышал шелест покрышек по гравиевой дорожке. – Веда!

– Доволен? – В ее голосе мелькнула насмешливая нотка. Она смотрела на дыру в своем боку. Кровь побежала из почерневшей плоти, там, где прошла пуля. – Что ж, вот и все, Флойд, – прошептала она, задыхаясь. – Надеюсь, теперь ты счастлив.

– Дура! Зачем ты полезла? Я бы спас тебя, как только ты сняла бы с меня подозрение.

Дверь распахнулась, и вошел Редферн. За ним был Саммерс.

– Где вас носило? – закричал я на них. – Почему вы не появились раньше?

– Это Джексон!

Саммерс выхватил пушку.

– Стоять! – рявкнул он. – Одно движение, и ты – труп!

– Она ранена. Сделайте что-нибудь! Вызовите врача!

Редферн подошел к Веде. Я слышал, как он спросил:

– Он стрелял в вас?

– Да, и он убил Бретта. Еще он убил Макса Отиса. Заставьте его показать, где он зарыл его. Не дайте ему уйти.

– Веда! – Я двинулся к ней, но Редферн оттолкнул меня. – Прекрати. У меня столько доказательств, сколько я хочу. Скажи им правду.

Она рассмеялась:

– Бедный дешевый маленький клоун. На этот раз у тебя ничего не выгорит.

Она была бледна, глаза казались ввалившимися в глазницы.

– Веда…

– Достаточно, Джексон, оставь ее в покое, – резко оборвал Редферн. – Уведи его отсюда, – сказал он Саммерсу. – Присматривай за ним.

– Я не оставлю ее… – начал я.

Саммерс врезал мне в челюсть. Его перстень сильно поранил меня. Я упал на четвереньки. Она все смеялась, пока Саммерс тащил меня наружу.

Очухался я где-то через минуту или около того; к тому времени пара копов в форме уже караулила меня. Я сидел в гостиной, пытаясь остановить кровотечение из разорванной щеки, и все это время Саммерс, не считая еще двоих за спиной, внимательно следил за мной.

– Мне нужно видеть ее… – начал было я, но Саммерс поднял кулак.

– Заткнись, гад! Хочешь еще – только открой пасть, и получишь!

Я ждал. Приехала «скорая». Минуты еле проползали мимо, затем Редферн вышел ко мне.

– Мне нужно видеть ее до того, как ее увезут, – сказал я.

Он подошел ближе и посмотрел на меня сверху вниз:

– Она умерла, Джексон. Ничего хорошего не будет, если ты увидишь ее.

Внутри меня словно что-то оборвалось, сразу стало пусто, но что толку теперь жалеть о ней. Это лучшее, что могло ее ожидать.

– А теперь послушай, Редферн. Я не убивал ее. Я сам попросил Кейси позвонить тебе и сказать, где я и что делаю. Ты опоздал, и она бросилась на меня. Мы боролись. Пистолет разрядился в борьбе. Это был несчастный случай.

– Хорошо, – сказал Редферн, – допустим, это был несчастный случай. Кейси сказал, что у тебя есть чем поделиться со мной. Тебе лучше все рассказать. – Он посмотрел на двух копов. – О\'кей, ребята, вам лучше побыть снаружи.

Когда они ушли, он сел напротив меня.

– Так ты знаешь, кто убил Бретта?

– Я знаю. Я хочу сделать заявление.

Саммерс подвинул стул, достал блокнот и сел за стол.

– Валяй, – сказал он.

– Это началось два года назад. Помните Байли? Берн был убит, а Альма сбежала. Она скрывалась. Спустя год ее засекли, и охота началась сначала. Она поехала в Голливуд. По дороге она встретила девушку по имени Веда Ракс, также направлявшуюся в Голливуд. Веда ловила попутку, и Альма решила, что путешествовать с кем-то ей будет безопаснее, поскольку федералы разыскивают ее одну. Они поехали вместе, и по дороге Веда рассказала ей всю свою историю. И Альме пришло в голову, что она может перевоплотиться. Она убила Веду, поменялась с ней одеждой, разбила машину и подожгла ее. Агент ФБР, нашедший машину и обгоревшее тело, хотел заполучить вознаграждение. Он знал, что в машине было две девушки, также знал это и шериф Гэллапа, но оба они промолчали об этом, поклялись, что это тело Альмы, и поделили награду. Веду похоронили под именем Альмы, а Альма могла начать новую жизнь.

Редферн закурил.

– Ты успеваешь все записывать? – спросил он Саммерса.

– Да, я успеваю, – ответил Саммерс и оскалился.

– Если вы слышали что-нибудь о Байли, вы знаете, что Альма с ума сходила по своему мужу. Он подарил ей золотую пудреницу, и она не расставалась с ней. Вы можете взглянуть на нее. Она в портфеле на кровати.

Саммерс вышел из комнаты и вернулся с портфелем. Я достал им пудреницу. Я видел, как оба они уставились на кучу денег, лежавших внутри и заинтересовавших их гораздо больше, чем какая-то пудреница.

– Взгляните на нее, – сказал я и поднял крышку. – Вы видите фотографию Верна и Альмы и слова на фотографии: «Альме от Верна. «Жена – лучший друг человека», и, если вы внимательно посмотрите на снимок, вы узнаете девушку, выдававшую себя за Веду Ракс.

