На что способны женщины Чейз Джеймс

Но она вернулась. Когда я уже собирался идти и искать ее, вдали показался свет фар «бьюика». Как только она выскользнула из машины, я схватил ее и прижал к себе. Мне не нужно было ничего говорить, она все поняла и так.

– Прости меня, Флойд. Я бы вернулась раньше, если бы была уверена, что за мной никто не следит. Я все привезла.

– Все хорошо?

– Да. Я купила сигареты и виски, и еду, хватит на неделю, и газеты.

Но мне не понравилось, как она говорила это. Она была непринужденна – слишком непринужденна, – но я ничего не сказал, пока мы не разгрузили машину, и я не поставил ее под навес за домом.

Я вернулся в лачугу и закрыл дверь. В резком свете ацетиленовой лампы она выглядела бледной и встревоженной.

– Они думают, мы просочились через границу, – сказала она, выкладывая продукты. – Газеты на столе. Они думают, мы в Мексике.

Я без большого интереса просмотрел новости. Крупная авиакатастрофа занимала всю первую полосу. Убийство Бретта переместилось на третью. Как она и сказала, газеты сошлись на том, что мы в Мексике. В одной из газет упоминалось, что со счета Бретта были сняты двадцать пять тысяч и что их следов найти не удалось. Это и определялось как мотив убийства.

Пока я читал, меня не покидало чувство, что что-то не так. Веда болтала и готовила ужин, но все это выглядело как-то натянуто, и это пугало меня.

– Ты попала там в неприятности? – резко спросил я. – Что с тобой, Веда?

Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз.

– Никаких неприятностей, дорогой. Все прошло прекрасно. Никто даже не взглянул на меня.

– Ты думаешь о чем-то. О чем?

– Я видела Макса Отиса.

Тишина, как дым, повисла в комнате между нашими взглядами.

– Шофера Гормэна? В Альтадене?

Она кивнула:

– Я была в магазине, покупала продукты. Я видела его через витрину. Он зашел в бар. Он не заметил меня. Я уверена. Но он меня напугал. Что ему надо в Альтадене?

– Если он не видел тебя, то это не имеет значения. Не думаю, что нам нужно беспокоиться об Отисе. Если бы это был Редферн…

– Он ненавидит меня.

– С чего ты взяла? У меня с ним все было нормально. Он ненавидит Гормэна и Бойда, но за что ему ненавидеть тебя?

Она скривилась:

– Он всегда рылся в чужих вещах. Однажды я застала его у себя и рассказала все Бойду. Он ненавидит меня.

– Ну, если он не заметил тебя, то это не имеет значения. Ты же уверена в этом?

– Да.

Следующие два дня мы были на взводе, и, хотя ничего не говорили друг другу, оба внимательно поглядывали по сторонам, и любой неожиданный звук – скрип двери, ветер на крыше, крыса, проскочившая в лачугу, – заставлял нас вскакивать на ноги. Но мы старались держать себя в руках. Великая охота, начавшись с таким энтузиазмом, так же и растаяла, как туман на ветру. Уже совершенно очевидно, как говорило нам радио, что мы в Мексике, и наше спасение легло еще одним несмываемым пятном на репутацию администрации О\'Ридена.

Мои усы шли на поправку, и я решил, что на следующей неделе будет уже достаточно безопасно для того, чтобы вернуться в Сан-Луис-Бич. Мне необходимо было найти убийцу, и чем больше я думал над этим, тем сильнее убеждался, что за всем стоит Гормэн.

Я ничего не сказал Веде о том, что было у меня на уме. Я знал, что она меня не пустит. И понятия не имел, что мне делать с ней, если сам я отправлюсь в Сан-Луис-Бич. Она же не может ехать со мной. Это бы означало самим искать себе неприятности. Но я не хотел и оставлять ее в этой лачуге. Это была серьезная проблема, и ее предстояло решить до того, как я смогу добраться до убийцы Бретта.

Это случилось на нашу шестую ночь в лачуге. Мы сидели перед огнем, слушая по радио Боба Хоупа. Веда штопала мою рубашку, я вырезал ей прищепки. Весьма домашняя картина: вы встретите такую в любой семье. Я засмеялся над очередным скрипом Хоупа, поднял глаза, и смех застрял у меня горле.

Веда оглянулась через плечо и замерла.

Он стоял в дверях со своим печальным взглядом во влажных глазах, ставшим еще неправильнее носом и глупой ухмылкой.

– Очень мило, – сказал он. – Прямо как дома. Я думал, что вы должны быть здесь. Я видел, как она пялилась на меня через витрину. И решил преподнести вам сюрприз.

– Здорово, Макс, – сказал я.

– Она все так же ходит во сне? – спросил он, вошел и закрыл дверь.

И тогда я увидел пистолет в его руке.

Глава 13

Вода в чайнике закипела, и пар пошел из носика с тонким, ровным свистом. Крышка несколько раз хлопнула по горлышку. Веда сняла чайник с плиты, села на место и снова принялась за шитье. Только жилка, подрагивавшая на щеке и портившая форму ее губ, выдавала ее состояние, но не более того. По всему остальному казалось, что она и не знает о Максе. Словно кто-нибудь увидел привидение в ногах кровати и боялся сказать, что оно здесь.

– Тебе лучше положить нож, – сказал Макс. – Порежешься.

Я не понимал, что до сих пор я стоял с ножом в руке. Мне подумалось, что я мог бы метнуть его, но я никогда особенно не тренировался. Я бросил нож на пол.

– Я не жду от вас радушного приема, – продолжил Макс. – Там, где двое – компания, трое – уже толпа.

– Да. – Я все еще почти не дышал.

– Но я подумал, что никому не будет вреда от того, что я навещу вас. Я не задержу вас.

– Ну, у нас, конечно, тесновато.

Он взглянул на Веду и снова ухмыльнулся:

– Не думаю, что тебя это на самом деле беспокоит. Девушка – не то что еще один мужчина.

– Это так, – подтвердил я.

– Я бы хотел поесть. Может, мисс Ракс приготовит что-нибудь. Все годится. Я не привередлив.

Веда отложила шитье, встала и раскрыла буфет. Дуло 45-го калибра смотрело ей в спину. Дикое ощущение: сидеть так и наблюдать за направленным на нее оружием. Если бы теперь в моей руке оказался нож, я бы точно его метнул.

– Это был длинный денек, – поделился Макс. – Я немало отмахал, пока нашел вас.

Я промолчал.

Он присел за стол в стороне от нас и положил перед собой пистолет. Пока Веда готовила бекон, он закурил.

– А вам пришлось поволноваться, а? – спросил он. Выглядел он вполне дружелюбно, если не считать оружия. – Они думают, вы в Мексике. Я тоже так думал, пока не встретил мисс Ракс. Я живу в Альтадене. После того как ты унес у Гормэна перстень, я оставил его. Поскольку больше особой работы там не нашлось, я поехал домой. Я живу здесь с матерью и сестрой.

– Им приятно, – сказал я.

– Наверное. Но главная проблема моей старушки в том, что она слишком много пьет. Держать ее под градусом влетает нам в хорошую копеечку.

Я не видел, каким образом это может касаться меня, и снова промолчал.

– В детстве мы с отцом часто выбирались сюда, – продолжал Макс. Казалось, он смаковал звук собственного голоса. – У него было похожее местечко в четырех-пяти милях отсюда. Когда я встретил мисс Ракс, я сразу подумал, что вы можете скрываться где-нибудь здесь. И за пару дней я отыскал вас. Не представляете, сколько вокруг спрятано таких нор.

– Правда? – сказал я и подвинул себе стул.

Его рука дернулась к пистолету. Несмотря на располагающую улыбку, он нервничал.

– Если вас не затруднит, мисс, разжарить мне пару яиц, я был бы рад, – сказал он Веде. – И попить. Уютно тут у вас, а? Неплохо устроились. И радио. Весьма полезно. Спорю, что вы всегда в курсе последних новостей. Ну и насмеялись же вы над копами. Весьма хитро.

Веда разбила в сковородку два яйца.

– Вас не побеспокоит, если я достану свои сигареты? – спросил я.

Его рука упала на пистолет.

– Не стоит. Я видел в кино такие фокусы. Это небезопасно.

– Так, ну хватит валять здесь дурака. Что тебе нужно?

Веда выпрямилась и смотрела на Макса. Повисла пауза. В такие моменты время останавливается.

– Ну, насколько я понимаю, вы хотели бы оставаться вместе, – сказал он. – Мне кажется, расставание придется вам не по душе. Я примерно так все вижу: мисс Ракс – миловидная дамочка. Вы провели вместе несколько дней. Ну, парень будет заниматься не только тем, что вырезать прищепки, когда рядом такая дамочка, как мисс Ракс. Не думаю, чтобы вы устали друг от друга так скоро.

– Допустим, ты пропустишь всю эту чушь и будешь говорить о деле.

– Конечно, но я хочу, чтобы вы поняли, как я дошел до всего этого. Вы знаете, что такое копы: отдельные тюрьмы для мужчин, отдельные для женщин – ну никакой заботы ни о любовниках, ни о семейных парах. Вы представляете, каково это.

– Говори, – сказал я, и хрип в голосе заставил его взяться за пистолет.

– Ну, так я прочитал, что вы забрали у покойного Бретта двадцать пять штук. По мне, так это дикие деньги.

Мы ждали окончания его очередной продолжительной усмешки. Теперь-то все было ясно, но я не собирался помогать ему.

– Видите ли, моей бедной матери нужны деньги, – пошел он наконец дальше. – Она приканчивает по бутылке джина в день. Это для нее как лекарство. А вот чего у меня нет, так это денег.

– Тогда все в порядке, – сказал я. – Я одолжу тебе, если это то, чего ты добиваешься. Буду рад. На сотню баксов ты купишь джина немереное море – гораздо больше, чем она сможет выхлебать.

Он поскреб грязным пальцем кончик своего сломанного носа.

– Это верно, но я думал не о сотне баксов. – Он подвинулся на краешек стула. – Я думаю так. Вы вдвоем хотите остаться вместе. И не хотите, чтобы копы беспокоили вас. Никто, кроме меня, не знает, что вы здесь. Еще мне пришло в голову, что вы захотите заткнуть мне рот с не меньшим энтузиазмом, чем снабдить мою старушку выпивкой.

– Ну, можно сказать и так.

– Так я вижу это. – Он буквально задыхался от давившего его смеха. – Никто – не важно, кто именно, – не захочет рисковать быть осужденным за убийство. Это уже серьезно. Я знал одного парня, которого обвиняли в мокром деле. Он нанял хорошего адвоката и потратил кучу денег на то, чтобы убедить суд в своей невиновности. Дело длилось шесть дней. Он бился за каждую пядь, но в итоге за ним все равно захлопнулись двери газовой камеры. Ужасный конец. Удушье наступает через три минуты. Никто не захочет так рисковать.

Яйца зашипели в кипящем жире. Это был единственный звук в комнате в течение минимум минуты.

Он продолжил:

– Так что я предположил, что вы предпочтете согласиться во избежание подобных неприятностей.

– Вокруг да около – мы наконец подошли к делу?

– Да, думаю, двадцать пять кусков – красная цена. – Он поднял оружие. – Посмотрим на дело с моей стороны…

– Ты свихнулся! – воскликнул я, наклоняясь, чтобы заглянуть ему в лицо. – Это все, что у нас есть. Как мы уберемся отсюда, если у нас не будет денег?

Он еще раз почесал кончик своего носа.

– Не думаю, что это мое дело. Я все как следует обдумал и не вижу, где бы я мог дать маху. – Он задавил свой окурок и вытряхнул следующую сигарету. За все время он ни на секунду не спускал с нас глаз. – Конечно, я не надеялся, что вы легко пойдете на это, и готов к тому, что вы можете выкинуть здесь пару своих штучек. Так что перед уходом я о обо всем побеспокоился. У моей матери осталась записка, в которой говорится, куда я пошел и кого я хотел повидать, на случай, если меня постигнет несчастье. Может, она и пьяница, но она не идиотка. Она знает, что ей нужно будет сделать с этой запиской. Так что давайте не будем чинить друг другу неприятности.

– Тебе нечего продать нам. Допустим, я отдам тебе двадцать пять тысяч – ничто не помешает тебе сдать нас после того, как ты получишь их.

– Я не сделаю этого, – серьезно проговорил он. – Ты нравишься мне. Нет смысла кидать тебя. Отдай мне деньги, и я забуду о твоем существовании.

Теперь я понял, что чувствует крыса, когда дверца ловушки захлопывается за ней.

– Нет, сделаешь. Ты забыл о тридцати тысячах вознаграждения. Ты же не пройдешь мимо этого, Отис.

Он поднялся и осмотрелся. Он не забыл.

– Мне надо идти. Тебе лучше согласиться, Джексон. У тебя нет выбора.

Веда выл ожила яичницу и бекон на тарелку. Достав бутылку, она плеснула в стакан приличную порцию.

– Разбавить? – спросила она. Ее голос скрипел, как наждачная бумага.

– Не нужно, – ответил он, следя за мной. – Что ты скажешь, Джексон?

– Отдай их ему, – коротко сказала она.

Я повернулся к ней. Она дико улыбнулась мне одними уголками рта, затем прошла через комнату с тарелкой в одной руке и бутылкой – в другой.

– Ну хорошо, – сказал я натянутым, как струна, голосом. Ее улыбка все подсказала мне.

Когда она подошла к столу, я поднялся на ноги. До этого Макс держал ее на мушке, но стоило мне пошевелиться, как дуло было переведено на меня. Это дало ей шанс. Она выплеснула виски ему в лицо, уронила тарелку и схватила его сжимавшую пистолет руку. Прозвучал выстрел. Я в два прыжка пересек комнату и ударил его в челюсть. Его голова отлетела назад, и он свалился со стула. Я поднял пистолет, но ему оказалось достаточно и одного удара. И тут я увидел Веду и сразу позабыл о нем. Оперевшись о стол, побелев, она держалась за бок. Между ее пальцами сочилась кровь.

– Веда!

– Все в порядке. Ничего. Свяжи его!

– Дай я посмотрю.

– Свяжи его!

Ярость в ее глазах привела меня в чувство.

– Правильно, – ответил я и прошелся по его карманам. Сзади у него нашелся еще один пистолет – 25-го калибра; никаких денег и потертый бумажник, который я бросил на стол. Сняв с него ремень, я скрутил ему руки за спиной и прочно связал их. Я так их связал, что ремень на всю толщину врезался ему в кожу. Тогда я подошел к Веде. Она стянула свитер и глядела на аккуратную борозду, прочертившую верх ее бедра.

– Ничего, – сказала она. – Дай мне мокрую тряпку.

Пока я промывал и перевязывал рану, никто из нас не проронил ни слова. Я налил ей выпить и себе тоже.

– Ну ты даешь, – сказал я. – Единственный шанс, но нам ничего больше не оставалось. Меня бы он так близко не подпустил.

– Думаешь, он оставил записку?

– Я не знаю. Может, он блефует. Я не знаю.

Жилка снова задрожала на ее лице.

– Нам надо выяснить это.

– Какого черта нам теперь делать с ним, Веда? Все это означает только то, что нам нужно убираться отсюда.

– Ерунда; главное сейчас – записка.

– Да.

Я подошел к нему и как следует встряхнул. Некоторое время потребовалось на то, чтобы привести его в чувство. Похоже, я ударил его сильнее, чем следовало. Наконец он застонал. Еще через минуту он открыл глаза. Когда он увидел меня хлопочущим над собой, лицо его стало цвета грязной простыни.

– Все в порядке, Макс, – сказал я. – Ты сделал свой ход. Теперь наша очередь. Где ты живешь?

– Я не скажу!

– Нет, скажешь. Не хочется бить тебя, но ты скажешь. Нам нужно получить эту записку. Если мы получим ее, то продержим тебя здесь неделю или около того, а потом, когда шумиха уляжется, мы отпустим тебя на свободу.

– Я не скажу!

Я поднял его на ноги и начал бить, спрашивая перед каждым ударом, где он живет, и всякий раз он посылал меня ко всем чертям. Ему хватало мужества, и я не получал от этого процесса ни малейшего удовольствия. Через какое-то время он снова отключился. Плюнув со зла и растирая кулаки, я отошел в сторону и с отвращением посмотрел на него.

Веда стояла у стены, белая как мел.

– Ты тратишь время, Флойд.

Плеснув ему в лицо воды, я вернул его к жизни.

– Где ты живешь? – Я был готов снова приняться за дело.

Он пробубнил еще какие-то проклятия в мой адрес.

– Подожди! – сказала Веда.

Я отошел и повернулся к ней. Она подняла кочергу, и я видел, как она положила ее в огонь.

– Мы тратим время, – повторила она, и снова дикая улыбка мелькнула в уголках ее губ.

Мы смотрели на кочергу, пока она не раскалилась докрасна, и тогда она вытащила ее.

– Держи его, – сказала она.

– Послушай, Веда…

– Держи его!

Я сграбастал Макса, и он закричал. Со злобным оскалом она медленно двинулась к нам.

Он в ужасе замер. Глядя на происходящее через его плечо, я неожиданно ощутил в себе леденящую пустоту.

– Я скажу, – выдавил он вдруг, и его ноги подкосились, так что мне пришлось целиком принять его вес. Он жался ко мне. – Не трогайте меня. Четвертый дом по дороге в Альтадену, слева от вас, как въедете в город. Дом с белыми воротами. Записка под моей подушкой.

Она бросила кочергу и отвернулась. Я заметил, как дрожь пробежала по ее спине. Посадив его на стул, я поднял кочергу, которая уже начинала прожигать дыру в деревянном полу.

– Теперь я пойду, – сказал я.

– Да.

– Смотри за ним. Не дай ему ни малейшего шанса.

– Он будет здесь, когда ты вернешься. Поторопись, Флойд.

Я прикоснулся к ее плечу, но она отстранилась.

– Я быстро, детка. Не подходи к нему близко. Просто смотри за ним.

Я поднял его сорок пятый и засунул в карман, другой пистолет оставил на полке. В дверях я обернулся. Макс скорчился на своем стуле и смотрел на Веду, которая в свою очередь не спускала с него глаз.

Затем, вспомнив кое-что, я вернулся, открыл буфет и достал две бутылки виски. Макс всхлипнул, но я быстро прошел к двери, так и не взглянув на него.

Снаружи стояла звездная, прохладная ночь. Луна еще только выбиралась из-за холмов. На мгновение я остановился, потирая нывшие кулаки. Я думал об этом выражении лица Веды. Я не сомневался, что она прижгла бы его, если бы потребовалось. Одна эта мысль бросала меня в холодный пот. Пожав плечами, я быстро обошел лачугу и оказался у «бьюика».

Через двадцать минут быстрой езды я был у шоссе. Часы на приборной доске показывали десять двадцать, когда я остановился у дома с белыми воротами. Не то чтобы солидное местечко, но я и не ожидал обнаружить здесь дворец. Лунный свет заливал часть сада, ветхие ворота и решетку, похожую на гигантскую пилу, растерявшую половину своих зубьев. Я побоялся, что такие ворота рассыплются на кусочки, если к ним прикоснуться, так что осторожно проскользнул мимо и пошел по грязной дорожке, ведшей прямо к дверям. Через рваные шторы из лестничного окна на улицу пробивался яркий свет. Я поднялся по трем ступенькам, нащупал звонок и позвонил.

От запаха мусора и сырого тряпья, лезшего с заднего двора, я невольно поморщился. Я думал о Веде, которая сейчас одна там, посреди холмов, и о перекошенном от ужаса лице Макса. Я думал о «бьюике», торчащем на дороге. Если патрульная машина проедет мимо, копы узнают, что я здесь, бесшумно окружат дом и будут ждать меня. Но с этим я уже ничего не мог поделать. Это был как раз тот случай.

На лестнице зазвучали шаркающие шаги, и дверь открылась. Я никого не увидел, но по запаху джина, ударившему откуда-то из темноты, я понял, что она где-то здесь.

– Макс дома?

– Кто его спрашивает? – прозвучал глухой, сиплый голос.

– Меня зовут Декстер. Вы миссис Отис?

– Верно.

– Макс рассказывал мне о вас. Насколько я понял, он ищет работу. У меня есть предложение для него.

– Ну, его сейчас нет.

Я пытался разглядеть ее, но было слишком темно. Противно было врать этому голосу и не знать, кто его обладатель.

– Это плохо. Я специально пришел попозже, чтобы застать его. Когда он вернется?

– Не-зна. Может, скоро. Я-не-зна.

– Я плачу хорошие деньги. Он сказал, если подвернется что-нибудь, дать ему знать. Могу я подождать? Больше мне некогда.

– Я ложусь спать. – В голосе появилась неприветливая нотка. – Я-не-зна, когда он вернется.

– У меня пара бутылок скотча в машине. Время пролетит незаметно.

– Да? – Голос сразу оживился. – Ну, подумать только! Вы входите. В этом чертовом доме не осталось ни глотка. Макс всегда обещает принести бутылочку, но никогда не приносит. Вы входите, мистер.

– Я возьму скотч.

Я сошел со ступенек, миновал ворота, забрал бутылки и вернулся. Она открыла гостиную, и свет от керосинки просачивался в коридор. Я погрузился в ароматы грязи, тухлятины несвежих продуктов, кошек и нестираной одежды.

Мамаша Отис стояла за керосинкой и смотрела на меня блестящими черными глазами. Она была низенькая, толстая и грязная. Нос у нее был такой же сломанный, как и у Макса, но на этом сходство заканчивалось. Никакой печали в глазах, хотя они и были влажными. Прядь седых волос сползла ей на глаза, и она ловко отдула ее назад. Она запросто могла бы приколоть ее, но мне показалось, ей нравилось именно так дуть на нее.

– Присядем, – сказал я ей. – Это напиток аристократов. Так и должно быть – это сказано на этикетке.

Она захихикала и облизнулась. Макс назвал ее пьяницей, пьяницей-то она и была. Она извлекла пару грязных стаканов и налила себе столько, что с меня тут же сдуло бы шляпу, если бы я выпил это. Она не стала утруждать себя излишней вежливостью или беседами, и, когда я убедился, что, кроме двух бутылок, ее уже ничего не интересует, я стал заговаривать ей зубы и ждал только, чтобы она отрубилась.

Когда осталась всего половина второй бутылки, я начал уже сомневаться, достаточно ли прихватил с собой боеприпасов. Наконец, когда от всего скотча оставалось всего несколько глотков, она внезапно потеряла всякий интерес к происходящему. Я определил это только по тому, что она перестала без конца поднимать свой стакан. Теперь она сидела на стуле, глядя на меня пустыми глазами и отдувая седую челку.

Я поднялся и обошел вокруг комнаты, но взгляд ее оставался неподвижным. Решив, что теперь уже достаточно безопасно, я вышел в коридор и поднялся по лестнице. Наверху было только три комнаты. Одна из них принадлежала мамаше Отис. Это можно было определить по складу пустых бутылок в углу.

В следующей комнате, в которую я вошел, все было аккуратно и чисто, и по голубому костюму, висевшему с другой стороны двери, я решил, что это была комната Отиса. Под подушкой я обнаружил конверт. Сев на кровать и вскрыв его, я прочел, что он там понаписал про меня. Это было весьма трогательное послание. Там говорилось, что, если она читает эти строчки, значит, он мертв или попал в беду, и давал подробное описание того места, где его следует искать. Он несколько раз повторил о вознаграждении и как ей получить его. Он знал, что имеет дело с разумом, сокрушенным джином, и все написал так просто и понятно, как только смог. Он испещрил шесть страниц, чтобы наверняка вдолбить ей в голову, что она должна делать, и не дать Кейт – сестре, как я понял, – прикарманить деньги.

Прочитав письмо, я сжег его на месте и спустился по лестнице вниз. Мамаша Отис сидела на своем месте, уставившись пустыми глазами в противоположную стену. Она все продолжала отдувать свою непослушную прядку, иначе я бы заподозрил, что она мертва. Здоровый черный кот ходил вокруг, обнюхивая ее, словно запах виски являлся для него чем-то новым. Может, ему нравилось. Я не знаю. Он с упреком посмотрел на меня, и мне стало не по себе.

Я забрал две пустые бутылки, убедился, что ничего не оставил, и пошел к выходу.

В дверях я на мгновение замер, глядя на «бьюик», и моя рука потянулась к пистолету. У ворот стояла девушка. Мы в упор смотрели друг на друга. Как я понял, передо мной была Кейт. Затем, держа бутылки за спиной, я начал медленно спускаться.

– Вы что-то хотели? – спросила она, когда я подошел к воротам. Она была тонкой, бледной и плохо одетой, а сломанный нос сводил на нет любую возможность назвать ее красивой.

– Нет, уже нет, – сказал я. Показалось, что вместо меня заговорили ржавые ворота на ветру.

– Вы видели маму? – Она вздрогнула, произнеся это. – Это из-за Макса?

– Да. Я подыскал ему работу, но его нет. Передайте, что его спрашивал Фрэнк Декстер. Он знает.

Кот был уже здесь и терся о худые ноги девушки. Он по-прежнему укоризненно косился на меня.

– Его нет уже два дня, – сказала она, заламывая руки. – Я беспокоюсь. Не знаю, где он.

– Ваша мама сказала, что он должен вернуться сегодня вечером, но у меня нет времени ждать.

– Она совсем плоха. Не думаю, что она действительно знает это. Макс ушел два дня назад, и с тех пор мы его не видели. Не знаю, должна ли я идти в полицию.

Я открыл машину и бросил бутылки на сиденье так, чтобы она не заметила.

– Вам лучше самим решать, что делать. Я не знаю. Я только хотел предложить ему работу. – Я уже сел в машину. К тому времени, как она войдет в дом и увидит, что я сделал с ее матерью, я хотел быть так далеко отсюда, насколько это возможно.

– Возможно, лучше подождать еще день. Макс такой неуправляемый. Он может нарваться на неприятности. Мне не хочется, чтобы полиция… – Ее голос беспомощно затих.

– Правильно, – сказал я. – Подождите. Он может разозлиться на вас за это. – Я уже включил зажигание и передачу.

– Ну, до свидания.

Я наблюдал за ней в зеркало. Она стояла в лунном свете и смотрела мне вслед. Кот продолжал извиваться у ее ног. Я снова представил, как там Макс наверху, в этой лачуге, с окровавленным лицом, и как там Веда стережет его. Он действительно нарвался на неприятности. Перед тем как завернуть за угол, я снова посмотрел в зеркало. Девушка шла по дорожке к дому. Неожиданно мне стало противно.

Глава 14

Черные, рваные облака затянули луну, пока я ставил «бьюик» и шел по выжженной, грубой траве к лачуге. Всю дорогу из Альтадены я думал о Максе, не зная, что нам с ним теперь делать. Об этом я думал и теперь.

Вполне очевидным было бы продержать его здесь до тех пор, пока мы не сможем убраться отсюда: сейчас еще рано, но на следующей неделе будет вполне безопасно. Но пасти его здесь еще целую неделю в качестве заключенного будет не так просто. Мне придется постоянно торчать рядом с ним или связывать, а это не так легко, как кажется. Безопаснее всего в такой ситуации было бы отвезти его подальше и пустить пулю в лоб, но я не собирался делать этого. Я не собирался никого убивать. Даже если никто и не найдет его, а так, скорее всего, и будет, сейчас я пытался жить в мире с самим собой, и, хотя в прошлом я был не слишком разборчив в выборе своих поступков, теперь мои взгляды переменились. Я хотел попробовать подняться на несколько ступенек по своей лестнице, вместо того чтобы все так же падать вниз, и посмотреть, не понравится ли мне это. Я был уверен, что понравится.

В лачуге не было света, но это и понятно. Я потратил порядочно времени, затягивая окна старыми мешками. Любая искра ночью была бы видна отсюда за многие мили. Я бесшумно прошел к двери и остановился на мгновение, прислушиваясь. Затем я постучал.

– Веда?

Последовала короткая пауза, в течение которой я в деталях представил себе: а что, если Макс мог освободиться и одурачить Веду и сидел теперь по ту сторону двери с пистолетом в руке, готовый просверлить во мне дыру? Но дверь открылась, и я увидел Веду в неровном свете нашей лампы.

– Все хорошо, – сказал я и вошел, захлопнув дверь.

Макс сидел там, где я оставил его. Кровь запеклась на его лице. Он выглядел как жертва несчастного случая, ждущая в реанимации своей очереди, да только это не ко мне.

– Ты достал ее? – спросила Веда. Ее металлический голос загремел, как лист фольги.

– Я ее сжег. Проблемы?

– Нет.

Я подошел к Максу и глядел на него, покачиваясь на пятках, с руками в карманах и сбитой на затылок шляпой.

– У тебя был целый карман тузов, да ты спустил их все до единого, – сказал я ему. – И это готовит тебе некоторые затруднения.

Он пялился на меня своими мутными глазами. Испуг, уродливый, как сама смерть, перекосил его и так далекое от идеала лицо.