На что способны женщины Чейз Джеймс
– Будь естествен, – подсказала Веда, словно чувствуя мое замешательство. – Нечего волноваться.
– А кто сказал, что я волнуюсь? – Мои нервы так натянулись, что готовы были зазвенеть.
Фары «бьюика» выдернули из тьмы кучку людей, стоявших посередине дороги. Я не увидел среди них ни полицейских, ни военных, и холодный пот покатился по моей спине. Выглядели они внушительно.
– Осторожнее, – сказал я, сползая чуть вниз и нащупывая съемную панель под своими ногами.
– Только не начинай ничего, – отчаянно зашептала она. – Пожалуйста, Флойд…
Я высвободил рукоятку пистолета и выпрямился.
– Мне не нравится их вид, – сказал я одним краешком рта.
Когда «бьюик» остановился, к нам подошел самый жирный из них с красным фонарем в руках, в грязном разодранном комбинезоне. Четверо других, жадно поблескивая глазами, направили нам свои ружья в лобовое стекло. Все они тоже были одеты в рабочие комбинезоны. Похоже, шахтеры.
– Стачка или как? – спросил я, высунувшись из окна. – Как прикажете понимать?
– Вылезайте, – рявкнул толстяк, – да поживее!
– Делай, что он говорит, – шепнула Веда. – Не нужно бесить их.
– Ничего подобного, – ответил я. – Снаружи они смогут сделать с нами все, что захотят. Здесь безопаснее. – И я еще сильнее высунулся из окна. – Какие проблемы?
Кто-то осветил нас прожектором.
– Брось его, Джад, – сказал чей-то голос. – Этот придурок темный.
Толстяк ощерился. Он подошел еще ближе, и я почувствовал, что от него несет перегаром.
– Вылезай, когда я говорю тебе, – зарычал он и ткнул мне в лицо свою винтовку.
Я услышал, как раскрылась дверь со стороны Веды, и обернулся. Она уже выскользнула и стояла теперь на дороге. Выругавшись про себя, я отщелкнул приставку под приборной доской и обхватил пальцами холодный металлический предмет. Незаметно я вынул его и опустил в карман, потом открыл дверь и вышел из машины.
Толстый вытолкнул меня в свет фар.
– Смотри за ним, – сказал он малышу с крысиной мордочкой.
Все они замерли и только и пялились на улыбавшуюся им Веду. Малыш держал меня на мушке.
– Мы ловим убийцу Бретта, – сказал мне толстый. – Откуда нам знать, что это не ты? – Говоря, он не сводил с Веды глаз.
– У вас же есть его описание, так? – сказал я и засмеялся, как бы оценив его шутку.
– О\'кей, так ты не Джексон, – ответил он. – Так что нам не получить за тебя тридцать кусков, но нам-то нравится эта ночка. Ты – третий крендель с дамой, которого мы останавливаем. Не возражаешь, если мы немного поразвлечемся с твоей подружкой, а, приятель?
– На твоем месте я бы не начинал ничего такого, чего не сумею закончить, – сказал я.
– Хо! Хо! – Толстяк хлопнул себя по бедрам. – Великолепно! Так вот тебе лучше ничего и не начинать. Если он дернется, Тим, высадишь в него оба ствола.
– Точно, – посмеиваясь, отозвался крысеныш.
Толстяк направился к Веде.
– Привет, сладенькая, – сказал он. – Мы с тобой немного прогуляемся.
Веда твердо смотрела на него.
– Зачем? – холодно спросила она.
– Это секрет, – ответил толстяк. – Но скоро ты узнаешь. – Он схватил ее за майку.
Она не пыталась вырваться, только все так же смотрела на него.
– Идем, – сказал он.
– Постой! – крикнул я. – Оставь ее.
Дуло винтовки больно ткнулось мне в грудь.
Толстяк поднял Веду за майку и потащил ее в кусты. Она не сопротивлялась и не кричала. Остальные повернулись вслед за ними. Крысеныш передо мной начал подрагивать. Он твердо не спускал с меня убийственного взгляда, но неожиданно Веда вскрикнула, и он, не выдержав, обернулся через плечо. Только этого шанса я и дожидался. Дернувшись в сторону, одновременно с выстрелом винтовки я бросился вперед и раскрошил кулаком его маленькое перекошенное личико. В другой руке у меня уже была граната, и я выдернул кольцо.
Еще один успел выстрелить в меня. Я почувствовал ветерок от пули, просвистевшей у щеки. В следующую секунду я швырнул гранату в сторону от всех и прыгнул сам за машину. Ночь разорвалась от потрясшего ее грохота, и всем телом я почувствовал, как вздрогнула машина. В глазах еще не померкла вспышка белого света, а я уже был на ногах и мчался туда, где только что кричала Веда. Граната вышибла из этих упырей всю дурь сразу. С воплями они бросились врассыпную, и через мгновение вокруг уже никого не было.
Веду и толстого я обнаружил в кустах. Держа ее перед собой, он удивленно оглядывался на машину. Он был так ошарашен взрывом, что без звука позволил мне вытащить Веду из его рук.
– Что это было? – спросил он. – Это ты устроил?
Я молча ударил кулаком в середину его жирной хари, а когда он откинулся, подхватил его винтовку и прикладом сбил его с ног.
– Нет! – крикнула Веда и схватила меня за руку. – Ты не должен!
Я попытался оттолкнуть ее, но она прочно вцепилась в меня. Кровь бросилась мне в голову, я все хотел освободиться, но она так меня и не отпустила. Еще через миг я уже взял себя в руки.
– Все хорошо, детка, – сказал я наконец, и только тогда она отошла от меня.
Толстяк неподвижно валялся на земле. Он дышал, но не более того.
– Идем, – выдохнула Веда. – Быстрее, Флойд! Пожалуйста…
Она собрала в охапку свою разбросанную одежду, и тогда я взял ее на руки и отнес в машину. Все это заняло не более десяти минут.
– Ты в порядке? – спросил я, трогаясь.
– Не говори со мной пока, – сказала она. – Мне нужно прийти в себя. Какие же сволочи мужчины!
Она тихо заплакала. Я не оглядывался на нее, просто ехал вперед и тихо ругался. Через некоторое время она справилась с собой, оделась и закурила.
– Все хорошо, Флойд. Ну о чем ты думал? Ну что бы это значило? Теперь нам нельзя в Пасадину.
– Что ты имеешь в виду?
– Бомба… они позвонят в Пасадину, чтобы нас задержали. Полиции захочется поглядеть на парня, который возит с собой гранаты.
На мгновение я задумался. Конечно, она была права.
– Хорошо, это была ошибка, но что же еще мне оставалось делать?
– Тебе следовало подумать своей головой. Они бы не убили меня.
Я знал, что сама она думала по-другому.
– Хорошо, я должен был подумать своей головой. Значит, мы не едем через Пасадину.
Она раскрыла карту. Руки ее по-прежнему тряслись.
– Мы сделаем крюк через Альтадену и вниз через Монровию.
– Именно так. – Я обнял ее одной рукой и прижал к себе.
– Я рада, что ты потерял свою голову, – тихо прошептала она.
Проехав еще добрую половину мили, я неожиданно сказал:
– Включи радио. На десятку – это дорожная полиция, они связываются со своими машинами. Надо послушать, как у них продвигаются дела.
Ее уже вполне твердая рука потянулась к переключателю и покрутила ручку настройки. Радио зажужжало и обратилось к жизни.
По дороге мы выслушали кучу брехни относительно дорожного происшествия на бульваре Сансет. Спустя минуту появилась другая новость – бандит захватил заправочную станцию.
– Про нас ничего, – прокомментировал я. – Значит, нас ждет Альтадена. Судя по всему, никаких встреч там нам не готовится. Думаю, нас даже не остановят.
И тут снова залаял в динамике механический голос:
«Дорожной полиции – Полиция Лос-Анджелеса. Внимание всем машинам. Повтор по убийству Бретта. Искать черный «бьюик-роадмастер», предположительно средство передвижения Флойда Джексона. – Далее последовали наши номера и подробное описание. – Водитель может являться Флойдом Джексоном, разыскивающимся по делу убийства Линдсея Бретта. С ним стройная темноволосая девушка в брюках и майке. В последний раз машину видели по дороге в Пасадину. Ждите поступления новейшей информации».
Никто из нас не проронил ни слова. Мы все так же ехали вперед. По крайней мере, никто не ждал в Альтадене Флойда Джексона. Здесь это никого не интересовало. Мы двигались по главной улице на скорости двадцать пять миль в час. Времени было десять двадцать, и на освещенной дороге нам встретилось всего несколько машин и прохожих. Никто из людей не нес оружия. Никто из них даже не обернулся на нас.
Мы напряженно ждали очередного включения. Радио продолжало издавать нечленораздельные звуки. Я думал о том, как в это же самое время полчища колов, затаившись в своих машинах, вместе с нами вслушивались в эти самые звуки, только и ожидая «поступления новейшей информации», чтобы обрушиться на нас. Я стиснул руль так, что руки неожиданно заболели от такого усилия. В свете пробегающих уличных фонарей я украдкой поглядывал на профиль Веды. Она была бледна и настороженна.
«Внимание всем машинам… внимание всем машинам. Убийство Бретта. Лица, разыскивающиеся для дачи показаний: номер один – Джон Ракс, возможно являющийся Флойдом Джексоном. Приметы: шесть футов один дюйм, сто восемь фунтов, около тридцати трех лет, темные волосы, возможно окрашенные, загорелый, крепкого телосложения; одет в светло-серый костюм и легкую серую шляпу. Номер два – Веда Ракс. Приметы: пять футов шесть дюймов, сто двадцать фунтов, около двадцати четырех лет, темные волосы, голубые глаза, одета в черные брюки и темно-красную майку. Направлялись в Пасадину, но, возможно, переменили маршрут. Особое внимание всем машинам на шоссе 2, 66, 70 и 99. Не упускать ни малейшей возможности. В последний раз Ракс преодолел заслон, воспользовавшись, вероятно, ручной гранатой. Перехватившим машинам задержать Ракса до выяснения обстоятельств. Все».
Я ударил по тормозам, выбил передачу и резко остановился.
– Ну, вот так, Веда. Теперь и ты посреди болота.
– Они умны, правда? – сказала она тихим, натянутым голосом. – Не думаю, чтобы они подумали на нас, если бы ты не уронил ту гранату.
Мой голос дрожал.
– Мы спустимся с холмов. Больше нам ничего не остается делать. – Я положил свою ладонь на ее руку. – Нельзя бояться. Я не дам им прикоснуться к тебе.
Пустые, бессмысленные слова, но, кажется, они успокоили ее.
– Я не боюсь. Поехали вниз. Они не догадаются искать нас там.
Я снова завел машину, и мы сменили свою асфальтовую дорогу на грунт.
У подножия холмов было темно, как под шляпой, и безмолвно. Я понятия не имел, куда нам теперь ехать или что мы должны делать: вообще без перспектив. Я все думал о полчищах крепких копов с пушками, прочесывавших на машинах все окрестности. Если они меня схватят, то, сколько бы я ни говорил, ничто не спасет меня. Все, конечно, будет по закону и займет некоторое время, но в конце они все равно убьют меня. Если они меня схватят…
Я обнял Веду.
– Мы победим, детка, – сказал я. – Может, они хитры, да мы хитрее. Увидишь: мы победим.
Снова пустые слова.
Глава 12
Разбудил меня запах кофе. Было все еще темно, холодный ветер обдувал лицо.
Веда хозяйничала над примусом. Синеватые язычки пламени освещали ее суровое, задумчивое лицо; она казалась сосредоточенной на собственных размышлениях. Ей, как никогда, шли ее желтые брюки и толстый свитер. Волосы были завязаны сзади красной тесемкой.
– Вот это хороший запах, – сказал я, зевнул и сбросил с себя одеяло. На часах было чуть больше пяти. – Ты не спала?
Она подняла глаза и улыбнулась. Суровость исчезла.
– Я замерзла. Будешь кофе?
– Угадала.
Разливая кофе, она снова заговорила:
– Я послушала радио. Они думают, мы едем к мексиканской границе.
– Да? Что ж, логично.
Она улыбалась, подавая мне кружку, но в глазах ее оставалась тревога.
– Они поставили заслоны по всем главным дорогам. Говорят, что нам не прорваться.
– Может, нам лучше расстаться с мечтами о Тихуане?
– Да.
Я медленно пил кофе. Никто на свете не сказал бы мне, куда теперь.
– Мы поедем на север, – подсказала она, словно читая мои мысли. – Нельзя ночевать под открытым небом.
– Может, они только этого и ждут. Они могут и блефовать относительно Мексики. Редферн не дурак. – Я встал. – Дай я все обдумаю. Мне нужно побриться и умыться. Дай мне немного времени.
Собрав свой прибор для бритья, я двинулся в сторону небольшого ручья, у которого мы остановились. Вода в нем оказалась очень холодной и жесткой, и хуже, чем в этот раз, я в своей жизни еще не брился. Когда я вернулся, Веда уже готовила бекон.
– Идея только оставаться там, где мы есть, – сказал я, подходя ближе. – В былые времена любители посидеть под луной вовсю использовали эти холмы. Где-нибудь здесь мы можем найти шалаш, или навес, или еще что-нибудь – надо только поискать. Они просто устанут искать нас, если мы укроемся здесь. Дадим им неделю, и они успокоятся. Поживем тут, пока все не уляжется. Кроме того, мне нужно отрастить усы. Думаю, мы можем побыть здесь.
Она только кивнула:
– Да.
Теперь, когда у нас появился хоть какой-то план, она наконец расслабилась, и тревожность исчезла из ее взгляда. Во время завтрака я рассказывал ей о любителях лунного света и как они скрывали свои прибежища в этих холмах и спускались в город исключительно на телегах, запряженных лошадьми.
– Вокруг нас просто куча таких тайников. Мы запросто подберем себе что-нибудь подходящее.
Когда мы уже мыли в ручье посуду, я сказал:
– Я проснулся ночью и думал. Мне впервые представился шанс поразмыслить над всем этим. Я слишком нервничал до этого: я никогда еще так не нервничал.
– О чем ты думал?
– Я задумался над тем, кто же убил Бретта.
– Ну зачем ты… – Слова уже выпрыгнули из ее рта до того, как она смогла их остановить. В следующий миг она прижала ладонь ко рту и побледнела.
– Что ты хотела сказать? – заявил я, глядя на нее. – Ты же не думаешь, что это я убил его, ведь нет, Веда? Я же рассказал тебе, как все было.
– Да. Я знаю. Не знаю, почему я сказала это. Я не это имела в виду. Прости меня, Флойд.
– Что? Что ты несешь?
– Ничего. Я сказала, что не это имела в виду. Прости меня. Пожалуйста, забудем об этом.
Она все время отводила глаза, и от этого холод побежал по моей спине.
– Так ты думаешь, я убил его! О, черт! Ты же об этом думаешь, да?
Она схватила мои руки и прижалась ко мне.
– Меня это не волнует, если даже это и так! – закричала она. – Меня это не волнует. Я только хочу быть с тобой. Больше ничего!
– С ума сойти, Веда. Так ты все это время думала, что я убил его?
– Меня это не волнует. – Она отошла в сторону. – Ну хорошо, ты не убивал его. Говорю же, мне это без разницы.
Она заплакала.
– А теперь послушай, детка, ты должна поверить мне. Его убили, пока я искал пудреницу. Я был на статуе, когда прозвучал выстрел. Я пришел туда. Он сидел за своим столом. Пистолет лежал перед ним. Вот как все было. Ты должна поверить мне!
– Конечно, дорогой. – Она смахивала слезы. – Конечно, – говорила она мне как ребенку, утверждавшему, что он только что видел привидение.
– Это безумие. Если ты не веришь мне – тогда понятно, насколько плохи мои дела.
– Но я верю тебе. Не начинай сначала, дорогой. Пожалуйста… уже светает. Нам нужно двигаться.
– Если ты думаешь, что я убил Бретта, какого же черта ты поехала со мной? – орал я на нее.
– Для меня не имеет значения, что ты сделал или сделаешь. Я ничего не могу с этим поделать. Меня это не интересует. Ты для меня – все.
Я схватился за голову:
– О\'кей, значит, я для тебя – все. Отлично. Но я не убивал Бретта.
– Хорошо, дорогой.
Я смотрел, как она относит и убирает посуду. Единственное, что я знал, – что она все равно не верит мне. Она думает, что я пришел туда и пристрелил Бретта и врал ей, рассказывая, что произошло. Может, и Мик думал то же самое.
Я подошел к ней, когда она садилась в машину.
– Послушай, Веда, я дам тебе вескую причину понять, что я не убивал Бретта. Я же пришел туда, чтобы забрать двадцать пять тысяч долларов, – помнишь? Ну, так я же не получил их. Думаешь, я откажусь от таких денег ради удовольствия пристрелить его?
– Он должен был приготовить их для тебя. Никто не упоминал об этом. Не думаешь, что их украли?
Я отшатнулся. Словно пропустил в лицо хороший удар.
– Точно! – воскликнул я. – Вот почему его убили! Кто-то узнал, что он собирается расплатиться со мной, и приложил его!
– Да, – сказала она, но по-прежнему не взглянула на меня.
Оторопев, я не понял, затем схватил ее и встряхнул как следует.
– Так ты думаешь, я взял их? Ты думаешь, я пришел туда и убил Бретта, чтобы у меня были и деньги, и клинок? Так?
– Пожалуйста, дорогой… Мне больно.
И тогда меня осенило.
– Гормэн! – закричал я. – Он знал. Я сказал ему! Он знал, что я отправляюсь туда. Он знал, что Бретт заплатит мне двадцать пять штук. Я сказал ему, как последний идиот. Он мог это устроить. Он пришел туда и пристрелил Бретта, зная, что я поблизости, чтобы сесть за решетку. Это был Гормэн!
Ее неожиданно захватило мое возбуждение, и она сама уже не отпускала меня.
– О, дорогой, скажи мне, что ты не делал этого. Нет, не делал! Я вижу теперь, что не делал. Какой дурой я была! Я думала – уже не важно, что я думала! Я так волновалась. Прости меня, дорогой. Пожалуйста, прости меня.
– Не за что просить прощения, – ответил я и прижал ее к себе. – Это был Гормэн. Это должен был быть Гормэн.
– Мы поговорим в пути. Нам нужно ехать, Флойд. Посмотри, уже почти светло.
– Гормэн, – повторял я уже самому себе, продвигаясь по дороге, представлявшей собой две колеи. – Все сходится. Что ты знаешь о нем, Веда? Он нуждался в деньгах?
– Иногда. Он играл. Бойд часто выручал его.
– Давай попробуем обмозговать это. Мы знаем, что Бойд хорошо платил ему за то, чтобы он молчал насчет клинка. Смотри, могло быть так: когда я велел ему забрать у Бойда клинок, Бойд мог потребовать свои деньги назад. Клиент опасный, а к тому времени Гормэну, возможно, уже нечего было возвращать. Он мог уже их потратить. Он предложил мне поделить двадцать пять тысяч, которые Бретт обещал мне, но я не согласился. Он был в отчаянии и нашел шанс получить все двадцать пять тысяч, свалив убийство на меня, поехал туда, пристрелил Бретта и забрал деньги до того, как на сцене появился я.
– Ему пришлось поторопиться.
– У меня заняло три минуты, чтобы слезть с птицы, подняться по ступенькам и пройти по террасе. Он мог бы успеть, если деньги были на столе.
– Да, но нам-то что с этого? – горько напомнила она. – Мы ничего не можем сделать. Никто не поверит нам.
– Искать, всегда искать. Это по моей части. Если я сумею доказать, что Гормэн убил Бретта, я чист. И именно это я и собираюсь сделать.
– Но как? Ты не можешь вернуться туда.
– Через пару недель шумиха уляжется. Тогда я вернусь.
– Но ты не можешь загадывать, Флойд. Мы не знаем, что случится за эту пару недель.
Конечно, она была права.
Солнце уже взошло над холмами, когда мы увидели лачугу. Если бы мы не присматривались к окружающим нас дебрям, мы бы не заметили ее. Запрятанная за деревьями, она представляла собой неплохое убежище в миле от дороги.
– Вот! – воскликнула Веда. – Если там никого нет, это просто идеально!
Я остановил машину и вышел.
– Подожди здесь. Я осмотрюсь.
– Возьми оружие, Флойд.
– По-твоему, я кто – гангстер? – ответил я, но послушался.
Лачужка была пуста и выглядела так, словно нога человека не ступала в нее несколько лет. Это ее нисколько не портило. Она была защищена от воды и ветра, и все, что надо было сделать, так это вымести пыль. Сзади нашелся большой навес, под которым все же отыскались следы цивилизации: жаровня, стогаллоновая канистра и рядок сгнивших кадушек.
Я махнул Веде, и она подвела машину.
Мы вместе исследовали лачугу.
– Идеально, – возбужденно объявила она. – Они никогда не подумают искать нас здесь. Мы в безопасности, дорогой. Я уверена, теперь мы в безопасности.
На то, чтобы обжиться в нашем новом жилье, ушло не больше двух дней. Мытье полов, уборка, починка скамеек, плита и рубка дров – все эти хлопоты помогли нам забыть на время о Бретте. Мы даже не слушали радио.
Но на второй вечер в лачуге, когда мы сидели в сумерках и смотрели, как солнце спускается за холмы, Веда вдруг сказала:
– Включи радио, Флойд. Мы живем с тобой в раю для дураков.
– Похоже на отпуск. Но ты права. Похоже, ты всегда права.
Я прошел под навес, где мы спрятали «бьюик», принес радио и поставил его на деревянный ящик между нами. Я настроил его на полицейскую частоту, и добрых полчаса мы слушали в эфире всякую чушь, никаким боком нас не касавшуюся. Потом я переключил на станцию в Сан-Луис-Бич, и следующие полчаса мы уже слушали танцевальные мелодии из казино – и все так же ни слова о нас.
– Что ж, не выключай, – сказала Веда. – Я приготовлю ужин.
Я все сидел и слушал, пока она поднялась и прошла в дом. Всякий раз, как музыка останавливалась, я напрягался и думал: «Вот оно. Вот они прерывают свои передачи». Но они не делали этого. Они все по-прежнему продолжали крутить горячие мелодии, словно Флойда Джексона и не существовало вовсе.
Мы уже поужинали, а радио все игнорировало нас.
– Видишь, они забыли про нас, – сказал я. – Они потеряли к нам всякий интерес, как я и говорил. Могу поспорить, что если бы мы купили сегодняшнюю газету, то не нашли бы в ней ни малейшего упоминания о нас.
– Удивительно, – сказала она, собрала тарелки и снова скрылась в лачуге.
Снаружи сидеть было уже слишком темно, так что я принес радио в дом и закрылся на ночь. Веда развела огонь. По ночам на такой высоте было довольно холодно, да и с моря тянул сырой ветер. Она пристроилась на коленях перед огнем, я сел за ней. Внутри у нас царил уют, и, глядя на нее теперь, на то, как свет от пламени играет на ее лице, я неожиданно впервые в жизни почувствовал себя полностью умиротворенным.
Это было странное чувство, и оно удивило меня. Я все время кружился, делал дела; лгал, обманывал, хитрил, добывал и терял деньги, играл с огнем. Так было всегда – с тех пор, как я помнил себя. За тридцать с лишним лет в жизни набирается уже много вех, и большую часть из них лучше забыть. Вехи, отмечающие все то, что я делал, видел, любил и ненавидел. Темных пятен больше, чем светлых. Лица из прошлого: давно забытые лица, неожиданно всплывающие из темноты и напоминающие мне кто о чем: очередная темная история, или нарушенное обещание, или что-то еще – словно листаешь страницы запретной книги. Шантаж, легкие деньги, слишком много выпивки, пробивание себе дороги из неприятностей. Самооправдание своих поступков, не важно, насколько честных. Эгоизм. Женщины – всегда вне фокуса, всегда безликие; смех, нервная сигарета, длинные, узкие ноги, разорванное платье, неуловимый парфюм, родинка полумесяцем, ногти, впивающиеся мне в плечи, белая кожа и волосы: светлые, темные, рыжие, серебристые. «Ты же всегда был падок на баб». Скорее ближе к тридцати, чем к двадцати, блондинка, страстная и нетерпеливая. «Есть вещи, которые человек делать не должен. Он не должен брать денег с женщин». Удивляясь, когда она верила мне. Незаметно ухмыляясь, когда нет. Это не трудно, когда кладешь в карман живые деньги. Темное пятно.
«Это последнее. Гад, больше ты ничего не получишь от меня! – Еврейка роется грязными руками в своем меховом пальто. – Тридцать долларов… я граблю себя». Поэтичное правосудие, как все это представлялось тогда; презренное деяние, как это видится теперь. Пустые карманы. Тяжелая привычка к курению и выпивке. Шантаж. «Это письмо… некоторые издержки, конечно. Я же не могу работать за так». И теперь еще убийство. Каждая новая ступень ведет вниз и никогда наверх. «Пристрелите его, как бешеную собаку». Убийство. «Внимание всем машинам… задержать до выяснения обстоятельств». Удивленный взгляд в мертвых и пустых глазах; маленькая синяя дырочка в центре лба. «Если они поймают тебя, они тебя убьют». И Веда. «Меня это не интересует. Ты для меня – все». Светлое пятно.
Это было действительно странное чувство.
Вдруг Веда сказала:
– У нас заканчивается еда.
Ее голос поразил меня, словно в темной комнате неожиданно включили свет.
– Что ты говоришь?
– У нас заканчивается еда.
Об этом я не подумал. Я много о чем не подумал с тех пор, как мы остались вдвоем. Когда она заговорила, ко мне снова вернулось тяжелое ощущение преследования. Рай для дураков, как она сказала. Действительно, дурацкий рай.
– Завтра я иду в Альтадену, – продолжила она, поднимая руки над огнем.
– Нет, – сказал я. – Я пойду.
Она улыбнулась мне через плечо:
– Перестань. Они не обратят на меня внимания. Я только девушка при тебе. А одна я их не заинтересую. Можешь довезти меня до конца грунтовой дороги, а дальше я дойду сама. Оттуда до дороги на Альтадену не больше трех миль. А там меня подбросят.
– Нет, – ответил я.
Мы спорили в том же духе, затем она поднялась и объявила, что идет спать.
– Ты не идешь завтра в Альтадену, – говорил я ей.
– Я иду спать.
На следующее утро я попросил ее составить список того, что нам было необходимо.
– Я только нарублю дров и тогда схожу. Здесь не о чем беспокоиться.
А когда я вернулся с хворостом, ее уже не было. Она забрала «бьюик» и оставила мне записку на столе. Там говорилось, что она вернется так скоро, как только сможет, и чтобы я не беспокоился, и что она любит меня.
Вот тогда я понял, как много она значила для меня, и бросился ей вслед. Но через три мили вниз по колее я вынужден был сдаться. Я знал, что от появления в Альтадене вместе со мной ей будет только хуже. Я также знал, что ее шансы в одиночестве добраться до Альтадены и вернуться были не так уж плохи. Вернувшись к лачуге, я сел и стал ждать. Это был самый длинный день в моей жизни, и, когда солнце начало спускаться за холмы, а она все не возвращалась, я был готов лезть на стену.