Редферн взял пудреницу и внимательно исследовал ее, затем, слегка крякнув, опустил ее в карман.

– Продолжай.

– Веда не могла расстаться с пудреницей, хотя знала, что опасно хранить ее, и это положило начало всем неприятностям.

Я рассказал им, как она ходила во сне; как она взяла клинок и оставила на его месте пудреницу; как Бойд убедил ее и Гормэна отдать клинок ему и как Гормэн явился ко мне с просьбой достать пудреницу из сейфа Бретта.

– Ни Гормэн, ни Бойд не знали, какое значение эта пудреница имеет для Веды. Они думали, что это просто единственная зацепка, связывавшая ее с кражей. Она же знала, что это такое на самом деле. Пудреница могла выдать ее истинное прошлое, и не забывайте, что теперь бы ее разыскивали и за убийство.

Я продолжил свой рассказ тем, как я все повернул по-своему и спрятал пудреницу, надеясь выручить за нее деньги, и как Веда, отчаявшись получить ее назад, решила объединиться со мной. Я показал Редферну Бреттову визитку.

– Пока мы прятались, я показал ее Веде. Это дало ей понять, что Бретт заглядывал в ее пудреницу. Я не знаю, как это могло произойти, если только Бретт нашел ее там, где я ее спрятал, и эта надпись озадачила его. Должно быть, он выписал для себя эти слова, рассчитывая в будущем поработать над ними. Веда знала, что ей нужно убить его до того, как он раскроет ее. Я обеспечил ей алиби, заперев ее у Кейси и оставив под присмотром охранника. Но она убедила охранника, парня по имени Джо, выпустить ее и последовала за мной к Бретту. Ей несложно было пройти внутрь и подобраться к оружию. Бретт знал ее и мог решить, что она передумала и сменила гнев на милость. Так или иначе, но она убила его. Как я понимаю, пудреница и деньги были на столе. Ей нужно было только взять их и убраться оттуда, пока я расхлебывал возникшие проблемы. Ну, остальное вы знаете. Я проверил большинство фактов, но пудреница говорит сама за себя. Вы сами все видели.

– О каком Отисе она говорила? – потребовал Редферн.

– Она убила его.

Редферн поднялся:

– Идем найдем его.

– А теперь подождите минуту…

– Идем.

Мы ехали на трех машинах. Я был в первой с двумя копами, Редферн с Саммерсом ехали за нами, и еще ребята – в конце.

Я показал им, где мы зарыли Макса, и они выкопали его. Мы стояли в тишине, пока ребята заворачивали его в прорезиненный лист и укладывали в одну из машин. Затем мы проехали к лачуге, и я показал им, где он умер.

– Я думал, она убила его во сне, но это было представление, – объяснял я. – Макс знал, что она – Альма Байли. Она сказала мне, что застала его роющимся среди ее вещей. Я думаю, он нашел тогда пудреницу и узнал ее на фотографии. Она поняла, что лучше заткнуть ему рот до того, как он расскажет все мне. Ей нужно было убить его, пока мы сидели здесь, и ее озарила идея прикинуться, что она убила его во сне, а я был таким идиотом, что поверил ей. Альма также изобразила, что едва не убила и меня, для усиления эффекта. Убедившись, что я не подозреваю ее ни в одном из убийств, она оставила меня в покое. Я выяснил, что Макс знал о надписи в ее пудренице, и это навело меня на подозрение. Двое знали об этой надписи, и оба были убиты. Я знал, что она убила Макса. Было не трудно предположить, что она же убила и Бретта. Тогда я вспомнил про черную краску для волос. У нее самой были темные волосы, и эта краска была ей ни к чему. Но на самом деле она была светлой.

Понимаете, о чем я? Это натолкнуло меня на мысль, что она не та, за кого себя выдавала. Я проверял, расспрашивал и выяснил, что Веда была кареглазая, левша и с родимым пятном. У Веды, которую я знал, никакого родимого пятна не было, глаза у нее были голубые, и она не была левшой. Я выследил ее и, перед тем как отправиться к ней, попросил Кейси позвонить вам, и вы тоже отправились туда же. Вы немного опоздали. Если бы вы поторопились, она бы не выстрелила в себя. Вот и все.

– О\'кей, Джексон, – сказал Редферн, вставая. – Теперь мы отправимся в отделение, отпечатаем заявление и тогда еще раз поговорим.

Мне не понравилось ни как он посмотрел на меня, ни как холодно произнес это. Мы приехали в отделение, и я сидел в комнате с двумя копами, пока они печатали мое признание. Это было тяжелое и тоскливое ожидание. Никто из копов не проронил ни слова, и, когда я пытался заговорить с ними, они глядели на меня как пара глухонемых. Наконец к нам вошел Саммерс.

– Пойдем, – сказал он мне, и меня не порадовала его улыбка.

Мы прошли по коридору и вошли в кабинет Редферна. Саммерс закрыл дверь и подпер ее своей спиной. В комнате царила странная атмосфера. Я не мог понять, к чему это все идет.

Редферн указал на стул: